Текст книги "Цветы и сталь (СИ)"

Автор книги: Петр Никонов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 15 страниц)

Глава XXI.

Сначала они бежали. Бежали изо всех сил, едва смотря перед собой. Бежали, зная, что их преследуют. Бежали, задыхаясь, спотыкаясь и хрипя. Бежали, не оглядываясь, спасая свою жизнь, зная, что те, кто их преследуют, несут им неминуемую смерть.

Где-то через час такого бега они выдохлись окончательно. Ноги заплетались и не слушались, им едва удавалось их переставлять силой воли и силой страха. В груди болело. Дыхание их стало неглубоким, истерически быстрым, хриплым и неровным. Болело в правом боку. Болело нестерпимо, закрывая обжигающей болью зрение, и так почти бесполезное в полной темноте. То и дело кто-то из них падал, спотыкаясь о корни или натыкаясь на ствол дерева. Вставал, с хрипом бежал из последних сил, пытаясь догнать остальных, которые и не думали ждать отставших.

Наконец, они остановились. Почти сразу же упали в низкую поросль кустов подлеска и гнилую прошлогоднюю листву. Лежали, тяжело дыша и напряженно вслушиваясь в звуки ночного леса, испуганно вздрагивая от каждого шороха. Лес больше не был им другом, каким был всегда, этот лес был страшным и смертельно опасным для них.

Минут через пять они встали и пошли дальше. Шли быстрым шагом, так как бежать уже не могли. Путь на восток был для них закрыт. На юге и севере их наверняка ждали. Они двигались на запад, надеясь, что это направление станет неожиданным для их преследователей.

Они прошли еще два часа при свете звезд и уже низкого серпа растущего месяца. Вышли из леса они вскоре после той короткой передышки после бега. Теперь пробирались между холмов, через траву, кусты и уже подросшие стебли пшеницы, овса и ржи на крестьянских полях. Старались держаться подальше от деревень, где их могли легко заметить и поднять тревогу.

Наконец, поняли, что у них не хватит сил дойти до западной границы баронства до рассвета. Они осознали, что идут всё медленнее. Не хватало ни дыхания, ни сил в ногах, ни силы воли. Даже страх уже не помогал. Ими постепенно овладевало безразличие и апатия. Еще немного и они бы рухнули прямо здесь, среди холмов и полей, и остались бы тут, безразлично ожидая своих преследователей своими хладными телами с кинжалами dimuniadelaf в горлах.

Им повезло. Они наткнулись совершенно случайно, совсем на исходе сил, на одинокий хутор, принадлежащий, вероятно, семье вполне обеспеченного, но нелюдимого крестьянина. Вокруг не было других хозяйств. Только один большой хозяйский дом, амбар и баня. От коновязи под навесом рядом с амбаром раздалось негромкое ржание, которое для них в этот момент было лучше всей вычурной многоголосой музыки их народа. Приблизившись к навесу, они обрадовались еще больше, увидев рядом с лошадьми распряженную телегу.

Они осторожно подобрались к навесу. Из трех привязанных к коновязи выбрали серую в яблоках крепкую лошадку, отвязали ее и запрягли в телегу. Закинули на телегу несколько стоявших здесь же мешков с сеном и овсом. Трое залезли в телегу, легли на дно бок о бок. Оставшиеся двое накрыли их пустыми мешками и аккуратно положили сверху мешки с фуражом. Потом залезли на козлы, накинув на головы капюшоны тонких серых шерстяных плащей, и телега тронулась по узенькой дорожке, ведущей от хутора к северной дороге, проходящей через весь Флернох от пограничной заставы на мосту через Морайне до западной границы баронства. Никто из хозяев хутора не проснулся и не вышел остановить конокрадов. А может, и проснулся, но благоразумно решил, что встречаться ночью с пятерыми вооруженными преступниками не является разумной идеей.

Выехав на северную дорогу, они продолжили путь на запад. Серая лошадка, хоть и крестьянская, рысила довольно резво. Они облегченно успокаивались, чувствуя, как расслабляются мышцы их ног, спин и животов. На востоке небо уже светлело в преддверии раннего летнего рассвета, но они надеялись всё-таки добраться до западной границы баронства и покинуть Флернох до того, как рассветет окончательно.

***

Им почти удалось. До границы баронства оставалась всего пара километров. Седая негустая дымка плавала над окрестными полями и лугами в низинах, постепенно окрашиваясь розовыми красками первых лучей утреннего солнца, светивших беглецам в спины. Трава на холмах блестела и переливалась розовыми оттенками, когда рассветное солнце играло с утренней росой. Проснулись и начали щебетать полевые птицы. Беглецы уже расслабились и были готовы вздохнуть с облегчением.

Почти. Дорога, по которой ехала телега, завернув налево за крутой склон очередного холма, уперлась в бревно, поваленное поперек дороги, за которым стояли шесть фигур, завернутых в плотные шерстяные плащи с гербом Империи. Резко натянув поводья, возница остановил телегу. Никто не проронил ни слова. Один из солдат, стоявших за бревном, пошел к телеге. Его шаги по утоптанному песку дороги звучали в утренней тишине как-то особо громко, заставляя сердца беглецов стучаться в груди быстро и гулко.

– Прощения просим, господа селяне, – сказал солдат, подходя к телеге – Приказ вышел такой, сегодня проверять все телеги. Куда путь держите?

Не дожидаясь ответа, он пошел вокруг телеги, внимательно осматривая поклажу.

– В Ламрах, – коротко произнес тот, кто держал поводья, голос был мужским, но высоким, как у подростка – На рынок.

– В Ламрахе хорошо, – согласился солдат – А откуда сами будете?

– Отсюда, – после недолгого молчания ответил возница.

Неожиданно солдат скинул с телеги один тюков с сеном и рванул ткань пустого мешка, лежащего под ним, на себя. На него из под сорванной ткани уставились расширенные от испуга глаза, узко сидящие на вытянутом альвийском лице. Это было последнее, что увидел солдат в своей жизни, так как в следующее мгновение альв, лежащий в телеге, ударил его острием сабли снизу вверх в шею, пробивая основание черепа и втыкая саблю в мозг солдата.

Возница и сидящая с ним рядом фигура рванулись вперед, спрыгивая с телеги, в прыжке доставая свои сабли. Лежащие на дне телеги альвы судорожно скидывали с себя мешки и пытались выбраться из телеги.

Двое солдат, стоявших за бревном, умерли сразу, от первых жестоких ударов сабель, не успев достать мечи. Однако дальше у беглецов дело пошло не так ладно. Они оказались вдвоем против троих. Причем, один из этих троих явно был опытным воякой, видимо, сержантом. Он уклонился от удара второго альва, спрыгнувшего с козел, скользнул тяжелым мечом по сабле, пригибая ее вниз, и резко отпрыгнул назад, увеличивая расстояние и не давая альву сразу пойти в контратаку.

У возницы дела обстояли не лучше, так как он схватился сразу с двумя противниками. Ему пришлось уйти в глухую оборону, уклоняясь от двух мечей и блокируя их удары. На контратаку не оставалось сил, сказывалась бессонная ночь, долгий бег и вызванное всем этим изнеможение.

Трое альвов, наконец, выбравшихся из телеги, рванулись на помощь своим товарищам, но первый из них сразу же упал на колени, резко остановленный на бегу стрелой, выпущенной со склона холма и воткнувшейся альву в грудь. Через мгновение к этой стреле присоединилась и вторая, которая, вонзившись глубоко в горло альва, повалила его назад, оставляя его хрипящего и захлебывающегося кровью на песке дороги.

Возница устал. Он услышал крики по сторонам и отвлекся на них буквально на тысячную долю секунды. Этого хватило одному из солдат, чтобы дотянуться до его левого плеча сильным ударом меча. Когда же возница от этого удара чуть развернулся влево, потеряв контроль над ситуацией, второй его противник сильным ударом меча сверху вниз разнес вознице череп.

Альв, который сражался с сержантом, был вынужден упасть на колени и перекатиться по земле, чтобы уйти от наступавшего противника. Капюшон плаща слетел с головы альва и длинные светлые волосы, не альва, альвийки, рассыпались по плечам.

Со склона холма к месту схватки бежали, крича, еще пятеро имперских солдат. Альвийка, оглянувшись по сторонам, еще раз перекатилась по земле, уклоняясь от очередной атаки сержанта, вскочила и тяжело побежала, пригибаясь и спотыкаясь, обратно по дороге, на восток. Двое оставшихся у телеги альвов побежали за ней. Их не преследовали.

Сержант что-то крикнул солдатам на холме и махнул рукой. Один из солдат побежал на вершину холма, где еще с вечера были сложены облитые горючим маслом дрова и приготовлены факелы, зажигаемые один от другого, без перерыва. Факелы были спрятаны в выкопанную в земле ямку, чтобы свет огня не был виден от подножия холма. Солдат схватил горящий факел, поднес его к дровам, и высокий костер вспыхнул ярким пламенем, создавая, при этом, столб черного, хорошо видного в рассветном свете, дыма.

Через несколько секунд, на одном из холмов к юго-востоку загорелся такой же костер. А потом, еще дальше, следующий.

***

Гленард сидел на мешке с сеном на стене замка. Он просидел здесь всю ночь, вернувшись из лагеря альвов, мрачно размышляя о том, чего в его жизни больше: случайных совпадений или странной игры предопределенности судьбы.

Ночь прошла тихо. Гленард ждал, часами вглядываясь в далеко просматриваемые со стены замка окрестности. Но окружали его только звезды, узкий серп месяца и редкие, низко летающие, бесшумные в ночи совы.

Начало светать. Первые лучи солнца уже окрасили восточный край неба в багрянец. Воздух был свежим и слегка влажным. Где-то далеко пели петухи и лаяли собаки. Гленард знал, что там, внизу, деревни уже просыпаются, и начинается обычная сельская жизнь. Пастухи выгоняют коров из хлевов, мужики собираются на покос, а бабы месят тесто и ставят в печку будущие ароматные хлеба и опекиши.

Гленард мрачнел. С каждой минутой рассвета надежда на то, что его сидение здесь принесет ожидаемые им плоды, стремительно улетучивалась. Похоже, что-то в его резервном плане пошло не так. Внезапно вдали он увидел маленькую черточку черного дыма, вертикально пересекающую небо. Потом увидел такую же ближе. И совсем близко, примерно в километре от него, на одном из холмов разгорелся костер, выдавая очередной высокий дымовой столб. Выходит, сидел он здесь всё-таки не зря, а его задумка с древней сигнальной системой, удивившая Славия в конце собрания в кабинете барона вчера, сработала.

Гленард вскочил, спрыгнул со стены на черепичную крышу дома Тайной Стражи, оттуда соскользнул вниз, на землю, и побежал к загодя приготовленным лошадям.

– Костис! Маргрет! Славий! Вацек! – крикнул он, подбегая к лошадям и сходу запрыгивая в седло Осы – Северо-запад!

***

Они скакали со всей возможной скоростью, прижавшись грудью к шеям лошадей. Летящим галопом, даже карьером, чередуя его с быстрой рысью, когда лошади уставали. Впереди Гленард с Костисом, за ними чуть в отдалении Славий с Маргретом, а еще дальше Вацек с двумя десятками солдат за его спиной. Дорога наполнялась глухим рокотом копыт, как будто грохотом лавины в горах. Они летели вперед, на северо-запад, ведомые столбами черного дыма в голубом утреннем небе.

Гленард после никогда не мог сказать, как долго они скакали. Умом он понимал, что проскакали они не меньше пятнадцати километров, но вот сколько это заняло времени, он точно сказать не мог. Казалось, что вся дорога пронеслась в одно мгновение. И одновременно, он был уверен, она заняла вечность, многие тысячелетия. Было начало дороги и ее конец. И между ними лежал путь из пространства и времени неизвестной продолжительности: от исчезающе малого мгновения, сливающегося в одну точку, до бесконечно длинного континуума, протянутого среди звезд до края вселенной.

Менее взволнованные спутники Гленарда, тот же Вацек, например, могли бы, наверное, рассказать ему, хотя он никогда об этом не спрашивал, что проскакали они тогда семнадцать с половиной километров, и заняло это у них всего лишь примерно двадцать-двадцать две минуты. А тренированные армейские лошади, при этом, хотя и весьма устали, однако ж падать не собирались.

Они заметили троих альвов на склоне холма слева от дороги. Альвы, вероятно, их услышали и попытались убежать дальше от дороги. Они уже успели забраться довольно высоко, но их ноги подкашивались от усталости, и они едва двигались, иногда даже падая на четвереньки и пытаясь забраться на склон таким образом.

Гленард, направил Осу быстрой рысью вверх по склону холма, преследуя альвов. Костис, Маргрет и Славий направились за ним, а затем и Вацек с пятеркой солдат, выкрикнув остальным бойцам приказ окружить холм.

Один из альвов, видя приближающихся конников, остановился и повернулся к ним лицом, достав саблю и выставив ее перед собой. Двое других побежали, точнее, почти побрели, тяжело переставляя ноги, дальше вверх.

Гленард на ходу достал меч, подлетел к стоящему альву, обходя его слева, подставляя альва под свою правую руку, слегка наклонился, взмахнул мечом и выбил саблю обессиленного альва из его рук. Альв попытался уцепиться за стремя скакавшего за Гленардом Костиса и ударить того кинжалом, но Костис тяжело опустил клинок меча на светлые волосы альва, прекращая тем самым его земную жизнь.

Гленард со спутниками догнали двух последних альвов и окружили своими лошадьми. Гленард ехал по кругу, рассматривая противников: очень молодого темноволосого юношу с зелеными глазами, одетого в черные кожаные брюки, простую льняную рубаху и серый плащ, и старую знакомую Гленарда – златоволосую Миэльори, на которой под плащом было длинное платье из небеленого льна с какой-то красной вышивкой. Миэльори в данный момент совсем не походила на альвийскую принцессу. Ее разметавшиеся волосы были грязными и пыльными. Ее лицо и шея блестели от пота и были покрыты грязными разводами. Она тяжело и хрипло дышала, зло наблюдая за Гленардом, слегка опустив голову.

Гленард спешился и, не спеша, пошел к беглецам.

– Сдавайтесь, – спокойно сказал Гленард – Сегодня мы победили.

– Паидбих!!! – закричал молодой альв и с саблей в руках тяжело побежал к Гленарду – Никогда!

Гленард, дождавшись его, не сходя с места, развернулся вокруг себя и, набрав, таким образом, нужную инерцию меча, со всей силы ударил мечом по клинку сабли альва сверху вниз. Сабля вылетела из руки уставшего альва, а сам он упал на землю, перекатившись на спину. Альв потянулся было правой рукой к левому рукаву, но Гленард не позволил ему убить себя, упав на правую руку альва коленом, и прижав шею альва к земле своей правой ладонью. Другой рукой Гленард махнул двум солдатам, стоявшим неподалеку. Когда они подбежали, Гленард перехватил правую руку альва и, приподнявшись, выкрутил ее за спину альва, после чего дал солдатам знак скрутить бандита.

Миэльори, воспользовавшись возникшей суматохой, резко развернулась и побежала вниз по склону, проскользнув между конниками. Она бежала, возможно, из последних сил, но силы эти у нее еще оставались, да и бежать по холму вниз было гораздо легче, чем взбираться наверх.

Гленард побежал за ней, крикнув солдатам на склоне ниже, чтобы они не трогали альвийку. За Гленардом побежали Костис и Маргрет.

Миэльори добежала до дороги у подножия холма и уже собиралась скрыться в кустах на другой стороне дороги, но ей наперерез выбежали два солдата с обнаженными мечами.

– Назад! – закричал Гленард, подбегая к ним – Не трогать! Окружить, но не трогать!

– Какие совпадения бывают, однако, в нашей жизни, – хрипло сказала Миэльори, остановившись с обнаженной саблей в руке и повернувшись к Гленарду, тяжело дыша – Ну, здравствуй, сержант Гленард из горного форта. Говорят, ты теперь лейтенант. Я очень удивилась, когда о тебе узнала. Думала, просто совпадение имени. А надо же. Выжил, и еще здесь.

– Видимо, Боги решили, что наш с тобой разговор, Миэльори, еще не закончен. А ты, я вижу, времени не теряла. А вот знаменитую саблю свою, похоже, как раз потеряла. Эта не похожа на королевский клинок. Жаль.

– Что тебе до сабли? Я смогу и этим клинком тебя выпотрошить, если не побоишься со мной один на один выйти.

– Кажется, это в наших с тобой отношениях, дорогая, мы уже проходили, – сказал Гленард, осматриваясь вокруг – Надо бы двигаться дальше.

– Что, ты меня боишься? Ты еще помнишь холод моего клинка в твоей груди? Я твой клинок помню хорошо. Нам с тобой обоим тогда чуть-чуть не повезло. Но, видимо, у этого было свое предназначение. Ты веришь в предназначение, Гленард? Теперь мы снова вместе, и у нас снова в руках сталь. Кто знает, чем это всё закончится?

– Я не верю в предназначение, Миэльори. У нас обоих был выбор. Много разных выборов каждый день. Мы с тобой сами, своими решениями и действиями, привели нас сюда, на эту дорогу. И я уверен, что это не закончится ничем хорошим для одного из нас точно, – сказал Гленард, осторожно переступая несколько шагов боком вправо по дороге и убирая меч в ножны – Поэтому лучше бы ты просто сдалась, и мы бы обошлись без всего этого театра.

– Ты правда боишься меня, Гленард? – удивилась Миэльори – Знаменитый Гленард, командир Тайной Стражи всего баронства Флернох, непобедимый и мудрый гроза бандитов и убийц боится меня? Хрупкую альвийскую девушку?

– Нет, не боюсь.

– Тогда доставай меч и дерись, как мужчина! Дерись, как настоящий воин, а не как трус! Я всё равно сегодня умру, но я умру или с клинком в моей руке, или с клинком в твоем сердце, Гленард! Дерись!

– Хорошо, – спокойно согласился Гленард – Секундочку!

Гленард присел, поправляя правый сапог. Потом неожиданно резко выпрямился, стремительно метнув подобранный с дороги большой камень прямо в лицо альвийке. Миэльори, не ожидавшая такого, не успела уклониться, и камень со стуком врезался ей в лоб, ошеломив ее.

Гленард рванулся вперед, чуть поворачиваясь боком. Всем своим весом, усиленным кольчугой и тяжелой кожей доспеха, врезался правым плечом доспеха снизу в подбородок Миэльори, откинув ее спиной на дорогу.

Миэльори, выпустившая при падении саблю из руки и ударившаяся затылком об утоптанный песок дороги, была совершенно дезориентирована. Она попыталась подняться, повернувшись на бок и опершись правой рукой на дорогу. Гленард подскочил к ней и со всей силы пнул ее сапогом в живот, а потом пнул ее еще раз прямо в лицо. Миэльори со стоном согнулась в пыли дороги, схватилась за лицо обеими руками и заскулила.

Гленард навалился на нее сверху, выкрутил ей обе руки за спину, перевернув рыдающую альвийку лицом вниз, в дорожную пыль, и начал не спеша крепко связывать ее руки за спиной веревкой, которую ему быстро подал умный Костис.

Глава XXII.

Гленард спустился в подвал по узкой винтовой каменной лестнице. Спустившись, он попал в узкий длинный коридор, по обеим сторонам которого было несколько тяжелых дубовых дверей. Коридор был освещен тусклым светом редких свечей, вставленных в грубые канделябры на стенах. Гленард подозревал, что этот подвал изначально, когда строился замок Флернох, как раз и использовали или планировали использовать как тюрьму. Времена двести лет назад были неспокойные. И только потом подвал стал исключительно местом для хранения разных нужных припасов и ненужного, но памятного барахла.

Как бы то ни было, сейчас подвалу частично вернули первоначальное назначение. В трех комнатах из восьми содержались преступники. С ними и предстояло пообщаться Гленарду.

– Привет, Гленард! – встретил его Костис – Выспался?

– Да, спасибо. Ночь тяжелая была, к тому же, считай, вторые сутки на ногах. Ну, как у вас здесь?

– Манграйта допрашивали и вчера, и сегодня. Маргрет сейчас с ним. Но он всё отрицает. Говорит, что один только раз бес попутал, продал позавчера какому-то неизвестному ему торговцу немного продуктов. За это, говорит, готов понести наказание, а в остальном невинен. Мальчик-альв шипит и ругается. По делу ничего не говорит. Всё твердит «махин» да «махин». Что это?

– Свинья по-альвийски. Так мятежники-альвы людей кличут. Особенно солдат.

– Ну, я что-то такое и предполагал. А альвийку не трогали, как ты приказал, и не допрашивали. Только приковали к стене, ждали тебя.

– Отлично, – одобрил Гленард – Но с ней позже. Сначала с Манграйтом разберемся.

***

Гленард резким движением отворил дверь и вошел в камеру, где держали Манграйта. Манграйт стоял на коленях в глубине комнаты. Его руки были связаны за спиной, высоко подняты и привязаны к грубой толстой веревке, которая, в свою очередь была перекинута через крюк на потолке и привязана к тяжелому по виду мешку, стоявшему на полу. Эта импровизированная дыба явно доставляла Манграйту страдания, выдавливая из него неразборчивые стоны с каждым его выдохом.

Манграйт был в одних портах. На обнаженном торсе виднелись ожоги. Такие же на босых ступнях ног. Лицо было в синяках и кровоподтеках, но в меру. Били явно сильно, но аккуратно.

– Отвязывайте его, – скомандовал Гленард – Собирайся, Манграйт! Поедем.

– Куда? – удивленно простонал Манграйт.

– Как куда? В Ламрах. К герцогу. Мы тут вчера арестовали десяток альвов, так они все, как один, говорят, что это ты все их нападения организовал и их на всё подговорил. Поскольку добавить к этому тебе явно нечего, то ждет тебя, дорогой мастер Манграйт, суд герцога. И не далее, как завтра в полдень, тебя, как главаря банды, вздернут на шибеницу во дворе замка Ламрах. Придется поплясать, Манграйт.

– Гленард! Я ничего не сделал! Они всё врут! Гленард!..

– Не знаю, мастер Манграйт, может и врут. Но врут складно, ничего с этим не поделаешь. Однако ж это грязные и богомерзкие альвы-мятежники, а ты уважаемый человек, известный повар, мастер своего дела, все тебя знают. Я так предполагаю, что если бы ты свое слово против их оговора сказал бы, да поподробнее, то и на виселицу они бы отправились, а не ты, да и тебя бы, глядишь, освободили бы, с учетом заслуг твоих. Но поскольку ты ничего рассказывать не хочешь, а просто отрицать всё уже глупо теперь, то я ничего не смогу сделать. Давай, мастер Манграйт, поднимайся, поедем на виселицу.

– Гленард! Я... Я всё скажу! Только не надо! Не надо! Я скажу! Всё скажу... Только отпустите меня!.. – зарыдал Манграйт.

– Ну, рассказывай, посмотрим, – кивнул Гленард, садясь на тяжелый дубовый табурет.

– Началось всё в начале зимы. Я ездил за едой в Ламрах, запасти всего по мелочи на зиму, но, специй там, соли, копченого чего. У барона деньги взял, много. Задержался с выездом, а темнело рано. Заехал в кабачок на дороге переночевать. Демоны меня попутали, выпил рюмку самогона. Потом еще одну. А там и до стакана дошло, и до другого. А потом, помню, что в кости с кем-то играл. И еще, вроде, пил. Проснулся с утра, в конюшне, продрогший, без денег и с похмелья. Первый раз в жизни со мной такое было. Дернулся было к кабатчику, так он сказал, что сам я виноват, и видел он, как я честно всё проиграл. Вышел я тогда на улицу, да так и сел на лавку рядом с конюшней. Сижу, горюю. И вдруг подошел ко мне какой-то альв.

– Как он выглядел? – перебил Гленард.

– Не очень высокий, среднего роста, светловолосый, лицо красивое... Ну, насколько мужик вообще красивым быть может. Одет в человеческую одежду. По-купечески, по-зимнему. Не богато, но достойно. Сюрко, значит, шерстяное, из тонкой шерсти, дорогое. Штаны суконные, сапоги. И плащ с капюшоном, но капюшон откинут был. Сказал, что видел вчера всё, что произошло, и о потере моей сожалеет. Но всё понимает, и готов помочь. Даст денег, а в ответ всего лишь пустяк нужен, свести его с человеком одним.

– С кем?

– Из Ламраха. Глава местной купеческой гильдии Римарбройн. Что-то они у него покупать хотели, но Римарбройн не тот человек, с которым просто встретиться, тем более альву. Но я Римарбройна хорошо знаю, постоянно у него продукты беру. Кое-какие специи только у него и достанешь. Да и переманивал он меня не раз к себе в дом поваром, да я отказывался. В общем, согласился я.

– Что было дальше?

– Дело понятное, свёл я этого альва с Римарбройном. О чем они говорили, не знаю, в соседней комнате сидел, но говорили недолго. Потом вышли, Римарбройн сказал, что они договорились, но в дальнейшем всю связь будут через меня осуществлять, значит. Потом мы с альвом когда во двор вышли, он мне говорит. Давай, говорит, я у тебя продукты буду покупать, только тайно. А то, говорит, у него друзей с ним вместе много, им еда нужна, а открыто они покупать не хотят, чтобы люди про них не знали. Я сначала отнекивался, но потом он мне такое предложение сделал, от которого я отказаться не смог...

– И что предложил? – поинтересовался Гленард.

– Я же повар отличный, ты же знаешь, Гленард. Много лучше, чем все повара и в окрестностях, и во всем герцогстве. Давно я хотел в Рогтайх, в столицу, значит, уехать и ресторацию там открыть собственную. Да вот только на это столько денег нужно, и дом купить, и в цех местный поварской вступить, и чтоб всё красиво сделать... Не было таких денег, и попросить было не у кого. А он предложил мне и денег дать много, и с нужными людьми в Рогтайхе поговорить, чтобы сразу меня в цех взяли без испытаний и без нужды год ходить подмастерьем у кого-то, как обычно бывает.

– А как звали-то альва, кстати?

– Он говорил называть его просто другом или Странником. Мне вообще показалось, что он немного того, повернут, на идее всяких тайных обществ и тайных знаков. В общем, стал я, значит, их продуктами снабжать.

– Ну, и заплатили тебе?

– Нет, не заплатили, крысы альвийские. Обещали всё заплатить как раз после летнего солнцестояния, говорили, что ждут каких-то денег.

– И ты ему поверил?

– А куда мне было деваться, Гленард? Я уже и деньги их взял, и два воза еды баронской им передал. Я сначала ругаться начал, но они сказали, что барону меня сдадут или Тайной Страже. И чтобы я им верил, потому как планы у них большие, и обманывать им меня не с руки.

– Кому ты передавал продукты?

– Сначала этому Страннику. Потом их, друзей его, значит, он сказал, стало больше и стали приезжать другие альвы, то один, то второй, то третий. Я так понял, что Странник этот у них за предводителя был. Потом стали они с Римарбройном сообщения друг другу через меня передавать. Странник попросил напомнить Римарбройну об их договоренности. А Римарбройн потребовал, чтобы Странник и его люди сначала показали, что они серьезные. Тогда как раз в лесу убили прежнего лейтенанта твоей Тайной Стражи. Пришел ко мне тогда Странник и сказал передать Римарбройну, что они всё доказали. Римарбройн в ответ передал, что доволен, и попросил меня привезти Страннику воз с поклажей от того самого кабачка.

– Что вёз?

– Ящики какие-то деревянные. Тяжелые, судя по всему. Металл какой-то, звенело внутри на кочках. А так не знаю, что в них было. Обратно к кабаку я отвез, один за другим, три воза с продуктами. Похоже те, что я Страннику и отдал. Так было несколько раз. Я отдавал Страннику продукты барона, которые я за бароновы деньги покупал у Римарбройна, а Странник возвращал продукты Римарбройну в обмен на ящики.

– В ящиках могло быть оружие?

– Возможно, Гленард, очень возможно, не знаю.

– Что дальше?

– Потом Римарбройн сказал, что недоволен, и что Странник не выполняет договоренностей. И потребовал или делом доказать что-то, или больше платить. Странник разозлился. Тогда как раз напали на амбар, они и напали, потому что следующие несколько телег я отвез с зерном и картошкой. А Римарбройн сказал, что теперь всё стало слишком заметно, и наверху волнуются, поэтому больше он через меня ящики посылать не будет, по-другому как-то.

– Как?

– Расскажу. Странник тогда сам пришел ко мне за очередными продуктами и спросил, есть ли в округе деревня, которая от других отдалена, и где тихо. Ну, я подумал, сказал, что есть такая, Лиагайла. У меня мельник знакомый туда муку возит, и мне оттуда дрова для кухни привозит, ну я и вспомнил на свою голову. Дальше ты знаешь, Гленард... Я когда понял, что это они, так чуть не помер со страху. А Римарбройн велел передать Страннику, что он доволен, и что посылки будут в купеческом караване, что из Ламраха к зоргам пойдет через два дня. Ну, и про купцов ты тоже всё знаешь... Странник потом еще раз ко мне приходил, последний раз его видел. Сказал, что если ты один или с малой охраной куда поедешь, особливо на восток если, то немедленно ему сообщить. Ну, я как узнал, что ты к зоргам едешь, то сразу, значит, побежал к нему и известил.

– А как ты его извещал-то? – спросил Гленард.

– Обычно они сами приходили в оговоренные ночи. А когда он мне это поручение дал, то оставил в километре от замка, в кустах между холмов, пару своих людей, тьфу ты, альвов. Они там были днем и ночью как раз на такой случай, ждали, значит, известий о тебе от меня. Ни до, ни после не было их. На самый крайний случай, ежели срочно связаться понадобится, должен был я флажок красный вывесить с восточной стены замка, тогда бы ночью они пришли. Но я ни разу такого не делал, не приходилось.

– Откуда ты знал про секретный ход в замке?

– Давно обнаружил, случайно. Но вообще знаете, Гленард, эти холмы изрыты всякими ходами, еще с древних времен. То пещера, то склад крестьянский, то какое-нибудь древнее святилище, то древнее захоронение, еще до Звезды. Не под каждым холмом, конечно, такое, но много где. Детишки в таких любят играть, или звери дикие селятся. У нас во Флернохе даже поговорка есть: «У холмов есть глаза».

– Это ты пустил убийц в замок в ночь Фейлоина?

– Я, мастер Гленард, виноват. Как все разгулялись, так я спустился, значит, в подвал, и их впустил. Не знал я что делать, думал, меня самого пришибут.

– Это всё, Манграйт? Нечего добавить?

– Нет, Гленард, всё как есть рассказал.

– Ты сказал, что этот Странник не был высоким? Но при этом был командиром?

– Да, Гленард, именно так.

– Хм, значит, это не тот, кто командовал альвами в лагере, – задумчиво пробормотал Гленард и продолжил громче – А ты среди альвов девушки светловолосой не встречал?

– Нет, мастер Гленард, не встречал. Ну, так я пойду?

– Куда пойдешь? – удивился Гленард.

– Ну, так я же, значить, вам все рассказал. Значит, слово мое теперь выше альвовского, и свободен я, как вы и говорили.

– Манграйт, ты вообще понимаешь, что ты нам только что признался в растрате, во множественных кражах, в активном участии в многократных убийствах людей, в организации массового убийства в Лиагайле, в соучастии в убийстве тайных стражей Империи и в участии в заговоре против Империи? Да за каждое это в отдельности тебя повесить мало. И куда ты после этого собрался?

– Но... Мастер Гленард... – оторопел Манграйт – Вы же обещали меня отпустить, если я всё расскажу...

– Я тебе, гнида, ничего не обещал. Я только предположил, что это поможет тебе смягчить твою участь на суде, но отпускать тебя никто не намерен, и никто тебе такого обещать и не собирался. За то, что ты всё рассказал, я честно попрошу герцога не отправлять тебя на виселицу, но остаток своей жизни ты, вор и убийца, проведешь в рудниках, если герцог ко мне прислушается, конечно. Будешь там таким же преступникам баланду варить. Но на волю ты уже не выйдешь никогда. Вопрос только в том, один ты за решетку пойдешь или вместе со всей своей семьей.