Текст книги "Путь Пастуха (СИ)"

Автор книги: Павел Виноградов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 11 страниц)

Бхулак слушал словоохотливого спутника с возрастающим интересом: Поводырь прислал его сюда с конкретным делом, вложив в сознание всю нужную информацию, однако этих подробностей она не содержала. Видимо, небесный наставник счёл такие сведения бесполезными для миссии.

– Как мне рассказывали местные старики, особенно привержено этому заблуждению поколение, родившееся после Войны царей, но к ним примкнули и многие более старшие горожане, – продолжал между тем шумер. – После победы, которая принесла Пятиградью обильную добычу и многих рабов, все торговцы и прочие почтенные люди из разных стран стремятся прийти в долину Сиддим. Но здешний народ делается всё более ленивым и злонравным. Молодежь не помнит скудных довоенных времен и думает, что сегодняшнее изобилие было всегда и всегда будет. Они гнушаются работой своих предков – огородничеством, разведением коз и уток, ремёслами, даже торговлей: зачем, говорят они, если торговцы сами приносят в города все нужные продукты и вещи, а чёрную работу делают рабы. Вместо этого здешние юнцы выдумывают для себя какие-то странные занятия, вроде содержания домов, где молодые люди веселятся целыми днями. Или пересказывают друг другу за плату городские сплетни, при этом лгут без всякой совести. А иные вообще берут деньги за то, что на виду у всех оголяются, дерутся или совокупляются друг с другом, или со скотиной, или делают иные вещи, о каких я даже не желаю рассказывать. Их уже не влечёт просто сытая и спокойная жизнь, они ищут каких-то странных радостей...

– Вроде противоестественной любви? – уточнил Бхулак.

– Не только, хотя и это тоже, – ответил Даму. – То, что ты видел в городе днём – ещё малая толика того, что тут происходит ночами, за стенами домов... Колдовство, кровосмешение, членовредительство и убийства ради развлечения...

– А как же власти города, царь?..

– При старом, который был союзником Аврама в Войне царей, всё это было не очень заметно. Но он умер лет пять назад и городом теперь правит его младший сын, убивший своих братьев ради власти. Он родился на следующий год после войны. Красивый юноша... В городе его любят. Но он позволяет всё, что не угрожает его власти. И сам позволяет себе всё это...

– А что за обычай и случай с Лотом?

– При старом царе Лота в городе любили и уважали. А вот при новом... Он тоже на людях говорит, что они друзья, но ходят слухи, что Лот его очень сильно раздражает – своими обличениями нравов горожан и вообще слишком свободным поведением в царском дворце. Последнее время его туда уже и не зовут. Горожане же тоже перестали выказывать ему уважение, напротив, пошли разговоры, что чужак из маленького варварского племени слишком большую власть имеет в этом городе. Всё это, насколько я понял, копилось долго, но вчера прорвалось.

Даму помолчал и продолжил.

– Обычай дани плотью появился пару лет назад, но распространяется все больше, хотя власти делают вид, что ничего такого нет. Некоторые стали считать, что любой чужак, пришедший в их город, обязан предоставлять местным жителям своё тело для утех в любое время, когда те того потребуют. Никаких законов на этот счёт, конечно же нет... хотя кто знает, может и будут... Но такое случается всё чаще, хотя домогательствам подвергается не всякий гость города. И вот вчера разнёсся слух, что в доме Лота появились два пришельца невероятной красоты. Группа юношей из одного дома развлечений, о которых я говорил, опьянённые пивом и маковым настоем, решили потребовать дани плоти с этих пришельцев. Пока они шли к дому Лота, к ним присоединились и другие праздношатающиеся мужи содомские.

Тут до Бхулака дошёл смысл фразы, которую бросил ему в спину мужеложник у городских врат. Он вспомнил сальные взгляды, которые бросали на него некоторые из содомлян и ему стало неуютно. Не то чтобы он испугался, просто всё это было до тошноты омерзительно.

– Лот вышел из дома и просил нечестивцев оставить его гостей в покое, – продолжал Даму. – Он умолял их и даже предложил им своих дочерей для забавы...

– Какой отец может сказать такое? – вырвалось у Бхулака.

– Видимо, он был в полном отчаянье, – ответил Даму. – Что-то было в этих гостях... это чувствовали и негодяи, пришедшие за ними, и Лот... Негодяи не послушали его и готовы были уже ворваться в дом, как вдруг... что-то произошло. В городе об этом не хотят говорить, а я хотел бы знать... А вот и дом Лота.

Ничем особенным он из прочих богатых домов Содома не выделялся – разве что глухая стена из кирпичей на каменном основании, отделяющая его от улицы, была несколько выше прочих. В стене был единственный и довольно узкий вход, закрытый тяжёлой дубовой, обитой медными полосами дверью, косяк которой был весь испещрён охранными заклинаниями.

Даму ударил в неё дорожным посохам.

– Кто стучит в двери дома Лотова? – раздался зычный голос из-за стены.

– Даму, лекарь из Киэнги, я был тут вчера, – прокричал шумер. – Со мной почтенный господин Шипад, который имеет вести для хозяина дома сего.

– Я принёс почтенному Лоту привет от славного дяди его Аврама, – прокричал в свою очередь Бхулак.

Это была неправда – с Аврамом он никогда не виделся, хотя знавал отца его Фарру. Но говорить так велел ему Поводырь.

За дверью загремел бронзовый засов, и она распахнулась.

– Входите, путники, мой дом с радостью примет вас.

Бхулак удивился, сразу поняв, что роль привратника исполнял сам хозяин. Это был внушительного вида старик с длинной седой бородой, большой лысиной, но по виду всё ещё крепкий. По крайней мере, двигался он быстро и уверенно, словно молодой муж.

– Приветствую почтенного Лота, – низко поклонился Бхулак, примеру которого последовал и Даму.

– Приветствую и вас, добрые странники, – ответил хозяин. – Прошу, идите за мной.

Внутри дом тоже мало чем отличался от жилищ других зажиточных горожан. Вокруг квадратного центрального дворика с ямами для зерна, цистернами с водой и сводчатыми печами группировалось несколько комнат, покрытых общей глинобитной крышей. Над ними – ещё один этаж, плоскую кровлю которого окружала каменная балюстрада.

Бхулака поразила бросившаяся в глаза безлюдность крупной усадьбы. Впрочем, Лот сразу же объяснил её.

– Прошу простить меня за то, что сам принимаю гостей, – сказал он смиренно. – У меня уже много дней нет других домочадцев, кроме моих жены и двух дочерей, которые остались со мной. Все остальные дети, и родичи и слуги перебрались в город, говорят, им там удобнее...

По узкой деревянной лестнице они поднялись на второй этаж, в хозяйские покои, и уселись в низкой полутёмной комнате. Со двора послышались женские голоса и потянуло резким дымом – жена и дочь Лота пекли в печи пресные лепёшки. Вскоре они, источая одуряющий аромат свежайшего хлеба, горой возлежали на ковре, вокруг которого расселись хозяин и гости.

– Ещё у меня есть сушёные фиги и ранние финики, – говорил, словно оправдываясь, Лот. – с уходом слуг трудно стало с едой. Семье хватает, но вот для гостей... Вчера...

Он прервался, словно заговорил о том, о чём не стоит, и закончил почти весело:

– Зато вина ещё много!

Его как раз внесли дочери хозяина. Бхулак посмотрел на них с любопытством, вполне оправданным в свете его миссии. Если между ними и было сходство, то неуловимое, может быть, что-то общее в манере говорить и двигаться. В остальном они казались совсем непохожими: старшая – статная и фигуристая, с копной вьющихся рыжих волос, и младшая – невысокая, не столь роскошная телом, с большими поволочными голубыми глазами и трогательной родинкой над пухлой верхней губой. В отличие от старшей, явно более резвой и весёлой, она была задумчива и словно погружена в себя.

За девушками стояла мать, несколько высохшая, но привлекательная ещё дама. Информация Поводыря была, как всегда, точна – она была одной из дочерей Бхулака.

Теперь ему надо было изыскать способ остаться с ней наедине и пропеть свою Песню. А потом она должна была сделать так, чтобы Бхулак стал мужем её дочерей. Ему не очень нравилось это задание – и потому что не любил спариваться со своими детьми, и вообще... Так что охотнее женился бы на старшей – она была от другой, умершей уже жены Лота и не несла в себе крови Бхулака. Но наказ Поводыря был однозначен: жениться на обоих и произвести детей. Одного из сыновей следовало потом сделать царём Содома, а позже и всего Пятиградья. И ещё первосвященником сладострастного бога Ваал-Фегора. А дальше... дальше Бхулак не знал, да его это и мало интересовало.

Но всё это случится ещё очень нескоро, пока же Бхулак был в этом доме лишь скромным гостем, с почтением внимающим словам хозяина. Тем более, что хозяйка уже удалилась, оставив дочерей следить, чтобы чаши гостей вовремя наполнялись вином,

– Скажи, досточтимый, что произошло здесь вчерашним вечером? – изнывающий от любопытства Даму едва смог дождаться ритуала преломления хлеба и окончания обязательных вежливых расспросов о здоровье.

Лот вздрогнул и потемнел лицом. Он отставил чашу с вином, его взгляд остановился на огоньке, теплящимся в плошке с маслом. Потом заговорил, но будто о другом.

– У меня никогда не было видений, как у дяди Аврама, – говорил он тихо, как с самим собой. – Это только к нему являлся Бог наш, и это его хлебом и вином в долине Шаве приветствовал первосвященник Всевышнего и царь Шалема Мелхиседек после того, как дядя разбил войско царей. Но вчера и понял, каково это... И как страшно должно быть дяде ходить перед Богом Живым. Эти гости... Они не простые люди. Они, наверное, вообще не люди, а посланцы Господа, о Котором забыло большинство людей, но помнит моя семья.

В комнате повисла тишина, даже девушки, сидевшие в стороне, перестали шушукаться и бросать заинтересованные взгляды на Бхулака.

– Я понял это, лишь увидел их у ворот города, когда они заходили в него, – продолжал Лот. – Хотя ничего особенного в них, вроде бы, не было... Странно, сейчас я даже не могу вспомнить, как они выглядели... Даже молоды они или стары. Их глаза...

Патриарх прикрыл свои глаза, словно пытался восстановить в памяти картину встречи.

– Я сразу предложил им гостеприимство, но они почему-то отказывались, говорили, что хотят ночевать на улице... Сейчас я понимаю: они знали то, что должно произойти и не хотели навлекать беду на мой дом. Но я знаю, каковы по ночам улицы Содома... Я настоял, и мы пошли ко мне. Я принимал их в этой комнате, как и вас. Это был радостный вечер. Но потом...

Лот опять замолчал, но исходивший любопытством Даму снова не выдержал.

– Мы слышали, что к дому подступила толпа негодяев. Но как вы спаслись?

Лот словно и не заметив невежливости гостя, ответил надтреснутым голосом:

– Я вышел к ним за ворота, уговаривал, умолял их... Но они были как одержимые! Словно лица их скрылись за звериными масками...

Он виновато взглянул в угол, где сидели дочери.

– Я предложил им вместо гостей своих девочек – я просто больше не знал, что делать.

Старшая поднялась гибким движением, налила отцу вина и ласково положила руку ему на плечо.

– Ты всё правильно сделал, батюшка, – проговорила она низким грудным голосом. – Превыше жизни нашей и чести честь рода Лотова.

С её стороны встревать в разговор старших мужчин было серьёзной вольностью, но патриарх вновь попустил нарушение этикета.

– Я не должен был говорить это, – мотнул он головой.

– Разве, когда человек встречается со стаей злых бродячих собак, он выбирает, что должен говорить, а что нет? – подала голос младшая.

Говорила она вполголоса и вроде бы несмело, но слова её звучали более убедительно, чем у порывистой старшей.

– Он просто делает всё, чтобы спасти жизнь свою, – продолжала девушка. – А вчера к нам приходила именно стая кровожадных псов. Это не люди. И не мужи.

– Кажется, во всём городе Содоме не осталось более мужей, помимо нашего батюшки, – подхватила старшая, садясь рядом с сестрой.

– Не след вам говорит такое, – Лот, похоже, справился со слабостью и голос его стал строг. – Обе вы сосватаны за достойных юношей.

Старшая при словах отца фыркнула, а младшая лишь потупила взор. Старик не обратил на это внимание, задумчиво продолжив:

– Только вот будущим зятьям моим хорошо бы быть послушнее... Я послал сегодня к ним и просил уйти с нами.

– Уйти? Куда? – заинтересовался Бхулак.

До сих пор он молчал, внимая странной истории и стараясь понять, как может она повлиять на его задание. По всему выходило, что никак, но не мешало был посоветоваться с Поводырём. Однако на людях этого делать нельзя.

– Перед тем, как утром покинуть мой дом, те двое велели мне с семьёй уходить из города и взять с собой всех, кто мне дорог, – ответил Лот. – Я буду просить и вас, гости мои, сделать так.

– Куда и зачем нам уходить? – встрепенулся Даму.

– Из этого города. Они сказали, что и он, и другие будут разрушены Богом, и погибнет в них всякая душа, и неправедная, и праведная. Но я могу спасти тех, кого захочу. Я бы хотел спасти всех, но разве они меня послушают?.. Даже мои будущие зятья сегодня смеялись надо мной. И все родичи мои, и другие мои дети, и их дети... Нет у меня больше рода моего.

– Мы не хотим идти за сговорённых нам, батюшка, – тихо, но твёрдо произнесла младшая дочь. – Они такие же, как и все в этом городе. Уйдём отсюда с матушкой, и ты найдёшь нам достойных мужей.

– Итак, – заключил Лот, – после ужина мы все возьмём покажу свою и пойдём в Сигор – там у меня тоже есть дом, а гости мои говорили, что спасёт его Господь среди прочих городов долины Сиддим.

А вот всё это Бхулаку было совсем не нужно, ибо шло вразрез с его заданием.

– Но ведь твой славный дядя Аврам... – начал он.

– Да, прости, почтенный Шипад, я и правда забыл, что ты привёз вести о моём дяде, – повернулся к нему Лот. – Говори же скорее, я давно уже не слушал его наставлений.

– Я виделся с ним в дубраве Мамре близ Хеврона, где он, как ты знаешь, в последние годы обитает, – без зазрения совести начал Бхулак. – Узнав, что мой путь лежит в Содом, он просил меня передать тебе...

Он не ощущал никакой неловкости, обманывая лично ему симпатичного человека: это было нужно Поводырю, а тот стоял настолько выше всех людей в этом мире, что и раздумывать не стоило, добро заключено в его желаниях или зло.

– Он передаёт тебе своё благословение и слова радости, что ты прижился в славном этом городе, – продолжал Бхулак. – Он надеется, что ты и дальше останешься здесь, вместе со всем родом твоим ради блага вашего. Ибо, как сказал ему Господь ваш, надлежит вам и далее жить с ним раздельно.

– Он так и сказал? – голос Лота слегка дрогнул, он поднял на Бхулака выцветшие глаза, в которых вдруг блеснула надежда. – Что это велел ему Господь?

– Воистину так, – заверил Бхулак.

И ведь почти не солгал – сам он не знал иного бога, кроме своего Поводыря.

– Жена! – закричал патриарх, – Поди сюда и выслушай вести от дяди моего!

– Я здесь и всё слышала, муж мой, – раздался голос из-за двери и в комнату вошла супруга Лота, которая, похоже, уже довольно давно стояла за дверью.

– Это такая радостная весть, странники, – вновь обратился к гостям Лот, похоже, вовсе не шокированный тем, что жена подслушивала. – Я готов был выполнить совет моих гостей, ибо думал, что они Божии посланцы. Но, наверное, я ошибался: ведь ты говоришь, что это Он сказал Аврааму чтобы мы остались... Тебя зовут Пастух, почтенный гость, а мы с дядей и сами пастухи, и вожди пастухов от юности нашей доныне. И не след пастырю оставлять стадо своё. Хоть и грешный это город, но мы тут живём уже много лет, тут наш дом и всё богатство, и все родичи мои... Трудно покинуть место, где ты укоренился, где лежит сердце твоё – вот так, сразу и не оглядываясь...

– Я очень рада, муж мой, мы останемся здесь и будет счастливы, – склонила голову жена Лота. – Господь привёл нас в этот город и не след нам его покидать.

Сияющее лицо женщины не оставляло сомнений в искренности её слов. Да и Бхулака такой исход вполне устраивал. А когда он пробудит эту свою дочь, и она сделает то, что он ей велит, всё пойдёт легко.

Он расслабился, переменил позу, удобно облокотись на подушку из гладкого камня, с удовольствием съел сладкий финик и запил вином.

– Но всё же, почему вчерашние негодяи оставили дом ваш? – врача, похоже, вопрос ухода из города, интересовал мало, он упорно требовал удовлетворить своё любопытство.

– Я и сам не знаю, – задумчиво пожевав губами, ответил Лот. – Они все вдруг стали... словно бы слепы, кричали что-то несуразное, бессмысленно бегали, натыкаясь друг на друга. Обо мне и гостях как будто забыли. Я испугался, вбежал назад в дом и закрыл за собой двери. Вскоре они разбежались по соседним улицам и стало тихо... Но прошу вас, гости мои, пейте и ешьте! Давайте вселиться и праздновать то, что мы остаёмся! Дочери мои, подлейте нам вина.

Однако несколько минут спустя Бхулак, обладавший невероятно тонким слухом, тревожно вскинул голову. На улице что-то явно творилось, что-то недоброе – он словно бы ощутил оттуда призрачное дыхание зла. Вскоре все остальные тоже почуяли неладное и тревожно замолкли.

– Я пойду на крышу, погляжу, что случилось, – сказал Лот.

– Мы с тобой, – поднялся Бхулак и пошёл за хозяином.

Домочадцы Лота в сопровождении Даму двинулись следом. Они вышли на плоскую кровлю, которая, как и у всех домов в городе, предназначалась для семейного отдыха прохладными вечерами. Оттуда прекрасно просматривалось пространство перед воротами. Его заполоняла небольшая толпа в пару десятков человек, впрочем, кажется, людей там всё время прибывало. Это были исключительно мужчины, и, судя по их поведению, или пьяные, или нехорошо возбужденные иными снадобьями, или и то, и другое.

– Лот! – раздавались крики. – Проклятый богами чужак! Демон пустыни! У тебя снова гости! Мы требуем с них дани плоти, выдавай их сейчас же!

– Они опять пришли, – глухо произнёс Лот.

Лицо его сделалось подобием маски тоски и страха.

– Мужи содомские! – закричал он.

А вот в голосе его страха не было, лишь сила и негодование.

– Неужто вам мало вчерашней ночи, когда вы, словно слепцы, не знали, где вход, а где выход?!

При этих словах толпа разразилась грязными ругательствами.

– Теперь вы думаете, что снова прозрели, – продолжал Лот. – Но это не так – вы ещё большие слепцы, если упорно стремитесь к мерзости, которая принесёт вам гибель!

Но люди не слушали его, они кричали и бесновались, а кое-кто уже стал пробовать ломать двери в дом.

Бхулак, впрочем, был не слишком обеспокоен: он знал, что справится с негодяями. Но тут в душе его что-то ёкнуло, как будто он получил нежданный смертельный удар в спину. К горлу подкатил ком, а внизу живота похолодело.

Он поднял глаза к тёмному, полному звёзд небу. На нём вдруг вспыхнула нестерпимо яркая полоса, поглотившая своим сиянием все звёзды. Шла она откуда-то с северо-востока и прочертила небесный свод пронзительно белой линией – словно некто могучий и грозный резко черкнул по нему пылающим пальцем...

Сообщение № 901.232/08 надзирающе-координирующего искина код 0-777.13.666.12/99...

Окончательный план

Разработанная мною стратегия вмешательства включала следующие этапы:

1. Представитель Бхулак отправляется в Ур с миссией выдавить оттуда Фарру и семейство. Оптимальным решением стало возбуждение против Фарры подозрений в том, что он является шпионом этноса гутии, дислоцированного в горах на юго-востоке и готовящего вторжение в Аккад.

2. После этого с вероятностью 99,9999 процента Фарра уходил в город Харран на севере Аккадского государства, где расположен второй по значению храм бога Сина и где позиции Фарры были очень прочны. Однако вероятность его возвращения в Ур составляла 85,69 процента, а передачи функций главы клана Авраму в нужный отрезок времени – всего 38,798 процента. Таким образом Фарра становился переменной величиной, следовательно, негативным фактором и подлежал удалению.

3. На этом этапе усилия представителя Бхулака должны были быть направлены на инициацию войны, в результате которой Лот и его семейство приобретут высокое положение в Содоме.

4. Решающим фактором становилась реализация стратегии прямого воздействия (импактное событие). Космическое тело должно было столкнуться с планетой в нужном временном диапазоне и географической точке. Таковое было создано мною на орбите из различных находящихся там твёрдых частиц.

Накануне импактного события Бхулак должен был внедриться в дом Лота и, получив контроль над его женой, которая являлась одним из потомков представителя, стать мужем его дочерей. После смерти Лота клан должен был возглавить сын Бхулака и младшей дочери, которого представитель к тому времени уже подготовит для его миссии. Он перейдёт из религии клана Аврама в местный культ божества Ваал-Фегора, который впоследствии распространится на весь Ханаан.

Данный культ идеально подходит для воспитания цивилизации, которую можно использовать в Войне Нации. Упрощённая этика, оргастические ритуалы, психотехники, направленные на высвобождение инстинктов и утверждение эгоцентричности, дают через поколения вполне приемлемый результат.

Включение в пантеон новой системы другого популярного божества – Ваал-Хаммона, с развитой воинской традицией, культом смерти и практикой человеческих жертвоприношений, и оформление на этой базе сложного религиозного учения позволит ему стать господствующим в регионе, что удовлетворительным образом вписывается в мои стратегии воспитания человечества.

Долина Сиддим. Содом. 2154 год до н. э.

...Многие увидели это явление – и на улице, и на крыше, задрав голову, они пытались понять, что происходит. По всему городу завыли собаки, взревели ослы, тревожно заблеяли бараны и козы. Раздались и удивлённые человеческие крики. Однако люди перед дверями продолжали гомонить и ломиться в дом.

– Знамение! – тихо произнёс Лот. – Гости были правы – нам надо было уйти. А теперь уже поздно...

В голосе его звучал ужас, и ужас был на лицах дочерей и жены его. Ужас был и в сердце Бхулака – тем больший, что он гораздо лучше этих людей понимал, что сейчас должно произойти. Ведь он уже сталкивался с такой бедой – в другие времена на далёком востоке...

Линия в небе меркла, растворялась в окруживших её тёмных тучах. Но в воздухе повисло ожидание неминуемой беды – почти физически ощущаемые миазмы надвигающейся катастрофы.

И она не замедлила начаться. Линия почти погасла, но небо стало стремительно светлеть белёсым, каким-то неживым, но ярким светом – словно там, за облаками, разгоралось невиданное пламя. Разгоралось в буквальном смысле – ночная прохлада стала быстро сменяться жарой, словно в разгар палящего летнего дня.

В посветлевших тучах зажигались ещё более яркие огоньки, и становилось их всё больше. Зрелище это было красиво до безумия, пьяные содомляне внизу были, похоже, заворожены им, раздавался смех и восторженные крики. Но стоявшие на крыше понимали, что созерцают надвигающуюся смерть.

– Истребит Господь место сие! – в исполненном ужасом голосе Лота странно звучали нотки торжества. – И праведен суд, Твой, Господи! Жги! Жги всех нечестивцев, и рабов Твоих, ибо во всех нас уже поселилась ядовитая гниль содомская и нет нам спасения!

Бхулак был с этим не согласен, но находился в затруднении. Он уже понимал: что-то пошло совсем не так, как планировал Поводырь. То, что его небесный наставник ошибся, было невероятно, но Бхулак был слишком стар, чтобы не верить очевидному. И самым правильным для него сейчас казалось спасаться самому, потому что его миссия явно провалилась.

Но ему очень не хотелось делать это: за краткое время, проведённое с этими людьми, он успел проникнуться к ним тёплыми чувствами. Не говоря уж о том, что в Содоме семья Лота оказалась благодаря именно ему. А спасти двух своих дочерей Бхулак почитал долгом.

– Идите все во двор! – приказал он.

Ему вовсе не хотелось нести людей с крыши через узкие лестницы – со двора это будет куда быстрее и удобнее.

Голос Бхулака был столь убедителен, что все беспрекословно повиновались. Он же слегка приотстал от спешащих спутников и перешёл в потаённую комнату своего разума. В этот раз она предстала перед ним полутёмной и забитой всяким хламом. Однако у него не было времени удивляться причудам своего сознания – ему срочно нужен был Поводырь.

Тот не замедлил появиться, хотя в данном случае это не совсем верное слово: Поводыря вообще не было видно. Бхулак созерцал некое неясное облако, сливающееся с тенями в комнате. Очевидно, всё это символизировало общую невнятность и тревожность ситуации, но размышлять об этом было некогда.

– Останови время! – попросил Бхулак.

– Ты хочешь спасти этих людей? – вопрос был задан не голосом, просто Бхулак понял Поводыря без слов, и всё. Впрочем, любая беседа словами в глубинах сознания была иллюзорна.

– Да. И спасу.

– Зачем?

– Я хочу этого.

– Но я не хочу. А ты исполняешь то, что хочу я, а не ты.

– Из-за того, что ты ошибся, они должны сейчас умереть?

– Я никогда не ошибаюсь.

– И хочешь сказать, что предвидел огненные небеса?

– Да. Но не так. Вселенная очень большая. Она настолько огромна, что ты не можешь себе представить. И даже мой гигантский по сравнению с твоим разум не в состоянии просчитать все подробности грядущих событий. Иногда – очень редко – случается немного иначе, чем я вычислил.

– Мне всё равно, я должен спасти Лота и его семью. И врача. – упрямо стоял на своём Бхулак.

– Зачем? – повторил вопрос Поводырь.

– Если они сейчас умрут, мне будет плохо.

– Плохо тебе будет, когда ты сам станешь умирать. А это может случиться, даже если я ускорю тебя. Мои расчёты показывают, что в этом случае ты погибнешь с вероятностью в восемьдесят семь процентов.

– Ты только что признался, что твои расчёты не всегда верны. И я лишь исполняю то, что ты мне велел – оберегаю этих людей.

– Мне это больше не нужно.

– Но я ведь тебе нужен?

– Да.

– Тогда тебе всё равно придётся остановить время, потому что иначе я сам умру.

– Но, если ты будешь спасать людей, у тебя может не хватит времени даже в состоянии ускорения. Вдобавок ты потеряешь при этом слишком много энергии, а ускорение и так для тебя очень вредно.

– Ты не сможешь помешать мне, – упрямо мотнул головой Бхулак. – Останавливай!

Видимо, Поводырь исчерпал свои аргументы, потому что время остановилось. Но Бхулаку было недосуг наслаждаться восторженной лёгкостью, которая всегда охватывала его в этот момент – у него было слишком много работы.

Выйдя во двор, в застывший мир, он прежде всего взглянул на небеса. Яркие точки превратились в длинные огненные струйки, спускающиеся на землю. Запах серы, уже ощущавшийся в начале катастрофы, стал невыносим, он пронизывал всё вокруг.

Лот и домочадцы причудливыми статуями грудились посередине двора, позы их были различны, но все смотрели, конечно, наверх.

Бхулак незамедлительно принялся за работу. Прежде всего он подошёл в тяжёлой двери в стене, парой лёгких толчков превратив её в груду щепок и искорёженных кусков меди. Обломки эти зависли в воздухе, но в обычном течении времени они со страшной скоростью летели в собравшихся перед домом мужчин. Наверняка они многих убьют и покалечат, но Бхулаку не было до того дела – эти люди и так уже покойники, только ещё не знали этого. Их задранные наверх лица в большинстве выражали растерянность, а то и восторг от открывшейся их взорам величественной картины, и лишь у немногих начинало проступать ужасное понимание.

Путь освободился, но теперь следовало действовать с предельной осторожностью. В состоянии изменившегося времени даже легкое прикосновение Бхулака к чужому телу означало для последнего удар, куда сильнее встречи с выпущенным из пращи камнем. Надо было очень постараться, чтобы не переломать спасаемым все кости.

Прежде всего он подошёл к свой старшей дочери – жене Лота, задержав дыхание, плавно и медленно поднял её на руки. Сейчас она весила для него не больше, чем новорождённый козлёнок, а на ощупь была, как сухая ломкая кора. Стараясь идти быстро, но ровно – словно нёс блюдо, полное воды, и боялся расплескать, он пошёл по улице, уповая на то, что дело для женщины закончится разве что огромными синяками.

Городские ворота, к счастью, были почему-то открыты – Бхулак опасался, что и их придётся ломать, теряя время. Стражники, как и все горожане, изумлённо пялились в небо. По берегу озера он отошёл на несколько тысяч шагов от города, поднялся на близлежащую гору и там, среди причудливых скал и соляных столбов, решил, что это место катастрофа вряд ли затронет. Во всяком случае, сюда уже не устремлялись сверху огненные капли.

Столь же осторожно, как и взял, он поставил женщину на землю на тропе, ведущей в Сигор. Обернулся. Было совсем светло, но не как днём, а словно вся долина стала гигантской мастерской, освещённой кровавым светом печей и расплавленной меди. Огонь был уже совсем близко от крыш домов. А на заднем плане мертвенно отблёскивали неподвижные волны озера.

Следующей он принёс свою младшую дочь. Пока шёл, вглядывался в её лицо. Удивительно – на нём вовсе не было выражения страха и паники, разве что лёгкое удивление, словно у человека, которого некое необычное происшествие вывело из мечтательного состояния. Бхулак знал такие лица и ему нравились люди, ими обладающие. Он почувствовал лёгкое сожаление о несбывшемся. Осторожно поставив её на ноги среди скал, он мимолётно прикоснулся пальцем к родинке над её губой. И пошёл спасать остальных.

Времени оставалось всё меньше – огненные струи с небес уже достигли города, крыши многих домов начинали разгораться. А в небе зажигались всё новые огни, вытягивались, превращались с смертоносные капли. Более того – со стороны, куда ушёл пылающий росчерк, на долину наползало гигантское пламенеющее облако. Словно кто-то распахнул одежды небес, открыв миру смертоносную огненную наготу.

Серой уже даже на пахло – было такое впечатление, что воздух вокруг состоял из неё. И воздух этот был невыносимо горяч – даже Бхулак, проносившийся с невероятной скоростью, ощущал на коже его раскалённое дыхание. Что же говорить об обычных людях...

Они уже в большинстве поняли, что погибают, позы их были гротескны, словно они застыли в момент, когда пытались ринуться одновременно во все стороны, а на лицах проступали отчаянье и смертная мука. Бхулак на бегу подумал, что, найдись мастер, способный нарисовать всё это, люди кричали бы от ужаса при взгляде на его рисунок, но никто из них не поверил бы, что такое может происходить на самом деле.

– Только нет нужного мастера во всём мире, – неожиданно сам для себя вслух сказал Бхулак.

Он бежал словно среди адского леса из изломанных тел, выпученных в агонии глаз, разверстых в мучительном вопле ртов. Большая часть людей на улицах уже горела – у кого-то только начинали тлеть волосы, других уже полностью охватило неподвижное пламя. Бхулак мог бы в подробностях проследить на многих телах, что происходит со сгорающим заживо человеком: как кожа высыхает, трескается и вспыхивает, как вскипает кровь, плавится и загорается жир, лопаются глаза. Раскрывались черепа и в них зеленоватым пламенем горели мозги, плоть других людей уже прогорели и головы отваливались от тел... Серная вонь всё больше смешивалась с одуряющим чадом подгорающего мяса.