Текст книги "Те, кто жив (СИ)"

Автор книги: Павел Иевлев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 23 страниц)

Коммунары. Дивный новый мир

Вспышка, толчок в ноги, ударная волна – Ольга полетела кувырком в снег, успев мимолётно удивиться отсутствию звука.

«Что могло так рвануть?» – думала она, лежа лицом вниз в сугробе. Вставать не спешила – земля под ней содрогалась, как будто рядом шла беззвучная бомбёжка. Через пару минут всё успокоилось, и она осторожно выкопалась на поверхность.

Над снежной равниной занесённого по макушки леса светило маленькое злое солнце.

Ольга, щурясь и моргая, смотрела, прикрыв ладонью стекло скафандра, как сияет под солнечными лучами белоснежный покров.

– Алло, база, база! – растерянно сказала она в микрофон. – Игорь Иванович, вы меня слышите?

В наушниках не было даже шороха. «Ах, да, – вспомнила она, – прокол закрылся, когда я замкнула рекурсор. Надо его разъединить». Одна беда – статуэтку она, падая, выпустила из рук. Теперь та могла находиться где угодно.

Ольга потянула за привязанную к поясу верёвку – и подтащила к себе обрезанный конец. Тележка с приборами и погасшим прожектором уцелела и спокойно стояла рядом. На ней периодически моргала лампочка радиомаяка.

«По его сигналу потом найдут моё тело», – подумала она невесело и нырнула в сугроб, пытаясь нашарить в снегу потерянный артефакт. Над заснеженным холмом поднимался, набирая силу, ветер.

Когда Ольга нашла потерянное, ветер достиг почти ураганного уровня. Отчасти это ей помогло – с холма сдуло большую часть снега, остался только нижний, слежавшийся слой. Но с другой стороны – ледяной ветер забирал тепло от скафандра, и она начала сильно мёрзнуть. Помощь к ней не спешила. Она встала за стоячим камнем, надеясь укрыться от ветра, но ничего не вышло – казалось, он дует со всех сторон одновременно, иногда чуть не сбивая с ног порывами.

Горячий патрон кислородного регенератора остался чуть ли ни единственным островком тепла в стремительно остывающем скафандре, когда прокол всё-таки открылся, и Дмитрий получил долгожданную возможность её торжественно спасти. Ну что же, если Лизавета Львовна пропишет ей порцию Вещества, то у него есть шанс.

Но только в этом случае.

Дмитрию не повезло – Ольга даже лёгкой простуды не схватила.

– Моё лекарство сильно поднимает иммунитет, – сказала, осмотрев её, недовольная Лизавета. – Но если тебе оторвут дурную рыжую башку – ко мне не приходи, не поможет.

– Что там за суета? – спросила Ольга. Из рабочей камеры Установки, не слушающий никаких возражений Дмитрий отволок её сразу в лазарет.

– Ой, вот можно подумать кто-то мне докладывает, – отмахнулась биолог, – но все бегают, как наскипидаренные. Ты опять в какой-то муравейник палкой ткнула?

На экстренном заседании Совета Матвеев был героем дня.

– Это блестяще подтверждает мою теорию топологии Мультиверсума…

Воронцов скривился, как от кислого, но промолчал.

– Так что же случилось? – спросил усталый Палыч. – Мы снова провалились куда-то?

– Нет, – отмахнулся учёный, – мы там же, где и были, в локальном пузыре Мироздания, в собственной микровселенной.

– Откуда тогда солнце?

– Как я и говорил, моя теория топологии включает в себя антропный принцип участия…

– А как-нибудь проще можно?

– Товарищ Матвеев пытается нам сказать, – скептически вставил Воронцов, – что мы стали катализатором самоорганизации метрики.

– Мне не стало понятнее.

– Если совсем упростить, – недовольно сказал Матвеев, – то наличие солнца является имманентным любому нормальному срезу. И как только мы, присоединив два фрагмента, довели его размер до какого-то минимума, произошёл мгновенный переход количества в качество. Теперь у нас не пузырь-фрагмент, а полноценный, хотя и маленький, срез. А срезу имманентно…

– Вы лучше скажите, – перебила его Ольга, – солнце теперь всегда будет?

– Конечно, я же объяснил, что…

Она не стала дослушивать и вышла. Какая разница, в чём причина? Жизнь продолжается.

Кому идти в следующий прокол вопроса уже не возникало.

– Не пытайтесь ничего исследовать, – выговаривал ей Матвеев, – будет время потом разобраться. Войти, найти репер, соединить рекурсор, разомкнуть рекурсор – это всё, что от вас требуется, девушка.

– И не подумаю, – заупрямилась Ольга. – Нельзя тащить сюда что попало!

– Да почему же? – всплеснул руками Матвеев, глядя на неё с изумлением, как на говорящую кошку.

– А представьте себе, если бы мы, не глядя, дёрнули тот фрагмент, где атомная война была? Притащили бы радиоактивную заразу…

– Она права, Игорь Иванович, – поддержал Палыч, – Оленька наша барышня неглупая, оставьте ей инициативу. Пусть осматривается, если считает нужным. Я ей доверяю.

Матвеев возмущенно тряс головой, но новый протокол безопасности всё же подписал.

В полном соответствии с ним Ольга, пройдя в новый прокол, остановилась, осмотрелась и сказала в микрофон:

– Замкнутое пространство. Темнота. Температура низкая, но атмосфера есть. Веду измерения.

Специально сделанный для неё низкотемпературный термометр показал минус семьдесят пять. Но Ольга глянула на него лишь мельком, с нарастающей тревогой оглядывая помещение, в котором оказалась. Осознание увиденного давалось с трудом. «Этого просто не может быть!» – подумала она в панике.

– Ольга, что там у вас? Отвечайте! – напряжённо отреагировал на её молчание Матвеев.

– Минус семьдесят пять, – доложила она, сделав над собой усилие.

– Удивительно тепло, – отреагировал ученый, – странно. Возможно, это недавно закапсулировавшийся фрагмент, не успел остыть окончательно. Репер видите?

– Нет. Репер не наблюдаю. Иду в свободный поиск, отключаюсь, отцепляюсь.

– Вы уверены, что…

Но Ольга отсоединила разъём телефонного провода. Затем отцепила от пояса карабин спасательного троса и прицепила на него сумку с рекурсором – если она не вернётся, то артефакт вытащат, он не будет потерян.

Ей не требовалось искать репер. Она точно знала, где он – вот здесь, под полом, ниже портальной арки Установки. Их Установки, знакомой до каждого кабеля и соединения. Через толстое мёрзлое стекло невозможно было разглядеть, что в аппаратной, и она толкнула дверь. Та раскрылась с тихим скрипом заиндевевших петель.

Приборы на нулях, индикаторы погасли, помещение пусто. Пройдя длинным тёмным коридором, она вышла в зону убежища. Тишина. Темнота. Холод. Не горят даже аварийные лампы. Впрочем, какие лампы – при таком холоде аккумуляторы давно замёрзли.

Помещение столовой – пусто. Никого. Посуда аккуратно расставлена по местам, но со столов почему-то сняты деревянные столешницы. Остались одни металлические каркасы, стульев тоже нет. Не удержалась, проверила – нет и продуктов.

Биолаборатория Лизаветы – пусто. Аккуратно расставленные препараты кое-где, замёрзнув, раскололи посуду. В клетке мёртвые мыши. Нет стульев и письменного стола, пуст шкаф с книгами, в остальном – порядок.

В жилом зале разобраны нары. Доски с них сняты, торчат металлические планки каркаса. Никого.

В генераторной застыли мёртвые дизеля. Ольга постучала по бакам – пусто.

В помещении склада она, наконец, увидела то, что одновременно искала и боялась найти. Рядами, укрытые простынями, вытянувшиеся и замёрзшие. Тела. Откинула простыню с ближайшего – знакомое лицо. Кто-то из техников, фамилия не припоминалась. Отдельно, в углу – несколько маленьких детских тел. Не все. Здесь не все – но это и очевидно, кто-то должен был их сложить вот так.

В пустом, ободранном до голых стен, без стола и шкафов выглядевшим угрюмым казематом помещении штаба сидел Палыч. Сидел, запрокинув голову назад, уронив на пол наградной, с табличкой, пистолет ТТ. За ним на стене расплылось чёрно-бордовое в свете фонаря пятно. Ольга подобрала пистолет и, не найдя куда засунуть его в лишённом карманов скафандре, понесла дальше в руке.

В реакторном зале над паутиной полуразобранных трубопроводов повисла на кран-балке снятая крышка активной зоны. Застыли глыбами льда разорванные бочки приготовленного к заливке бидистиллята. Лежат на тележках приготовленные к вывозу ТВСы3030
  ТВС – тепловыделяющая сборка.


[Закрыть]. И скромный рядочек людей в защитных костюмах, выложенный у стены. Не понесли в общий морг радиоактивные трупы энергетиков, оставили там, где они не справились со своей задачей. Почему? Что не вышло? Чего не хватило тут? Времени, сил, просто не повезло? Какая теперь разница.

Последних жителей Убежища Ольга нашла в помещении ФВУ. Из железного корпуса установки сделали большую печь – «буржуйку», её вентканал стал печной трубой. Видимо, в её обгоревший до чёрного металла цилиндр ушло всё, что могло гореть. Увы, не так уж много дерева и бумаги было в подземельях Института. На собранных в кучи матрасах, завернувшись в одеяла, лежали и сидели друзья и знакомые. Мигель, на открытых тёмных глазах которого белели инеем длинные, как у девчонки, ресницы. Лизавета, завернувшаяся в тряпки так, что виден только затылок с седеющими волосами. Анна, собравшая вокруг себя и обнявшая в тщетной попытке согреть своих последних воспитанников. С неоправдавшейся надеждой глядели на Ольгу мёртвые глаза той девочки… Как её? Марины Симоновой?

«Ты волшебница, тётя?»

Увы, девочка, как оказалось – нет.

Не так уж много здесь тел, не все дожили до этой последней безнадёжной попытки оттянуть неизбежное. Здесь нет тех, кого она зачем-то ищет, но она уже догадалась, где они могут быть.

Вернулась к лазарету и с усилием дёрнула на себя примерзшую дверь кладовки.

Двуспальные грубые нары разобраны на доски, поэтому они лежат прямо на брошенных на пол матрасах. Догорели до лужицы парафина свечи. Наверное, тут были одеяла, но их забрали, живым они были нужнее. Плотно обнявшиеся – не разделить теперь, – слившиеся в одно целое, делясь последним теплом.

Белая замёрзшая рука Ивана под её толстым свитером, на большом животе, как будто чувствуя затихающие толчки ребёнка в животе умирающей матери. Здесь она не потеряла ни мужа, ни сына. Они ушли вместе.

Вернувшись, Ольга рассказала об увиденном только Матвееву и Палычу. Директор долго смотрел на два лежащих перед ним пистолета с одинаковыми номерами и табличками «За боевые заслуги». В одном было на патрон меньше – вот и вся разница.

– Этого никто не должен знать, – сказал он. – Никто и никогда. Сотрите координаты, сожгите ленты самописцев, выдерните лист из журнала пусков. Этого не было. Прокол не удался, завтра попробуем следующую точку. Вы поняли?

Возражать никто не стал.

Жизнь продолжалась и, как ей и положено, приносила новые проблемы. Солнце дало надежду, но практически толку от него было мало. Снежный покров отражал свет, температура росла медленно, продовольствие кончалось. Исследование присоединённых фрагментов пришлось отложить на неопределённое будущее – хотя на поверхности стало светло, но температура оставалась слишком низкой, усугубляясь погодными аномалиями. Матвеев задался целью присоединить всё, до чего дотягивалась установка, и Ольга раз за разом ныряла в проколы с рекурсором. Каждое присоединение вносило в их микроверсум небольшой кусок охлаждённого до космической температуры пространства, вызывая погодные скачки и мощные снежные ураганы. А главное – каждый фрагмент провоцировал нашествие мантисов, которых становилось всё больше.

– Они что там, как в морозилке хранились, а теперь оттаивают? – ругался Палыч, когда очередная группа инсектоидов разворотила-таки бетонную будку вентиляционной шахты и обрушилась в зал ФВУ. По счастливой случайности жертв не было – двери были задраены, в помещении никого. Но половина вентиляции вышла из строя, и что делать с запертой толпой мантисов тоже было непонятно. По одному их бить наловчились, но десяток сметёт любые ловушки. Двери заварили, усилив стальными балками, вентканалы заглушили. Вторая установка работала с перегрузом, в Убежище стало душно и постоянно пахло горелыми обмотками вентиляторных моторов.

– Вы вообще неправильно ставите вопрос, – пытался объяснить Матвеев. – То, что вы назвали «мантисами» – не животные и не насекомые. Это не живые существа, а физические явления, которыми сопровождаются слияния и разделения фрагментов…

– Бред какой-то, – отмахивался от него Лебедев. – Это ты в книжках своих вычитал?

Не дожидаясь, пока до обретённых территорий можно будет добраться по поверхности, Матвеев установил локальный прокол к тому реперу, где Ольга нашла рекурсор. Палыч, поколебавшись, дал добро на разведку – видимо, надеялся найти там что-нибудь полезное, например – еду. При такой температуре она могла храниться вечно.

Ольга вернулась, вооружённая пожарным топором на длинной ручке. Механизм застыл недвижно, на полу ждала несостоявшегося рукопожатия мертвая рука, а дверь была всё так же закрыта снаружи. С ней пришлось помучиться – толстые промороженные доски не поддавались. Топор оставлял неглубокие зарубки, очевидно демонстрирующие тщетность Ольгиных усилий. Поняв, что патрон регенератора закончится раньше, чем дверь, она вернулась с наскоро сляпанным химиками вышибным зарядом. Прикрутила, как проинструктировали, нужной стороной к двери, подожгла запальный шнур и вышла обратно – мало ли, а вдруг, например, потолок рухнет?

Не рухнул.

За выбитой дверью, к сожалению, не нашлось еды. Там оказалось нечто вроде лаборатории алхимика, как их рисуют в книжках – колбы, реторты, много медных трубочек и непонятных устройств. А главное – шкафы с книгами. Большая часть оказалась на русском – в старой орфографии, с «ятями» и «ерами». Матвеев накинулся на них, как голодный на хлеб, и теперь ходил, как пыльным мешком стукнутый.

– Совсем, совсем другая физика! – жаловался он.

– Как физика может быть «другой», – удивлялся Мигель, – если взаимодействия те же?

Юному мэнээсу книжек не давали, берегли неокрепший разум.

– Понимаете, – пытался объяснить Матвеев, – наша физика всегда шла от разрушения. Её приоритет – энергия, как можно больше энергии и побыстрее. Желательно моментально и в одной точке, чтобы бабахнуло. Вся наша наука – от войны. Они шли другими путями – через топологии и геометродинамику.

– Это что-то даёт нам в практическом плане? – нервничал Палыч.

Что ему те «топологии», когда пайки опять пришлось урезать? Убежище жило в полуголодном режиме, более-менее полноценно питались только занятые на тяжёлых работах и дети. Всерьёз обсуждались экспедиции в замёрзший кусок «Загорска» в надежде найти то, что не успели вывезти в начале. Когда-нибудь солнце растопит снег, и они смогут засеять землю… Но вряд ли доживут до урожая.

– Это наш шанс пробиться из изоляции, – упрямо отвечал Матвеев. – Уже сейчас я многое вижу иначе. Наша Установка – очень грубый, неэффективный и несфокусированный способ воздействия, в нашем фирменном стиле «плясать от энергии». Открываем замки кувалдой, хотя ключ лежит под ковриком. Неудивительно, что нами недовольны. Грохот, небось, стоит на весь Мультиверсум…

Уже через неделю он достал свой «ключ из-под коврика».

– Вот что использовали они, – Воронцов выложил на стол прямоугольную пластину чёрного камня. – Мы нашли в лаборатории пачку таких, но не могли понять, что это.

– И сейчас не понимаем, – уточнил Матвеев. Воронцов поглядел на него с неприязнью, но сдержался, продолжив:

– Есть описание их работы, хотя мы пока далеки от понимания физического принципа. Вероятнее всего, она основана на квантовой корреляции с реперами…

– Ближе к делу, – прервал его Палыч.

– Если верить описаниям, то при помощи этих… э…

– Устройств? – нетерпеливо подсказал Мигель.

– Скорее, объектов, – поправил Матвеев, – можно перемещаться от репера к реперу без установления фиксированных проколов.

– И как это делается? – заинтересовался Лебедев.

– Мы пока не знаем точно…

– Тогда зачем вы отнимаете моё время? – Председатель Совета извелся в попытках как-то решить текущие проблемы, и не был настроен на обсуждение вопросов теоретической физики.

Текущие – в прямом смысле слова. Температура на поверхности поднялась, и Убежище начало затапливать. Промороженная земля не впитывала воду тающего снега, вентканалы заливало, стало сыро, остатки продуктов едва не потеряли из-за плесени… Снова начали работать поисковые команды, зачищающие под ноль все здания на поверхности, но продовольствия находили жалкие крохи – тут полкило крупы на чьей-то кухне, там пара банок консервов, забытых в тумбочке общежития… Все серьёзные запасы вывезли в самом начале. На участие в поисковой работе стояла очередь, люди устали сидеть под землёй. Вскоре должно было потеплеть достаточно, чтобы переселиться наверх, но продовольственной проблемы это не решало. Убежище находилось на грани настоящего голода.

– Палыч, – сказал Матвеев. – Я всё понимаю, но мне от Совета нужно только разрешение.

– Разрешение на что?

– Я хочу протестировать всех на способность взаимодействия. Методика описана очень поверхностно, но…

– Что это нам даст? – устало спросил Лебедев.

– При удаче нам откроется весь Мультиверсум.

– Включая дорогу домой, – добавил Воронцов.

– Товарищи, вы не возражаете? – Лебедев обратился к членам Совета.

– Только путь начнут с тех, кто не занят в поисковых группах и не трогают техников, – сказал Голоян. – Не надо отвлекать людей по пустякам.

– Чёрт с вами, действуйте, – резюмировал Палыч.

Первым оператором стал Олег Синицын, юный радист.

– Тут какие-то точки… – неуверенно сказал мальчик, – и линии… А вы что, их не видите? Они на головоломку похожи. Если их вот так сдвинуть…

Олег вернулся через сорок минут живой и здоровый, возникнув там же, где исчез – у репера старой башни. Матвеев с Воронцовым уже готовы были выдрать друг другу остатки волос, обвиняя в преступной халатности.

– Раньше почему-то не срабатывало, – сказал он, извиняясь, – я и так и этак – и ничего. А потом раз – и вернул всё, как было. А там так тепло! Птички поют.

– Где птички – там и рыбки, – уверенно заявил Мигель, упаковывая рюкзак. – А где рыбки – там и более крупная фауна…

Он заботливо крепил чехол с удочками и ружьё. Ольга смотрела на это скептически, но он не обращал внимания.

– Меня отец учил, – вещал он. – Я и на блесну могу, и сеткой, и охотиться… Ну, тоже пробовал.

– Сможешь? – спросила юного оператора Анна.

– Наверное… – ответил тот не очень уверенно. – Один я уже три раза туда-сюда проходил. Попробую и с вами… Станьте ближе.

Мир моргнул. В оплывшей земляной яме стоял небольшой круг из покосившихся каменных столбов, окружавших реперный камень. Кругом шелестел залитый летним солнцем густой лиственный лес.

– Hostia!.. – тихо выдохнул Мигель. – Besa mi culo!3131
  «Святое причастие! Поцелуйте меня в задницу!» – все-таки ругаться надо по-русски.


[Закрыть]

Хлоп! – Выстрелил карабин Анны. В кустах что-то с шумом завалилось.

– Олень, – пояснила она, – мясо!

– Мы нашли стопку таблиц, – объяснял Матвеев. – Буквенно-цифровой код, цветовая маркировка. Я предполагаю, что так у них размечалась реперная сеть. Но как её соотнести с нами? Где точка отсчета? Мы понятия не имеем.

– Значит, будем идти экспериментальным путем, – сказала Ольга решительно. – Переход, разведка, вносим данные, идём дальше.

– Товарищи, а почему бы нам просто не переселиться в этот новый… как вы его называете? Срез? – спросил завлаб лаборатории электроники. – Там же целый мир! Можно прожить охотой и собирательством…

– И одичать к чертовой матери через поколение, – недовольно откомментировал Воронцов. – Ваши внуки, товарищ Петин, будут бегать в шкурах, нарубив наконечники стрел из корпусов приборов.

– Нет, товарищи, – сказал Лебедев, – мы обязаны найти путь домой. Наш институт, все мы, несмотря на случившуюся катастрофу, стали обладателями ценнейшей, уникальной научной информации! Её надо донести до партии и правительства, дать нашей советской Родине эту возможность, подарить ей целый Мультиверсум! Ставлю на голосование постановление о продолжении разведки. Кто за?

Историограф. «Дезертир»

– На вот, прими, – Ольга дала мне треугольную оранжевую таблетку, – пострадавший…

Борух протянул фляжку, я запил. Сразу стало легче. Знаю такие, это из альтерионской полевой аптечки. Никакого «вещества», никакой мистики, но работает сказочно – альтери сильны в фармакологии.

– Как вы меня нашли? – спросил я уже более членораздельно. Опухоль спадала на глазах.

– А мы тебя и не теряли, – сказала она загадочно.

– Они же маячок сразу выкинули…

– А мы его для того и положили, – пояснил Борух.

– Понятно… То есть, непонятно. А нашли-то как?

– С Дороги можно найти не только место, где ты когда-то был, но и человека, с которым ты… Который тебе хорошо знаком, – пояснила Ольга. – Ты сам был этим маячком для меня.

– Вообще-то меня и грохнуть там могли… – возмутился я.

– Риск всегда есть, – сказала она скучным голосом. – Мультиверсум – опасное место.

Я даже задохнулся от возмущения – а то, что они вот так меня слили, это вообще ни о чём? Не нашел слов, промолчал. Толку-то? Она и так прекрасно понимает, что я про это думаю. И ей пофиг. Вот Боруху, вижу, неловко. А для неё это нормальный размен не очень ценного меня на очень ценные разведданные.

– И зачем всё это было? – спросил я мрачно, не ожидая ответа. Но она ответила.

– Мы нашли их.

– Это не их базовый срез, они там…

– Знаю – оборвала она, – мы забросились сразу, как тебя привезли. Провели разведку, взяли «языка», оценили обстановку. Узнали много интересного, так что ты получил по физиономии не зря.

Замолчали, недовольные друг другом. Машина катилась в туманном шаре Дороги, проплывали мимо размытые полупейзажи, которые то ли существуют, то ли являются в чистом виде феноменом наблюдателя. Воронцов в этом вопросе не соглашался с Матвеевым, но у того было большое преимущество – он давно помер. С покойником не поспоришь.

– Переговоры-то с местными провёл? – спросила Ольга вдруг. – Они готовы лечь под нас?

– Откуда ты…

– Ой, ты думаешь, почему я тебя отправила, а не Андрея, например? – засмеялась она. – Ты прекрасно подходишь для спонтанных самопрезентаций. Такой обаятельно-беспомощный, при этом положительный и позитивный. Как щеночек. Даже удивительно, что тебя всё-таки побили. Как у них рука-то поднялась?

– Они не со зла, – буркнул я растерянно, – так надо было…

– Вот! Я же говорю! По Андрею сразу видно, что он хитрожопый мудак, по Боруху – что он сапог, Македонец просто бы всех убил… Кого посылать, как не тебя, Тёмочка? Ты отлично создаёшь положительный образ коммунара. Этакий наивный и честный, пионер-герой. Может, зря я с тобой разошлась? – подмигнула она и положила мне руку на колено.

– Но-но! – я решительно отодвинул коленку, насколько это вообще возможно в тесной машине. – Я человек женатый!

– Ты… кто? – Ольга озабоченно заглянула мне в глаза. – Тебя по голове, что ли, били?

– А ну-ка, – обернулся к нам с водительского места заинтересовавшийся Андрей, – только не говори мне, что Сева… Что, да?

– Ну… Типа да.

– А-ху-еть! – в восторге подпрыгнул он. – Ну, Тёма, ты и кретин! Рекорд Мультиверсума, я считаю, да, Оль?

– Серьёзно? – Ольга смотрела на меня с жалостью и недоумением. – Сева впарил тебе этих… Ну ты даёшь!

– А у меня что, был выбор? – возмутился я. – Да и что с ними не так? Ну, кроме того, что их трое? Я, конечно, к этому обстоятельству без восторга, но, чувствую, дело не только в этом…

– Что, пожалел несчастных девочек? – укоризненно покачала головой Ольга. – Я ж тебя знаю, на сиськи бы ты не повёлся. Пожалел же, признайся?

– Да меня никто и не спрашивал! Ну, практически…

– Развёл тебя Сева, – снова повернулся к нам Андрей. – Не мог он тебя заставить, не по понятиям это. Просто развёл. Увидел дурачка, и…

– Да что с ними, мать вашу, не так?

– А ты подумай, – неприятно гыгыкнул он. – Неужели работорговец не нашел бы, куда трёх красивых баб пристроить? Если бы за ними не стояли ба-а-а-льшие проблемы?

– И что, ничего теперь нельзя сделать? – спросила его Ольга. – Жалко же Тёму. Хоть и дурачок, а свой…

Меня аж перекосило. Дурачок?

– Ну, не знаю… – засомневался Андрей. – Слушай, многожёнец, ты их трахал?

– Нет, – ответил я, – как-то, знаешь, не до того было.

– Тогда, может быть, есть варианты… – ответил он неуверенно, – но не факт. Надо бы перетереть с Севой, зря он так. Македонца ему, вон, заслать страха ради. Он про него наслышан.

– Вы сами не разрешили мне его трогать! – возмутился Македонец. – Я бы его…

– Он нам ещё нужен, – отрезала Ольга, – да и не такой он плохой. Знает границы. Санитар леса, так сказать. Не будет его – будут другие, куда хуже.

– Как скажешь, – не стал спорить стрелок, – но я бы их всех…

– Ты их и так уже всех… – почему-то раздражённо сказала Ольга.

В Коммуну прибыли без приключений, но со странным чувством. Всё было, как всегда, но теперь меня не оставляло ощущение фальши, как будто из-под фасада благополучного сплочённого общества стали просвечивать самого подозрительного вида конструкции. Но это, конечно, нервное. Надеюсь.

Как я дедугану и обещал, донёс информацию до руководства. Хотя формально достаточно было рассказать Ольге, но я упёрся и дошёл до Палыча. Одноглазый Председатель выслушал меня внимательно, задал несколько уточняющих вопросов и обещал обсудить ситуацию на Совете. Меня на него никто, конечно, не пригласит, и по принятым решениям в известность не поставит, но мне и не сильно хочется. Всё, что зависело от меня, я сделал, а дальше сами как-нибудь.

Лекции мои, как выяснилось, из учебного плана успели исключить. «Ну, мы не знали, когда вы вернётесь, – сказал секретарь учебной части, глядя мимо меня в угол. – Да и нагрузка на детей так выросла, так выросла. Очень много времени занимает военная подготовка, пришлось убрать часть курсов. Ну, вы же понимаете…»

Я понимал. И мне было даже почти всё равно. Что-то во мне на сей счет ещё не перегорело, но уже определённо сдвинулось. Правда, когда на меня на улице налетела девочка Настя и, тряся белобрысой шевелюрой, затараторила: «Тёмпалыч, здравствуйте! Тёмпалыч, где вы были, мы так ждали?!! А ваши уроки вернут, не знаете? Ой, как жаль…», – во мне поднялось-таки некое сентиментальное чувство. Но я сказал себе, что хватит мне быть «дурачком», а надо быть суровым и сильным. А дети про меня скоро забудут, и правильно. Прав Борух, это всё гнилое интеллигентское рефлексилово. Пусть лучше Карасов их научит глотки резать. Самый полезный навык для подрастающего поколения Коммуны. Думаю, лет через десять последствия их сильно удивят, но это уже не мой уровень компетенции.

– Объясни ему, что так дела не делаются, – инструктировал меня Андрей. – Что это подстава и за неё и спросить могут. Есть кому. Тем более, что ты будешь с Македонцем, Сева его боится до усёру… Пусть другого лоха ищет.

– А может, ты со мной? Сам и объяснишь, раз вы так хорошо знакомы…

– Не, – помрачнел он. – Тот срез, где они… Нечего мне там делать. Это личное.

– Совесть, что ли, внезапно проснулась? – удивилась Ольга. – Не поздновато?

– Это никогда не поздно, но тебе не понять, – огрызнулся Андрей. – У тебя-то и просыпаться нечему…

Ольга не обратила на его слова никакого внимания.

– Поскольку твой брак не завершён фактически – если не врёшь, конечно, – поучала меня она, – условие нарушено не будет, и Сева это знает. Просто ему давно хотелось переложить этот геморрой на чужую задницу, а тут ты подвернулся. Он, поди, забухал на неделю с такого счастья…

– С чего мне врать? – обиделся я.

– Не знаю, – отмахнулась Ольга, – люди всегда врут про секс, а у тебя вообще болезненная потёртость на том месте, которое ты ошибочно считаешь совестью.

– А почему мне никто не хочет сказать, что это за девушки, почему Сева так хочет от них избавиться, и в чём вообще проблема? – не стал я поддерживать тему совести. Ведь про служанку и ту, вторую, например, я так никому и не рассказал, хотя, казалось бы, ничего такого. Ну, Ольга бы меня облила презрением, конечно, но она и так каждый день пинает меня в самолюбие, я привык.

– А что, тебе так хочется стать внезапным многожёнцем? – удивилась она.

– Ничуть, но…

– Вот и прекрасно. Когда эта проблема станет не нашей, будет вообще всё равно, в чём она состояла.

– Да, но…

– Никаких «но»! Вам пора. Это ты у нас праздношатающийся ловелас, а Македонец с «Тачанкой» в жёстком графике работают.

Мне это очень не понравилось, но я знаю, что давить на неё бесполезно. Поэтому улучил момент и прижал в углу Андрея:

– Знаешь, – ответил он нехотя, – с одной стороны, Ольга права, и не лез бы ты во всю эту мистику. С другой – она-то со своим комсомольским анамнезом в неё и не верит. А, может, и зря.

– Мистику?

– Ну… Знаешь, культ Искупителя…

– Кого?

– Нечто вроде религии. То ли проекция Мультиверсума на христианство, то ли наоборот… Но многие в него верят. Надо же людям во что-то верить?

Договорить нам не дали, подлетели на «Тачанке» Македонец с Маринкой, под их неласковыми взглядами Андрей стушевался, замолк и ушёл.

– Такси подано! – сказала Марина, и мы нырнули в туманную неопределенность Дороги.

– Не слушай ты его, – посоветовал мне Македонец. – Плохой он человек. Лучше с такими вообще дел не иметь.

– А что делать? Хорошие люди помогать почему-то не хотят. Слишком заняты хорошими делами, – ответил я.

Македонец пожал плечами и отвернулся.

– Хороших людей нет, – сказал он после большой паузы.

Я ждал, что он как-то разовьёт эту мысль, но он не стал, а я не переспросил. К чёрту всю эту философию. Сброшу со своей шеи внезапный мультибрак, и буду думать, как жить дальше. Что-то не хочется мне больше воевать за Коммуну. Ну да, обиделся. Ну да, глупо. Герои моих пиздецом были бы выше этого. Но я в герои и не нанимался и пиздецомы давно не пишу. У меня рыжая пиздецома была, куда мне ещё.

Когда машина вынырнула из туманного кокона Дороги, в нос шибанул букет запахов – дым, горелый пластик, тлеющая резина, подгоревшие шашлыки, тухлятина… Как будто свалку подожгли.

Мне сразу стало тревожно и нехорошо. И Македонец напрягся, вытащил свои знаменитые пистолеты, головой закрутил.

– Тут всегда так блевотно воняет? – спросила Марина.

– Вроде бы нет… – ответил я растерянно и тоже достал пистолет.

Его мне, по счастью, сразу вернули, так же, как планшет и УИН. Теперь я был снова полноценный м-оператор Коммуны. Главное – не забывать проверять патроны перед выходом.

Мы выкатились из-за придорожного лесочка и первое, что увидели – неопрятную кучу трупов на фоне подпалённых зданий. Здания оказались плохогорючими и почти не пострадали, чего не скажешь о любителях носить пиджаки с кепочками.

Они пытались защищаться, это было видно. Бежали навстречу противнику со своими обрезами – и лежали лицом вниз с оружием в руке. Выкатывали пулемётные супербагги – и висели, потеряв кепочки, на турелях. Отстреливались из укрытий – и мухи жужжали над бойницами огневых точек. Я не умею, как Борух, читать следы прошедшего боя, но было видно, что на базу напали внезапно и сразу создали большую плотность огня. Характерные следы пуль – малый, всепробивающий калибр, – наводили на вполне очевидные выводы. Стальные борта машин, стены домов, бронелисты огневых точек – всё навылет. Знакомая картина, которую дают скорострелки «агрессоров».