Текст книги "Последний герой СССР (СИ)"

Автор книги: Петр Алмазный

Соавторы: Юрий Шиляев
сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 17 страниц)

Но ботаник его не слушал. Он достал мешочек с гречкой и бухнул следом.

– Тоже зря. Сначала гречку бы сварил, потом добавил бы тушенку, – прокомментировал Олег.

– Ни о чем. Еда – она и в Африке еда, – я присел рядом с ученым. – Рассказывай, что у тебя там?

– Дневник Виктора У. Это ключ к машине возмездия. – Петр вдруг потерял свою обычную словоохотливость. Он достал из второго кармана шпроты и, отвернув крышку, принялся бросать в рот одну за другой. Больше он не добавил ни слова, я тоже не стал спрашивать.

В любом случае к этой теме еще вернемся.

Глава 20

Не стал мешкать, достал из рюкзака спутниковый телефон и позвонил Сорокину. Он ответил почти мгновенно. В трубке раздался ровный, лишенный всяких эмоций, голос:

– Сорокин слушает.

– Цель найдена, – так же ровно доложил я.

– Принято. Оставайтесь на линии. Уточним координаты. Полетное задание для вертолетчиков будет через пару минут.

Я ждал недолго.

– Влад, координаты подтверждены. Вертолет вылетает. Через два часа будет на точке. Вернетесь с вертолетчиками. – Сорокин помолчал и совсем другим тоном поинтересовался:

– Наш гений цел?

– Почти, – ответил я, ухмыльнувшись и отключился.

Все. Считай, дело сделано. Вдруг почувствовал зверский голод. Простой аромат гречневой каши показался верхом гастрономической роскоши. Сглотнул слюну и, спрятав чемоданчик в рюкзак, подсел к костру.

Петр уже поел, впрочем, он всегда делал это быстро. Я взял миску и наложил каши. Тушенка действительно разварилась на волокна, но все равно очень вкусно. Только опустошив миску, понял, что каша совсем не соленая. Забавно, сейчас это показалось мне такой мелочью…

– Влад, ты не против, если я добью? – спросил Петр, заглядывая в котелок.

Мотнул головой, мол, давай, не стесняйся. Пока он ел, мыл посуду, перекладывал вещи в рюкзаке, проводник поманил меня за собой к вагончикам.

– Влад, переговорить надо, – тихо, чтобы не слышал ученый, сказал он. – Есть тема.

Я кивнул.

– Я тут долго отирался, считай до мая месяца. Зима у нас длинная, так что обшарил здесь все. Кстати, запасы нашел, консервы, еще кое-что. Так и выжил. Пойдем, покажу. Рюкзак возьми.

Вернулись быстро. Петр еще возился со своими вещами.

Олег поднял вещмешок, закинул его за спину.

– Все, мужики, я свою часть контракта выполнил, – он подал мне руку.

– Ты не с нами? – вопрос задаю для проформы, понятно, что у кого-то в Монголии остался перед Олегом «должок», который он обязательно стрясет.

– Собака заждалась. – Олег улыбнулся – второй раз. Лицо его, обычно суровое и отрешенное, вдруг стало почти мальчишеским. – Передай Сорокину, что машину я забрал в счет оплаты. Больше он мне ничего не должен.

– Ну, бывай. – пожимаю его сухую, крепкую ладонь. – До встречи!

– Это вряд ли. Прощайте – так будет правильнее, – он хлопнул ботаника по плечу, махнул мне рукой и начал подъем.

Двигался быстро, легко, как зверь, знающий эти тропы. Я провожал его глазами, пока он не пропал за скальным козырьком, скрывающим от посторонних глаз вход в древний монастырь.

Слышался нарастающий гул вертолета. Я смотрел в небо, ожидая, что он вот-вот появится из-за горного хребта. Но он показался из-за осыпи, закупорившей долинку. Махина МИ-26 вынырнула стремительно, грохот заложил уши. На панели спутникового телефона загорелся зеленый огонек.

Снимаю трубку, прикладываю к уху, кричу через шум:

– Прием!

В трубке спокойный голос командира:

– Двенадцать-пятнадцать. Вас вижу. Обозначьте объект.

Петр прыгает возле контейнера, машет руками. Показываю на него рукой.

– Обозначил. Видите?

Грохот винта оглушает, превращая мир в вибрирующую бурю.

Я бросился к контейнеру, по его бокам на высоте двух метров приварены петли. Подпрыгиваю, хватаюсь за первую карабинную скобу стропы, защелкиваю ее. Вторую цепляю вслепую – ветер не дает открыть глаза. Скоро все четыре стропы были закреплены.

Мы с Петром, подхватив рюкзаки, нырнули под брюхо вертолета. Сверху сбрасывают средство для эвакуации, устраиваю Петра на носилках, как пострадавшего, застегиваю ремни и даю отмашку. Стою, готовый кинуться на помощь, если этот ученый чудила вдруг умудрится и оттуда сверзиться. Но нет – Петр благополучно оказался на борту.

Пара мгновений – и на землю падает тяжелый трос. Обматываю вокруг бедра и предплечья, даю отмашку. Меня резко дергает с земли – и я вваливаюсь в темное, гулкое нутро вертолета. Меня тут же хватают за куртку и люк захлопывается. Сажусь на скамью и… вижу кислое лицо Арни. Американец смотрит на меня мутными глазами, но тут же клюет носом, засыпая. Петр показывает мне большой палец, улыбаюсь ему в ответ.

Камни, завал, долинка – все стремительно уходит вниз. Я посмотрел на американца и ухмыльнулся: в принципе, можно считать задачу выполненной.

Через два часа были в Барнауле. Вертолет завис над асфальтированной площадкой, за лабораторным зданием «Р. И. П.». внизу, не обращая внимания на ветер и пыль, ребята в камуфляже ловят груз, хватаются руками за ребра жесткости и наваливаются всем весом – чтобы погасить колебания. Слышится металлический лязг – отцепляют карабины. Контейнер, наконец-то, с глухим стуком встает на землю. Его мгновенно окружает оцепление. Вертолет приземляется, мы с ботаником с трудом расталкиваем американца и первым выпихиваем его из вертолета. Следом спрыгиваю сам и помогаю спуститься на землю Петру. Вертолет взмывает вверх, рев двигателя меняет тональность.

С Арнольда Слободчикова мгновенно слетает сон. Он быстрым шагом, едва сдерживаясь, чтобы не перейти на бег, бежит к контейнеру. Но оцепление останавливает его. Я закинув на плечо рюкзак, наблюдаю, как Сорокин в сопровождении людей в строгих костюмах (среди которых с удивлением узнаю того самого «пастора» – подполковника Блохина, что наблюдал за мной и Клочковым в Железке) направляется к контейнеру.

Настя, серьезная, с косой, уложенной короной на голове, в деловом пиджаке и строгой юбке, с фотоаппаратом в руках. Девушка едва скользнула по мне взглядом и переключилась на контейнер. Сфотографировала. Еще раз. И еще.

Военные кувалдой сбивают заклинивший замок, распахивают двери – за ними еще одни. На вторых дверях контейнера сложный кодовый замок. Человек в камуфляже – я его раньше не видел – подошел к замку, открыл разъем, подключил к нему небольшую коробочку. Дисплей засветился зеленым. Специалист набрал ряд цифр, внутри контейнера щелкнуло, послышалось мягкое гудение. Дверь отъехала в сторону и…

Ужас на лицах «комиссии» невозможно описать культурно, у меня на языке вертелось нецензурное слово, но я промолчал. Однако Блохин, с которого слетела вся его ханжеская светскость, заорал:

– Да вы что тут, совсем о***ели⁈

Контейнер был под завязку забит человеческими костями, они водопадом хлынули на асфальт, один череп откатился к американцу под ноги. Арни Слободчиков, до этого мгновенья едва не прыгавший от нетерпения, с криком «шщит⁈», отскочил прочь.

– Это точно тот самый контейнер? – Голос Блохина дрожит, он едва сдерживает ярость.

– Вот свидетель, – кивает на американца Сорокин. – Все на глазах международной общественности сделали. Но, Коля, ты можешь слетать туда-обратно, за четыре часа сам все на месте проверишь, ручками, так сказать, пощупаешь. Мне скрывать нечего.

Настя, закончив фотографировать, ушла.

Тем временем подготовили акт, присутствующие расписались под тем, что «контейнер не был вскрыт; долгое время простоял под воздействием перепадов температур, воздействием осадков; секретный кодовый замок марки ЭТЦ не вскрыт; контейнер заполнен останками неизвестного происхождения, среди которых пульт управления объектом не обнаружен»…

– Какой «не обнаружен»⁈ – Заорал Блохин. – Надо проверить, может он под этими костями!

– Пожалуйста, проверяйте, – Сорокин усмехнулся так, как, наверное, мог бы усмехнуться сам дьявол и жестом пригласил Николая Ивановича к жуткому «кургану», вывалившемуся из контейнера. – Проверяйте, – растягивая гласные, произнес он равнодушо.

Блохин с американцем переглянулись и начали разгребать эту кучу, отбрасывая в сторону кости.

– Ветров! – Сан Саныч окликнул одного из стоящих в оцеплении. – Принеси товарищам шанцевый инструмент.

Солдат метнулся к складу, и тут же вернулся назад с совковыми лопатами. КГБшник зло зыркнул на него, но лопату взял. Сухой, ломкий хруст разносился над площадкой.

А я смотрел на это и думал, что и умерли люди в муках, в подземелье монастыря, и после смерти нет им покоя. Словно прочитав мои мысли, Сан Саныч подозвал к себе командира группы:

– Капитан, после того, как эти вандалы, – он кивнул в сторону Блохина и Арни, – закончат глумиться, похороните по человечески.

Блохин с американцем ничего не нашли. Сорокин не предложил даже умыться, но было заметно, что ему приятно наблюдать за тем, как КГБшник пытается безуспешно стряхнуть пыль с одежды. Подозреваю, что у этих двоих личные счеты, слишком уж эмоционально они реагируют друг на друга. Вокруг них воздух почти искрит от целой гаммы скрытых эмоций.

«Гостей» полковник Сорокин проводил до ворот – лично. Я отметил, что траспорт проверяющих на территорию «Р. И. П.» не пустили. Сорокин перебросился парой слов с охранником на входе, и вернулся к контейнеру.

– Влад, пойдем. – И быстрым шагом направился к лабораторному зданию. Я обратил внимание на то, что сегодня строителей нет. Работа приостановлена. – Где Петр? – Сан Саныч оглянулся.

– Убежал к Насте, уже наверное обедает, – ответил я.

– Отлично. Ему не нужно присутствовать при нашем разговоре, пока вся эта свистопляска с проверяющими не утрясется.

Лабораторное здание имело странную планировку. Я уже был в нем, когда ботаник пытался протащить в машину оборудование, но тогда вошел с другой стороны и сразу попал в небольшое помещение. Сейчас же Сорокин провел меня по периметру. Лаборатории соединялись в центре лучами и я вдруг вспомнил, что в своей первой жизни был здесь. Тогда же, когда посещал дом Лисавенко – во время школьной экскурсии. И нам очень ярко рассказывали о том, что здесь будет оборудован климатрон. Что вот в этом отсеке будет воссоздан климат тропических лесов Африки; а здесь – климат пустынь Средней Азии; а в следующем отсеке – тундра с ее карликовыми деревьями, мхами, лишайниками и морошкой. Потом, насколько я читал, это здание выкупила московская фирма, и идея климатрона еще долго не давала покоя новым собственникам. Даже начали ремонт здания, но скоро разорились. Значит, «Р. И. П.» в моей первой реальности не существовал? И эта реальность, в которую я попал, умерев в офисе от сердечного приступа, действительно альтернативная? Но обдумать не успел – Сорокин нажал кнопку, отключая сигнализацию.

Мы попали в небольшую – квадратов шесть – комнату с лифтом, в центре огромного, разделенного на лепестки лабораторий, зала. В кабине две кнопки без обозначения этажей. Сан Саныч нажал на одну – и лифт ухнул вниз.

Судя по времени, мы спустились на три этажа – не меньше. Останавливаемся. Еще одна дверь – куда более серьезная. Сорокин молча подходит к панели возле, пальцы порают над клавиатурой, вбивая длинную последовательность цифр. Тихий щелчок – и красный глазок сигнализации гаснет. Щелчок замка, тяжелая дверь отъезжает в сторону. В холодном воздухе запах металла.За этой дверью еще одна. Массивная, стальная, с маховиком посредине, словно в банковском хранилище.Сорокин вращает колесо, дверь открывается.

Воздух внутри сухой и холодный. Вдоль стен стеллажи с опечатанными металлическими ящиками, ряд сейфовых ячеек – все как в самом надежном банке.

Сан Саныч оборачивается ко мне, его лицо в синеватом свете кажется высеченным из камня.

– Давай. – Говорит он.

Я скидываю рюкзак с плеча, расстегиваю. Внутри, аккуратно обернутый в спальник, лежит черный чемоданчик. Похож на чемоданчик со спутниковым телефоном, но крупнее, тяжелее, с дополнительными кнопками на верхней панели, о назначении которых я могу только догадываться.

Усмехаюсь про себя. Всплывает картинка: тайник, который показал Олег Клочков, там, за вагончиком, под камнями. Я так и не сказал об этом Петру. Перед выездом Сорокин дал мне предельно четкие инструкции: «Ни слова. Никому. Даже ему» – и кивнул в сторону ученого. В принципе, правильно. Петр – романтик, он бы увидел в этом шаге предательство, а не необходимость. Сейчас, находясь в самом чреве этого странного места, я очень четко понимал, что в «Р. И. П.» любая эмоция – это роскошь. Или слабость.

Передаю чемоданчик Сорокину. Он берет его уверенно, осторожно проводит ладонью по поверхности. Бросает на меня взгляд, в нем удовлетворение от сделанной работы. Без слов открывает одну из ячеек ключом, который снимает с шеи – висел на шнурке вместе с крестиком. Внутри лежит еще один чемоданчик. Почти близнец того, что я доставил из горной долины, но поменьше и кнопок на верхней панели не так много. Ну-ну, переносной пульт управления был уничтожен⁈ Да как же! Я хмыкнул.

Полковник Сорокин кладет второй пульт рядом с первым и закрывает ячейку. Дело сделано.

Обратный путь кажется длиннее. Синяя лампа в лифте мерцает, отбрасывая наши тени на стены. Сорокин не произносит ни слова. Я тоже молчу. В голове роятся вопросы, но задавать их сейчас не стоит. Не ответит человеку «с улицы». Я и так слишком много видел за то недолгое время, что работаю здесь. Что ж, приберегу их до лучших времен, если эти времена когда-нибудь наступят. Или, если не найду ответов сам…

Когда вышли из лаборатории, я бросил взгляд в сторону контейнера. Группа силовой поддержки уже расчистила площадку от останков и БТР готовился отъехать. Оперативно они.

Слепящий дневной свет после подземной синевы флуоресцентных ламп заставляет щуриться. Сан Саныч быстро идет к домику профессора Лисавенко, почти игрушечному на фоне лабораторной махины. Вошли в зеленое фойе, я принюхался – пахнет жареной картошкой. Странно. Там, за этой «оранжерейной» стеной есть еще и кухня? Хотя, скорее всего, есть. Ведь когда-то давно профессор жил здесь с семьей, а значит, где-то готовили еду. Ни Насти, ни Петра возле стойки с телефонами не было.

Быстро поднялись по лестнице и Сорокин сразу направился в свою часть «распашонки». В кабинете прошел к столу, но не сел, облокотившись о спинку стула. На его лице появилась редкая, почти искренняя ухмылка.

– У Олега Клочкова, – говорит он неторопливо, будто смакуя каждое слово, – юмор, конечно, очень своеобразный, но сегодня… – полковник не сдержался, хохотнул – коротко и скрипуче, – сегодня он меня просто порадовал! Надо было так «пошутить» – загрузить в контейнер кости! Я впервые видел Колю Блохина таким… – он помолчал, подбирая слово, – грязным. В прямом смысле. С головы до ног в пыли и прахе. Зрелище, однако!

– Кто такой Олег Клочков на самом деле? – не смог удержаться от вопроса. Филолог после пединститута вряд ли способен провернуть фокус с контейнером. И на фоне этого рассказ проводника о его «приключениях» в Монголии кажется если не ложью, то полуправдой – как минимум.

Ухмылка слетает с лица Сан Саныча, будто ее и не было. Взгляд снова становится таким, от которого неподготовленному человеку впору окаменеть. Он смотрит на меня прямо, словно взвешивая, сколько правды мне можно выдать, не сломав хрупкий баланс между доверием и безопасностью.

– Кто такой Олег Клочков? – переспрашивает он, будто размышляя вслух. – Даже не знаю, что тебе ответить…

Он замолкает, взгляд его теряется где-то на черных шторах и тут же возвращается ко мне.

– Ты про Фотия Лескина когда-нибудь слышал?

Я кивнул. В памяти всплыли скудные сведения из Википедии.

– Старовер. Командовал армией в Восточном Туркестане в сороковые годы. Загадочная личность, – ответил Сорокину, уже, впрочем, понимая, куда он клонит.

Сорокин беззвучно усмехнулся.

– Загадочная… Да, ГРУ – такая контора, Влад. Что ни человек – то загадка. Что ни биография – то прикрытие. Лесков был одним из таких. И Клочков из той же породы.

Сан Саныч замолчал, но этого мне достаточно. Он ответил на мой вопрос. Но Сорокин продолжает говоить, и его голос становится тише, но тверже:

– Сейчас Клочков, своего рода, засланный казачок, работает под прикрытием. Играет свою роль в одной очень и очень опасной игре. И в связи с этим приказ: от Петра ни на шаг! Даже до отхожего места его одного не отпускай. Понял?

Я молча киваю. Понимаю, какой ношей будет столь тесное сосуществование с нашим гением, но – работа есть работа.

– Наружку я к нему приставил давно. И еще… Ремонт закончится буквально через несколько дней. Чужих больше здесь не будет. – Голос Сан Саныча становится обычным, деловым и резким. – Он переселится сюда. На третьем этаже лабораторного корпуса есть несколько жилых помещений. Но, подозреваю, что наш Петя будет дневать и ночевать в лаборатории. Его стихия. А наша с тобой задача – сделать так, чтобы в этой стихии ему ничего не мешало и никто его не потревожил. Особенно те, кто прикидывается своими…

После этих слов я почему-то подумал о Вовчике.

Глава 21

– Распишись, – Сорокин подвинул ко мне ведомость, я посмотрел сумму в графе и удовлетворенно хмыкнул. Поставил росчерк. Сан Саныч положил конверт на стол. – Сегодня полдня и завтра отдыхаете. Послезавтра прибудут Рохлин и Алферов. Отчитаетесь по командировке, также на совещании определимся с дальнейшей работой. И, Влад, спасибо тебе.

– За что? – Пожал плечами, сгреб со стола конверт.

– Честно говоря, у меня были большие сомнения, отправлять ли тебя на такое сложное дело. Все-таки человек ты новый. Так что будем считать, проверку ты прошел с честью. А теперь иди, отдыхать тоже надо.

Я вышел в приемную, спустился по лестнице в фойе. Посмотрел на зеленую стену растений и в голове мелькнуло: «Ванечка». Зашел за кадки, толкнул ту дверь, за которой последний раз видел вокзального бомжика. Он был там. На парнишке надеты чистенькие спортивные брюки и белая футболка. Увидев меня, паренек спрыгнул со стула, сразу потеряв интерес к компьютеру.

– Здравствуй! А смотри у меня какая новая рубашечка! – Он вытянул футболку из штанишек и растянул, показывая. – Чистенькая! Красивая же? И значок какой, видишь? Мне Настя подарила! – Он погладил пальцами октябрятскую звездочку, приколотою на груди.

– Конечно, Ванечка, – ответил я ласково, но сердце сжалось. Подумал: «Как же ты, пацан, выжил вообще?», но вслух так же спокойно и даже ласково спросил:

– Ваня, а что ты там говорил про «закопают – откопают»?

– Так тебя уже один раз закопали. Ты забыл разве? – Он посмотрел на меня своими почти прозрачными голубыми глазами – ясными-ясными. – Там закопали. Когда будет потом, – и он махнул рукой куда-то в сторону. – А откопали, потому что ты здесь нужен. А там не нужен был. Это брат помог.

– Ванечка, а какой брат? – Задал вопрос, даже не зная, как реагировать на его ответы: с одной стороны мальчишка вроде в точку попал, а с другой – откровенный бред.

– Да мой брат, вот же он, письма мне пишет! – И Ванечка, схватив меня за руку, потянул к компьютеру.

Я подошел – по дисплею бежали цифры, строчка за строчкой.

– А ты можешь прочесть мне, что пишет твой брат? – Заглянул в глаза вокзального дурачка и тут же отвел взгляд, чтобы не утонуть в них. Глядя в эти глаза, можно потерять рассудок.

– А он пишет, что две теоремы математической логики о принципиальных ограничениях формальной арифметики как следствие всякой формальной системы, в которой можно определить…

– Все, Ванечка, все, – я поднял руки, – сдаюсь! Я не такой умный, чтобы понять это. Что тебе принести в следующий раз?

– А ты можешь мне музыку еще принести? – Он подбежал к магнитофону, щелкнул кнопку и комнату заполнила знакомая мелодия. «Полет шмеля», – узнал я. Ванечка остановил запись и тут же воспроизвел мелодию голосом – ни разу не сбившись – и закружился по комнате, взмахивая руками, как крыльями. – Принесешь? – Спросил он, закончив.

– Обязательно, – пообещал я и вышел.

Немного постоял возле двери, пытаясь привести чувства и мысли в порядок. Мальчик (хотя какой мальчик, ему лет двадцать пять, если не больше?) говорит странные вещи, но он точно знает, что я из другого времени. И тут же одернул себя: вряд ли из-за этого стоит волноваться, никто не воспримет всерьез его лепет. Скорее всего, он и сам не понимает, о чем говорит.

– Давай сюда, – услышал я голос Сорокина. – Петр, ты меня не зли, не зли, прошу тебя. Я уже порой голову готов тебе сам открутить. Из-за тебя второй раз придется в подвал тащиться.

– Я забыл, Сан Саныч! Вот чесслова забыл! – послышалось шуршание.

Вышел к ним, не желая подслушивать. Петр как раз передавал Сан Санычу обернутый в фольгу дневник Виктора У – если там был именно он, в чем я сильно сомневался.

– Надеюсь, не открывал? – Строго спросил Сан Саныч, даже не глянув в мою сторону.

– Я же не дурак, – обиделся ботаник. – Бумага почти тридцать лет пролежала в неподходящих для хранения условиях.

– Вот и отлично! Сейчас же специалисты займутся восстановлением, как только закончат, сразу получишь снимки. И, вот что, идите уже отсюда, вот люди – приказано отдыхать, а я вас выпроводить не могу с территории «Р. И. П.», – он махнул рукой и быстро поднялся по лестнице.

Мы с Петром вышли на солнце.

– Ну что, есть желание чего-нибудь похлебать? – Закинул я удочку.

– Мечтаю просто! – Петр закатил глаза. – Борща. Горячего. Красного. С пампушками. – Он сглотнул слюну. – И чтобы пампушки чесночные были.

– Гурман, блин, – я рассмеялся. – Борщ в такую-то жару? Пошли в санаторий. У нас там неограниченный кредит, накормят от пуза.

На секретарской стойке зазвонил телефон. Я бы не стал снимать трубку, но Петр с его непосредственностью во всем, что не касалось дел, не сильно отличался от задержавшегося в развитии Ванечки. Он схватил трубку и расцвел:

– Вовчик⁈ Привет! Да, вернулись. Сейчас? Да идем поесть в санаторий. Ну подъезжай в Барнаульский. Мы там в столовой будем. Ну, конечно, с Владом.

Не успели вернуться в Барнаул, как тут же нарисовался Вовчик? Что ж, мне самому интересно, что его так жжет, что он уже второй раз напрашивается на встречу?

По своей серой машинке, признаюсь, уже соскучился! Сел за руль со словами:

– Ну здравствуй, моя хорошая!

– Ты с ней, как с девушкой, – Петр улыбнулся.

– А она и есть девушка, – ответил я, трогаясь с места. – Причем самая верная, никогда не предаст.

Пять минут – и мы у санатория «Барнаульский».

Сразу прошли в столовую. Обед уже кончился, со столов убрали. Это хорошо, что пусто, сейчас совершенно не хотелось смотреть на отдыхающих, приехавших сюда, на берег Оби, поправить здоровье.

Дамы на раздаче были классическими дородными поварихами. Круглые лица под белыми колпаками, пышные бюсты, обтянутые белой тканью поварских халатов, необъятные бедра.

– Что есть будем? – Посмеиваясь, одна из них лениво прошла к раздаче. – Кашка молочная, супчик куриный с вермишелью не соленый, у вас какой стол? Первый? Второй? Третий?

– Риповский у нас стол, – ответил ботаник, – у нас своя диета.

– А, понятно! Кстати, а для кого у вас последнее время каши молочные заказывают? И пюре яблочное? У кого-то дети, что ли?

– Начальник у нас на кашку налегает, – ответил я. Продвинул поднос по металлическому карнизу вдоль стойки раздачи и попросил:

– Мне окрошки, пожалуйста!

– Сейчас! Я из холодильника принесу, красавчик! – И тетенька, подмигнув мне, скрылась на кухне.

– Что-то еще? – Тут же заменила ее вторая.

– Да, пожалуй, кулебяку и стакан чая.

– Такой едок – оскорбление для поваров, – фыркнула она.

– Вас сейчас Петя откомплиментит, – я рассмеялся.

– Это точно! – Петр потер ладони, облизнулся и сглотнул слюну. – Первый комплимент: борщ! С мясом, шкварками и пампушками!

– Вот, это я понимаю, – смешливая повариха прыснула. – Еда не мальчика, но мужа! Кстати, а кому-то уже повезло или еще холост?

– Женат, – ответил я вместо Петра. – Женат без права на развод, на науке женат, девушка.

– Фи, с той наукой в постели не согреешься, – протянула повариха.

Я дождался свою окрошку и прошел к столику подальше от стойки раздачи. Столовая просторная, светлая. Воздух густой и вкусный, пахнет свежим хлебом, ванильными булочками и чем-то неуловимо домашним. Устроился за столом, но есть не начинал, ждал своего спутника. Петр сгреб на поднос все, что предлагали: салат свекольный, салат из помидор, салат из капусты с морковью и огурцами, пару булочек. Поставил стакан морковного сока. И это помимо борща! Дело дошло до котлет.

– Да-да, шесть, вы не ослышались, – настаивал Петр.

– И кастрюлю картофельного пюре в качестве гарнира⁈ – Повариха расхохоталась, но ученый принял ее сарказм за чистую монету и ответил совершенно серьезно:

– Пожалуй нет. Я не осилю кастрюлю картофеля.

Наконец, он отошел от стойки, едва донес поднос до стола и разгрузил. Я подумал, что наш столик выглядит как аттракцион гастрономической невоздержанности. Но Петру было все равно, он потер руки и с предвкушением произнес:

– Ну что, приступим?

Пока я ел окрошку, он сметелил салаты, борщ и половину котлет вприкуску с хлебом.

– Петь, а кто такой Ванечка? – Задал я вопрос, поймав паузу между булками и соком.

– Ванечка? – Петр отставил в сторону стакан. – Он сын ученого, который принимал участие в создании «машины возмездия». Виктора У. Смотри, вот и Вовчик!

Я досадливо поморщился, но ладно, будет еще время поговорить с Петром. Вовчик вошел в столовую и замер, будто позируя. Красавчик, ничего не скажешь. Отметил, что он изменил прическу: подбритые виски, высокая шапка волос сверху и длинные пряди за ушами. В костюме из микровельвета, светлом, кофейного цвета, в невесомой белой рубашке, в зеркальных очках он казался этаким «денди».

Поварихи заохали, рассматривая его.

– Красавчик, иди к нам, порадуй женщин, – крикнула одна из них и напела:

– «Я за ночь с тобой отдам все на свете»…

Вовчик улыбнулся «дамам», картинно поклонился и прошел к нам.

– Приветствую! – Жизнерадостно воскликнул он.

Снял очки, сложил дужки и положил очки в карман. Я обратил внимания на лейбл, которому полагалось быть под воротником. У Вовчика он был аккуратно пришит к карману, так, чтобы сразу бросаться в глаза. Хмыкнул: мода и понты неразделимы.

– Как съездили? Поделитесь или секрет? – Он придвинул стул от соседнего стола, повернул его спинкой к нам и оседлал, перекинув ногу. Обратил внимание на белоснежные носки и снова усмехнулся. – Кстати, как кроссовки? – Тут же напомнил он о подарке. – Целы? Если надо, обращайся, еще подгоню.

Петр с набитым ртом в ответ промычал что-то нечленораздельное.

– Вовчик, не части, – одернул я щеголя. – Не в твоих правилах тратить бензин и ездить самому на встречи, если тебе ничего не нужно. Поэтому не трать ни наше время, ни свое – выкладывай.

– Нет, ну зачем? Зачем выставлять меня таким меркантильным? – Вроде бы возмутился он, но получилось фальшиво. Глаза его бегали, пальцы нервно постукивали по спинке стула. – Влад, тебя послушать, так для меня вообще ничего святого нет!

– Ну почему же, есть – деньги, – я усмехнулся, взял со стола стакан и, прихлебывая маленькими глотками чай, ждал продолжения «спектакля одного актера».

– Кстати, да, о деньгах, – Вовчик привык, что называется, с места в карьер. – Вы слышали, что в ближайшее время начнутся первые торги на Российской товарно-сырьевой бирже? Ну и биржа «Алиса» начала работать. Опередила всех!

– Это которая Алиса в Стране Чудес? – Заинтересовался ботаник.

– Нет, Петя, это которая в Стране Дураков, – ответил я, усмехаясь. – Вопрос-то в чем? – снова спросил Вовчика.

– Хочу организовать биржу, – не смутился Вовчик. – Тоже первую. У вас в конторе есть помещение. Вроде как отделывается. Там было бы очень неплохо провести торги у нас в Барнауле. Тем более, у вас и с телекоммуникациями все в ажуре, и с охраной. Мне бы посмотреть квадратные метры и перетереть по аренде с вашим начальством?

Петр поперхнулся котлетой. Я вскочил, похлопал его по спине, помогая справиться с проблемой. Сам посмотрел на Вовчика с высоты своего роста. Не знаю, что уж было написано у меня на лице, но начинающий «биржевик» сжался, втянул голову в плечи. Хотя до этого сидел за столом эдаким хозяином жизни. Но не в его правилах было сдаваться, если речь шла о возможности заработать.

– Ну а что? – снова встряхнулся он. – Я там был, когда москвичи еще не въехали, а лисовенковцы как раз искали, кому бы сбагрить здание. Им как раз только финансирование перекрыли. И если здание не только прибрали к рукам, но и отремонтировали, то видно – люди серьезные.

– Ты даже не представляешь, Вовчик, насколько серьезные, – медленно произнес Петр и с чудной непосредственностью стянул с моей тарелки кулебяку.

– Да нет, да вы не понимаете. Сейчас с открытием биржи можно делать миллионы. Да какие миллионы – миллиарды! А вы уперлись в какую-то науку. Кому она сейчас на хрен нужна⁈

Петр, только что добродушный и улыбающийся, мгновенно стал жестким и холодно посмотрел на Вовчика.

– Мне. Мне наука нужна. – отчеканил Петр. Он закинул ногу на ногу, стащил сначала один кроссовок со ступни, потом второй и поставил их на стол перед Вовчиком. – Больше чтобы я тебя рядом не видел!

Я мысленно поаплодировал своему… напарнику?.. подопечному?.. И вдруг поймал себя на том, что хотелось бы сказать «другу».

– Да ты что Петр, это же такие деньги, да вкладывай ты их в свои протоны, нейтроны, что ты там изучаешь? Что за реакция? – Вовчик брезгливо отодвинул от себя сбитую в походе обувь.

– Пошли, Петя, он все равно ничего не поймет. – Я встал и мы вышли, оставив пижона за столом, с кроссовками сорок последнего размера перед носом.

Довез ботаника до дома, тот сбегал обуться и, вернувшись в машину, спросил:

– Куда теперь?

– Ты когда последний раз веселился?

– Я каждый день веселюсь, – ответил ученый. – Всегда находится какая-нибудь задача, решив которую, испытываю радость.

– Понятно, значит, никогда, – я усмехнулся, и, подумав, что завтра Сорокин меня точно по головке не погладит, завел машину.

Сначала поехал в кооперативный магазин на старом базаре. Набрал два больших бумажных пакета продуктов. Потом тормознул у коопторга на Ленинском. На прилавках было все, но цены… Хотя, имея в кармане деньги, это не было проблемой.

– Будьте добры, колбасы копченой три палки. И докторской две, – я начал делать заказ, но продавщица – огненно-рыжая, явно крашенная хной, в грязно-белом халате, перебила меня:

– Мальчики, а вы уверены? На ценники-то посмотрите!

– Нормально, тетенька, давайте взвешивайте, – Петр был, видимо, еще под впечатлением от разговора с Вовчиком: обычно он сразу покорял сердца женщин, у них срабатывал материнский инстинкт, и о нем начинали тут же заботиться «изо всех сил», но сегодня произошел «сбой».