Текст книги "Современный шведский детектив"

Автор книги: Пер Вале

Соавторы: Май Шёвалль,Мария Ланг,Карл Блом
сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 39 страниц)

Раздался какойто стук, загудел электромотор.

– Вы еще не назвали себя, – услышал он ее голос.

– Бек. Мартин Бек.

– Значит, в полиции служите?

– Да.

– Где именно?

– Центральная уголовная полиция.

– Жалованье по двадцать пятому классу?

– По двадцать седьмому.

– Ишь ты. Недурно.

– Не жалуюсь.

– А чин какой?

– Комиссар.

Мотор продолжал жужжать. Знакомый по семейному прошлому звук, он уже сообразил, чем она занята: пылесосом сушит волосы.

– Рея, – представилась она. – Да вы и так, конечно, знаете. И на двери написано.

Кухня, как во многих старых домах, была просторная; кроме обеденного стола в ней разместились газовая плита, двухкамерная мойка, холодильник, морозильник, посудомоечная машина, да еще осталось вдоволь свободного места. На полке над мойкой стояли горшки и кастрюли; ниже полки на гвоздях висели разные дары природы – пучки полыни и чабреца, гроздья рябины, сушеные опята и сморчки и три длинные плети чеснока. Не такой уж необходимый в хозяйстве набор, но запах от него приятный и впечатление домовитости. Впрочем, полынь и рябина хороши для настоек, а чабрец – недурная приправа к гороховому супу (хотя Мартин Бек предпочитал майоран, когда его желудок еще переносил этот шведский деликатес). Грибы – совсем неплохо, если знаешь, как их приготовить. А вот чеснок явно висел для красоты, ибо такого количества рядовому потребителю хватило бы на целую жизнь.

Хозяйка вошла на кухню, расчесывая волосы, и перехватила его взгляд:

– Это против упырей.

– Чеснок?

– Ну да. Вы не ходите в кино? На все случаи жизни ответ дает.

Влажную тенниску сменила какаято бирюзовая безрукавка, смахивающая на нижнюю рубашку.

– Полицейский, значит. Комиссар уголовной полиции. – Слегка нахмурясь, она испытующе посмотрела на него. – Вот уж не думала, что чиновники двадцать седьмого класса самолично посещают клиентов.

– Верно, обычно они этого не делают, – согласился он.

Она села, но тотчас встала опять, нервно покусывая суставы пальцев.

«Ладно, пора приступать к делу», – подумал Мартин Бек. – Если я вас правильно понял, вы не очень одобрительно относитесь к полиции, – начал он.

Ее глаза скользнули по нему:

– Точно. Не припомню случая, чтобы мне когданибудь была от нее польза. И не только мне. Зато знаю многих, кому она причинила неприятности, даже страдания.

– В таком случае постараюсь не слишком обременять вас, фру Нильсен.

– Рея, – сказала она. – Все зовут меня Рея.

– Если не ошибаюсь, этот дом принадлежит вам?

– Мне. Получила в наследство несколько лет назад. Но для полиции здесь нет ничего интересного. Ни торговцев наркотиками, ни игорных притонов, даже воров и проституток нет.

Перевела дух и продолжала:

– Разве что немного подрывной деятельности ведется. Крамольные мысли. Но ведь вы не из политической полиции.

– Вы в этом уверены?

Она вдруг рассмеялась – от души, заразительно.

– Я не совсем дура.

«Да уж, это верно», – сказал себе Мартин Бек.

– Вы правы, – продолжал он вслух. – Я занимаюсь по большей части насильственными преступлениями. Преднамеренные и непреднамеренные убийства.

– Чего нет, того нет. За последние три года даже ни одной драки не было. Правда, зимой ктото взломал дверь на чердак и утащил разный хлам. Пришлось обратиться в полицию, страховые компании этого требуют. Из полиции никто не пришел – им некогда было, – но страховку я получила. Главное – формальность соблюсти.

Она почесала затылок:

– Ну, так что тебе надо?

– Потолковать об одном из жильцов.

– Из моих жильцов?

Она нахмурилась. В интонации, с которой было произнесено слово «моих», сквозило удивление и беспокойство.

– Из бывших жильцов, – пояснил он.

– В этом году только один переехал.

– Свярд.

– Правильно, жил у меня один по фамилии Свярд. Переехал весной А что с ним?

– Умер.

– Его убили?

– Застрелили.

– Кто?

– Возможно, самоубийство. Но мы в этом не уверены.

– Послушай, а нельзя нам разговаривать какнибудь попроще?

– Пожалуйста. Что вы подразумеваете? Чтобы я тоже перешел на «ты»?

Она пожала плечами:

– Терпеть не могу официальный тон, тоска смертная. Нет, конечно, я могу быть весьма корректной, если необходимо. А могу и пококетничать – принарядиться, накрасить губы, подвести глаза.

Мартин Бек слегка растерялся.

– Чаю хочешь? – вдруг предложила она. – Отличная штука – чай.

Он был не прочь, однако ответил:

– Зачем же столько хлопот, не надо.

– Пустяки, – возразила она. – Вздор. Погоди малость, я и поесть чтонибудь придумаю. Горячий бутерброд будет очень кстати.

От ее слов у него сразу разыгрался аппетит. Она продолжала говорить, предваряя его отказ.

– От силы десять минут. Я постоянно чтонибудь стряпаю. Это так просто. И даже полезно. Почему не доставить себе удовольствие. Когда на душе совсем погано, приготовь чтонибудь вкусненькое. Вскипячу чайник, хлеба поджарю, а там можно и потолковать.

Мартин Бек понял, что отказываться бесполезно. Видно, эта маленькая женщина не лишена упрямства и силы воли, умеет на своем настоять.

– Спасибо, – покорно произнес он.

Она уже действовала. С шумом, с грохотом, но толково и быстро.

Мартин Бек никогда еще не видел такой сноровки, во всяком случае в Швеции.

Семь минут ушло у нее на то, чтобы приготовить чай и шесть ломтей поджаренного хлеба с тертым сыром и кружками помидора. Пока она молча трудилась, Мартин Бек пытался сообразить, сколько же ей всетаки лет.

Садясь напротив него, она сказала:

– Тридцать семь. Хотя большинство находят меня моложе.

Мартин Бек оторопел.

– Как ты угадала?..

– А что, ведь верно угадала? – перебила она. – Ешь.

Бутерброды были очень вкусные.

– Я вечно голодная, – объяснила Рея. – Ем десять, а то и двенадцать раз в день.

– Обычно у людей, которые едят десять, а то и двенадцать раз в день, возникают проблемы с весом…

– И ни капельки не толстею, – сказала она. – А хоть бы и потолстела. Плюсминус несколько килограммов ничего не меняют. Во всяком случае, я не меняюсь. Правда, если не поем, огрызаться начинаю.

Она живо управилась с тремя бутербродами. Мартин Бек съел один, подумал и взял второй.

– Похоже, у тебя есть что сказать о Свярде, – сказал он.

– Пожалуй…

Они понимали друг друга с полуслова. И почемуто это их не удивляло.

– У него был какойнибудь заскок?

– Вот именно, – подтвердила Рея, – с причудами мужчина, большой оригинал. Я никак его не могла раскусить и была только рада, когда он переехал. Что же с ним всетаки приключилось?

– Его нашли в его квартире восемнадцатого июня. Минимум полтора месяца пролежал мертвый, а то и больше. Вероятно, два.

Она поежилась.

– Кошмар. Пожалуйста, не надо подробностей. Я слишком впечатлительна, чтобы всякие ужасы слушать. Потом еще приснится…

Он хотел сказать, что она может быть спокойна на этот счет, но понял, что в этом нет надобности. Тем более, что она уже продолжала:

– Одно могу сказать тебе точно.

– Что именно?

– В моем доме ничего подобного не случилось бы.

– Это почему же?

– Потому что я бы этого не допустила.

Она подперла ладонью подбородок, так что нос оказался между средним и указательным пальцами. У нее был довольно крупный нос, руки крепкие, ногти острижены. Глаза строго смотрели на Мартина Бека.

Вдруг она поднялась и подошла к полке. Покопалась, отыскала спички, сигареты и закурила, глубоко затягиваясь.

Потом потушила сигарету, съела еще один бутерброд и, понурила голову, положив локти на колени. Наконец подняла взгляд на Мартина Бека.

– Может быть, я не упасла бы его от смерти, но, во всяком случае, он не пролежал бы так два месяца. И двух дней не пролежал бы.

«Да уж наверно», – сказал себе Мартин Бек.

– Квартиросдатчики в этой стране, – продолжала Рея, – последняя сволочь. Что поделаешь, строй поощряет эксплуатацию.

Мартин Бек прикусил нижнюю губу. Он ни с кем не делился своими политическими взглядами и вообще избегал разговоров с политической окраской.

– Что, не надо о политике? – спросила она. – Ладно, не будем ее трогать. Но так уж вышло, что я сама оказалась в числе квартиросдатчиков. Чистая случайность – наследство… Кстати, дом совсем неплохой, но, когда я сюда переехала, жуть что было, крысиная нора. Мой дорогой родитель за последние десять лет, наверно, ни одной перегоревшей лампочки не сменил, ни одного стекла не вставил. Самто он жил в другом конце города и только об одном заботился: собирать квартирную плату да вышибать жильцов, которые не могли заплатить вовремя. Потом превратил квартиры в общежития для иностранных рабочих и вообще тех, кому некуда деться. И драл с них втридорога, благо у них не было выбора. Таких сквалыг в городе хватает.

Ктото отворил наружную дверь и вошел, но Рея никак не реагировала.

В дверях кухни появилась девушка в рабочем халате, с узелком в руке.

– Привет, – поздоровалась она. – Можно, я попользуюсь стиральной машиной?

– Конечно.

Девушка не обращала внимания на Мартина Бека, но Рея сказала:

– Вы ведь не знакомы? Напомни, как тебя зовут.

Мартин Бек встал и подал девушке руку.

– Мартин, – сказал он.

– Ингела, – ответила она.

– Ингела только что въехала, – объяснила Рея. – В ту самую квартиру, где Свярд жил.

Она повернулась к девушке с узелком:

– Как тебе квартира, нравится?

– Здорово. Только уборная опять барахлит.

– Чтоб ее! Завтра утром позвоню водопроводчику.

– А так все в полном порядке. Да, знаешь…

– Что?

– У меня стирального порошка нет.

– Возьми за ванной.

– И денег ни гроша.

– Ничего. Возьми на полкроны, потом отработаешь – скажем, запрешь подъезд на ночь.

– Спасибо.

Девушка вышла; Рея закурила новую сигарету.

– Да, вот тебе один ребус… Квартира хорошая, я ее ремонтировала два года назад. Свярд платил всего восемьдесят крон в месяц. И всетаки переехал.

– Почему?

– Не знаю.

– Поругались?

– Что ты. Я с жильцами не ругаюсь. А зачем ругаться? Конечно, у каждого своя блажь. Но это только занятно.

Мартин Бек промолчал. Он отдыхал душой. К тому же чувствовал, что наводящие вопросы просто не нужны.

– А самое странное с этим Свярдом – четыре замка поставил. И это в таком доме, где люди запираются только в тех случаях, когда не хотят, чтобы их беспокоили. А как собрался переезжать, отвинтил все замки, цепочки, задвижки и взял с собой. Надежно был защищен – не хуже нынешних девочек.

– Это ты в переносном смысле?

– Ясное дело. Столпы нашего общества негодуют по поводу того, что подростки, особенно девчонки, начинают половую жизнь с тринадцати лет. Дурачье. От возраста никуда не уйдешь, а со всеми нынешними пилюлями и спиралями девчонкам ничто не грозит. Стало быть, им нечего опасаться. А как я в свое время дрожала – вдруг попадусь! Постой, о чем мы говорили?

Мартин Бек рассмеялся.

И сам удивился, но факт оставался фактом: он смеялся.

– Мы говорили о дверях Свярда.

– Ну да. А ты, оказывается, умеешь смеяться. Вот уж не ожидала. Я думала, ты давно разучился.

– Может, я сегодня просто не в духе.

Неудачная реплика, он понял это по ее лицу.

Она ведь не ошиблась. И знает это, и глупо темнить.

Он поспешил загладить свой промах:

– Извини.

– Правда, я только в шестнадцать лет влюбилась понастоящему. Но в наше время все было иначе. Тогда ведь как говорили: дескать, ни к чему нищих плодить. Или это еще раньше говорили? Теперь людей другое пугает – неуверенность в завтрашнем дне… Гдето серьезная промашка допущена.

Она смяла сигарету и деловито заметила:

– Я слишком много говорю, кошмар. Вечная история. И это только один из моих недостатков. Хотя пороком это не назовешь… А как, потвоему, это серьезный порок, если человек любит поговорить?

Он отрицательно покачал головой.

Рея поскребла затылок и продолжала:

– А что, Свярд так и не расстался со своими замками?

– Нет.

Она тряхнула головой и сбросила сабо. Уперлась пятками в пол и свела вместе большие пальцы.

– Чего не понимаю, того не понимаю. Или это у него мания такая была? Иногда я даже беспокоиться начинала. У меня ведь ко всем дверям запасные ключи. В доме много стариков. Вдруг ктото из них заболеет, надо помочь. Как без ключа в квартиру попадешь? Но ведь никакой ключ не поможет, когда человек вот так забаррикадируется. А Свярд был уже в летах…

В ванной чтото загудело, и Рея крикнула:

– Тебе помочь, Ингела?

– Да… если можно.

Она вышла, через минуту вернулась и сообщила:

– Теперь все в порядке. Кстати, о возрасте: ведь мы с тобой почти ровесники?

Мартин Бек улыбнулся. Он привык к тому, что никто не давал ему пятидесяти лет, от силы – сорок пять.

– Правда, стариком я Свярда не назвала бы, – продолжала Рея, – но со здоровьем у него не ладилось. Чтото серьезное было, он считал, что ему недолго жить осталось. Как раз перед тем, как переехать, ложился на обследование. Что ему там сказали, не знаю. В онкологической клинике лежал, а это, насколько я понимаю, ничего доброго не сулит.

Мартин Бек навострил уши: важная новость! Но тут опять хлопнула наружная дверь, и ктото громко позвал:

– Рея!

– Здесь я. На кухне.

Вошел мужчина. Увидев Мартина Бека, он остановился, но она живо пододвинула ему ногой стул:

– Садись.

Мужчина был молодой, лет двадцати пяти, рост средний, телосложение обычное. Овальное лицо, русые волосы, серые глаза, ровные зубы. Одет в клетчатую рубашку, вельветовые брюки и сандалии. В руке он держал бутылку красного вина.

– Вот, захватил по дороге.

– А ято думала сегодня одним чаем обойтись, – сказала Рея. – Ладно. Доставай бокалы. Ставь четыре – Ингела стирает в ванной.

Она нагнулась, поскребла ногтями щиколотку, потом сказала:

– Бутылка на четверых – маловато будет. Ничего, у меня коечто припасено. Возьми одну в шкафчике, с левой стороны. Штопор лежит в верхнем ящике, слева от раковины.

Мужчина выполнил ее указания. Он явно привык подчиняться. Когда он снова сел, Рея представила:

– Надо думать, вы раньше не встречались? Мартин… Кент.

– Привет, – сказал Кент.

– Привет, – отозвался Мартин Бек.

Они обменялись рукопожатием.

Рея наполнила бокалы и крикнула:

– Ингела, как управишься, тебя тут вино ждет! – Потом озабоченно посмотрела на парня в клетчатой рубашке:

– Какойто ты кислый сегодня. В чем дело? Опять неудача?

Кент глотнул вина и спрятал лицо в ладонях.

– Рея, куда мне податься?

– Все еще без работы?

– И никакого просвета. Для чего я диплом получал, если мест свободных нет? Нет и, похоже, не будет.

Он потянулся к ней, хотел взять ее за руку, но она недовольно отодвинулась.

– Сегодня мне пришла в голову отчаянная мысль, – продолжал он. – Хочу знать твое мнение.

– Давай, выкладывай свою мысль.

– Поступать в полицейское училище. Они всех берут, им не хватает людей. С моим образованием я вполне могу рассчитывать на продвижение, как только научусь бить по морде лиходеев.

– Тебе что, не терпится людей избивать?

– Будто ты не знаешь. Но ведь я могу сделать чтото полезное… Важно освоиться, а там можно попытаться изменить порядки.

– Между прочим, полиция меньше всего с лиходеями воюет, – заметила Рея. – А как ты думаешь кормить Стину и детей, пока будешь учиться?

– Можно взять ссуду. Я вчера узнавал, когда брал бланки для поступления. Вот, посмотри и скажи свое мнение. Ты во всем разбираешься.

Он вынул из заднего кармана несколько сложенных бланков и проспект и положил на стол.

– Или ты считаешь, что это безрассудная затея?

– Да уж… К тому же вряд ли полиции нужны думающие люди, которые собираются перестраивать ее изнутри. А как у тебя анкета? С точки зрения политики?

– Я состоял одно время в «Кларте», [11]11
  «Кларте»– первое международное объединение прогрессивных деятелей культуры. Основано в Париже в 1919 году. Скандинавские страны присоединились к нему в начале двадцатых годов.


[Закрыть]больше ничего не было. А в училище теперь всех принимают, кроме явных коммунистов.

Она задумалась, потом глотнула вина и пожала плечами.

– Что ж, попробуй… Вроде бы несуразная идея, а на деле может оказаться интересно.

– Меня ведь что беспокоит…

Он чокнулся с Мартином Беком, который пока предпочитал соблюдать умеренность.

– Ну, что тебя беспокоит? – Голос Реи выдавал ее недовольство.

– Выдержу ли я, вот в чем вопрос. Службато какая…

Рея лукаво посмотрела на Мартина Бека; хмурое выражение на ее лице сменилось улыбкой.

– А ты спроси Мартина. Он у нас спец.

Парень недоверчиво поглядел на Мартина Бека.

– Ты правда смыслишь в этом деле?

– Немного. И могу подтвердить, что полиции позарез нужны хорошие люди. И в проспекте правильно сказано, что служба многогранная, можно специализироваться в разных областях. Если человек, например, увлекается вертолетами, или механизмами, или организационными проблемами, или лошадьми…

Рея хлопнула ладонью по столу так, что бокалы подпрыгнули.

– Хватит чушь городить, – сердито сказала она. – Отвечай честно, черт дери.

К своему собственному удивлению, Мартин Бек ответил:

– Если вы согласны повседневно общаться с болванами и чтобы вами помыкали спесивцы, карьеристы или просто идиоты, можно выдержать несколько лет. Главное, не иметь собственного мнения ни по каким вопросам. А потом… потом, глядишь, и сам таким станешь.

– Да я вижу, ты не любишь полицию, – разочарованно сказал Кент. – Не верится мне, что дело обстоит так плохо. О полиции многие предвзято судят. А ты что скажешь, Рея?

Она рассмеялась – громко, от души.

– Попробуй, – сказала она наконец. – Сдается мне, будет из тебя хороший полицейский. Тем более, что кандидатов на это звание, судя по всему, немного. Так что тебе успех обеспечен.

– Ты поможешь мне бланки заполнить?

– Давай ручку.

Мартин Бек достал ручку из внутреннего кармана пиджака.

Рея подперла рукой голову и принялась писать с сосредоточенным лицом.

– Это будет черновик, – объяснила она. – Потом перепишешь на машинке. Можешь моей воспользоваться.

Девушка по имени Ингела управилась со стиркой и присоединилась к ним. Говорила она преимущественно о ценах на продукты, о том, как на упаковке вчерашнего молока ставят завтрашнее число. Мартин Бек заключил, что она работает в магазине самообслуживания.

Звякнул колокольчик, скрипнула наружная дверь, и ктото зашаркал по коридору. На кухню вошла пожилая женщина.

– У меня чтото телевизор плохо показывает, – пожаловалась она.

– Если антенна виновата, я попрошу Эрикссона завтра проверить ее. Или же придется сдать в починку. Что поделаешь, вон уже сколько служит. А мы пока одолжим другой у моих друзей, у них есть лишний. Тоже не новый, правда. Завтра договорюсь.

– Я сегодня хлеб пекла, вот и вам булку принесла.

– Спасибо, огромное спасибо. Вы не волнуйтесь, все будет в порядке с телевизором.

Рея кончила писать (быстро управилась!), вернула Кенту бланки и снова обратила пристальный взгляд на Мартина Бека.

– Сам видишь, домовладелец обо всем должен заботиться. Именно должен, да мало кому это по душе. Большинство ловчат, только и думают, на чем выгадать. Помоему, это свинство, я стараюсь все сделать, чтобы жильцам было уютно и чтобы они ладили между собой. Квартиры привела в порядок, а вот для наружного ремонта денег нет. Повышать квартирную плату тоже не хочется. Но ведь осень на носу, так что никуда не денешься. Хочешь, чтобы дом был в порядке, не жалей труда. Ответственность надо чувствовать перед съемщиками.

У Мартина Бека было удивительно хорошо на душе. Ему не хотелось уходить из этой кухни. К тому же его немного разморило от вина. Какникак больше года не брал в рот спиртного.

– Постой, – спохватилась она. – Разговорто у нас о Свярде!

– У него были дома какиенибудь ценности?

– Какие там ценности… Два стула, стол, кровать, грязный коврик да самая необходимая утварь – вот и все его имущество. Одежда – только что на нем. Нет, замки эти явно от помешательства. Всех людей сторонился. Со мной, правда, разговаривал, но только когда очень подпирало.

– Такое впечатление, что он был совсем нищий.

Рея глубоко задумалась. Наполнила бокал вином, сделала глоток и наконец ответила:

– А вот в этом я не уверена. Болезненно скупой – это да. Конечно, квартплату он вносил вовремя, но каждый раз ворчал. Изза восьмидесяти крон в месяц! И насколько мне известно, в магазине брал только собачий корм. Нет, вру – кошачий. Не пил. Расходов у него не было никаких, так что вполне мог бы иногда взять немного колбасы, пенсия позволяла. Конечно, многие старики собачьим кормом обходятся, но у них, как правило, много уходит на квартиру, да и запросов побольше, разрешают себе иногда побаловаться бутылочкой десертного вина. Свярд себе даже приемника не завел. Я читала в курсе психологии про людей, которые ели картофельную шелуху и носили старое тряпье, а в матраце у них были зашиты сотни тысяч крон. Известный случай. Изъян в психике, не помню только, как называется.

– Но в матраце Свярда денег не было.

– И он сменил квартиру. Не в его духе поступок. Ведь на новом месте, наверно, приходилось больше платить. Да и на переезд деньги пошли. Нет, тут чтото не так.

Мартин Бек допил вино. Как ни хочется посидеть еще с этими людьми, надо уходить.

И есть над чем поразмыслить…

– Ну ладно, я пошел. Спасибо. Всего доброго.

– А я собиралась приготовить макароны с мясным соусом. Отличная штука, когда сам делаешь соус. Оставайся?

– Да нет, мне надо идти.

Рея проводила его до дверей, не надевая сабо. Проходя мимо детской, он заглянул туда.

– Ага, – сказала она, – детей нет дома, они за городом. Я разведена. Помолчала и спросила:

– Ты ведь тоже?..

– Тоже.

Прощаясь, она сказала:

– Ну пока, приходи еще. Днем я занята на летних курсах, а вечером, после шести, всегда дома.

Выждала немного и добавила с лукавинкой во взгляде:

– Потолкуем о Свярде.

Сверху по лестнице спускался толстяк в шлепанцах и неглаженых серых брюках, с красножелтосиним значком FNL на рубашке. [12]12
  Объединенные группы поддержки Национального фронта освобождения Южного Вьетнама. В настоящее время эта организация распущена.


[Закрыть]

– Рея, лампочка на чердаке перегорела, – сообщил он.

– Возьми новую в чулане, – ответила она. – Семьдесят пять свечей достаточно.

И снова обратилась к Мартину Беку:

– Тебе ведь не хочется уходить, оставайся.

– Нет, пойду. Спасибо за чай, за бутерброды, за вино.

По ее лицу было видно, что она не прочь настоять на своем. Удержать его хотя бы при помощи макарон.

Однако она передумала.

– Ну ладно, привет.

– Привет.

Никто из них не сказал «до свиданья».

Пока он шагал к своему дому, стемнело.

Он думал о Свярде.

Он думал о Рее.

И хотя он этого понастоящему еще не осознал, на душе у него было хорошо. Так хорошо, как давно уже не было.