Текст книги "Детектив Франции. Выпуск 8"

Автор книги: Пьер Буало-Нарсежак

Соавторы: Мишель Лебрен,Франсуа Шабрей,Жан Брюс
сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 29 страниц)

Филипп спрятал пистолет в карман, и двое мужчин дотащили третьего до приоткрытой железной калитки. Филипп побежал за машиной и остановил её с потушенными огнями прямо напротив входа. В мгновение ока тело забросили внутрь. Хлопнули дверцы. Филипп зажег верхний свет и достал пистолет.

– Куда стрелять: в голову или в сердце?

– Лучше в сердце, не будет крови.

Раздался выстрел, машину заполняли запахи пороха и кордита. Кашляя и вытирая слезившиеся глаза, оба вышли на свежий воздух. Филипп вернул пистолет Гастону, который положил его в карман домашнего халата. В эту минуту из темноты вынырнули двое полицейских на велосипедах, совершавших объезд своего участка. Они остановились возле «симки» Филиппа, и тот, что был повыше ростом, спросил:

– Так это вы стреляли?

И он направил на них луч электрического фонарика.

– Мы? Нет. А разве был выстрел? Ты слышал, чтобы кто–то стрелял?

– Нет, какой ещё выстрел?

– Ах! – воскликнул Гастон, стукнув себя по лбу. – Я, кажется, понял, в чем дело! Это же был выхлоп твоей машины!

– И правда, совсем перестал соображать!

– Правильно! Это все глушитель!

Молчавший до сих пор второй полицейский заметил:

– Это мог быть как выстрел, так и выхлоп.

Раздраженный тем, что у него перехватывали лидерство, первый, более рослый полицейский снова вступил в разговор:

– И все же, когда мы услышали этот звук, мой приятель сказал: слушай, а ведь это похоже на выстрел.

Гастон, который уже начал привыкать к тому, что все идет наперекосяк, сердито обратился к своему шурину:

– Я когда ещё тебе говорил, чтобы ты починил выхлопную трубу своей машины, так почему же ты до сих пор этого не сделал?

– О! – вспылил Филипп. – Прошу тебя, не вмешивайся, это касается только меня! Не лучше ли тебе заняться своими делами!

– Нет, вы только послушайте его, – заявил Гастон, повышая голос, – Я говорил тебе об этом ради твоего же блага, и, если тебя оштрафуют за нарушение тишины ночью, я буду бессилен чем–либо тебе помочь! И вообще, как ты мне надоел! Не знаю, что меня удерживает от того, чтобы не влепить тебе пару оплеух, бестолочь ты такая!

Они схватились за грудки, и полицейские принялись их разнимать, дружески поругивая. Ну что в том хорошего – сцепиться вот так, глубокой ночью! Полицейские кончили тем, что решили не придираться, но заявили, что не уедут, пока драчуны не помирятся. Они тотчас же успокоились. Гастон выразил сожаление, что у него сгоряча вырвались несколько резковатых слов, а Филипп пообещал впредь прислушиваться к его советам. Они пожали друг другу руки, и полицейские укатили, поскрипывая велосипедами.

Оба родственника вытерли вспотевшие лбы, и Филипп произнес:

– Ну, теперь–то я, кажется, могу заняться захоронением. Да, не без труда нам все это досталось.

– Осторожнее веди машину. Не гони.

Гастон, вздыхая, закрыл решетку ограды. Машина его шурина, силой обстоятельств превратившаяся в катафалк, направилась к усыпальнице Черепа, на сей раз уж окончательно отошедшего в мир иной.

Фредди слышал, как они спускались по лестнице с чем–то грузным и громоздким. Он подошел к окну и, услышав хруст гравия под их ногами, понял, что в его распоряжении всего минут пять. Он беззвучно проскользнул в комнату отца.

Его внимание сразу же привлек пиджак Гастона, висевший на спинке стула. Из внутреннего кармана он выудил записную книжку и стал нервно её перелистывать. В уголке одной из страниц он нашел то, что искал. Мелким бисером было записано: ФРЕДД.

Улыбнувшись, он понял, что это и есть комбинация шифра сейфа в магазине. Начало его имени – ФРЕДД. Он положил записную книжку на место и на цыпочках вернулся к себе. Как только старик заснет, он отправится на встречу с Бремезом, имея на руках шифр. То–то будет удивлен этот Бремез.

ГЛАВА»

CAMBRIOLE – комнатушка Во – ровская шайка

Словарь Ларусс

Взломщики вышли из «бьюика», который Бремез–млад–ший припарковал у сквера Лувуа, и крадучись направились к месту предстоящих подвигов.

Фредерик Бремез шел медленно и на каждом углу пронзительным взглядом оценивал обстановку. Фредди чувствовал некоторую неуверенность в походке сообщника. Чтобы приободрить его, он бросил:

– Нам сопутствует хорошая примета: шифр сейфа до смешного прост ФРЕДД.

– Ну, я–то в приметы не верю. Наверняка, как и в прошлый раз, влипнем в какую–нибудь историю.

– Исключено, – категорически заявил Фредди. – Я все тщательным образом изучил, предусмотрел все. Абсолютно никакого риска. Будет похоже на загородную прогулку.

– Я не люблю деревню!.. – проворчал Бремез. Они добрались до улицы Пети–Шам. При скупом освещении уличных фонарей она выглядела совершенно безжизненной. Оба грабителя, заметно побледнев, углубились в нее, засунув руки в карманы. Фредди с беззаботным видом начал что–то насвистывать, чем заслужил разъяренный взгляд компаньона.

Вот и улица Мулен, которую они вновь пристально осмотрели. Ни души. Впрочем, после принятия закона Марты Ришар полуночники предпочитали теперь собираться в районе Страсбур–Сен–Дени и на площади Мадлен. Так что путь был свободен, и оба взломщика услышали перестук собственных коленок. Слишком все складывалось удачно и долго так продолжаться не могло. Бремез пробормотал:

– Разделаемся побыстрее, а то у Мольнара вечеринка, и я бы хотел успеть туда до того, как они выдуют все виски.

– Ну конечно, старина, через полчаса мы там будем.

Фредди сжимал в кармане бесполезный пистолет–портсигар. Одно дело наводить страх на невинных ночных бабочек или даже грабить весьма несимпатичных владельцев бакалейных лавок, и совсем другое – идти по всем правилам на такое дело, как кража со взломом. Это уже серьезно. Даже в том случае, когда риск снижается тем, что магазин принадлежит твоему отцу. Не так ли?

Таким образом, ничто не препятствовало планам двух крутых парней, и вскоре они оказались перед магазином ^ остановились перед витринами, в которых красовались искусно расположенные на высоких штырях из самшита шляпы.

А вот и дверь с четкой щелкой замка, в которую оставалось лишь вставить ключ. Бремез оглянулся в сторону улицы Пети–Шам, неприятно клацнув зубами. Фредди ухмыльнулся:

– Что, поджилки трясутся?

– Это у меня–то! Еще чего.

– Я же сказал тебе: предусмотрено все.

Фредерик Бремез в этот момент не без горечи вспоминал о своей уютной кровати, любимой семье, преданной прислуге, о танцульках у Мольнара короче, обо всем, чего он мог бы лишиться в случае, если этот болван Фредди Бер–рьен что–нибудь упустил. В голове промелькнул образ вонючей тюремной камеры, где в одном углу стоит параша, а в другом сидит засаленный сокамерник. Это окончательно заставило его пожалеть о своем хвастовстве. Он тут же поклялся самому себе, что если на сей раз кривая вывезет, то каждый вечер он будет непременно возносить хвалу Создателю.

Между тем Фредди, вытащив из кармана ключ, вставил его в замок, дважды повернул и распахнул дверь. Он с торжеством шепнул:

– Вот мы и на месте. Входи быстрее.

Они очутились внутри магазина. Фредди с гордостью подумал, что даже Джеймс Дин в фильме «Ярость жизни» не сделал бы лучше, чем он. Да и не столь хладнокровно.

– Ящик кассы.

Он наугад нажал на клавишу, мысленно поздравив себя с тем, что вовремя надел перчатки, чтобы не оставлять следов. Касса зазвенела, ящик выдвинулся, В нем лежало несколько купюр, которые он быстренько прикарманил. Потом закрыл кассу.

– А теперь – в кабинет.

В магазине, куда через витрины проникал слабый свет с улицы» стоял полумрак. В кабинете же было совсем темно, и Фредди включил фонарик… Появился Боливар, навеки запечатленный в своей воинственной позе. От неожиданности Бремез, стоявший позади Фредди, слабо охнул.

– Заткнись, черт побери, ты что, не видишь, что это всего лишь картина, лопух.

Фредди сейчас брал реванш над тем, кто самозванно возвел себя в роль главаря банды только потому, что у него была машина. Всего за несколько минут и исключительно благодаря своим личным качествам Фредди превратился в руководителя операции. Сознавать это было приятно. Фредди не раз бывал у отца в кабинете и поэтому чувствовал себя здесь как рыба в воде. Он открыл ящик стола, вытащил оттуда сигару и небрежно закурил. Однако прихвативший его тут же жестокий кашель вынудил его раздавить окурок в пепельнице. Он встал перед Боливаром:

– Подержи фонарик.

Укрощенный Бремез повиновался. Яркий пучок света заплясал на холсте картины. Симон Боливар своим жестким взглядом диктатора, казалось, негодующе порицал их за столь неблаговидные поступки.

– Теперь смотри внимательнее, – сказал Фредди.

Развязным жестом он ткнул в раму, и картина повернулась. Затем Фредди все в той же бесцеремонной манере набрал шифр, вставил в замок ключ, сделанный им по оттиску с оригинала, и сейф открылся.

– Не так уж и сложно. Теперь посвети.

Он в бессильной ярости выругался. В сейфе не было ни гроша, даже самой мелкой купюры. Вместо денег там лежали нелепая черная записная книжка и несколько сколотых между собой листков. Фредди пробормотал:

– Ни шиша. Тем хуже, возьмем эти бумаги, и ему придется раскошелиться, чтобы получить их обратно.

При свете фонарика он полистал документы и удовлетворенно заметил:

– Это список его клиентов. Ну держись, старик.

– Записка у тебя? – забеспокоился Бремез.

– Конечно.

Фредди вытащил лист бумаги, на котором после жарких споров вместо текста: «С благодарностью от крутых парней…» – было решено написать проще и понятнее: «Чихать мы хотели на того, кто сие прочтет». Он положил послание в сейф на самое видное место, закрыл дверцу и сбил шифр. Боливар вошел в строй, и оба взломщика, разочарованные, но с облегчением, беспрепятственно вышли на улицу. Она по–прежнему была абсолютно пуста. Фредди даже позволил себе запереть за собой магазин.

На улице Пети–Шам Фредди и его приятель закурили,

– Я же говорил тебе, что предусмотрел все.

– Подумаешь, – сморщился Бремез. – Все это было слишком легко! У собственного отца! Эх, вот был бы незнакомый магазин – совсем другое дело! Куда как интереснее!

Глубоко уязвленный в своих самых лучших чувствах Фредди с вызовом спросил:

– Что ты хочешь этим сказать?

– А то, что ты слышал: нам ведь ничего не грозило! А где же удовольствие? Нет, я лично предпочитаю настоящие эмоции. А то все равно что холостой выстрел – никакого риска кого–нибудь ухлопать!

Фредди решил, что этот недоумок заслуживает только презрения:

– Болтай, болтай! А сам в штаны наложил!

– Это я–то наложил? Ах, ах, ах, вы только послушайте его! Да ты просто смешон с твоими папенькиными штучками! Даже по десять кусков не отхватили! Едва окупятся транспортные расходы,

Фредди, вне себя от возмущения, замкнулся в красноречивом молчании. Уже в машине они посчитали добычу и поделили между собой одиннадцать тысяч шестьсот франков. Кроме того, Фредди оставил у себя конфискованные у отца документы. Сообщники обмыли успех, неоднократно приложившись к припасенной Бремезом бутылке виски. Заплетающимся языком тот опять попытался доказать Фредди несостоятельность их затеи:

– Пойми, Фредди, одиннадцать тысяч франков ты мог бы с таким же успехом стянуть из сумочки твоей сестрички! Такая плевая добыча не стоит затраченных трудов…

– А списки? – возразил Фредди, чьи мысли ворочались в голове все тяжелее и тяжелее. – Они стоят целое состояние, это я тебе говорю. Да мой отец за них выложит миллионы.

– Интересно, как все это ты устроишь? Придешь к папочке и скажешь: «У меня оказались списки твоих клиентов, и я верну тебе их, но только за деньги!» Да он тебе так врежет, твой отец…

– Дай мне досказать! Кинь–ка бутылку.

Сделав основательный глоток, Фредди передал виски приятелю, который последовал его примеру. Фредди долго пытался вспомнить тот убийственный аргумент, который только что приходил ему в голову и должен был сразить Бремеза наповал, но память отказала. Посему он удовольствовался лишь фразой:

– Я изменю голос по телефону, как это делают шантажисты, усек?

– А я сейчас, – встрепенулся Бремез, – закачусь к Мольнару. Если будем тянуть резину и дальше, то там все кончится. Уже пять часов, нет, без пяти три. Люблю подрыгаться на танцах.

– Ты буржуа.

– Это я–то? – возмутился Бремез.

– Да, именно ты. Мерзкий буржуа. И похож к тому же на своего отца.

Кипя от негодования, Бремез попытался объяснить, что его отец не такой уж буржуа, поскольку голосовал за левых и посылал детей учиться в церковные школы, но его сбивчивым словам не хватало убедительности. Тогда он как безумный захохотал. Фредди, не утерпев, присоединился к нему. Они довольно долго корчились от смеха, потом прикончили бутылку виски и, чтобы красиво завершить ночь, решили провернуть ещё одно ограбление.

Бремез вцепился в руль, помял, выезжая с парковки, несколько ничем не мешавших ему бамперов, вдавил на полную катушку акселератор и с триумфом выскочил на улицу с односторонним движением. Навстречу двигался пикап, и Бремез стал ему подавать сигналы, затем два–три раза резко крутанул, залился смехом при виде перепуганного противника, который с ходу врезался в витрину магазина, и наконец повернулся к пребывавшему на верху блаженства Фредди:

– Здорово получилось, а?

– Подумаешь, – осадил его Фредди.

«Бьюик», ныряя из одной улицы с односторонним движением в другую, вырвался в конечном счете на Большие бульвары, где Бремез совершил несколько мелких аварий и тормознул у Страсбур–Сен–Дени, прямо на тротуаре. Они оказались на углу темной улочки, в глубине которой угадывалось движение каких–то неясных силуэтов.

– Пойдем сыграем в электрический биллиард, – предложил Бремез, выходя из машины.

– Давай! – все ещё прыская от смеха, ответил Фредди.

Они брели в прохладной ночи. Их распирало боевое настроение и желание повеселиться по–настоящему. Остановившись перед павильоном игральных автоматов и увидев, что световое табло уже погасло, лихие парни стали осыпать его смачной бранью:

– Самое время, а балаган закрыт! Да они просто издеваются над людьми, черт побери!

– А мы разнесем его на части, этот гнусный сарай!

Фредди отвесил несколько пинков железной решетке, прикрывавшей вход в павильон. Поднялся грохот. В стороне метнулось несколько полуразличимых теней, поспешивших покинуть облюбованные ими укрытия и перебраться в более безопасное место, где было меньше риска попасть в наклевывавшуюся полицейскую облаву.

Навесной замок, очевидно, никуда не годился, так как при четвертом ударе открылся и упал на землю. Сообщники шумно раздвинули решетку, толкнули стеклянную дверь и ввалились в павильон. Фредди зажег фонарик.

Перед ними в два ряда дремали погашенные игральные автоматы, переполненные монетами по двадцать франков. Крутые ребята встали в боевую позицию за двумя из них и Фредди сказал:

– Дай двадцать франков.

Бремез бесконечно долго рылся в карманах, пока с грустью не констатировал:

– Мелочи нет совсем.

В слепой ярости Фредди двинул ногой по ножке автомата. В доверху набитом чреве последнего зазвякали, постукивая друг о друга, монеты. Фредди расхохотался:

– Так они же битком набиты мелочью, которая нам нужна! Посвети,

Он разбежался и нанес автомату сокрушительный удар ногой, от которого дверца накопителя монет раскрылась, и оттуда хлынул целый водопад желтеньких кругляшек с изображением Республики. Звонко отскакивая от плиток пола, они весело растеклись на сотни ручейков.

– Здорово! Прямо в яблочко! – заорал Бремез, упав на колени.

Фредди сделал то же самое, и оба принялись запихивать в карманы медно–никелевую массу, исторгнутую автоматом, напоминая иудеев, набросившихся на манну небесную.

Поднявшись с полу с отвисшими от тяжести монет карданами, они услышали, как где–то вдалеке завыла полицейская сирена. До них вдруг дошло, что в этой ситуация лучше всего было смываться из этих позолоченных чертогов. Позвякивая монетами, словно мулы упряжью на параде, взломщики, то и дело натыкаясь друг на друга, бросились к двери, выскочили на улицу, продрались сквозь двойную шеренгу привлеченных диким шумом зевак и пустились, спотыкаясь самым жалким образом, наутек в поисках своего надежного пристанища – «бьюика».

Свернув направо в первую же улочку, они остановились, чтобы перевести дух, Бремез в панике взмолился:

– Штаны спадают!

– Поддерживай их руками. Где стоит машина?

– Кажется, сюда, налево. А может быть, и…

Они вновь помчались стремглав. Ночную тишину раздирали полицейские свистки, и двое беглецов на личном опыте испытали все тонкости переживаний людей, на которых устроена облава.

Повернув в четвертый раз, парни наконец осознали, что заблудились. Место, где они оставили «бьюик», им казалось теперь столь же далеким и недоступным, как острова Тихого океана. А их нынешнее положение напоминало ситуацию с канатоходцем, который, пройдя половину дистанции, вдруг обнаруживает, что злодей–конкурент уже на три четверти подпилил его трос.

Они прошли ещё немного, пригибаясь от тяжести набитых мелочью карманов. Хмель выскочил из головы, появились тошнота и усталость. Поэтому они испытали настоящий восторг, случайно наткнувшись на освещенный, с красными занавесками на окнах, бар. Войдя в него, они очутились в приветливом, излучающем тепло помещении, кое–как добрели до стульев и облегченно вздохнули.

Но бар лишь отдаленно напоминал подобные заведения на Елисейских полях. Широкая деревянная стойка разделяла зал на две части. От покрытых грязью настенных бра исходил резкий свет. За столиками сидели длинноволосые, свирепого вида парни. Примостившись у стойки на высоких табуретах, молча покуривали четыре девицы с высоко задранными юбками. Бармен, килограммов так под сто, подошел к столику вновь прибывших клиентов и с сильным корсиканским акцентом осведомился:

– Чего желаете, парни?

– Виски, – с полувопросительной интонацией ответил Бремез.

Бармен перевел тяжелый взгляд на Фредди, который, поерзав на стуле, сказал:

– А мне пастис*.

Глазки грузного бармена буравили Фредди насквозь, и ему все больше и больше становилось не по себе. Пытаясь обрести уверенность, он полез в карман за платком и нервным рывком выдернул его. Тут же на пол пролился дождь двадцатифранковых монет. Хозяин заведения, возвращавшийся за стойку, обернулся и стал недоверчиво рассматривать новых посетителей, оказавшихся под столом и подбиравших с полу рассыпавшуюся мелочь. Все сидевшие в баре, как один, уставились на этот спектакль. Кто–то прошептал, но так, чтобы услышали все:

– Они взломали свою копилку.

Поднялся хохот. Хозяин принес заказанные напитки и брякнул бокалы на столик. Из–под него как раз высунулись раскрасневшиеся и растерянные лица двух сообщников, уже избежавших стольких опасностей. Бармен изрек:

– Уис–ски для молодого человека и пастис для мосье.

«Бум–бум», – вздрагивал под его ногами пол, когда он возвращался к стойке. Фредди, разбавляя пастис водой, обвел взглядом посетителей и счел, что у них всех откровенно бандитские рожи. Он склонился к Фредерику, рассматривавшему грязные стенки своего бокала, и шепнул ему на ухо:

– Пей побыстрее, надо рвать отсюда когти.

– Можно подумать, что ты празднуешь труса!

Фредди пожал плечами. Его сердце бешено колотилось, руки взмокли. В какое логово они попали? Нахлынули воспоминания о вычитанных в «Парижских тайнах» ужасах, о Поножовщике и зловещем Грамотее с обезображенным серной кислотой лицом…** Он одним махом опорожнил свой бокал. Одна из девиц, затянутая в ярко–желтый свитер, с потухшей сигаретой в углу рта и размалеванными чуть ли не углем глазами, подошла к их столику, преувеличенно вихляя бедрами. Она наклонилась к Фредди так близко, что коснулась его, и хрипловатым голосом попросила:

– Красавчик–блондинчик, дай прикурить. Он полез было в карман, но вовремя вспомнил о переполнявшей его мелочи, покраснел и ответил:

– Сожалею, но не курю.

– Это ничего, красивый ты мой. Стакашку оплатишь? Он прокашлялся, что девица истолковала как согласие. Повернувшись к стойке, она бросила:

– Клубничный виттель* за счет этого глупыша.

После этого она сочла, что ей уже позволительно усесться Фредди на колени, который от смущения не знал, куда девать руки. Он в отчаянии взглянул на приятеля и увидел, что тот находится в таком же положении с той лишь разницей, что его амазонка была в черном в обтяжку платье с разрезом до подвязок.

Девица подхватила безвольную руку Фредди и приложила её к такому месту своего тела, от контакта с которым тот вздрогнул как от удара током. Девица хихикнула:

– Ты вышел из детского возраста или ещё нет? Знаешь, девочки устроены иначе, чем мальчики.

Фредди чуть не вывихнул челюсть в надежде выдавить из себя равнодушную улыбку. Получалось неубедительно. Он заклинал небо вызволить его из этой глупейшей ситуации, но оно оставалось глухо и немо. Фредди со страхом подумал, что попал в безжалостный механизм, который затягивает его своими шестеренками, сталкивая вниз с одного уровня на другой – и так до самого дна человеческого бытия. Вот отец никогда бы не оказался в подобной ситуации!

И все же столь желанное переключение внимания с них на что–нибудь другое состоялось. В бар влетела крикливая рыжеволосая женщина. Фредди почувствовал облегчение. Та сразу же взяла приступом стойку, громогласно провозгласив:

– Эй, Доминик! Жуть как хочется «пастишки»!

Подружка Фредди спорхнула с его колен и присоединилась к рыжей, которая бросилась ей на шею и нежно расцеловала.

* Пастис – анисовка, разбавляемая водой или кубиками льда. ** Известный роман Эжена Сю и его персонажи.

* Минеральная вода, в данном случае с клубничным сиропом

– Сегодня, детки, выпивон за мой счет. Потрясная была ночка. Дези, веди сюда своего клиента, я его тоже угощаю.

Дези запротестовала, заявив, что это не в её стиле – допускать, чтобы подружки подносили выпить её приятелю, но переполненная дружелюбием рыжая настояла на своем. Более того, она сама пошла за Фредди. И тут ему мучительно захотелось, чтобы стрелки всех на свете часов крутанулись бы назад и все события последних ужасных шестидесяти минут исчезли бы как дым. И все потому, что застывшая крестом посреди зала рыжая с расширившимися глазами была той самой девицей, у которой крутые парни неделю назад пытались отнять выручку в аллеях Булон–ского леса.

Фредди вцепился в стол. Бремез – тоже не слепой – резко вскочил, сбросив на пол свою подружку в черном. Объединенные общей бедой сообщники бросились к двери, но рыжая завопила так, что у них кровь застыла в жилах:

– Не выпускайте их! Это те самые подонки, которые хотели вытрясти из меня деньжата в Булонском лесу! Ах, стервецы, вот где мы встретились!

Они в панике посмотрели на выход. Но дорогу им уже преграждали два ухмылявшихся мазурика. Рыжая просто задыхалась от яростного желания отомстить обидчикам. Она вдохновенно принялась честить их и так и сяк, затем ещё раз просто так, поставив под сомнение их мужские достоинства и принадлежность их родителей к человеческому роду.

– Ах вы сволочи такие! – визжала она со злобной радостью. – Ах вы дерьмо этакое! Из–за вас я потеряла в тот вечер весь свой заработок. Но есть, есть справедливость на этом свете, и вы мне все возместите, да ещё как, или…

Она схватила подвернувшийся под руку ледоруб, забытый хозяином на стойке, и стала лихо крутить им «мельницу» перед собой. Оба Ф. отступили, но почувствовали, как крепкие ручищи подталкивают их вперед.

– А ну, выкладывайте бабки! – приказала девица. – Да поживее, мать вашу…

Дрожа с ног до головы, они вывернули карманы, откуда, к великому изумлению всех присутствовавших в баре, сотнями посыпались подскакивая на ходу желтоватые монеты. Затем, все время под угрозой ледоруба, они вытащили купюры, изъятые в магазине головных уборов. После чего они опустошили бумажники. Девица ликовала. А что до всех остальных, то они, держась за животы, изнемогали от хохота. Оба крутых парня явно теряли лицо. Судорожным движением Фредди выхватил свой пистолет–сигаретницу и наугад навел его на потешавшуюся над ним толпу, хрипло взвизгнув:

– Всем руки вверх!

Публика осторожно расступилась, образовав круг. Путь к двери освободился. Они отступили и вышли на улицу, с пустыми карманами, но с незапятнанной честью.

ГЛАВА 9

ПОМОЛВКА – обручение. Напр., обед в честь помолвки.

Словарь Ларусс

Гастон Беррьен вошел в свой магазин в отличном настроении. Ночь прошла прекрасно, чему в немалой степени способствовал звонок Филиппа. Тот сообщил уже где–то в половине третьего ночи, что захоронение прошло без сучка и задоринки. Посему, скинув с себя заботы, которые едва не обошлись ему весьма дорого, шляпник после крепкого восьмичасового сна явился в свое заведение незадолго до полудня, напевая про себя и попыхивая сигарой. Прямо с порога он весело поприветствовал мадемуазель Розу и молоденькую продавщицу, повесил на обычное место шляпу и спросил:

– Что новенького?

Ответ мадемуазель Розы был предельно лаконичным:

– Ограбили кассу, а вас ждут два каких–то господина. Улыбка шляпника сменилась гримасой:

– О чем это вы?

Мадемуазель Роза ограничилась тем, что слово в слово повторила свою фразу.

– Кассу? Два господина? Где они?

– В вашем кабинете, месье.

– Превосходно. А что это за история с кассой?

– Когда вчера вечером я уходила домой, в ящике оставалось примерно двенадцать франков. Сегодня утром их не оказалось на месте.

– Так что, дверь взломали?

– Нет. Она была заперта, как обычно. Никаких следов.

Гастон подозрительно покосился на молоденькую продавщицу, которая с напряженным вниманием кисточкой освежала лак на ногтях, и прошептал:

– Вы думаете, это она?

– Ничего я не думаю, месье, поскольку ухожу последней и прихожу первой. Более того, ключи от магазина имеются только у меня.

– Ладно. Займемся этим позже. В конце концов, двенадцать тысяч франков – это не сокровище инков, как–нибудь перебьемся. А что за посетители?

– Они не назвались, но…

Она несколько раз поморгала ему своими замечательно длинными и густыми ресницами. Она это умела – мастерски поигрывать ими.

– Одного я знаю, это «клиент».

У Гастона невольно дернулось веко. Приход в магазин одного из завсегдатаев игорного дома был явлением в высшей степени необычным, поскольку в принципе при существовавшей системе организации дела установить какую–либо связь между двумя занятиями шляпника было невозможно. Но уж раз клиент оказался здесь, он его примет, и тайна этого визита быстро прояснится. Он полюбовался в зеркале прекрасно завязанным узлом галстука и, твердой рукой открывая дверь в кабинет, распорядился:

– Пусть меня не беспокоят.

Но, войдя к себе, он мгновенно растерял все свое внешнее великолепие, поскольку увидел чопорно сидящих друг напротив друга бывшего политического деятеля Паскаля Таннея и его сына Ги. Он скупо приветствовал их:

– Месье!

Оба посетителя мгновенно вскочили с мест, и, если бы Гастон сам не был так взволнован, он бы порадовался ошеломленному виду отставного политика.

Танней–отец медленно, с присвистом, выдохнул, его щеки побагровели, а нижняя челюсть отвисла. Он выдавил из себя:

– Месье.

Ги Тайней в неведении относительно общей для обоих отцов внутренней драмы приветливо улыбнулся Гастону и любезно произнес:

– Месье.

Спохватившись, что Ги вот–вот обратит внимание на то, что оба они онемели и неестественно застыли, Гастон и Па – скаль Тайней суетливо обменялись рукопожатиями и дружелюбными улыбками, которые, однако, контрастировали с выражением их глаз. Шляпник, обойдя стол, присел и пригласил гостей сделать то же самое.

Что за причины могли побудить прийти сюда этих двух – век бы их не видать! – персон? Он взял из коробки сигару, предложил посетителям, но те вежливо отказались. Закурив, Гастон запустил в потолку колечко дыма, внимательно рассматривая экс–министра. Он быстро сообразил, что тот чувствовал себя ещё более скверно, чем он сам, и это его приободрило. Он молодцевато спросил:

– Чему обязан этим посещением, месье?

Быстро взглянув на молодого Таннея, он сделал вывод, что через несколько лет сын будет похож на отца. Это бго несколько покоробило. Тем временем Паскаль Тайней, откашлявшись, заявил хорошо поставленным голосом:

– Позвольте представиться, месье Беррьен: Паскаль Тайней. С сыном, полагаю, вы уже знакомы.

– Да уж. Познакомились мы при обстоятельствах… Он не мог отказать себе в удовольствии сделать небольшую паузу, видя, как щеки юноши стали пунцовыми.

– …довольно необычных. К тому же моя дочь Эвелин частенько рассказывала мне о нем.

Обращаясь к отцу, он коварно добавил:

– Впрочем, и с вами, месье, мы ведь уже знакомы. Разве мы не встречались…

– Хм–хм, – поспешно зашелся тот в кашле.

– …на одном из литературных вечеров?

– Ах да, конечно, припоминаю. Сын рассказал мне о неприятной истории на прошлой неделе, в которую влип как невинная жертва, и попросил зайти вместе с ним к вам, чтобы все объяснить. В двух словах, речь идет об одной ревнивой женщине, которая…

Гастон с чувством выслушал личную интерпретацию Ги Таннея относительно анонимного письма и домика в Сюси. Он отметил, что парень сумел все преподнести довольно ловко и что если бы он не знал тайных пружин этого дела, то, несомненно, попался бы на это объяснение. Он восхитился изобретательностью юноши.

– Мой сын просит его извинить и разрешить ему по–прежнему встречаться с вашей дочерью в надежде, что их отношения будут дружескими и установятся надолго.

– Отец, – вмешался молодой человек.

– Не мешай.

Гастону понравилась сухость отеческого тона и смирение сына, тут же замолчавшего и опустившего глаза. Он с сожалением подумал, что своей чрезмерной добротой нанес вред воспитанию собственных детей. Может быть, несколько хороших взбучек сделали бы и Фредди более гибким… Но время было упущено. Министр продолжал развивать свою мысль:

– Должен признаться вам, месье… Беррьен, что мой сын намерен просить руки вашей дочери.

– Отец…

– Помолчи, когда говорю я. Я не знаю, месье Беррьен, что вы думаете на этот счет, но мне представляется, что вы не находите желательным реализацию подобного прожекта. Я говорил об этом сыну, но он и слушать не желает, в связи с чем убедительно прошу вас подтвердить ему лично, что этот союз невозможен.

– Отец! – взмолился Ги.

– Молчать! – прогремел голос сурового родителя.

Его устремленный на Гастона взгляд был достаточно красноречив, чтобы тот без труда прочел: «Ничего не зная до настоящей минуты о вашей двойной жизни, я первоначально благосклонно относился к союзу политики с индустрией головных уборов. Но теперь, когда выяснилось, что вы – организатор подпольного игорного дома, я не считаю более возможным рассматривать вопрос о породнении между нами».

Гастон Беррьен с лету ответил таким же взглядом: «Месье, никогда в жизни моя дочь не войдет в семью игрока и порочного человека, к тому же настолько лицемерного, чтобы выступать перед своими избирателями в облике деятеля, чей образ жизни может служить примером для других. Следовательно, мы согласны друг с другом».