Текст книги "Те, кто жив (СИ)"

Автор книги: Павел Иевлев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 23 страниц)

«Какая тонкая работа…»

Возле репера замерцало, в прокол геройски, с ломиком наперевес, впрыгнул человек в скафандре, схватил её за руку и утащил за собой.

– Мы не сразу поняли, что произошло, – оправдывался Матвеев, глядя на лежащую в лазарете, на привычной, уже почти именной койке, Ольгу. – Произошёл разрыв прокола, а потом резонанс по этой частоте исчез, как будто срез куда-то провалился. Мы уже думали, что потеряли тебя, девочка.

– Кончилось всё хорошо, верно?

– Проанализировав записи приборов, я догадался, что срез действительно исчез, а вот репер его остался, просто отзывается как локальный.

– Локальный?

– Место, где ты была, стало частью нашей локали. Если бы не холод на поверхности, можно было бы выйти на улицу, немного прогуляться и открыть снаружи ту дверь, в которую ты стучала изнутри. Вот такую интересную штуку ты притащила!

– «Использовать рекусор», – вспомнила Ольга слова пришельца.

– Именно! Ты отдыхай, приходи в себя, а мы проведём несколько забросов…

– Нет! – решительно запротестовала она. – Лизавета Львовна поднимет меня на ноги уже к вечеру. Я хочу идти сама.

Эта прогулка стоила ей довольно сильно отмороженных ног – инженеры уже повинились и обещали усилить теплоизоляцию. Лизавета вкатила ей дозу очередной версии своего суперпрепарата, ноги болезненно, но быстро восстанавливались. Побочное действие никуда не делось – не вовремя пришедший её навестить Дмитрий сначала был изрядно шокирован, но… В общем, теперь он имел какие-то совершенно лишние надежды непонятно на что, и смотрел на неё глазами бездомного песика. Это раздражало.

– Пожалуйста, не забывай… те, – смущённо сказал он. – Не забывайте про страховку!

Он довольно мило смущался, но Ольга уже несколько раз пожалела, что не сдержала телесный порыв. Объяснить, что это была случайность и чистая физиология, было невозможно. Дмитрий просто этого не слышал. Сослаться на действие Лизаветиного эликсира было нельзя – Совет принял решение строжайше засекретить всё, что касается этих исследований. Ах да, теперь у них был Совет Убежища, или просто «Совет». Палыч стал «Председатель Совета», как будто у них колхоз какой-то. Ольга в Совет входила, а Дмитрий – нет. Мантисы после её вылазки одолевать Убежище перестали, от чего люди вздохнули с облегчением, а Лизавета начала беспокоиться о сырье для экспериментов.

– Готовность! – сказал Матвеев в интерком, а Мигель показал ей из-за стекла большой палец.

Дмитрий лишний раз поправил у неё на поясе веревку, кажется просто для того, чтобы дотронуться. Как будто она могла что-то почувствовать сквозь скафандр.

Пол завибрировал, под аркой пробежала рябь прокола.

Вокруг был ровный белый покров. Первый же шаг по нему привел к тому, что Ольга провалилась в рыхлый, как пудра, снег по грудь и с каждым движением погружалась все глубже. Нырнув с головой, она судорожно пыталась выбраться, но, в конце концов, просто увязла, не достигнув твердой поверхности. Задергала веревку, подавая сигнал тревоги, и энергичный Дмитрий чуть не порвал её пополам, вытаскивая.

– Все равно надо было попробовать, соединить эту штуку! – выговаривал ей недовольный Матвеев. – Кто знает, сколько пусков мы ещё проведем, прежде чем опять явится этот…

– Ну конечно, – отмахивалась от него Ольга. – А если бы получилось? Прокол бы слетел, верёвку обрезало, а я так и осталась бы морковкой в сугробе торчать…

– Ольга… хм… Павловна всё правильно сделала! – накинулся на него Дмитрий. – Безопасность прежде всего!

Защитничек нашёлся…

– Я готова идти в следующий прокол.

– Ну, нет, молодой человек правильно напомнил про безопасность, так что придётся подождать – мы дорабатываем скафандр. Хватит вам, как в туалете, за верёвку дёргать! Будете со связью и энергией.

Теперь за Ольгой тянулась не только веревка, но и подключённый к скафандру кабель. На испытаниях она то и дело вырывала из ткани разъем, его укрепляли, он начинал травить воздух, потом обмерзать, потом оказалось, что изоляция на холоде становится ломкой и провод замкнуло, оставив её не только без связи, но и без света. На все предложения послать уже его к черту и вернуться к верёвке, инженеры отвечали, что «вот-вот» и «сейчас-сейчас». И вообще, не надо становиться на пути технического прогресса.

В конце концов, здравый смысл восторжествовал частично – фонарь ей оставили батарейный, но «говорящую шапку» в шлем всё-таки воткнули, решив, что тоненький сигнальный провод холод как-то перенесет, а если нет – то и невелика потеря. В нагрузку выдали тележку с прожектором и транзисторным радиомаячком на батарее с самоподогревом. К прожектору тянулся силовой кабель. Матвеев на основе каких-то своих расчетов предположил, что электрический ток через прокол по кабелю проходить должен, и теперь жаждал в этом убедиться.

Научное любопытство.

– Ну что там, что? – первым делом спросил в ухе Матвеев, как только она прошла на ту сторону.

– Прожектор горит, – ответила она.

– Вот! Я же говорил! Докладывайте, не тяните!

– Снег. Открытое пространство. Судя по всему, я на холме, поэтому снежный покров неглубокий, чуть выше колена. Вертикально установленные грубо обработанные под вытянутый параллелепипед камни. Стоят в круг, диаметром около пяти-шести метров. Некоторые покосились. В центре видна верхняя часть репера…

– Что видите вокруг?

Ольга попыталась повернуть прожектор на станине – он не повернулся, потому что шарнир замерз. Пришлось, налегая всем весом на ручку, ворочать в глубоком снегу тележку.

– Вижу… Вижу снег. Еще снег. Из него… Да, торчат верхушки деревьев. Похоже на замерзший лес.

– Каков уровень снега в лесу? – почему-то заволновался Матвеев.

– Отсюда трудно оценить, но торчат только самые верхушки… И я не пойду туда проверять, даже и не просите!

– Прекрасно, прекрасно, это шанс! – обрадовался непонятно чему ученый. – Что-то еще?

– Не уверена, – сказала, пыхтя от натуги, Ольга, – Сейчас поверну… Да, кажется, это крыша. Похоже на шпиль, как у собора в Риге.

– Как глубоко он в снегу?

– Откуда я знаю? – рассердилась Ольга. – Я же не видела его без снега! И он далеко, прожектор еле добивает.

– Прекрасно, замечательно!

– Да чему вы так радуетесь?

– Много снега, действительно много!

– У нас что, своего не хватает? – Ольга даже немного забеспокоилась. Не хотелось бы, чтобы профессор рехнулся от чрезмерной учёности именно в тот момент, когда она по ту сторону прокола.

– Девочка моя, вы не понимаете…

– Я не ваша и не девочка!

– Электронный барометр на тележке показывает, что есть атмосфера, температура не ниже минус ста пятидесяти, высокий уровень снежного покрова, – снисходительно ответил Матвеев. – Вы понимаете, что это означает?

– Нет! – сердито ответила Ольга.

– Это действительно большой фрагмент! Существенно больше нашего!

– И что?

– А, неважно, идите к реперу.

– Я рядом.

– Теперь вам надо достать из сумки две части рекурсора и соединить их. Статуэтки, которой вы нашли в прошлый раз. Они у вас в сумке. Достаньте их и соедините. На всякий случай, сделайте это как можно ближе к реперу… – теперь Матвеев говорил с ней, как с умственно отсталым ребёнком, но за время работы в Институте Ольга к этому привыкла. С учёными такое часто случается.

Она достала чёрную и белую фигурки, ещё раз удивившись примитивности форм и тщательности изготовления, приложила их основаниями друг к другу – так, чтобы совместились прорезанные пазы и выступы, и повернула, защёлкивая.

И мир вокруг взорвался.

Историограф. «Коллаборант»

С утра Сева был серьёзен и немного с похмура. Я же, на удивление, чувствовал себя прекрасно. Немного стресса, много секса, хороший сон – и я как новенький. Работорговец… ах, ну да – «менеджер трудовых ресурсов биржи полусвободного найма» – сидел, раскинувшись, на диване. Махровый халат открывал волосатую грудь. Без пиджака Сева выглядел незавершённым, как прапорщик без сапог. У его ног на мягком пуфике сидело… что-то. Сначала мне показалось, что он зачем-то нарядил в платье собаку, потом – что это ребёнок. Но существо повернулось, потянулось – я и вдруг понял, что это взрослая женщина, только очень маленькая. Не карлица, с их болезненно искажёнными пропорциями, а очень симпатичная, с точёной фигуркой и приятным личиком барышня. Только ростом метр двадцать.

Сева рассеянно погладил её по голове, она в ответ потёрлась щекой об его голую ногу, обняла ручками за колено и как будто замурлыкала. От неё исходило удивительное ощущение уюта и спокойствия. Мне сразу захотелось почесать её за ушком.

– Садись, – велел он мне, указав на кресло. – Сейчас принесут кофе.

– А кто… или что это? – я указал на мурлыкающую девушку.

– Сувенир, – равнодушно пожал плечами Сева. – Живая игрушка. Кайлиты вывели вместо кошек: всеядная, лоток не нужен, всё понимает, ничего не говорит. Может греть постель и всё такое. Они продаются стерильными, чтобы покупатели не разводили сами, и живут недолго, лет по двадцать. Так что, наверное, эта последняя из своего вида. Я давал ей Вещество, благо ей хватает трети дозы.

Я проникся – учитывая космическую стоимость Вещества везде, кроме Коммуны, не на всякое домашнее животное потратишь даже каплю.

– Беги наверх, – похлопал её Сева по круглой попке. – Нам поговорить надо, а от тебя в сон клонит…

Крошечная женщина потянулась, нарочно пройдясь ему по коленям крепкой грудкой, прощально мурлыкнула, встала и пошла к лестнице. Вышагивала подчёркнуто женственно, от бедра, играя выпуклыми ягодицами под короткой юбкой.

– Выпендривается, – хмыкнул Сева. – Любит дразнить гостей.

Пришла вчерашняя служанка, принесла кофе. Разлила по чашкам, постреливая глазами в мою сторону, и удалилась. В дверь постучали.

– Можно, друг Сева? – голос был незнакомый, мужской.

– Конечно, друг Малки, только тебя и ждём!

Мы кого-то ждём? Надо же.

Вошедший оказался неиллюзорно прекрасен. Я-то думал, Сева выглядит экзотично в своих пиджаках, но это зрелище «лопни мои глаза». Высокий, лысый, с полностью седой белой бородой мужчина смугл и выглядит лет на шестьдесят. В приветственной улыбке он продемонстрировал полный набор сверкающих золотых зубов. Ни одного белого. Под вышитым золотой гладью бархатным, чёрным в алых маках халатом переливается парчовая золотая косоворотка с блестящими, возможно даже, бриллиантовыми пуговицами. Ниже – пожарно-красные шёлковые шаровары, заправленные в собранные гармошкой малиновые сапоги. Севины золотые печатки на пальцах на фоне сборных драгоценных кастетов гостя вообще не смотрелись – каждый перстень перекрывал полторы фаланги. Как он ухитряется что-то делать, таская по килограмму золота на каждой руке? Захочешь этак жопу подтереть – покалечишься и унитаз разобьёшь…

Сева встал, и они обнялись, аккуратно похлопав друг друга по спинам.

– Здравствуй, здравствуй, друг Сева! – гость был громогласен и напорист. – Я поставил табор там, у лесочка, не помешаем?

– Ну что ты, друг Малки! Я всегда рад тебе и твоим рома! Как кочевали, гладка ли Дорога? Как здоровье твоих жён, детей и внуков?

– Хвала Искупителю, не жалуюсь, друг Сева! Новая жена сладка, как ихор, и принесла мне троих. Один из них настоящий глойти! Спасибо тебе за подарок! У тебя по-прежнему лучший товар в Мультиверсуме! Внуков же я перестал считать, когда кончились пальцы на ногах!

– Не стоит благодарности, друг Малки, для тебя у меня всегда найдётся что-то особенное! Вот, например, посмотри на этого юношу! Это тот, о ком я подал тебе весть вчера.

Я здорово напрягся – это что, и есть мой покупатель? Что за цыганщина? На кой чёрт я ему сдался? Танцевать как медведь на цепи? У меня плоховато с хореографией.

– Я порадовался твоей вести, друг Сева, и сразу поднял табор в дорогу. Как зовут этого смешного мальчика?

– Артём меня зовут, – буркнул я недовольно.

Мне надоело, что меня обсуждают в третьем лице. И вообще – нашли мальчика.

– Те авес бахтало2323
  Те аве́с бахтало́ (цыг.) – будь удачлив.


[Закрыть], друг Артём, я Малкицадак, рома баро.

– Цыганский барон? – блеснул образованностью я.

И – сел в лужу.

– У рома нет баронов, – нахмурился цыган. – Баро – большой. Баро – старший. Баро – не барон, не граф, не царь и не командир. Рома – народ Дороги, мы равны друг перед другом. Но разве объяснишь это гаджо?

Он потеребил массивную золотую серьгу и недовольно спросил Севу:

– Друг, ты уверен, что это он? Этот дырлыно2424
  Дырлы́но – дурачок.


[Закрыть]…

– Ой, Малки, я сначала сам подумал, что он просто лошок, но присмотрелся – он бахтало мурш2525
  Бахтало́ мурш – везучий сукин сын, как-то так.


[Закрыть]! Он сегодня ночью отлично потрудился, и мой глойти говорит, что не зря. Девицы понесли Людей Дороги. Он тот, о ком сказано.

Что он несёт? Я что, обрюхатил служанку и эту оторву?

– Или это просто совпадение, – недовольно буркнул золотозубый.

– Или так, – кивнул Сева, – а что мы теряем, баро?

– Так, может, не отдавать его тогда?

– Он вернётся, Малки. У него есть Судьба. И когда он её поймёт, то будет нам должен.

Потом они обсудили какие-то непонятные торговые дела, каких-то неизвестных людей, какие-то невнятные обстоятельства – то по-русски, то переходя на цыганскую тарабарщину. Меня тут как будто не было. А потом цыган ушёл, и мы остались с Севой вдвоём.

– Спрашивай, – разрешил он со вздохом.

– Сева, что это было вчера? Зачем тебе нужно было так срочно повесить на меня этих девушек? Почему именно на меня?

– Догадался? – покивал головой работорговец. – Умный мальчик, да…

Он отхлебнул кофе, задумался, а потом отрицательно покачал головой:

– Я не скажу тебе. Тебя сегодня заберут. Чего не знаешь – не расскажешь.

Я поёжился – сразу представил себя привязанным к стулу в подвале, лампу в лицо и дубинку по почкам.

– Цыгане?

– Нет, что ты. Рома ты не нужен. Им никто не нужен.

– А кто?

– Другие люди.

– Расскажи им всё, – посоветовал Сева, глядя на мою помрачневшую рожу. – Ты не знаешь ничего важного, иначе бы тебя им не отдали. Просто расскажи, не играй в героя для тех, кто тебя предал.

– И не собирался, вот ещё, – буркнул я. – Я теперь человек женатый, мне себя беречь надо…

– Тут есть тонкость, – хитро улыбнулся он. – Вместо того, чтобы консуммировать брак, ты драл Линку. Если не вернёшься, старый Сева расстроится, но сможет объявить его не состоявшимся фактически.

Я равнодушно пожал плечами – оно и к лучшему. Мне гарем не по чину. Коммуна меня продала, на бывшей Родине никто не ждёт, а скитаться в поисках места под солнцем проще одному, чем в компании трёх сногсшибательных красавиц.

– Я буду ждать, когда ты вернёшься, – снова увидел меня насквозь Сева, – но не очень долго, так что поспеши. Хочешь попрощаться с жёнами? Покупатель уже прибыл, но его полезно подержать в ожидании…

– А хочу! – согласился я. Мне пришла в голову одна идея.

Усатый помощник провёл меня лесной дорожкой в другой пряничный домик, поменьше этого, но поцветастее. В холле ко мне шагнули вставшие с дивана девушки, и дыхание на секунду пресеклось. Хороши, слов нет. Кому-то было бы счастье, а мне как всегда.

– Две минуты! – сказал сопровождающий строго и показал для верности растопыренные буквой V пальцы.

Неужели боится, что я успею тут наскоро свой брак, как это… консуммировать?

Девушки смотрели на меня, ожидая невесть чего. Но вроде без отвращения.

– Ну, здравствуйте, – сказал я им. – Кто-нибудь из вас понимает меня хотя бы чуть-чуть?

Безымянная горянка кивнула.

– Мы всё понимай, – сказала она глубоким грудным голосом.

– Вы, наверное, лучше меня знаете, что происходит, глупо было бы вам что-то объяснять. У меня только один вопрос: вам это надо? Не Севе, не кому-то там ещё, а вам? Тебе и девушкам?

– Мы… – она задумалась, подбирая слова. – Мы решить, Сева прав. Мы принимать эту Судьбу.

Блондинка и рыжая закивали, подтверждая. Что ещё за судьба такая? Но спросить не успел – вернулся усатый.

– Идти! – сказал он сердито.

– Момент, – ответил я. – Попрощаюсь с семьёй. Чего пялишься? Это мои жёны!

Усатый зло фыркнул, но демонстративно отвернулся в угол.

Я обнял всех троих разом, собрав в плотную группу девичьи тела, и прошептал горянке на ухо:

– Спрячь и никому не показывай. Всегда держи при себе!

Моя рука нырнула ей за пазуху и вернулась обратно. Даже пощупать содержимое толком не успел! Одни хлопоты мне от этого брака…

– Пока, девушки! Не скучайте! Увидимся! – сказал я напоследок, и усатый довольно невежливо вытолкал меня из домика.

Кажется, я ему сильно не нравлюсь. Неужели сам в мужья мылился? Удивительно, но эта мысль вызвала во мне что-то похожее на секундную судорогу ревности. Как мы люди, всё же смешно устроены…

Покупатель ждал нас в пустующем по утреннему времени баре, беседуя с обряженным в парадный бордовый пиджак Севой. Они выглядели старыми знакомыми, но некоторая напряжённость в позах просматривалась. Войдя с солнечной улицы в полутьму помещения, я не сразу разглядел того, кто заказал меня, как товар в онлайн-магазине. А разглядев, даже не очень удивился тому, что мы знакомы. Бесконечен Мультиверсум, а рожи всё время встречаешь одни и те же. Это суровое обветренное лицо с седым ёжиком армейской стрижки и бледной чертой шрама на скуле я видел недолго, но запомнил хорошо. Мы целились друг в друга у палатки в одном очень холодном и снежном срезе, а я тогда ещё был гораздо менее привычен к пребыванию на мушке. Сейчас он был тоже в военном, только без броника и разгрузки, а на нарукавной нашивке вместо тогдашних пяти звёздочек была одна, но побольше.

– Поздравляю с очередным званием! – сказал я ему вместо «здрасьте».

– Служу трудовому народу! – ответил он со всей серьёзностью.

– Да вы знакомы? – искренне поразился Сева. Ну, или очень хорошо сыграл удивление.

– Встречались как-то раз, – коротко ответил военный.

– Ну, тогда сами видите – всё без обмана! У старого Севы лучший товар в Мультиверсуме!

Покупатель скептически покачал головой, но не стал спорить. Молча подвинул по столу небольшой металлический ящичек, размером с автомобильную аптечку. Работорговец отстегнул защёлки, приоткрыл крышку и заглянул внутрь. К сожалению, с моей стороны было не разглядеть, что там, но его вроде бы устроило.

– Он ваш, уважаемый! – сделал Сева широкий жест в мою сторону. – Спасибо за покупку, обращайтесь к нам снова!

Как кассир в супермаркете, ей-богу.

На улице нас ждал широкий плоский автомобиль на больших колёсах. За установленной на поперечной дуге пакетной скорострелкой стоял боец в высокотехнологичной кирасе и закрытом шлеме, нервно ворочая стволами на вертлюге. Вокруг столпились пёстрой толпой цыгане и демонстративно его разглядывали, тыкая пальцами, смеясь и обсуждая на непонятном языке. Как будто он конь и его украсть хотят. Водитель, почти сливающийся с машиной благодаря покрывающему их обоих геометрическому камуфляжу, держал одну руку на баранке, а другую на кобуре. Но окружившие машину рома не проявляли агрессии. Женщины в ярких юбках звенели обильными монистами, мужички с усами и в шляпах громко переговаривались на своём гортанном языке, между ними носились босоногие чумазые дети. Увидев нас с Севой, они послушно расступились.

Покупатель молча указал мне место на заднем сидении, где перед моим носом маячила жопа пулемётчика, а сам сел спереди, рядом с водителем. Машина плавно и почти беззвучно набрала скорость – только шелестела палая листва, да гудели зубастые покрышки. Мы промчались по лесной дороге, проскочили быстрым ходом унылый и явно давно заброшенный городок, состоящий из таких же облизанных параллелепипедов без окон, и вырвались на простор. Затянутое грязью и заметённое листьями шоссе было прямым, как стрела, и на нём не было никаких следов – похоже, работорговцы в эту сторону не катаются. По сторонам были луга и перелески в осенних буро-оранжевых красках, неотличимо похожие на среднюю полосу России, только совершенно безлюдные и без следов хозяйственной деятельности. Если бы не дорога с твёрдым покрытием и редкие покосившиеся столбы, можно было бы подумать, что люди здесь никогда и не жили.

Ехали так долго, что пулемётчику надоело топтаться у своей установки, и он сел рядом со мной, сказав извиняющимся тоном:

– Да нет тут никого…

Через пару часов быстрого хода свернули с шоссе на теряющуюся под деревьями подъездную дорогу, потом на еле угадываемую по старой колее грунтовку, а дальше и вовсе двинулись через редколесье, заламывая трубами бампера молодые деревца и кусты. Вскоре я почувствовал знакомое ощущение – где-то совсем рядом был репер. Не ошибся – на полянке среди полускрытых почвой упавших камней древнего кромлеха торчала верхняя половина ушедшего в землю чёрного цилиндра. Похоже, здешняя цивилизация, какой бы она ни была, не проявила к этим артефактам интереса.

Я с интересом ждал – кто из них достанет планшет и окажется оператором? Но так и не дождался: переход совершился как бы сам собой, оставив меня в недоумении.

На той стороне нас ждал небольшой подземный зальчик, в который машина вписалась почти в распор. Реперы оказываются в каких-то подземельях чаще, чем на поверхности, но я понятия не имею, почему. Воронцов никогда об этом не рассказывал – возможно, не знал и сам.

В зальчике было темно и душновато. Период гашения, к счастью, оказался коротким. Следующий резонанс выкинул автомобиль в более просторный зал. Нас встретил навязчивый звук тревожного зуммера. Он нарастал, угрожающе повышая громкость и частоту гудков. По стенам побежали блики оранжевой лампы-крутилки, но покупатель достал из кармана нечто вроде гаражного пульта и ткнул им куда-то в темноту, отчего всё это прекратилось. Наверное, если сюда попадёт кто-то без такого пульта, ему не поздоровится.

Дождались гашения, прыгнули дальше – были встречены ощетинившимся стволами блок-постом. Это выглядело, как вывернутый наизнанку дот, – когда оружие смотрит вовнутрь могучей бетонной фортификации. Бойницы, прожектора в лицо, резкий голос через хриплый матюгальник:

– Не двигаться! Оружия не касаться, руки держать на виду!

Я застыл. К нашему командиру подошел кто-то почти неразличимый из-за бьющего в глаза света, проверил какие-то документы, перекинулся парой слов и ушел. Я думал, нас выпустят наружу, но нет – дождались гашения и прыгнули дальше.

В следующем срезе было солнечно и ярко – полуденное солнце сияло над небольшой горной долиной. Свежий воздух выгодно отличал это место от предыдущих, но в остальном так же – площадка вокруг репера огорожена (на этот раз металлической сеткой), на вышках стоят недружелюбно целящиеся в нас стрелки. Проверкой документов тут не ограничились – всем велели выйти, оставив оружие, и тщательно осмотрели автомобиль и даже вещи в рюкзаках.

Мы уселись обратно в машину, перед нами раздвинули сетчатые ворота. Выехав с площадки, сразу оказались в длинном прямом тоннеле, проложенном прямо в теле горы. В нём могли свободно разъехаться два грузовика, и мне даже показалось, что на полу есть следы крепления рельсового пути. Тоннель освещался редкими световыми шахтами, было гулко и прохладно. Мы ехали по нему около часа, дважды останавливаясь на блокпостах, где на нас светили прожектором и проверяли документы. Солдаты, одетые в хаки и вооружённые старообразными, с деревянными прикладами, «калашами», выглядели напряжёнными и бдительными. Не похоже, что караульная служба ведется формально. Интересно, они всегда такие нервные, или у них тут реальный фронтир?

Тоннель вывел нас к небольшой военной базе, с бетонным забором, стальными воротами и блочно-кирпичными казармами в стиле позднего СССР. Перед воротами стоял танк Т-62 в кустарной противокумулятивной защите из арматурной решётки. Спереди он был укрыт сложенными в виде капонира мешками с песком, а ствол пушки смотрел точно на створ тоннеля. Впрочем, здесь напряжение чувствовалось меньше – документы опять проверили, но стволами при этом в нос не тыкали. Зато, наконец, дошла очередь до меня – повели через плац, чертовски похожий на тот, что я топтал на срочной. Вплоть до щитов с плакатами «Строевые приёмы с оружием» и «Выполнение воинского приветствия».

Над входом в здание штаба висела кумачовая перетяжка с надписью: «Пограничник! Крепи рубежи обороны Коммуны!» Я от этого так обалдел, что даже не сразу понял, что от меня хотят. А меня, между тем, отвели в подвал, завели в пустую комнату и потребовали раздеться. Я не стал спорить – обстановка не располагала. Мужик в докторском халате и резиновых печатках по локоть тщательно прошелся по мне каким-то ручным сканером на длинной ручке, только что в задницу его не засунув. Одежду тем временем унесли, и я несколько минут мёрз на холодном бетонном полу. Вскоре какой-то служивый принес мне хэбэ2626
  Рабочая повседневная форма в армии СССР. Некрасивая, но удобная. Хоть на плац строиться, хоть говно чистить.


[Закрыть]третьего срока носки, слежавшиеся кирзачи, желтоватые застиранные кальсоны и портянки. Я попытки с третьей вспомнил, как их правильно мотать, – некоторые навыки остаются с тобой на всю жизнь. Знакомые виды, звуки и запахи (гуталина, хлорки, кирзачей и столовки) вызвали сильнейшее дежавю – как будто меня только что привезли из военкомата в учебку, и скоро первое построение, и прочие малоприятные перспективы.

Обошлось.

Меня просто вернули в машину, и мы поехали дальше. Пересекли расположение части и оказались у следующего репера – выходного транзитной пары. Неплохо они тут огородились – пересечь этот срез можно только от одной базы до другой, от замкнутой горной долины через простреливаемый тоннель прямо под дуло танка. И всё равно нервничают… Неужели нас так боятся?

Выходной репер расположился в подземном укрытии, противоатомные ворота открывались между пулемётными капонирами. Последняя линия обороны?

На той стороне мы оказались в просторном помещении типа склада. Пост часового, шлагбаум – и впереди раскрылась перспектива зелёного городского променада. Разглядеть его мне не дали – пересадили из открытой машины в грузовик с будкой без окон, где пристегнули наручником к лавке. И заперли дверь. Зарычал мотор, судя по звуку – обычный, бензиновый. Мы поехали. Я совершенно потерялся во времени и не мог даже сказать, как долго мы сюда добирались, но так вымотался, что, несмотря на неудобную позу, просто заснул.

Разбудили меня без грубости, но решительно. Отстегнули от лавки, повели куда-то коридорами – машина оказалась в подземном гараже, так что я так ничего и не увидел, кроме скучных, крашенных зелёной масляной краской стен, одинаковых дверей с цифрами и сурового дневального на тумбочке. На стене рядом с ним висел красный телефон с трубкой, но без номеронабирателя, и стояло в стеклянной пирамиде знамя – к сожалению, свёрнутое, но, похоже, что красное. На стене плакат «Воин Коммуны, будь бдителен, противник подслушивает!» изображал насупленного мужика в фуражке со звездой, который прикладывал палец к губам жестом «Тс-с-с!». Когда меня вели мимо, дневальный вытянулся и уставился поверх голов, имея вид уставной и бравый. Геометрического камуфляжа на нём не было, а форма напоминала ностальгическое «пэша»2727
  Полушерстяная повседневная форма, некрасивая и неудобная.


[Закрыть] времен позднего СССР – китель, брюки, сапоги, чёрные погоны с буквами «АК», пилотка со звёздочкой, ремень с бляхой. На ремне висели штык-нож и связка ключей.

Меня завели в кабинет, посадили на неудобный прикреплённый к полу металлический стул и ушли. Передо мной был стол, за ним на стене – зеркало Гезелла2828
  Зеркало Гезелла – прозрачное металлизированное стекло, со стороны выглядящее как зеркало. В кино только самые тупые персонажи не догадываются, зачем оно.


[Закрыть]. Ну, то есть, выглядело оно обычным зеркалом, но какой дурак повесит зеркало во всю стену в комнате для допросов? Не знаю, кто оттуда на меня пялился, но держали меня так довольно долго. Полагаю, ждали, когда я занервничаю, но я был спокоен, потому что чего-то такого и ожидал. Надеюсь, бить не будут, а если будут – то не по яйцам. Глупо иметь три жены и не иметь яиц.

Залязгали замки, вошли двое – знакомый военный со шрамом и незнакомый военный без особых примет. Незнакомый сразу сел за стол, развернул какие-то тетрадки и зашуршал бумагой, знакомый встал напротив моего стула, но чуть в стороне – видимо, чтобы из-за стекла меня было видно.

– Здравствуйте, – сказал он вежливо. – Представьтесь, пожалуйста.

– Артём, – ответил я.

– Полностью, пожалуйста! – я назвал фамилию и отчество.

– Воинское звание?

– Рядовой запаса.

Кажется, мой ответ вызвал лёгкое недоумение. Военные переглянулись, но никак не прокомментировали.

Меня спросили о роде занятий – я сказал, что преподаю в школе, спросили о семейном положении, и я автоматически сказал «холост», потом вспомнил, что уже нет, но поправляться не стал. После десятка нейтральных вопросов поинтересовались, понимаю ли я, где нахожусь и почему. Я честно ответил, что понятия не имею по обоим пунктам.

На этом допрос, к моему удивлению, закончился. Меня отвели в узкую камеру с койкой, рукомойником и унитазом, где и оставили. Я попытался уснуть, но не спалось – в машине выспался. Так что просто валялся, глядя в тусклую потолочную лапочку во взрывозащитном плафоне, и думал о том, как же я дошел до жизни такой. Ничего толкового не придумал.

– Эй, воин! – донеслось от двери. В маленькое окошко заглядывал давешний дневальный. – Днём лежать на кровати нельзя! Только сидеть!

– Да как-то похуй, – ответил я.

– Ну, дело твоё, но, если старшина увидит, у тебя будут проблемы.

Я пожал плечами – вряд ли мои проблемы может увеличить какой-то старшина.

– Слышь, воин, – с любопытством спросил дневальный. – Ты где так умудрился накосячить, что тебя на губу один из этих притащил?

Я сначала не понял, а потом догадался – в этом затрапезном хэбэ он принимает меня за своего же солдата-залётчика. Будь я дневальным, я бы тоже не ожидал увидеть на гауптвахте инопланетного шпиона. После неоднократного лечения ранений препаратами Коммуны я стал выглядеть моложе своих лет и при плохом освещении вполне канал за военнообязанного. Побочный эффект. Временный, к сожалению.

– Каких «этих»? – спросил я ленивым тоном дембеля-распиздяя.

– Ну, «друзей-партнеров». Целый майор Комспаса, не хрен собачий, это ж как наш генерал, не меньше! Ты, похоже, капитально залетел, да?

Ага, это он про моего знакомого военного, который со шрамом.

– Что, тоже «партнёров» не любишь? – закинул я удочку наугад.

– Да кто их любит… – мрачно сказал солдат. – Смотрят на нас, как на говно, а потом «крепите рубежи Родины». Они обосрались, а мы – крепите… Так что ты натворил?

– Лучше тебе не знать… – напустил туману я. – Разошлись малость в вопросе, где рубежи и где Родина.

– Вот даже как? – присвистнул дневальный. – Так ты дисс? Эх, не повезло тебе, брат. В лучшем случае – на точку пойдёшь, с двумя рожками жопу прикрывать. А то могут и в штрафную, с пиздец-пакетом на брюхе бегать. Там, говорят, недавно такое мясо было – двухсотых считать устали… Идёт кто-то, я побежал на пост. Держись, воин!

– Служу трудовому народу! – ответил я.

– А куда ты, блядь, денешься… – прокомментировал дневальный и убежал.

«Друзья и партнёры», значит? Ну-ну.

На этот раз меня отвели в другой кабинет. Там стоял древний аналоговый, с бумажным самописцем, полиграф, возле которого суетился военный в накинутом на форму халате. Меня усадили на стул, обвязали вокруг груди каким-то проводом, прицепили резинками поперёк ладоней датчики, обмотали эластичной лентой левый бицепс. Мой покупатель тоже был тут, но кроме него пасся какой-то толстый генерал с брезгливой отёчной мордой, и подпирал стену некто в штатском, от которого за версту несло Конторой Глубокого Бурения.