Текст книги "Гранатовые поля (ЛП)"
Автор книги: Перри Девни
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 18 страниц)
– Всё в порядке.
Я вырвала свои ладонь их его рук, отступила на другую сторону ринга и повернулась к нему спиной и потрясла руками. Когда боль утихла, я фыркнула и вытерла глаза.
Отлично, Талия. У тебя только что был нервный срыв.
Я потянулась к канатам, готовая к побегу, но рука Фостера сомкнулась вокруг моего локтя, останавливая меня.
– Талли, прости меня.
Это прозвучало так же искренне, как и другие его извинения. Мало-помалу они пробирались внутрь моего сердца.
– Я никогда не стыдилась тебя, – прошептала я. – Никогда.
Фостер мало рассказывал о своем детстве, пока мы были вместе. Однажды он привел меня на обед к своим родителям, и они показались мне милыми. Но мы не ходили в дом его родителей. Мы не проводили много времени в квартире Фостера, потому что она находилась в неблагополучном районе.
– Ты можешь посмотреть на меня? – спросил он.
Я сделала дрожащий вдох и повернулась. Маленькими черными буквами вертикальной линией вдоль его ребер было выбито два слова. До этого момента я была слишком занята разглядыванием, чтобы заметить их. Потом я была слишком занят тем, что ударяла его.
Но теперь их невозможно было не заметить.
ГРАНАТОВЫЕ ПОЛЯ
– Что это? – я указала на слова, встретившись с его взглядом. – Почему у тебя эта татуировка?
Это была единственная татуировка на его теле.
Он надолго закрыл глаза, его плечи опустились.
– Однажды ты сказал мне, что твоя прабабушка любила охотиться за гранатами.
– Прапрабабушка, – поправила я.
Она, вместе с моим прапрадедом, основала Куинси. С тех пор наша семья живет здесь. Люди шутили, что нельзя бросить камень вниз по Мэйн-стрит, не попав в Идена.
И это было не далеко от правды.
Люди называли нашу ближайшую родню королевской семьей Куинси – либо в шутку, либо из зависти. Я сильно ненавидела этот термин. Мы были просто людьми, которые любили этот город настолько, чтобы остаться и строить свою жизнь в нем. Мы были семьей, которая дорожила своими корнями и своими историями, как, например, историей моей прапрабабушки.
Она любила охотиться за гранатами. К моменту смерти она собрала целую коллекцию. Большинство из них были превращены в украшения и передавались из поколения в поколение. У меня была пара сережек с гранатами. У Лайлы и Элоизы были ожерелья.
Гранатовые Поля – это место на ранчо, где она находила большинство своих гранатов, отсюда и название. Летом папа брал меня туда на охоту. Мама собирала нам обед для пикника, и мы устраивали свидание между папой и дочкой. Я так и не нашла свой собственный драгоценный камень, но это место стало для меня особенным.
Это была одна из многих историй, которые я рассказывала Фостеру о Куинси. О ранчо. Он всегда казался очарованным моим домом в Монтане, говорил, что ему не терпится увидеть его своими глазами.
И теперь он здесь.
И моё особое место было выбито на его коже.
– Я никогда не слышал, чтобы кто-то описывал место так, как ты о нем рассказывала, – сказал он. – Я мог закрыть глаза и оказаться там, стоя с тобой на лугах. Я мог видеть горы и чувствовать запах деревьев. Я мог представить дом, который ты хотела построить. Жизнь, которую ты хотела прожить.
– Зачем ты набил себе это тату?
– В качестве напоминание.
– О чем?
Он грустно улыбнулся.
– О том, что я потерял.
Слезы снова вернулись.
– Твои мечты были моими мечтами, Талли. Я потерял их, когда потерял тебя, – он провел пальцем по моему подбородку. – Я ведь потерял тебя?
Да. Это должен был быть легкий ответ. Он выбрал Вивьен. Так почему я не могла сказать это? Почему я не могла просто уйти?
Его глаза смотрели в мои, пока он возвышался надо мной, наклоняясь всё ближе и ближе. И, как и в тот вечер, я не оттолкнула его.
Я хотела радуги.
Губы Фостера коснулись моих. Шепот прикосновения разжег огонь в моих венах.
Я приподнялась на носочках, закинув руку ему на шею, чтобы притянуть его ближе.
Он не колебался. Его руки обхватили меня, и он поднял меня в воздух, прижав к своей груди.
Одно движение его языка – и мир за пределами ринга исчез. Мир не существовал. Прошлое было лишь дымкой. Мои ноги обхватили его талию, прижав нас друг к другу.
Его рот слился с моим, его язык проник глубоко, запутываясь в моем, и я растворилась в небытии. Это были радуги, звезды и симфония желания. Его губы были райскими, мягкими, но настойчивыми. Его зубы покусывали, и он пососывал с таким идеальным напором, что я захныкала.
Его руки переместились на мою задницу, поднимая меня выше, пока моё лицо не оказалось над его лицом, а мои волосы не скрыли нас от всего остального мира. Затем мы уже были на полу, Фостер опустился на колени. Его хватка не ослабла. Его губы не отрывались от моих, пока он не опустился на пятки, а я не села на его бедра.
– Блять, Талли
Он тщательно пытался стащить пальто с моих плеч.
Я трясла руками, неистово пытаясь снять его. Затем он потянул за подол моего свитера, таща его вверх, пока тот не был снят и не полетел в другую сторону ринга.
Тепло его кожи прижалось к моей, его рот прильнул к моей шее, посасывая и целуя, а мои руки блуждали по его коже, следуя линиям мышц его плеч и груди. Его руки накрыли мой позвоночник, сила его тела обхватила моё.
Он изменился за эти годы. Он стал сильнее, крупнее, превратившись из крепкого молодого мужчины в настоящего Адониса. Тело Фостера было отточено для греха и секса.
– Ещё, – ахнула я, когда его пальцы потянули вниз бретельки моего лифчика.
Фостер наклонился вперед, увлекая меня вниз, пока моя спина не коснулась матов. Он навис надо мной, его губы оставляли следы на моей коже, он осыпал поцелуями мою челюсть и шею.
Мои пальцы запутались в его волосах, когда он переместился к моей груди. Влажный жар от его рта просачился сквозь кружевные чашечки моего бюстгальтера, в то время как он втянул сосок в рот.
– О, Боже.
Что, черт возьми, я делала ? Кого это, блять, волновало ?
Лайла может оставить свои радуги себе. Я хотела этого.
Фейерверка.
Всё моё тело было готово взорваться.
– Скажи моё имя, – прорычал он против моей кожи, целуя мой живот до линии брюк.
– Фостер, – вздохнула я.
– Хорошая девочка.
Я приподняла бедра, пока он расстегнул пуговицу и дернул вниз молнию. Затем он потянул ткань вниз по моим ногам, снимая джинсы и носки, оставляя меня только в лифчике и трусиках.
Нами овладело сумашествие, отчаянно пытаясь освободить оставшиеся части тела. Я занялась лифчиком, пока он стягивал свои шорты и боксеры. Прежде чем я успела выпутаться из трусиков, он сорвал их с моего тела, кинув порванные кружева через плечо.
Затем он снова поцеловал меня, пока его эрекция двигалась против моей мокрой киски. Никакой прелюдии. Никому из нас не нужно было ничего, кроме слияния наших ртов, переплетения языков.
Фостер потянулся между нами, провел кончиком члена по моему клитору, вызвав дрожь в моем теле, а затем расположился у входа во влагалище и вошел внутрь.
Я простонала ему в рот, наслаждаясь растяжением. Вздрогнула от боли из-за его размера. От наслаждения, которое пришло, когда он ввел свой огромный член глубже.
– Блять, Талия, – простонал он мне в губы.
– Двигайся, – я обхватила его ногами, цепляясь за его плечи.
Он двигал нас вместе, найдя ритм, от которого у меня перехватило дыхание. Уверенные толчки его бедер о мои подводили меня к краю обрыва. Звук наших колотящихся сердец и неровное дыхание заполнили пустое пространство.
Фостер использовал силу своего тела, никак не сдерживаясь, пока он двигался внутри меня, потому что мы оба всегда любили жестко трахаться. Его рука ласкала мою задницу, скользнула по изгибу бедра, пока не достигла колена. Затем он оттолкнулся мою ногу с того места, где я обхватила его бедро. Поднял её выше, почти до моего плеча. Угол позволил ему войти в меня так глубоко, что я ахнула.
Фостер давно узнал секреты моего тела, и у него была отличная память.
– Ты чувствуешь это? – он подался вперед и остановился, основание его члена было прижато к моему клитору.
– Фостер, – я вцепилась ногтями в его плечи, моя спина приподнялась.
Он вышел из меня, чтобы снова резко войти.
– Ты чувствуешь это, Талия?
Мои ноги начали дрожать. Оргазм был близко, дыхание перехватывало.
– Ответь мне, – он изменил темп, сближая нас медленными толчками. Мучительно медленными. – Ты чувствуешь это?
Не химию. Не похоть. Не фейерверк.
А похороненные под всем этим невозможные эмоции, которые я отказывалась называть.
– Ты...
– Да, – прошептала я.
Да, я чувствовала это.
Губы Фостера нашли мои для еще одного поцелуя, его язык проникал в меня, его член ударял в ту сладкую точку внутри, пока в моих глазах не вспыхнули звезды, и я разлетелась на тысячи кусочков, выкрикивая его имя. Мой оргазм спровоцировал его, и он кончил со стоном, пока я сокращалась и сжималась вокруг его члена.
Потребовались минуты, часы, чтобы вернуться на землю. Может быть, потому, что я цеплялась за дымку и удовольствие, зная, что реальность только причинит боль. Фостер крепко обнимал меня, пока пот с наших тел не остыл, и он скатился с меня, рухнув бескостной кучей рядом со мной.
Свет фейерверков померк.
Радуга исчезла.
Я зажмурила глаза, не желая видеть свою разбросанную одежду или разорванные трусики на другой стороне ринга. Они были свидетельством моей слабости.
Но я не могла оставаться на этом мате вечно, поэтому я поднялась на ноги и собрала свои джинсы, надевая их на свои ноги. Засунула носки и лифчик в карман и натянула свитер. Затем слезла с ринга, чтобы надеть сапоги и пальто.
– Талия, – Фостер не двигался с места, лежа на ринге голым. Он открыл глаза и повернул голову, чтобы посмотреть на меня своим грозовым синим взглядом. – Я потерял тебя?
– Ты потерял женщину, которой я была.
– А женщину, которой ты являешься сейчас?
Хотела бы я знать ответ. Но у меня его не было. Поэтому я оставила его на ринге и поехала домой. И вместо того, чтобы плакать в гараже, я позволила слезам упасть в душе.
9. ФОСТЕР
Первое января. Новый год. Новое начало.
И впервые за долгое время я начинал год, предоставленный самому себе.
Если только Талия не захочет принять меня обратно. Тогда я буду принадлежать ей до конца своих дней.
Я дал ей вчерашний день, чтобы подумать о субботнем вечере. У меня тоже было время подумать о нём. Мы всегда легко воспламенялись рядом с друг другом. И, блять, как же приятно было потерять себя в ней. Чувствовать то, как она сжимается вокруг меня. Видеть желание в ее глазах. Слышать, как она произносит моё имя, когда кончает.
Мои надежды были высоки. Шансы на прощение были невелики, но все же...
Я отчаянно надеялся.
Талия сказала, что я потерял ту женщину, которой она была. Если что-то и зависело от меня, я точно не собирался терять её снова.
Поэтому я начну этот год с честности. С запоздавшего признания.
Большую часть дня я провел в спортзале, убираясь и надрывая задницу, чтобы нанести последние штрихи. Последнее оборудование было установлено, и мне удалось неплохо потренироваться.
После обеда я поехал в город за продуктами, а по дороге домой остановился у больницы, чтобы посмотреть, работает ли Талия. Её джип стоял на своем обычном парковочном месте, так что у меня было больше времени, чтобы позаниматься делами. Впервые в жизни я был рад стирке.
Солнце село несколько часов назад. Ожидание было мучительным, но в конце концов оно заставило меня выйти из дома и поехать в город. К Талии.
Мой желудок сжался в комок, когда я припарковался у ее дома. Внутри горел свет, который падал на заснеженную лужайку. Утром прошел ливень, и тротуар был припорошен белым.
В углу ее крыльца лежала синяя лопата, я вышел из машины, застегнул пальто и принялся за работу. Скрежет лопаты наполнил холодную темную ночь, пока я задержался ещё на несколько минут.
Я дал себе еще немного времени, надеясь.
Я был на последней ступеньке крыльца, когда дверь распахнулась. На пороге стояла Талия, без макияжа, с влажными волосами, одетая так же, как в мою первую ночь в Куинси. В леггинсы. И безразмерную толстовку.
Толстовку Невадского университета в Лас-Вегасе.
У меня была такая же.
– Что ты делаешь? – она обняла себя руками за талию.
– Расчищаю твой тротуар, – я отложил лопату в сторону и осмотрел свою работу. – У меня, наверное, ушло в два раза больше времени, чем если бы это сделала ты.
– Ты прекрасно справится. Спасибо, что сделал это для меня.
– Не за что. Полагаю, я у меня будет больше практики, живя в Монтане.
Я ждал, что она возразит мне или начнет спорить и требовать, чтобы я уехал из Куинси. Но она молчала. Возможно, после субботнего вечера она поняла, почему я не уезжаю.
У меня перехватило дыхание, когда мы посмотрели друг на друга. Между нами была тысяча невысказанных слов, так много, что они сами по себе образовывали плотное облако.
– О той ночи...
Она отмахнулась.
– Мы не должны говорить об этом.
– Должны. Я не надел презерватив.
Не то чтобы у меня где-то он лежал. Мне не нужны были презервативы уже чертовски долгое время.
– Я принимаю противозачаточные.
– Окей, – в моем голосе прозвучал намек на разочарование. Ребенок от Талии не был бы таким уж нежелательным сюрпризом. – Я, гм ... не был ни с кем некоторое время.
То, что мне удалось продержаться больше пяти секунд, было чертовым чудом. Находиться в теле Талии было раем на земле.
– Из-за твоего развода. Точно.
– Что-то вроде того, – пробормотал я. Нет, это было не из-за развода. Но это разъяснение придет позже. – Собираешься заставить меня стоять здесь всю ночь? Здесь не совсем тепло.
– Ты можешь зайти, но только потому, что если у тебя будет переохлаждение, лечить тебя придётся мне. Сегодня я провела достаточно времени в больнице, а завтра у меня двенадцатичасовая смена.
Я рассмеялся, ожидая увидеть улыбку и на ее лице. Но она выглядела так, будто только что ушибла палец на ноге.
– Что?
– Не смейся.
Моя ухмылка ослабла.
– Почему?
– Потому что мне нравится, когда ты это делаешь.
Талия сдвинулась в сторону и жестом пригласила меня войти внутрь.
Когда она закрыла дверь, я снял ботинки и пальто, повесив его на крючок в прихожей. Затем последовал за ней вглубь дома, долго вдыхая её запах. Кокос и цитрусовые.
В субботу вечером я лег спать счастливым мужчиной, потому что на моей коже был этот запах. Слава Богу, что она не поменяла свое мыло спустя эти годы. Я бы скучал по этому аромату.
– Отличное место, – сказал я, когда мы вошли в гостиную.
– Спасибо.
Её дом был очаровательным и уютным. Стены были выкрашены в нежно-коричневый цвет, который дополнял кожаный диван и кресло. На журнальном столике, сделаном из орехового дерева, стояли шесть мраморных подстаканников, одна из которых держала кувшин, наполненный ледяной водой. Она всегда беспокоилась, что кольца конденсата испортят мебель, поэтому держала их везде.
Камин у стены был сделан из того же кирпича, что и лестница на крыльце. Полы из твердых пород дерева выглядели оригинально, со случайными выбоинами и потертостями для придания характера. Большую часть комнаты занимал толстый ковер, темно-зеленые оттенки которого гармонировали с горшком с сансевиерией в углу.
Дом был старым, вероятно, построенным до того, как открытая концепция интерьера стала популярной, поэтому каждая комната была разделена стенами и арочными дверными проемами. А над диваном, вместо картин или гравюр, была стена со шпалерной развеской6 фотографий. На фотографии в центре была изображена её семья.
Она была более старой, увеличенной копией той, что была у неё в квартире в Вегасе.
Талия подошла к дивану, села на один край и сложила ноги на подушке, словно свернувшись калачиком. Как будто она готовилась к тому, что будет дальше.
Я занял противоположный конец дивана, давая ей немного пространства, опираясь локтями на колени.
– Классная толстовка.
Она посмотрела вниз, как будто забыла, какую кофту надела.
– Ты купила мне такую же, помнишь? Ты подумала, что будет мило, если мы будем ходить в одинаковом.
– Рукава были слишком короткими, поэтому ты её так и не надел.
– Нет, рукава как раз, – это была одна из двух безобидных вещей, о которых я соврал. – Я не носил её, потому что не хотел, чтобы люди думали, что я заслужил ее. Что я собираюсь в колледж.
– Что? – она наклонила голову. – Почему?
– Я едва закончил среднюю школу. Получил аттестат и знал, что никогда не выдержу ещё один урок математики или английского. Идея колледжа... это для таких, как ты. Не для меня. И когда я надевал эту толстовку, она напоминала мне обо всем, чего у меня никогда не будет. Обо всём, что я не мог дать тебе. Бедный ребенок из бедного района, чьим лучшим умением было пускать в ход кулаки. Парень, которому повезло иметь двадцать баксов в кармане и который знал, что никогда не сможет подарить тебе весь мир.
Она подтянула колени к груди.
– Мне никогда не был нужен мир.
– Но я все равно хотел подарить его тебе.
Тогда я был одержим материальными благами. Определял успех деньгами и статусом. Всем тем, чего не было у моих родителей, к их большому огорчению. Они обижались друг на друга из-за того, что у них этого не было.
Если бы я мог вернуться в прошлое, я бы надрал себе задницу.
Талии не нужны были ни машины, ни шикарные дома. Все, что ей было нужно, это засыпать в моих объятиях каждую ночь и просыпаться рядом с моим лицом каждое утро.
– Ты не часто рассказывал о своем детстве, – сказала она.
– Нет.
И я познакомил ее со своей семьей только один раз. На обеде, а не на ужине, стараясь сделать это как можно более коротким мероприятием.
В то время как она всегда говорила о своей семье, я избегал этой темы любой ценой. Как будто мы поменялись местами. Она рассказывала мне все, но не делилась обо мне в противоположном направлении. А я рассказывал всем о ней, но ничего не рассказывал ей о них.
– У нас не было много денег, когда я был ребенком, – сказал я. – Папа работал в шиномонтажной мастерской, менял шины и латал дыры. Мама работала барменшой в спортивном баре около Лас-Вегас-Стрип7. В совокупности у них была приличная зарплата, только домой они обычно приходили с половиной, потому что остальное оставляли в казино.
– У них были проблемы с азартными играми? Я и понятия не имела.
– Это не то, о чем я любил говорить. Из-за этого у моих родителей было много проблем. Они постоянно ссорились. Злились, когда один проигрывал слишком много. А потом наоборот.
– Мне жаль.
Я пожал плечами.
– Они такие, какие есть.
Ни один из моих родителей не изменится. Я смирился с этим. И в эти дни, вместо того чтобы злиться друг на друга, они часто злились и на меня. Они обижались на меня за мое богатство, потому что я не делился с ними, не так, как они хотели.
Каждый раз, когда я давал им деньги, они спускали их за несколько недель. Две машины, которые я купил для отца, были проданы за наличные. То же самое было и с драгоценностями, которые я подарил маме.
Я слишком много работал, чтобы они просаживали мои деньги. Поэтому я купил им дом, который был оформлен на мое имя, чтобы его нельзя было продать. На дни рождения и Рождество они получали хорошие подарки, будущее которых меня не интересовало.
– Пока я рос, наш дом не был мирным местом, – сказал я Талии. – Обычной громкостью был крик. Думаю, именно поэтому я стал драться. Это была отдушина. Способ заглушить шум. В школе у меня был друг, который начал заниматься боксом, и однажды он привел меня в «У Энджела».
Тренажерный зал «У Энджела» принадлежал Арло Энджелу. Он был моим спасителем на том этапе моей жизни. Он взял меня под свое крыло и тренировал меня лично в течение многих лет. Наверное, потому что он видел природный талант и чертову уйму сдерживаемой агрессии.
– Я не уважал своего отца, – сказал я Талии. – Не слушал свою мать. Но Арло... он был моим героем. Он взял озлобленного ребенка и дал ему будущее. Он сказал мне, что я могу стать великим, и я боролся, чтобы стать таким. Мне это было нужно. Мне нужен был кто-то, кто верил в меня. Мне нужно было за что бороться. И слишком долго одобрение Арло было источником моей мотивации.
– Это можно понять, – сказала она. – Он харизматичный человек.
– Был, – поправил я. – Он умер в ноябре. Сердечный приступ.
Талия ахнула.
– О, я и понятия не имела. Мне так жаль.
– А мне нет. С Арло многое случилось. И ничего из этого не было хорошим.
– Что ты имеешь в виду? Ты любил его.
Я выдохнул. Рассказывать эту часть истории всегда было непросто. Возможно, поэтому я поделился ею только с Джаспером.
– Я перестал драться из-за Арло, когда встретил тебя.
– А? – её брови сошлись вместе. – Я не понимаю. Ты дрался в его спортзале.
– Он не был мотивацией. Не основной её частью. Сначала я дрался, потому что мне нужна была отдушина. Потом, чтобы он гордился мной. Затем я встретил тебя. Дело было уже не во мне, а в тебе. У меня не было образования. Я не надеялся стать адвокатом, банкиром или бизнесменом. Мой талант был на ринге. Поэтому я боролся за победу, потому что победа означала самую яркую улыбку на твоем лице. Это означало слышать, как ты аплодируешь моему имени. И это означало деньги.
Всё свелось к деньгам. Глупец, каким я был, думал, что деньги имеют значение.
– Ты говорила о своей семье. Их бизнесе. Ранчо. Отеле. Я знал, что у тебя есть деньги. И я пообещал себе, что никогда не заставлю тебя сделать шаг назад. Я не буду тянуть тебя вниз.
Талия села прямее, отпустив колени.
– Ты хочешь сказать, что разбил мне сердце, потому что решил взять на себя роль мученика? Ты отпустил меня, чтобы я нашла кого-то «получше»?
– Нет, – я стиснул зубы. Одна мысль о ней с другим мужчиной не раз за последние семь лет выводила меня из равновесия. – Я собирался драться везде, где мне позволят. Собирался драться каждый раз, зарабатывать каждый цент. Пока моё тело не будет сломано. Я никогда не собирался отпускать тебя.
– Но ты отпустил. Ты выбрал Вивьен.
Я встретил её голубые глаза, наполненные болью и отчаянием. Миллион извинений не избавит меня от чувства вины. И целой жизни не хватит, чтобы сгладить ту боль, которую я причинил ей.
– Я никогда не прощу себя за то, что случилось, Талли. За то, что я сделал с тобой.
– Но... почему? – её голос звучал так слабо. – Что случилось с нами? Мы были счастливы. Я думала, мы были счастливы. Разве нет? Тебе нужно было сказать мне, что у тебя были чувства к Вивьен.
– У меня не было к ней чувств.
Её руки сжались в кулаки на коленях.
– Ты женился на ней.
– Потому что Арло шантажировал меня. Либо я должен был делать то, что он хотел, включая женитьбу на Вивьен. Либо он бы мог сдать меня полиции.
– За что?
– За то, что я намеренно проиграл бой, чтобы заработать пятьдесят тысяч долларов.








