Автор книги: Петр
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 15 страниц)
========== Глава 1. Самый худший день в жизни ==========
...Открылась бездна, звезд полна;
Звездам числа нет, бездне дна.
...Уста премудрых нам гласят:
Там разных множество светов;
Несчетны солнца там горят,
Народы там и круг веков:
Для общей славы божества
Там равна сила естества.
...О вы, которых быстрый зрак
Пронзает в книгу вечных прав,
Которым малый вещи знак
Являет естества устав,
Вам путь известен всех планет,-
Скажите, что нас так мятет?
М. В. Ломоносов - "Вечернее размышление о Божием Величестве при случае великого северного сияния"
Все началось промозглым декабрьским утром, когда в детдоме №21 стоял такой ужасный холод, что даже под одеялом невозможно было согреться, а изо рта струился пар. Сегодня Саймон проснулся очень рано и больше уснуть не мог. Он пытался пошевелить онемевшими от холода пальцами ног, и, пытаясь согреть их, надел колючие шерстяные носки. А ещё прошёлся вокруг своей кровати, уж сильно напоминавшей больничную койку, хотя и это не принесло результатов.
Всего каких-то два дня назад у них было отопление, но в целях экономии его отключили, и жить стало намного, намного труднее. Не прошло и дня, как многие успели простудиться, а лекарственных средств не хватало, поэтому приходилось ждать, когда к понедельнику приедет небольшой грузовик со всем важным для жизнеобеспечения. Как всегда, его водитель Бобби обрадовал бы детей своим появлением, ведь он служил в военном полку, а значит знал все то, что происходило за пределами детдома и в самой Англии! Если выходила плохая погода, он мог остаться переночевать, чем несказанно радовал всех ребят. Существовала своего рода, некая традиция, если Бобби оставался на ночь, то под вечер, сложив ноги по-турецки, и включив фонарик, он рассказывал детям удивительные истории о его приключениях, конечно же слегка приукрашенные, где здоровяка-водителя якобы брали в плен немцы и орудиями пыток старались выведать у него об их военном полке. Но, конечно же, несмотря на страшную боль, пленник мужественно терпел и ничего не говорил. Все маленькие велись на эти россказни с широко открытыми ртами, старшие же, в том числе и Саймон, снисходительно ухмылялись. Утром Бобби уезжал обратно, сначала направляя фырчащий грузовик вперед, дальше поворачивая налево, и вскоре скрывался за белоснежными деревьями в лесу. По слухам, там в шести милях езды, находился главный действующий полк.
За окном плыла куча темно-серых облаков, из-за чего в комнате было очень темно, может, даже темнее, чем вечером. Большинство ребят давно проснулись; уже пошли обычные разговоры, вроде: «Когда уже пойдем завтракать?» или «Так холодно!». Никто никуда не выходил — это разрешалось после семи, и то — под присмотром воспитателя. Часы на стене, у деревянных дверей, показывали пока половину седьмого.
Укутавшись легким одеялом и закрыв глаза, Саймон намеревался проспать еще лишние полчаса. Многие тоже решили залезть обратно в кровати-койки, но все равно продолжали свои нескончаемые разговоры, разлетающиеся с тихим шелестом по комнате. Один из таких Саймону удалось подслушать.
— Эй, слыхал последние новости из Лондона? — послышался голос Лукаса, соседа Саймона. — Говорят, что немцы сумели пробраться до границы Англии, и скоро доберутся до нас.
— Да ну! — изумленно прошептал голос здешнего подпевалы Ника, считавшего Лукаса чуть ли не своим кумиром.
— Зуб даю, что не вру, — самоуверенно заявил тот. — Сам слышал, как об этом разговаривали завхоз с уборщицей…
— Нашел кому верить! — послышался вдруг во всей шепотне громкий и звонкий возглас Саймона. Он совсем забыл, что слушает чужой разговор!
К нему обернулась дюжина удивленных глаз. Саймон от смущения покраснел, лицо обдало жаром, и все тело ужасно вспотело, он вмиг забыл про холод. Надо же было такое ляпнуть! Почему нельзя было просто проигнорировать?!
— Да неужели, Пейдж? — издевательски протянул Лукас, гадко растянув губы. Он слез с кровати и приблизился к кровати соседа.
«Боже, — говорил внутренний голос Саймона, — пусть они все отвернутся и просто забудут об этом!»
— Чего молчишь, язык проглотил? — таким же тоном заговорил верный подпевала Ник, повторив за Лукасом.
И правда — молчание Саймона затянулось. От страха к горлу подступил большущий ком. На этот раз терпение обоих начало лопаться. Сейчас могло произойти что угодно, если бы деревянные двери не открылись. За ними показалась воспитательница, и одновременно директор детдома №21, миссис Корнуэлл, женщина шестидесяти-семидесяти лет, очень низкого роста, так что она была почти вровень с детьми. Седые волосы, собранные в пучок, говорили о ее чрезмерной аккуратности. Портили всю эту властность лишь добрые глаза под стеклами очков и приятная улыбка.
Миссис Корнуэлл сильно прокашлялась и сказала хрипловатым голосом:
— Дети, встаем все в ряд и идём за мной в столовую, — она сделала многозначительную паузу, — медленным и тихим шагом!
Обрадованные детишки в предвкушении завтрака повскакивали с коек, чтобы первыми пробраться к заветному выходу. Началась настоящая суматоха, все толкались, продвигались вперед, постоянно падали на пол, в основном это были девочки, и не раз раздавалось эхом:
«Миссис Корнуэлл, он меня толкнул!»
Целых десять минут понадобилось миссис Корнуэлл, дабы успокоить ораву неугомонных ребят и отправиться наконец-таки на завтрак. К сожалению, они опоздали. Теперь удрученные голодные мальчики и девочки жевали твердое печенье и пили остывший чай.
Дальше по расписанию всем следовало пойти погулять на улице, но за ночь выпало столько снега, что пришлось коротать время в игровой комнате. Это место можно было назвать как угодно, только не «игровой комнатой»! Главным развлечением здесь был огромный сундук со старыми игрушками, ну совсем уж для маленьких.
Сегодня настроения ни у кого не было. Собираясь в группы, дети почему-то говорили в основном шепотом. В воздухе витала гробовая тишина, изредка нарушаемая тихим покашливанием или чиханьем.
Саймон сел в скрипучее кресло в дальнем углу комнаты, подальше от всех, достал из-под кожаного сиденья наточенный карандаш и старый дряхлый несессер, где хранилась изрядная стопка бумажек. На них были запечатлены люди, предметы, пейзажи…
Для четырнадцати лет Саймон хорошо рисовал. Он начал рисовать, когда был еще совсем маленьким. Увлечение появилось из-за странных снов, скорее всего воспоминаний. На него смотрели серо-зеленые глаза, потом все пространство охватывало некое сияние, куча ярких разноцветных линий, переплетающихся друг с другом, превращаясь в другие, более сочные цвета. Настолько малыша это впечатлило, что он без промедления нарисовал данное видение на салфетке и показывал всем и каждому. К сожалению, Лукас порвал этот рисунок, хотя картинка из головы ясно отпечаталась в памяти Саймона, вдохновив его… С тех пор он и увлекся живописью. Единственным спутником для него всегда оставался верный кожаный несессер, который ему подарила миссис Корнуэлл на одиннадцать лет.
Тупо уставившись в чистый желтый лист, Саймон вспоминал недавний сон.
Голубое небо, под ним растет дерево. Похоже на сад. Лепесточки лилий изящным плавным движением опускаются на землю. Один из таких случайно падает на лицо Саймона, отчего тот чихает и жалобно хныкает. Потом чья-то рука дотрагивается до его лица. До чего же приятное и нежное ощущение. И Саймон сразу же успокаивается. «Не бойся, — звучит, отдаваясь эхом, женский голос. — Ничего не бойся… я рядом… я всегда буду рядом…»
Интересно, кто эта женщина? Может, это его мама? От такой мысли в сердце затеплилась надежда. Все дальше погружаясь в свои мысли о неизвестной матери, Саймон не заметил, как из-под карандаша появилось сначала дерево с лилиями, затем — падающие лепестки и женская рука. А что, получилось довольно лаконично, нет ничего лишнего, все грамотно построено, хотя кого он обманывает… больше же Саймон никому не покажет этот рисунок.
До ушей, словно издалека, разнеслось что-то неразборчивое. Только в третий раз стало понятно, что кричат: «Пейдж!». Дальше все произошло быстро: Лукас, любивший отнимать у ребят вещи и присваивать их себе, вырвал из рук Саймона альбом, а вместе с ним — запечатленный на рисунке прекрасный сон.
Часто, в таких ситуациях, поблизости находилась миссис Корнуэлл, все-таки она давно работает воспитателем и имела достаточно высокий опыт с детьми, чтобы ситуация быстро решалась. Однако, сейчас её тут не было.
Саймон, без тени страха и колебаний, накинулся на Лукаса с грозным видом и огнем в глазах. На подмогу своему кумиру поспешил Ник. От подпевалы задира особой поддержки не получил. Трое мальчишек катались, перекидывая друг друга на спину, по всей игровой комнате. Столпившиеся дети, восклицая и улюлюкая, болели в основном за Лукаса, да что в основном, все без исключения болели! В потоке криков ни разу не проскользнуло имя Саймона. Мальчика вообще считали странным и настоящим психопатом из-за чрезмерной агрессивности.
— Лукас! Лукас! Лукас!!! — громко скандировали они.
Все размылось, голова кружилась, Саймон лежал на холодном деревянном полу и учащенно дышал, на него мучительно давили ноги победителя, размахивающего потрепанным кожаным несессером. Ну неужели ему не помогут?
— Что здесь происходит? — послышался голос долгожданного спасителя.
Ребята перестали кричать и расступились, чтобы дать возможность директрисе-воспитательнице лично взглянуть на картину. Вели они себя при этом как безобидные ангелочки!
Нарушители порядка поднялись все трое в пыли, с кучей синяков. У Саймона на затылке прощупывался холмик, росший с каждой секундой; нижняя губа Лукаса кровоточила, а Ник, которому досталось больше остальных после драки, аккуратно касался вспухшего носа, под левым глазом разлился фиолетовым морем фонарь.
Миссис Корнуэлл готова была упасть в обморок. Грозное выражение лица, напряженные морщинки на лбу нисколько ее не красили. Очки чуть съехали вниз.
— Кто начал драку? — медленно, с ударением произнеся последнее слово, сказала она, хотя уже сама успела понять кто именно заварил всю кашу. — Саймон, ко мне в кабинет, без возражений!
Миссис Корнуэлл недовольно поджала губу и молча вышла из игровой комнаты. Сразу же она воскликнула:
— Я долго ждать не буду!
Насупленный, полный негодования, Саймон подобрал с пола несессер, и заковылял своими непослушными ногами за директрисой приюта. Сзади послышалось хихиканье.
Будь они все прокляты, и этот Лукас, его тупой подпевала, да все эти ребята! Саймон громко топал ногами, показывая этим, как он недоволен. Да, он устроил драку! Но ведь это Лукас его специально спровоцировал на такой поступок! Буря эмоций захлестнула четырнадцатилетнего парнишку, и по грязному лицу обильно заструились слезы ненависти, настоящие волны отчаяния, никак не желали прекращаться, наоборот, они еще больше и больше накатывали на него, щекоча щеки. Ну вот! Пошли в дело сопли. Как же неудобно будет, если ему придется высморкаться перед миссис Корнуэлл, но делать было нечего.
Резкий звук, напоминающий игру в трубу, заставил обернуться строгую пожилую даму. Грозный вид, на удивление, мигом сменился на мягкий, сочувственный. Момент продлился недолго, и она снова двинулась по коридору.
Чувствуя себя неловко, Саймон шел следом, про себя благодаря добрую директрису за понимание.
Не встретив больше никаких препятствий, они вдвоем достигли ее кабинета. Стоит ли описывать данное место? Думаю, нет. Скажу лишь, что это была вполне уютная комната. На стенах, полках, столе, (даже на подоконнике) хранились фотографий разных времен. На некоторых Саймон смог разглядеть совсем еще молодую и привлекательную будущую директрису детдома №21, одетую то в платье с горошинами — на черно-белой фотографии с левого края стола, — то в платье с розами на цветной фотографии с правого, при этом везде волосы у нее были строго уложены, прямо как и сейчас. Еще тут стоял ужасный старческий запах. Наверняка, каждый хоть раз его чувствовал: чуть сладковатый, приторный душок. Саймон, дабы избежать искушения снова вдохнуть зловонный аромат, незаметно дышал ртом.
— Садись, Саймон, — спокойно сказала миссис Корнуэлл, пододвигая дополнительный стул к своему столу.
Не возражая, тот преспокойно сел. Настроение, неизвестно как, вдруг поднялось. К старческому сладковатому запаху присоединился еще более сладкий, но такой нежный и приятный. Саймон заклевал носом, и не заметил, что миссис Корнуэлл достала из маленького буфета миску молочных конфет.
— Будешь? — спросила она, подавая мальчику одну такую конфетку.
Саймону они не очень нравились, особенно молочные с сильным сладким привкусом, напоминавший тот же запах, но отказаться было бы некрасиво, поэтому он с улыбкой взял конфету и прямиком отправил в рот. Миссис Корнуэлл тоже развернула обертку, а потом еще одну. Дожевав, она неразборчиво сказала из-за оставшихся кусочков в зубах:
— Что ж, давай к делу. Почему вы подрались?
Чтоб оттянуть время, Саймон неоправданно долго жевал конфету, дабы продлить эту мирную тишину и не прекращать ее ни на минуту. Зная, что долго тянуть время не получится — он проглотил ее.
— Лукас забрал у меня альбом!
— Но это не повод сразу же на него кидаться, — с грустью промолвила миссис Корнуэлл, нервно перебирая фантиком от давешней молочной конфеты, не решаясь бросить обертку в урну, что стояла в паре миллиметров от стола.
Саймон не нашел более подходящего ответа для такого утверждения. Он гладил ушибленный затылок и молча вглядывался в свои потускневшие от старости ботинки, не смея смотреть в глаза человеку, с которым его связывали какие-то родственные отношения.
— Ты же понимаешь, что поступил некрасиво со своей стороны? — теперь миссис Корнуэлл говорила намного строже и серьезнее, чем в прошлый раз.
— Да, — просто ответил Саймон.
Директриса детдома промолчала. Потом соизволила выбросить ненавистный фантик в маленькую корзинку. Затем она пристально посмотрела на Саймона, наверняка что-то обдумывая. Саймон терпел испытующий взгляд, с досадой разглядывая шнурки, успевшие развязаться во время недавней стычки двух врагов. Тут миссис Корнуэлл тяжело вздохнула.
— Эх… вот что мне с тобой делать? Это уже не первая твоя выходка. Ты чуть ли не каждый день устраиваешь драки и потасовки, чаще всего с Лукасом…
— А чего он тогда лезет ко мне!.. — перебил директрису Саймон, но та не слышала его слов и продолжила, как будто никто ее не перебивал:
— …тебе что, не нравится жить там? Ничего, я могу тебя перевести в другую общую комнату. Если сам хочешь, я не заставляю.
— Может, я поживу один? — предложил Саймон, сдерживая себя, пытаясь не раскричаться от гнева. Миссис Корнуэлл заметила, что глаза у мальчика заблестели.
— К сожалению, — начала она, — у нас нету отдельной для тебя комнаты. Я могу только перевести тебя в другую общую. Решай сам…
Саймону было все равно, перевестись или не перевестись, только бы не встречаться глазами с Лукасом и не видеть его гадкую усмешку. Тем более там ему никто не рад, а шансов найти друзей в новом месте все же больше. Саймон кивнул.
— Ну, коли ты этого хочешь, значит так тому и быть. — Заключила миссис Корнуэлл. — Я приду за тобой ровно в семь. Не забудь собрать вещи, хорошо?
— Хорошо.
Миссис Корнуэлл снова предложила Саймону сладко-молочную конфету. Получив отказ, она с обидой опустила лакомство обратно в миску. И, по чьему-то велению, в кабинет ворвался ослепительный солнечный свет. Комната заиграла новыми красками: серые тона мигом исчезли под солнечным зайчиками, прыгающими туда и сюда, куда ни глянь. Казалось, находящихся в этой комнате данный факт нисколько не обрадовал.
Миссис Корнуэлл громко кашлянула, что-то записала на бумажке, потом сказала:
— Ты можешь идти.
Саймон кивнул, встал, подошел к двери, за которой находился выход. Секунду он постоял рядом с ней и вышел, чувствуя себя более удрученным, чем был до того, как вошел сюда.
Кажется, никогда раньше он так не печалился, как сегодня. Живот сильно заурчал. Того печенья и конфет не хватало, чтобы утолить нестерпимый голод.
