Текст книги "Следы остаются (Роман)"

Автор книги: Павел Вежинов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 12 страниц)

– Ладно, но как же ты их возьмешь? Ведь в этой квартире живут люди. Ведь они услышат тебя?

– А я думал, что инженер уехал на курорт, – ответил Пешо сразу. – Я думал, что в их квартире никого нет.

– Так, а кто тебе сказал, что в квартире никого нет?

– Девчонка одна… Она живет в этом доме…

– А как ее звать?

– Ее зовут… нет, я не скажу вам как ее звать.

– Почему?

– Так. Потому что вы можете ей что-нибудь сделать.

– Ну-у и кавалер! – на этот раз непринужденно улыбнулся светловолосый. – Если я захочу, ты мне скажешь все, как миленький.

– Нет, не скажу! – мрачно и решительно заявил Пешо. – Это вам только кажется, что я скажу.

Опять гладкий лоб диверсанта прорезала глубокая морщина, но через секунду его губы растянулись в широкой механической улыбке, с которой он вел допрос до сих пор.

– Ну, ладно, сейчас не будем спорить по этому вопросу. Итак, ты пришел сюда, чтобы взять свои удочки… Где они?

– Я спрятал их в одно… одно потайное место.

– А именно?

– В кладовую…

– Хорошо, скажи мне где находится эта кладовая? Откуда можно пройти к ней?

– В кладовую можно войти через кухню…

– А есть в ней окно?

– Есть… то есть нет, нет.

– Та-ак. Скажи тогда, сколько комнат в квартире и как они расположены?

Этот вопрос не застал Пешо врасплох. Он видел квартиру Живки и предполагал, что квартира инженера приблизительно одинакового расположения.

– Сколько комнат в квартире? – нарочито небрежно переспросил он. – Есть большая гостиная с окнами на улицу… Из гостиной большая двухстворчатая дверь ведет в кабинет…

– Какая именно?

– Такая – стеклянная, входит в стены, раздвижная… Напротив этих дверей есть другие, которые ведут в спальню.

Светловолосый замолчал, потом пододвинул свой стул совсем близко к Пешо. Мальчик, внимательно следивший за ним, ничего особенного не заметил его выражении.

– Посмотри мне в глаза, – сказал светловолосый изменившимся, немного резким и пискливым голосом. – Прямо в глаза мне посмотри!

Пешо, словно загипнотизированный, посмотрел на него.

– Так… так вот, малый, я тебе скажу, что ты бессовестный лжец. Смотришь мне в глаза и лжешь.

– Я не вру! – сказал глухо Пешо.

– Врешь!

– Не вру!

В воздухе неожиданно мелькнула маленькая белая рука диверсанта, резко и сильно прозвучала пощечина. Мальчик ударился головой о кафель и ему показалось как будто что-то потекло по ударенной щеке – может быть, кровь или пот.

– Не смейте бить! – с глубокой яростной ненавистью крикнул Пешо. – Вы дорого поплатитесь за это!

– Я раздавлю тебя, лжец такой! – злобно прошипел светловолосый.

– Я не лгу!

– Лжешь! Я докажу тебе сразу же, что ты лжешь! Во-первых, в квартире нет никакой кладовой! Во-вторых, кроме гостиной есть только одна комната, а не две, и никаких стеклянных дверей нет!

– Может быть, я забыл! – ответил глухо Пешо.

– Как это можно забыть дом, в котором жил?

– Можно… Мы жили здесь давно, я и забыл.

– Когда?

– Да… наверное, лет десять тому назад…

– Десять лет! – злобно повторил светловолосый. – А тебе сейчас сколько лет?

– Двенадцать!

– Ясно!.. – диверсант насмешливо посмотрел на него. – Да ты, значит, настоящий вундеркинд! Просто… чудо природы!

Пешо не понял насмешки.

– Да, да! – покачал головой светловолосый. – Двухлетним ты играл удочками, даже прятал их в несуществующие кладовки. Молодец!

Пешо почувствовал, как его сердце сжалось и похолодело. «Вот – сам запутался в своей лжи, не сумел выдержать!» Не зная, что ответить, он хмуро молчал.

– Слушай сейчас внимательно, что я тебе скажу! – начал снова светловолосый диверсант. – До сих пор ты непрестанно врал. Даю тебе минуту сроку, чтобы ты подумал и сказал нам правду добровольно! Если не скажешь, у нас есть много способов силой заставить тебя говорить! Только я предупреждаю тебя, солоно тебе придется!

Он замолчал и уставился на свои красивые золотые часы. Пешо опять лихорадочно стал думать. Придумать в эту короткую минуту новую ложь показалось ему невозможным и противным. Так или иначе, они запутают его своими многочисленными вопросами и поймут, что он опять лжет. Тогда, может быть, сказать им правду? Никогда! Пешо внезапно почувствовал такую смелость и решительность, что понял сразу – никогда! Что бы они ни делали, как бы его ни мучили, он не скажет им правды. Так вел себя когда-то его отец, так сделает и он. Что бы ни случилось, что бы они ни сделали с ним, он будет молчать, и хотя он не взрослый, а мальчишка, он выдержит, он не будет, ни в коем случае не будет хуже отца!

– Готово! – сказал светловолосый диверсант. – Время истекло! Будешь говорить?

– Не буду! – сказал Пешо резко, и глаза его засияли решимостью, его красивое смуглое лицо стало еще красивее и светлее. Это вдохновенное выражение не ускользнуло от внимательно наблюдающих глаз диверсанта, и он удивленно спросил:

– А почему, разрешите спросить? Что особенного… чудного и страшного в таком простейшем деле? Почему ты не хочешь говорить?

– Так, – упорно и мрачно сказал Пешо.

– Но почему так?

– Потому что я вообще не хочу говорить… с предателями!

Впервые диверсант вздрогнул и серьезно и пристально посмотрел на мальчика. Пешо сразу же понял, что сделал ошибку, что подсказал им то, о чем, он знал, не надо было говорить.

– Интересно! – пробормотал злобно светловолосый. – А почему это мы предатели?

– А что вы делаете здесь с этим аппаратом? – Пешо кивнул головой в сторону передатчика. – С кем у вас связь?

– Так! Значит, ты не хочешь говорить?

– Не хочу!

– Тогда мы силой заставим тебя! – сказал светловолосый и повернулся к дверям. – Принеси мне шнур от плитки!

Диверсант с грубым лицом молча вышел и вскоре вернулся с электрическим шнуром. По его вспыхнувшим глазам можно было понять: он догадался, что будут делать с мальчиком. Светловолосый диверсант оторвал нижнюю часть шнура, отделил проволочки, потом воткнул штепсель в контакт прямо над головой мальчика.

– Ясно тебе? – спросил он тихо, оглядывая мальчика холодным змеиным взглядом.

– Нет, мне не ясно! – ответил глухо Пешо, хотя он уже догадался.

– Сейчас ты поймешь! Электрический ток спокойно может убить взрослого, а уж тем более такого мальчишку, как ты. Ну, мы тебя опалим немножко. Что ты скажешь об этом? Не лучше ли тебе сказать все добровольно?

– Мне нечего говорить! – ответил Пешо, и глаза его снова засияли.

– Хорошо, посмотрим! Вот, только для опыта!

Светловолосый быстро коснулся руки Пешо оголенной проволокой. Электрическая искра тряхнула худенькое тело мальчика, он слабо вскрикнул.

– Будешь говорить?

– Нет!

Лицо мальчика опять стало гордым и светлым, каким, наверное, было лицо его отца, когда его истязали в полиции.

– Заткните ему рот! – сказал решительно светловолосый. – Он и так ему не нужен!

Диверсант с грубым лицом наклонился над Пешо и быстро завязал ему рот.

Через пят минут все три диверсанта сидели за низким круглым столиком в гостиной. Комната была совсем темной, потому что они боялись зажечь электричество, и хотя сидели совсем близко друг к другу, они не могли видеть даже своих лиц, которые были сейчас действительно мрачными и встревоженными. Майор уже совсем отрезвел, диверсант с грубым лицом неспокойно сопел. Только светловолосый как будто сохранил присутствие духа.

– Ясно, мальчишка не заговорит! – сказал он тихо и задумчиво. – Этот экзальтированный типчик, наверное из коммунистической семьи, здорово наглотался разными «Молодыми гвардиями»…

– Оставь его мне, – сказал майор, – тогда посмотрим.

– Нет времени, да и смысла! Я не верю, чтобы мы узнали что-то особенное. Мне кажется, что это просто какая-то мальчишеская история, иначе до сих пор органы Государственной безопасности уже схватили бы нас…

Эта возможность была такой страшной, что все трое на мгновение замолчали.

– Для нас есть только один важный вопрос! – продолжал светловолосый, понизив голос. – Как действовал мальчишка, один или с помощниками? Однако, явно, что милиции они не сказали ничего, иначе мальчишка не был бы сейчас один. Из двух вероятностей мы должны допустить худшую – у мальчишки есть и какие-то помощники, и другие знают о нашей квартире. Тогда самое позднее утром они узнают, что их дружок исчез, и глядь – на этот раз заявятся не одни!

– Как бы этой ночью не заявились! – мрачно отозвался майор. – Может быть, пацан вошел сюда, а другой на улице поджидает!

– Не верится! – сказал светловолосый, но на этот раз в его голосе впервые мелькнула тревога. – Ты ведь говоришь, что внизу дверь заперта.

– Заперта…

– Он бы не запер ее, если бы внизу его ожидал помощник. Мальчик, видимо, хотя бы на этот раз, действовал один…

– Неизвестно! – встревоженно просопел майор.

– Верно, что неизвестно… Так или иначе мы немедленно должны смыться. Я сейчас же позволю Б8, предупредим и Тороманова. Через полчаса нас не должно здесь быть.

– Это самое умное из сказанного до сих пор! – просопел молчаливый диверсант. – Чем раньше, тем лучше!

– А что делать с мальчишкой? – спросил майор.

– Оставим его связанным здесь! – ответил равнодушно светловолосый.

– Глупости! – отозвался сердито диверсанте грубым лицом. – Лучше всего перед уходом кокнуть его!

– Зачем?

– Как зачем? Да ведь паршивец знает уже все! Он знает о передатчике, хорошо изучил наши морды! Завтра в Государственной безопасности будет полнейшее описание всего! Тогда даже милиционеры смогут нас узнать.

Светловолосый диверсант знал это лучше него и все же решительно был против убийства. Дело было в том, что оба его помощника имели тяжелые приговоры, вынесенные местной властью, для них не было пути назад. Его личное положение, однако, не было столь безнадежным. Даже если его и поймают, он сможет отделаться каким-нибудь сносным приговором, а убийство мальчика приведет его прямо на виселицу. Но разве можно сказать им об этом? Нельзя! С другой стороны, он уже не верил в хороший исход дела после такого длинного добровольного заключения в квартире инженера.

– Я не согласен на его убийство! – сказал он решительно. – Мы должны не забывать, что у пас не только диверсионные задачи, но и политические! Если мы убьем мальчишку, их пропаганда использует это и настроит против нас весь народ! Как вам это кажется – зверски убитый мальчик! Да ведь и у самого простого зеленщика волосы дыбом встанут. Нет, нет, я не согласен!

– А согласен, чтобы мы сами положили голову под топор? – сердито пробурчал диверсант с грубым лицом. – А я вот не согласен.

– И я! – добавил сухо майор.

Светловолосый диверсант посмотрел на светящийся циферблат своих часов и обратился к майору:

– Иди сразу же к передатчику! Нас скоро будут вызывать!

Майор быстро встал со своего места.

– Что передать?

– Передай, что группа по непредвиденным обстоятельствам уедет на объект 14 этой ночью, а не завтра ночью.

И помолчав мгновение, обратился к диверсанту с грубым лицом:

– Иди и ты, помоги ему справиться с шифром! Я сразу же свяжусь с Б8 и устрою наш отъезд.

Оба диверсанта, охваченные тревожным нетерпением, быстро пошли к ванной комнате. Светловолосый мужчина постоял немного на своем месте, потом чуть слышно вздохнул и пошел к телефону. Непредвиденные события, вопреки его кажущемуся спокойствию, плохо отразились на его самочувствии.

ЮЛИЯ ДЕЙСТВУЕТ

Юлии было мучительно и страшно ждать в заброшенном дворе. Спрятавшись в кустах, она вздрагивала от полуночной прохлады и от страшных мыслей, приходивших ей в голову. Время от времени вспархивала в темных ветвях птица, кошка внезапно прыгала на изгородь, и Юлия испуганно замирала на своем месте. Но в эти минуты она больше всего боялась за своего маленького друга, который так странно исчез в большом белом доме. Что случилось с ним? Почему он не выходит? Хотя в эти страшные минуты ей было совсем трудно думать спокойно, она понимала, что нет никаких разумных причин задерживаться так долго внутри. Сколько времени нужно, чтобы проверить, открывает ли ключ двери? Наверное, не больше пяти минут. До сих пор прошло много раз по пять минут, а от Пешо не было и следа.

Куда пропал он? Жив ли или уже случилось какое-нибудь непоправимое несчастье?

Терзаемая противоречивыми мыслями, она ждала за оградой и не отрывала взгляда от подъезда. А действительно ли он вошел в дом? Она не уверена, потому что не видела. Но куда может пойти он в этот поздний ночной час? Уж не пришло ли ему в голову немедленно сообщить милиции – сообщить еще этой же ночью, чтобы избежать какой-нибудь опасности? И это было возможным, но ей не верилось. Она чувствовала, что он там, внутри, в большом белом доме, и дрожала от страха. Что случилось с ним, почему он не выходит?

Наконец Юлия поняла, что ждать здесь дольше опасно и бессмысленно. Если с ним случилось несчастье, она должна помочь ему, спасти его. Хотя она и поняла это, ей было невыразимо трудно оторваться от своего места. Ей казалось, что стоит ей пойти куда-нибудь, как там, наверху, произойдет страшное несчастье, которое уже никто не сможет поправить. Да, лучше сразу же побежать в милицию, предупредить, попросить помощи, но, несмотря на это, у нее не хватало воли тронуться с места и оторвать взгляд от неподвижных дверей.

Так прошло еще четверть часа. Наконец, собрав всю силу воли, она медленно вышла из дворика. Дверь была все такой же неподвижной, окна инженера – все такими же темными. Но где искать помощи? Где отделение милиции? Внезапно она вспомнила, что мальчики собирались идти в Министерство внутренних дел. Кто-то говорил, что там обязательно есть дежурный начальник. Хорошо, она пойдет туда! Юлия знала, где находится громадное массивное здание Министерства внутренних дел, но сейчас ей было трудно ориентироваться. Она вышла на трамвайную линию, осмотрелась и поняла: если пойдет по линии, то, достигнув маленького сквера, она увидит за ним само Министерство.

Пока она спешила по безлюдной улице, поднялся вихрь, в воздухе понеслись клочки бумаги. Через некоторое время закапали и одинокие крупные капли, но скоро перестали. Через четверть часа Юлия подошла к скверу и, завернув за угол, увидела выросший перед ней огромный каменный фасад Министерства. В двух местах светились окна, и Юлия, ободренная, поспешила вперед.

Подойдя к зданию, она смущенно остановилась. К каким дверям подойти, кому позвонить? Было что-то трогательное в этой полуночной картине: мрак, ветер и она, совсем одна, маленькая и беспомощная у громадного тяжелого массива Министерства, поднявшая к окнам свой маленький носик, с развевающимися от ветра светлыми волосами. Кому позвонить, кого позвать?

Внезапно она вздрогнула. В тени здания зашевелилась человеческая фигура и, когда она вышла на освещенное место, Юлия увидела, что это солдат – серьезный, даже хмурый, с автоматом на груди.

– Кого ты здесь ждешь, девочка? – спросил он строго.

– Товарищ солдат, – быстро, задыхаясь начала Юлия, – я должна сейчас же поговорить с самым главным начальником!

– С каким начальником?

– С дежурным, – догадалась она.

– Здесь нет начальников! – немного сердито ответил солдат. – Ну, иди! Как это можно, чтобы дети бродили по ночам?

– Но, товарищ солдат, – быстро и отчаянно зашептала Юлия, – диверсанты, товарищ солдат, поймали Пешо…

– Какого Пешо?

– Пешо – мальчик. Диверсанты его поймали и заперли в… комнате!

Солдат невольно улыбнулся. Приснилось ли что-то этой девочке, или читала она до поздней ночи какую-нибудь книгу? Нет у диверсантов других забот, как ловить детей и запирать их в комнатах! И что это за родители, которые не следят за своими детьми! Как это можно!

– Слушай, девочка, сразу же иди домой! – сказал строго солдат. – Слышишь, иди немедленно!

– Ну, прошу вас, товарищ солдат, – отчаянно всхлипнула Юлия. – Прошу вас, ведь Пешо убьют!

– Я не имею права разговаривать с тобой, – сказал солдат. – Я на посту! Ну, иди!

– Да как же… Ведь они…

– Иди, иди! Если что-нибудь есть, пусть придет твой отец!

Солдат повернулся и пошел на свое место. Его подкованные сапоги застучали по тротуару; блеснул, перед тем, как исчезнуть в тени, автомат. После нескольких часов напряжения Юлия почувствовала, как все в ней сломалось, она опустила голову, заплакала, роняя крупные, горячие слезы и пошла вниз по улице.

Полковник Филиппов сидел один в своем кабинете, углубившись в сведения, переписку и документы, лежащие перед ним в папке. Не впервые случалось ему задерживаться допоздна – для него в последние годы это стало почти ежедневной практикой. В эти годы враги республики резко усилили свою деятельность, всячески стремясь смутить свободную и счастливую жизнь. Они засылали диверсантов через соседние капиталистические страны, сбрасывали их с самолетов в малонаселенные районы, вербовали среди остатков разгромленного капиталистического класса вредителей и шпионов, провокаторов и убийц. Большая часть этого подбирающегося к сердцу родины сборища попадала в руки пограничников, но все же многие пробирались безнаказанно в большие города и жизненные центры страны. Они были не только счастливчиками, но и самыми опытными и, конечно, самыми опасными. У них была возможность вредить, и они вредили. С ними он должен был бороться денно и нощно, без отдыха, ни на секунду не выпуская ниточки, которые он держал в своих руках.

Наконец полковник поднял голову от бумаг. Лицо его было широким, смуглым, жестким – не раз дожди и ветры били ему в лицо, не раз он замерзал в годы тяжелой немецкой оккупации. В эти годы он узнал и голод, и суровую боль ран, и беспощадную жестокость врагов. Его широкое, светлое, добродушное лицо стало жестким и темным, глаза приобрели суровый стальной блеск, но вопреки этому в глубине своего сердца он остался почти таким, каким был в молодые годы. Это особенно было заметно, когда он улыбался широкой добродушной улыбкой, которая почти скрывала его глаза, и в такие моменты человеку трудно было бы узнать в нем руководителя органов, перед которыми дрожала целая армия врагов.

Но сейчас полковник не улыбался. Его взгляд снова приобрел свой стальной отблеск, хотя усталость и покрыла его виски тонкими морщинками. Несколько диверсантских групп расползлось по стране, темными ночами пищала вражеская радиостанция, но несмотря на все усилия, его люди не могли ее открыть. Она работала довольно ловко, умело сменяла длину волн и время передач, которые велись на таких интервалах, что невозможно было ее обнаружить. Что делать? Группа, которой было поручено открыть ее, работала крайне напряженно, но все еще не было никаких результатов.

Где-то вдали прогремел гром. Уж не пойдет ли дождь? Полковник встал и открыл окно. По небу шли низкие, разорванные облака, но дождя еще не было и, может быть, и не будет, потому что дул сильный ветер. Он посмотрел вниз на тротуар и удивленно поднял брови. Маленькая девочка что-то говорила часовому, очевидно о чем-то просила, на что-то настаивала, но солдат упорствовал. Он услышал только громкое «иди, иди», потом девочка пошла и горько заплакала. Полковник в недоумении почесался. Это еще что? Вид заплаканной девочки словно кольнул его в сердце. Он следил за ней некоторое время, неожиданно взволнованный – такой маленькой и беспомощной казалась она с этой высоты – и потом быстро направился к телефону и набрал номер караулки.

– Начальник караула? – строго спросил он. – Немедленно приведите ко мне девочку, которая говорила с часовым на втором посту! Торопитесь, чтобы не упустить ее!

Полковник положил трубку и снова посмотрел в окно. Улица была пуста, девочка, наверное, завернула за ближайший угол. «Найдут!» – решил он успокоено и снова сел на свое место. Хотя ему и хотелось продолжить свою работу, ум его рассеивался, образ одинокой плачущей девочки настойчиво преследовал его.

Наконец в дверь постучались и вошел дежурный офицер. Он ввел с собой ту самую девочку, но на этот раз она не плакала, все ее лицо словно озарилось радостной надеждой. Полковник быстро встал, дал ей стул и как, только они остались одни, – решительным жестом выдвинул ящик стола. Там он всегда держал пакетик с мятными конфетами, которые употреблял, чтобы меньше курить. Конфеты были на своем месте, но полковник, посмотрев на них, отказался от своего намерения: что-то во всем виде девочки, в ее лихорадочном взгляде, в чудном озарении ее красивого лица как-то подсказывало, что конфеты будут не к месту.

– Ну? – спросил он дружелюбно. – Говори, девочка, что случилось?

– Товарищ начальник, – начала Юлия и горячо, и умоляюще, – поторопитесь, товарищ начальник, диверсанты поймали Пешо…

Эти слова смутили даже полковника – он не ожидал такого резкого начала.

– Спокойно, девочка, какие диверсанты и какой Пешо?

– Мы, товарищ начальник, случайно открыли диверсантов.

– Кто это вы?

– Мы – ребята…

– Хорошо, хорошо, начни тогда сначала…

Юлия начала сначала. Ее рассказ был несвязным, довольно путанным, но полковник, слушавший с напряженным вниманием, понимал все и чувствовал, что ему говорят истину, а не детские выдумки. Хотя он и был глубоко удивлен и даже поражен этой историей, редкой интеллигентностью и находчивостью своих неизвестных помощников, лицо его оставалось сдержанным, взгляд спокойным, словно ничего особенного и не произошло, словно ему рассказывали обыкновенную уличную историйку. Но когда Юлия дошла до случая со счетчиком, до таинственного движения его колесика, он вздрогнул, задал ей несколько дополнительных вопросов и быстро поднял телефонную трубку.

Первым делом он объявил в дежурной части боевую готовность, потом связался с гаражом и дал несколько дополнительных приказаний. Когда он положил трубку, его лицо казалось немного покрасневшим, в глазах появился огонек.

– А потом что произошло? – спросил он с интересом. – Только короче.

Юлия сама чувствовала, что нужно торопиться. Когда она кончила, полковник взял трубку и сказал телефонисту:

– Свяжите меня сразу же с Кириллом Андреевым, звоните, пока не ответит!

Он хорошо знал отца Пешо, они известное время были вместе в Сливенской тюрьме. Пока он задавал дополнительные вопросы Юлии, глаза девочки стали снова тревожными, потом почти испуганными.

– Мы должны ехать, товарищ начальник! – сказала она умоляюще. – Его могут убить!

В этот момент зазвонил телефон, полковник поднял трубку.

– Это ты, Андреев? – спросил он спокойно. – С тобой говорит полковник Филиппов! Слушай, у меня к тебе срочный вопрос, хочу чтобы ты срочно ответил: твой сын Пешо дома, в своей кровати?

– Конечно, дома, – ответил удивленно сонный голос.

– От тебя требуется проверит это!

– Но что это за глупости!

– Проверь, проверь! Время не ждет!

Юлия напряженно ждала. Полковник, не отнимая трубки, посмотрел на нее, чуть улыбаясь, ободряюще, словно хотел сказать: «Сейчас, сейчас! Сразу же, как ответит – едем!»

Долго ждать не пришлось – полковник вздрогнул и стал слушать.

– Ну? Так? – спросил он с напряженным лицом. – Не беспокойся, ничего опасного нет! Нет, тебе говорят, что ты болтаешь о каких-то несчастьях! Нет, сейчас не могу! Не могу, спешу! Жди у телефона, скоро опять позвоню тебе.

Юлия не знала, как называется улица, на которой жили диверсанты и пришлось взять ее с собой. Две мощные машины полетели по пустынным улицам, которые стали немного скользкими, потому что, пока Юлия была в Министерстве, прошел короткий дождь.

Скоро они приехали на улицу и остановились у дома. Из большой машины вышла целая группа людей, которые сразу же разбежались в различных направлениях и словно провалились сквозь землю. Полковник повернулся к Юлии.

– Ты будешь ждать здесь! – сказал он ласково. – Скоро я приведу твоего друга.

– Можно и мне? – умоляюще попросила Юлия.

Полковник улыбнулся:

– А если начнут стрелять?

Когда Юлия осталась одна, ее снова охватил леденящий страх. Неужели будут стрелять? Что будет с Пешо в этой стрельбе? Она хотела крикнуть, но полковник уже ушел. Через стекло Юлия видела, что окна на первом этаже вспыхнули, показался молодой мужчина в пижаме, с которым заговорили люди полковника Филиппова. Юлия знала, что это художник, у которого они попросили ключ от подъезда.

Полковник поднялся по лестнице со своими людьми. Как всегда в подобных случаях, он был спокоен и уверен в успехе. Если бандиты еще внутри, они не убегут. Едва ли и окажут сопротивление. Всегда, когда они чувствовали над своими головами железную руку народной власти, бандиты делались мягкими как воск, теряли самообладание, быстро капитулировали. Хотя полковник никогда не недооценивал своих врагов, хотя воевал с ними с полным напряжением, все же в глубине души он презирал их и часто небрежно относился к опасностям, угрожающим его жизни.

Группа остановилась перед дверью инженера. Филиппов позвонил долго и настойчиво. Все стали ждать с револьверами наготове.

Изнутри никто им не ответил. В квартире царила мертвая тишина, словно там никого не было и никто не жил там в отсутствие инженера!

Приходилось звонить снова и снова.

Никакого ответа!

Внезапно открылась соседняя дверь, на пороге показался пожилой человек в пижаме, с сердитым, все еще сонным лицом. При виде военных, сонное выражение сразу же пропало, он смущенно заморгал и забормотал какие-то извинения.

– Войдите в свою квартиру, гражданин! – сказал учтиво полковник. – Спите спокойно, ничего особенного не случится!

Смущенный человек поспешил убраться.

– Взломайте дверь! – спокойно приказал полковник. – Ждать мы больше не можем!

Полковник первым вошел через взломанную дверь и сразу включил свет. Прихожая была пуста, но в полном беспорядке, на мозаичном полу валялись осколки разбитой бутылки, остро и неприятно пахло давно непроветренным помещением и алкоголем.

– Коньяк! – безошибочно определил полковник Филиппов, хотя сам и не пил.

Из прихожей вели три двери. Правая была большая, из матового стекла, вероятно, она вела в комнаты. Слева была обыкновенная кухонная дверь с маленьким, тоже матовым стеклом. Третья дверь находилась против входа, она была довольно узкой, вся белая и, наверное, – подумал полковник – вела в ванную. Он решил, что ванная будет первым плацдармом в чужой квартире, и решительно нажал на дверь. Она открылась сразу же, но он почувствовал, что ударил во что-то мягкое и податливое, словно дверь уперлась в человека.

Полковник онемел. Дверь может удариться так, если за ней мешок с одеждой или человеческий труп.

Человеческий труп!

Он лихорадочно зажег свет и одним взглядом охватил все это тесное белое помещение. На мозаичном полу действительно лежала, крепко связанная веревками, человеческая фигура, точнее – это была мальчишеская фигура. Рот его был завязан белой салфеткой, но глаза смотрели на полковника нерадостно и мрачно, словно пришли не освобождать его, а арестовывать.

Одним движением полковник снял салфетку и взволнованно встал на колени перед мальчиком.

– Бандиты убежали! – сокрушенно сказал Пешо.

Полковник сразу понял, что происходит в душе мальчика и, заставив себя подавить собственное огорчение и разочарование, сказал улыбаясь:

– Ничего, но этот раз они не убегут далеко.

Два помощника опустились на колени и сразу же развязали мальчика.

– Здесь в ванной был передатчик, – сказал Пешо. – Совсем маленький, подмышкой можно носить.

Полковник кивнул.

– Это я уже понял… А давно бежали диверсанты?

– Не меньше часа тому назад, – ответил глухо Пешо.

Полковник задумался, потом спросил:

– В квартире есть телефон?

– Не знаю, товарищ полковник, я был только в ванной…

– Идем со мной…

Они прошли в гостиную. В большой, элегантно обставленной гостиной все было так разбросано, словно через нее пронеслась летняя буря. Как и в прихожей, здесь нестерпимо воняло непроветренной комнатой, алкоголем, грязным бельем. На полу валялись пустые бутылки, серебряные бумажки от шоколада, окурки, рваные газеты и больше всего – куски хлеба и колбасы. Осмотревшись, полковник Филиппов заметил телефон и с радостью констатировал, что тот не поврежден. Он подошел к нему и стал быстро набирать какой-то номер.

– Товарищ полковник, а откуда вы знаете, что я здесь? – внезапно спросил Пешо.

– От Юлии… Подожди минутку!

Не успел он набрать номер, как ему сразу же ответили, словно там ждали с трубкой в руке.

– Товарищ Андреев? – спросил полковник, шутливо меняя голос. – Говорите!

Потом, повернувшись к Пешо, ласково сунул ему в руку трубку.

– Держи!

Глубоко взволнованный и пораженный неожиданным ходом событий, Пешо взял трубку и прижал ее к уху.

– Папа… – сказал он тихо, осипшим от волнения голосом. – Это я!