Текст книги "Слезы Тесс (ЛП)"

Автор книги: Пэппер Винтерс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 24 страниц)

– Пошел к черту.

Член в его боксерах дернулся, опалив меня. Откуда ни возьмись, его ладонь соприкоснулась с моей щекой, послав жар по коже.

Я резко вдохнула, уставившись на него заполненными слезами глазами.

– Ты бл*дь бьешь женщину, когда она говорит тебе «нет»? Извращенец.

Он скривил губы.

– Скажи мне то, чего я не знаю.

Поглощенная его предложением, я прошептала:

– Ты думаешь, что ты монстр. Но это не так.

Он схватил меня за волосы, неудачно повернув мою шею. Агония вспыхнула внутри, я хмыкнула от настоящего страха.

– Разве хороший мужчина сделает так?

Когда я не ответила, он повернул мою шею еще, пока я не закричала.

– Нет! Только монстр сделает так.

Неусмиренный, он потянулся к ножницам, быстро разрезал мои трусики и свои боксеры. Они упали на пол. Кью посмотрел на ножницы в своей руке, прежде чем провести ими по моему обнаженному животу.

– Разве хороший мужчина сделает так? – резко повернув запястье, он порезал меня. Кровь хлынула из меленького надреза. Я вздрогнула, желая закрыть рану рукой, скрыть, излечить.

Настоящие слезы вырвались наружу. Я была идиоткой, думая, что можно было что-то исправить в этом мужчине.

– Нет, только монстр способен на такое, – мой голос было едва слышен.

Кью глумился надо мной:

– Теперь-то ты знаешь правду. – Он наклонился и слизал кровь с моего живота. Его язык жадно впитывал ее, мое лоно сжалось, отреагировав на нежность после боли. Его слюна остановила кровотечение, и он выпрямился, облизывая свои губы.

Мой рот приоткрылся, отчаянно желая попробовать его кровь. Это было бы справедливо. Он порезал меня – долг платежом красен.

Кью прищурил глаза, наши души без слов неудержимо кричали друг другу.

Я хочу причинить тебе боль.

Я хочу владеть тобой.

Я хочу поглотить тебя.

Я хочу сделать тебя своей.

Я уже твоя.

Чьи это были мысли? Мои или его? Чьи глаза высказали правду, прежде чем это осознали наши умы.

Кью потянулся и быстро резанул татуировку под соском – воробья, который свободно порхал. Капелька темно-красного цвета появилась на свет. Я смотрела на нее с пугающей жаждой.

Попробовать. Я хотела попробовать ее на вкус.

Он выпрямился, придвигая свою грудь к моему рту. Я жадно слизала капельку, издав стон, когда солоноватый, металлический привкус окутал мое естество. Как только я вылизала его, он отстранился, нашептывая:

– Монстры найдут друг друга в темноте.

Я не могла понять его тон, и мне не понравился подтекст. Я монстр? По сравнению с Брэксом – определенно, но с Кью... были пределы, которые он пересек, а я ни за что. Разве мы нашли друг друга в темноте? Да, у меня есть темные желания, но я также люблю свет. Мне нужна нежность, чтобы умерить боль и разрушения. А был ли выбор?

Кью взял в руку свой член, поглаживал и вглядывался в глубину моих глаз. Другой рукой он нашел мое влагалище и просунул палец внутрь.

Даже при том, что мое тело немного дрожало, я не переставала играть свою роль. Кью не мог не знать, насколько сильно я хотела этого. Мне нужно было бороться, – я хотела бороться.

Каким-то образом я вытащила из себя неплохую актрису и вынудила слезу упасть из глаз.

– Я не хочу этого.

Его ноздри затрепетали. Убрав руку со своего члена, он кончиком пальца дотянулся до моей слезы. Уставился на нее, затем на меня, его взгляд наполнила неуверенность. Ночь поглотила его, отбрасывая тень на лицо. Он слизал мою соленую слезинку.

– Ты будешь плакать сильнее, когда я закончу с тобой.

Я начала запоминать, что возбуждает моего Господина. Первое – слезы, второе – борьба. Что его предельно раскроет? Я не остановлюсь, пока не узнаю.

Слезы падали вновь, заставляю меня ненавидеть его точно так же, как когда я только прибыла. До того, как он спас меня, убив ради меня. Кью не хотел кроткой рабыни. Он обожал мою непокорность.

Еще одна шарада появилась передо мной. Что Сюзетт имела в виду, когда сказала, что Кью не трогал ее, потому что она была разрушена? Он прикасался ко мне, потому что я боролась, была сильной. Он не мог трахать сломленных... и все же он хотел... а что он хотел? Приручить меня? Отделаться? Что-то внутри него хотело, чтобы его обвинили в изнасиловании, в том, что он ненормальный и извращенный, потому что он сам видел себя таким.

Кью щелкнул языком по моей щеке, ловя слезу. Я резко вдохнула и извивалась, прикусив губу, поскольку наши обнаженные тела терлись друг о друга. Мои соски напряглись от возбуждения.

Он прижал свою голову к моей, лоб ко лбу. Я вдохнула его аромат, вжавшись в столбик, удостоверившись, что ни одна частичка меня не касается его. Это бы разрушила игру. Я не могла забыть, я не хотела.

– Ах, эсклава. Tu m'excite au-delà de la croyance. (прим. пер. фр. – Ты невероятно возбуждаешь меня) – Несколько пальцев резко погрузились глубоко в меня. Мои колени задрожали, пока его рука раскачивалась взад-вперед.

Я хныкнула, мое тело отреагировало – переполняясь, тая, нуждаясь. Я жаждала всего, что Кью даст мне. Я хотела его так сильно, но также хотела еще немного побороться. Когда я говорила ему «нет» – это делало какие-то странные вещи со мной, превращало секс из заурядного в крышесносный и чувственный. Я стала оголодавшей, управляемой либидо женщиной, и только Кью мог унять этот эротический зуд.

Кью бормотал что-то на французском, его говор заполнил тихую, поглощенную ночью комнату. Я тяжело дышала, но казалось беззвучно, как во сне.

Его палец завладел мной, вызывая трепет в моем лоне. Он втянул в себя воздух, когда я толкнулась к нему, желая большего.

Я не смогла остановиться и застонала.

Он прижал свой член к моему бедру, обмазывая меня своей смазкой. Его член был горячим, твердым и невероятно соблазняющим. Его дыхание отражало мое.

– Ты не можешь лгать. Не сейчас. Не тогда, когда твое тело трубит правду. – Он пошевелил пальцами, погладив меня внутри, я дрожала от желания кончить.

Он был прав. Я не могла лгать и сильнее закричала.

Я хотела закричать: трахни меня, я твоя. Вместо этого вышло:

– Вытащи свои пальцы нахрен из меня.

– Тихо, ma belle. (прим. пер. фр. – Моя красавица). Ты хочешь этого. – Его голос слегка дрожал от возбуждения. Я задалась вопросом, играет ли он тоже. Он приручил себя ради меня? Насколько далеко он мог бы зайти?

Кью начал толкаться сильнее, собирая больше влажности у меня между ног. Моя грудь жаждала, чтобы ее касались, мой рот пустовал, нуждаясь в поцелуях, но мое сердце было заполнено и сверкало так ярко, что я думала, могло бы рассыпаться на пламенные кусочки.

Кью внезапно остановился и вынул пальцы.

– Я единственный, кто может дать тебе то, в чем ты на самом деле нуждаешься. – Его пальцы погладили мою щеку, оставляя на ней мой аромат. – Но я отказываюсь брать это, – он встал у меня между ног, поместив свой член именно туда, куда я и хотела. Он потерся кончиком, вызывая мое тяжелое дыхание и вскрик.

Я качнулась, упрашивая его взять меня. Я дрожала от потребности так сильно, что свело скулы.

– Дай мне это или останешься ни с чем.

Я прищурилась.

– Я отдала тебе все, о чем ты просил. Больше ничего не осталось.

Отстранившись, он уставился на меня, его взгляд был переполнен страстью. Он сделал шаг назад, проводя рукой по коротким волосам.

Мои бедра двинулись к нему по своей собственной воле, выискивая, желая. Замерев, я прижалась к столбику, надеясь, что он не заметил.

Но он заметил, и его губы изогнулись:

– Всегда лжешь.

Я промолчала.

Кью произнес:

– Я трахну тебя, если ты дашь мне то, чего я хочу.

Восторженное желание заполнило меня, но я нахмурилась.

– Чего ты хочешь?

– Я хочу обладать тобой полностью, эсклава. Включая твое имя.

Мое сердце бешено заколотилось. В его слова звенела правда. Он откажет нам обоим, потому что хочет знать мое имя. Мне даже не нужно было подделывать ответ:

– Ты умрешь, прежде чем это произойдет, – я была зла на него.

Он хихикнул, этот звук казался таким беззаботным по сравнению с напряжением, царившим в комнате.

Я проигнорировала нервный трепет, оставаясь в своей роли.

– Ублюдок.

Его тон стал командным, повелевающим.

– Ты даже себе не представляешь насколько. – Он засмеялся, но в этом смехе была боль.

Мое дыхание стало прерывистым. Я попробовала сказать на позабытом французском:

– Je ne suis pas à toi. (прим. пер. фр. – Я не твоя)

Стиснув зубы, он вытянул руки и развязал мои запястья. Грубо дернув мое тело от столбика, кинул меня на матрас.

– Держу пари, ты еще повторишь это, эсклава. – Он навис надо мной как живая накидка, прижимая к матрасу, практически душа меня в простынях. Мой желудок сжался в узел, и из меня вырвался тихий вскрик. Властность его действий опустилась на меня, одновременно пугая и будоража.

Его губы проложили дорожку поцелуев вниз по моей шее, пока его пальцы поглаживали внутреннюю часть моего бедра, двигаясь все выше и выше.

Каждый миллиметр, по которому он путешествовал, заставил мою кожу пылать. Я не понимала, как одно прикосновение может заставить меня дрожать от желания. Это было из-за доминирования Кью? Из-за осознания, что я не смогу остановить его? Не может быть. Изнасилование вылечило меня от той смехотворной фантазии.

Где-то глубоко в моем разуме я знала, что Кью не причинит мне боль. Он хотел меня, и я была его, не было ничего неправильного в том, что он брал меня так, как он хотел.

– Раздвинь ноги, – приказал он.

Я тут же повиновалась. Его пальцы, поглаживая, нашли мой вход. Дыхание Кью стало прерывистым, когда он просунул два пальца в меня, растягивая, но этого было недостаточно. Мне было нужно еще. Я была практически на краю освобождения. Так близко, так быстро. Я отчаянно хотела его.

Кью, казалось, ощутил мою страстную нужду и скользнул вниз по моему телу. Встав передо мной на колени, он собственнически взялся за мои лодыжки и развел их сильнее в стороны.

Я вскрикнула, когда он провел языком по моей ноге, двигаясь с восхитительным влажным давлением, направляясь в место, которое сильно в этом нуждалось.

Когда его язык добрался до цели, он всосал клитор с искусностью опытного любовника, мои бедра дернулись к его рту. Я никогда так не нуждалась в ком-то, не обладала такой сильной жаждой. Я не хотела вновь думать об этом. Здесь была истинная свобода, с моим Господином между моих ног.

Его палец вошел в меня, глубоко проталкиваясь, пока язык ласкал меня, создавая вспышки спазмов в животе. Я оседлала его палец, выискивая трения.

Мне нужно было, чтобы он вошел в меня. Мне нужно было, чтобы он заклеймил меня.

Он выпрямился, схватил меня за шею и притянул, чтобы поцеловать. Его подбородок блестел от моей влажности, наполняя меня моим вкусом.

Он прикусил мою губу, а затем расположился позади меня.

– Я всецело обладаю тобой, эсклава.

Я была не готова к резкому, внезапному, ошеломляющему вторжению его огромного члена. Я взвизгнула, когда он растянул меня, не дав времени привыкнуть. Мой живот скрутило в узел, собирая всю силу для освобождения.

Я застонала, когда он сильно толкнулся, входя в меня сзади, распластав по кровати. Я дрожала в экстазе, которого прежде никогда не испытывала.

Кью укусил меня за плечо, вцепившись пальцами в мои бедра, дергая меня назад к нему, непрерывно толкаясь. Каждый его выход и проникновение увеличивали мое желание, пока я не пропиталась влагой, стонала, хныкала, громче, чем за всю жизнь.

– Putain de merde, (прим. пер. фр. – Твою мать) – прорычал он, трахая меня с такой силой, что мои колени терлись о мягкое стеганое одеяло.

Звук его голос был всем, что мне нужно было для освобождения. Я закричала, буквально закричала, когда кончила сильнее, чем когда-либо прежде.

Игры разума, в которые играл Кью; связь, которую я ощущала после того, как бросила жизнь плыть по течению – все взорвалось, превращая мое тело в связку сверхчувствительных нервов.

Сексуальное доминирование Кью освободило меня от предрассудков. Мой барьер «хорошей девочки» был сломан, и я упивалась шлепками плоти Кью об мою, когда он искал свое наслаждение.

Его отяжелевшие яйца ударялись о мой клитор, в то время как он жестко трахал меня. Я схватилась руками за одеяло, удерживая их крепче с каждым ударом плоти.

Кью сжал мои волосы в кулак, выгибая мою спину, одновременно шлепая меня по заднице.

– Бл*дь, я хочу заставить тебя истекать кровью, – он вновь ударил меня, потом еще раз. Каждый жалящий отпечаток его ладони переплетал боль с удовольствием в эротической пытке.

Эта пытка добавила еще напряжения моим несчастным нервным окончаниям.

– О боже, – простонала я, дрожа от яростно растущего давления, поднимающегося по ногам прямо к лону.

Только не снова. Несомненно. У меня никогда не было множественных оргазмов.

Кью развернулся, ударив меня с такой силой, что слезы градом хлынули из глаз, я задыхалась. Это больно. И так приятно в то же время. Прекрати. Ударь сильнее. Нет. Еще.

Я распалась на множество частей, сжимая член Кью во второй раз.

– Черт, – застонал он, вдалбливаясь в меня с бешеной силой, потрясая до самой души. Он ударил меня по попе так сильно, что я до крови прикусила губу. Острая боль пульсировала, пока Кью изливался в меня. Я чувствовала каждый спазм, каждую струю, смаковала ощущение владения хоть какой-то его частью. Он отдал мне себя.

Его оргазм был моим. Так же как мой принадлежал ему.

Моя попа пылала, а тело обмякло как у тряпичной куклы.

Кью вышел из меня, тяжело дыша, и я мучительно перекатилась на спину, наблюдая, как он направился в ванную. Он вернулся, обернув полотенце вокруг бедер.

Я села, вздрогнув от боли, внутренней и внешней. Мое тело томилось в пресыщенном блаженстве.

Его поведение было отстраненным, рассерженным. Он даже не взглянул мне в глаза.

Я была настолько ужасна? Я была неопытна, но Брэкс, казалось, всегда наслаждался нашим сексом. Отчужденность нанесла удары, как кинжалы. Я ждала хоть какого-то знака, что Кью был удовлетворен, но он не смотрел на меня.

Его сперма сочилась вниз по моему бедру, впитываясь в простыни. Слезы заполнили глаза. Я, наверное, сделала что-то совершенно не так. Я должна исправить это. Если я не смогу удовлетворить Кью, он отправит меня к таким как Тварь и Водитель. Он откажет мне в защите. В своем уюте.

Я не знала, что делать.

Соскользнув с кровати, я подползла к Кью. Он никогда не просил меня быть кем-либо, кроме человека, но возможно он тайно желал, чтобы я была смиренной.

Я сжала полотенце, всматриваясь в его измученные бледно-зеленые глаза. Он не был похож на человека, у которого был бурный секс. Он выглядел так, будто хотел совершить самоубийство или вымыть член с абразивным мылом. Мужчина с десятитонным сожалением.

Мое горло саднило от желания и провала.

– Прости. Я могу сделать все лучше. Я обещаю. Пожалуйста, дай мне еще один шанс.

Старая Тесс пребывала в ужасе. Я молила мужчину, который даже не хотел меня; мужчину, который держал меня словно ненужную пару носков, чтобы он вновь трахнул меня.

Я молила, будто он мог закончить мою жизнь.

Потому что он мог. Я больше не доверяла остальному миру. Я доверяла Кью. Всем своим существом. Я не справилась бы, если бы он презирал меня за то, что я сделала что-то неправильно.

Кью сделал шаг назад, его мышцы дернулись и, казалось, будто воробьи взлетели и затрепетали.

– Эсклава, прекрати это. Иди помойся. А затем ложись спать.

Его приказ был как пощечина. Он хотел, чтобы я помылась и не оставила ни одной его частички? Как он мог такое просить? Мы были связаны. Если бы я помылась, то связь бы исчезла. И у меня вновь ничего не осталось бы.

О боже. Я была так запутана. Так разрушена. Сломлена.

Кью посмотрел вниз, его подбородок с однодневной щетиной дернулся.

– Я не притронусь к тебе, пока ты не скажешь мне свое имя.

И он ушел. Как и в прошлый раз.

Глава 18
*Лебедь*

Началась моя новая жизнь.

На протяжении двух недель я видела Кью, только когда он возвращался домой с работы, и даже тогда это были краткие мгновенья.

Кью смотрел на меня с безразличным выражением, прежде чем исчезал в той части дома, куда мне нельзя было ходить.

Через пару минут после этого, сквозь колонки начинала литься музыка. Песни, наполненные сожалением и горечью; слова, полные гнева и угроз, сотрясали окна.

Кью любил разную музыку. Однажды вечером из колонок взвыл тяжелый рок, и слова поразили меня изнурительной потребностью.

Все пробудилось и отказывается возвращаться во тьму.

Каждое мгновенье, каждую секунду, каждый удар сердца я боюсь причинить тебе боль.

Моя решительность слабеет, моя вина увядает, мои потребности подавляют.

Я не ответственен за то, что произойдет с тобой, ты спровоцировала меня, разбудила, возбудила.

Мой язык страстно желает попробовать твою кровь, мое сердце мучительно бьется.

Страх ― моя визитная карточка, и я хочу получить твой ужас.

Кью включал песню дважды, как будто донося до меня сообщение, несмотря на это, то, что он сделал, было несерьезным по сравнению с тем, чего он хотел; и чем дольше я не говорила ему своего имени, тем больше он хотел причинить мне боль.

Отказ назвать ему свое имя было единственным оружием против Кью. Это сводило его с ума, и мне нравилось это. Мне нравилась сила, с которой я вытягивала из него эмоции.

Я лежала в кровати ночью, тяжело дыша, готовая к тому, что дверь распахнется и появится рассерженный Кью, чтобы требовать от меня ответа. Но упорство было моим другом, и я не открыла бы ему свою последнюю тайну. Или я свела бы с ума своего Господина, или сошла бы с ума от заточения. В любом случае это было неважно, пока я слушала громкую песню. Одержимая тем, как мое тело покалывало и напряглось, поглощенное трепещущими крылышками ожидания в животе, бесповоротно околдованная своим Господином.

Поэтому мы продолжали играть в нашу игру, ожидая, кто сломается первым. Ночи проходили в безумной потребности, дни тянулись мучительным нетерпением.

Уже четырнадцать дней Кью держал обещание и не приходил.

Зима таяла, весна разукрашивала природу тюльпанами и нарциссами.

Я смирилась с тем, что не знала, где живу. Сюзетт не говорила мне, когда я спрашивала, и я очень сомневаюсь, что Кью сказал бы.

Никто больше не найдет Тесс Сноу. Ее больше не существует. Я ― Ами Эсклава.

Каждый день я занималась с Сюзетт французским, а по ночам ждала Кью. Я постоянно была влажной, и когда он не появлялся, меня поглощали сны. Кошмары, в которых Кью выгонял меня, потому что больше не мог выносить. Повторяющиеся сны о Твари и Водителе, которые насилует меня, собираясь убить, но вместо Кью, который приходил спасти меня, Кожаный Жилет забирает меня обратно в Мексику. Туда, где он причиняет мне боль, ломает и продает меня кому-то другому. Брэкс появлялся в мечтах, но ни разу не спас меня. Он либо закрывал глаза на мои пытки, либо с отчаяньем во взгляде смотрел на них.

Мое сердце обливалось кровью. Мое подсознание обвиняло Брэкса во всем, что произошло, но в то же время, была моя вина в том, что я не настояла покинуть то кафе. Я не могла рассчитывать, что Брэкс будет бороться и убивать, этого не было в его природе. Я скучала по его нежности, но она и раздражала меня. Я всегда верховодила в наших отношениях, но оставалась плаксивой, нуждающейся и кроткой, потому что он не давал мне силы.

Кью бил меня, трахал и владел мной, но все же открыл во мне силу, о существовании которой я не знала.

Кью отобрал у меня все, но он не столько украл это, сколько я отдала по собственному желанию. Позволяя ему управлять, взамен я получила кое-что весомое. Он позволил мне быть собой. Быть настоящей.

Я больше не была наивной и скромной. Я выросла из девочки в женщину. Женщину, которая хотела находиться рядом со сложным, проблемным мужчиной. Женщину, которая не остановится, пока не узнает правду.

– Ами, можешь приготовить сырное суфле на ужин? ― спросила Сюзетт, толкнув меня бедром, пока проходила мимо. Мы были на кухне, окутанной ароматами свежего хлеба и выпечки.

Раздвижные двери были открыты, впуская свежий ветерок, щебетание птичек и весеннюю капель. Франция изменила меня. Я скучала по австралийскому солнышку, но также я любила прохладный французский воздух.

Кью скучал по чему-нибудь, нуждался ли в чем-то? У него было все: миллионы акров земли, охранники, штат служанок, дом, заполненный разными вещами, на которые он не смотрел, но я никогда не видела его счастливым.

Я улыбнулась, кивая.

– Конечно, могу. Больше мне и делать-то нечего.

Сюзетт захихикала.

– Ты всегда можешь пойти и надеть что-нибудь соблазнительное, чтобы удивить Кью, когда он придет домой. Я жду, когда услышу твои крики вновь, маленькая бесстыдница. Почему вы больше не встречаетесь?

Сюзетт чрезмерно интересовалась моей личной жизнью, каждый день у нас был один и тот же разговор. Из-за того, что я пару раз выругалась, когда Кью трахал меня, она придумала мне новое прозвище ― маленькая бесстыдница. Мне было дико неудобно, что она слышала нас.

Миссис Сукре ударила ее кухонным поленцем.

– Сюзетт, прекрати быть такой любопытной. ― И добавила уже мне: ― Она не перестает широко улыбаться с тех пор, как ты позволила Господину оказаться в твоей постели.

Я повернулась и уставилась на нее. Миссис Сукре осторожно потянулась к большой кастрюле с омарами и помешала ее содержимое.

Я сдула волосы с глаз.

– Позволила ему оказаться в моей постели? Как будто у меня был выбор, ― повернувшись к Сюзетт, я сказала: ― Кью не приходит ко мне, Сюзетт. Он не придет, пока я не скажу ему свое имя.

Она фыркнула:

– Кью по-прежнему твой Господин, а ты все еще его рабыня. Скажи ему то, что он хочет узнать. У тебя не должно быть секретов.

Я покраснела и уставилась на тесто, которое месила.

– Он, может, и в состоянии управлять мной, но я не хочу делиться каждой крошечной деталью. К тому же, я больше не тот человек. Я ― Ами. ― Я улыбнулась ей и понизила голос: ― Ты знаешь что-нибудь о его татуировке с воробьями, а?

Я не могла перестать думать о ней. Я хотела изучить Кью как карту, поцеловать каждое перышко, понять его мотив.

Сюзетт прикусила губу.

– Умм...

Миссис Сукре повернулась, вытирая руки о передник.

– Сюзетт, ты не посмеешь. Это не твой секрет.

Я вперилась в них взглядом, желая, выпытать ответ. Я совсем отчаялась, поскольку так долго была без Кью.

Сюзетт пожала плечами и исчезла в огромной кладовой.

Я вздохнула и продолжила замешивать тесто.

В тот вечер после ужина Кью вернулся домой поздно и включил французские песни. Текст разливался по дому, отражаясь эхом в моей крови. Печальная мелодия протянула свои нити по всему дому, ведя меня по нему.

Я не знала, сколько было времени, но персонал уже ушел отдыхать. Я была как на иголках ― не уснуть. Мое тело нуждалось в том, что только Кью мог дать.

Взгляд ярко-зеленых глаз испугал меня, когда я шла по коридору, в котором никогда не была раньше. Франко нахмурился, но не двинулся, чтобы преградить мне путь. С той ужасной ночи, когда Кью убил ради меня, Франко давал мне больше свободы. Его взгляд везде следовал за мной, но он ни разу меня не остановил. Возможно, Кью сказал ему, что позволяет мне бродить по дому или, может быть, он сам чувствовал, что я не сбегу вновь. Я была благодарна, что границы моей клетки расширены.

Я прошла мимо Франко, углубляясь в западное крыло дома. Я часто видела, как Кью исчезал в этом коридоре, пришло время узнать почему.

Открыв двойные двери в конце коридора, я прошествовала по персидскому ковру длинной комнаты, уставившись на огромные холсты с фотографиями. На них не было дикой природы или людей, только небоскребы и городские пейзажи. Грубость бетона и металла казалась не к месту, пока я не увидела дату под каждой фотографией: сроки покупки и месторасположение здания.

Это были фотографии не ради наслаждения видами, а как документирование собственности. Черт побери, неужели всеми этими зданиями владел Кью?

Я повернулась. Бесчисленные фотографии впечатляющей архитектуры, отелей, жилых комплексов... так много разных типов собственности усеивали стену. Он владел небольшой страной, если все это, правда, было его.

Нуждаясь узнать больше, я продолжила двигаться. Все в доме говорило об унаследованных богатствах и очаровании, но все же я не могла распознать Кью в артефактах, статуях или экзотических растениях, расставленных по комнатам.

Кью оставался закрытым для меня. Я надеялась, что, исследовав пространство, найду ответы, но только больше заходила в тупик.

Французская песня следовала за каждым моим шагом, проникновенными стонами и обнадеживающими сонетами. Я мысленно подпевала припеву.

Tu ne vois pas mon sort, quand tout ce que je veux faire est de me battre,

Tu me peint dans une lumière que je ne pourrai jamais être,

Je suis enchaîné avec l'obscurité, consommé par la rage et le feu,

Je suis proche de la rupture, l'envie est tremblant, le viol,

Je suis le diable, et il n'y à pas d'espoir.

Ты не видишь мое состояние, когда все, чего я хочу ― это бороться

Ты рисуешь меня тем, кем я никогда не смогу быть

Я скован тенью, поглощен гневом и огнем

Я близок к тому, чтобы сломаться, сильное желание сотрясает, уничтожая,

Я дьявол, и нет ни малейшей надежды.

Песня затихла, усмирив мое бешено колотящееся сердце. Следуя инстинкту, я открыла огромные двери и попала в рай. Оранжерея размером с четыре спальни приветствовала куполообразными окнами и высокими пальмами. Звуки булькающего ручейка и водопада лились из-за роскошной листвы. Сквозь бесконечную стеклянную крышу мерцали звезды, сегодня не было луны.

Я приподняла голову, прислушиваясь. Что это?

Птичий щебет, чириканье и посвистывания. Я пробиралась сквозь листья, пока не столкнулась с двухъярусным птичьим вольером.

Птички порхали и пели, счастливые в своей клетке. Большинство из них спали, засунув голову под крыло, пока их маленькие грудки трепетали.

Я подошла поближе. Вместо больших и волнистых попугайчиков, которых я ожидала увидеть, вольер заполняли стаи воробьев, перепелки, корольки и черные дрозды. Распространенные обычные крылатые существа, но в то же время замысловатые и прекрасные.

Мне нужно было узнать, что означают эти птицы.

Мой разум тут же вспомнил ту фреску и татуировку Кью. Самую ошеломительную татуировку, которую я когда-либо видела.

Бесчисленные часы ушли на создание этой татуировки, в отличие от моей, которая заняла десять минут. Потерев свой штрихкод, я задалась вопросом, можно ли будет ее переделать. Я не хотела, чтобы она напоминала о случившемся... это прошлое, и не шло ни в какое сравнение с подчинением Кью.

Волна вины нахлынула, когда я погладила большим пальцем черные линии. Я не могла думать о других женщинах, ― куда они попали, кому теперь принадлежат, ― это было слишком больно.

Маленький воробей взлетел и приземлился на жердочку недалеко от меня. Его черные, умные глазки оценивали меня, голова немного приподнялась.

О чем ты думаешь, маленькая птичка? Знаешь ли своего хозяина? Можешь ли рассказать, кто он такой на самом деле?

Он качнулся на жерди и улетел прочь.

Колонки потрескивали, поскольку новая песня начала литься сквозь них. Глубокий, эротичный ритм вибрировал в воздухе. Басы были таким тяжелыми, что даже листья дрожали от звука.

Мое тело страдало, нуждаясь в освобождение. Мой слух принадлежал Кью. Знал ли он, что песня подорвет мое сопротивление, усилит потребность в нем, желание?

Я отказывалась доводить себя до оргазма, но, если Кью не посетит меня в скором времени, я выслежу его задницу и заставлю нарушить глупое обещание. Я выиграю борьбу, не назвав своего имени.

Наблюдая за птицами, я опустила пальцы туда, где Кью порезал меня ножницами. Порез давно исчез, но я хотела еще один. Я хотела грубости и дикости. Я хотела ран и порезов, которые усиливали удовольствие.

Я хотела, чтобы он вновь отшлепал меня.

― Эсклава. Que fait tu ici? (прим. пер. фр. ― Что ты здесь делаешь) ― прогремел голос Кью в оранжерее.

Все внутри меня тут же сжалось, напряглось, отреагировало. Я не могла увидеть его через густую листву, поэтому крутилась в поисках его.

– Откуда ты узнал, что я здесь? ― я всмотрелась в темно-зеленую мглу, стараясь увидеть сквозь листья.

Он захихикал низко, грубо.

– В доме повсюду камеры. Ничего не происходит без моего ведома.

Я должна была знать. Помешанный на контроле мистер Мерсер следил за своей империей. В моей комнате есть камеры? Я хотела узнать, видел ли он, что у меня ночные кошмары. Считал ли он часы, сколько я не спала, ожидая его ― только он не приходил.

Кью появился из-за пальмы. На нем был идеально выглаженный льняной костюм, ни одна складочка не портила совершенство. Серая рубашка была похожа на зимний морозный денек, выставляя на первый план его бледные глаза. К бедру он прижимал черную кожаную папку.

Мою попу зажгло как в огне от фантазии, в которой он шлепает меня папкой.

Я вздохнула и слегка улыбнулась. Все было точно так, как и должно. Мое место в мире было рядом с Кью. Я приняла это. Прошло так много времени. Мое тело разогрелось, растаяло, вспомнив его команды, то, как он ударил меня, когда кончал. Он сказал, что хотел заставить меня кричать. После двух недель одиночества я с радостью позволила бы ему.

Кью подошел ближе с суровым взглядом, плечи напряжены.

Я нахмурилась, заметив складки от напряжения на его лбу. Его глаза встретились с моими, но в них не было спокойного нефрита, они померкли, будто разбавленные известью, страдающие от боли. Я замерла. Я знала этот взгляд, я знала эти страдания.

У Кью была мигрень.

– Тебя не должно здесь быть, ― выдохнул он, проведя рукой по своим волосам, выражение его лица было напряженным и уставшим.

Мое сердце забилось быстрее. Он выглядел как обычный человек. Потерявшийся. Ужасный, странный Господин был спрятан внутри перегруженного работой, страдающего от боли человека. Во мне закипела нежность, я хотела позаботиться о нем, помочь ему снять стресс. Сегодня не было бы агрессивного доминирования, но мне было плевать. Увидела Кью в таком свете, и еще один кусочек паззла встал на место. Это показало глубину моих собственных чувств. Все нормальные эмоции, касающиеся Кью, просто исчезли: страх, осознание, возбуждение... все это спряталось под желанием облегчить его боль.

Оставив шумных птичек в вольере, я сделала шаг к нему и запечатлела легкий поцелуй в уголке его рта.

– Тебе нехорошо.

Его ноздри встрепенулись, и он резко отстранился.

– Мое здоровье тебя не касается.

Я нахмурилась и скрестила руки на груди.

– Твое здоровье, определенно, меня касается. И я скажу тебе, почему. Если ты заболеешь, что случится со мной? Куда меня направят? У кого я окажусь?

Кью переместился, не отрывая взгляда от клетки с птицами. Вокруг него обернулась тень, и я пыталась понять его секрет. Почему он не позволяет мне увидеть все его стороны? Что, черт побери, он прячет?