Текст книги "Радость и грусть"

Автор книги: Пенни Джордан

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 9 страниц)

Патриция затаила дыхание, ощутив его так близко. Все в ней отозвалось на ласку, внутри непроизвольно возникли эмоции и какие-то непонятные ей самой ощущения.

Ей и раньше случалось испытывать физическое влечение к мужчине, и она отлично знала, каким всеохватывающим оно может быть. Но сейчас… По силе и напряжению не с чем было сравнить охватившее ее чувство. Она была словно околдована. И дело не только в сексуальном притяжении, не только в том, что возбуждение Нолана передалось и ей. Вокруг них будто заискрился воздух, переполненный желанием, примитивной потребностью друг в друге. Ей захотелось протянуть руку, коснуться его волос, губ, узнать, каков он на вкус.

Но ведь все эти эмоции, неважно, насколько сильными они были сейчас, поддавались анализу и объяснению. Нужно найти причину – и покончить с этим. Однако ей никак не удавалось отыскать эту самую причину. Сейчас Патриция всем своим существом чувствовала только восхитительное единение, чувствовала, что им надо быть вместе. Сейчас казалось, что она нашла свое зачарованное место, свое убежище, своего принца. Каким-то непостижимым образом Нолан сумел затронуть глубины ее естества, она вдруг поверила, что именно ему суждено изменить ее жизнь.

Патриция всегда считала, что, если однажды полюбит, то навсегда. Она очень надеялась, что любовь будет взаимной, что вместе с любимым они сумеют создать семью, потом появятся дети. Но ей никогда не приходило в голову, что это может случиться вот так, неожиданно. Секунда, одно биение сердца – и она поняла: вот он. И теперь ее любовь уже ничем не уничтожить.

– О, Нолан… – выдохнула она.

Он прильнул к ее губам, стал гладить волосы, потом осторожно провел пальцем по щеке. Патриции казалось, что нет ничего более естественного, чем сразу же откликнуться на ласку всей душой, всем телом. И она обняла его, тихо застонав. Должно быть, даже их губы созданы так, чтобы легко слиться в поцелуе, как в тумане подумала девушка. Она наслаждалась моментом, чуть не мурлыкая от удовольствия, только хотелось прижаться к нему еще сильнее.

– Нолан… – протестующе прошептала Патриция, когда он оторвался от ее губ. Она неохотно открыла глаза, зрачки у нее расширились от страсти. Как в бреду, она прижала к себе его руку, скользнувшую от лица к груди… и вдруг все вспомнила. – Нет!

– Нет?! – напряженно выдохнул Нолан, отступая на шаг.

Вид у него был почти такой же потрясенный, как и у нее. Но ведь он не мог испытывать те же чувства, что испытала к нему она! Потрясение от нахлынувших так неожиданно для нее самой эмоций, желание настолько сильное, что у нее перехватило дыхание и задрожали колени, и в то же время страх перед этим человеком, потребность защититься, доказать себе, что такого не может быть! В лучшем случае она должна относиться к нему настороженно, в худшем – как к злейшему врагу.

Да, пожалуй, она ошиблась в отношении испытываемых им чувств. Патриции стало больно при виде крепко сжавшихся губ, туг же ставших холодными глаз. Как она могла поддаться наваждению!

– Не надо было этого делать, – дрожащим голосом сказала Патриция.

– Почему же? – насмешливо спросил Нолан. – Потому что человеку, которому ты только что признавалась в любви, кем бы он там ни был, это не понравится?

Патриция с минуту молча смотрела на него, потом отвернулась и обронила:

– Это не он, а она. Я разговаривала с Барбарой, моей сестрой. Мы – близнецы. – Слезы подступили так близко, что Патриция испугалась: не хватало только расплакаться у него на глазах.

Она зашагала прочь.

– Ну и куда же ты теперь направилась? – Нолан загородил ей путь.

– На автобус.

– Но ведь я уже сказал, что отвезу тебя.

Патриция подумала: а что, если оттолкнуть его и уйти? Но, встретившись с ним взглядом, поняла, что лучше этого не делать. Очень странно было ощущать себя беспомощной, женственной, такой слабой рядом с ним. Какое незнакомое и приятное чувство. В жизни приходилось не раз сталкиваться с мужчинами, которые подшучивали над ее ростом. Почему-то считалось само собой разумеющимся, что благодаря такому росту она физически сильнее чуть ли не любого мужчины. Но сейчас, если она попытается одолеть Нолана, то наверняка проиграет. У него-то не было никаких предрассудков. Молча повернувшись, Патриция шагнула к машине.

– Значит, у тебя есть сестра-близнец, – промолвил Нолан, трогая машину с места. – А кто еще?

– С чего это вдруг ты заинтересовался моей семьей? – спросила Патриция.

– Все еще пытаюсь понять, почему тебя так интересует моя семья, – бархатным голосом отозвался Нолан.

Патриция прикусила губу. Да, опять она по собственной глупости угодила в ловушку.

– Еще у меня есть брат. Родители тоже живы. Они единственные дети в своих семьях, но у дедушек и бабушек была большая родня, так что у нас полно двоюродных бабушек и дедушек и всяких кузенов.

– Близнецы обычно очень близки, – заметил Нолан. – А вы с сестрой как?

– Да, – кратко отвечала Патриция.

– Ты по ней скучаешь?

– Да.

– Она не могла с тобой приехать?

– Нет. – Патриция старалась дать понять, что не желает отвечать, но Нолан невозмутимо продолжал расспрашивать:

– Почему?

– У нее есть другие обязанности. – Патриция отвернулась, глядя в окно. Она вовсе не собиралась обсуждать с ним ни свою сестру, ни своих родственников. Если честно, то сейчас вообще не хотелось разговаривать.

– Другие обязанности? Что это значит? Она замужем, у нее есть дети?

– Нет. Если уж тебе так все надо знать, она заканчивает диссертацию, вот почему…

– Вот почему – что? – вкрадчиво спросил Нолан.

– Вот почему мне пришлось ехать одной. – Голос Патриции дрогнул – она же чуть не выдала себя.

– Пришлось, – проницательно заметил Нолан. – Но ведь ты наверняка могла бы отложить поездку. Или тебя кто-нибудь выгонял из дома?

– Конечно нет. И конечно, могла бы отложить. Но мне хотелось поехать сейчас. Тем более что потом у меня не будет времени.

– Без сестры-близнеца, хотя вы так близки. Что же ты тут делаешь, прекрасная Патриция, и почему суешь нос с дела моего семейства?

Патриция резко втянула в себя воздух.

– Сколько можно спрашивать об одном и том же? И на что, собственно, ты намекаешь? – возмутилась она. – Я здесь, в Лонгриче, потому что сейчас работаю у Сильвии, а что до моего интереса…

– Да, да, продолжай! – подбодрил ее Нолан, даже немного уменьшив скорость.

– Просто заинтересовалась, вот и все, – не смогла придумать ничего более убедительного Патриция, слегка пожав плечами. – Я ведь не нарушаю никакой закон?

К ее облегчению, они уже почти доехали до Лонгрича. Еще десять минут – и она будет в доме Сильвии.

– Это зависит… – Нолан свернул в нужном направлении, – от того, что на самом деле ты тут делаешь. Я уверен, Патриция, чувствую это всей кожей – ты лжешь. Интуиция меня еще никогда не подводила. – Остановив машину, он повернулся и посмотрел ей прямо в лицо. – Я пока не знаю, что ты скрываешь, но обещаю: обязательно докопаюсь до истины.

Выбравшись из «БМВ», Патриция резко захлопнула за собой дверцу.

– Это была машина Нолана? – спросила Сильвия, когда девушка вошла в дом.

– Да, я наткнулась на него в Чарлвилле, и он привез меня сюда, – ответила Патриция.

– Так почему же он не зашел? – Посмотрев на ее лицо, Сильвия мягко спросила: – Ох, неужели вы опять поссорились? Господи, ну чего вы не можете поделить! Что за несносные характеры!

Патриция с ужасом ощутила, как глаза наполняются слезами. Девица ростом сто восемьдесят – и плачет! Да еще при людях.

– Пат, не волнуйся так, пожалуйста. – Сильвия ласково обняла ее. – Уверена, вы скоро помиритесь. Нолан очень хороший и добрый человек.

– Я вовсе не хочу с ним мириться, – выпалила Патриция. – Я его ненавижу!

– Господи, здорово же вы поругались! – посочувствовала Сильвия.

– Вот так-то лучше, вымести свою досаду на чертополохе, – прозвучал веселый голос Вивьен за спиной Патриции.

Пока Одри мирно спала в коляске, девушка яростно выдергивала сорняки в саду Сильвии. Лицо ее раскраснелось, а руки были перепачканы землей. Она не слышала, как подошла пожилая женщина, и теперь обернулась к ней, раскрыв рот от изумления.

– Я делала то же самое, когда мой отец или братья вели себя высокомерно или обижали меня, – сказала Вивьен, подходя к Патриции. – Признаюсь, я давала выход эмоциям, даже ругаясь, правда, тихонько, про себя, но этого в те дни женщинам делать не полагалось.

Увидев, с каким недоумением смотрит на нее девушка, Вивьен стала рассказывать:

– Я выросла в эпоху, когда положено было делать то, что велят родители, особенно отец. Его слово было законом. Моя мать была весьма старомодной женщиной, а отец очень суровым и властным мужем и отцом. И он никогда не изменял своего решения. – Лицо ее слегка омрачилось. – Наша жизнь была во многом ограниченной. И даже когда мы вырастали и должны были бы становиться самостоятельными, все равно важные вопросы решал за нас отец. Однако такое положение дел, думаю, для многих из нас казалось естественным. Нам было уютно и безопасно, мы всегда знали, чего от нас ждут, как нам следует поступать. Никаких сомнений.

Думаю, Нолан тоже может показаться тебе суровым и властным. Как и все мы, он пострадал от взглядов семьи: всю свою жизнь мы должны были доказывать, что достойны носить фамилию Стюарт. Это требование передавалось из поколения в поколение, от отца к сыну. Ведь уже в младенчестве каждому Стюарту рассказывают о достижениях и добродетелях Стюартов предыдущих поколений, внушают, что его долг – следовать по их стопам, обязательно добиться высокого положения, богатства, благополучия…

К счастью, нынче ситуация меняется. Дети Брайана тоже намерены заниматься адвокатской практикой, но они чувствуют себя независимыми, верят в свои силы, над ними не тяготеют предрассудки прошлого. Кроме Родни, к сожалению, тот из другого теста. Может быть, правда, женитьба на Монике изменит его к лучшему. Мы все хотим в это верить – ради нее. Она очень милая и неглупая женщина и, дай Бог, повлияет на него положительно.

– А почему вы мне все это рассказываете? – спросила Патриция.

– Почему? – Склонив голову набок, пожилая женщина окинула Патрицию изучающим взглядом. – Ты мне понравилась, а сейчас у тебя такой несчастный вид. Нолан далеко не совершенство, но я верю, что недостатки Стюартов в нем смягчены его собственными достоинствами, его надо лишь поддержать. Трудно сказать, почему иной раз нас сразу влечет к одному человеку и отталкивает от другого, – мягко добавила Вивьен. – Большинство из людей не любят даже себе признаваться в том, что вдруг испытали непонятное, нелогичное, мгновенное влечение. Не могу сказать, чем ты расположила меня к себе, девочка, но это так и есть. Из всех многочисленных племянников и племянниц особое место в моем сердце занимают Джонни и вот эта юная леди. Конечно, остальных я тоже люблю, но этих двоих немного больше. Разве я могу ответить почему?.. А как чувствует себя твоя мать?

Рука Патриции дернулась, она склонилась над сорняком, радуясь, что Вивьен не видит ее лица, и ответила сдавленным голосом:

– Неважно. На днях лечащий врач предложил ей пройти курс психотерапии…

– Ей не нужен психоаналитик, – сердито доказывала Барбара по телефону, – ей нужно…

– Знаю, – ответила Патриция, – но ведь мы не можем ей этого дать.

– Даже если и не можем дать все, что хотелось бы, мы должны попытаться, должны добиться того, чтобы они знали: не все и не всем сходит с рук. Они должны быть наказаны за то, что совершили!

– Если на зло всегда отвечать злом, добра никогда не получится, – возразила Патриция, но сестра не хотела ничего слушать.

Да уж, Барбара никогда не оказалась бы в подобном положении, призналась себе Патриция. Сестра категорически настаивала, чтобы Патриция воспользовалась семейным сбором в воскресенье и произнесла на нем обвинительную речь, пристыдила тех, кто виновен в несчастьях ее матери, публично раскрыв их неблаговидные поступки…

– Одри просыпается, – сказала Вивьен, они обе услышали воркование девочки. – Надо поднять нашу крошку и сменить подгузник, скоро ее кормить.

В тот день не только Вивьен навестила Патрицию. После обеда явился Джонни, обнял и поцеловал девочку, а потом принялся рассказывать Патриции, как видел в реке семейство бобров.

– Мама говорит, вы придете к деду в воскресенье, – заметил он между прочим.

– Да, Сильвия и Николас хотят взять меня с собой, – подтвердила Патриция.

– Не обращайте внимания, если дед что-нибудь отпустит по поводу англичан, – предупредил ее Джонни. – Он не… ну… Вообще мама говорит, он ворчит потому, что у него постоянно болит бедро.

Патриция сдержала улыбку. Джонни был так честен, так простодушен! И так трогательно заботлив! Он пробыл в доме почти час, выпил лимонад, который Патриция делала сама, съел испеченное ею печенье, по поводу которого Николас дразнил жену: наконец-то нашелся человек, умеющий хорошо готовить!

– Знаете, Патриция, – поведал ей Джонни, уже собираясь уходить. – Оказывается, вы очень похожи на одну мою кузину, только она блондинка. Ее зовут Амалия, она дочь Криса. Ей всего четыре года. Бабушка Вивьен, кстати, тоже на это обратила внимание.

Патриция порадовалась, что никого, кроме Джонни, нет рядом, они бы заметили потрясение, которое, без сомнения, сразу отразилось на ее лице.

– Увидимся в воскресенье. – Мальчик махнул рукой на прощание и вскочил на велосипед.

Да уж, они непременно увидятся. Но вряд ли после этого Джонни и его родные захотят с ней общаться. Все казалось так просто, когда они с Барбарой обсуждали свой план дома. Так легко. Так правильно и необходимо. Тогда они думали, что сложнее всего будет приблизиться к семье, чтобы привести план в исполнение.

– Нет смысла идти на конфронтацию с кем-то одним, – убеждала Барбара, когда Патриция предложила выбрать главную мишень.

– Но не все же в семье виноваты. А я бы объяснила, каково маме, как это повлияло на всю ее судьбу, как она страдает оттого, что до сих пор не знает, почему ее так грубо отвергли…

– Не получится, – упорствовала Барбара. – Нечего и пытаться взывать к их чувству справедливости или к сочувствию. Ясно же, что они на такое не способны! Не те это люди, иначе все было бы по-другому.

Тогда им даже в голову не приходило, что семейство Стюарт может Патриции понравиться. По крайней мере, кто-то из них. Люди, раньше имевшие лишь имена, теперь обрели плоть, свои особенности и привычки – приятные и не очень. Но все они были живыми людьми, а значит, имели право на ошибки.

Что же делать, когда факты говорят об одном, а эмоции – о другом? Как принять решение, взять на себя ответственность и кого-то осудить, сделать то, что повелевал долг и данное сестре обещание?

Патриция не привыкла, не умела выступать в роли божества или верховного судьи…

– Думай о маме, о ее страданиях, о ее боли, – настаивала Барбара.

Действительно, Патриции было достаточно лишь представить себе лицо мамы, когда она рассказывала о своем прошлом, и в ее душе тотчас закипало негодование, желание отомстить…

– Мы не можем изменить то, что сделано, – как-то сказал отец, когда Патриция, еще подростком, разразилась гневной обличительной речью.

– Но это же нечестно! Вы с мамой могли никогда не пожениться!

– Знаю, знаю, – согласился отец. – Но к счастью, твой дед облегчил нам жизнь. Пустил в ход свое шотландское обаяние и сумел убедить нашу семью. Он был неотразим! Знаешь, тогда впервые в жизни я увидел, что и моя мама умеет флиртовать…

– Бабушка флиртовала с дедом?!

– Еще как! Кроме того, когда они узнали, что со стороны матери он связан с богатой и влиятельной семьей…

– Но все равно они не хотели, чтобы ты женился на маме, правда? Несмотря на то что дедушка очень богат, а мама единственный ребенок.

– Не хотели, – честно подтвердил отец. – Но вот что я тебе скажу: когда любишь кого-то так сильно, как я люблю твою мать, ничто на свете не сможет тебя остановить. Я хотел добиться, чтобы моя семья оценила ее, и она получила-таки их одобрение. Но если бы они упорствовали, я, не размышляя больше, отвернулся бы от них, лишь бы остаться с Эйлин.

– Отвернулся бы… от родителей?

– Да, от них. Не пойми меня неверно, Пат. Я очень их любил и уважал. Но твою мать я люблю куда больше. Видишь ли, милая, когда полюбишь кого-то вот так, по-настоящему, это изменит всю твою жизнь… Погоди, скоро сама узнаешь.

– Но мне бы не хотелось выбрать человека, который не понравится тебе и маме, – возразила Патриция.

Какие пророческие слова! Разве могла она тогда даже на минутку представить себе, что почувствуют ее родители, особенно мать, если она объявит, что влюбилась в одного из Стюартов.

Влюбилась ли?

Патриция принялась расхаживать по комнате. Нет, она вовсе не влюбилась в Нолана. Она не так глупа, чтобы позволить себе подобное! Она слишком уважает себя, ценит свое душевное спокойствие. Нельзя позволить себе полюбить мужчину, который не отвечает взаимностью. Но даже если бы и он полюбил ее, она не смогла бы соединить с ним свою жизнь.

Однако вопреки здравому смыслу, вместо того чтобы с нетерпением ждать воскресенья, зная, что, если она выполнит свою задачу, то наконец-то вернется домой и забудет Нолана, Патриция чувствовала: сама мысль об этом приводит ее в ужас. Но она ничего не могла поделать. Воскресенье неумолимо приближалось.

6

Дом в Аделаиде был именно таким, каким Патриция его себе представляла. Большой, уютный, расположенный довольно далеко от дороги. Традиционная подъездная дорожка, фасад восемнадцатого века, увитый нежными побегами гигантской глицинии.

Хотя Патриция приехала на встречу в качестве няни, едва они вошли в дом, Сильвия забрала у нее дочку и велела веселиться, пока она сама будет показывать родственникам свое сокровище.

Несмотря на большие размеры, гостиная была переполнена. Брайан и Элен уже находились здесь вместе с дочерьми-близнецами, Джонни. Все они сразу окружили Патрицию и стали расспрашивать о ее теперешнем житье. А Мишел и Джина поблагодарили за красивые брошки, которые она вручила им на восемнадцатилетие.

– Мне надо представить тебя деду, – подошла к ним Сильвия и протянула малышку Элен.

– Боюсь, Брюс не в лучшем расположении духа, – предупредила Элен. – Кажется, Родни напомнил ему о твоем отце, Сильвия. Он считает, что Брайан не слишком-то старается отыскать Ричарда.

– Отца не найдут, пока он сам этого не захочет, – резко ответила Сильвия. – Если бы дедушка это понял! Но когда дело касается папы, он слеп и глух. Хотелось бы мне сказать ему правду. Но он и слушать меня не хочет.

– Он тебе просто не поверит. Ему нужно цепляться за свою веру в Ричарда, – промолвила умудренная жизненным опытом Элен. – Извините, Патриция. – Она повернулась к девушке. – Так неделикатно с нашей стороны – обсуждать при вас свои семейные дела.

– Да Патриция уже почти член семьи, – махнула рукой Сильвия, а затем лукаво добавила: – Может быть, пройдет не так много времени, и она официально станет принадлежать к нашему клану.

Патриция начала было возражать, но ее щеки предательски вспыхнули. Элен с любопытством поглядела на нее, но ничего не сказала.

– Нолан просто без ума от няни Одри, – доверительно сообщила Сильвия. Патриция вновь вознамерилась протестовать, но та лишь засмеялась: – Ты уже выдала себя, не стоит отрицать очевидное.

– Здравствуйте. Я надеялся увидеть вас здесь и не ошибся, – услышали они мужской голос.

Патриция с облегчением обернулась к Родни, радуясь возможности прервать неприятную для нее беседу. Но Сильвия взяла ее под руку, явно не собираясь оставлять с молодым человеком наедине.

– Извини, Родни, но мне нужно поскорее представить Патрицию деду.

– Неужели вы еще не знакомы с ним? – спросил Родни, намеренно игнорируя кузину. – Это серьезное упущение! – Он широко улыбнулся и медленно обвел девушку взглядом с головы до ног, оценивающе задерживаясь на каждом изгибе длинного стройного тела.

Патриции этот взгляд активно не понравился, но она ничем не выразила своего чувства и спокойно ждала, что произойдет дальше. Родни же, не церемонясь, бросил:

– Идемте. Предупреждаю вас, он… – И потащил ее за собой к лестнице.

– …Не любит англичан, – сухо закончила Патриция. – Да, знаю. Мне уже сообщили.

– Но сам я, заметьте, ничего против них не имею. – Родни посмотрел на нее с особым выражением. – Скорее наоборот. Заявляю это официально.

– Однако ваша жена, насколько я знаю, австралийка. – Патриция сделала легкое ударение на слове «жена».

– Да, – невозмутимо согласился Родни и усмехнулся. – Моя жена – маленькая, пухленькая, весьма некрасивая брюнетка. А я предпочитаю длинноногих шатенок, особенно таких эффектных, как вы.

Невероятная наглость и цинизм! Патриция холодно ответила:

– Вот как. Но, к сожалению… или к счастью, меня совершенно не привлекают женатые мужчины, особенно такие, которые плохо отзываются о своих милых и достойных супругах. Извините, думаю, мне лучше обойтись без сопровождающих. – И она решительно двинулась прочь.

Однако далеко уйти ей не удалось – дорогу вдруг преградил мрачный Нолан. Когда он появился и почему так на нее смотрит?

– Нолан… – Ее голос почему-то прозвучал виновато, как у ребенка, которого застали врасплох у запретной коробки с печеньем.

– А, это ты, Нолан. Как поживаешь? – протянул за ее спиной Родни. – Я как раз собирался представить Патрицию деду.

– Неужели? Однако сначала ты решил провести ее по всему дому, – холодно отозвался Нолан, окинув взглядом пустую комнату, куда Родни уже успел затащить свою спутницу. – Твой дед сейчас в библиотеке. Кстати, вместе с твоей женой.

– Вот как? А мы не могли его найти, – весело парировал Родни.

Он не пытался больше настаивать на своих правах в отношении Патриции и быстро ретировался. А она осталась наедине с разгневанным Ноланом.

– Мог бы и догадаться, – мрачно вымолвил он. – Свой свояка… Ну, и все такое. Предупреждаю, большого удовольствия от Родни ты не получишь.

– Какая же тогда между вами разница? – пошутила Патриция, стараясь скрыть охватившее ее смятение.

Она тут же поняла, что зашла слишком далеко, но было поздно. Нолан схватил ее за руки, рот скривился от негодования. К счастью, в комнату заглянула Сильвия.

– Что, опять ссоритесь? А я-то надеялась, что вы наконец помирились. Целовались бы лучше, вместо того чтобы драться.

И она исчезла, услышав зов мужа, прежде чем они успели вымолвить хоть слово.

– О чем это она? – строго спросил Нолан.

– Сильвия считает, что мы… что у нас роман, – дрожащим голосом сообщила Патриция.

– Что?!

– Нечего винить меня. Это не я втащила тебя к себе в номер отеля, а потом оставила записку у портье всем на обозрение, – напомнила Патриция сердито. – Тебе так хотелось заставить Лиз поверить в наш «роман», что ты не подумал об остальных свидетелях.

– Ясно. А ты, конечно, и не подумала рассказать Сильвии правду.

Сарказм его тона заставил Патрицию вздрогнуть. Но она не собиралась спускать ему все с рук, хотя и не хотела, чтобы он увидел, как сильно ее ранят эти слова.

– С какой стати мне исправлять твою грязную работу? Заварил кашу, теперь сам и расхлебывай.

– И то правда, – процедил Нолан сквозь зубы. – Тем более что у тебя есть свои тайные цели и тебе удобно, чтобы все тут считали, будто мы как-то связаны.

Он слишком близко подошел к истине. Патриция, чувствуя свою вину, потихоньку начинала впадать в панику.

– Никакого удобства тут нет! – выпалила она.

– Ну да! А я вот другого мнения. Не хочется обвинять тебя во лжи, но припоминаю, по крайней мере, два случая, когда тебе было приятно быть рядом со мной, – насмешливо протянул он.

Патриция недовольно уставилась на него во все глаза.

– Ты силой поцеловал меня… – Она покраснела под взглядом Нолана. – Я тогда думала о другом мужчине, – продолжила Патриция дрожащим голосом. Потом резко развернулась и направилась к приоткрытой двери, но не смогла удержаться от прощального выпада: – При нормальных обстоятельствах я не стала бы… я и не…

Она тряхнула головой. Ну зачем спорить? Лучше просто уйти.

Однако Нолан не дал ей скрыться. Прежде чем девушка успела покинуть комнату, он шагнул вперед, заключил ее в объятия, пинком ноги захлопнул дверь и прижал к стене. Из такой железной хватки вырваться было невозможно.

– Ты уверена?

– Конечно, – солгала Патриция. – А если и нет, физическое насилие все равно меня не прельщает. Разве можно силой завоевать человека?

Нолан был в гневе. Что она о нем знала? Чего можно сейчас от него ждать?

– Я тоже не уважаю насилие. – В его голосе звучало отвращение. – Но и не люблю, когда мне лгут. Когда я тебя поцеловал, ты отозвалась. Я же это почувствовал!

– На поцелуй – да, возможно, – ответила Патриция. – Но не на тебя. Я подумала… о другом мужчине, – повторила она свою ложь.

– Неужели? Давай проверим! – Теперь голос Нолана зазвучал так неестественно нежно, что стало ясно – он вне себя от ярости.

Патриция впала в панику. Конечно, она не боялась его. Ее пугала собственная реакция, и она начала отбиваться изо всех сил. Но Нолан держал крепко. Девушка уже теряла силы. Тогда он чуть ослабил объятия и подождал, пока она отдышится. Затем снова крепко прижал к себе, так что она ощутила все его тело.

– Посмотри на меня, Патриция, – мрачно потребовал Нолан, она невольно повиновалась. – Ну вот, теперь-то ты знаешь, с кем ты?

И он сделал то, что, вне всякого сомнения, намеревался сделать с самого начала. Склонив голову, Нолан поцеловал ее. Весь его гнев вылился в этот поцелуй, он надавил на ее губы так, что стало больно. Ей следовало бы остаться холодной, противостоять мужской страсти, потребности повелевать, завоевывать… Но едва его губы коснулись ее губ, Патриция поняла, что проиграла.

Да, она все еще сердилась, даже ненавидела его за то, как он с ней поступал. Умом она понимала, что они не пара. Патриция отрицала все, что этот человек воплощал собой. Но ее тело реагировало иначе.

Хотелось, чтобы он целовал ее вечно. Она испытала восхитительное чувство торжества оттого, что вызывает в нем желание, оттого, что сама она будто взлетает на крыльях наслаждения. Пусть она ему не нравилась, но он не мог удержаться. Ему нужно было трогать ее, обнимать, целовать, он желал ее так, что все остальное отступало. Они забыли обо всем на свете и отдались сладостному ощущению полета.

Патриция с замирающим сердцем обняла Нолана, с радостью принимая его ласкающий, дразнящий язык. Она обрадовалась, услышав невольный его стон, и сама непроизвольно застонала, прижимаясь теснее, ощущая его возбуждение даже сквозь одежду.

Руки его скользнули по ее телу – и исчезли логика, разум, реальность. Остались лишь мужчина и женщина, причина и следствие, две примитивные, древние как мир, вечно борющиеся и вечно неразрывные силы…

Пальцы Нолана сдвинули в сторону одежду, добираясь до нежной плоти ее груди, и Патриция снова тихо застонала. Она вся дрожала, ее тело изнывало от проснувшегося желания, ей было больно. Она никогда не думала, что так бывает.

– Нолан! – умоляющее призывала она.

Стало все равно, что он подумает о ней, что дальше произойдет. В ее глазах светилась лишь ненасытная жажда, и такой же взгляд ответил ей, когда она заглянула в его глаза.

Зрачки Нолана расширились, он весь дрожал от возбуждения. Отыскав наконец набухший сосок, он начал нежно поглаживать его, и Патриция опять застонала от удовольствия. Нолан резко выдохнул, пробормотал нечто неразборчивое, прислонился к стене и привлек ее к себе. Затем он стянул ее платье вниз, обнажив грудь, и прижался губами нежной коже.

И тут за дверью раздался топот детских ног и радостный вскрик. Молодые люди в ужасе отшатнулись, напряженно вглядываясь в друг друга и видя перед собой… нет, увы, не любимого, но противника, врага… Как все это могло произойти? Что же они наделали?

Патриция вся покрылась мурашками, вдруг стало жутко холодно. Судорожно натягивая платье, она старалась справиться с дрожью и как-то овладеть собой.

Лица Нолана не было видно, он отвернулся. Но ей и не хотелось смотреть на него. Вдруг в глазах его вновь появится выражение торжества или презрения? Ведь старые представления о взаимоотношениях полов до сих пор существовали: мужчина имел право показать, что испытывает потребность в женщине. Она же этого делать не должна.

Патриция не знала, что будет дальше. Конечно, сама она не стала бы осуждать какую-либо женщину за физическое влечение к мужчине. Она знала, что это – нормально и вполне естественно. Но как быть ей теперь? Она не позволяла себе думать, да и не было никаких оснований считать, что возникшее между ней и Ноланом чувство можно назвать любовью. Господи, как же выпутаться из сложившейся ситуации?

– Ненавижу, ненавижу! – хрипло выдавила она, поправляя волосы, открыла дверь и выскочила вон.

Патриция прошла в гостиную, где смешалась с толпой гостей, стискивая кулаки, стараясь совладать с собой.

– Вы и есть та англичанка, о которой я столько слышал?

Повернув голову, Патриция увидела сидевшего в кресле у окна старика. Без сомнения, это был Брюс Стюарт. Очень представительный седовласый джентльмен.

– Да, это я.

– Ха! Они вам, наверное, наговорили обо мне всякого, ведь так? Советовали остерегаться? – Он по-стариковски рассмеялся.

– Вообще-то да. Но главное, все в один голос утверждали, что вы не очень-то жалуете моих соотечественников, – спокойно сказала Патриция.

– Еще бы. Понаехали сюда, как незваные гости. Столько бед натворили! Пудрили женщинам мозги, чувствовали себя хозяевами на чужой земле. За что же их жаловать?

Патриция заставила себя промолчать и просто слушала.

– Кажется, вы взялись присматривать за юной Одри? – хмуро продолжал расспрашивать Брюс.

– Временно.

– Джонни говорил, что повстречал вас на кладбище, когда вы изучали наши могилы… Наше семейство вас заинтересовало?

– Вы очень… У вас интересная семья, – осторожно ответила Патриция.

– Видел, как вы общались с Родни.

Патриция ждала, что же последует дальше. Ей еще раз сообщат, что Родни женат? Но, к ее удивлению, Брюс даже не упомянул об этом.

– Он так похож на моего сына Ричарда, на своего дядю. Гораздо больше, чем на собственного отца. Тот же характер.

Патриция опять промолчала. Исходя из того, что ей пришлось узнать об отце Сильвии, тот вряд ли понравился бы ей. А уж если судить по племяннику…

– Сейчас он за границей.

Патриция не могла понять, отчего вдруг ее захлестнула волна жалости к человеку, которого она только что впервые увидела, который к тому же, если верить его родне, был упрямым и нетерпимым. Но, как бы там ни было, она не стала говорить ему, что его сын уехал навсегда, попросту исчез однажды ночью, бросив семью на произвол судьбы, и что он знает об этом. Она просто молчала.

Около нее внезапно возникла Элен.