Текст книги "Три любовных романа Лучшие из лучших — 1996 (из второго десятка)."

Автор книги: Пенни Джордан

Соавторы: Диана Гамильтон,Патриция Уилсон
сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 28 страниц)

– Зачем ты меня дожидалась?

Джуд приблизился к ней, обнял, их тела соприкоснулись. Между ними искоркой пробежало желание и, разгораясь, охватило обоих. Он склонил голову, и его черные волосы перемешались с ее мягким серебром. Его рот скользил по ее стройной упругой шее. Джуд пробормотал:

– Боже, как ты хорошо пахнешь, какое наслаждение касаться тебя!

Клео поняла, что поговорить про слух о поглощении «Фондов Слейдов» не удастся. Острая потребность в нем, которую всегда вызывала в ней его близость, уже восставала в ней, кровь вскипала, мысли мешались. Положив ладони на его широкую грудь, она слегка оттолкнула его.

– Хочешь чего‑нибудь выпить? У тебя усталый вид.

Она часто дышала через расширенные ноздри, пытаясь привести в порядок свои мысли и не подпустить к себе Джуда, потому что все ее инстинкты приказывали ей стать бездумной и податливой, существом, созданным для наслаждения, которое только он мог дать ей.

– Я ничего не хочу, – низким голосом произнес он. – Я хочу тебя.

Он снова потянулся к ней, но она проворно выскользнула, и ее голос прозвенел неожиданно высоко:

– Мне нужно спросить тебя кое о чем.

Улыбка, брошенная в его сторону, не получилась, потому что совсем не того она хотела. Она, как и он, хотела лишь тех волшебных ощущений, которые только и находила в его объятиях, в глубине и восторге их близости.

– Валяй.

Он тяжело опустился в кресло напротив нее, и она заметила, что его лицо вновь обрело усталое выражение, на нем проступили следы глубокого утомления. Но ради дяди Джона, ради себя самой она должна была выяснить мучивший ее вопрос, и она сказала:

– Я слышала, будто в «Мескал‑Слейд» подумывают поглотить «Фонды Слейдов». Это правда?

– Вот оно что. Пожалуй, я действительно выпью.

Он направился к бару, и Клео, гладя на долгий, по‑мужски элегантный изгиб его спины, поняла, что у слуха были реальные основания. Но почему он ничего не сказал ей? Когда Джуд снова повернулся, на его лице была непроницаемая маска игрока в покер, обычно надеваемая им, когда нужно было скрыть истинные чувства. Он подошел к камину и остановился перед ним, расставив ноги, сжимая бокал в опущенной руке.

– Итак, ты прослышала о возможном предложении объединения. Снова сработал старый добрый синдром Китайской стены! – На его губах появилась тонкая улыбка, но взгляд оставался каменным. Он качнулся на каблуках. – Старая сказка: каждый отдел живет сам по себе, не снабжая другие дармовой информацией. Все это очень хорошо в теории, но на деле никогда не работает.

– Почему ты не сказал мне?

Она с усилием заставила свой голос звучать ровно: гордость не позволяла ей выглядеть перед ним плаксивой девочкой. Он холодно улыбнулся:

– Это не в наших правилах. Тебе это известно лучше, чем кому бы то ни было. Ты – заинтересованная сторона.

– Разумеется.

На ее лице не отразилось ничего, несмотря на страшную муку, которую она испытывала. Как он мог скрыть от нее такое? Ведь она его любит, она его жена! Но ненавистный внутренний голос напомнил ей, что он‑то ее не любит. Для него их брак всего лишь целесообразность. Вне спальни она для него остается тем, чем была всегда – одним из сотрудников «Мескал‑Слейд», немногим более приближенным к нему, но лишь в силу должности личного помощника – и только.

Внезапно она испытала потребность выпить. Встала, выпрямилась и, с трудом владея собственным телом, двинулась по комнате. Когда Джон Слейд узнает об этом, с ним будет кончено. Вся его работа, проделанная за много лет с тех пор, как он с ее отцом порвали с «МескалСлейд», пойдет прахом.

Повернувшись к Джуду спиной, она налила себе водки с тоником, стараясь сдержать дрожь в руках. Джуд тихо сказал:

– Это еще не все. Пора, пожалуй, тебе узнать, что я намерен взять другого личного помощника.

Тиканье красивых старинных часов внезапно сделалось невыносимо громким, треск поленьев в камине – просто оглушающим. Или это тишина, заполнившая ее окоченевший мозг, повинна в том, что каждый звук казался ей теперь ударом. Она стояла и ждала его объяснений. Итак, они все оказались правы – Полли, Дон, Шейла Бейтс, – верно угадали направление подводного течения. Джуд хотел ее убрать.

Она любила свою работу и не хотела терять ее. Работая с Джудом, она жила полнокровной жизнью, с самого первого дня. Кроме того, он не принадлежал к числу тех мрачных, отставших от жизни мужчин, которые считают, что дело женщины – сидеть дома, предпочтительнее на цепи!

В любом случае – Клео в негодовании выпятила подбородок – он может ее уволить – его право, но помешать ей искать другую работу не в его власти!

Он ждал, что она будет протестовать, хоть что‑нибудь скажет. Клео угадала это по поднятой брови. Но она еще не настолько доверяла себе, чтобы заговорить. И, словно поняв ее замешательство, ее скрытое негодование, он нежно взглянул на нее, глаза потеплели сочувствием. Он смотрел, как она возвращается к креслу, с трудом передвигая непослушные ноги.

– Мне будет тебя недоставать, – тихо сказал он, – твоего быстрого ума, неизменного такта, острых уколов твоего юмора, когда ты ставила меня на место.

Так, значит, он все замечал! А она‑то всегда полагала, что скрыто и ненавязчиво управляла им, делая его требования к самому себе и служащим чуть‑чуть более выполнимыми. И зачем ее увольнять, если ему будет недоставать ее? Это уж совсем непонятно!

– Я хочу, чтобы ты перешла на другую работу, и тому есть две причины, – ответил он на вопрос, написанный в ее глазах. – Во‑первых, я не думаю, что мужу и жене пристало быть так тесно связанными по службе. И во‑вторых: в связи с заинтересованностью Правления в присоединении «Фондов Слейдов» ты принесешь больше пользы, работая там.

Об этом она не задумывалась, но теперь невольно начала прислушиваться к его словам.

– У них трудности? – Ведь Грейс говорила, что ее муж беспокоился о состоянии дел; Клео приписала его опасения нездоровью, но, видимо, у них были определенные основания. А в «Мескал‑Слейд» стали проявлять серьезный интерес. Банки с неустойчивым положением все время должны быть начеку, потому что рядом всегда есть нерушимые, как скала, торговые банки, готовые проглотить их в любую минуту.

– Да, некоторые, – спокойно ответил Джуд. Он прошелся по комнате, и при каждом шаге темная ткань элегантных брюк туго натягивались на его бедрах. – С тех пор как Джон был вынужден уйти, Люк стал слишком много на себя брать. Игра с капиталами, как известно, дело рискованное, но в последнее время он стал рисковать слишком опасно, особенно в направлении антрепренерства: крупные авантюры без реальных и устойчивых предпосылок для успеха. Это становится известно в Сити, но если мне удастся убедить Правление отступить, забыть, что мы вообще намеревались присоединить «Фонды Слейдов», то другие киты призадумаются. Если они узнают, а я позабочусь об этом, что интерес к «Фондам Слейдов» в «Мескал‑Слейд» поостыл, они на время отступят, чтобы разведать обстановку. Понимаешь?

Клео понимала. Понимала, но не могла до конца проникнуть в финансовую шахматную партию, которую выстраивал Джуд. В предложенном ею пакете акций «Фондов Слейдов» он видел средство личного контроля над банком, контролировать который желала компания «Мескал‑Слейд». Ставя ее главой компании, чтобы руководить ее действиями, он может стать владельцем контрольного пакета акций нового преуспевающего концерна. Неудивительно, что он согласился жениться на ней после того, как она обещала передать ему эти акции!

– А если ты будешь там, – продолжал Джуд, усаживаясь в кресло и неотрывно глядя ей в глаза, – с твоим умом и пониманием внутренней жизни Сити, с твоим благоразумием в финансовых вопросах у тебя хватит времени вернуть «Фондам Слейдов» былую устойчивость прежде, чем окружающие поймут, что к чему. Надеюсь, мне удалось тебя заинтересовать?

– Ты мог бы и не спрашивать, – напряженно отвечала Клео. Если спасти «Фонды Слейдов» в ее силах, она обязана выложиться – иного выхода нет. Джуд рассчитывал именно на это. Акции, внесенные ею в их брак, будут иметь гораздо большую ценность, если фирма будет крепкой. Он манипулировал ею, добиваясь наибольшей отдачи от акций. Эта догадка нанесла Клео глубокую рану, потому что ее былые радужные надежды по поводу будущего их брака рассыпались прахом: он любил ее не более, чем когда‑либо раньше. Он использовал ее. В постели или вне ее, он просто ее использовал.

– Когда ты сказал, что хочешь меня уволить, я решила, что ты принадлежишь к типу мужчин, которые считают, что женщина должна сидеть дома и воспитывать детей.

Он ни в коем случае не должен был догадаться, каково ей на самом деле – чувствовать, как далека от нее его любовь. Ей досталась роль сговорчивой, благоразумной жены, живущей с мужем душа в душу, не смеющей ему перечить, не позволяющей себе ни словом, ни жестом выдать отчаянную жажду его любви.

– Но я и есть такой мужчина. – Его спокойный ответ поверг ее в изумление, но Джуд продолжал: – Но не совсем в том смысле, какой ты в это вкладываешь. Когда появятся дети, мы превратим одну из комнат дома в кабинет для тебя, установим компьютер, связанный с Правлением «Фондов Слейцов», и большую часть работы ты сможешь выполнять, не выходя из дома. Мы, конечно, пригласим няню, но оба будем изыскивать время на детей – здесь нам бы весьма пригодился загородный дом. Прекрасное место для отпусков, уик‑эндов… Справедливо?

Она кивнула, не решаясь встретиться с ним взглядом, боясь, как бы он не заметил в нем боль и не удивился… О да, он поступал справедливо, делал все, чтобы их совместная жизнь процветала, и, если бы она его не любила, она могла бы думать, что их брак – само совершенство. Но она его любила, любила больше жизни, и та тщательность, с которой он просчитал их будущее, использовал ее акции, холодила ей душу, повергая в тоску одиночества.

Тем не менее она только кивнула:

– Вполне справедливо, – и допила остатки из бокала. – Надеюсь, дядя Джон и Люк одобрят наши намерения, – сухо прибавила она и содрогнулась от ответа:

– Я уже говорил с ними.

До нынешнего вечера она пребывала в рае для дураков и оказалась последней, кого он посвятил в свои планы. Его мозги, должно быть, заработали сразу, как только она заговорила об акциях в связи с предложением брака. Она с трудом слушала его.

– Твой дядя решительно поддерживает идею о твоем переходе в «Фонды Слейдов». Люк тоже, но только потому, должен тебя предостеречь, что не видит иного способа избежать катастрофы, которую сам же и навлек.

– Что ж, похоже, говорить больше не о чем, – ответила Клео, сама удивляясь невозмутимости своего голоса, но Джуд все же спросил:

– Я всегда удивлялся, почему ты не пошла работать в «Фонды Слейдов», когда получила диплом?

– Из‑за Люка. – Она слегка поежилась, пряча внутреннюю боль. – Меня переворачивало от мысли, что он будет обращаться со мной как с умственно отсталым мелким клерком. Помимо того что он и так раздулся от важности, он один из тех, кто считает, что мужчина во всем выше женщины уже потому, что он мужчина.

«К тому же, – подумала Клео, – я выяснила, что он меня ненавидит, и работать с ним будет просто невыносимо». Но Джуда она не собиралась в это посвящать, а потому прибавила:

– Но беспокоиться не о чем, поскольку у тебя теперь столько же акций, сколько у них с дядей вместе, и одно это уже делает меня равной ему.

К ее огромному удивлению, Джуд лениво усмехнулся, жеманно потягиваясь в кресле.

– Ты не в пример ему умна, решительна и мужественна, не говоря о восхитительной упаковке этих качеств. Бедняге лишь останется подыскать себе местечко поскромнее!

Клео была полностью уничтожена! Он видел в ней лишь умную голову, средство восстановить «Фонды Слейдов» – в которых он, разумеется, и сам был заинтересован. Он не видел в ней жену, женщину, которую можно любить.

– Пожалуй, я пойду наверх, я очень устала, – извинилась Клео, надеясь выбраться из гостиной прежде, чем ее страдание станет заметным. Она уже дошла до двери, но его голос ее остановил, и, оглянувшись, она увидела, что он встает и направляется к ней.

– Ты ничего не имеешь против? Издалека, где ты стоишь, кажется, что нет, но я бы не хотел втягивать тебя в дело, которое тебе не по душе.

Характерные линии по бокам его рта обозначились, и он медленно погладил ее по щеке, спокойно глядя на нее. Она чуть не поддалась желанию уклониться от его прикосновения, потому что за ним ничего не стояло. Она жаждала глубокого чувства, а не пустоты. Однако она улыбнулась и покачала головой.

– Нет, я ничего против не имею. Это самое благоразумное, что можно предпринять.

Его лицо на ее глазах переменилось и снова сделалось похожим на маску игрока в покер.

Эта маска всегда верно служила ему при заключении сделок и всегда забавляла ее, потому что она знала, как работает мысль под этой маской. А сейчас он сказал:

– Ты всегда поступаешь благоразумно. Ты всегда права, Клео.

И она не знала, принимать ли его слова как комплимент или нет. Одно дело постигать работу его ума в Сити, совсем другое – разбираться в его чувствах, побуждениях, когда речь шла об их браке.

Когда Джуд вошел той ночью в спальню, Клео в первый раз притворилась, что крепко спит.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Последняя кухонная утварь и глиняная посуда исчезли в дорожном ящике, готовом к отправке в Оксфам, и Клео осталось уложить лишь те вещицы, которые были ей дороги как память о студенчестве, – их надарили друзья, когда она въезжала в свой домик в Бау.

Все это и большая часть мебели пойдет на хранение. Джуд сказал ей: «Зачем тебе расставаться с твоими вещами? Когда мы купим загородный дом, они там пригодятся». Она согласилась, потому что на создание уюта было потрачено много времени и сил и многие вещи она любила как добрых старых друзей.

Клео поднялась с колен; она решила, что ей не помешает выпить кофе и успокоить нервы. Роберт Фентон обещал быть около обеда, а это означало, что он мог появиться в любую минуту от полудня до двух.

Заправив полосатую сине‑зеленую рубашку в зеленые потертые джинсы, она налила в чайник воды и воткнула вилку в розетку.

Руки слегка дрожали. Скорее бы этот день кончился и избавил ее от кошмара.

Она положила в кружку гранулированного кофе и сухого молока и, кусая губы, ждала, когда закипит вода. Ей казалось, это была неплохая идея – предложить Фентону приехать за деньгами именно сюда. Она не хотела, чтобы он появлялся в окрестностях Белгравии, но ведь можно было назначить более точное время и выбрать какое‑нибудь нейтральное место встречи – например, около выхода из метро.

Но она была так неопытна в подобных грязных делишках и так вчера растерялась, разговаривая с ним, что не догадалась об этом. Он будет здесь в любую минуту в течение ближайших двух часов. Зато потом все останется позади, и можно будет отдать все силы устройству семейной жизни.

Клео понимала, что борьба предстоит нелегкая. Именно акции были причиной его согласия на брак, из‑за них он пожелал сделать ее матерью своих детей. Но ведь она всегда знала об этом, не так ли? И вчерашний разговор лишь подтвердил уже известный факт. Все оставалось как прежде, и, кроме того, она не из тех, кто пасует перед трудностями: она сделает все, что в ее силах, чтобы оживить этот брак, она будет молиться, чтобы и в Джуде когда‑нибудь зародилась любовь.

Она улыбнулась про себя этой мысли и, наливая в кружку кипяток, вспомнила, как сегодня утром они вместе завтракали и он спросил:

– Не хочешь съездить с утра в «Фонды Слейдов» и просмотреть их дела?

Она покачала головой, чувствуя, как все внутри холодеет: ведь этим утром она должна была ехать в банк за деньгами и потом встречаться с Фентоном, а такая перспектива не вызывала у нее восторга.

– Я позвоню Люку и попрошу сегодня переслать мне необходимые материалы, – ответила она. – Я смогу поработать здесь в тишине и покое; не хочу, чтобы он стоял у меня над душой.

– Хорошая мысль. И не позволяй ему себя унижать. – Джуд усмехнулся. – Хотя, думаю, ему это все равно не удастся. И запомни: твой дядя целиком на твоей стороне и, если тебе потребуется помощь или совет, можешь на меня рассчитывать.

Джуд покончил с завтраком, до отъезда в Сити оставалось не так много времени. Клео старалась выглядеть веселой: когда они встретятся вечером, весь ужас, который Роберт Фентон вносил в ее жизнь, будет уже пережит. Она улыбнулась мужу:

– Удачи тебе.

– Какая тут удача, – мягко возразил он, – когда я так без тебя скучаю. Может, пообедаем вместе?

– Нет, я не смогу, – быстро ответила Клео; пожалуй, она поторопилась ответить: его брови недоуменно приподнялись, в глазах застыл спокойный вопрос. Чувствуя себя последним ничтожеством, она проводила его до двери, объясняя: – Я хотела с утра поехать в Бау. Мне нужно разобрать и уложить вещи, распорядиться, какие из них отправить на хранение. На следующей неделе дом должен быть выставлен на продажу.

Отчасти это было правдой, но Клео казалось, что она лжет. Как только Фентон уйдет, она, конечно, позвонит и отдаст эти распоряжения. Но пока она слишком взволнованна, чтобы заниматься делами.

Примерно через час ее пронзил резкий звонок в дверь, и она выронила стопку книг, с которой спускалась из бывшей спальни. Чувствуя, как нервы сжимаются в комок, она перешагнула через рассыпанные книги, но туг же остановилась, глубоко вздохнула и сказала себе, что скоро все будет кончено. Ей стало немного спокойнее, легче.

Открыв дверь, она увидела на пороге Фентона: он стоял, навалившись на косяк, и неприятно улыбался. Она отступила, и он по‑хозяйски прошел в дом.

Он был небрежно одет, и Клео подумала: «Опять эти коричневые кожаные брюки! Нет, они совсем ему не вдут». Не шла ему и коричневая шелковая рубашка, расстегнутая чуть ли не до пояса. Костюм выдавал в нем позера.

Ни слова не говоря, она провела его в комнату, где в беспорядке были разбросаны коробки и пакеты, которые она кое‑как набила утром, потому что сегодня спокойствие и деловитость изменили ей. За одной из картин находился маленький стенной сейф, врезанный прежним владельцем дома. Получив деньги в банке, Клео сразу положила их туда. Двадцать пять тысяч – слишком крупная сумма, чтобы оставлять их лежать где попало, даже на несколько часов.

Ей потребовалось всего несколько секунд, чтобы их достать, и, повернувшись, она увидела, что Фентон развалился на диване, закинув ноги в ботинках на зеленую обивку. Его жадные глаза следили за каждым ее движением. Он молча протянул руку, но Клео покачала головой.

– Сначала отдай квитанцию.

Она холодно наблюдала, как он вытащил из кармана рубашки сложенный листок, разжал пальцы и листок легко опустился на ковер.

– А вдруг я снял с нее фотокопию?

Его лицо приняло непроницаемое выражение, но она его оборвала:

– Скорее всего, ты так и сделал. Но мой тебе совет: не вздумай затевать все сначала. Выплачивай свои долги и держись от меня подальше. – Она с отвращением бросила ему сверток. – А теперь убирайся!

Не отрывая от нее взгляда, он повернул голову, и его лицо приобрело жесткое выражение.

– Были времена, когда ты не спешила видеть мою спину.

– Тогда я не знала, что ты подлец, – резко сказала она, теряя самообладание. Напоминание, что некогда она находила его достойным внимания, просто невыносимо. Ей было стыдно признаваться себе в прежней слепоте и доверчивости. И он знал это: не так был глуп, чтобы не понимать; его губы побелели от злости, и он нанес ответный удар:

– Но я‑то знал, что ты за стерва! Подумать только, сколько времени я убил на тебя – все эти нудные поездки за город, эти дурацкие пикники, эта домашняя снедь, которой ты меня пичкала! И твое вечное «прочь руки!», если я пытался не ограничиться поцелуями. Скука сплошная. А ради чего, спрашивается? Чтобы меня потом сладким голоском послали ко всем чертям!

Он вытряхнул содержимое свертка на диван и внезапно развернулся, сбросив ноги на пол, яростно сверля Клео взглядом.

– Ты должна мне эти деньги! Уж не думаешь ли ты, что мне было очень приятно вилять около тебя хвостом, выслушивать бредни про твои идиотские экзамены, а потом и про твою драгоценную работу? Итак, – продолжал он масленым голосом, – после того как я внес необходимые разъяснения, ты ведь не будешь возражать, если я пересчитаю денежки. Сам я доверия не заслуживаю, а посему и к другим доверия не питаю. Даже к такой добродетельной скромнице, как ты.

Клео только скрипнула зубами, не давая себе труда сказать ему, чтобы поторопился: на это бы ушли драгоценные секунды, а ей хотелось, чтобы он поскорее убрался. Казалось, он отравлял воздух вокруг себя. Закончив считать, он поднялся, глядя на стопки десятифунтовых и двадцатипятифунтовых банкнот, разложенных на зеленой обивке дивана.

– Мне следовало потребовать вдвое больше, – сказал он.

– Забирай их и уходи, – выдавила она, сдерживаясь, чтобы не перейти на крик.

Он поднял голову, с трудом отрывая взгляд от своего ничтожного состояния, и странно посмотрел на нее, на гибкие линии ее упругого тела.

– Ты всегда была фригидной сукой, – медленно процедил он, преграждая ей путь к двери и наступая на нее. – Но теперь сука замужем, и, может быть, Мескал научил тебя кой‑чему.

Он приближался, она все отступала, сердце ее отчаянно забилось, и, когда она поняла, что загнана в угол, было уже поздно.

– Не подходи ко мне!

В ее взгляде страх мешался с ненавистью. Фентон прохрипел:

– А почему бы и нет? Я покажу тебе, что ты потеряла той ночью в Голдингстене.

Он бросился к ней, пытаясь схватить, но она увернулась, и его пальцы поймали только ее рубашку; Клео рванулась, пуговицы отлетели, обнажив ее грудь, слегка прикрытую темносиним кружевом лифчика.

О том, чтобы приводить себя в порядок, некогда было и думать, нужно было бежать, потому что Фентон не шутил: в его взгляде, пожиравшем ее раскрытое тело, была откровенная похоть. В отчаянии она бросилась к двери, но Фентон с неожиданным проворством перехватил ее и, ударив по ногам, толкнул на пол, а потом упал на нее.

Клео изворачивалась и отбивалась, но он зажал ей голову обеими руками и тряс так, что ей казалось, он вырвет ей волосы; она попыталась крикнуть, но он зажал ей рот жестоким поцелуем. Кровь стучала в ее голове, тяжелый стон рвался наружу. И вдруг, словно издалека, она услыхала голос, от которого веяло арктическим холодом:

– Что, черт побери, здесь происходит?

Все вокруг застыло и помертвело, как перед бурей. Тело Фентона, придавившее ее к полу, словно одеревенело, а его губы, сдавившие ей рот, сковал ужас.

А потом все стало неистовым, быстрым и громким. Клео почувствовала, как Фентона стаскивают с нее, услышала треск рвущегося шелка – это Джуд поставил его на ноги и швырнул о стену.

Клео с облегчением открыла глаза, благодарная Джуду за своевременное появление; но, когда его сверкающий взгляд хлестнул по ее распростертому телу, полуобнаженной груди, спутанным волосам, ее охватил ужас. Это был тяжелый, ледяной, жестокий взгляд.

Она хотела сказать ему, что все было совсем не так, как могло показаться, что она была только жертвой, что он спас ее от верного насилия, но с ее губ сорвался лишь нечленораздельный хрип, и Джуд, поморщившись, отвернулся. Его сильные, жилистые руки сжались в кулаки, и он бросил Фентону:

– Выметайся, пока цел.

Пока Фентон застегивался, Клео, задыхаясь, с трудом поднялась на ноги, пытаясь запахнуться разорванной рубашкой. Он явно не собирался уходить, не забрав деньги, но, когда он заправлял рубашку в узкие кожаные брюки, руки его тряслись.

Лицо Джуда было неподвижно; темная от загара кожа туго натянулась на проступивших скулах. В каждом мускуле его мощного тела застыла открытая угроза, и Клео неохотно признала, что Фентон не робкого десятка: он неторопливо приблизился к дивану и начал собирать стопки банкнот.

– Иду‑иду, приятель, – протянул он. – Но не могу же я оставить мой скромный подарок. Дамочка может обидеться.

– Ты дала ему эти деньги? – Взгляд Джуда холодно метнулся к Клео и обратно к Фентону. От его резкого, язвительного голоса в ее жилах застыла кровь.

– Да.

Лгать не было смысла. У Клео закружилась голова, комната поплыла перед глазами, и она была бы рада лишиться сознания, потому что лучше лежать без чувств, чем объясняться подобным образом.

Она закрыла глаза, борясь с приступом тошноты, и не видела, что происходит, но услышала мрачный, тяжелый голос Джуда:

– Убирайся. Живо, не то я размажу тебя по стенке.

Проигнорировать эту угрозу мог только идиот или самоубийца: она заполнила комнату и самый воздух неистово зазвенел. Клео с трудом раскрыла глаза и увидела, как Фентон зайцем вылетает в дверь.

Деньги остались на диване, и Джуд проскрежетал:

– Подбери.

В его взгляде кипела ненависть, словно даже вид ее был ему отвратителен. Она только смотрела на него огромными испуганными серыми глазами, на лбу проступил холодный пот, а тело сотрясалось, словно в сильнейшем ознобе.

Сцена, которой он стал свидетелем, была слишком красноречива; деньги, приготовленные, по ее же собственному признанию, для Фентона, только усугубляли трагедию. Она рушилась открыть Джуду всю правду о шантаже, объяснить, что она бы скорее рассталась с частью наследства, чем навлекла позор и унижение – а возможно, и нечто несравнимо худшее – на больного старика, который единственный любил ее после гибели родителей.

Она робко шагнула вперед, руки сами собой умоляюще потянулись к мужу.

– Джуд, позволь мне все объяснить, – начала она дрожащим от волнения голосом.

– Делай, как я сказал, – резко оборвал он, словно ударил. – Подбери это. И, если произнесешь еще хоть слово, я могу забыть, что ты женщина.

Нет, сейчас он не будет слушать, он просто не способен что‑либо воспринять. Шатаясь, она добралась до дивана, упала на колени и стала непослушными руками собирать банкноты. Он не верит, что она сможет найти достаточные объяснения или оправдания тому, что он видел. Он не может доверять ей. Но он и не должен ей верить, ведь он же не любит ее!

Уголком глаза она заметила, как Джуд подошел, нагнулся и поднял лист бумаги; потом смял и бросил ненавистную квитанцию на пол.

– Подарок. Понимаю. – Его ледяной голос обдал ее презрением. – Что, предавались приятным воспоминаниям? Разумеется, должен же он получить что‑нибудь на память, если ваш роман длится так долго! – Губы его исказила горькая усмешка, взгляд был холоден как никогда. – Так почему же ты не вышла за него, чтобы добраться до денег, которыми, очевидно, собиралась его осыпать? Не трудись отвечать – я сам скажу! Потому, что твои опекуны никогда не одобрили бы ваш брак и твое сказочное богатство оставалось бы недоступным еще целый год. Он бы этого не перенес, ведь он так любит тратить деньги. Юношу можно понять! – Его губы сжались, лицо сделалось жестоким. Клео никогда не видела его таким. – Так что же, он стал терять терпение, угрожать, что подыщет себе другое пастбище, где травка посочнее? И поэтому ты надумала подобрать себе такого мужа, который бы понравился опекунам? «Чтобы получить одно состояние, ты вышла замуж за другое» – так ведь я сказал в моем доме на второй месяц после свадьбы. Боже мой, неужели ты надеялась, что я буду сидеть и смотреть, как ты тратишь на него мои деньги, когда своих у тебя не останется?

На душе у Клео стало еще тяжелее; слушать несправедливые обвинения Джуда было невыносимо. Теперь или никогда он должен понять это. Она безумно любит его, страстно желает ответной любви, и если сейчас не расставить все по своим местам, то случившаяся катастрофа перечеркнет эту возможность.

Кое‑как затолкав купюры обратно в пакет, она, слабея под его уничтожающим взглядом, поднялась на ноги и безмолвно протянула ему деньги.

– Это совсем не то, что ты думаешь, – начала она, но его жестокий взгляд словно облил ее грязью, и она потеряла последнее мужество.

– Попридержи язык, – глухо оборвал он ее. – Сцена, что я увидел, когда вошел, в разъяснениях не нуждается, а квитанция из гостиницы лишь подтверждает твое нежелание терять прежнего любовника. – Безжалостные глаза больно ранили ее. – Он, должно быть, весьма горяч в постели. Настолько, что расставания ты не выдержала. Поэтому ты и просила меня взять тебя на острове. Хоть какая‑то замена.

– Нет! – Клео в ужасе зажала себе рот, сдерживая рвущееся наружу признание. Она просила об этом потому, что только тогда осознала, как сильно любит его. Но сейчас он ей не поверит, а если она попытается его переубедить, он лишь будет презирать ее еще больше, решив, что она хочет к нему подольститься.

– Нет? – Черная бровь недоверчиво приподнялась. – А я другой причины не вижу. И не намерен выслушивать сказки, которыми ты собралась меня кормить. – Он подбросил пакет и поймал его, словно определяя сумму. – Я положу это обратно на твой счет. Ты вольна распоряжаться своими деньгами, как захочешь, – злобно прибавил он, – кроме одного: снабжать крупными суммами своего любовника. Нравится тебе это или нет, ты моя жена, а раз так, то ты обязана придерживаться приличий.

Он презрительно отвернулся и уставился в маленькое окошко.

– Возьми пальто, я отвезу тебя домой. И не пытайся снова встречаться с этим подонком, иначе окажешься под замком.

Клео смотрела на жесткую линию его плеч, надменную осанку, и душная, жаркая волна ярости захлестнула ее; она резко развернулась на каблуках и, выходя на кухню за жакетом, бросила через плечо дрожащим от гнева голосом:

– Кем ты, черт побери, себя возомнил? Богом? Еще бы! – на троне сидишь, тебе удобно, хотя он маловат для твоего тяжелого «я»!

Ответа она не ждала и правды говорить не собиралась! Он взялся ее судить, признал виновной, даже не выслушав! Он сказал ей такое, от чего ее любовь к нему, счастье, испытанное в его объятиях, потеряли всякую ценность. Гордость приказывала ей не унижаться и не ползать на коленях, моля о снисхождении.

Но куда девался гнев? Слезы залили ей глаза, когда она увидела на столе при входе в дом коробку, которую Джуд оставил там, прежде чем войти в комнату и увидеть свою жену распростертой на полу, с чужим мужчиной, сжимающим ее тело.

На коробке большими желтыми буквами стояло название местного гастрономического магазина, так что в ее содержимом сомневаться не приходилось. И в придачу там, несомненно, была бутылка мозельского вина. Он просил ее пообедать с ним, скрасить его день, а она ответила, что будет занята в своем доме; вот он и приехал к ней, захватив с собой обед на двоих, потому что охотнее поел бы с ней в неубранном доме, чем один в самом роскошном ресторане на самом тонком фарфоре. И если бы, войдя, он не застал с ней Фентона, она была бы счастливейшей женщиной, ибо, поступив так, он выдал бы зарождающееся чувство, хотя сам, наверное, его не сознавал.