Текст книги "Современный шведский детектив"

Автор книги: Пер Вале

Соавторы: Май Шёвалль,Мария Ланг,Карл Блом
сообщить о нарушении

Текущая страница: 32 (всего у книги 39 страниц)

4. НЕ ОЧЕНЬ-ТО СЛАДКО ТЕБЕ ЖИЛОСЬ С ЖЕНОЙ

Присутствие Еспера мешало ностальгическим и сентиментальным воспоминаниям. В беспощадном утреннем свете он придирчиво оглядел виллу Альберты и сказал:

– Не понимаю, что за фантазия выкрасить хибару под цвет ветчины. Какое уродство! Веранда непомерно велика, столько балконов, с трех сторон по крыльцу – не многовато ли для одного жалкого двухэтажного домишки?

– А по-моему, дом очаровательный, – сказала Полли, отворяя входную дверь.

В холле Еспер глянул в зеркало на свой заросший подбородок.

– Бог ты мой, мне надо принять душ и побриться. Который час?

– Почти половина шестого. В твоем распоряжении меньше часа.

Уже взбегая по лестнице на второй этаж, он крикнул:

– Сообрази поскорей что-нибудь пожрать! Не то с голодухи я выкину из журнала не ту бабенку.

Оставив вещи в холле, Полли направилась в просторную кухню, выкрашенную под цвет сандалового дерева. Через пятнадцать минут она устало позвала Еспера:

– Могу предложить ветчину, помидоры и яйца. Салата яне нашла.

Он сел за накрытый стол, под занимавшую целую стену коллекцию начищенной до блеска старинной медной посуды.

– Спасибо, – ответил он. – Ты, Полли, девчонка что надо, с тобой не пропадешь.

Полли вовсе не ощущала себя «девчонкой что надо», однако дом перестал быть для нее только средоточием скорби. Случайно или намеренно, но Еспер добился этого.

Он с жадностью поглощал ее стряпню, и Полли недоумевала, почему она всегда так старается угодить ему.

Есперу было тридцать пять, почти вдвое больше, чем ей. Старое, помятое лицо, совсем как его желтый бархатный пиджак, светлые волосы, мокрые после душа.

– Может, все-таки переоденешься? – осторожно предложила Полли.

Он поглядел на нее в упор, глаза у него были совсем синие.

– Мне предстоит вкалывать. Нашу новую героиню придется, наверное, укорачивать или растягивать. В костюме и при галстуке я уж точно не напишу ни строчки. Ты не бойся, в машине меня никто не увидит. А тетя Альберта отнеслась бы к этому равнодушно. Она сказала бы, что настоящее горе выражается не трауром. – Еспер поднялся из-за стола. – Тело уже увезли. Ты сейчас плюнь на посуду и постарайся вздремнуть. Мало ли что нас сегодня ждет.

Полли забрала в передней свои вещи, поднялась на второй этаж и, как во сне, прошла в свою комнату, где прожила девятнадцать лет. Даже не взглянув в окно, откуда открывался вид на озеро, она задернула шторы, свернулась калачиком на кровати и в ту же минуту словно провалилась.

Впервые за долгое время она не видела снов и ее не мучили кошмары. За последние восемь месяцев она еще ни разу не спала так спокойно.

Проснулась Полли только в полдень и сразу почувствовала запах свежего кофе, доносившийся снизу. Она перегнулась через перила площадки и крикнула:

– Оставь и мне чашечку, я мигом спущусь!

Но тот, кто поднимался по лестнице, ступал легче, чем Еспер, и вместо белокурой макушки Полли увидела седую.

– Тетя Елена! – удивленно воскликнула она, встретив живой взгляд карих глаз фру Вийк.

– А я-то думала, ты уже перестала звать меня «тетей». Кофе готов и ждет тебя на плите. Есть хочешь?

– Ужасно, – призналась девушка и с удивлением поняла, что это правда.

– Вот и отлично. Я принесла салат с цыпленком. Его любят все.

Грязные сковородки и тарелки в кухне были вымыты, круглый стол украшала медная вазочка с тюльпанами.

Воздав должное изысканному блюду, Полли наконец сдалась:

– Все, больше не могу. А жаль. Вон сколько осталось.

– Кто-нибудь еще придет, – утешила ее фру Вийк. Памятуя уроки Альберты, Полли избегала во время еды серьезных разговоров. Даже теперь она обуздала свое любопытство и лишь спросила как бы между прочим:

– Откуда ты узнала, что мы с Еспером в Скуге? Пожилая дама в сером помедлила с ответом. Она налила кофе себе и Полли, села за стол напротив девушки и только тогда сказала:

– Мне позвонили из полиции.

От недоверия глаза Полли сделались еще больше прежнего.

– Как из полиции? Почему? Откуда они узнали?

– Я была уверена, что Эрк Берггрен никогда не станет таким же толковым полицейским, каким был его отец, – задумчиво сказала фру Вийк. – Но, как говорится, загад не бывает богат. Молодому и целеустремленному полицейскому необходим особый талант, и Эрк Берггрен, бесспорно, обладает этим талантом. Любой подтвердит, что он знает все события в округе не хуже вдовы соборного настоятеля Юлии Хюльтениус из Вадчёпинга. Мы у него как на ладони. Но откуда он выуживает свои сведения, покрыто мраком неизвестности.

– Ничего странного, что он следит за всем. Только при чем тут мы с Еспером? Какое ему до нас дело?

– Дело не в вас, – медленно ответила фру Вийк. – Главное для него – дом Альберты. Он, очевидно, не учел, что вы приедете раньше, чем он получит заключение судебно-медицинской экспертизы, и боится, что допустил ошибку. Возможно, ему следовало закрыть доступ в сад или по крайней мере в дом.

– Закрыть? – эхом повторила Полли. – Затянуть все колючей проволокой?

– Почему обязательно колючей проволокой? – удивилась фру Вийк. – Что за глупости?

Она отметила неестественную бледность Полли. Девочка, конечно, устала и еще не оправилась от потрясения. Вдобавок женщинам вроде нее черный цвет противопоказан. Фру Вийк не раз замечала, что черное больше к лицу людям с яркой внешностью. Таких, как Полли, с ее светло-русыми волосами и нежным цветом лица, он просто убивает. Из-за черного свитера девушка казалась блеклой и невзрачной.

Внезапно вздрогнув, Полли Томссон спросила:

– А что такое эта судебно-медицинская экспертиза? Куда увезли Альберту?

– В Линчёпинг. Там сделают вскрытие.

– Но дяде Франсу Эрику вскрытия не делали, – жалобно сказала Полли.

– Правильно. Оно не понадобилось, потому что он скончался дома, в присутствии доктора Северина, которому было легко установить причину смерти. Ведь у Фабиана был третий инфаркт. С Альбертойдело сложнее. Умерла она в одиночестве, и не oт болезни; а в результате несчастного случая. При таких обстоятельствах положено вызывать полицию и проводить судебно-медицинскую экспертизу.

Полли несколько раз глотнула воздуху, прежде чем сумела выговорить:

– Это был несчастный случай?

– У нас никто в этом не сомневается, – успокоила ее фру Вийк. – Два дня назад, вечером, я разговаривала с нею по телефону, она сказала, что собирается истопить печку и улечься в постель с мемуарами Лив Ульман.

– Она так редко топила печи, разве что на рождество, – заметила воспитанница Альберты. – Обычно хватало тепла от центрального отопления.

– Да, но на эту пасху мороз был сильнее, чем на рождество. Ты сама помнишь, какая здесь разыгралась вьюга. А к вечеру, когда ты была уже в дороге, похолодало еще больше. После того как вы все уехали, ей стало одиноко и неуютно, а огонь в печи – это все-таки что-то живое.

– Кто все? Кроме меня, здесь никого не было, – удивилась Полли.

– Почему никого? – возразила фру Вийк. – Твой дядя-пастор заглянул ненадолго после обеда, а ближе к вечеру заехала Мирьям…

– Мирьям? Но она ни словом не обмолвилась об этом.

– Если я правильно поняла, Мирьям каталась на горных лыжах в Норвегии и, возвращаясь в Стокгольм, заехала в Скугу.

– Вот нахалка! – сказала Полли с досадой. – Что ей стоило захватить и меня? Мне бы не пришлось тащиться с автобуса на поезд, с поезда на такси. В котором часу она была здесь?

– До девяти вечера, это точно, потому что в девять я уже поговорила с Альбертой, в последний раз. Вчера я позвонила ей – никто не ответил, я позвонила еще и еще, а потом взяла ключ от вашего дома и пришла сюда. Но опоздала – все произошло задолго до моего прихода. Она умерла, так и не проснувшись, у себя в спальне. Запах угара еще держался в комнате: зимние рамы не выставляли, а все щели были заткнуты ватой и заклеены пласты рем. Ну и печная вьюшка, естественно, была закрыта!

Фру Вийк умолкла, прислушиваясь к звукам в саду и на улице. Затем, понизив голос, докончила свое невеселое повествование:

– Я сразу вызвала Даниеля Северина и твоего дядю.

А уже Рудольф связался с полицией. Он приехал очень быстро и стал сам руководить дальнейшими действиями. Конечно, он славится своей рассеянностью и непрактичностью, но пастор есть пастор, без него не обойтись, когда дело касается смерти или другого несчастья.

– Он мне не дядя, – вырвалось у Полли.

– Что? Да, да, ты права. Вот глупая, каждый раз забываю, что ты им не родня.

– Выясняете родственные связи? Примите и меня. Со вчерашнего дня из нас троих – двух сестер и одного брата – остался я один. Поверьте, испытание не из веселых.

Шестидесятитрехлетний Рудольф Люнден, младший брат Альберты, обликом несколько напоминал сестру. Высокий, как все Люндены, с густыми, некогда рыжими, а теперь седыми волосами. На Приветливом румяном лице все было каким-то круглым: круглый рот, круглые, как у херувима, щеки, даже очки в золотой оправе и те круглые. Несмотря на обычный черный костюм и белый галстук, в нем сразу угадывался непрактичный пастор-книголюб, нашедший в тихом провинциальном приходе убежище от мирской суеты.

Приход и церковь святого Улофа находились в Лу-бергсхюттане – соседнем рабочем поселке этого горнопромышленного района. Именно там Полли Томссон провела первый год своей жизни.

– Полли, малышка, сочувствую твоей утрате, – обратился к ней пастор Люнден. – Я знаю, как много значила для тебя Альберта.

Нет, возмущенно подумала Полли. Этого не знает никто. И говорить об этом я не могу. А то снова не выдержу и разревусь. Не хочу.

Она вздрогнула, когда на кухню бодро влетел веселый, усталый и потный Еспер Экерюд в своем ярко-желтом потрепанном пиджаке.

– Приветствую всех! Вот и я. Операция удалась, хотя прошла нелегко. Сановная жертва катастрофы изъята, ее место заняла оперная примадонна. И какая примадонна! Добрый день, Елена. Я пришлю тебе этот номер, чтобы ты могла любоваться мйим прелестным портретом твоей прелестной невестки.

– Благодарю, но я подписана на прелестный еженедельник Мирьям. Будешь есть салат из цыпленка с шампиньонами и беконом?

– А как же! – воскликнул Есиер. – Здорово, дядя Рудольф! Какой кошмар – эта история с Альбертой. А ты поешь салату? Конечно, поешь!

Полли поставила тарелки, стаканы, положила салфетки.

– He желаете ли холодного пива? – спросила – она тоном официантки. – Что будет пить господин пастор? Молоко? К сожалению, в нашем меню нет молока. Вместо молока могу предложить пиво. Есть «Рамлёс». Предпочитаете зеленый «Туборг»? Извольте!

Однако игру она вела автоматически, думая о чем-то своем, с трудом вникая в слова обоих мужчин.

– А как твои дела, Еспер? – спросил пастор. – Наладились?

Его интерес не был праздным. Сам Рудольф Люнден, как и Альберта, детей не имел. Но семьей он дорожил и с болью наблюдал угасание своего рода. Его любимая сестра Ёта, мать Еспера и Мирьям, скончалась десять лет назад. А теперь ее деги, брат и сестра Экерюд, остались его единственными кровными родственниками. Он боялся потерять с ними связь.

– Как они могут наладиться? – сказал Еспер. – Паршивые у меня дела.

– Места так и не нашел?

– Ни в одной газете. Всюду сворачивают производство и увольняют сотрудников. Новых нигде не принимают, Мирьям взяла меня внештатно к себе в еженедельник, но работы там даже на полдня не хватает. Все у меня идет кувырком.

Елена Вийк вышла в холл позвонить по телефону. Полли стояла к ним спиной, глядя в окно.

– А что с твоим разводом? – озабоченно спросил Рудольф.

– Как и следовало ожидать. – ответил Еспер. – Квартира, разумеется, осталась ей. – С горечью и злобой он подвел итог своим неудачам: – В общем, сижу без работы, без жилья, без денег и без жены. Хуже не бывает, клянусь богом.

Но тут их изумила девушка в трауре, стоявшая у окна.

– А ты уверен, что раньше тебе было лучше? – спросила она, не оборачиваясь. – Не очень-то сладко тебе жилось с женой.

Продолжая смотреть в окно, Полли, – казалось, и не ждала ответа.

5. ПРИДЕТ ДЕНЬ, КОГДА ИСПОЛНЯТСЯ ТВОИ ЖЕЛАНИЯ

Полли бродила по дому как неприкаянная. Из двух комнат нижнего этажа открывался вид на озеро – из белой столовой и так называемой комнаты-веранды. На этой самой веранде Полли наконец остановилась.

У прежних владельцев эта комната действительно была нежилой верандой с несметным количеством окон, выходящих на север и на восток, и по ней вечно гулял сквозняк. Благодаря толковой перестройке, которая стоила немалых денег, управляющий Фабиан превратил веранду в самое красивое и теплое помещение в доме. Альберта любила эту комнату, развела там настоящий сад и уставила ее мягкими диванами и креслами.

Угол, где сходились два огромных окна, занимал бехштейновский рояль, привезенный мужем Альберты из Лубергсхюттана. Этот рояль пережил несколько поколений в родовой усадьбе Фабианов.

Однако взгляд Полли задержался не на рояле, а на картине в резной золоченой раме, висевшей над одним из диванов возле рояля. Это был писанный маслом портрет Франциски Фабиан, бабушки Франса Эрика. С полотна задумчиво смотрела молодая женщина, не старше самой Полли, ее черные как смоль волосы были завиты в крутые локоны, шею украшала широкая бархотка с медальоном.

Полли загляделась на портрет и не сразу услыхала, что к ней обращаются. Есперу Экерюду пришлось повторить вопрос:

– Что все-таки ты имела в виду, когда только что говорила на кухне о моей семейной жизни?

– А что я сказала?

– Будто моя семейная жизнь была не очень-то сладкой. Какого черта ты берешься судить обо мне и о моей семейной жизни?

– Прости, я не хотела… Я ничего такого не думала. Полли не спускала глаз с портрета, но Еспер схватил ее за плечи и грубо повернул к себе.

– Да ты… ты плачешь? – вдруг заметил Еспер; он был озадачен и даже испуган.

– Пусти меня, – резко сказала Полли. – Оставь меня в покое.

Он повиновался. Не найдя носового платка, Полли ладонью смахнула слезы и кое-как взяла себя в руки.

– Я бы хотела… Впрочем, что толку хотеть, – невнятно пробормотала она.

– И напрасно, человек обязательно должен, и хотеть, и надеяться, – ободряюще сказала фру Вийк, которая только что вошла в комнату. – Придет день, когда исполнятся все твои желания. Они всегда исполняются неожиданно.

Но Полли была настроена мрачно.

– Даже если такой день и придет, я все равно останусь ни с чем… Тебе помочь?

– Да, пожалуйста. Нужно подать в гостиную кофе. Вот-вот приедет Лиселотт Люнден.

Подавив вздох, Полли пошла в столовую за дорогим датским сервизом. В дверь позвонили, и сначала в холле, а потом совсем рядом, в гостиной, послышался голос пастора Люндена, рассчитанный на более просторные помещения, чем обыкновенная вилла. Толкнув ногой, дверь гостиной, Полли осторожно внесла поднос с посудой. Она уловила слова: «вскрытие», «допрос», «захоронение урны».

Мужчина в полицейской форме принял у нее из рук поднос, и только тогда Полли сообразила, что пришел старший полицейский Берггрен, а не фру Люнден.

Эрк Берггрен был почти двух метров росту и довольно плотного сложения. Лицо полное, голубые глаза, обращенные к ней, глядели спокойно и доброжелательно.

– Здравствуй, Полли, – мягко сказал он. – Прими мои соболезнования. Куда поставить поднос? На столик перед диваном? – И продолжал, вновь обернувшись к пастору – Я уверен, это займет немного времени. В Линчёпинге обычно не тянут. Раз она скончалась от угарного газа, чтобы подтвердить это, достаточно короткого осмотра.

– Когда точно она умерла? – спросил Еспер, который тоже сидел в гостиной.

Рядом с белокурым и могучим Эрком его ровесник Еспер Экертод выглядел долговязым и тощим. К тому же Есперу не хватало берггреновского спокойствия и уверенности.

– Доктор Северин предполагает, что смерть наступила утром, часов в шесть или семь, – сказал старший полицейский.

– Когда же Альберта закрыла эту злополучную вьюшку?

– Трудно сказать, – признался Эрк. – Мы думаем, около полуночи. Согласно показаниям Елены Вийк, фру Фабиан затопила печку не раньше девяти вечера, и топилась она, выходит, совсем недолго.

Задумчивым взглядом он обвел уютную, красивую комнату, где изобилие цветов и книг сочеталось с забавным смешением красок и стилей. Угол занимали два одинаковых дивана позднего рококо, обитые красным шелком. Перед телевизором зеленое кресло в современном функциональном стиле мирно соседствовало с другим – старинным креслом без подлокотников, обтянутым гобеленом. А цветной телевизор стоял возле антикварного бюро 1779 года с клеймом Георга Гаупта.

– Странно, что Альберта так небрежно обращалась с печкой, – сказал Берггрен. – Она ведь прекрасно знала, как опасно топить на ночь, глядя и слишком рано закрывать вьюшку.

Полли Томссон покачала головой.

– Ничего странного тут нет. Иногда Альберта бывала до крайности небрежна… и нетерпелива. Топить она вообще не любила. Лишняя возня, говорила она. Сиди и жди, пока прогорит, а если заснешь и оставишь трубу открытой, утром в доме будет лютый холод.

Полли закусила губу и осеклась, но Эрк понял, что сказала она не все.

– Значит, это не первый раз? – мягко спросил он. – Значит, уже случалось, что фру Фабиан закрывала печку раньше времени, особенно если хотела спать?

– Да случалось. Последний раз на рождество. Но я была тогда дома и учуяла запах дыма, мне показалось, что где-то дымит печь. Мирьям тоже ночевала с нами, она бросилась к Альберте в комнату, залила угли водой, устроила сквозняк и отругала Альберту, хотя дыму от воды только прибавилось и мы втроем наперебой кашляли и дрожали от холода.

– А ведь позавчера вечером Мирьям Экерюд заезжала сюда, – задумчиво сказал Эрк. – Вероятно, она последняя видела Альберту Фабиан в живых. Ты-то сама уехала в шесть вечера, если не ошибаюсь?

– Да, машины у меня нет, поэтому я боялась опоздать на автобус, идущий в Эребру, – мрачно ответила Полли.

– Как жаль, что ты не обратилась ко мне! – воскликнул пастор Люнден. – Я бы с радостью отвез тебя прямо к поезду. Все равно я был в городе, а с шести до половины седьмого сидел у Альберты. Она произнесла целую хвалебную речь о тебе и твоих музыкальных талантах.

Полли вспыхнула.

Неожиданно в разговор вмешался новый голос, настойчивый и немного резкий. И Елена Вийк, встретившая в холле Лиселотт Люнден и проводившая ее в гостиную, подумала, что Лиселотт всегда производит такое впечатление, будто она сию минуту порвала ленточку, придя первой к финишу.

Фру Люнден была недурна собой. Она была на семнадцать лет моложе пастора и благодаря миловидному, нежному лицу выглядела тридцатилетней. Темные волосы с медным отливом, заплетенные в тяжелую косу, венчали ее голову, маленькие темные глазки так и горели любопытством. С каждым годом фру Люнден все больше полнела, но туалеты она шила себе сама, умело, скрывая недостатки фигуры. Она питала слабость к черному цвету, вот и сейчас пришла в черном платье. Ноги у нее были красивые, и она это знала.

– Не понимаю, зачем Полли вообще спешила в Эребру к стокгольмскому поезду, – заявила она, – ведь Еспер ехал отсюда один в своем «вольво». И в тот же день.

– Еспера здесь не было, – возразила Полли.

– Если ты уехала шестичасовым автобусом, – проворковала Лиселотт, – откуда тебе знать, кто проезжал здесь по Хюттгатан около полуночи?

– Какого черта… – рассердился Еспер, хмуро глядя на тетку.

Даже пастор, привыкший мягко обращаться с женой, укоризненно посмотрел на нее из-за круглых очков и строго сказал:

– Уж тебя-то, во всяком случае, не было здесь в понедельник около полуночи. Откуда же тебе известно, что сюда приезжал Еспер?

– Из надежного источника, – ответила Лиселотт, усевшись на красный диван и кокетливо скрестив ноги.

Не успел Еспер открыть рот, как Эрк Берггрен, невозмутимо произнес:

– Это совпадает и с моими данными. Не исключено, что источник у нас один.

– Кофе – вот от чего я не откажусь! – воскликнула Лиселотт. – Ну, Еспер, выкладывай начистоту. Каким ветром тебя занесло ночью в эту тихую, маленькую Скугу?

– Ладно, – сдался Еспер. – Я возвращался нз Филипстада, потому и оказался в Скуге. Разве это преступление?

Он встретил взгляд Полли, в ее широко открытых глазах угадывалось недоверие.

– Ты хочешь сказать, что только проехал мимо, но не был ни возле дома, ни в доме? – спросила она.

– Уместней всего употребить первый предлог. Я был возле дома, оставил машину у калитки и прошелся по двору. Мне не повезло, в лесу неподалеку от Греккена я проколол шину, пришлось менять колесо Я был по уши в грязи и надеялся, что Альберта еще не спит, и я смогу у нее умыться. Но в окнах было темно, я решил не стучать и погнал домой, в Стокгольм. И очень теперь жалею. Будь я понастырнее, я бы постучал, окликнул ее, в конце концов, просто разбил окно, и тогда Альберта осталась бы жива.

– Что толку теперь рассуждать, – наставительно заметил пастор. – Кроме угрызений совести да седых волос, подобные сожаления ничего не дают, факт остается фактом – Альберта умерла. – Од взял у жены датское блюдо, расписанное ракушками, и рассеянно спросил: – Дорогая, тебя, кажется, что-то интересует?

– Да, – без обиняков ответила Лиселотт. – Меня интересует, кому достанется это бюро восемнадцатого века.

На миг всеобщее внимание переключилось на изысканное густавианское бюро с бронзой и инкрустацией. В гостиной даже не сразу осознали непристойность ее слое.

– Дружок мой, прах Альберты еще не предан земле, – пристыдил пастор жену. – Всему свое время.

– Мебель здесь и в самом деле прекрасная, – заметил Эрк Берггрен. – Вон сколько красивых и дорогих вещей.

Звякнул кофейник – это Полли в сердцах поставила его на стол. Ее глаза отливали той же голубизной, что и узор на фарфоре.

– Бюро привезли сюда из Лубергсхюттана, – сказала она. – Оно принадлежало дяде Франсу Эрику. Большая часть ценных и старинных вещей в этом доме принадлежала ему.

Фру Вийк была удивлена неожиданной запальчивостью Полли и попыталась восстановить мир между родственниками:

– Франс Эрик Фабиан уже двенадцать лет как умер. У него не было ни детей, ни родных. Альберта – его единственная наследница. Двенадцать лет всем его имуществом владела она. Оспаривать это – пустая трата времени.

– Вот кому повезло, – сказала пасторша, она была явно взволнована. – До неприличия повезло! Только подумайте, в пятьдесят один год найти богатого холостяка, который захотел на ней жениться, хорошо обеспечил и сделал наследницей своего состояния. Ведь она была просто нищая, все Люндены нищие.

– Лиселотт! – воскликнул пастор, теряя терпение. – Это уж слишком! Мы, конечно, не…

– Тетя права, – усмехнулся Еспер. – По крайней мере к моей матери это относится на все сто процентов, а уж про меня и говорить нечего. Пусть мне предложат хоть что-нибудь из наследства Альберты – я не откажусь. Если загнать дом и всю движимость, каждому из нас достанется изрядный куш…

Полли не могла больше слушать эти циничные разговоры. Едва сдерживая слезы, она бросилась на второй этаж.

Наверху, в своей уютной девичьей комнате, она схватила носовой платок, вытерла глаза и, всхлипывая, прошептала:

– Господи, как бы мне хотелось…

Раздвинув розовые шторы, Полли вышла на широкий балкон с резными перилами. Ей открылось скованное льдом, сероватое озеро Скуга.

Что это там, между озером и садом? Девушка перегнулась через перила, чтобы голые ветки каштанов и осин не мешали смотреть.

Внизу по берегу проходила дорога, где в теплое время года прогуливались люди. В эту снежную зиму дорогу замели высокие сугробы. Но теперь снег таял и оседал. Излюбленное место прогулок жителей Скуги являло собой грязное месиво изо льда, талой воды и вязкой глины. И там по самой грязи шлепал молодой человек, он был без шапки, волосы коротко подстрижены. В руке он нес черный портфель. Полли не могла понять, что делает здесь этот человек в черном двубортном пальто, перчатках и галошах.

Он шел, не разбирая дороги.

Взгляд его был прикован к розовой вилле. Не спуская с нее глаз, он все-таки выбрался из грязи и подошел к заднему крыльцу.

Полли Томссон он не заметил. Она же не поверила своим глазам, когда он крадучись поднялся на крыльцо, встал на цыпочки и прижался носом к застекленной двери веранды.

Кто это?

Почему он не вошел в дом с улицы?

С какой целью стоял здесь этот незнакомец в элегантном пальто и тайком заглядывал в окна?