Текст книги "Путь Пастуха (СИ)"

Автор книги: Павел Виноградов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 11 страниц)

Через какое-то время он уже начал предугадывать, как в следующий раз взбрыкнёт конь, и соответствующим образом менять позу. А жеребец, похоже, уже начал уставать – его рывки были уже не такими резкими, да и скакать он стал медленнее.

– Всё будет хорошо, Гхвер, потерпи ещё немного, – уговаривал Бхулак. – Всё будет хорошо, ты только не бойся!

Конь всё ещё брыкался, но уже не так неистово, словно уже не верил в то, что сможет освободиться. Бхулаку стало казаться, что Гхвер начал понимать, что от него хочет человек, и уже смирился с неизбежным. Наконец, он поскакал ровно и вольно, не пытаясь сбросить всадника.

Это было чудом! Бхулак не раз мгновенно переносился силой Поводыря куда быстрее и на куда большие расстояния, но его ощущения при этом были совсем иными, чем теперь. Скорее, тогда это было тяжело и страшно – словно делаешь нечто запретное, для чего человек не предназначен. А сейчас он испытывал прилив беспечного восторга и уверенности в победе. Ему захотелось закричать от радости. И он закричал:

– Хей! Хей! Хей! Беги, Гхвер, беги!!

Жеребец и впрямь рванул ещё быстрее, и они неслись по ночной степи под громыхание надвигающейся грозы.

Теперь перед Бхулаком встал вопрос, как вернуться к Вратам Солнца. Он лишь приблизительно мог представить, в какой стороне они находятся. Да и как направить Гхвера в нужную сторону, не имел ни малейшего понятия. Но конь за него разрешил это затруднение – вскоре Бхулак увидел вдали мерцающие огни костров и понял, что жеребец стремился домой не меньше, чем он сам. И нашёл в ночи путь к своему загону с прекрасными кобылицами и маленькими жеребятами.

Но для того, чтобы попасть туда, конь должен был пересечь площадку, где его чуть не убили. И он ворвался туда под блеск молнии, сменившийся оглушительным громом, разбросав так до сих пор и стоявших там людей, судачивших о невероятном происшествии.

А следующая молния ударила прямо в каменного идола! Люди взвыли от ужаса, конь с жутким ржанием встал на дыбы, и всадник соскользнул с него на землю. Гхвер же пустился к загону, где, как надеялся Бхулак, его должны были принять воины-быки.

Их вождь, не обращая внимания на хлещущие струи дождя и стараясь не думать о страшно болевшем теле, стоял перед потрясёнными соплеменниками рядом с каменным идолом бога Грозы, на котором молния оставила глубокую разветвлённую трещину.

– Что скажет круг вождей ореев? – вопросил он, стараясь перекричать ливень. – Вы познали волю бога Грозы?

– Да, – за всех ответил Бхег. – Бог явил нам свою волю. Твой хвар велик!

– Великий хвар! Слава избраннику бога Грозы Пеху! – изо всей силы закричал жрец Квен.

– Слава верховному вождю Пеху и хвару его! – отозвались ореи.

Бхулак чувствовал себя обессиленным и с тревогой думал, сумеет ли он на своих ногах уйти с этого места.

После того, как в блеске посланных в его поддержку Поводырём молний ореи провозгласили его верховным вождём, он объявил, что поведёт на север всех воинов, которые захотят к нему присоединиться, и таких набралось несколько тысяч. Это были самые славные и отчаянные мужи из всех орейских кланов. Остальные выбрали своих предводителей и разошлись на восток и запад.

Гхвер жил в почёте и холе, произвёл на свет множество жеребят. В важных случаях – когда надо было произвести впечатление на своих людей или соседние племена – Бхулак садился на него и выезжал, неизменно вызывая почтительно изумление. Много лет спустя дряхлый уже жеребец упокоился под курганом в лесной стране под священные слова, произносимые тоже престарелым Квеном – теперь главным жрецом северных ореев.

А ещё через много лет другой курган был насыпан над могилой прошедшей с Бхулаком весь этот многотрудный путь Ави. К тому времени верховный вождь уже передал власть над новыми кланами ореев своим сыновьям, а сам старательно делал вид, что устал и одряхлел. Потом он вообще тихо исчез из тех краёв, оставив по себе хвост легенд, которые со временем становились всё более причудливыми и величественными.

Эпизод 3. Кони и змеи

Междуречье Иртыша и Ишима. Селение коневодов. 2889 год до н.э.

Ветер час от часу становился всё сильнее, сметал с земли снежную порошу, которая текла и катилась волнами – Бхулаку порой казалось, что он бредёт по поверхности волнующегося моря. Белое облачко на востоке, недавно ещё имевшее вид нестрашный и малозначимый, вдруг выросло в огромную угрожающую гору, неуклонно надвигающуюся на одиноко бредущего по степи человека. Вновь пошёл снег – сперва мелкие кружащиеся снежинки, но вскоре их сменили больно бьющие в лицо хлопья.

Теперь Бхулак пожалел, что не прислушался к предупреждению Поводыря об опасности резкой смены погоды и отправился в путь до селения, где собирался переночевать, надеясь, что опередит надвигающийся буран. Не опередил.

На мир опустился ледяной воющий мрак – словно ветер из преисподней перемешал небо с землёю. Он со всей силы толкал путника, стараясь сбить того наземь, обездвижить и воздвигнуть над ним студёный курган. Через некоторое время Бхулак понял, что идти дальше бесполезно – он всё равно не имел понятия, в какую сторону движется. Да сейчас слова эти – «стороны света» вообще полностью обессмыслились.

«Я могу ускорить тебя», – сообщил ему Поводырь, как обычно, не упомянувший, что эмиссар попал в эту передрягу, потому что не послушался машину – это было очевидно и так.

«А перенести?» – спросил Бхулак.

«При таких метеорологических условиях на местности это опасно для тебя – настройка транспортёра может сбиться, и ты погибнешь».

«Не надо меня ускорять, – оказался Бхулак. – Если не успею найти деревню, упаду в степи, когда всё закончится, и точно замёрзну».

«Что ты тогда будешь делать?»

«Выкопаю нору в сугробе и пережду непогоду».

«Это тоже опасно для тебя»

«Не так сильно, как бродить в буране», – возразил Бхулак и взялся за дело.

Сугробы и правда намело уже очень солидные и он стал руками и медным кинжалом выкапывать в одном из них убежище. Работа разогрела его, он сбросил теплый плащ из заячьих шкурок и застелил им вырытую нору, а сам завернулся в лежащее в вещевом мешке шерстяное одеяло и залез в убежище. Снег очень быстро замёл пролаз, от тепла человеческого тела температура в берлоге стала повышаться, стало волгло, но тепло. Время от времени Бхулак дорожным посохом пробивал в снегу отверстие для дыхания и, в общем, чувствовал себя неплохо. Мысли замедлялись, перетекали в видения – он засыпал. А вот это нехорошо.

Встряхнувшись, он сбросил с себя сон, вытащил из мешка полоску сушёного мяса и принялся её сосать, чтобы чем-то заняться. Одновременно он раздумывал над ходом миссии, которая привела его под снежный буран в степной глуши. После того, как отрасли ореев расселились на северо-западе континента, Поводырь посылал эмиссара с разными задачами в разные концы света. Все они так или иначе касались контактов и расселения народов – где-то надо было их ускорить, где-то наоборот пресечь, где-то направить в иную, нужную тьюи, сторону. Бхулак исполнял всё это со своей обычной вдумчивой добросовестностью, и сразу был отправляем на новую миссию. Так проходили столетие за столетием.

Вскоре Бхулак заметил, что цели его заданий всё дальше смещаются к востоку. Поводырь подтвердил, что это часть его стратегии подготовки важных событий в отдалённом будущем. И теперь Бхулак был на пути к своей очередной цели – дальним пустынным степям за высокими горами, где он должен стать своим для живущих там народов и вновь совершать какие-то важные вещи. Поводырь не настаивал на мгновенном переносе эмиссара туда, чему тот был очень рад – эту процедуру он переносил очень болезненно, и вообще-то, она была для его человеческого тела просто опасна. Так что путешествовал своими людскими ногами, а по дороге выполнял кое-какие мелкие миссии, касающиеся встреченных им племён.

О деревне, в которую он сейчас шёл, Бхулак не знал ничего, помимо того, что населяющий её народ называет себя лэвали, и, как и ореи, держит в загонах лошадей ради их мяса и молока.

Он уловил какие-то изменения в завываниях ветра и напряжённо прислушался. Так и есть – к ним добавился волчий вой. Совсем плохо: огонь он разжечь не сумеет, а защищаться от голодной стаи каменным топором и кинжалом у него долго не получится... Ветер стал заметно стихать, и это было бы прекрасно – но как только буран уляжется, сюда придут волки.

Собственно, они уже пришли – через отверстие для воздуха Бхулак слышал возню и поскуливание голодных зверей. Хищники явно пытались раскопать сугроб и проникнуть в убежище, снег таял и проседал под их горячими телами. Обнажив кинжал, Бхулак воззвал к Поводырю:

«Теперь-то ты можешь меня вытащить?»

«Могу, но это будет нецелесообразно».

«Что?!»

Один из волков был уже совсем близко, Бхулак изо всей силы ткнул в ту сторону острым концом посоха, послышался визг, зверь отскочил, но тут же в образовавшееся в снегу отверстие проснулась ещё одна оскаленная морда. Коротким выпадом левой руки Бхулак воткнул хищнику под челюсть кинжал и тут же его вытащил. Волчья морда исчезла, брызнув горячей кровью. Надо было вылезать и принимать бой – если Поводырь не торопится его спасать.

«Сейчас проблема будет решена», – заверила небесная машина, но Бхулак больше не слушал – с огромным усилием, помогая разрушать сугроб палкой, он поднялся на ноги. Словно восстал из могилы.

Буран стих совершенно и над заметённой степью вставал холодный рассвет. Раненый кинжалом волк издыхал, излитая им на снег кровь застывала прихотливыми узорами, словно зловещая татуировка. Остальные звери – их оставалось семь или восемь – кружили вокруг убежища, выбирая момент для нападения. Наконец один, видимо, самый храбрый или голодный, решился – коротко рявкнув, высоко подпрыгнул, норовя повиснуть на человеке, вцепившись тому в горло, однако наткнулся на выставленный посох и отлетел в сторону. Но и посох выскользнул из руки Бхулака, который выхватил топор и приготовился в безнадёжному бою. И тут положение изменилось.

Раздался резкий свист, и невесть откуда вылетевшая стрела пронзила одного из хищников насквозь. Тут же другая впилась в морду самого крупного седого волчары – вожака, который отскочил в сторону, воя от боли. А дальше стрелы полетели с радующей Бхулака частотой. Он ещё успел рубануть топором одного слишком близко оказавшегося к нему хищника, но вся стая, очевидно, осознав бесполезность драки, вслед за раненым вожаком исчезла среди огромных сугробов. На снегу, теперь ещё обильнее «татуированном» кровью, остались лишь три-четыре мёртвых или издыхающих волка.

Бхулак огляделся в поисках нежданных спасителей и увидел вставшие в трёх десятках шагов от его убежища сани, запряжённые лошадью, а не волом, – что само по себе было делом, до сих пор им невиданным. Да и лошадь казалась необычной – белой, словно тоже слепленной из снега, кое-где покрытым черными пятнышками. Ещё у неё имелась жёсткая стоячая грива. Эта небольшая коренастая и лохматая лошадка выглядела, тем не менее, очень сильной, да такой явно и была – поскольку доставила сюда массивные деревянные сани с двумя мужами на них.

Люди эти тоже были коренасты, скуласты, широколицы, со слегка раскосыми глазами, но белокожи. Надеты на них были расшитые узорами длинные полотняные рубахи, кожаные штаны, сапоги и распашонки из меха, на груди – ожерелья из медвежьих и волчьих клыков. У обоих луки, качество которых Бхулак уже оценил, а ещё он заметил на санях несколько копий с кремнёвыми наконечниками. И луки они из рук не выпускали, настороженно глядя на спасённого ими человека.

Дело обычное – чужакам не доверяет никто. Бхулак воткнул в сугроб топор, убрал за пояс кинжал и показал раскрытые ладони.

– Спасибо за то, что спасли меня, воины, – произнёс он на упрощённом смешенном языке, который понимали почти все народы степи. – Сегодня я не умер, благодаря вам.

Убедившись в миролюбии пришельца, незнакомцы тоже опустили оружие.

– Кто ты? – спросил один из них, постарше и покрупнее своего спутника.

– Меня зовут Бхулак, – он понятия не имел, как перевести своё имя на язык этих людей.

– Куда ты идёшь, Бхулак? – продолжал допрос старший.

Имел право – они стояли на их земле.

– По гласу бога моего иду я в далёкие страны.

Незнакомцы восприняли это совершенно спокойно – что же, вполне уважительная причина для дальнего путешествия...

– Меня зовут Енё, – представился наконец старший. – А это Карв, мой племянник. – кивнул он на молчаливого юношу. – Народ наш зовётся лэвали.

– Я слышал про вас, хозяева коней, – сказал Бхулак. – И шёл, чтобы переночевать в вашем селении. Примут ли меня там?

Вместо ответа Енё указал ему на сани, куда Бхулак и забрался. Лэвали побросали туда же и туши убитых волков, уселись сами и тронули лошадь.

– Мы ищем пропавший в буране табун, – заметил Енё. – Как найдём, поедем в посёлок.

Но долго им плутать по сугробам не пришлось: через несколько минут они наткнулись на небольшой табун, который пастухи, переждавшие буран вместе с конями в балке, гнали домой.

После того, как они переправились через небольшую замёрзшую речку с обрывистыми берегами, перед ними возникла поросшая хвойным лесом горная гряда, у подножья которой и стоял посёлок, каких Бхулак ещё не видел. И дело было не только в том, что он казался очень большим – крышами домов была усеяна почти вся долина. Эти большие круглые полуземлянки напоминали перевёрнутые корзины, а ещё – множество стоящих рядом огромных муравейников. И позже Бхулак понял, что сходство это ещё разительнее, поскольку все дома – многие десятки – соединялись подземными переходами. На самом деле большая часть деревни находилась под землёй, а наружу торчали лишь конусообразные купола жилищ, сложенные из добытых в горах сосновых брёвен, искусно уложенных, обмазанных слоем глины и покрытых сухой травой.

Суетившиеся вокруг домов люди издали тоже напоминали деловитых муравьёв, снующих по протоптанных между домами в снегу дорожкам. Были тут и лошади – много лошадей. В основном они таскали за собой всякие тяжести, вроде брёвен для ремонта пострадавших от вчерашней непогоды крыш. Но на самом деле коней тут было гораздо больше: когда они подъезжали к селению, Бхулак разглядел огромный загон для них, устроенный куске степи, ограниченном лесом и оврагами. Такие загоны имели и ореи, но Бхулак никогда не видел у них настолько большого – здесь содержались тысячи животных. Ещё несколько загонов поменьше примыкали к домам.

Люди радостно приветствовали возвращённый табун и с любопытством поглядывали на Бхулака. Взглядов враждебных он не заметил, что, в общем, было не слишком удивительным: лэвали славились как умелые воины, селения их были многолюдны и мало кто из врагов рисковал нападать на них. Так что, судя по всему, здешние люди привыкли к мирной жизни.

Сани остановились у одного из домов, украшенным конскими черепами.

– Здесь живёт мой род, – сказал Енё Бхулаку. – Зайди и этот дом станет твоим на столько, сколько ты захочешь в нём оставаться.

Склонив голову в знак благодарности, эмиссар сквозь распахнутые деревянные двери зашёл в ведущий внутрь узкий и низкий тамбур с несколькими земляными ступенями, хозяева последовали за гостем. Они оказались в полутёмном обширном помещении, явно нежилом: в нём сильно пахло лошадьми, да они тут и были – несколько маленьких ещё жеребят в загоне.

Пройдя дальше по подземному коридору, теперь уже оказались в настоящем людском жилище, наполненном обычными для него запахами, среди которых преобладал чад открытых глиняных очагов, дым от которых выходил в отверстие в куполе, к которому вела деревянная лестница. Здесь жило, наверное, несколько десятков человек, чьи пожитки – охотничье снаряжение, посуда и прочее – размещались в нишах, которые устроены были в глинобитных стенах комнат. Всё это очень напомнило Бхулаку родную Аратту.

Его усадили у очага, дали варёное мясо и шарики сухого творога из кобыльего молока, им же всё это следовало и запивать. После трапезы Енё указал ему на двухярусные нары у стены, приглашая отдохнуть. Бхулак по лестнице, тоже напомнившей ему Аратту, взобрался на верхнюю, где было тепло, а смрад ощущался не так сильно. Смертельно уставший, он мгновенно погрузился в долгий глухой сон.

Видимо, он проспал весь день и всю ночь, ибо, открыв глаза, увидел, как сквозь дымовое отверстие пробивались лучи рассвета. Дом просыпался для нового дня. Бхулак спрыгнул с нар, обулся и вышел наружу. Проходя по помещению с загоном для жеребят, он увидел, что юная девушка доит заведённую в загон лошадь. Та стояла тихо, терпеливо позволяя сцеживать молоко в сосуд с островерхим дном, которое девица зажимала между своих коленей. Дева с любопытством стрельнула на гостя глазами и вновь потупила взгляд, а тот отметил, что лицо её приятно на вид...

Утреннее солнце после полумрака жилища ослепило его. Снег сиял и искрился, словно пылал холодным пламенем, а люди существовали в нём наподобие бессмертных духов. Впрочем, волшебное это чувство длилось недолго – вскоре Бхулак вновь начал видеть всё более приземлённо: заснеженную равнину под утренними лучами, тёмные массы домов, занимающихся своими делами людей и лошадей.

Его заинтересовала ведущая куда-то коней группа мальчишек с лыжами за плечами, и он отправился за ними по одной из протоптанных в снегу дорожек. Так они вышли на окраину посёлка. Бхулак с большим интересом следил, как парни споро и привычно надевали на лошадиные морды приспособления для езды, причём сами животные относились к этому вполне спокойно. Бхулак вспомнил своего дикого Гхвера – вот тот бы нипочём не потерпел такого с собой обхождения, ибо носил своего хозяина по доброй воле. Похоже, лэвали и впрямь укротили этих диких зверей, и сделали это уже очень давно.

Взнуздав коней, они встали на лыжи и, уцепивший за длинные вожжи, начали понукать ими лошадей, которые бодро пошли по снегу, волоча за собой парней. Животные всё убыстряли ход, а мальчишки, перекликаясь звонкими голосами, ловко лавировали среди сугробов. Вскоре они исчезли за горизонтом.

Похоже, это была просто игра или соревнование, но таких игр Бхулак не видел никогда и нигде. Он задумчиво стоял, пытаясь представить, как ещё человек может использовать этих вольных зверей, коли те согласились ему покориться...

– Мать земли проклянёт их, – услышал он за спиной странный голос – высокий, но не женский.

Да и сам обладатель голоса выглядел необычно: с распущенными длинными чёрными волосами, но совсем безбородый, с лицом очень бледным, словно вовсе бескровным, в странном длинном одеянии – не мужском и не женском – расшитом узорами в виде треугольников, увешенном амулетами и полосками сыромятной кожи. В руке он сжимал длинный, волнистый, украшенный орлиными перьями посох-копьё с резной змеиной головой на конце – вместо раздвоенного языка изо рта у неё торчал острый кремнёвый наконечник. В общем, примерно так выглядят местные колдуны и прочие духовидцы, и дальнейшие слова незнакомца эту догадку подтвердили:

– Я Айце Открытый Череп, я говорю о здешних людях с богами и духами, – представился он.

Как и про пол, про возраст его тоже нельзя было сказать ничего определённого – может стар, но может и молод. Одно лишь казалось непреложным – тёмная и сильная воля, истекающая от него почти зримо.

– Я Бхулак, я гость среди лэвали.

Услышав ответ, колдун кивнул, показывая, что знает это.

– Почему ты говоришь, что Мать проклянёт этих мальчиков, Айце? – поинтересовался Бхулак.

– Не только их, – помотал головой тот. – Весь род лэвали.

– За что же?

– Ибо сошли с пути предков, которые жили тем, что убивали в степи коней. И им было этого достаточно, они благодарили Великую за мясо, которое та им дала, и не требовали большего.

Похоже, колдун часто произносил эту речь и помнил её наизусть.

– Но потом мой народ стал ловить жеребят и держать их в домах, чтобы те вырастали, не боясь людей, – продолжал он. – Они стали пить кобылье молоко, а потом и делать из него творог и напиток для опьянения. И придумали, как ездить на лошадях, как делают эти мальчишки, или те, кто запрягает их в сани.

– И что же в этом плохого? – Бхулак и правда не понимал возмущение собеседника.

– То, что раньше кони были для нас просто мясом, а теперь они стали для них... словно люди! – почти выкрикнул Айце. – И даже больше: лэвали воздвигли далеко в степи холм из камней, разрисовали его лошадьми и кланяются им, как богу! Такое надлежит делать лишь ради Матери. А они вызывают древнего проклятого Бога-зверя!

Теперь Бхулак понял: вновь старая пря между богами – женским и мужским... Наверное, она пребудет вечно.

– Кто ты, Айци, жена или муж? – спросил он прямо.

– Не то и не другое, – ответил тот. – Или и то, и другое. Я служу Матери и буду ей верен – я и те, кто идут за мной.

Похоже, внутри народа лэвали намечается серьёзный раздрай, и это следовало запомнить.

– Благая Мать земли теперь для нас Матерь змей, Матерь смерти, – мрачно продолжал женомуж. – Потому степь год от года всё больше сохнет, становится меньше воды и травы, и зверей. А главное – коней! Это знак нам, что скоро и людей не останется – если мы не уйдёт отсюда в края, которые Она нам укажет.

Бхулаку нечего было ответить на это – ведь он здесь лишь мимолётный прохожий...

– Скажи, – сменил тему колдун, – ты ведь пришёл издалека и видел много земель?

– Это правда, я странствую уже очень давно.

– Расскажи мне о странах вокруг нас – какая там жизнь, какие люди там живут, – попросил Айци.

Почему бы нет. Они с колдуном сели на кучу брёвен, заготовленных для ремонта крыш, и Бхулак долго рассказывал о дальних краях. О необозримых степях на западе, богатых хорошими камнями горах, дремучих лесах и великих реках на севере, и Золотых горах на востоке, куда недавно – по меркам эмиссара, конечно – добралась на своих запряжённых волами повозках одна из отраслей ореев. А колдун слушал и часто задавал вопросы, по которым Бхулак понял: тот не просто любопытствует, а что-то прикидывает.

Сообщение № 834.282/09 надзирающе-координирующего искина код 0-777.13.666.12/99...

Дополнение к аналитической записке о миссии «Основание империи».

Вероятность того, что эмиссар в процессе исполнения основной миссии войдёт в контакт с этносом, обозначаемым звуками «лэвали» и окажется в его поселении, составляла 87,9 процента. На этот счёт мною были разработаны мероприятия, полезные для создания благоприятного этно-социального и идеологического фона во внутреннем макрорегионе суперконтинента северной полушария, являющимся в настоящий момент ключевым для развития человеческой цивилизации в необходимом Нации направлении.

Вследствие алогичного решения эмиссара продолжать движение по зимней равнине, была реализована одна из вероятностных линий, разработка которой имелась в моей базе лишь в схематическом виде. По этой причине на актуальном отрезке последовательности событий они испытывали искажающее влияние многих случайных флуктуаций. Тем не менее основные узлы схемы были воплощены в реальности.

Лэвали, около двух г.м. назад продвинувшиеся в данный регион с северо-востока, примерно 0,7 г.м. назад перешли от охоты на травоядных равнинных стадных животных к производящему типу хозяйства, начав приручать вид непарнокопытных, называемых ими «лошадь».

Радикальное изменение эконмического базиса наложилось на очередной планетарный климатический цикл, повлекший для макрорегиона значительную аридизацию и, как следствие, сокращение кормовой базы биовидов. Сумма данных факторов вызвала не только генеральную перестройку экономического уклада культуры лэвали, но и социально-идеологические деформации в их обществе.

В частности, становление культа этих животных, заменивший для большинства населения типичный для присваивающей экономической модели культ природных сил, олицетворённых в женском божестве. В перспективе это трансформируется в культ единого космического божества, что для целей Нации является неприемлемым.

Междуречье Иртыша и Ишима. Селение коневодов. 2889 год до н.э.

...Они проговорили пару часов, после чего Айци поднялся и ушёл – так же неожиданно, как и появился. Ещё немного посидев и полюбовавшись степным пейзажем, Бхулак тоже возвратился в дом Енё, где ему была предложена пища.

– Ты говорил с Айци, – заметил за едой глава дома. – Чего он хотел?

– Знать о дальних краях.

– Пусть сам и исчезнет в них, – мрачно проговорил Енё. – Вместе со своими змеями.

– Кто такие змеи? – спросил Бхулак, но хозяин не ответил, а вместо того сказал:

– Мне кажется, ты необычный человек. Может быть, это сам Хозяин коней наслал на тебя волков, а нас прислал тебе на помощь.

Бхулак молчал, ожидая продолжения.

– Оставайся в моём доме столько, сколько захочешь, – предложил Емё. – Тебе предстоит долгий путь, а зимой в степи он опасен.

Предложение было хорошее: Бхулак и сам подумывал попросить хозяев оставить его до весны. Поводырь ведь его не торопил – времени на миссию было ещё много, пара сотен лет точно...

– Ты найдешь здесь пищу и кров, – продолжал между тем Емё. – И ещё...

Кивком головы он подозвал одну из сидящих у стен женщин. Это была давешняя девица, доившая кобылу, совсем юная, с прехорошеньким, хоть и местами перепачканным сажей личиком. Потупив глаза, она подошла к беседующим у очага мужчинам

– Это Кацве, одна из моих дочерей, – представил её Емё. – Она станет тебе хорошей женой, пока ты живешь с лэвали. И род твой продолжится в нашем народе.

Такие обычаи бытовали у многих племён, и суть их именно в том, чтобы влить в свой род семя сильного пришельца. Ничего плохого Бхулак в этом не видел – в конце концов, плодить детей и распространять среди людей своё потомство и было одной из его задач, как эмиссара небесных тьюи. А девушка ему нравилась...

– Спасибо тебе, Емё, – произнёс он с теплотой в голосе. – Ты добрый человек и мудрый вождь.

Когда дом стал отходить ко сну, Бхулак тоже забрался на покрытые душистым сеном и конскими шкурами полати. Тогда Кацве пришла к нему. Он пододвинулся, и девушка тихо улеглась на спину, не промолвив ни слова, словно бы даже дышать перестала.

Он знал множество женщин... может, тысячи – никогда не считал. Но до сих пор удивительным образом умел воспринимать в такие моменты каждую из них, как чудо. Кем бы они ни были: гордой смуглой египетской принцессой, изощрённой храмовой блудницей из Ура или конопатой простушкой из маленького охотничьего племени, скитающегося между дремучими лесами и хмурым студёным морем – каждая из них, даря свою любовь, творила волшебство. И чудом было это человеческое соединение, в болезненной и прекрасной страсти созидающее жизнь – которая сама по себе есть величайшее чудо, огненным цветком распустившееся в бесконечной мертвенной пустоте...

Он привстал на локте и легко положил руку на её покрытый испариной лоб. Девушка внешне никак не отозвалась на его прикосновение, но он почуял, как она вся сжалась внутри от томительного предчувствия. Склонился над ней и легко прикоснулся губами сначала ко лбу, потом к прикрытым векам. Она полуобернулась к нему, слегка поджав ноги, а он вслепую нашёл рукой её маленькую босую стопу и стал гладить, потом выше, приподнимая длинную расшитую рубаху, под которой не было ничего.

Она, конечно, уже имела какой-то опыт в этих делах, разогревалась быстро. Это хорошо. Он ощущал её запах – запах молодого женского тела, не слишком чистого, надо признать. Конечно – местные обитатели купались не слишком часто и лишь в реке, но ведь это летом... Ему было всё равно: он чувствовал себя словно бы лежащим на только что вспаханной, но пока ещё не засеянной земле, мягкой, пушистой, источающей сильные сырые запахи. Кто же думает в такие мгновения, приятны они или нет – лишь одно казалось сейчас важным: всё возрастающее и крепнувшее желание поскорее засеять эту пашню...

Он резко задрал подол, рука его достигла сокровенного и пальцы его начали там искусной танец, схожий с игрой на флейте. Кацве обхватила руками его шею и скрыла лицо на груди, усиленно сдерживая рвущийся из неё крик наслаждения. Но удавалось ей это недолго...

– Ты как лось... сильный и добрый, – пролепетала девушка в полузабытье, когда исполнилась вечность этой ночи.

Сообщение № 834.282/09 надзирающе-координирующего искина код 0-777.13.666.12/99...

Дополнение к аналитической записке о миссии «Основание империи».

...С другой стороны часть лэвали осталась в парадигме старого культа, который, однако, из-за радикальных социально-экономических трансформаций, значительно видоизменился. Он приобрёл агрессивные черты, а также значительно нарастил и усложнил технологии использования неочевидных натуральных энергий. Подобные идеологические схемы для целей Нации являются наиболее благоприятными.

Последователи модернизированного культа женского божества в среде лэвали в настоящий момент формируются в консорцию («люди-змеи»), которая с высокой вероятностью станет ядром эносообщества, ключевого для реализации последующих глобальных операций эмиссара, стратегии которых мною в настоящее время разрабатываются

Примечание 1

Очевидно, что для целей Нации необходимо оказывать всяческую поддержку мульту Матери змей у лэвали. Однако, принимая во внимание психологическую конфигурацию представителя Бхулака, очевидно и то, что он будет препятствовать данным действиям. Потому я не поставил его в известность о моих целях в отношении лэвали, тем более что результаты его действий и без того вполне укладываются в мою стратегию.

Междуречье Иртыша и Ишима. Селение коневодов. 2889 год до н.э.

...Змеи появились спустя луну после того, как он пришёл в посёлок. За это время он уже почти полностью сжился с лэвали – как и со всеми встречаемыми им племенами. Он трудился и развлекался с ними: ходил на охоту, ухаживал за лошадьми, даже научился от Кацве доить кобылиц – что как бы не очень пристало охотнику и мужу, но казалось ему любопытным, а на условности он уже давно не слишком обращал внимание. Вечером пел с мужчинами вокруг очагов в домах, днём играл с ними в их довольно суровые игры, например, когда десяток парней всеми способами старались отобрать друг у друга деревянную чурку. Научился он и скользить на лыжах, прицепившись к коню – чем очень удивил местных, поскольку этому они обучались с детства и считали, что чужак совершить такое нипочём не сможет. Но Бхулак и не был тут чужаком больше.

Кацве, кажется, испытывала радость от их отношений, хотя понимала, что он рано или поздно уйдёт, с Емё он вёл долгие доверительные беседы, с другими мужчинами всякое бывало, но откровенной вражды к нему никто не выказывал. А вот колдуна Айци он с первой встречи так и не видел – тот не жил постоянно в этой деревне, а где – об этот тут особенно не распространялись. Да и вряд ли большинству жителей хотелось бы оставить его надолго – женомужа они не слишком любили, хоть и прибегали к его помощи, когда заболевали или испытывали другие горести... Впрочем, как заметил Бхулак, встречались здесь хоть и немногочисленные, но горячие почитатели Айци – в основном из молодых парней, не пьющих молоко, не едящих творог и не желавших кланяться Хозяину коней в доме-молельне или идти в паломничество к посвящённой этому богу далёкой каменной башне.