Текст книги "Этническая история Беларуси XIX — начала XX века"

Автор книги: Павел Терешкович

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 16 страниц)

Одно из самых парадоксальных явлений этой эпохи – русофильская тенденция в развитии латышского национального движения. Особенно она была характерна для настроений К. Вальдемарса и К. Безбардиса и нашла отражение на страницах влиятельных латышских изданий «Baltijas Vestnesis» и «Baltijas Zemkopis». Лидеры этого направления считали целесообразным проведение более масштабной русификации Латвии, не видя в этом серьезной угрозы, так как русский народ, с их точки зрения, отличается терпимостью к другим культурам. Русский язык, как считал К. Вальдемарс, должен был стать вторым языком латышей. Он подчеркивал, что русскоязычный латыш не является потерей для нации. Необходимость более интенсивного внедрения русского языка и культуры объяснялась этногенетическим родством латышей и русских. Не удивительно, что эти идеи были с симпатией встречены в российском обществе, что обусловило интенсивные контакты латышских национальных лидеров, так же как и «западно-русов», с русскими славянофилами [401, с. 130, 131; 378, с. 221]. Пример русских славянофилов побудил в 1870-х гг. Ф. Бривземниекса к собиранию и публикации фольклорных произведений с целью пробуждения национального самосознания. Характерно, что и публикации латышских дайн он осуществил на основе кириллического алфавита [378, с. 243]. Русофильские настроения не были только уделом узкого круга национальных активистов, о чем свидетельствует, например, то, что в 1874-1894 гг. в Лифляндии более 11,5 тыс. чел. перешли в православие [378, с. 233]. Аналогичное направление существовало и в эстонском национальном движении. Характерно, что его лидеры С. Якобсон и Й. Кёлер поддерживали личные связи с К. Валь-демарсом [380, с. 299]. По мнению С. Якобсона, в отличие от немецкого влияния, принесшего несчастье эстонцам, российская власть принесла эстонцам много пользы. С точки зрения М. Валь-денберга именно русофильское течение пользовалось наибольшей популярностью среди эстонской общественности в 1870-1880-х гг. [401, с. 138].

Риторика латышских и эстонских русофилов вне всякого сомнения напоминает сочинения «западно-русов». И это абсолютно неудивительно. Буквально каждое национальное движение в Центрально-Восточной Европе перед лицом непосредственного противника стремилось заручиться поддержкой мене угрожающей, как это могло показаться, силы. Естественно, русофильство в Прибалтике и «западно-русизм» в Беларуси далеко не одно и то же. Так же как и не сопоставимы фигуры, например, М. Коялови-ча и К. Вальдемарса. Русофильство латышей было куда более национальным, чем «западно-русизм» по-белоруски этничным. Однако и преувеличивать это также не следует, если учесть, что, с одной стороны, во второй половине XIX в. ни латыши, ни эстонцы еще не ставили вопрос о какой-либо форме даже автономии, а, с другой стороны, что «западно-русизм» был представлен не только действительно одиозными фигурами типа К. Гаворского, но такими личностями, как И. Носович, Е. Романов, Е. Карский, без которых формирование белорусской национальной идеи едва ли было бы возможным.

В данном случае необходимо отметить, что вообще грань между «западно-русской» и собственно белорусской национальной позициями применительно к 1870-1890-м гг. провести достаточно сложно. Поляризация эта произошла значительно позже – во второй половине 1900-х гг., когда белорусское национальное движение стало заметной политической и культурной силой.

Вне всякого сомнения, что во второй половине XIX в. именно активность «западно-русов» в первую очередь способствовала артикуляции белорусской этничности. Достаточно упомянуть такие, и по сей день впечатляющие своим объемом и содержанием публикации, как «Словарь белорусского наречия» (1870) И. Но-совича, «Обзор звуков и форм белорусского языка» (1885) и «К истории звуков и форм белорусской речи» (1893) Е. Карского, «Материалы для изучения быта и языка русского населения Северо-Западного края» (1887-1893) П. Шейна, первые пять выпусков «Белорусского сборника» Е. Романова, «Очерки простонародного житья-бытья в Витебской Белоруссии» (1895) Н. Никифо-ровского и т. д. Добавим к этому реализацию в буквальном смысле грандиозных проектов публикации исторических документов – 26 (из 39) томов «Актов, издаваемых Виленской комиссией для разбора древних актов» (1865-1899), 11 (из 14) томов «Археографического сборника документов, относящихся к истории Северо-западной Руси» (1867-1890), 15 томов «Актов, относящихся к истории Южной и Западной России» (1863-1892).

Примечательно, что некоторые ученые рассматривали и целенаправленно использовали свою научную деятельность как средство формирования белорусской идентичности. Среди них нужно отметить поистине титаническую активность Е. Романова, стремившегося «открыть миру душу белоруса» и утверждавшего, что он «горы книг издал для белорусов и разбудил у них самосознание» [15, с. 133, 276]. Самосознание это для него означало способность противостоять польскому влиянию. «Полнофобия» Е. Романова, однако, была направлена не столько против поляков, как таковых, сколько против «ренегатов, которые изменили своему народу» [15, с. 276]. Поэтому он считал, что задача его отчасти выполнена, так как «ожившая Белая Русь шлет ... проклятия на голову низких предателей» [15, с. 97, 98]. Вместе с тем Е. Романов призывал молодежь «следовать примеру польских масс При-вислинского края» в экономической сфере путем организации кооперативов, товариществ и т. д. [94, с. 43]. На наш взгляд вполне можно согласиться с точкой зрения И. Марзолюка, характеризующего Е. Романова скорее как белорусского патриота, чем «западно-руса» [94, с. 37-45].

Собирание фольклора и этнографических сведений становилось если не массовым, то достаточно распространенным явлением. Интересным в этом отношении представляется анализ корреспондентской сети, организованной П. Шейном. По далеко не полным данным (отсутствуют данные по Гродненской губернии) в ней было задействовано 86 чел. При этом крупнейшую группу из числа указавших род занятий (66 чел.) составили учащиеся (45 чел.), преимущественно семинаристы, реже гимназисты и студенты. Менее значительным было участие учителей (16) и чиновников-писарей (5). Большая часть корреспондентов была сосредоточена в Минской губернии – 43 чел., в Виленской – 28, Витебской – 8, Могилевской – 7 [257-294]. Собирание произведений фольклора и этнографических материалов, вне всякого сомнения, способствовало пробуждению общего этнического, а нередко и собственно национального самосознания.

В целом же «западно-русизм» второй половины XIX в. сыграл роль первого этапа «этнографической» фазы, характерной для большинства народов Центрально-Восточной Европы. Это был этап накопления эмпирического материала, но без него национально-политические проекты начала XX в. едва ли были бы возможными.

Население Беларуси в конце XIX в. Этнические, социальные, конфессиональные и региональные параметры

В 1897 г. население Беларуси составило 6 493 550 чел. Необходимо отметить, что по сравнению с 1858 г. численность населения возросла более чем в два раза. При этом десятилетие 1887-1897 гг. стало периодом наиболее интенсивного роста численности населения, носившего в отдельных районах характер демографического взрыва. Если в среднем численность населения возросла на 36 %, то в Оршанском уезде – на 60 %, Мстиславском – 56 %, Речицком – 57 %. Подобная ситуация в целом была характерна для востока и Центрального и Восточного Полесья [158, 205].

Численность населения, признавшего родным языком белорусский, достигла 4 756 637 чел. (73,2 %). При этом необходимо учитывать, что среди них было 795 иудеев и 1482 мусульманина. Удельный вес православных среди белорусов увеличился на 3,7 % (до 88,6 %), католиков соответственно снизился до 14,0 %. Белорусский язык родным признали 8698 староверов (13,4 % всех староверов в Беларуси) и 409 лютеран. Подавляющее большинство белорусов составляли крестьяне (по сословному принципу) – 92,1 %, мещане – 5,7 %, духовенство – 0,17 %, потомственные дворяне – 1,6 %, личные – 0,14 %. Городская община белорусов насчитывала 107 тыс. чел. Соотношение католиков и православных среди белорусов-горожан было таким же, как и в целом. Вместе с тем удельный вес потомственных (3,2 %) и личных (2,2 %) дворян здесь был заметно выше. Крестьяне составляли 44,8 % всех белорусов-горожан, мещане – 46,3 %. Уровень грамотности в городах у белорусов (36,4 %) был почти в три раза выше среднего.

Среди подавляющего большинства белорусов по-прежнему были широко распространены конфессионимы «русские» и «поляки», а жители западного региона нередко именовали себя «тутэйшими». Самоназвание «белорусы» было уже повсеместно известно, а региональные и локальные самоназвания типа «литвины», «чернорусы» не фиксировались официальной статистикой. Однако необходимо учитывать, что большинство «переписных» белорусов были названы таковыми по формально лингвистическому принципу. С определенной долей уверенности можно говорить о сознательном выборе этничности лишь тех 642 тыс. белорусов, которые были грамотными (13,5 % всех белорусов). Необходимо учитывать существование большого разрыва грамотности мужчин и женщин. Среди женщин-белорусок она не превышала 5 % . В то же время среди мужского белорусского населения уровень грамотности в среднем доходил до 26 %, а в Гродненском уезде, например, составлял 36 %. Если принять уровень грамотности в данном случае за показатель уровня развития артикулированности идентичности, то наиболее четко она была выражена среди белорусов Лидского, Диснянского, Ошмянского, Вилейского, Гродненского, Волковысского, Слонимского, Новогрудского, Слуцкого и Минского уездов. Здесь было сосредоточено более половины грамотного белорусского населения, хотя проживало только 30 % всех белорусов.

Общая численность украинцев (в том числе и полешуков) достигла 311 146 чел. (4,8 % всего населения). Более 95 % из них (296 тыс. чел.) проживали на территории Западного Полесья. Удельный вес этой группы несколько увеличился (до 0,5 %). Православные составляли абсолютное большинство (97 %) украинцев, католики – только 2,4 %, обращает на себя достаточно значительное число лютеран – 1703 чел.,или 0,5 % всех украинцев. Украинцы были почти исключительно сельскими жителями, только 1,8 % их (5623 чел.) проживало в городах. Соответственно 97,4 % украинцев составляли крестьяне, мещане – 2,1 %, потомственные дворяне – 0,21 %, личные – 0,09 %. Обращает на себя внимание более высокий, чем у белорусов уровень грамотности – в среднем 15,7 %, в городах – 45,2 %.

Русские (т. е. признававшие родным языком русский) стали наиболее динамично развивающейся группой населения. Ее численность достигла 280 тыс. чел. (4,3 %). Без староверов это 224 тыс. чел. (3,4 %). При учете того, что среднегодовой прирост населения в 1860-1890-х гг. составлял 2,7 % в год, численность русских – уроженцев Беларуси должна была составить порядка 20 тыс. чел. Численность мигрантов из этнически русских губерний доходила до 70 тыс. чел., в том числе – 40 тыс. военнослужащих. Если предположить, что все они были русскими, то можно прийти к заключению, что оставшиеся 134 тыс. чел. русскоязычного населения – это подвергшиеся ассимиляционному воздействию белорусы, поляки, татары, евреи. Характерно, что среди русскоязычного населения оказалось порядка 8 тыс. католиков (3 % всех русских), 667 лютеран, 3282 иудея, 1331 мусульманин. Православные составляли только 75 % русского населения, староверы – 19,9 %. Более 41 % русских проживали в городах. В сословном отношении русские отличались сравнительно низким удельным весом крестьян – 55,7 % и высоким потомственного (6,2 %) и личного (4,5 %) дворянства и духовенства (3,5 %). При этом в городах доля потомственного (9,7 %) и личного (8,6 %) дворянства еще выше. Для русских был характерен высокий уровень грамотности – 39,6 % (в городах – 55,8 %).

Численность поляков, как уже отмечалось, значительно сократилась (до 156 183 чел. – 2,4 % населения). Показательно, что только 60 иудеев и 12 мусульман признали родным языком польский. Вместе с тем 1,1 % поляков были православными. В городах проживало 25,7 % всей группы. По удельному весу дворянства – 31,3 % потомственного и 2,9 % личного – поляки по прежнему превосходили все остальные группы населения. Мещане и крестьяне составляли соответственно 32,7 и 30,1 %. Последний показатель особенно важен, так как некоторые авторы, критиковавшие перепись 1897 г., полагали, что к полякам были отнесены исключительно дворяне и мещане. В структуре городской польской общины удельный вес потомственного дворянства был несколько ниже (23,8 %), а личного (5,6 %) выше среднего; крестьяне составляли 25,5 %. Для поляков был характерен высокий уровень грамотности – 49,6 % в среднем и 61,9 % в городах.

Численность и удельный вес евреев значительно возросли – до 911 319 чел. (14,0 % населения). В 1858 г. доля евреев в структуре населения Беларуси составляла 10,8 % (350 тыс. чел.), 1870 г. – 11,7 % (441 тыс. чел.) [подсчитано по 208, 210]. В среднем ежегодно еврейское население увеличивалось на 4,5 %, что в 1,7 раза превышало средние показатели прироста населения.

К концу XIX в. различия в удельном весе евреев в структуре разных регионов сгладились. Однако в Восточном регионе он был ниже среднего – 12,5 %, что было связано с относительно более ранним началом эмиграции. По сведениям Л. Л. Рохлина из местечка Краснополье Могилевской губернии в 1884-1904 гг. в США выезжало ежегодно до 3 % семей, что, судя по всему, было характерно для всего региона [183, с. 84].

Практически все, считавшие родным языком еврейский (99,5 %), исповедовали иудаизм, перепись зафиксировала 259 евреев православных, 142 католика, 16 лютеран. К общей численности евреев, судя по всему, необходимо добавить 4268 иудеев, признавших родным не еврейский язык. В городах проживало только 40,2% всех евреев, остальные – в местечках, относительно небольшое количество в сельской местности. Характерно, что из всех евреев, указавших родным язык другого этноса, в городах русский указало 89,5 %, а белорусский – только 6,1 %. В местечках соотношение было совсем иным: русский – 26,4 %, белорусский – 68,3 %.

Взаимоотношения белорусов и евреев в целом не приводили к открытым конфликтам, в отличие от других регионов Центрально-Восточной Европы. Показательно, например, что в донесениях на запрос циркуляра «О предотвращении погромов в Западном крае» (1882 г.) полицейские исправники Минской губернии отмечали, что «здешнее русское население вполне свыклось с еврейским» [115, л. 8]. Н. А. Янчук указывал на социальный оттенок взаимоотношений белорусов и евреев – «белорус хуже относится к еврею торговцу и хорошо – к ремесленнику» [324, с. 24]. Аналогичная точка зрения была высказана на страницах журнала «Гомон»: «Беднейшая часть еврейства нигде так не сошлась с народом, как в Белоруссии: евреи не только усвоили здесь некоторые народные обычаи и предрассудки, но даже нередки случаи единодушной борьбы этой части с белорусами же против евреев же богачей и панов ...» [164, с. 111]. Белорусский язык оказал определенное влияние на разговорную практику еврейского населения. Ряд исследователей, в том числе, например Е. Витте, отмечали, что «евреи стараются говорить с белорусами их родным языком» [29, с. 22]. Отдельные представители еврейской этнической группы, X. Ратнер, 3. Бядуля (С. Плавник) принимали непосредственное участие в белорусском национальном движении. Характерно, что сам 3. Бядуля считал, что в Белоруссии еврейская культура имеет свой территориально-бытовой оттенок – она отличается от других еврейских культур, ... тут еврейская культура носит белорусскую одежду».

Уровень грамотности еврейского населения примерно соответствовал показателям русских и поляков – 42,1 %, при этом, что специфично именно для еврейской общины, уровень грамотности в городах (43,7 %) и за их пределами (41,0 %) был почти одинаков. В сословном отношении подавляющее большинство евреев составляли мещане (96,8 %), дворяне представляли единичные случаи (всего 300 чел.), зато многочисленным было купечество (10 385 чел. – 1,1 % всей группы); 1,8 % всей группы относилось к сословию крестьян (16 807 чел.). Структура городского и местечкового еврейского населения мало чем различалась. В городах более значительным был удельный вес купечества (2,1 % всей группы).

Среди традиционных для Беларуси групп этнических меньшинств особо выделялись немцы. Численность считавших родным языком немецкий составила 10 534 чел. (0,16 % населения). Из этого количества необходимо вычесть 112 иудеев. Почти 9 % немцев (936 чел.) составляли католики, 218 – православные, остальные – лютеране. В городах проживало только 37 % всех немцев. Характерная черта немецкой общины – наивысший уровень грамотности среди всех этнических групп Беларуси – 60, 6 %, в том числе среди горожан – 78,3 %. Почти половина всех немцев относилась к сословию мещан (47,6 %), 24,8 % – крестьян. Значительным было количество потомственных (5,4 %) и личных (4,0 %) дворян. Структура городского и сельского немецкого населения была почти идентична.

Пожалуй, сложнее всего анализировать состав этнической группы татар. Татарский язык родным считало 6558 чел., в том числе 6423 мусульманина (98 %). Общая численность мусульман составила 9593 чел., в том числе 13,9 % (1331 чел.) из них считало родным языком русский, 15,4 % (1482 чел.) – белорусский. Половая структура татарской группы отличалась значительным преобладанием мужчин. Например, в Бресте на 303 мужчин-татар приходилось 15 женщин-татарок, в Гродно соответственно 790 на 8. Это было следствием того, что значительную часть татар (1732 чел.) составляли военнослужащие. Поэтому численность собственно белорусских татар определить достаточно сложно. Относительно сбалансированные общины были в Минске (613 и 520) и Новогрудке (222 и 253). Очевидно, что именно в этих условиях максимально сохранялась этнокультурная специфика группы.

Так, в Минске только 7,4 % мусульман назвали родным языком русский и 1,0 % белорусский, в Новогрудке – 1,0 % русский и 3,0 % белорусский. Для татар-горожан был характерен относительно высокий уровень грамотности: в Минске – 34,0 %, в Новогрудке – 38,1 %. Характерная особенность сословной структуры – принадлежность подавляющего большинства татар к дворянскому сословию в Минске – 87 %, в Новогрудке – 97 %. По этому показателю татары занимали лидирующее положение среди всех этнических групп населения Беларуси.

По своей этнической структуре городское население (всего 648 582 чел. – 9,98 % населения) как и ранее существенно отличалось от населения в целом. Больше половины его составляли евреи (56,7 %), среди остальных этнических групп крупнейшими были русские (17,9 %), белорусы (16,5 %), поляки (6,2 %). Крупнейшие конфессиональные группы составляли иудеи (57 %), православные (31,3 %) и католики (9,3 %). Большую часть населения городов составляли мещане (71 %) и крестьяне (19,1 %). Хи рактерная черта населения ряда городов – наличие многочисленных контингентов военнослужащих. Лидировал в этом отношении г. Гродно, где военнослужащие составляли 20,1 % всех жителей. Значительным было количество военнослужащих в Лиде (18,0 %), Волковыске (17,1 %), Несвиже (16,5 %), Борисове (15,7 %), Бобруйске (15,0 %), Бресте (13,4 %).

Крупнейшей конфессиональной группой (70,8 %) по-прежнему оставались православные, 88,6 % которых составляли белорусы, 4,6 % – русские и 6,5 % – украинцы. Белорусы составляли также и большинство (76,0 %) католиков. Особый интерес с точки зрения развития межэтнических отношений представляет конфессиональная группа староверов – 64 698 чел. (1,0 % населения).

В научной литературе и публицистике второй половины XIX – начала XX в. широкое распространение получило мнение об исключительной замкнутости русских-староверов. «Великороссы не только не роднятся с белорусами, литовцами, поляками, не только не берут себе жен из этих племен, – отмечалось в 1870 г. в «Вестнике Западной России», – но даже избегают знакомств и всяких сношений с ними. Иные ведут торговлю, но в приказчики никогда не возьмут из тутэйших» [26, с. 313]. Аналогичной точки зрения придерживались А. Киркор, А. М. Сементовский, М. В. Довнар-За-польский [50, с. 14; 195, с. 54; 181, с. 203].

Вместе с тем статистические материалы свидетельствуют, что эта замкнутость далеко не была абсолютной. Согласно переписи 1897 г. свыше 13,5 % староверов (8698 чел.) считали родным языком белорусский. Определенные изменения произошли в структуре территориального размещения староверов. Если в 1863 г. в Восточном регионе было сосредоточено до 60 % всей группы, то в 1897 г. уже только 46 %. За это время их численность на востоке увеличилась на 30 %, в Западном – в 1,5 раза, Среднебелорусском регионе – в 2 раза. Характерно, что до 61 % «белорускоязычных» староверов было сосредоточено именно в Восточном регионе, и они составляли здесь до 17,4 % всей группы. Удельный вес староверов здесь с 1863 по 1897 г. снизился с 2,1 % до 1,5 %. По-видимому, контакты с белорусским населением были более интенсивными там, где старообрядцы проживали дольше и там, где сложились определенные традиции таких связей. В Западном Полесье и Западном регионе удельный вес нерусскоязычных староверов составил соответственно 8 и 8,8 %. В Западном Полесье староверы появляются только после 1881 г., вследствие чего они дольше сохраняли обособленность [134, л. 5, 6]. В Западном регионе определенное значение имела конфессиональная структура населения – староверы быстрее сближались с православными, чем с католиками.

Более высокими темпами эти процессы развивались в городах. Здесь свыше 17,0 % староверов считали своим родным языком белорусский. В городах Восточного Полесья и среднебелорусском регионе их удельный вес был еще выше: 25,0 % и 19,0 % соответственно.

Судя по всему, появление «белорусскоязычных» староверов было результатом межэтнических браков. Об их существовании упоминали М. В. Довнар-Запольский и А. М. Сементовский, отмечая, правда, «редкость этих случаев» [181, с. 206; 195, с. 55]. Определенную роль сыграли и этнокультурные связи. Так, в сборнике А. Дембовецкого упомянуто, что несмотря на сохранение старообрядцами «чисто русского языка, у них имеется примесь белорусских слов» [153, кн. 1, с. 665]. С другой стороны, Е. Р. Романов отмечал случаи заимствования белорусами русского-фольклора именно у старообрядцев [169, с. 26, 27; 170, с. 463]. Длительное проживание на территории Беларуси оказало определенное влияние и на формы самосознания староверов. Характерно, что старообрядцы – переселенцы из Беларуси в Хотинском уезде в Украине в конце XIX в. устойчиво именовали себя белорусами [105, с. 123].

Перепись 1897 г. позволяет детально проанализировать сос-ловно-социальный состав населения Беларуси. Белорусы составляли крупнейшую группу потомственного дворянства (51,8 %). Вслед за ними шли поляки (32,8 %) и русские (11,7 %). В то же время среди личного дворянства большинство составляли русские (50,6 %), белорусы – 26,1 %, поляки – 18,3 %. Обращает на себя внимание высокий удельный вес татар среди потомственных дворян – 2,5 %. Среди духовенства преобладающими группами были русские (53,9 %) и белорусы (43,2 %). Подавляющее большинство купечества составляли евреи (87,4 %). Относительно многочисленным было русское купечество (8,6 %). Среди мещан крупнейшими этническими группами были евреи (67,8 %), белорусы (20,9 %), русские (5,7 %) и поляки (3,9 %). Большую часть крестьян составляли белорусы (88,3 %), украинцы (6,1 %) и русские (3,1 %).

Одним из показателей реального места каждой этнической группы в социальной структуре общества было распределение лиц с «образованием выше начального». Доминирующее положение в этой группе (всего 44 916 чел. – 0,69 % населения) занимали русские (49,9 % всей группы). На втором месте были поляки (18,9 %), за ними шли белорусы (18,5 %), евреи (7,3 %) и немцы (2,6 %). При этом лица с «образованием выше начального» составляли 11,2 % всех немцев, 8,0 % русских, 5,4 % поляков, 1,4 % татар и только 0,3 % евреев и 0,17 % белорусов.

Не менее очевидным было доминирование русских (48,0 %) среди занятых в администрации, суде и полиции (всего 9001 чел.). Вместе с тем здесь были достаточно значительны позиции белорусов (38,7 %), а также и поляков (7,7 %), несмотря на дискриминацию последних. Среди частнопрактикующих юристов (всего 606) значительной была доля евреев (36,6 %), что достаточно удивительно при учете относительно небольшого числа евреев с «образованием выше начального». Значительной была также доля русских (30,3 %), поляков (21,9 %), белорусы составляли же только 9,9 % всех частнопрактикующих юристов. В сфере здравоохранения (4791 чел.) евреи были наиболее многочисленной группой (32,4 %), вслед за ними располагались русские (25,3 %), белорусы (24,5 %) и поляки (13,6 %). Еще более значительным было представительство евреев (42,2 %) среди лиц, занятых литературой, искусством и наукой (всего 916 чел.), русских среди них было 28,9 %, поляков – 11,7 %, белорусов – 9,7 %. Среди наиболее массовой социальной группы, занятой интеллектуальной деятельностью – преподаванием и воспитанием (15 586 чел.), опять-таки доминировали евреи (58,2 %), вслед за которыми располагались белорусы (20,5 %), русские (14,6 %), поляки (3,7 %). Позиции русских (50,9 %) и белорусов (47,3 %) были примерно одинаковы среди достаточно многочисленного православного духовенства (4993 чел.)– В то же время среди духовенства «других христианских исповеданий» (462 чел.) явно преобладали поляки (66,8 %), однако заметным был и удельный вес белорусов (21,6 %).

Позиции белорусов среди чиновничества и занятых в интеллектуальной сфере были значительно сильнее в сельской местности (включая местечки). Так, если среди занятых в администрации, суде и полиции в городах белорусы составляли 32,5 %, то за пределами их – 53,2 % , среди частнопрактикующих юристов соответственно 6,8 % и 21,6 %, православного духовенства – 37,4 % и 49,5 %, не православного – 3,6 % и 29,3 %, учителей – 7,7 % и 28,8 %, занятых литературой, искусством и наукой – 4,2 % и 29,2 %, врачей – 15,4 % и 33,8 %. Иными словами, большая часть белорусов, занятых в интеллектуальной сфере, жила за пределами городов. Особенно хорошо это видно на примере католических священников-белорусов, из которых только 5 % были горожанами. Кроме того, необходимо подчеркнуть, что обозначенная представителями интеллигенции в ходе переписи 1897 г. белорусская идентичность не была (в подавляющем большинстве случаев) тождественна национальной, во всяком случае, равнозначной четко артикулированному самосознанию русских, поляков, немцев, евреев. Дистанция между формально заявленной «белорускостью» и собственно национальной позицией была огромной, также как между признанием украинского языка родным и его употреблением. Об этом красноречиво свидетельствует приведенный Я. Грицаком пример из истории формирования украинского национального движения: в начале XX в. в Киеве было только восемь интеллигентных семей, в которых говорили по-украински [38, с. 98]. Дополним, что согласно переписи 1897 г. в Киеве родным языком украинский обозначили 731 чиновник, 1467 священников, 28 юристов, 402 учителя, 337 врачей и 41 занятый в сфере литературы, науки и искусства (всего 3006 чел.).

Что же касается Беларуси, то очевидно, что в конце XIX в. русские представляли собой доминирующую в социокультурном отношении группу населения. Среди признавших родным языком русский доля дворян была в 4 раза (10,8 % против 2,7 %), духовенства – в 13 раз (3,48 % против 0,27 %), купечества – в 2 раза (0,36 % против 0,18 %), лиц с «образованием выше начального» в 11,5 раза (8 % против 0,69 %) выше, чем в среднем по Беларуси. Показательно, что именно русский язык стал основным языком грамотности. Его указали 94 % всех грамотных белорусов, 95,4 % украинцев, 65 % поляков (sic!), 54,8 % немцев, 58,4 % евреев, 61,6 % татар. Кроме этого русским языком, вне всякого сомнения, владели и те 11 % грамотных поляков, 18,6 % немцев, 4,2 % татар, имевших «образование выше начального». Не менее характерно, что удельный вес русского населения в городах (18 %) более чем в 4 раза выше, чем в среднем в Беларуси. Именно в городах русские составляли 54,6 % чиновников, 35,3 % юристов, 59,5 % православного духовенства, 32 % занятых в сфере науки, литературы и искусства и 31 % занятых в сфере здравоохранения.

Украина и украинцы

В экономическом отношении уровень развития Украины значительно превосходил белорусский. Вместе с тем интенсивность этого развития была неравномерна. С одной стороны, большая часть экономически развитых районов находилась на юге Украины (например, Юзовский район – 448 руб. в год на человека), а с другой стороны^на севере, в Волынской губернии располагались наименее развитые районы европейской части империи (Камень-Каширский и Ковельский – соответственно 4 и 5 руб. в год на человека). Даже в развитых южных регионах существовали чисто аграрные зоны, в которых уровень торгово-промышленного оборота не превышал 14-15 руб. в год на человека. На севере же средний уровень развития Волынской и Черниговской губерний (соответственно 26,3 и 28,1 руб.) мало чем отличался от средних показателей по Беларуси. Сравнительно невысоким он был и в одной из наиболее активных в национально-культурном отношении Полтавской губернии (30,4 руб.) [228].

Согласно переписи 1897 г. в пределах Подольской, Волынской, Киевской, Черниговской, Полтавской, Екатеринославской, Харьковской и Херсонской губерний проживало 21 982 617 чел. Крупнейшими этническими группами были украинцы (16 420 794 чел. – 74,7 % населения), русские (2 356 951 – 10,7 %), поляки (377 714 – 1,7 %), немцы (359 419 – 1,6 %) и евреи (1 852 002 – 8,4 %) [158].

Украинцы были преимущественно православными (97,8 %). Доля католиков была незначительной – всего 2,0 % . Кроме этого 9569 признавших украинский язык родным были староверами, 2137 – лютеранами, 2589 – иудеями. Подавляющее большинство (92,8 %) украинцев относилось к сословию крестьян, 5,7 % – к мещанам, 0,5 % – к дворянам. Хотя удельный вес дворян среди украинцев был заметно ниже, чем у белорусов, их абсолютная численность была значительной (88 834 чел.). Обращает на себя внимание численность и удельный вес (в своей сословной группе) украинцев среди сословия духовенства (51 724 чел. – 52,2 %) и купцов (4434 чел. – 7,4 %). Значительным было представительство украинцев в таких сферах деятельности, как администрация, суд и полиция (12 728 чел. – 40,8 % всей группы), православных священнослужителей (18 144 – 53,3 %), врачей (6481 – 31,3 %), в меньшей степени среди учителей (9459 – 22,5 %), юристов (442 – 17,0 %), занятых в сфере науки и искусства (467 – 11,5 %). В городах проживало 906 335 украинцев – 5,5 % всей группы. Несмотря на достаточно высокий уровень представительства украинцев в административной и интеллектуальной сферах общий уровень грамотности (12,9 % всего населения) был наименьшим среди народов восточной части Центрально-Восточной Европы. Доля украинцев в городах составляла 32,2 %. Показательно при этом, что в городах Черниговской губернии она достигала 48,8 %, Харьковской – 54,1 %, Полтавской – 57,1 %.