Текст книги "Последний герой СССР (СИ)"

Автор книги: Петр Алмазный

Соавторы: Юрий Шиляев
сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 17 страниц)

Глава 10

Естественно, я слышал про «Аум синрикё»… И читал, и точно знаю, что сейчас в СССР разветвленная сеть этой секты. Украина, Прибалтика, в Казахстане очень много центров. Да что говорить, словно паутина, секта оплела весь Советский Союз. Эта, поначалу небольшая организация, сначала сделала неожиданный скачок в самой Японии. Если раньше учение Сёко Асахара было маргинальным, то в конце восьмидесятых стало захватывать студентов, преподавателей вузов, предпринимателей. Но – это Япония. Как эта зараза попала в СССР? И – главное – кто ее поддерживает? Учитывая масштабы, поддержка секты шла на самом высоком уровне, здесь я полностью согласен с Алферовым. Однако вслух этого говорить не стал, ответил неопределенно:

– Кое-что слышал.

– Тоталитарная секта по сути, – Алферов скривился, – хотя ее члены позиционируют себя церковью. Единой и истинной всемирной церковью. И их интерес к проекту «машина возмездия» опасен для всего мира. Поэтому будь предельно осторожен и осмотрителен в этой экспедиции.

– Понял, – ответил кратко. – Центральная, – сказал останавливаясь у гостиницы. – Вам помочь донести вещи?

– Мелочи. Что я, сам не донесу? – Усмехнулся Жорес Иванович.

Вернулся он быстро, с легким плащом на сгибе руки и небольшим чемоданчиком. Поставил чемодан на заднее сиденье, сверху бросил плащ и сел рядом со мной.

Я выехал на Ленинский проспект. Когда остановился у светофора на Октябрьской площади, Алферов, будто для себя самого, задумчиво произнес:

– Я согласился возглавить «Р. И. П.» не сразу. Эту тему мне предложил Олег Бакланов, секретарь ЦК. Сначала было предложено заняться научной частью. Но я, присмотревшись, понял, что придется делать все самому, с нуля. Нет такого человека сейчас в нашей стране, который мог бы координировать все темы «Р. И. П». И тогда я обратился к генералу Рохлину. Тоже Бакланов посоветовал. – Он помолчал и продолжил:

– «Р. И. П.» – это росток нового, это будущее, которое только только прорастает. Это будущее Союза… если Союз выживет…

Он замолчал, задумавшись. От его недавнего хорошего настроения не осталось и следа. Брови ученого сошлись в одну линию, лоб прорезала глубокая морщина.

– Жорес Иванович, можно вопрос? Личный? – Осторожно начал я.

– Да, Владислав, говорите, может, отвлекусь от тяжелых дум. – Жорес Иванович опустил козырек к стеклу, тень упала на лицо – длинное, костистое, типично белорусское.

– Я недавно прочел книгу «Подробности жизни Никиты Воронцова», Аркадия Стругацкого. И у меня возник ряд вопросов, – начал издалека. – Может ли человек вернуться в прошедший много лет назад момент своей жизни? И при этом сохранить память о той жизни, которую он прожил? О будущем, по сути?

В книге именно это и описывалось. Некая временная петля, и главный герой, умирая, переносился сознанием в один и тот же день своего прошлого – раз за разом. Вопрос был для меня очень важным, и я порадовался, что благодаря Стругацкому, мне удалось задать его отстраненно. Представляю, что бы подумал Алферов, скажи я сейчас: «Я прилетел из будущего, все знаю, всех спасу!»…

– Временная петля… – ученый посмотрел на меня с интересом. – Перенос сознания… Что такое сознание человека? По сути, можно описать сознание, как совокупность волновых пакетов, которая перемещается по пространственно-временному континууму. Одни пакеты информации имеют линейное движение по оси времени, а вот другие… Их можно представить и математически описать… Движение по оси времени назад невозможно в принципе, но если движение спиральное, то пересечение с аналогичным волновым пакетом вполне возможно. Но – в другом континууме. Если угодно и вам так понятней будет, в другом измерении, в параллельной вселенной. И Никита Воронцов в книге тоже попадал каждый раз немного в другой мир, и если вы читали внимательно, то могли это заметить. Другое дело, что он ничего не мог изменить в этом мире, даже зная о грядущих событиях.

– И что, вообще никак человеку, который точно знает будущее, не изменить его?

– С точки зрения науки – нет. Но вы, юноша, забываете о Боге.

– А вы в него верите?

– Все ученые, поднявшись до определенной ступени познания, верят в некий принцип, в первопричину, которую невозможно описать словами или передать цифрами, и научные методы здесь бессильны. Я предпочитаю называть эту первопричину Бог. Так что исходя из сказанного, по поводу героя книги могу сказать только одно: «На все воля Божья». Ну что, приехали…

Я остановил машину на площади перед аэропортом и от всей души пожелал:

– Ни пуха, ни пера, Жорес Иванович!

– К черту, Владислав, к черту! – с улыбкой ответил Алферов.

Он взял в правую руку чемодан, плащ перекинул на сгиб левой и пошел к зданию. Я не стал ждать, пока он войдет, повернул ключ в замке зажигания. «Волга» плавно тронулась с места.

Из головы не выходил разговор с Алферовым. Я не знаю, та ли это реальность, или же какая-то параллельная, но факт остается фактом: я прожил эту жизнь один раз и вернулся в одну из точек этой же самой жизни. Сейчас пока еще Светский Союз держится, но шторм уже начался. Идеальный шторм…

Идеальный шторм – это когда в результате целого ряда неблагоприятных событий, накладывающихся друг на друга, их общий негативный эффект существенно возрастает. Очень существенно! И сейчас я наблюдаю начало такого вот «идеального шторма».

Во время такого шторма все зависит от капитана. Если капитан, вместо того, чтобы бороться со штормом, подстраивается под него, то катастрофа неизбежна.

Некомпетентный «капитан» видит мелкие волны и не понимает, что они идут по поверхности большой и страшной волны, которая смоет все.

Возможно ли справиться с идеальным штормом? Такому мощному «кораблю», как Советский Союза – да. Весь вопрос в «капитане»…

Подъехав к забору «Р. И. П.», немного подождал, пока охранник откроет ворота. Вообще интересно, контора упакована техникой по самое немогу, а ворота открывают по старинке – вручную. Давно пора сделать нормальный КПП.

Проехав проходную, сразу направился в гараж. Поставил машину. Уже уходил, когда в полутьме коридора наткнулся на Василия Ивановича. Завгар, не отрываясь от вороха бумаг на верстаке, хрипло закашлялся.

– Василий Иванович, у меня к вам просьба. Там Петр Константинович сигнализацию поставил. Уберите ее на хрен, под корень.

– Петя затейник, – Василий Иванович улыбнулся – одними глазами, – что на этот раз учудил?

– Сирену противовоздушной обороны учудил, район на уши поставил ночью, и двоих – воришку и милиционера током шарахнуло, когда к машине прикоснулись. Весело было всем, – рассказал вкратце о ночном переполохе.

– Хороший мальчик, талантливый, – завгар усмехнулся. – Уберу, сейчас же.

– И, еще… Мне на склад надо. Подскажите, где он находится?

– А что подсказывать? С другой стороны, за той вон стеной. Обойди здание, там спуск в подвал. В аккурат на склад попадешь.

Я уже развернулся, когда его голос остановил меня:

– Стучи громче. Кузьмич последнее время глуховат стал. Пока откроет, сигарету успеваю выкурить. Еле шевелится. И дверь не дергай, пока сам не откроет, мужик он неторопливый, сначала чай допьет, потом перекрестится на иконку, потом ключи начнет искать.

– Понял, спасибо! – я вышел из гаража и быстрым шагом обогнул длинное лабораторное здание.

Строители сегодня работали на крыше и во внутренних помещениях, заканчивая проводить коммуникации. Обошел несколько бухт с проводами, спустился по широкому пандусу в подвал и толкнул дверь. Закрыто. Поискал глазами звонок, не обнаружив, постучал кулаком. Внутри что-то громыхнуло. Подождал. Еще подождал. Действительно, успел бы выкурить сигарету.

Наконец, дверь открылась.

– Ну и чего колотишь? Здесь тебе не Москва, чтобы все бегом-бегом.

Видимо, это и есть Кузьмич – приятный, похожий на старого домового, такой же уютный человек. Бородка, животик, кепка старого фасона с надписью «Таллинн» над козырьком. Одет в просторную ситцевую рубаху, яркую в зеленых и фиолетовых огурцах, заправленную в синие брюки. На ногах почему-то тапочки. Обычные, советские, в коричневую и черную клетку, теплые.

Он пожал мне руку:

– Степан Кузьмич. – представился, но моего имени не спросил. – Но ты можешь обращаться ко мне запросто: «дядя Степа». Для того дяди Степы, про которого ты стишки в детском саду учил, я мелковат, но мне все равно нравится, – посмеиваясь, сообщил он. – А здесь мое хозяйство. Ты же новенький? Владик, если не ошибаюсь?

– Влад, – поправил его, подумав, что в советское время действительно сокращали мое имя так: «Владик», потом буква «л» почему-то выпадала, и множество Владиславов становились Вадиками и дальше – Вадимами.

– Путь будет Влад, – добродушно согласился дядя Степа.

Я перешагнул через мощные силовые кабели, краем глаза отметил стол с компьютером, монитор которого светился. Рядом действительно термос и кружка, возле монитора иконка.

– Как тебе мое хозяйство? Впечатляет?

– Не то слово!

Склад оборудован самыми современными механизмами. Крепкие стеллажи почти до потолка, над ними бегают электроштабелеры – я таких никогда не видел, даже в две тысячи двадцать пятом.

– Как тебе мои паучки? – кивнул на них дядя Степа. – Я этими многоножками никак не налюбуюсь. Раньше как было? Все вручную, все врукопашную. Лестницы, стремянки, целая бригада грузчиков. А грузчики, сам понимаешь, народ отпетый… и запитый, что уж греха таить. А товар ищешь-ищешь, пока не начинаешь крыть трехэтажным матом все и всех. А сейчас я ткнул кнопочку на этой вот машинке, – он подошел к столу и ласково, как котенка, погладил монитор, – мне раз – ряд, полка, номер позиции. Я стрелочку курсорчика навел вот сюда, штабелёрчик съехал по стойке, достал нужный номерочек, спустил вниз. Ну или поднял – как мне угодно. Вот, полюбуйся. Можешь забирать. Рюкзак туристический, походный, две штуки. Я для Петра поменьше снял. Ему ни в коем случае много не нагружай, он половину все равно потеряет. А у меня потом списание. Не люблю, когда разбазаривают казенное имущество.

– Дайте три, – попросил я и непонимающе уставился на дядю Степу, который громко рассмеялся.

– Ха-ха-ха! Прямо как в анекдоте! Вот вам таблетка от жадности… Доктор, дайте две! – и он снова закатился смехом, похожим на звон колокольчика.

Я улыбнулся. Жадность – не жадность, но в экспедиции будет участвовать проводник, и лучше заранее собрать ему все необходимое.

– Готово! Рюкзак, три штуки, – Степан Кузьмич пощелкал мышью и отодвинул ее в сторону. – Смотри! – указал пальцем сначала в один угол склада, потом в другой. – Видишь, вон камеры монтируют? Сюда еще два монитора поставят, Петр обещал в ближайшее время заняться. Так я не сходя с места весь склад буду видеть! Так, что дальше?

– Дальше веревка. Статическая – пятьдесят метров, и динамическая – тоже пятьдесят.

– Готово, – отрапортовал дядя Степа через пару минут. – Что еще?

– Все снаряжение для скалолазания. Обвязки, каски, карабины десяток на каждого, на всякий случай. Скальные крючья и закладки, мало ли, что придется страховать. Перчатки, с усиленными ладонями, чтобы веревка не жгла руки. Молоток, желательно, небольшой, но увесистый. И на всякий случай ледоруб положите. Дальше… спальники, палатку…

После того, как все необходимое было собрано, я переключился на экипировку. Выбрал армейские берцы – высокие, с жесткой подошвой, проверенные в горах и не только. Походный костюм – брюки, куртка, камуфляж, из жесткой ткани, не рвется, не продувается ветром, не боится колючек. Да что колючки, такую ткань порвать – надо очень постараться. Хотя… у Петра, скорее всего, получится…

– Ну что, сборы, смотрю, в самом разгаре?

На склад вошли Сан Саныч и Петр, что-то увлеченно рассказывающий ему. При этом он махал руками, как ветряная мельница.

– Этому товарищу тоже костюмчик и обувь. Подбери, Кузьмич, у тебя глаз – алмаз, чтобы размер был в цвет.

– Костюм-то я подберу, а вот с обувью, боюсь, проблемы будут, – и дядя Степа уставился на ноги ботаника. – Ножки-то нестандартные…

Мы с Сан Санычем тоже посмотрели на ступни Петра. Я как-то раньше не обращал внимания, но у ботаника при его вполне себе среднем росте были такие лапы, что я не смог на глаз определить размер. Сорок седьмой? Или, все же, сорок восьмой?..

– Н-да… проблема, – Сан Саныч хохотнул. – Может, лыжи?..

– У меня проблем не бывает, – тут же обиделся заведующий складом. Он сел к компьютеру, его пальцы быстро забегали по клавиатуре. – Есть! – Кузьмич вскочил и, улыбаясь так счастливо, будто отыскал горшок царских червонцев, побежал к стеллажам.

Спустя несколько минут он вернулся, прижимая к груди резиновые сапоги, действительно, больше похожие на лыжи.

– Ничего себе, сапоги-скороходы! – Я расхохотался: сапоги были ядовитого, прямо-таки вырвиглазного желтого цвета. – Петр, теперь не потеряешься. В какую бы задницу ни упал, мы тебя увидим. Главное, падай сапогами вверх!

– Петруша, а у тебя кеды есть? – Поинтересовался Сан Саныч.

– Где бы я кеды сорок седьмого размера купил? – Проворчал Петр. – У меня кроссовки есть. Точнее – будут. Я Вовчику звонил, он сказал привезет настоящие, фирменные. Сказал, что для похода в самый раз.

– Петруша, – вкрадчиво спросил Сорокин, – а ты не сказал, в какой поход собираешься?

– Нет, я ему о полупроводниках рассказывал, – Петр скинул растоптанные сандалии и натянул сапоги. – О, в самый раз! Еще и с шерстяным носком пойдут!

– Что-то еще? – уточнил дядя Степа.

– Да. – я стал загибать пальцы. – Первое – аптечку. Полный набор, жгуты, бинты, обезболивающее, антибиотики, шприцы и прочее. Дальше: фляги, термос. Сухпаек на неделю, с запасом. Компасы, карту, – с сомнением посмотрел на Петра, тот как дите, радовался резиновым сапогам. – Карты одной хватит. Для меня. Проводник, думаю, дорогу и так знает, а Петру она точно не нужна. Дальше: бинокль, фонарики, приборы ночного видения…

– Куда тебе столько всего? – удивился Степан Кузьмич. – Не на войну же собрался?

– Лучше перебдеть, чем недобдеть, – ответил ему. Рассказывать, как четыре дня возвращались к своим по афганским горам, не имея даже спичек, естественно, не стал.

– Аппетиты у тебя, однако, – Сорокин покачал головой, но видно было, что он одобряет мою основательность. – Приборы ночного видения я сам тебе организую. Петр, переобувайся, сапоги в рюкзак. Не самая удобная обувь, но я постараюсь найти берцы твоего размера. Все, Кузьмич, соберешь рюкзаки?

– Да без вопросов, Сан Саныч! – заведующий склада тут же принялся за работу.

– Вообще-то рюкзак самому надо собирать, это все равно, что парашют складывать, – возразил я.

– Я список предоставлю, снизу вверх – где, что, в каком количестве и в каком кармане, – пообещал дядя Степа.

– Пошли, – Сан Саныч потянул меня за руку и чертыхнулся, споткнувшись о сапоги, брошенные посреди прохода.

Мы прошли склады и Сорокин открыл дверь у дальней стены. Дальше метров двадцать коридора. Внезапно погас свет.

– Черт, освещение в коридоре не сделали, – тихо выругался Сан Саныч и толкнул дверь. – Пришли.

Впереди разверзлось темное пятно большого помещения. Я только успел подумать, что здесь слишком тихо, как тут же раздался треск автоматной очереди. Темноту прочертили рваные, ослепительные, вспышки выстрелов. В нос ударил запах пороха. Сорокин резко рванулся к стене, его силуэт мелькнул в оранжевых отблесках. Темнота снова сомкнулась, но в ушах стоял звон, а перед глазами плавали пятна.

Я рванулся вперед, вжимаясь в липкий от пыли бетон и автоматная очередь снова прошила воздух. Горячие гильзы дождем сыпались на пол, судя по звуку – метрах в семи от меня. Первый перекат. Выдох. Второй бросок – вот уже силуэт, мелькнул в дыму. Вскочил разжавшейся пружиной, левой нанес резкий удар по запястью, послышался хруст и крик. Локтем в солнечное сплетение – воздух с хрипом вырывается из его легких…

И тут помещение заливает яркий свет.

– Агеев, сука, – прорычал Сорокин, – я пристрелю тебя прямо сейчас, собственными руками!

Да, попал… От этого никогда не отмоюсь…

На полу лежал человек в камуфляжном комбинезоне. Маленький, даже хрупкий. На лице странный прибор ночного виденья, я таких раньше не видел. Из-под черной балаклавы выбилась знакомая коса.

Сорокин рухнул рядом на колени, пальцы, которыми он пытался нащупать на шее пульс, дрожали.

– Настя… Настенька… – голос его сорвался, будто он вот-вот зарыдает.

И в этот момент девушка внезапно «ожила». Быстро, слишком быстро для только что лежавшего без сознания человека, ее рука рванулась вверх, обхватила шею Сан Саныча, нога подсекла – и он с глухим стуком грохнулся на пол. Тут же мгновенно вскочила на ноги – одним движением. Стойка уверенная, профессионального бойца. Ладонью подозвала меня к себе – мол, давай, попробуй. Я медленно поднял руки, показывая, что не собираюсь нападать. Она слегка наклонила голову, будто оценивая обстановку.

– Ссышь? – услышал ее голос. От воркования голубки, к которому я привык, сейчас ничего не осталось.

– Дура, я думал, убил тебя. Совсем охренела⁈ – Со злостью процедил сквозь зубы. – Понимаю, что тебя так просто не грохнуть, но видела же, что вошли люди?

– А я не знаю, люди это вошли или противник? – возразила она.

– Уволю ко всем собачьим чертям! – рявкнул Сорокин.

– Собачьих чертей не бывает, – ничуть не испугавшись, ответила девушка.

Он встал на ноги и, схватив секретаршу за запястье, потащил к противоположной стене. Я увидел там еще одну дверь.

– Почему запасной выход не закрыт⁈ – Орал Сорокин. Он был в ярости. – Идут строительные работы, идет пусконаладка на втором и третьем этажах… неизбежны сбои и отключения электричества. Башкой-то думай! А если бы рабочие вошли случайно? Быстро привела себя в порядок и ко мне в кабинет!

Он втолкнул девушку в раздевалку и, повернувшись ко мне, объяснил:

– Дверь в темноте перепутал. Там рядом с оружейной запасной выход из тира.

Я молча смотрел на него. Видимо, он уловил вопрос в моих глазах, оглянулся на раздевалку и, подтянув узел галстука, проворчал:

– Все очень сложно…

Глава 11

Хлопнула дверь и на пороге раздевалки появилась Анастасия Викторовна. В свежей блузке, на ней снова сарафан – и что она по ним так тащится? – коса аккуратно уложена на голове, на ногах элегантные лодочки на невысоком каблучке. Милая, нежная девушка, сейчас в ней под угрозой расстрела не узнаешь ту фурию, что уложила Сорокина – полковника ГРУ – на обе лопатки. Библиотекарша, да и только.

Кто она такая? Я не могу понять. На любовницу или жену Сорокина вроде не похожа. И дело тут не в возрасте. Ученица? Возможно. Хотя, скорее всего дочь. Опекает он ее прямо по-отцовски. Но в то же время он – Александр, а она – Викторовна. Не сходится. Я пожал плечами и подумал, что мне, в принципе-то, какая разница? Настя – не моя головная боль, а Сорокина.

– Через пятнадцать минут в мой кабинет, с заявлением об увольнении, – рявкнул Сорокин.

Настенька, милая и нежная Настенька улыбнулась и, посмотрев на Сан Саныча ангельским взглядом, вдруг показала ему фигу. Сорокин задохнулся от возмущения:

– Да я… да ты…

Но Настя, взмахнув подолом сарафана, скрылась за дверью. Сорокин закрыл за ней дверь тира на ключ, проверил, подергав. И двинулся к двери, через которую мы попали в тир. В узком коридоре действительно были две двери. Над одной написано «Тир. Запасной выход» – сейчас горела лампа подсветки – и рядом: «Не входить, идут стрельбы». А вот над второй дверью просто написаны цифры, нитрокраской по трафарету.

Сан Саныч достал ключ, щелкнул замком и толкнул дверь плечом. Тут же протянул руку и включил свет и выключил сигнализацию. Я шагнул за ним и обомлел. Это была не просто оружейная комната с парой шкафов, а настоящий арсенал. Стеллажи до потолка, ящики с гранатами, автоматы в стойках, снайперские винтовки в наглухо закрытых шкафах. Все интереснее и интереснее… Чем же на самом деле занимаются в «Р. И. П.»?..

– Вон там, – Сан Саныч ткнул пальцев в сторону ближайшего стеллажа, указывая на темный пластиковый ящик, – приборы ночного видения. Петруха потом объяснит, в чем фишка. Его изобретение. А с остальным… Сам разберешься. Сильно не жадничай. И, это… Ты о случившемся в тире не распространяйся, – как-то, мне показалось, даже виновато, попросил он.

– Не буду, – ответил коротко.

– И что, даже без вопросов обойдешься?

– Я не любопытен, – пожал плечами. Меня действительно сейчас больше интересовало оружие. Хотя Настя тоже интересовала. Увидел ее с неожиданной стороны и девушка, признаться, заинтриговала меня.

– Она моя дочь, – Сан Саныч вздохнул. – Мы вместе с женой работали, а когда она погибла, я Настеньку от себя отпустить боялся. Ну и учил всему, что сам умею… Не заметил, как выросла. Да такой, что подковы на лету рвала… Не было никакой управы, просто руки опускались. Все-таки, девочка. Хорошо, теща возмутилась, мозги мне вправила. Сказала, что девушке другое воспитание нужно. Музыка, культура, театры там всякие. Дальше – институт культуры, библиотечный факультет. Сам не знаю, как Настя уговорила меня взять ее сюда, секретаршей.

– Один вопрос: почему она Викторовна?

– Александровна. А Викторовна – это она захотела, чтобы никто даже не подозревал, что я ее отец. У нас и фамилия разные. У нее фамилия жены – Воложина. Ладно, пойду увольнять, – он вздохнул.

Я почему-то подумал, что уволить нашу секретаршу у Сорокина не получится. Дочка не из породы, а в породу – вся в папу.

– Ключи потом мне занесешь, и на сигнализацию поставь, – Сорокин положил связку ключей на стеллаж и вышел.

Я взял три прибора ночного видения, отложил в сторону. Прошелся меж рядов. Гранаты? Вряд ли понадобятся. Достаточно будет карабина «Сайга», для нашей поездки оптимален. Пистолет Макарова, который отобрал у ботаника, тоже остался у меня. Не на войну едем. Пожалуй, патроны взять и все. Сложив оружие, патроны и приборы ночного видения в пустой ящик, оставил тут же, на пустой стойке.

Покинув оружейную, поставил на сигнализацию и захлопнул за собой дверь. Вышел на улицу и задохнулся от налетевшего прохладного ветра. Пока я кувыркался на бетонном полу в тире и потом был в оружейной, прошел дождь. Даже, пожалуй, гроза. Вокруг лужи, с крыши потоки из водосточных труб. Ну наконец-то! Признаться, жара уже изрядно поднадоела.

Вернулся на склад к Кузьмичу. Там собственноручно собрал свой рюкзак, переложив все по своему. Кузьмич пил чай и сильно ко мне не лез.

Попрощавшись с Кузьмичом, отнес ключи Сорокину. Тот, видимо после разговора с дочерью, был в бешенстве. Взглядом, кажется, мог бы убить, лицо пошло красными пятнами, говорит скупо, сквозь зубы. Я положил ключи на стол и едва удержался от насмешки, увидев обрывки бумаги на столе, на полу и на воротнике Сан Саныча. Настенькино заявление об увольнении? Скорее всего.

– Оружейку на сигнализацию поставил? – рявкнул он на меня.

– Так точно, сигнализацию включил, лампа загорелась. Цвет лампы – красный, форма – овальная, – ответил я, с усмешкой глядя на Сан Саныча.

– Ты мне еще пошути тут, шутник нашелся, – заорал он и тут же вдруг остыл. – Так, время час. На сегодня все. Свободен. Сегодня и завтра отдыхай. А в понедельник с утра как штык. Встретите с Петром Клочкова. В понедельник же должен американец приехать. Я тебя еще отдельно проинструктирую. Но потом. Непосредственно перед выездом. Как раз бумаги будут готовы. Все-таки приграничный район. Иди.

Я вышел. Нет, я конечно, сочувствовал Сан Санычу, но ситуация, после того, как прошла злость, казалась мне комичной. Спустился в фойе. Настя, как ни в чем не бывало, дежурно улыбнулась мне и проворковала:

– Всего доброго, Владислав Борисович.

– И вам всего доброго, Анастасия… Викторовна?

– Да, Викторовна, – буркнула она сердито.

Я только покачал головой. Женщины – они такие непредсказуемые и разные… Слава Богу, в моей жизни этот вопрос закрыт раз и навсегда.

В гараже Василий Иванович обрадовал:

– Все, убрал к чертям Петькину гуделку, – я не успел поблагодарить его, как завгар плеснул ложку дегтя:

– Можешь спокойно оставлять ключ в замке. Да, и напиши на лобовом стекле, чтобы воры не стеснялись, снимали колеса и шарились в салоне.

Я покинул территорию организации и пока ехал, из головы не выходили снятые колеса. В девяностые с колесами была настоящая беда. Не сейчас – через год-другой оставить машину на ночь – считай, подарить ее. Целиком или по деталям – дело десятое. Вспомнилась комичная история с австрийцами.

В девяносто первом году, когда экономике пришла окончательная жопа, и с продуктами стало совсем плохо – в Нечерноземье во многих районах не могли даже отоварить талоны – Майкл Горби обратился к правительствам и людям доброй воли с просьбой оказать продовольственную помощь голодающему населению Советского Союза. Лично я, вспоминая об этом, испытываю жгучий стыд. За какие-то несколько лет угробить великую страну, довести до нищенства народ… Но – про колеса.

Почему-то первыми откликнулись на призыв о помощи австрийцы. Австрия отправила колонну с продовольственной помощью – несколько фур в сопровождении австрийских полицейских. Фуры «разули» на первой же остановке на территории Советского Союза. Тогда австрийцы попросили правительство СССР о том, чтобы колонну сопровождали австрийские полицейские с табельным оружием. Разрешение они получили, но колонна с продовольствием все равно не сразу доехала до Москвы. На второй остановке колеса сняли не только с фур, но и с австрийских бронетранспортеров.

Сейчас, в относительно спокойном по сравнению с предстоящими годами, девяностом году люди еще не подозревают, что их ждет. А ждет их голод – настоящий. Причем процентов восемьдесят населения Советского Союза. Девяностые – они у всех были разными. Для кого-то это время возможностей и перемен, но для многих – время выживания, любой ценой. И цена эта часто оказывалась непомерной. Я, когда жил первый раз, тоже заплатил свою «цену». Ею оказалась жизнь моих родителей и друга.

Приехав к дому, спокойно оставил машину у подъезда. После ночного концерта я за нее не волновался. Поднялся на свой этаж, но задерживаться в квартире не стал. Взял барсетку с деньгами и уже выходил, когда услышал голоса за дверью соседней квартиры. Толкнул ее – Петр опять пренебрег замками – вошел.

– О, Влад! На ловца и зверь бежит! – в заваленной техническим хламом и книгами комнате, расчистив себе место на стуле, сидел Вовчик. – Тут Петя у нас собирается покорять вершины Алтая, я вот шузы подогнал клевые.

Вовчик просто сиял, но, когда он думал, что на него не смотрят, улыбка сползала с лица и в глазах мелькало затравленное выражение. – А когда вы выезжаете? Я бы пришел проводить. Петр, как? Подошли?

– Ага! – ученый вышел из спальни в новых кроссовках. Я поднял брови: настоящий «Адидас», надо же!

– Сколько тебе за них? – Петр полез в карман за деньгами.

– Не-не-не, презент! – Вовчик улыбался.

– Да зачем такие жертвы? – я усмехнулся. Альтруизм не являлся сильной стороной его характера, если не берет денег, значит, ему что-то надо.

– Да ты что, Влад, что я нищий что-ли? Что я не могу другу подарок сделать? – Вовчик спрыгнул со стула, потряс руку сначала Петру, потом мне. – Ну я побежал, бывайте! И дороги вам хорошей!

Странный он какой-то сегодня.

– Отличная обувь, – между тем радовался подарку Петр. Ну блин, как ребенок, действительно! – Влад, посмотри какие хорошие кроссы! Не жмет нигде, не давит! Как специально для меня сделали! – Он попрыгал, пробежался по комнате, свалив кипу бумаг со стола.

– Ты сегодня вечером что планируешь? – поинтересовался у него на всякий случай. Петр, конечно, не от мира сего человек, но как я успел уже убедиться, постоять за себя сможет.

– Да вон, – он кивнул на гору бумаг, которую только что свалил со стола, – докторскую буду набирать. Она у меня в рукописном виде. Да, тут что хотел тебе дать, – и он вытащил маленькую черную коробочку из пластмассы. На ней экран – не широкий, сантиметра два.

– Что за тамагочи? – Спросил у него и вспомнил, что тамагочи появятся позже. Ладно, слово незнакомое, сочтет за речевую особенность.

– Пейджер! – Гордо сообщил ботаник. Теперь всегда будешь на связи! Кстати, пейджинговая станция у нас своя, в «Р. И. П. е», Настя на первых порах за оператора, но уже кого-то Сан Саныч принял – будет круглосуточная связь.

Я вздохнул, вспомнив сотовую связь в будущем, смартфоны и айфоны. Но – пока чем богаты, пейджер так пейджер.

Поблагодарив Петра, вышел к машине. Надо к родителям. Мама там наверняка с ума сходит, три дня не звонил. Отец тоже беспокоится.

Не заметил, как доехал до Сулимы. Время иногда ведет себя странно. бывает, что внутреннее чувство такое, будто прошел час, а на деле минут пять. И наоборот: кажется, что вот только вышел из квартиры Петра – а уже у дома своих родителей. Всю дорогу размышлял о том, как вообще возможно попаданство и не заметил, как доехал.

– Владичка! Сынок! Ну разве так можно! – запричитала мама, когда я вошел в квартиру родителей. – Пропал на три дня, я уже хотела в милицию идти, но отец не дал.

– И правильно, – папа усмехнулся, но я видел на его лице облегчение. – Мужик в армии отслужил, имеет право загулять.

– Пап, не было загула, работы много, – я чувствовал себя последней сволочью. События закрутили так, что действительно в эти дни не вспоминал о родителях.

– Пойдемте за стол, – тут же захлопотала мама. – не ел ведь?

– Верно, мам, слона бы съел, как голоден, – я занырнул в ванную комнату, вымыл руки и, вытирая их полотенцем, посмотрел в зеркало. Я изменился. Сильно. По сравнению с тем двадцатилетним парнем, которым был когда-то, сейчас стал жестче. Появились мимические морщины, губы не растянуты в вечной ухмылке, как это было в прошлой жизни, напротив, сжаты в четкую линию. Брови сосредоточенно сведены, уже намечается складка между ними. И взгляд. Взгляд опытного, много пожившего человека. Все-таки я не умею расслабляться. Постоянная боль прошлой жизни приучила ждать подвоха с любой стороны.

Постарался расслабиться и из ванной вышел с улыбкой на лице.

– Что у нас сегодня? – обнял маму, поцеловал в щеку.

– Садись, тебе понравится. Бигус сделала. Правда, с курицей, но неплохо получилось. – она наложила еду в тарелки и поставила на стол.

– Мам, пап, поговорить надо, – начал я.

Отец, только что зачерпнув ложку капусты, отложил ее обратно на тарелку.

– Говори, – сказал он, серьезно глядя на меня.

– У меня действительно серьезная работа. Организация называется «Развитие. Инвестиции. Проекты.». Занимаются научными исследованиями, изобретениями и еще Бог знает чем. Я в этом не разбираюсь. Работы много, и я не смогу бывать у вас так часто, как мне этого бы хотелось.

– Влад, ты стал как-то мудрено говорить, – заволновалась мама, но тут же успокоила себя: