Текст книги "Современный шведский детектив"
Автор книги: Пер Вале
Соавторы: Май Шёвалль,Мария Ланг,Карл Блом
Жанр:
Прочие детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 39 (всего у книги 39 страниц)
Сон
18. ВОКРУГ МЕНЯ СГУЩАЕТСЯ ХОЛОДНЫЙ МРАК
Она упала вниз головой в бурлящую воду. На секунду ее охватил ужас, а вслед за тем она почувствовала удар и нестерпимую боль. Казалось, сознание постепенно угасает, в мозгу теснились бессвязные образы. Из мрака на нее надвигались какие-то безмолвные фигуры. Она не знала, кто они и что им от нее нужно.
Она лишь понимала, что не в силах пошевелиться и не может от них спастись.
В доме и в саду Альберты Фабиан все работали как в лихорадке.
– Она проломила балконные перила, – доложил сверху один из полицейских.
Шеф полиции договорился с окружным уголовным розыском, чтобы прислали еще людей. Кристер Вийк открыл дверь веранды, но вынужден был признать:
– Да, на озере волнение, и вода слишком мутная, дна не видно. Нужны лодки и прожекторы.
Эрк Берггрен помчался доставать все необходимое.
– Полли не смогла бы жить с этим грузом, – сказал комиссар, словно отвечая на немой вопрос адвоката.
– Она мне так нравилась, – с грустью признался тот.
– Она нам всем нравилась, – сказал Еспер.
– Проклятый дом! – в отчаянии крикнула Мирьям, ее била дрожь. – Я ничего не возьму отсюда.
Лиселотт Люнден, у которой по щекам текли слезы, спросила, всхлипывая:
– А что же нам тогда делать с твоей частью?
– Забирайте все себе, ведь у вас почти нет мебели, – отмахнулась Мирьям. – Если на нашу долю вообще хоть что-то останется, после того как государственный фонд и Венесуэла получат свое.
– Я снимаю с себя полномочия душеприказчика, теперь я не скоро вновь соглашусь на эту роль.
– Кристер, если у тебя есть время, я бы хотел поговорить с тобой с глазу на глаз, – сказал пастор.
– Охотно. В гостиной нам никто не помешает.
Они уселись в кресла, обтянутые красным шелком, и Кристер впервые за этот день закурил свою трубку.
– Что тебя интересует?
– Объясни мне, какая сила заставила робкую, нерешительную девушку сначала отравить человека, а затем совершить самоубийство?
– На такой сложный вопрос невозможно дать исчерпывающий ответ, – сказал Кристер. – Но, пожалуй, главная причина – ее болезненная неуверенность в себе. Моя жена, которая учила ее пению, считает, что Полли была лишена самого естественного – веры в себя.
– Франса Эрика тоже беспокоила ее несамостоятельность, – напомнил пастор Люнден. – «Ее родная мать умерла, – говорил он, – вот девочка и привязалась к Альберте, ходит за нею, как хвостик. Ей надо научиться самой о себе заботиться».
– Она обожала Альберту, – сказал Кристер. – Но, может быть, еще больше – этот дом.
– Это верно. Дом был для нее святыней, она не могла спокойно слышать о его продаже.
– За то недолгое время, что я знал Полли Томссон, она проявила себя как натура крайне неуравновешенная. То была молчалива и задумчива, то внезапно оживлялась. И это вечное напряжение – она всегда была как натянутая струна. Конечно, смерть Альберты вывела ее из равновесия. Она вбила себе в голову, что история с печкой была подстроена, и боялась убийцы. Воображаемого убийцы.
– И нынче ночью решила, что нашла его.
– Да, Эдуарда Амбраса она и прежде недолюбливала, он выбрал очень неподходящий момент для своего признания. В Норвегию он не поехал, зато на второй день пасхи явился сюда, постоянно носил с собой яд и, в конце концов, оказался наследником, которому причиталась половина всего имущества, а это означало, что виллы ей не видать. При ее взвинченном состоянии догадка перешла в уверенность – Эдуард убил Альберту, чтобы добраться до денег Фабиана!
– И она поступила самым примитивным образом, – продолжил пастор. – Убила убийцу. Око за око, зуб за зуб. Ужасная история, ужасная и трагическая. А как ты думаешь, она бросилась с балкона, потому что раскаялась в своем страшном поступке?
– Не знаю, какой смысл ты вкладываешь в слово «раскаялась», но сегодня ей стали известны два обстоятельства, которые решили ее судьбу. Во-первых, от смерти Эдуарда никто из наследников ничего не выигрывает. Дом все равно потерян, его продадут, а деньги, скорей всего, уплывут в Южную Америку. Но главное в другом – Альберту Фабиан никто не убивал. – Он выбил трубку и поднялся с кресла. – Эдуард не был виноват, Полли совершила роковую ошибку, которую невозможно искупить. Что ее ожидало? Кто знает, может, она выбрала самый легкий и безболезненный путь?
Во сне ее осенило, что нужно делать.
Двери без замков, запереть их нельзя. Пробраться в комнату и подойти к постели ничего не стоит.
Вот комната Альберты, кровать, на которой она спала в последнюю ночь, здесь она начала задыхаться, здесь испытала мучительную агонию.
Сразу видно, что ему наплевать на Альберту. Какое ему до нее дело? Он просто выбрал самую удобную кровать в доме, который презирал за все: за пианино, за рояль и даже за единственный телевизор.
Она стояла и смотрела на него в предрассветной мгле. Сейчас она ничего не боялась, сомнения и неуверенность оставили ее. Он спал с приоткрытым ртом, его волосатые руки и грудь казались ей особенно омерзительными.
Но вот ее сон обрывается, и она видит новый, в нем все туманно и смазано, но все-таки по ее воле один скорпион жалит другого.
– Это мудро и справедливо, – провозглашает хор невидимых певчих над ее головой, раскалывающейся от боли. – Мудро и справедливо. Он убил Альберту.
Нет, нет! Неправда. Это ошибка. Лучше забыть обо всем. Лучше забыть.
Из хора невидимых голосов выделился властный мужской голос:
– Все – Альберте. Запомни. Я все оставляю Альберте.
Ледяной ветер. За окнами кухни намело горы снега. Снег заточил их в доме, они одни в целом мире. У нее нет больше сил сдерживаться, она плачет.
– Я не поеду обратно. Я никуда отсюда не уеду. Я хочу остаться здесь. Дома.
Сквозь всхлипывания она слышит добрый голос Альберты. Он звучит ласково и ободряюще:
– Ну-ну, перестань. Я и не знала, что ты так привязана к этому нескладному дому. Хочешь навсегда здесь остаться? Я постараюсь это устроить. Перестань плакать. Вот, возьми мой носовой платок.
Обещание? Иначе это понять невозможно. Так почему же ее сюда не пускают, почему преградили ей путь колючей проволокой и забили дверь досками? Она должна войти и узнать, что они сделали с Альбертой.
Северо-восточный ветер внезапно стих, и разгневанные волны отхлынули от двери веранды. В саду на поверхности воды плавали обломки досок и стебли желтоватого прошлогоднего тростника. При свете фонарей и прожекторов лодка шефа полиции с трудом продвигалась среди этого мусора. Полицейские бродили по пояс в воде.
Нашел девушку Эрк, он бережно поднял ее и отнес к санитарной машине.
– Она не похожа на утопленницу, – сказал он.
– Она и не утонула, – подтвердил доктор Северин после беглого осмотра. – У нее разбита голова. Вероятно, она сломала шейный позвонок и повредила спинной мозг, ударившись о камень или о пень.
– Или об это дурацкое крыльцо. Оно тут плавает среди кустов, я то и дело на него натыкался, – добавил Андерс Лёвинг.
Кристер внимательно оглядел хрупкую фигурку.
– Надеюсь, она сразу потеряла сознание?
– А что нам еще делать, как не надеяться, – проворчал доктор Северин. – Трудно определить мгновение, когда человек умирает или теряет сознание.
– Что это у нее в руке? – заинтересовался комиссар. – Неужели те самые подводные гиацинты? Она собиралась нарвать их на погребение урны.
– Не знаю, о чем ты говоришь, но только это не цветы, – ответил Лёвинг. – Это вещь куда более прозаическая, но и более ценная, по крайней мере для следствия.
Это розовые резиновые перчатки.
Кристер Вийк отказался ехать в Эребру. Даже не взглянув в последний раз на дом Альберты Фабиан, он пошел по Хюттгатан к вилле своей матери.
– Немедленно позвони Камилле, – сказала фру Вийк.
Все изменилось.
Тревога и отчаяние разрешились сами собой и исчезли. Улетая все выше и выше, оставляя внизу туман, темноту и мрачные лабиринты, она ощущала легкость и свободу.
Вокруг разливался яркий свет. Понимая, что и свобода, и этот свет не заслужены ею, она ничего не требовала и ни на что не надеялась. Возможно, там, впереди, никто и не ждал ее, возможно, ей суждено одиночество. Но вдруг когда-нибудь, в будущем, она все-таки увидит Альберту. Альберту или кого-то еще, кто не отвернется от нее, не спрячет лицо.