![](/files/books/160/oblozhka-knigi-ot-nautilusa-do-batiskafa-294185.jpg)
Текст книги "От «Наутилуса» до батискафа"
Автор книги: Пьер Латиль
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 20 страниц)
Рождение замечательной идеи
О том, что произошло в его уме и что должно было иметь такое большое значение для всего человечества, Пикар рассказывает сам в своей книге «В батискафе на дно морей», к которой мы еще не раз будем возвращаться:
«Для того чтобы наблюдать этих удивительных рыб в их природной, естественной обстановке, существует только один способ: спуститься самим в глубочайшие бездны океанов.
Должно быть, можно, говорил я себе, сконструировать герметическую кабину, способную выдерживать колоссальное глубинное давление, с иллюминаторами, которые дадут возможность ее пассажирам любоваться новым миром, открывающимся перед ними.
Эта кабина должна быть тяжелее воды, подобно тому как гондола аэростата тяжелее воздуха. Затем, для полной аналогии со свободным аэростатом, надо такую кабину подвесить под большим резервуаром, наполненным веществом более легким, чем вода, как оболочка аэростата наполнена газом более легким, чем окружающий его воздух.
Основной принцип батискафа родился на свет».
Когда профессор Пикар рассказал нам об этом – другими словами, конечно, – мы удивились:
– Но разве вы не подумали ни разу – как все те, кто до вас задавался целью спуститься в глубины морей, – об аппарате, подвешенном на тросе?
– Нет, я очень хорошо помню, что мысль моя была с самого начала направлена на создание свободно перемещающегося под водой аппарата. Теперь я понимаю, что это была несомненно новая, революционная идея. Но в ту минуту она показалась мне лишь совершенно естественной.
Все это было, однако, лишь блеснувшей в уме гениальной догадкой, и студент Цюрихской Политехнической школы не задержался долго на мысли о новом подводном аппарате. Да и мог ли он в то время заняться детальной разработкой своей идеи, реализация которой сорок с лишним лет спустя поставила перед ним столько сложнейших технических проблем? А ведь в наши дни техника ушла далеко вперед по сравнению с началом века.
Однако, утверждает Пикар, все время, пока студент становился инженером, а инженер – физиком, мысль об исследовании океанских глубин с помощью свободно перемещающегося аппарата не покидала его, несмотря на то что долгие годы ученый не мог даже подумать всерьез о возможности реализовать мечту своей юности.
Быть может, эта мечта, как множество других, – как, увы, почти все мечты! – так и осталась бы неосуществленной, если бы Огюст Пикар, став профессором прикладной физики сначала в Цюрихской Политехнической школе, а затем в Брюсселе, не занялся изучением космических лучей, обратив свой взор и мысли к небу, откуда приходят к нам из самых глубин Вселенной эти загадочные всепроникающие лучи.
Да, путь человечества в океанские бездны шел через высоты неба. Эта история кажется на первый взгляд парадоксальной, но она абсолютно достоверна. Это история одного из самых отважных искателей приключений нашего времени.
Путь в океанские бездны проходит через стратосферу
Огюст Пикар родился в 1884 году. Это значит, что пора юношеских мечтаний совпала у него с эпохой, когда проблема завоевания воздуха владела всеми умами.
Так как он был физиком и интересовался, в частности, колебаниями температуры газов в зависимости от степени их плотности, он, естественно, занялся также проблемой температуры газа внутри оболочки аэростатов. Он добился от Швейцарского аэроклуба разрешения совершить несколько экспериментальных полетов, чтобы сделать самые точные измерения.
Для этих измерений Пикару понадобились разные тонкие и сложные приборы, которые стоили очень дорого и были явно не по карману молодому начинающему физику. Как быть? Может, сконструировать их самому, своими руками? Пикар так и сделал, обнаружив при этом замечательный талант механика, который так пригодился ему впоследствии.
Внутри оболочки аэростата Пикар разместил двенадцать электрических термометров, передававших прямо в гондолу сведения о температуре с точностью до одной десятой градуса. Несколько раз он сам поднимался в воздух вместе с аэронавтом. Молодой физик быстро вошел во вкус этого чудесного спорта, который в гораздо большей степени, чем полет на аэроплане, дает человеку ощущение отрыва от земли. Он сдал экзамен на звание аэронавта; одна из грез его детства осуществилась…
«Увы! – говорит часто Пикар. – Этим спортом, таким благородным и увлекательным, теперь почти невозможно заниматься…»
Самолет убил аэростат. Как избежать столкновений между авиатором и аэронавтом? Давно прошли времена, когда небо было свободно для воздухоплавателей, уносимых воздушными течениями через материки, моря и океаны. Разрешения на полет в свободном аэростате даются теперь Службой воздушной безопасности только в самых исключительных случаях.
Однако именно авиации суждено было предоставить профессору Пикару случай подняться гораздо выше самолетов того времени (мы же предупреждали вас, что биография его необычайна!). Как хороший физик, Пикар понял гораздо раньше многих авиаконструкторов, что лучшее решение проблемы для авиации будущего – это летать очень высоко в стратосфере где разреженный воздух оказывает самолету меньше сопротивления, чем в нижних, плотных слоях атмосферы.
Но вся беда в том, что люди в этом разреженном воздухе задыхаются от недостатка кислорода. «Пустяки! – подумал Пикар. – Надо только сделать герметические кабины, внутри которых воздух будет находиться под нормальным давлением, подобно тому как стальной корпус подводной лодки предохраняет подводников от воды и ее давления». (Ага, вот мы уже приближаемся к интересующей нас проблеме!)
Это происходило в 1927 или 1928 году. Идея герметической кабины была тогда абсолютно новой. Неудивительно, что она сразу же натолкнулась на явное недоверие и вызвала лишь скептические усмешки у авиационных инженеров того времени.
Как раз в эти годы впервые были обнаружены таинственные космические лучи. Огюст Пикар, как физик-теоретик, имел свое собственное мнение о происхождении этих загадочных лучей. Он считал, что источником их является радиоактивность Солнца. А так как молодой физик был одновременно и аэронавтом, он имел полную возможность проверить свою гипотезу, отправившись изучать космические лучи очень высоко, в верхние слои воздушной оболочки Земли, туда, где земная атмосфера еще не поглощает целиком некоторые излучения.
В идеале надо было подняться на такую высоту, чтобы между наблюдателем и космическим пространством оставался лишь слой воздуха, в десять раз менее плотный, чем у поверхности Земли. Иными словами, нужно было достигнуть высоты 16 000 метров.
Между тем «потолок» рекордных полетов на аэростатах в те годы был неизмеримо ниже.
Чтобы подняться так высоко, требовалась совершенно новая техника. Но разве аэронавт не сочетался в лице Пикара с физиком, а физик – с механиком? Так Огюст Пикар стал для последующих поколений, как и для своих современников, первым «человеком из стратосферы».
Человек за облаками
Сущность изобретения заключалась в том, чтобы, во-первых, заменить классическую корзину из ивовых прутьев герметически закрытой металлической кабиной, имеющей форму шара, внутри которой находится обычный воздух под давлением в одну атмосферу. Во-вторых, при отправлении с земли не заполнять газом всю оболочку аэростата, чтобы оставалось место для расширения газа на большой высоте, когда давление на оболочку снаружи начнет ослабевать.
Но, как это имело место и впоследствии, при проектировке батискафа, гениальная изобретательность Пикара сильнее всего проявилась в деталях.
В частности, профессор Пикар рассказывает в своих выступлениях, как ему удалось решить проблему балласта.
В обычном аэростате воздухоплаватель, желая подняться выше, выбрасывает за борт груз в виде мешков с песком.
Но как выбросить балласт из герметически закрытой кабины стратостата? Одно воспоминание детства, как это ни странно, подсказало Пикару решение вопроса.
Однажды в зверинце юный Огюст с восхищением наблюдал, каким образом укротителю удается выйти из клетки льва так, чтобы зверь не мог выскочить вслед за ним. Рядом с большой клеткой помещалась другая, маленькая, между ними – двойная дверь… Не стоит вдаваться в подробности; и без них легко догадаться, как решил профессор Пикар аналогичный вопрос с песком, который надо было «выпустить» из кабины стратостата так, чтобы не выпустить вместе с ним заполняющий кабину воздух.
Вот каким образом Огюст Пикар на стратостате ФНРС-1 (названном так в честь Бельгийского национального фонда научных изысканий, субсидировавшего его постройку) 26 мая 1931 года поднялся на высоту около 16 000 метров, а 18 августа 1932 года достиг 16 940 метров над уровнем моря[24]24
Идея высотного полета на стратостате успешно разрабатывалась в СССР. В 1933 году советскими аэронавтами был установлен рекорд высоты 19 тысяч метров, а в 1934 году – новый рекорд: 22 тысячи метров.
[Закрыть].
![](i_037.jpg)
Стратостат Пикара ФНРС-1.
Идея герметической кабины, построенной по образцу водонепроницаемого корпуса подводной лодки, оправдала себя полностью. Можно без преувеличения сказать, что подводная лодка помогла профессору Пикару подняться в стратосферу.
И так же справедливо будет добавить, что именно на стратостате опустился он в недра океана.
Успех полета в стратосферу должен был логически привести профессора Пикара к попытке проникнуть в абиссальные глубины, в царство удивительных светящихся рыб, которые много лет назад поразили юношеское воображение студента Цюрихской Политехнической школы при чтении книги о кругосветном плавании «Вальдивии».
Возвращение к юношеской мечте
Мечте Пикара о проникновении в морские глубины, быть может, так и не суждено было бы осуществиться, если бы еще до начала второй мировой войны на большой американской технической выставке не очутились рядом два странных металлических шара – один стальной, другой алюминиевый: батисфера Уильяма Биба и гондола пикаровского стратостата. Эти два необычайных экспоната были «гвоздем» всей выставки. Ради такого случая Огюст Пикар приехал в Соединенные Штаты, где жил и работал его брат-близнец Жан, тоже физик.
Увидев рядом эти даже внешне столь похожие друг на друга аппараты, мог ли Пикар не вспомнить о своем юношеском проекте, не подумать о нем более конкретно? Если герметическую кабину будет поддерживать в толще океанских вод оболочка, наполненная веществом легче воды, подобно тому как гондолу аэростата поддерживает в воздухе оболочка, наполненная газом легче воздуха, разве не сумеет человек проникнуть с ее помощью в область вечной ночи, озаренную мерцающими огнями живых светил?
Огюст Пикар познакомился с Уильямом Бибом, долго расспрашивал его о погружениях в батисфере и лишний раз убедился в несостоятельности самой идеи подводного аппарата, подвешенного к борту корабля на стальном тросе, словно шарик на нитке.
Биб рассказывал, как сильно болтало и крутило батисферу при погружениях и подъемах, как зловеще хлопал по воде трос, раскачиваемый ветром, волнами и течениями. Нет, батисфера не тот аппарат для подводных исследований, которому принадлежит будущее!
В сущности говоря, батисфера была всего-навсего привязным аэростатом, только аэростатом «наизнанку» – более тяжелым, чем вода, вместо того чтобы быть более легким, чем воздух. Однако между этими двумя аппаратами имелась маленькая, но весьма существенная разница. Если канат, к которому привязан аэростат, оборвется, дело совсем не обязательно закончится катастрофой. Рано или поздно, даже если газовый клапан перестал повиноваться аэронавту, оболочка шара начнет опадать, и аэростат более или менее удачно опустится на землю. Но если лопнет трос, на котором подвешена батисфера тогда это трагедия, о которой даже подумать страшно, стальной шар вместе с заключенными в нем людьми упадет на дно океана и останется там на вечные времена.
Нет, здесь нужен аппарат более легкий, чем вода: он будет опускаться в глубины океана лишь с помощью груза, от которого пассажиры в случае необходимости могут всегда освободиться, чтобы вернуться на поверхность, подобно тому как пузырек воздуха поднимается с самого дна сквозь толщу воды.
Итак, во-первых, герметическая стальная кабина, способная выдержать чудовищное глубинное давление; во-вторых, груз, который будет тянуть ее вниз, на дно океана, как гондола тянет к земле аэростат; и, в-третьих, оболочка, или, вернее, поплавок, заполненный жидкостью более легкой, чем вода, который стремится поднять кабину на поверхность. Вот мы и построили (о, только в мыслях, конечно, или в лучшем случае на бумаге) новый аппарат для подводных исследований, который должен быть во всем подобен свободному аэростату.
Идея начинала приобретать конкретные очертания. Теперь надо было подумать о том, как воплотить ее.
Самая удивительная черта характера уникального экземпляра человека, каким является Огюст Пикар, – это его умение всегда претворять свои идеи в конкретные дела. Многие другие – быть может, даже большинство других – довольствуются тем, что всю свою жизнь составляют разные проекты.
Пикар с юношеских лет был одержим одной большой идеей: подняться в небо выше всех людей и спуститься в океанские бездны глубже тех, кто пытался сделать это до него. Необычайная, изумительная для человека судьба!
И все-таки самое замечательное в личности Огюста Пикара – не его необычайная биография. Замечательнее всего то, что эта удивительная судьба уготована человеку на редкость положительному, серьезному и спокойному, даже строгому, менее всего склонному предаваться разным фантазиям; не пылкому мечтателю, а предельно уравновешенному ученому.
Совершенно невероятно было бы предположить, что именно ему суждено реализовать две самые страстные, самые сокровенные поэтические грезы человечества: подняться в заоблачные выси и опуститься на дно морей и океанов.
Незадолго до начала второй мировой войны, испросив у ФНРС новую субсидию для «проекта бельгийских подводных изысканий», Пикар уже был целиком поглощен работой над своей «талассосферой» – так первоначально назывался новый подводный аппарат. Достаточно вспомнить, что «таласса» по-гречески значит «море», и вам станет ясен смысл этого названия.
Для начала надо было всесторонне изучить поведение некоторых материалов под высоким давлением, которому неизбежно подвергнется кабина на глубине нескольких тысяч метров; в частности, выбрать подходящий материал для иллюминаторов, а также найти наиболее совершенную форму будущей кабины, для чего пришлось сделать несколько макетов.
Разразившаяся в 1939 году война нанесла смертельный удар «талассосфере». Но батискаф родился сразу же после окончания военных действий, как только профессору Пикару удалось добиться от Бельгийского национального фонда научных изысканий новых субсидий на его постройку.
«Корабль глубин» – название, конечно, гораздо более подходящее для подводного аппарата, чем «талассосфера». Оно лучше подчеркивает, что аппарат этот – настоящий подводный корабль, который по воле своих пассажиров может свободно передвигаться в толще морских вод.
Герой научно-фантастического романа
Если приключенческие и научно-фантастические романы, главным образом романы, написанные для юношества, вызывают иной раз пренебрежительную гримасу у тонких знатоков и ценителей литературы, то только потому, что герои этих романов в большинстве своем натуры цельные, как бы сделанные «из одного куска». О таких героях обычно говорят, что они наделены «примитивной», упрощенной психологией или, по образному выражению критиков, «вырезаны из жести».
Даже герои романов самого Жюля Верна не могут избежать подобных упреков. Однако обвинять авторов упомянутых произведений в примитивизме их героев просто смешно, потому что писатели, работающие в этом жанре, сознательно не изображают в своих романах людей со сложными и противоречивыми характерами.
В реальной жизни люди, конечно, не только «честолюбивы» или, наоборот, «ленивы», просто «веселы» или просто «угрюмы». Один и тот же человек может быть одновременно и честолюбивым и ленивым; в его жизни могут быть и часы веселья и минуты грусти. Поэтому писатели, пишущие для взрослых, позволяют себе роскошь изображать глубокие противоречия в характерах своих героев, благодаря чему поступки этих героев часто ставят читателя в тупик.
Но в так называемых «романах действия», где авторы обычно не утруждают читателя психологическими тонкостями, мы неизменно находим то «господина-который-все-время-брюзжит», то «девушку-которая-держится-за-юбку-своей-матери», то «даму-которая-не-хочет-расстаться-со-своей-молодостью», то «актера-видел-ли-ты-меня? – который-говорит-только-о-своих-успехах» и т. п. В лучшем случае герой наделен не одной, а двумя такими чертами. Прибавьте к этому тик в левом глазу, два или три характерных оборота речи, постоянно употребляемых в разговоре, какую-нибудь запоминающуюся деталь внешнего облика, маленькую оригинальность в одежде – и вот перед вами то, что романисты называют «типом», или «образом», такого героя.
Попробуем и мы по этому рецепту вообразить себе героя, призванного сыграть главную роль в научно-фантастическом романе Жюля Верна: ученого, создающего новый аппарат для исследования подводных глубин.
Пусть внешность этого человека не будет похожей на внешность других людей; сделаем его очень длинным и худым, с высоким светлым лбом гения. Тщательно выпишем все характерные черты его лица; украсим голову изобретателя длинной волнистой шевелюрой, ниспадающей на шею, – шевелюрой, которую в наши дни встретишь не часто.
Теперь нужна яркая, запоминающаяся деталь. Очки – это, конечно, очень подходит для ученого, но, к сожалению, слишком банально. Надо добавить еще что-нибудь…
Ага! Вот что: этот ученый, который по нашему замыслу должен быть очень точным, методичным, даже немного маниакальным в своих поступках, – что, если у него будет не одна, а две пары очков? Да, две пары очков в одной оправе, что очень соответствовало бы его характеру. Потому что этот изобретательный человек захотел разрешить задачу, встающую перед всеми стареющими людьми, которым врачи прописывают две пары очков: одну для дали, а другую для чтения и работы, и которые теряют массу времени, то и дело меняя очки или разыскивая их по карманам и ящикам письменного стола, под бумагами, чертежами и книгами.
«Видите, как это удобно! – говорит он с гордостью. – Вторая пара стекол помещается над первой; они укреплены на шарнирах. Когда я хочу увидеть что-то вблизи, я одним пальцем опускаю их. Если же мне надо посмотреть вдаль, я так же легко поднимаю их на лоб».
Он чрезвычайно гордится также своей способностью делать все левой рукой так же хорошо, как и правой.
«Видите, как это удобно! – говорит он, рисуя на доске двумя руками сразу две симметричные половины изобретенного им аппарата. – Почему бы всем людям не попробовать делать так же?»
«Ученый-который-думает-только-о-своих-изобретениях»
Какими же чертами характера наделим мы нашего воображаемого героя? Разумеется, он будет «ученым-который-думает-только-о-своих-изобретениях-и-живет-среди-своих-математических-формул». Земля разверзнется у его ног, а он будет спокойно продолжать свои вычисления. Самые страшные опасности будут угрожать ему, а он останется невозмутимым, непоколебимо верящим в точность своих научных выводов. Когда с ним заговорят о чувствах, он ответит теоремами. Когда его спросят, не страшно ли ему погружаться в глубины океана, он ответит: «Нет! Ведь я все рассчитал, все предусмотрел…» Когда же положение станет катастрофическим, мы увидим его все таким же бесстрастным, со счетной линейкой в руках, ищущим выхода из создавшейся ситуации.
Все это превосходно! Но у нашего героя есть один весьма существенный недостаток: мы уже много раз встречались с ним на страницах других научно-фантастических романов. Он заставляет вспомнить, в частности, знаменитого профессора Козинуса, рассеянность которого также не знала границ.
И вот наш вымышленный герой уже стоит перед нами во весь рост как живой: суровый и непреклонный, одинаково строгий к себе и к другим, с лицом без улыбки, немного скованный в своих движениях, с большой головой и высоким лбом, словно отягощенным гениальной идеей, которую он непрерывно обдумывает во всех мельчайших деталях, вопреки и наперекор окружающему, глухой ко всему, что не имеет отношения к его замыслу, абсолютно уверенный в приборах и аппаратах, которые он придумал и сконструировал, нечувствительный ко всевозможным мелочам повседневной жизни…
Когда собеседник спросит его: «Могу ли я курить здесь, не помешает ли это вам?» – он ответит: «Мне нет. Но вам – да!»
И так убедительно и наглядно объяснит весь вред, приносимый табаком, что собеседнику не останется ничего другого, как спрятать в карман пачку сигарет.
Когда некий любознательный журналист спросит его после одного из погружений в батискафе: «Что вы видели там, внизу?» – он ответит: «Я? Я смотрел на показания моих приборов и следил за моими аппаратами».
Так вот, этот герой научно-фантастического романа, образ которого мы только что создали в нашем воображении, – это профессор Пикар собственной персоной. В точности он.
Только настоящий, живой профессор Пикар обладает сверх того некоторыми чертами характера, никак не соответствующими облику жюльверновского героя, чей портрет, «вырезанный из жести», мы с вами сейчас нарисовали. Для тех, кто мало знает его, профессор Пикар, несомненно, кажется человеком, сделанным «из одного куска». На самом же деле он, как и все смертные, обнаруживает в своем характере множество противоречий – тех противоречий, которые, будучи изображены в романе, заставили бы вас воскликнуть: «Я больше ничего не понимаю!», но, встреченные в реальной жизни, лишний раз убеждают, что перед вами живой человек, из мяса и костей, крови и нервов.
Ну разве не противоречие, что этот человек – строгий из строгих – наделен подлинным чувством юмора? Разве не противоречие, что он обнаруживает иногда уголок живой поэзии, спрятанный в самой глубине его сурового сердца?