Текст книги "Улыбка лорда Бистузье. Часть вторая из трилогии"

Автор книги: Павел Шуф

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 12 страниц)

– Кто начнет?– деловито спросил Сервер.

– Давайте я! – вызвался Стасик.

Мы договорились, как станем сменять друг друга, и отправились по домам – завтра каждый из нас должен был принести сочинение на тему «Моя любимая профессия». Его план нам продиктовал Эммануил Львович.

Стасик остался на посту. Получилось у него вот что...

Он выждал момент, когда Васька вышел из калитки и решительно заспешил куда-то. Стасик осторожно двинулся следом. Вскоре Васька Кулаков зашел в гастроном и свернул в дальний его угол, к мясному отделу. Стасик скользнул в магазин и, спрятавшись за тумбой, стал наблюдать за Кулаковым.

То, что увидел Стасик, поразило его. Васька, задрав голову и уперев руки в бока, прилежно изучал красочную схему, висевшую над пнями для рубки мяса.

Это была схема разделки туш. Говяжьих и бараньих. На схемах безголовые туши были расчерчены на многоугольники и напоминали план местности, сделанный с помощью аэрофотосъемки. На треугольниках, квадратах и овалах – цифры, означавшие, к какому сорту относится данное место на плане коровы или барана.

Итак, Васька изучал схемы разделки туш! Занятный интерес...

Сердце Стасика сжалось как кулак... Это ли не момент разоблачения?! Это ли не триумф его, Стасика, интуиции? Ведь ясно теперь, что Васька решил спрятать концы в воду – то есть избавиться от главной улики, от ежа. Он попросту решил освежевать его, а целебное мясо незаметно продать. И, наверное, рассудил, что самые ценные места совсем одинаковы – что у коров, что у ежей. Потому и изучает схему, будто ему по ней завтра экзамен сдавать.

Медлить было нельзя. Убедившись, что из гастронома Васька все тем же бодрым шагом возвращается домой, Стасик поспешил сообщить нам о своем наблюдении. Ведь надо было действовать стремительно – похоже, жизнь ни в чем не повинного ежа висела на волоске.

Военный совет мы вновь проводили на тахте у развилки. Все решили молниеносно: идем прямиком к Ваське! Нельзя давать опомниться юному любителю разделки ежей. Берем Ваську с поличным!

– Может, я не пойду?– взмолилась вдруг Замира.– Мальчики, идите без меня, а?

– Все пойдем! – отрезал Стасик.– Чем больше свидетелей, тем лучше. Чего это ты от коллектива отбиваешься?

–Я? – испугалась Замира.– Я как все...

И мы двинулись к дому Кулакова.

Увидев нас вчетвером, Васька и бровью не повел. Не испугался, не растерялся и даже не удивился. Его выдержке хоть позавидуй. Васькины нервы будто из алмаза. Можно сказать, почти разоблачен, а как уверенно держится...

–Где еж?– спросил Стасик, сверля Ваську взглядом насквозь.

Но алмаз не спешил крошиться. Васька рассмеялся.

–Вот пристали!– хохотнул Кулаков.– Сказал же вам, что не брал. Ну и люди! Ищите сами, если не верите. Ищите, ищите – дома никого нет. Отец на работе...

–А еж? – сощурился я.

–У ежа и спросите!– вывернулся Васька.

–И спросим! – заверил Сервер.– Найдем и спросим.

Васька развел руками, уселся на стол, поставив ноги на табурет, и сказал:

–Желаю успеха! Давайте, давайте – а я погляжу. Валяйте обыск, сыщики-разыщики.

–Потише ты! – осадил его Стасик.– Помалкивал бы лучше.

Мы огляделись. Где искать ежа? Куда мог его упрятать Васька? Если учесть, что он явно собирался разделать ежа по схеме, которую так старательно изучал совсем недавно, то, вполне вероятно, еж сейчас был где-то здесь или в сарае. Но где? И хотя сам Васька охотно приглашал нас искать ежа, было, честно говоря, жутковато рыться в чужом доме. Мыто знали (кто же этого не знает, хотя бы из кино!), что настоящий обыск – дело не такое уж простое. На него разрешение нужно иметь, никак не иначе. Даже к закоренелому и явному преступнику приходят с ордером, чтобы все было по закону, а не по злобе на него. Хоть сто раз уверен, что краденая вещь у него, а все равно получи-ка сперва разрешение. Никакого ордера на обыск у Васьки у нас, конечно, не было. Мы переминались с ноги на ногу, подталкивали друг друга локтями и робко озирались.

–Ну что же вы! – взбадривал нас Васька и гулко хлопал себя по коленям.– Что стоите, раз уж пришли за ежом своим. Хватайте его скорее и уходите.

Он откровенно вышучивал нас, насмехался, видя нашу нерешительность, робость. Как же – отлично понимал, что не станем мы сами ходить по чужому дому с самовольным обыском. Первой сдалась Замира.

–Мальчики...– робко пискнула она.– Пойдемте отсюда... Пожалуйста...

–Никуда не уйдем! – решительно отрезал Сервер.– Пока сам не отдаст – не уйдем.

–Вот и отлично! – хохотнул Васька.– Значит, школу не закончите. До конца десятого класса здесь стоять будете из-за своего ежа.

–И будем! – спокойно кивнул Сервер.– Хоть до пенсии. А ежа отдай. Говори, Стасик!– он резко обернулся к Барханову. – Рассказывай, что видел в гастрономе. Давай!

При этих словах Васька Кулаков вздрогнул. Алмаз, похоже, начинал плавиться. Ничего. Ничего,– подумал я,– сейчас ты у нас станешь шелковым. И тоже подмигнул Стасику:

– Давай про гастроном.

Но тут снова удивила Замира. Она жалобно уронила:

–Мальчики, давайте не будем... Нехорошо ведь...– и осеклась под нашими суровыми взглядами.

Три взгляда, будто три клинка, сошлись на ней, и она осеклась. Удивительно! С девчонками не алмаз дробить, а разве что бумагу жечь. Ну и соратница! Мешает делу в самый неподходящий момент. У такой растяпы, ясное дело, из-под носа не то что ежа – стадо коров можно увести...

Стасик не замедлил приступить к делу.

–Что ты делал в гастрономе?– сурово спросил он.

–Ого! Следил, что ли, за мной?– удивился Васька.

– Речь не обо мне, а о тебе. Выкладывай.

Васька с ехидцей спросил:

–А сам не знаешь, зачем люди в гастроном ходят?

–То – люди, покупатели.

– А я кто, по-твоему?

– Не увиливай. Ты без сетки ходил.

–Правильно. Зато с глазами и ушами.

–А на схему зачем глаза пялил?

–Надо было – вот и смотрел! – с вызовом отрезал Васька.– Тебе-то что? Я никому не мешал. Раз висит – значит любой смотреть может. На ней не написано, что секретная. Не написано ведь? Скажи – не написано? То-то же! Гласность!– взгляд его был полон насмешки над нами.

–Зачем тебе схема?– упорствовал Стасик.

Мысленно я аплодировал ему. Хватка у Барханова была железной. И Васька почувствовал, что ни тычками, ни шуточками не отделается. Слишком серьезны, суровы наши взгляды, слишком резки вопросы Стасика. И если поначалу наш приход лишь забавлял его, сейчас Васька дрогнул, поняв, что мы не намерены отступать.

–Я работу изучал,– сказал вдруг Васька.

Это было так неожиданно, что мы переглянулись.

–Какую такую работу?– угрюмо спросил Сервер.

–Мясника работу. Продавца мясного отдела.

–Шутишь все,– растерянно проговорил Мамбетов.– Петляешь.

–Я правду говорю,– спокойно повторил Васька. – Работу мясника изучал. Нравится мне это дело – вот и изучал.

–Странно... – протянул я.– Это как же? Выходит, ты в гастроном на экскурсию ходил? Как в музей, или, скажем, на фабрику посуды.

–Вот-вот!– подхватил Васька, согласно кивая.– Именно так. А вы разве не ходили? Ведь Эммануил Львович всем велел.

–О чем ты?– не выдержал я, почувствовав в голове странный звон, а в теле непонятную легкость и даже пустоту. Васька вконец запутал нас. Но тут он неожиданно сказал:

–Так ведь сочинение завтра сдать нужно. Про любимую профессию. Забыли вы, что ли?

Мы переглянулись. Что за ерунда? Мы пришли ежа вызволять от неминуемой мучительной гибели, а Васька нам про сочинение толкует. Ясно, что увиливает.

Между тем Васька продолжал:

–Я сочинение уже пытался писать. Плохо получалось. Вот и решил пойти и посмотреть. Эммануил Львович ведь всем сказал, что будет хорошо, если каждый побеседует с представителем любимой профессии. Говорил?

–И с кем же ты беседовал в гастрономе?– спросил я, все еще уверенный, что Васька продолжает классно водить всех нас за нос. Красивая работа, ничего не скажешь...

–С мясником, конечно!– выпалил Васька и доверительно улыбнулся.– Я про мясника пишу, про продавца.

–А не врешь?

Васька обернулся, взял со стола тетрадку, раскрыл и протянул мне первый лист, густо исчерканный. Я читал:

«Моя любимая профессия.

Лично мне нравится профессия продавца мясного отдела. Это очень интересная работа. Она требует много хороших качеств – силу, меткость, вежливость. В профессии мясника мне особенно нравится топор. Очень люблю что-нибудь рубить. Еще мне нравятся печенка, язык, качалка и ножки для холодца. Это самые вкусные места. Кто работает в магазине, тот приносит людям радость и продукты, а значит он нужный обществу человек...»

На этом текст обрывался.

–Это что?– спросил я, не тая усмешки.– Про твою любовь к... языку... хорошо бы прочитать нашей англичанке Тамаре Петровне.

–Здорово! – не выдержал Стасик.– Вот бы не подумал про Ваську...

–А ты сам про кого написал?– спросил Кулаков Стасика.

–Я сыщиком буду!– твердо пообещал Барханов.

–Сыщик! – рассмеялся Васька. – Всю жизнь ежей будешь искать. А еж ваш, может, просто убежал. Дверца из-за какого-нибудь растяпы осталась открытой – вот он и убежал...

Васька оглушил нас таким предположением. А ведь он прав: дверца-то была открытой. Почему же мы твердо решили, что ежа взял именно он? Ведь никаких доказательств у нас не было. А дверцу вполне мог оставить открытой какой-нибудь разиня. Не так, что ли?

Вот ведь как неловко вышло. Привыкли мы как-то, что Васька охоч до всевозможных проказ – вот и решили сгоряча, что и на этот раз – его рук дело. А он, вполне может статься, и вовсе ни при чем. Убежал себе еж в чистое поле, а мы у Васьки чуть ли обыск самодеятельный не устроили. Нехорошо... Ох, нехорошо.

Замира потянула за рукава меня и Стасика одновременно – мы стояли рядышком:

–Пойдем, ребята, поздно уже.

–А как же обыск, сыщики?! – Васька притворился озабоченным.

Стасик отрешенно махнул рукой:

–Отстань.

Мы понуро побрели к двери.

–Салют ежу! – воскликнул Васька.

Первыми свернули к своим домам Стасик с Сервером. Замира была задумчива.

–Ну, привет! – буркнул я. – По домам. Поздно уже. Вон, Васька уже про своего любимого мясника написал, а я и не начинал еще сочинения. Завтра пару схлопочу.

Замира молчала, не двигаясь с места.

– Да не переживай ты! – попытался я подбодрить ее. – Может, прав Васька? Убежал наш еж. Точно убежал. А с Васькой... Это просто совпадение было. Ты не расстраивайся.

Замира подняла на меня глаза. А в них – смятение и тоска.

–Можно тебя о чем-то попросить?– тихо сказала она. Таким голосом просят списать контрольную или сочинение. Но сразу понял – тут что-то не так... Замирка никогда не скрывала, что больше всего любит профессию доярки – дояркой была ее старшая сестра. А у меня и в мыслях не было писать сочинение про доярок и коров. Так что дело явно не в сочинении.

–Случилось что-нибудь?– спросил я.

–Случилось...– уронила Замира и вновь опустила голову. Сегодня я уже устал удивляться ее бесконечному унынию. Прямо царевна Несмеяна какая-то!

–Говори скорее. Поздно ведь...

–Пойдем ко мне домой,– Замира протянула это с такой мольбой в голосе, что я невольно поежился. Загадка на загадке.

–Что у тебя?

–Там скажу.

–А здесь нельзя?

–Нельзя, Володя... Это только дома можно сказать. Очень тебя прошу. Очень надо. Очень...

Я пожал плечами. Ну и девчонка! Одни хлопоты от нее. Сначала ежа объявила драгоценным. Теперь домой не отпускает.

–Ладно уж,– вздохнул я.– Но только скорее.

–Тогда побежали?– предложила Замира, и первая пустилась по дорожке, где она назубок знала любую ямку, любой бугорок.

Мы вошли во двор Замиры, и она повела меня к сараю, где у них был крольчатник. «Вот зануда... – с досадой подумал я.– Нашла время кроликами хвастаться. Да еще в темноте».

Замира нашарила коробку спичек, лежавшую на клетке, чиркнула. Яркий всплеск света брызнул от спички.

–Видел? – упавшим голосом спросила Замира. Наверное, мое вытянутое лицо показалось бы ей глупым, если бы сейчас было светло. Я промолчал, не зная, что ответить.

–Смотри еще раз, – сказала Замира. – Вот здесь, в последней клеточке. Она закрыта от остальных.

Я низко наклонился над клеткой, и Замира взорвала сразу две спички. И тогда я не поверил собственным глазам.

Я увидел ежа. Ежа, а не кролика!

Это было словно мираж, наваждение.

–Дай спички...– прошептал я и скоро убедился, что глаза меня не обманули. В клетке сидел наш еж. Из живого уголка. Тот самый, которого мы искали у Васьки. Ну и дела!

Замира горестно вздохнула. Я долго не мог прийти в себя, слишком велико было потрясение. Вот так царевна Несмеяна! Весь день молчала... Выходит, и правда, зря Ваську обидели. Мирного любителя топора, языка и печенки...

–Откуда он здесь?– осторожно спросил я на конец.

Замира всхлипнула:

–Я принесла... Сама...

–Нашла, что ли?– я пытался бросить Замире спасательный круг, словно она свалилась с корабля прямиком в волны – акулам на радость. – Убежал он, да?– спрашивал я.– А ты нашла... так ведь, да?

Замира вытерла слезы рукавом:

–Не нашла я его... Не нашла...

–А что же?

–В уголке взяла. Сама. Никто не видел.

–Не может быть! – запротестовал я, отказываясь верить ей.– Зачем это тебе, зачем?

–Так вышло, Володя,– вздохнула Замира. – Испугалась я очень. Понимаешь?

–Кого испугалась-то?

–Ваську.

–Кулакова? Мясника? А чего его пугаться. Сама видишь – он ни при чем оказался. Зря только напали на него.

–Зря...– подтвердила Замира. – Но я ведь тогда испугалась. На уроке. Когда рассказала про ежа, а Васька почему-то ужасно заинтересовался.

–И что же?

– А то! Ты вспомни, как он стал расспрашивать и удивляться. Вот я и испугалась. Подумала, что он теперь замыслит утащить и продать нашего ежа. За сто рублей...

Меня разобрал смех. Вот так история! Сперва сама же сделала ежу рекламу как звезде экрана, А потом сама же тайком унесла его, испугавшись вдруг, что на ее красочную рекламу кто-нибудь клюнет. Невероятно!

–Володь, что делать, а? – Замира вымаливала совет, помощь.– Знаешь, как мне было стыдно, когда вы... там... Ваську... А я молчала... Думала, сердце выскочит...

Я еще раз чиркнул спичкой. Свет отразился в глазенках ежа, они блеснули фарами. Еж с аппетитом жевал.

–Видала, какой обжора! – показал я. – Вокруг него такие страсти, а ему все нипочем. Ест себе на здоровье и не печалится.

Замира вздохнула:

–Ест. Я ему много положила.

–Вернуть надо,– сказал я.– Завтра,

–А если увидят? Стыдно ведь.

–Я зайду за тобой утром. Идет? Вместе отнесем.

–А что скажем?

–Так положим.

–А если нас увидят?

–В саду нашли. Убежал...

–Соврем, да?

Замирка вполне могла бы написать сочинение о том, что ее любимая профессия – задавать вопросы, доводящие до головокружения.

–Утром зайду! – повторил я и отправился домой...

Нам повезло. Ежа удалось незаметно водворить в живой уголок – в школу мы с Замиркой пришли первыми. Когда на перемене в класс вошел Александр Григорьевич, по его лицу было видно, что он уже видел возвращенного беглеца.

–Поздравляю! – объявил он.– Еж вернулся. Васька Кулаков поднялся из-за парты и, не сдерживая смеха, закричал:

–А! Что я говорил? Видали – сам вернулся.

Его осадил Стасик.

– Сиди ты лучше!– огрызнулся Барханов.– Еще неизвестно, откуда он взялся. Может, ты сам утречком и принес. Испугался и принес.

Васька залился краской, сжал кулаки и молча плюхнулся за парту.. .На большой перемене Кулаков выскочил из класса, а потом из школьных ворот. Он вернулся ровно через десять минут – раскрасневшийся, запыхавшийся, злой.

–Д-домой б-бегал...– объявил он.

–Сочинение забыл? – спросил я.

–Какое сочинение? Вот...– он вынул из кармана большой замок с дужками и два ключа.

–Дома взял... Я придумал...– запыхавшись, он не мог произносить разом более двух слов.

–Куда замок?

–А на живой... уголок,– объяснил Васька.– На ежа... Чтобы не пропадал... А ключи отдадим Александру Григорьевичу.

Мы гурьбой помчались к ежу, и Васька, ловко продев дужку замка, дважды щелкнул ключом. Еж был под надежной охраной замка. Васька протянул ключ Замире:

–Держи. Отдашь Александру Григорьевичу. Теперь твои сто рублей никто не утащит.

Замира отнесла ключи в учительскую.

Но на следующий перемене Александр Григорьевич вновь вошел в класс. В его руках был все тот же замок – вместе с ключами. Неужели сам снял замок? – удивились мы. Он положил замок на стол и сказал:

– Еж и без замка никуда не убежит. Я в нем уверен...

Поплыл замок. От парты к парте. От Мубара к Стасику, от Стасика к Серверу, от Сервера к Стелле, ко мне, к царевне Несмеяне. Замок плыл к Ваське Кулакову.

Но Александр Григорьевич не успел увидеть, кому мы передавали замок – у нас был сейчас совсем другой урок, и Александр Григорьевич вышел, торопясь в класс, где его уже ждали.

НЕ ПО КАРМАНУ

Он был забавным щенком, когда его принес в школу завхоз Лутфулла-ака. Шарик быстро стал нашим общим любимцем и баловнем. Да и попробуй не стать, если у Шарика десятки друзей, и каждый норовит добыть из дома что-нибудь вкусненькое – специально для него.

Особенно любил Шарик бутерброды с колбасой. Может, не до такой степени, как любил их Первый Аппетит нашего класса Мубар Ахмедов, но тоже не брезговал.

Шарик был добрейшим созданием и в совершенстве владел искусством нравиться всем.

В душу он влезал... хвостом. Завидя утречком кого-либо, первым вразвалочку идущего в школу, изголодавшийся за ночь Шарик стремительно летел навстречу, выделывая хвостом махи почище вертолета. Того и гляди – загудит и взлетит над школьным двором. При этом он преданно заглядывал в глаза и взвизгивал, будто говорил;

– Как я рад тебе! Как соскучился за ночь.

Уж тут таял любой, и если в сумке или ранце был припасен бутерброд, то Шарик приглашался в долю.

Не забывал прихватить утречком гостинец для Шарика и я. Он, чертяка, хорошо знал, что гостинец для него я кладу в левый карман, и так к этому привык, что вскоре при моем появлении стал салютовать хвостом уже не мне, а Карману. Сначала меня это забавляло, но потом, удивляясь самому себе, я стал замечать, что эта измена меня огорчает. Чуточку, самую малость, но огорчает.

Бывало так: Шарик с визгом летел ко мне, исправно работая хвостом издалека, но при этом я уже не ловил, как прежде, его преданных благодарных взглядов. Они были устремлены на Карман с двумя декоративными синими пуговицами по краям. Видимо, он принимал эти пуговицы за глаза Кармана и дарил им восторженный взгляд.

А что же я? Похоже, я стал для него всего лишь переносчиком Кармана, слугой Кармана, достающим ИЗ Кармана в нужный момент лакомство для Шарика. Я понимал, что все это глупо, но отделаться от грустной мысли, что Шарик рад Карману, а не мне, уже не мог. Мысль эта саднила, царапала, мешала.

Однажды, когда Шарик в очередной раз бросился к Карману, радостно набирая при этом хвостом подъемную силу, я сделал вид, что не заметил его и, не сбавляя шага, торопливо двинулся к дверям в вестибюль. Шарик проводил Карман до самой двери. Потом, обиженно и недоуменно взвизгнув, сунулся и в вестибюль, но был изгнан строгой вахтершей.

Пахучий бутерброд за шесть уроков так добросовестно насытил карман аппетитным своим запахом, так прошил его насквозь, что, похоже, теперь и без всякого бутерброда Карман мог представлять жгучий интерес для чуткого и жадного носа Шарика. Но всерьез обидевшись на Шарика за измену дружбе в угоду аппетиту, я решил, что имею право разочек наказать его, и подчистую съел бутерброд.

Шарик преданно ждал у дверей вестибюля – видимо, считал звонки. Когда я шагнул во двор, он бросился ко мне, вскинул лапы на брюки, взвизгнул, сыпанул виноватым (так мне показалось!) взглядом и принялся шумно обнюхивать заветный Карман. Карман пах на диво вкусно, но бутерброда-то в нем уже не было. В доказательство я похлопал по пустому Карману. Поверить в это Шарик не мог и продолжал бежать за мной, держа нос по незримому следу, который оставлял Карман для его острого носа.

Говорят, летучие мыши слышат звуки, недоступные человеческому уху. Это называется ультразвук.

Шарик был мастером по части ультразапахов, но это мастерство сейчас подводило его, ибо он остро чуял запах уже, увы, съеденного мною бутерброда. Не спеша примириться с тем, что лакомства не будет, Шарик проводил меня до калитки. Сдаваться я не собирался, поэтому и в мыслях не держал взбодрить Шарика, поощрив его настойчивость чем-либо вынесенным из дома. Сегодня был День Поучительного Урока. Шарик должен был усвоить, что не в бутерброде дружба.

Оставив дома портфель, я поспешил на автостанцию – нужно было съездить в Ташкент по просьбе мамы и отвезти в библиотеку взятые ею книги, которые она могла взять только там.

Шарик не отставал. Неутомимо продолжая приветствовать льющийся из Кармана незримый запах, он неутомимо салютовал хвостом и, видимо, успел развить на нем отличные бицепсы. Возможно, он смог бы даже поднимать хвостом рекордные штанги – упорство Шарика в закалке хвоста физическими упражнениями на свежем воздухе вполне могло бы служить примером начинающим спортсменам.

«Беги, беги! – с усмешкой думал я.– Держи карман шире!..»

Шарик демонстрировал чудеса преданности Карману – не отставал до самой автостанции. Потом, он послушно стоял вместе со мной в очереди за билетами. Мне повезло – билет достался на автобус, который должен был вести Алишер. Алишер-ака – муж моей старшей сестры Айгуль, свадьба их была совсем недавно.

– Привет, Володя! – улыбнулся он.– В Ташкент?

– Книги надо отвезти,– кивнул я.– Мама попросила.

– Я бы и сам отвез,– развел руками Алишер.– Тебе-то зачем ехать?

– А мне тоже надо в Ташкент,– сказал я.– Дело есть.

– Садись тогда,– кивнул Алишер. – Отправляемся.

Он потянул дверцу кабины, нажал кнопку, и дверь автобуса свернулась гармошкой. Алишер сел за руль, мотор проснулся, взвыл, загудел ровно. Услышав мерную механическую песню, пассажиры заспешили в автобус. Я в очереди стоял последним и поднялся на ступеньку, когда автобус уже тронулся.

И вдруг что-то мягкое ударило мне в ноги. Я удивленно опустил глаза и увидел Шарика. В последнее мгновение он влетел в автобус, чтобы не расстаться с удивившим и озадачившим его Карманом, почему-то так и не желавшим угощать его.

Двери затворились, автобус тронулся. Меня разбирал смех. Карман держал Шарика надежнее, чем цепь. Пес демонстрировал чудеса настойчивости и аппетита. Привязь дразнящего запаха, а его зримо для острого носа Шарика источал Карман, была Шарику сладостна, приятна. Я плюхнулся на свободное сиденье. Шарик преданно пристроился рядышком. Он, ясное дело, решил сопровождать Карман, словно опасаясь – не везу ли я лакомое его содержимое в дальние края, причем совсем другой собаке. Шарик сидел смирно, ничем не беспокоил пассажиров. Ясно, подумал я, решил взять меня измором? Ошибаешься, брат! Ничего у тебя не выйдет.

На середине пути начались неприятности. Алишер обернулся, желая что-то сказать мне, и тут с удивлением увидел Шарика. Алишер резко нажал на педаль торможения, и пассажиры заколыхались.

Из рук сидевшей впереди бабуси вырвалась корзинка с яблоками. Яблоки покатились по полу и бабуся заохала, запричитала, недобро поминая шофера. Пассажиры полезли под сиденья, помогая собирать яблоки. Одно яблоко – краснее помидора – подкатилось к Шарику. Он шумно обнюхал и презрительно отвернулся. Я поднял яблоко и передал бабусе. Заметив, как Шарик отверг роскошное яблоко, бабуся, обидевшись за свои расчудесные фрукты, сказала:

–Ишь, нос воротит! Что бы ты, собака, понимала в яблоках? Знаю-знаю! Вот ежели б на яблоне кости росли – тут бы ты обрадовалась.

Оглядываясь по сторонам, она доверительно сообщила соседям:

–Внучке везу. Чтоб щечки у ей были красненькие, что мои яблочки.

Алишер резко отодвинул стекло, отделявшее кабину, и строго спросил:

– Почему в салоне собака?

– Шарик сам зашел,– объяснил я.

– Так уж и сам?

– Он за мной бежал... То есть – за Карманом. А бутерброда в нем уже не было... Шарик не поверил – и в автобус зашел. Так все было. А я его не звал. Он сам... Честное слово, сам...

Наверное, я объяснял очень путано, потому что в салоне послышались смешки. Но потешались не все. Бабуся с яблоками горестно всплеснула руками:

– Ой, живодер! Чего ж ты собачонку моришь, окаянный? Она же с голодухи за тобой бежала.

– Да не голодный он!– запротестовал я.– Шарик просто жадный.

– Сам ты жадный! – осадила меня она и, порывшись в сетке, отломила от увитой веревками палки кусочек колбаски и поманила Шарика. Предатель, конечно ж, сразу забил хвостом, как рыба на крючке. Привстав на своих сиденьях, пассажиры с сочувствием смотрели, как этот профессиональный вымогатель уплетает колбасу.

Алишер все не трогался с места. Пассажиры заволновались. Дядечка с гусем в клетке сердито закричал:

–Почему стоим, товарищ?

Алишер был невозмутим.

– Собаку ждем,– разъяснил он.

–А чего ее ждать? – удивился владелец гуся.– Она и по ходу колбасу доест.

–Никакого «по ходу» не будет. Собаку надо высадить. Не положено в автобусах собак возить.

Как же так? Мы отъехали от поселка уже километров на десять. Ведь Шарик может и не найти дороги домой, заблудится. И все из-за меня.

–Алишер! – взмолился я.– Не высаживай Шарика. Он потеряется.

–Да пойми же ты – не имею права. Не волнуйся, он раньше тебя домой вернется. Собаки – они без карты лучше любого топографа местность чуют.

–Заблудится...– упрямо твердил я, заглядывая в глаза пассажирам.– Ведь пропадет здесь Шарик.

Тут все пассажиры заступились за Шарика.

–Собака смирная, неудобства никому не чинит,– рассудительно говорила бабуся с яблоками.– Пущай едет, милок. Куда ж ее выгонять? Не по-человечески это.

Поддержал ее и дядечка с гусем;

–Товарищ шофер, пусть покатается собачка. Да и нам веселее будет.

Чувствуя, что Алишер уже колеблется, я поспешил бросить еще одну гирьку,

–Пойми ты,– горячо говорил я.– Он бы ни за что не зашел, если бы знал, что ты его высадишь по дороге.

– Вот и предупредил бы своего Шарика заранее,– проворчал Алишер. Но в голосе его уже не было тугоплавкого металла. Алишер явно сдавался. Вздохнув, он тронул автобус, и хитрый Шарик, догадавшись, что признан шофером официально, решил выйти из подполья на легальное положение, и принялся бегать по проходу салона, как кондуктор, Плату за виляние хвостом он взимал лакомством. Одна тетечка протянула Шарику два крашеных яичка – синее и коричневое.

–Вы бы, гражданка, сперва скорлупу сняли,– посоветовал дядечка с гусем.– Разве ж собака станет их так есть?

Очищенные яйца Шарик слизнул в одно мгновение – словно вдохнул.

Мы уже причаливали к автостанции, когда Алишер с внезапным отчаянием в голосе закричал:

–Володя, прячь Шарика! Быстро! Контролеры!

На перроне, куда медленно швартовался автобус Алишера, степенно расхаживали две тетки с красными повязками на рукаве.

–Так и знал...– процедил Алишер.– Так и знал, что угодим в историю.

Я показал Шарику кулак и пригрозил:

–Цыц у меня! Сиди смирно!

Шарик подбежал и радостно обнюхал кулак, будто я показал ему котлету по-киевски. Поняв, что на совесть Шарика рассчитывать не приходится, я бесцеремонно схватил его и запихал под сиденье, а для пущей надежности плотно прижал ноги, чтобы Шарик не вылез в самый неподходящий момент. Ноги мои были сейчас как толстые решетки на окне узника. Правда, эти решетки можно было больно укусить. Но за Шарика я был спокоен. И вообще, за этот рейс ему столько перепало всякой всячины, что он вполне мог бы и сам догадаться вести себя прилично и не подводить Алишера.

Пассажиры по одному покидали автобус, предъявляя контролерам свои билеты. Я продолжал сидеть, понимая, что стоит мне подняться, и Шарик предательски устремится за мной. Когда сошел последний пассажир, контролеры заглянули в салон и, увидев меня, вросшего в сиденье, переглянулись.

–Ты чего сидишь? – спросила одна.– Заяц, что ли?

–Не заяц,– угрюмо ответил я. Положение мое было ужасным.

–Как же не заяц, если сидишь. Билета, небось, нет?– они подошли ко мне.

Я полез в карман – в тот, где еще утром лежал бутерброд – и достал билет.

–Держите...

Повертев билет, контролерша удивленно посмотрела на меня:

–И верно, есть билет... Чего ж не выходишь? Заболел, что ли?

Ответить я не успел.

Подвела решетка. То есть ноги. А точнее, то, что их у меня было только две, а не десять. Ну хотя бы шесть. Потому что в редкую ячею ног легко выполз кончик хвоста Шарика. И тут на него наступила вторая контролерша. Шарик дико взвизгнул и забился под сиденьем – оно прямо заходило подо мной упругими толчками. Я невольно вскинул ноги, и узник, обиженно скуля, вылетел из-под сиденья и молнией метнулся в конец салона.

–Что такое?! – взревела первая контролерша.

–Почему собака в автобусе?– вторила другая.– И без намордника! Это гр-р-рубейшее нарушение правил. А билет на собаку ты брал?

Я опустил голову и со вздохом уронил:

–Нет у Шарика билета, Я не знал, что ему билет нужен...

Первая контролерша подошла к кабине, откуда на меня исподлобья смотрел Алишер.

–Товарищ водитель! – торжественно начала контролерша.– Вы знали, что в салоне находится посторонний – в лице собаки без намордника?

–Знал,– кивнул Алишер.

–В таком случае вы будете оштрафованы, а ваше руководство получит письмо о случившемся. Как вы могли?! А если собака бешеная? А если кусается?

Шарик здоров как бык! – закричал я.– И Алишер... то есть, шофер... ничего не знал. В смысле, он только на половине дороги Шарика заметил... Высадить его хотел. А мы уговорили. Заблудиться он мог. Шарик наш...

–Тогда с тебя штраф! – строго сказала контролерша, отдавившая Шарику хвост. – За все штраф.

–За что за все?– испугался я.

–За то, что друг твой без намордника и за то, что без билета. Тут с тобой гражданин с гусем ехал. Так гусь его – и тот в клетке был. А зачем? А чтобы пассажиров не беспокоить. Гусь – он тоже, не хуже твоего пса, кусаться умеет. Вот его гражданин сознательно и упрятал.

–Может, и на гуся намордник надевать надо?– не выдержал я.

–А ты не огрызайся,– осадила она меня.– Твое дело – штраф платить. Ты закон нарушил. С тобой и разговора нет.

Я послушно полез в карман и достал рубль – других денег у меня не было.

–Этого мало,– сухо сказала контролерша, мельком глянув на мой тощий рубль.– Трояк нужен. Придется на работу родителей сообщить. Адрес давай. Фамилию давай.

Шарик явно был мне не по карману. По сути, я заработал штраф за то, что еще утром, по-глупому разобидевшись на Шарика, сам съел припасенный для него бутерброд. Дорогой получался бутербродик...

Алишер входил в салон, роясь в кошельке:

–Сколько надо, девочки? Я заплачу

–С вами, товарищ водитель, будет отдельный разговор! – отрезала контролерша.– А сейчас мы разбираемся со злостным нарушителем правил пользования пассажирским автотранспортом. С него особый штраф.

–Понимаю, понимаю... – миролюбиво сказал Алишер.– Я ведь ему одолжить хочу. Понимаете?

–Знакомый, что ли? – покосилась на Алишера контролерша и, взяв у него зеленую бумажку, выдала мне квитанцию. Держи,– сказала она.– И скажи спасибо шоферу – выручил он тебя. Квитанцию родителям отдай – пусть деньги вернут твоему спасителю. И спасибо пусть скажут.