Текст книги "Морские были"

Автор книги: Петр Северов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 26 страниц)

– Наверное, это ошибка, – сказал он. – Я с господином Резановым не знаком.

– Но господин Резанов о вас знает. И ждет ответа.

Все больше теряясь в догадках, Хвостов раскрыл пакет. Письмо было вежливым и кратким. Словно давнего знакомого, Резанов приглашал лейтенанта в свой дом.

– Быть важной перемене в твоей жизни! – в один голос говорили Хвостову друзья. – Ради развлечения Резанов, конечно, не пригласит.

Вельможа любезно встретил Хвостова. Проведя лейтенанта в кабинет, Резанов усадил его рядом с собой на диван и, придвинув курительный столик, стал расспрашивать о здоровье, о службе, о родных... Попрежнему удивленный, Хвостов понимал, что все эти вопросы меньше всего интересуют сановника. Однако тот слишком медленно приближался к делу.

– Скажите-ка, господин Хвостов, – спросил он, наконец, – вы никогда не мечтали побывать в Америке?

– Не только в Америке, – не задумываясь ответил Хвостов, – но и в Австралии, и в Африке, и в Индии мечтал побывать. Да что мечты!..

– Я пригласил вас, господин Хвостов, чтобы превратить эти мечты в действительность...

– Возможно ли это, господин камергер? Вот уже третий год проект Крузенштерна не получает ответа!

– Получит! Не позже следующего года российские корабли отправятся из Кронштадта на Аляску!

– Я был бы счастлив пойти на одном из этих кораблей! – взволнованно сказал Хвостов, уже испытывая смутную надежду.

– Нет, друг мой, – ответил камергер. – Крузенштерн отправится в плавание не ранее, чем через год. Зачем вам ждать? Ведь за это время вы сможете даже возвратиться из Америки на Камчатку!

– Да что я слышу?! – вскакивая, воскликнул Хвостов. – Или быть может, вы шутите со мной, господин Резанов?..

Вельможа улыбнулся. Этот бравый лейтенант, как видно, не часто бывал в гостиных и утонченным манерам не обучен. Но ведь ему и нужен был такой вот обветренный малый, знающий свое дело и готовый на риск.

– Вы можете отправиться в Охотск даже завтра, – неторопливо продолжал сановник, с удовольствием наблюдая за возбужденным и взволнованным лейтенантом. – В Охотске примете командование кораблем. Там же, по своему усмотрению, наберете экипаж и отправитесь в русские владения на Аляске.

– Сказать по правде, – признался Хвостов, – я слушаю вас будто во сне!.. Какие-нибудь полчаса назад я и мечтать об этом не посмел бы. А вы говорите об этом так просто, словно Аляска тут же, где-то на Мойке или на Васильевском...

Камергер засмеялся. Лейтенант и сам не заметил, как сказал ему комплимент.

– Я управляю нашими заокеанскими владениями, господин лейтенант, и потому-то все мои помысли устремлены туда, Аляска действительно не представляется мне далекой. Но посмотрите на карту: как эти владения велики!

Он раскрыл атлас.

– От Берингова пролива до форта Росс и Калифорнии... Алеутские, Командорские и Курильские острова! На этой территории могло бы поместиться несколько европейских государств. А ведь возможно, что подвластные мне земли занимают еще большие площади, так как не все открыто и исследовано в тех краях. Его императорское величество повелел... – Приняв торжественную позу, Резанов прочитал наизусть: – "...отдать той компании право делать открытия не только выше 55 градусов, но и далее к югу, и занимать открываемую землю в Российское владение"... Надеюсь, вы понимаете, господин лейтенант, что я даю вам возможности совершить новые географические открытия?..

Хвостов стремительно встал и щелкнул каблуками.

– Я готов немедленно отправиться в путь!.. Мне нужно только пять дней, чтобы съездить в деревню и проститься с родными.

– Кого вы хотели бы взять своим помощником? – спросил Резанов. – Здесь, в Петербурге, выбор, конечно, больший, чем в Охотске...

– Я предложил бы мичмана Гаврилу Ивановича Давыдова, – подумав, сказал Хвостов. – Правда, он еще очень молод, – ему семнадцать лет, однако молодость – не беда: это решительный человек и отличный товарищ.

Давая понять, что разговор закончен, Резанов тоже встал.

– Оспаривать ваше предложение не хочу. Вам с ним служить, и выбор – это ваша воля. Сегодня вечером вы можете подписать контракт.

Хвостов выходил из дома вельможи, не чувствуя под ногами ступеней, даже забыв надеть фуражку. Только на Невском он пришел в себя и удивленно осмотрелся. Неужели он покидает Петербург?.. Надтреснутый голос Резанова еще звучал в его ушах: "В Охотске примете командование кораблем..." Вот счастье! Перед ним – та настоящая морская служба, о которой он мечтал целые годы, которая открывала дорогу к подвигам и, возможно, открытиям. Ну что же, значит, не медлить, – в путь! Но что еще скажет Давыдов? Вдруг устрашится? Нет? Не таков его друг! Давыдов согласится – ведь это и его мечта!

Хвостов не ошибся в друге. Давыдов молча выслушал лейтенанта и, силясь скрыть волнение, улыбнулся:

– Спасибо, Коля... Я готов...

Весной 1802 года два молодых моряка покинули Петербург. Впереди лежала далекая и трудная дорога через Урал и всю Сибирь. Какие приключения ждали их в дикой тайге, на стремнинах сибирских рек, на студеном Охотском море?..

В минуты, когда родной удалявшийся город медленно окутывала вечерняя мгла, оба они думали об одном. Словно отвечая самому себе, Давыдов молвил весело и беззаботно:

– А ведь с приключениями, Коля, жизнь веселей! Значит, навстречу бурям?..

– Навстречу жизни! – уверенно ответил Хвостов и крепко пожал руку друга.

...Таких путешественников еще, пожалуй, не знали на сибирских постоялых дворах. Они не устраивались на ночлег, не раскрывали тюков с постелями и провизией, не чаевали по нескольку часов. В ночь, в непогоду они упрямо требовали лошадей и мчались дальше, будто боясь куда-то опоздать. Путь, занимавший у других не меньше года, эти два моряка одолели за три месяца. Уже в июле они прибыли в Охотск и, не спрашивая о гостинице, поспешили на берег бухты.

Обрадованный прибытием опытных моряков, начальник порта повел их на корабль, предназначенный для рейса к берегам Америки. Старенькая шхуна "Св. Елизавета", беспомощно накренившись, почти черпая бортом воду, стояла у причала, заброшенная и безлюдная. Кое-как скроенная из свежеспиленных бревен и грубых досок, она была похожа скорее на баржу. Только высокая мачта напоминала, что эта посудина могла ходить и под парусами.

Обветренные бородатые шкиперы, сопровождавшие начальника порта, молча смотрели на корабль, недоверчиво покачивали головами и хмурили брови.

– Сказать вам по правде, господин Хвостов, – смущенно заключил начальник, – на таком ненадежном судне в Америку, конечно, не уйдешь...

– Так что же прикажете делать? – спросил Хвостов озабоченно. Других-то судов нет? А на Аляске уже три года ждут корабля.

– Видно, придется и еще подождать. Нужно построить новый корабль, чтобы идти без опаски. К следующему лету, я думаю, судно может быть готовым.

– Ну нет, господин начальник! – вмешался Давыдов. – Мы мчались из Петербурга не для того, чтобы здесь казенные деньги проедать. Уйдем и на этом корабле.

– Дело! – согласился Хвостов. – Сегодня я объявляю набор матросов...

...В дальнее плавание "Св. Елизавету" провожал весь Охотск. Новый парус медленно расправился под ветром, и тяжелая, неповоротливая шхуна вышла на рейд. Окруженный старыми шкиперами, начальник порта с грустью смотрел вслед удалявшемуся судну.

– Неужели дойдут? Отчаянные!.. Но ведь они еще не знают, каков океан...

– Вернутся, – уверенно молвил кто-то из шкиперов. – Только тряхнет волна – и вернутся.

Однако в Охотск "Св. Елизавета" не возвратилась. Моряки, прибывшие с Камчатки и с Курильских островов, в пути нигде не встречали знакомого им ветхого судна. В маленьком поселении на берегу долго еще гадали о судьбе "Св. Елизаветы", но с дальних морских дорог не приходило никаких вестей.

Промышленники, плававшие из Охотска на Аляску на таких же ненадежных судах, обычно зимовали у Алеутских островов. Рейс занимал иногда и два и три года...

Хвостов и Давыдов прибыли на Аляску ровно через два месяца после выхода из Охотска. Это действительно был отчаянный рейс. Многие опытные мореходы изумились необыкновенной удаче двух молодых балтийцев. В течение пяти лет в далекой бухте на острове Кадьяке не побывал ни один корабль. А старая изношенная шхуна, которой кончать бы свой век у причала, одолела самые страшные ноябрьские штормы и привезла русским поселенцам в Северной Америке долгожданные грузы.

После такого отважного перехода офицеры шхуны могли, казалось бы, и отдохнуть, однако они позаботились об отдыхе только для матросов. С первыми снегами и морозами, прихватив ружья и добрый запас патронов, Хвостов и Давыдов ушли на лыжах в сторону Кенайского залива, и долгое время о них доходили только случайные, отрывочные вести: индейцы видели их то на малых, рассеянных у побережья островах, то на реках, в тех местах, где еще не так давно от ножей и копий дикого племени пали тринадцать русских промышленников...

На Кадьяк Хвостов и Давыдов возвратились так же неожиданно, как и ушли, здоровые, веселые, нисколько не уставшие с дороги. В их походных сумках не оказалось дорогих мехов: только записи да карты неизвестных островов, да груда камней с наклейками, на которых было указано, где и когда эти камни взяты.

Удивленные промышленники шутили:

– Это что же за охота новая началась? Ни на песца, ни на лисицу – на камни!?

– Я за эти вот камни любую чернобурую не возьму, – говорил Хвостов, бережно укладывая в ящик свою коллекцию. – Может быть, в них, в этих камнях, секрет великих богатств заключен. Наши ученые в Петербурге спасибо мне скажут.

– Одним "спасибо" не проживешь. Шутка ли тащить этот щебень до самого Петербурга?

– Другое "спасибо", мил человек, – невозмутимо отвечал Хвостов, тысячи рублей дороже... Это когда о родине твоя забота, не только о себе.

Летом следующего года невредимая, хотя и не раз уже помянутая в заупокойных молитвах "Св. Елизавета" появилась на рейде Охотска, и когда в восторженную толпу встречающих с палубы шхуны сошли два молодых загорелых моряка, даже старые шкиперы в почтении сняли шапки.

...Знакомая дорога через Сибирь в Петербург теперь показалась друзьям слишком однообразной и долгой. Необычно радостно засветились перед ними огни столицы, когда гремящая колымага выкатилась на улицу предместья.

В тот же вечер Хвостов решил явиться к Резанову с докладом. Правитель компании будет, конечно, доволен. Пушнина, доставленная ими с Кадьяка, оценивалась в два миллиона рублей, – такую огромную прибыль компания получала впервые.

Встреча с правителем, однако, не состоялась. Строгий привратник сказал:

– Их превосходительства Николая Петровича нет дома. Отбыли в Японию. На корабле-с...

Изумленный этой новостью, Хвостов хотел было расспросить подробней, когда и на каком корабле и почему в запретную Японию отбыл сановник, но привратник захлопнул перед ним дверь.

Встреченный на Невском знакомый моряк рассказал, что еще в июле прошлого, 1803 года два корабля – "Нева" и "Надежда" – под командованием Ивана Крузенштерна и Юрия Лисянского вышли в кругосветное путешествие. "Надежда", которой командовал Крузенштерн, должна была доставить в Японию русского посла Резанова.

– Посол в Японии! – не переставал удивляться Хвостов. – Разве японцы согласились принять нашего посла? Еще ведь недавно грозили они лютой казнью каждому чужестранцу.

– Быть может, одумались заносчивые самураи? – подсказывал Давыдов. Эх, Коля, не отправься мы с тобой в Охотск, плыли бы теперь где-нибудь в Атлантике... Нет, дальше, – где-то в Тихом океане. Такое счастье упустили мы с тобой!..

– Потерянного не вернешь, – вздохнул Хвостов. – И Петербург невесело нас встретил. Только старый академик за коллекцию камней жарко меня благодарил. А всем остальным странствия наши без интереса. Вчера на балу подвели меня к старенькой важной княгине... – Пардон, говорит княгиня, я слышала, мсье, что вы возвратились из Аляски? Скажите, большой это город и как далеко он от Ижоры?..

– Княгинюшка, видно, из "культурных"! – усмехнулся Давыдов. – Верно писал Фонвизин – зачем им знать географию, когда извозчики есть? Хотелось бы мне, Коля, в океан, и надолго, – на поиски новых земель!

Только два месяца прожили они в столице, навестили родных и знакомых, снова побывали на кораблях, с которыми было связано так много воспоминаний, – и вот уже подписан новый контракт, и впереди опять пылится бесконечная ухабистая дорога...

С Резановым Хвостов встретился летом 1805 года на Камчатке, в Петропавловске, куда после длительного плена в японском порту Нагасаки прибыл корабль Крузенштерна с неудачливым, сварливым послом.

Моряки с "Надежды" предупредили Хвостова, что Резанов давно уже не в духе, придирается ко всему и что лейтенанту следовало бы повременить с визитом.

В офицерском салоне "Надежды" Крузенштерн рассказывал Давыдову и Хвостову о знаменитом японском гостеприимстве.

– Слыхивал я и много слыхивал о коварстве и хитрости самураев, но признаться, такой возмутительной наглости не ожидал! Ведь Резанов-то прибыл с письмом самого императора и с разрешением японских сановников посещать Нагасаки. Но японцы отобрали у нас все ружья и порох... Во-вторых, запретили сходить на берег. Даже на шлюпках плавать у корабля было настрого запрещено. Целые шесть недель велись переговоры, пока японцы разрешили прогулку на берегу! Но что это были за прогулки! Нам отвели узенькую полосочку берега длиною в сто шагов и оградили это пространство высоким забором. Днем и ночью у забора дежурила стража. Лишнего шага нельзя было сделать. Это был настоящий плен, ничем не заслуженный, тягостный и жестокий.

– К чему же понадобилась японцам вся эта глупая комедия? – изумился Хвостов. – Они могли бы сразу сказать, что не желают принимать посла и вести переговоры.

Крузенштерн пожал плечами.

– По болезни Резанов был вынужден жить на берегу. Почти шесть месяцев прожил он в маленькой избушке у этого забора, пока его пригласили к высшему сановному лицу. И, снова глупейшее требование: идти босиком и без шпаги. Идти, чтобы услышать строжайшее запрещение приближаться впредь к японским берегам! Вы только подумайте, какое это коварство: целые месяцы без всяких на то причин издеваться над послом соседней великой державы, томить его ожиданием, а в заключение еще и оскорбить!..

– Может быть, к другим иностранцам их отношение иное? – спросил Давыдов. – Я слышал, что голландцы давно уже торгуют с Японией. Как же смогли они завоевать доверие самураев? Доверия без уважения не может быть.

Крузенштерн засмеялся.

– О, я видел в Нагасаки голландских купцов! Сначала я думал, что это уличные клоуны. Ради своих незавидных барышей они потеряли всякое понятие о чести. А вы говорите – уважение...

– Не кажется ли вам, Иван Федорович, – взволнованно спросил Давыдов, что подобные проделки японцев по отношению к русским не должны оставаться безнаказанными? Это же оскорбление русского флага, которое невозможно простить!

– К сожалению, мы были связаны строгой инструкцией, – вздохнул Крузенштерн. – Нам предписывалось действовать только лаской. Иначе мы не устрашились бы ни крепости их, ни флота...

В тот же день Резанов пригласил Хвостова и Давыдова на свою новую квартиру – в старую крестьянскую избу.

Против ожидания, вельможа был в веселом настроении: угощал их японским чаем, показывал коллекцию вееров, подробно и одобрительно расспрашивал о рейсе "Св. Елизаветы"...

Сетуя на свои злоключения в Нагасаки, он сказал:

– Ничего не попишешь, у них свои законы. Вот если бы с этими дикими законами они попытались явиться к нам...

И вдруг весь затрясся, задохнулся от гнева:

– А слышали?.. Они имеют наглость высаживаться на Курильских островах! На исконных русских землях, открытых нашими моряками. Они чинят суд и расправу над подданными России, курилами!.. Какой это суд, вам, конечно, понятно. Они убивают каждого курила, носящего русскую фамилию. Оказывается, мало открыть и исследовать острова, – нужно еще и уберечь их от этих пиратов!

– Мы готовы идти в экспедицию хотя бы сегодня! – решительно и гневно сказал Хвостов. – Мы прекратим этот возмутительный разбой.

– Я высоко ценю вашу отвагу, господа... – улыбнувшись, негромко молвил Резанов. – Между прочим, японское гостеприимство не очень меня удивило. Дела могли обернуться еще хуже. Вы слышали о том, как на Мацмае послы Японии заключили с курилами мир? Стоило бы вам послушать самураев. Они до сих пор гордятся своей победой...

Вельможа, конечно, видел, с каким вниманием два молодых офицера ловят каждое его слово. Стоило отдать приказ, и они рассчитались бы на Курилах за все унижения, которым посол был подвергнут в Нагасаки. Но мог ли он принять на себя ответственность за последствия? Нет, в планы Резанова это не входило. У него была возможность действовать, оставаясь в тени. Пусть эти два молодца сами потом отвечают за события.

Играя серебряной ложечкой в стакане, вельможа нарочно медлил. История, которую он собирался рассказать, казалось, была особенно увлекательной.

– Быть может, вам неизвестно, господа, что остров Мацмай или Иессо с давних времен населяли курилы? Это был сильный, воинственный народ. Все попытки японцев овладеть Мацмаем кончались для них неудачей. Курилы нещадно изгоняли самураев с острова, но сами дальше на юг не шли. Им было достаточно своей земли, богатства Японии их не привлекали. Разуверившись в силе своего оружия, японцы предложили курилам вечный мир. Для заключения этого торжественного мира они пригласили сорок наиболее знатных курильских старшин и воинов и, показав заготовленный договор, усадили их за богатый стол. О, сколько здесь было пышных речей, как изощрялись японские сановники в красноречии. Они целовали оружие курилов, называя его священным, и клялись в вечной, нерушимой дружбе и любви. Одновременно японцы не забывали подливать гостям отравленное вино. А потом самураи окружили дом, в котором происходили переговоры, и все курильские старшины, все их военные вожаки были заколоты копьями и мечами. Празднуя эту коварную победу, самураи собрали трупы, отрубили им головы, засолили в бочонках, как рыбу, и отослали в столицу на радость своему микадо. Эту историю знает каждый японский школьник. Так воспитывают они "военную сноровку".

После небольшой паузы вельможа продолжал уже другим тоном:

– Я рассказал вам это для того, чтобы при случае вы были осторожней. Кто знает, возможно, и вам придется испытать прославленное японское гостеприимство. А что касается меня, – довольно. И сладкими речами их, и поклонами, и улыбками я уже по горло сыт!..

– Когда вы прикажете нам отправиться на Курилы? – нетерпеливо спросил Хвостов.

Резанов вздохнул и сделал озабоченное лицо.

– В течение ближайшей недели мы отправимся с вами... на Кадьяк. Что делать, господа? Таковы обязанности службы.

– Значит, мы позволяем японцам захватывать наши открытия?

– О нет!.. У вас еще будет время защитить честь российского флага на этих островах.

Офицеры знали суровую флотскую дисциплину. За время рейса в Америку и позже, когда Резанов направил их в Мексику за хлебом для колонии, ни разу не напомнили они об экспедиции на Курилы. Сановник даже тревожился иногда за тщательно продуманный план: а вдруг эти молодцы и совсем позабыли о захватчиках-японцах?

Приглашая офицеров на обед, время от времени Резанов сообщал им новости, полученные неведомо какими путями. Оказывается, японцы уже поселились в заливе Анива, на Сахалине и на южной группе Курильских островов. Они захватили и превратили в рабов несколько сот русских подданных – курилов. На захваченной земле самураи строили не только дома, но и военные крепости с мощными батареями.

– Но почему же молчит наше правительство? – восклицал Хвостов. – Этак они высадятся и на Камчатке!

– Правительство так далеко!.. – горестно отвечал сановник. – А здесь некому охранять открытые русскими земли. Только вот мы с вами...

Иногда офицерам казалось, что Резанов нарочно испытывает их, что ему доставляет удовольствие наблюдать их возмущение. Однако осенью 1805 года сановник проявил вдруг неожиданную решимость. Вручив Хвостову инструкцию с разрешением вооруженной экспедиции, он сказал:

– Пора... Давно пора, друзья мои, напомнить коварным японцам, что их владения кончаются на севере Мацмая... Ах, если бы не плохое здоровье, пожалуй, и я отправился бы вместе с вами в этот славный поход, за который еще возблагодарит вас Россия!..

В тот же день не привыкшие к проволочкам Хвостов и Давыдов начали подготовку к экспедиции. Самым трудным оказалось набрать достаточный отряд надежных воинов. Но стоило лишь Давыдову рассказать на промыслах о беззаконной деятельности японцев, как свыше двухсот дюжих сибиряков явилось к дому Резанова. Здесь же избрали старшего, и тот сказал вельможе:

– Так что, господин начальник, солдаты уже есть!.. Ребята все гожие, на слабость силенки не жалуются, а насчет стрельбы и не спрашивай, – не впервой им белку в глаз без промаха бить...

Американский судовладелец согласился продать Резанову небольшое судно.

– Еще бы хоть один такой корабль! – говорил Хвостов, осматривая подновленное, подкрашенное судно.

Но другого корабля не оказалось. Хвостов созвал плотников, столяров, лесорубов, и на оживленном берегу дружно зазвенели топоры и пилы, а мастер-самоучка принялся чертить на песке план и разрез будущего судна.

– Может, и некрасив будет на вид корабль этот, – смущенно сказал он Хвостову. – Да что делать! Авось до Курильской земли доплывет!..

– Авось! – подхватил лейтенант. – Мы так и назовем это судно. Авось и пройдет оно невредимым через океан... Авось и в бою отличится!..

В конце июля 1806 года расцвеченные флагами суда – "Юнона" и маленький, неуклюжий тендер "Авось" – вышли из бухты Кадьяка в океан. Резанов предпочел, конечно, "Юнону", на которой бесцеремонно занял каюту командира. Маленький тендер, настойчиво гнавшийся за "Юноной", целые дни развлекал и смешил вельможу то своей полнейшей беспомощностью при штиле, то неуклюжей пляской на волнах.

Однако эта отчаянная борьба с океаном казалась смешной только Резанову. Рискованной и тяжелой была работа на тендере. Никто еще в этих суровых широтах океана не водил такого малого корабля.

Туманным штормовым утром "Авось" затерялся в океане. Вельможа беспечно махнул рукой:

– Будем надеяться... Авось не потонет!..

Выполняя приказ правителя компании, Хвостов торопился в Охотск. "Авось" следовал прямо к Сахалину, где у южной оконечности острова была намечена их встреча.

Ни Хвостов, ни Давыдов не задавали себе вопроса, почему так спешил Резанов поскорее отбыть из этих мест. Сановник не хотел, чтобы в Охотске стало известно о его причастности к экспедиции. Пусть сами офицеры и действуют, и отвечают... А письменную инструкцию Резанов велел Хвостову, отправляясь в поход, уничтожить.

Впрочем, вельможа не надеялся, что кто-нибудь возвратится из этого похода. Что могли значить два малые суденышка против сил целого государства? Но Резанов был уверен, что бравые его посланцы не дешево отдадут свою жизнь. Это и будет уроком заносчивым японцам. А в случае каких-нибудь осложнений и расследований он, камергер Резанов, останется в стороне. Может ли он отвечать за поведение молодых, беспечных офицеров?..

Не задерживаясь в Охотске, Резанов отбыл в Петербург. Прощаясь, он сказал Хвостову наедине:

– Помните: посол России был оскорблен и унижен. Действуйте решительно и быстро! Я помолюсь за вас...

Путь через штормовой океан не легко обошелся "Юноне". Осматривая корпус судна, корабельщики сумрачно качали головами.

– Куда же на такой дырявой посудине плавать, господин лейтенант? При первом шторме она пойдет ко дну!..

– А вспомните "Св. Елизавету", – посмеиваясь, говорил Хвостов.

– Все же то было летом, а сейчас осень и самые штормы...

– Если бы вы видели тендер "Авось", пожалуй, и совсем опустили бы руки! А Давыдов, я уверен, привел его на Сахалин.

Хвостов и сам отлично знал, что судно ненадежно. Не мог не видеть этого и Резанов. Все же он приказал не медлить. Что оставалось делать командиру? Он считал своим долгом исполнить приказ и долгом тем более радостным, что, возможно, шел на выручку своему другу. Тревога за Давыдова уже давно не давала ему покоя.

В огромном заливе Анива тендера "Авось" не оказалось. Все больше тревожась, Хвостов тщательно осматривал каждую бухту, каждый утес. Берег был дик и безлюден. Но в глубине залива, за темными глыбами скал дозорный матрос заметил какие-то строения.

– Сейчас мы познакомимся с незваными гостями, – сказал Хвостов матросам. – Спустить шлюпку!

На берегу замелькали человеческие фигурки. Японцы, как видно, ударили тревогу. В устье реки, на помосте причала, Хвостов увидел японского офицера с двумя обнаженными саблями в руках.

– Похоже, этот петух собирается драться! – удивленно воскликнул Хвостов и кивнул матросам. – Приготовьтесь, ребята! Но только действовать по команде.

Крича и грозя кулаками, на причал выбежало еще до дюжины японцев. У многих из них тоже были сабли и широкие, кривые ножи.

Словно не замечая суетливую эту компанию и не слыша угроз, Хвостов спокойно сошел на причал.

– Спроси-ка у этих разбойников, – сказал он матросу-переводчику, – кто разрешил им селиться на нашей земле?..

Крепыш-сибиряк грозным окриком заставил японцев притихнуть. Они, казалось, не поняли вопроса, и переводчик терпеливо его повторил.

Маленький скуластый офицер пронзительно взвизгнул, крутнулся на каблуке и, вскинув над головой сабли, шагнул к Хвостову. Командир отшвырнул его и, не оглядываясь, неторопливо зашагал к строениям.

За новыми просторными домами и складами он увидел с десяток черных, крытых камышом лачуг. У одной из этих нищенских хижин, будто пытаясь оградить собою сбившихся в кучу, притихших детей, тесной молчаливой толпой стояли оборванные, босые люди, с грязными язвами на ногах, с кровоподтеками и шрамами на лицах. Это были коренные жители острова – айны, о которых Хвостов уже слышал от моряков "Надежды".

Он хотел сказать этим людям, что отныне они свободны, что никто не давал захватчикам права заставлять их работать на японских купцов, что запасы этих складов теперь принадлежат им, айнам, потому что они – подданные России, а это русская земля...

Но айны не понимали ни единого его слова. Как будто обреченные на гибель, опустив головы, недвижно стояли они перед лейтенантом, и слезы текли по их впалым щекам...

Матрос-переводчик спросил по-японски:

– Кто у вас старший?.. Русский начальник пришел к вам, как друг...

Два молодых айна, прикрытые рваными тюленьими шкурами, тотчас заслонили дряхлого белобородого старика. Но старик вышел вперед, на секунду закрыл руками лицо, прикоснулся к груди и поклонился лейтенанту.

Хвостов взял его за руку и повел с собой в сторону складов.

Толпа айнов откликнулась глухим, заунывным стоном. В этом сдержанном стоне прорвался одинокий пронзительный женский крик, и матрос-переводчик, вздрогнув, остановился. Он понял какое-то слово.

– Послушайте, Николай Александрович... Что эта женщина кричит? Она провожает старика на смерть...

– Мне уже все понятно, – ответил Хвостов строго. – Это японцы внушили айнам, будто мы их враги. Но сейчас мы в прах развеем эту клевету. Ну-ка потребуйте, чтобы открыли склад.

Под навесом амбара, окруженный военными, стоял подбоченясь упитанный японский купец. Два черных дракона, вышитых на его дорогом шелковом халате, повидимому, олицетворяли власть. Еще издали он гневно крикнул:

– Не смейте сюда приближаться! Я вам приказываю, и вы должны подчиниться.

– Этот бродяга вздумал командовать в нашем собственном доме! – заметил переводчик и строго приказал: – Подавай-ка скорее ключи!

Украшенный драконами толстяк повелительно кивнул своим охранникам. Те схватились за рукоятки ножей.

– Я знаю, кто вы, – проговорил японец, полуобернувшись. – Вы прибыли из русской страны и хотите бесчинствовать здесь, на моем острове. Мне жаль вас, но я не могу поступить иначе. Я прикажу отрубить вам головы и бросить их в залив...

Выслушав переводчика, Хвостов сказал:

– Этак с ним долго придется любезничать! Кликните матросов. Купчину взять! Всех остальных обезоружить!

Матросы с нетерпением ждали этого приказа. Через несколько минут на широкой полоске рогожи, разостланной у амбара, выросла целая груда японских копий, ружей, сабель, ножей. Окруженные дюжими моряками, неузнаваемо смирные и вежливые, самураи с опаской поглядывали на Хвостова, а толстый купец, угодливо кланяясь и улыбаясь, говорил:

– Но ведь мы просто не поняли друг друга!.. Я считал этот остров своей собственностью. Я не знал, что он принадлежит русским... Какое печальное недоразумение! А во всем виноваты эти дикие айны, – они не сказали мне, чья это земля...

– Если бы они сказали тебе об этом, – заметил Хвостов, – ты приказал бы рубить им головы. Открывай-ка амбар!..

Изумленные айны попрежнему безмолвно толпились у своего ветхого жилища. Хвостов распахнул двери склада и указал старику на огромные штабеля сушеной рыбы:

– Скажи своим людям, что все это ваше. Вы добывали, – значит, вы и хозяева.

В заливе Анива корабль простоял почти неделю. За это время откуда-то из таежных дебрей острова прибыло еще несколько айнских семей. Добродушные и приветливые люди, айны, казалось, были готовы подарить морякам "Юноны" все свое скромное богатство. С утра и до вечера дежурили они на берегу, ожидая прибытия шлюпки, и матросам не так-то легко было уклониться от настойчивых, ласковых просьб принять на память еще и еще какой-нибудь подарок.

Перед выходом в море Хвостов снова созвал японцев и сказал:

– Торгашам, прибывшим сюда грабить айнов, и тем, кто явился на остров с оружием, чтобы грабителей охранять, приказываю идти со мной, в Петропавловск. Наш, русский суд каждому воздаст по заслугам. А вы, наемные люди, свободны. Вы такие же, как и айны, – бедняки. Ступайте и рассказывайте всем, что здесь, на русской земле, мы не потерпим разбойников с Мацмая.

Он обернулся к айнам и кивнул старшине. Одетый в новую брезентовую одежду, взятую из японского склада, старик неторопливо подошел к лейтенанту и с поклоном подал ему ивовую палочку, расщепленную в виде метелки.

Хвостов уже знал, что у айнов это было знаком самой искренней дружбы. Он снял свою серебряную медаль и укрепил ее на груди старшины. Над толпой айнов пронесся дружный радостный гул.

Лейтенант развернул бумагу и стал читать. Переводчик повторял вслед за ним каждое слово:

"...1806 года октября 12-го российский фрегат "Юнона" под начальством флота лейтенанта Хвостова, в знак принятия острова Сахалина и жителей оного под Всемилостивейшее покровительство Российского императора Александра Первого, старшине селения на западном берегу губы Анива пожаловал серебряную медаль на владимирской ленте. Всякое другое приходящее судно, как российское, так и иностранное, просим старшину сего принимать за российского подданного.