Текст книги "Те, кто жив (СИ)"

Автор книги: Павел Иевлев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 23 страниц)

– Еда? – догадаться было несложно даже после бутылки вина.

– Очень хорошая еда, полезная! Витамины, калории! Это такая еда, после которой человек сидит, ни о чём не думает, ничего не хочет. Не какает, не писает, на женщину не смотрит! Местные для себя делали, и вымерли потом, да. От такого кто хочешь вымрет…

– Вымерли?

– Ну, не все, немножко осталось… Чуть-чуть я забрал, много альтери забрали. Хитрый народ альтери, не связывайся никогда с ними! А фабрики остались, было много фабрик, все поломались, но эту починили. У меня тут разные люди, есть умные!

– Тоже рабы?

– Зачем рабы? Просто люди, работают! Старый Сева не любит слово «рабы». Сева говорит: «Биржа полусвободного найма!»

– Полусвободного?

– Да, это когда свобода выбора у одной стороны. Удобно! Люди всегда кому-то продают себя – своё тело, свои мозги, своё время. Плохо продают, не выгодно, не умеют. Старый Сева умеет. Знает, каким людям какие люди нужны, делает себе выгодно и другим удобно.

– Слушай, – я был уже довольно сильно пьян. – А почему ты себя называешь «старый Сева», когда ты не старый?

На мой взгляд, он выглядел лет на сорок пять – пятьдесят, и уж точно не казался стариком. Крепкий такой, бодрый мужчина в расцвете сил.

– Потому что я старый, – покачал он головой. – Ты не умеешь на людей смотреть, не видишь. Ты думаешь, чем твоя Коммуна платит Севе? Жизнью для Севы платит! Сева старый. Давно живёт. Люди не должны столько жить. Никогда не верь тем, кто так долго живёт! Тебе не понять, как думает такой человек, который давно свою жизнь прожил и живёт заёмную! Он не думает, как другие люди, он совсем своё думает.

– И тебе не верить?

– И мне не верь, – согласился Сева. – Зачем? Я всё равно сделаю, как хочу.

Мы вернулись, осмотрев загоны, чрезвычайно хитро устроенную автоматическую пищевую фабрику, огромный склад серых комбинезонов, жильё персонала, гаражи, где на удивление низкорослые механики возились с огромными монстр-траками, рекреационную зону с баром, который я уже видел, и борделем, в котором смотреть было особо не на что. Разве что девушки там были не в комбинезонах, а в разнообразном эротическом и не такие тупо-равнодушные. Они призывно хихикали, строили мне глазки и не выглядели принуждёнными к такой судьбе или страдающими. Впрочем, это был первый виденный мной бордель, мне не с чем сравнивать.

– Личную свободу сильно переоценивают! – вещал Сева, собственноручно разливая очередную бутылку.

Девушка с подносом где-то потерялась, и я не помнил где. В пряничный домик мы, во всяком случае, вернулись без неё. За годы жизни в почти непьющей Коммуне я потерял привычку к большим дозам алкоголя, и теперь реальность заметно смазывалась.

– Они постоянно стремятся от неё избавиться! Вступить в партию, завербоваться в армию, уверовать в бога, жениться… Хочешь жениться, кстати? – внезапно вскинулся он.

– Прямо сейчас?

– А как иначе? Когда ещё у тебя будет настоящий шанс выбрать, а не быть выбранным? Не каждому мужчине он выпадает!

Сева громко хлопнул в ладоши, и к нему подбежал невесть откуда выскочивший пиджачный усач со шрамом. Он возник так быстро, как будто под диваном всё время сидел.

– Приведи тех, ну… ты знаешь.

Усатый испарился.

– Да, о чём бишь я?

– О личной свободе.

– Людей, которым она важна, очень мало, Артём! И эти люди не становятся рабами. У них есть Судьба. У меня есть Судьба, и у тебя есть Судьба! А у этих… – он обозначил широким жестом окрестности, – нет никакой судьбы. Им безразлично где быть и зачем. Так почему бы Севе и не устроить их жизнь?

– У меня Судьба?

– Не спорь, старый Сева давно живёт, видит в людях Судьбу. Я не знаю, для чего те люди хотят тебя получить, но вижу, что ты не будешь рабом!

Поддатый Сева не стал делать тайны из моей сделки. Ему это даже казалось забавным. Люди, которые давно ведут с ним дела – он не сказал, кто они, но я, кажется, догадывался, – пообещали большую награду за любого человека из Коммуны.

– Конечно, я отказался! – с честным лицом врал Сева. – Разве я могу так поступать со своими клиентами!

Ну да, конечно. Просто коммунаров мало, а во внешний Мультиверсум из Коммуны выходят только те, за кого потом яйца оторвут. Вот та же Ольга придёт и оторвёт.

– Коммуна – хороший клиент! Злой, коварный, но хороший!

– Коварный?

– Да, сначала покупают, потом ещё покупают, хорошо платят, а когда торговцы – другие торговцы, не Сева, – начинают планировать под них поставки, увеличивают закупки товара… Что они делают?

– Что?

– Присылают страшного человека, который стреляет как Дьявол, только ещё лучше! И он убивает этих торговцев, которые не Сева! Освобождает людей, не знает, куда их девать, люди умирают или попадают к Севе. Хорошо, Севе не нужны глупые конкуренты!

– А почему они не присылают этого человека к Севе?

– Потому что Сева умный. Сева не забирает людей там, где о них будут жалеть. Срез умирает, Сева забирает тех, кто умрет вместе с ним. Зачем им умирать? Пусть лучше Сева их продаст! Они будут жить, Сева будет жить долго…

– Так что там про меня? – вернул я его к теме.

– А, Сева пошутил! Спросил рыжую змею: «Слушай, у тебя нет лишнего, совсем не нужного человека? Сева знает, кто готов за него хорошо платить!» Сева хотел посмеяться вместе, но рыжая сказала: «Есть такой человек, Сева! Я отдам его тебе даром и даже приплачу, чтобы с ним было всё хорошо. Отдай его тем людям и можешь оставить их награду себе!» Разве не хорошие клиенты? Коварные, злые, но какие хорошие!

У меня было на этот счёт немного другое мнение, но я не успел его сформулировать – вернулся усатый. Он привёл трёх женщин – блондинку, брюнетку и рыжую.

– Вот, – с гордостью сказал Сева, – выбирай!

– Э… – растерялся я. – В смысле?

– Дарю! Любую! Но – только в жёны. Не трахнуть и выгнать, как вы сейчас любите, а с серьёзными намерениями! Иначе зачахнут, они такие…

– И зачем мне такая обуза?

– Зачем? – Сева в гневе вскочил с дивана. – Да что ты понимаешь!

Он подтолкнул вперёд брюнетку со смуглой гладкой кожей, смоляными волнистыми волосами, карими большими глазами и тонким, с лёгкой горбинкой, носом. Её длинное синее платье с кучей шнуровок и вышивок обтягивало стройную фигуру с тонкой талией и высокой грудью. Она держалась спокойно, с великолепной гордой осанкой, смотрела на меня внимательно и пристально, без покорности, но и без вызова. Хорошо смотрела.

– Это горянка из среза Закава, я не знаю, как её зовут. Она скажет имя только мужу. Их срез много лет переживает великий потоп, всё, кроме высоких гор, ушло под воду. Мало земли, мало еды, много лишних людей. Мужчины нищие и свирепые – их покупают как телохранителей и убийц, преданных и бесстрашных. Женщины дёшевы – за одну козу можно купить двух. Козы полезны – они дают еду и одежду, женщины – бесполезны, их надо кормить, они дают только детей, которые всё равно умирают от голода и болезней. Эта – красивая, за неё просили целую козу! Женщин избыток, потому что мужчины Закава умирают в бесконечных войнах за коз. Женщина Закава – идеальная жена. Верная, сильная и бесстрашная. Она сделает для тебя что угодно. Убьёт за тебя или умрёт за тебя без колебаний. Когда против тебя будет весь мир, она встанет за плечом и будет подавать патроны. Где ещё ты найдёшь такую жену?

Он оттолкнул назад смуглую и схватил за локоть блондинку, поворачивая её передо мной, как на витрине. Лёгкое короткое платье с открытыми плечами мало что скрывало – идеальная фигура «песочными часами», с крутыми бедрами, большой грудью и тонкой талией. Роскошные ноги модельной длины. Удивительное лицо с огромными, неправдоподобно фиалковыми глазами, маленьким изящным носиком и изысканным рисунком пухлых губ делало её поразительно похожей на героинь манга. Не женщина, а поллюционный сон подростка. Она смотрела на меня с ожиданием и надеждой, губы чуть вздрагивали, в глазах поблёскивали слёзы.

– Вот! Это Алистелия. Последняя из генетической линии «спасительниц рода». Девушки этой линии – плод отбора, выведенные тщательно, как породистые собаки. Они созданы для брака – верные, чувственные и живущие ради служения мужу. Их главное достоинство – идеальное здоровье и сильная генетика. Дают красивое и здоровое потомство, какой бы уродец их ни покрыл. Правители её мира были слишком гордые! Никогда не смешивали кровь с простыми людьми, презирали всех, кто не ровня. Их дети стали рождаться больные и уродливые. Тогда в срезе Эрзал для них вывели «спасительниц» – их можно было взять в жёны без ущерба для чести. Они искусные любовницы и прекрасные матери. Умные – ведь наследник должен унаследовать интеллект, но покорные – чтобы не пытались манипулировать мужем. Образованные – умеющие поддержать беседу о литературе, искусстве или войне, чтобы мужу никогда не было скучно. Чувствительные и нежные, терпеливые и покорные, угадывающие настроения и предвосхищающие желания… О, в этом срезе были гениальные селекционеры! Роскошный, уникальный, драгоценный, как бриллианты, товар брал у них раньше старый Сева! Генетические слуги, становящиеся исполнительной тенью. Люди-органайзеры с идеальной памятью, запоминающие всё, что им скажешь, и неспособные передать это никому, кроме хозяина. Люди-питомцы, красивые и бесполезные, которых заводили для красоты и уюта…

– Раньше?

– Восстание черни смело аристократию среза Эрзал, драгоценных селекционтов насиловали и убивали на площадях горящих городов, реагенты-модификаторы из лабораторий лились в канавы, и разрушенную гражданской войной экономику добила серия страшных эпидемий, лечить которые было уже некому. Старый Сева успел забрать немногих, и Алистелия – лучшая!

Он отпустил блондинку и приобнял за плечи рыжую. Та как бы случайно повела плечом, сбрасывая его руку, сама сделала шаг вперёд и посмотрела мне в глаза.

Её внешность совсем не подходила под модельные каноны красоты – сияющая как свежезачищенный медный провод густая вьющаяся шевелюра, лицо почти сплошь покрыто мелкими яркими веснушками, они красовались даже на губах широкого, уголками чуть вверх, готового к улыбке рта. В широко расставленных, зелёных с золотисто-карими пятнышками глазах как будто плясали весёлые искорки, и именно эти, большие, с необычным разрезом глаза делали её неотразимой. Я не смог бы даже сказать, какая у неё фигура и какого она роста, любой пристальный взгляд тонул в золотисто-зелёной радужке. Глядя в них почему-то хотелось смеяться. Девушка выглядела очень юной и была похожа на плод любви ирландки и лесного эльфа.

– Меланта! – представил её Сева. – Уникум! Штучный товар! Таких больше нет и не будет. Старый Сева сам бы на ней женился, но Севе не нужна жена, а ей не нужен Сева.

– А она может выбирать? – с трудом оторвался от её глаз я. Как-то иначе представлялись мне отношения работорговца с товаром.

– Они могут выбирать, – как бы даже удивился Сева. – Они могут отказаться. Они предназначены в жёны, а не в наложницы или служанки. У старого Севы есть понятия! Жена, которой противен муж – бракованный товар, а у старого Севы…

– …лучший товар в Мультиверсуме, – закончил я.

– Да! – покивал он довольно. – Меланта продала себя сама… Точнее, выставила на продажу с обременением.

Я покосился на живот девушки, но Сева замахал руками:

– Нет-нет, она, разумеется, как и остальные, не познала мужчины. Просто её муж должен будет взять на себя некое обязательство. Какое именно – я не знаю. Муж получит его после консуммации2020
  От «consummatio» – «довершение». Как правило, имеется в виду первый секс между супругами, но бывают и другие обычаи, закрепляющие брак как окончательно свершившийся. Да, люди вообще странные.


[Закрыть] брака.

– Ничего себе кот в мешке! – поразился я. – Это кто ж на такое подпишется?

– Меланта – девушка-кайлит, – укоризненно покачал головой Сева. – Ах, да… Ты молодой, не слышал. Я сам думал, что их не осталось после того, как Эрзал пал. Ах, какое было место – город кайлитов, Тирем! Старый Сева плакал, когда он исчез! Да что Сева – все плакали!

Он вернулся за стол, налил ещё вина и печально выпил.

– Ах, какое было место… – повторил он грустно. – Все улыбаются, все веселые, все счастливые. Пройдёшь по улице – и на сердце светлеет. Погулял день – как будто душу постирал с мылом, пожил неделю – как заново родился. А всё из-за кайлитов. Не так их и много было, но и этого достаточно. Такое свойство у этого народа – излучать счастье, как лампочка – свет. Никто не может загрустить рядом с кайлитом! В Тиреме даже злейшие враги могли искренне обняться за кружкой пива!

Пригорюнившийся Сева взялся за бутылку, но она была пуста. Он махнул рукой и продолжил:

– Все любили кайлитов. Завоевавший сердце кайлитки чувствует себя так, как будто ему десять лет, и день рождения, и Новый Год, и цирк, и только что подарили щенка и велосипед… Разве любое обязательство того не стоит?

– Не знаю… – я избегал смотреть в глаза рыжей, меня слишком смущал её странный, вызывающий внутреннюю щекотку взгляд. – Это как-то нечестно, что ли… Ну, как жениться на ком-то, чтобы понемножку пить его кровь.

– Это честный обмен, – возразил Сева. – Кайлиты страдают от одиночества. Женись, сделай её счастливой, и жизнь твоя станет праздником!

Ну да, конечно – буду ходить и хихикать, как дурачок, обдолбавшись чужими заёмными эндорфинами. Но зеленоглазка, конечно, хороша. Чёрт бы побрал мою пагубную страсть к рыжим бабам!

– Ну, какую выбираешь? – Сева охватил девушек жестом щедрости, ткнул в меня пальцем и сказал что-то на незнакомом языке. Наверное: «Посмотрите, девочки, какого смешного мудака я нашёл!»

На меня уставились серьёзные карие, страдающие фиалковые и щекочущие зелёные глаза. Если бы я не был пьян, меня бы порвало в клочья передозом красоты, а так – обошлось. Всего-то пару минут и не дышал.

– Сева, тебе не кажется, что у меня сейчас не лучший момент для женитьбы? – осторожно сказал я. – Девушки необычайно прекрасны, каждая из них составит счастье любому мужчине, я польщён таким щедрым предложением, но…

– Но? – Сева прищурился, откинувшись на диване. – Ты сказал «но»? Ты хочешь обидеть старого Севу отказом?

– Подумай, Сева! Ведь я не распоряжаюсь своей жизнью сейчас. Ты это знаешь лучше всех. Не станет ли моя жена сразу вдовой? Разве это та судьба, которую ты ей желаешь? – давил на пафос я, чувствуя затылком взгляды девушек и надеясь, что они не понимают по-русски.

– Выбирай!

– Но…

– Ты сказал, что не распоряжаешься своей судьбой, – перебил он меня. – Ты сказал глупость, ни один человек не распоряжается своей судьбой. Это Судьба распоряжается. И сейчас твоей Судьбой стал я. И я говорю – выбирай!

– А если я не стану?

– Тогда за тебя выберу я! Я всегда делаю так, как хочу, забыл?

– Сева, ну зачем тебе это? – взмолился я. – Ты же сам говорил, это уникальный, драгоценный товар! Они наверняка кучу денег стоят! А ты хочешь отдать одну из них мне – человеку, у которого нет ничего! Нищему, бродяге, пленнику! У меня теперь даже дома нет! Куда я приведу жену?

– Выбирай!

– Я могу подумать до завтра?

– Нет!

– Тогда не буду выбирать! – уперся я. – Если тебе почему-то надо наказать таким браком одну из этих несчастных девушек, сделай это, чёрт подери, сам!

– Хорошо! – я думал, что Сева разозлится, но он засмеялся. – Я давно живу, я вижу людей, я знаю, что делаю! Не пытайся понять тех, кто долго живет, пока сам не проживешь свою первую, настоящую жизнь! Тебе кажется, что они такие же, как ты, но они другие!

Он встал с дивана и подошёл к девушкам, но они продолжали смотреть только на меня. От их взглядов внутри всё переворачивалось, и я даже протрезвел.

– Я знаю, – сказал Сева, – ты думаешь, что выбрал бы горянку. Именно такая тебе и нужна сейчас, когда ты просрал свою жизнь, поверив не тем людям. Сильная, стойкая, верная… Так?

Я невольно кивнул – действительно, если мне дать чуть больше времени, я бы додумал примерно такую мысль.

– Ты пытаешься соврать себе. На самом деле думаешь, что выбрал бы её, потому что тебе её меньше всех жалко. Женщина стоимостью в козу – это и ответственность, как за козу, верно?

Я замотал головой и собрался возразить – девушка с гор просто, на мой взгляд, имела наибольшие шансы выжить в статусе моей вдовы. Есть у неё в глазах что-то такое, несгибаемое.

– Молчи! – отмахнулся он. – Старый Сева видит не только то, что ты думаешь, что думаешь, но и то, что ты думал бы, если бы не врал себе. В глубине души ты мечтаешь об Алистелии – именно её, тихую, добрую и безотказную, ты считаешь идеальной женой для себя. Хранительницу очага и мать детей. Ты слишком долго был с женщиной, которая крутила тобой, как хотела, да?

Я не стал возражать. Хитрый работорговец смотрел в корень, но, пока он не сказал, я и сам не понимал этого.

– Но всё же, в конце концов, ты выбрал бы рыжую. Ты всегда выбираешь рыжих, верно?

Он приобнял Меланту за плечи, она никак не отреагировала, пристально глядя на меня, а я снова какой-то задней частью ума понял – так оно всё было бы, оставь меня перед этой троицей выбирать достаточно долго. Я бы извёлся весь, но, в конце концов, выбрал рыжую.

Сева смотрел на мои внутренние саморазоблачения и смеялся. Видел меня насквозь, сволочь старая. Мне было стыдно и странно – как будто даже облечение, что ли, наступило. Раз уж он так меня вскрыл, то что уж теперь?

– Но я не ты, – серьёзно сказал Сева, – я давал тебе шанс. Я знал, что ты не будешь выбирать, но шанс дал. Теперь – выберу я.

Он отступил на шаг и, обращаясь к девушкам, разразился речью. На их лицах сменялись удивление, недоверие, понимание и, в конце концов, согласие. Кажется, им даже понравилось то, что сказал Сева. Жаль, я ни черта не понял.

– Что ты им сказал? – спросил я с тягостным ожиданием неприятностей. И не ошибся.

– Я сказал, что отдаю их тебе в жёны.

– Не по… Кого?

– Всех.

– Ты же говорил, что у них есть право выбора! – возмутился я.

– А они не против! – Сева смеялся, Севе было весело. – В горах Закава не хватает мужчин, и многожёнство – обычное дело. Спасительнице хорошо всё, что хорошо мужу. Надо ему трёх жен – пусть будет три, примет с радостью. Ну, а кайлиты называют семьёй вообще что угодно, лишь бы весело было…

– Провыбирался… – с горечью констатировал я.

Нет, лет этак в шестнадцать перспектива быть владельцем гарема – предел влажных ночных мечтаний. Но я уже был женат и точно знаю, что секс – это очень небольшая часть семейной жизни. А остальные двадцать три с половиной часа в сутки тебе надо как-то уживаться с человеком, который не ты. У меня и с одной-то не вышло, а уж с тремя…

– Сева, ну теперь-то скажи – за что? – взмолился я. От стресса я окончательно протрезвел и испытывал малодушное желание напиться обратно.

– Так надо, – махнул он рукой. – Потом поймёшь. И когда поймёшь, ты не просто скажешь спасибо старому Севе, а будешь ему немножко должен. А сейчас спать иди. Завтра за тобой покупатели приедут, ты должен хорошо выглядеть! А то подумают, что старый Сева не умеет хранить товар!

– А как же… – я посмотрел на девушек, точнее уже на своих жен.

– Подождут тебя тут, ничего с ними не случится! Дольше ждали. Старый Сева знает людей – ты за ними вернёшься!

Усатый помощник отвел меня в ту же комнату, но, когда я собрался ложиться спать, ко мне пришла лихая рейдер-девица из автобуса. Она была босиком, одета в пиджак на голое тело, пьяна не меньше моего, ничего не понимала по-русски и явно никогда не слышала слова «эпиляция». Но хотя бы автомата при ней не было. Я подумал – какого чёрта? Я теперь троеженатый человек, и у меня есть уникальный шанс изменить трём жёнам сразу.

Ну как можно его упустить?

Коммунары. Дверь в стене

– Что он сказал, что? – допытывался директор.

– Что мы могли бы найти табурет поудобнее, и вообще наше гостеприимство не слишком впечатляет.

– О боже… – Палыч схватился за голову, – какая чушь…

– Ещё он сказал, что будет разговаривать только со мной.

– Почему?

– Понятия не имею. Может, ему нравятся рыжие. Сказал, что он Хранитель.

– Хранитель чего?

– Этого он не сказал. Но разрешил называть себя просто Юш. Он хочет нам помочь. Утверждает, что наша Установка вносит какие-то возмущения куда-то.

– Какие? – спросил директор.

– Не знаю. Может, у него голова от шума болит. Но он очень настаивал на том, чтобы мы по возможности ограничили её использование.

– Но мы не можем! – возмутился Палыч. – Нам надо найти дорогу домой!

– Да сами послушайте! – Матвеев открыл крышку чемоданчика МИЗ-82121
  МИЗ-8 – один из первых репортажных (с батарейным питанием) магнитофонов в СССР. Батарей хватало только на работу ламп, механизм был заводной, на пружине. А вы думали, айфоны были всегда?


[Закрыть] и закрутил ручку завода лентопротяжного механизма. Сквозь шипение и треск послышался тихий, но различимый голос:

– Нельзя непрерывно тыкать шилом в задницу Мультиверсума, – глухой смешок.

– Нельзя разговаривать сложными аллегориями, Юш, – ответил в записи Ольгин голос. – Почему бы не объяснить подробно?

– Многие знания – многие печали, и умножающий знания приумножает скорбь2222
  Экклезиаст.


[Закрыть].

– Это какая-то цитата?

– Неважно. В нашем случае лишняя информация порождает парадоксы. Моё присутствие здесь само по себе провоцирует цепочку нарушений причинности, так что не будем усугублять. Вернитесь на два среза назад, заберите рекурсор, используйте его. Я ещё зайду как-нибудь. Увидимся.

Лента с шорохом смоталась на приёмную катушку.

– После этого он нас покинул, – сказала девушка.

– И что это значит? – спросил Воронцов.

– Не имею ни малейшего понятия, – ответил Матвеев. Но насчёт «два среза назад» у меня есть гипотеза. Я думаю, имеется в виду предпредыдущий прокол. Динамика резонанса была немного необычная. На графике такая боковая гармоника отметилась, вот, посмотрите…

Он зашуршал лентой самописца, но никого ей не заинтересовал.

– Я предлагаю повторить тот прокол, и отправить кого-то внутрь, посмотреть.

– Но там же минус… минус сколько, вы говорили?

– Кельвиновский ноль, или близко к тому, минус двести семьдесят три по Цельсию. На самом деле, должно быть немного теплее, градусов на двадцать-тридцать, я думаю. Какое-то остаточное тепло наверняка есть.

– Это нас очень утешает, – скептически сказал Палыч. – Не двести семьдесят мороза, а всего двести пятьдесят. Большая разница…

– В наших скафандрах вполне можно выдержать такую температуру несколько минут, – упрямо сказал учёный, – а если их немного доработать, то и больше. Там не будет воздуха, он замёрз и выпал снегом, а значит теплопотери – только излучением. Чтобы всерьёз остыть, потребуется довольно много времени. Основная проблема – воздух и освещение, а не холод. Важно чтобы не замёрзли баллоны и батареи фонаря. Я верю в наших инженеров и механиков, они что-нибудь придумают.

– Кто пойдёт?

Все посмотрели на Ольгу.

Новый, улучшенный скафандр выглядел более толстым и неповоротливым, но стал заметно легче.

– От баллонов решили отказаться, замёрзнут. Установлен регенеративный патрон РП46 от изолирующего противогаза. Он при работе сам себя греет, так что проблем быть не должно. Меня Дмитрий зовут, я вас страховать отсюда буду.

Он закрепил верёвку у неё на поясе, подёргал, покачал головой.

– Следите, чтобы ни за что не зацепилась там, и держите хотя бы первую минуту на весу, пока не остынет. А то примёрзнет. Через пять минут я выберу слабину и подёргаю. После этого у вас будет ещё пять минут, чтобы вернуться. Если не успеете – я вас вытащу. Если понадобится – лебёдкой. Запомнили?

«Суровый какой, – подумала Ольга. – Откуда он? Из какого отдела?»

Не вспомнила.

– Да, поняла, поняла, – сказала она, – не волнуйтесь так. Всё будет нормально.

Дмитрий только головой укоризненно покачал.

– Готовы? – хрипло сказал интерком.

Ольга помахала рукой в сторону окна.

– Запускаем!

Тусклый луч фонаря осветил лежащий на каменном полу слой инея. Помещение было просторное, с тёмными стенами, поэтому рассмотреть детали не получалось. Небольшое толстое стекло шлема сразу начало подмерзать с краёв, несмотря на специальную плёнку и то, что Ольга старалась дышать в прилегающую ко рту маску. Сипение воздуха в дыхательном мешке и клапанах казалось оглушительным. И ещё – сразу стали мёрзнуть ноги, как будто в ботинки напихали льда, при этом поясницу сзади припекало разогревшимся патроном регенератора.

Среди поблескивающего инея резким контуром выделялся чёрный цилиндр репера, больше здесь, кажется, ничего не было. «И что мне тут делать?» – подумала девушка. Когда они обсуждали эту вылазку, то расчёт был на то, что она «сориентируется по обстоятельствам». Пока не очень получалось. Ольга пошла вперёд, стараясь держать в натяг и на весу страховочную верёвку. То, как она исчезает в никуда, выглядело противоестественно. Вблизи чёрная стена оказалась каменной, сложенной из крупных, хорошо подогнанных камней. Пройдя вдоль неё налево, девушка обнаружила дверной проём и лестницу, которая, закручиваясь, уходила наверх. Натянув, три раза, с большими паузами дёрнула верёвку, подавая сигнал «всё нормально», и начала подниматься по ступенькам. Ноги мёрзли всё сильнее – с теплоизоляцией ботинок явно не додумали. Лестница заворачивалась спиралью между двух сплошных стен и, завершив полный оборот, привела в небольшую круглую комнату. Посередине на изящном столе из цветного стекла и кручёного металла стоял некий механизм. Набор бронзовых шестерёнок, валы и червячные передачи – очень похоже на внутренности часов. В центре его разместились две статуэтки. Одна из чёрного камня, другая – из белого. Статуэтки висели горизонтально, основаниями друг к другу, но не соприкасались, закреплённые в металлических тонких обоймах. Ещё одна обойма пустовала, предназначенная, видимо, для отсутствующей третьей. Механизм застыл, заблокированный весьма драматичным способом – в зубцах большой шестерёнчатой передачи застряла чья-то рука. Левая. Сам владелец руки по неизвестной причине отсутствовал. Фрагмент конечности от середины предплечья до кончиков пальцев был срезан поразительно ровно и зажат механизмом чуть выше запястья – так, что вытянутая ладонь, казалось, приглашала к рукопожатию.

Ольга приглашением пренебрегла.

Оглядевшись, она обнаружила, что круглая комната не имеет окон, зато имеет массивную деревянную дверь. Закрытую. Вероятно, снаружи, потому что внутри никакого запора не было. «И что дальше?» – подумала она. Ученые надеялись найти что-то, что изменит их положение, а в результате? Большая пустая комната с реперным камнем, и маленькая комната с загадочным механизмом. Ах да, и рука. Не забываем про руку. Вдруг это «рука помощи»?

Ольга подумала, что, возможно, именно механизм является тем, что они искали. Он, конечно, больше похож на декоративную механическую игрушку, вроде вычурных часов с птицами, которые она в детстве видела в Эрмитаже, но кроме него здесь ничего нет. Устройство было достаточно массивным, но не выглядело чрезмерно тяжёлым. Особенно если отсоединить свисающую на цепи кубическую гирю, которая, видимо, была источником гравитационной энергии для привода механизма. Пожалуй, его стоило попробовать доставить к проходу – не с пустыми же руками возвращаться?

Ольга присела и осторожно подёргала гирю, пытаясь расцепить сложный карабин, которым она крепилась к свисающей с высокого стола цепи. Получив в ответ дружеский хлопок по плечу, отпрыгнула назад прямо из положения «в полуприседе», чудом не навернувшись и едва не намочив скафандр. Это было, мягко говоря, неожиданно.

Похлопавшая её по плечу рука спокойно лежала на полу, не проявляя больше никакой агрессии. Видимо, выпала из механизма, когда девушка дёрнула за цепь. А вот сам механизм, освободившись от лишнего элемента, пришел в движение, как будто и не простоял невесть сколько времени в холоде и неподвижности. Воздух в помещении если и был, то слишком разреженный, чтобы передавать звуки, так что колёсики крутились в совершенной тишине, что придавало этой картине дополнительную нереальность. В желтоватом луче фонаря поблескивали колебательные коромысла, бежали блики медных зубцов, ползли в никуда спирали червячных передач. Ольга завороженно смотрела на это движение, не зная, что делать – остановить? Подождать? Отцепить гирю и попробовать стащить по лестнице к проколу? Внезапно фигурки, зажатые в центре устройства, дёрнулись, пошли навстречу друг другу и, встретившись, провернулись, входя в зацепление. Видимо, это и было целью работы механизма, потому что он сразу же остановился.

«А ведь кто-то отдал руку, чтобы этого не случилось. Почему?»

Пол помещения сильно вздрогнул. Со стен посыпался иней. В тишине это было странно, но больше ничего не происходило.

«Что-то не так. Надо возвращаться».

Она попробовала поднять устройство, все ещё надеясь забрать его с собой, но не смогла отделить его от стола. То ли оно было к нему прикреплено, то ли примёрзло. Тогда она извлекла, осторожно высвободив из фигурных обойм, соединённые в одну чёрно-белую фигуру статуэтки и положила их в сумку.

«Странно, что веревку не дёргали, – подумала Ольга, спускаясь и сматывая её на локоть, – неужели ещё и пяти минут не прошло?» Часов, способных работать при такой температуре, в Убежище не нашлось, и ей казалось, что она тут уже очень долго.

Второй конец верёвки лежал на полу. Прокола больше не было.

«Сорок пять минут и три часа», – вспомнила Ольга. Сорок пять минут при тяжёлой физической нагрузке и три часа – в состоянии покоя. Столько времени должен обеспечивать кислородом регенеративный патрон. Но замерзнет она, скорее всего, раньше. Ноги внизу уже почти утратили чувствительность, и она переставляла их, как колодки. Вполне вероятно, что её ждет тяжёлое обморожение с потерей пальцев, даже если её спасут прямо сейчас. Если интенсивно ходить, то они чуть-чуть согреются, но кислород будет расходоваться быстрее.

Выбрала – ходить.

Стоять на месте она просто не могла. Поднялась по лестнице, ещё раз осмотрела механизм. Как именно он соединяется со столешницей, не поняла, но убедилась, что закреплён намертво. Подёргала дверь. Попинала дверь. Попробовала подцепить её за край. Безуспешно.

Отцепила гирю от цепочки, постучала по двери гирей. Очень странно было «слышать» звук ударов только руками. Дверь украсилась несколькими весьма незначительными вмятинами, но не шевельнулась. Ольга понятия не имела, зачем ей открывать дверь, и что она будет делать с той стороны, если откроет, просто надо было чем-то себя занять.

Простучала гирей стены, но за отсутствием нормального звука не смогла определить, есть ли за какой-нибудь стеной полости. Стены оказались твёрдые, гиря на них следов не оставляла.

Спустилась вниз, постучала гирей по стенам там. Никакого эффекта. Несмотря на постоянное хождение туда-сюда, ноги совершенно замерзли.

«Не думала, что умирать будет так скучно…»

Достала из сумки статуэтку, стала её рассматривать. Фигурки были выполнены примитивно, без детализации, но очень тщательно. Немного похоже на шахматные фигуры. Сейчас ей казалось, что это едва намеченные силуэтами чёрный человек и белый. Но если посмотреть под углом, то очертания как бы смазывались, и понять, что имели в виду их создатели, было невозможно. Основания их примыкали друг к другу с такой точностью, что место соединения выглядело монолитным – просто чёрный материал без всякого стыка сменялся белым. А ведь она видела их разделёнными. Взялась одной рукой за белую часть, другой за чёрную. Потянула. Повернула. Повернула в другую сторону. Фигурки неожиданно легко разделились. На основаниях стали видны тщательно вырезанные пазы, которыми они скреплялись в одно целое.