Текст книги "Телефон Господень (сборник)"
Автор книги: Павел Иевлев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 18 страниц)
Рука субботы
История эта началась в середине 90-х годов прошлого уже века. В подвале обычной московской пятиэтажки был обнаружен обнаженный труп мужчины возраста 30-35 лет. Труп был подвешен к потолку на вбитом крюке.
Из протокола осмотра помещения:
…подвал дома № … по улице … типичный для домов подобного типа. Высота около двух метров, потолок деревянный, стены кирпичные. Размер помещения примерно десять метров в длину и шесть в ширину, пол земляной, на стене трубы. В наружной стене имеется небольшое окно, забранное решеткой. В правом дальнем от входа углу имеется вбитый в потолок крюк, согнутый из арматурного прута. На крюке располагается тело потерпевшего, подвешенное за связанные в щиколотках ноги. На груди тела имеется глубокий крестообразный надрез, в который помещен некий неизвестный предмет, размером примерно пять на три сантиметра. До прибытия экспертов предмет решено не извлекать. На стенах помещения нарисованы, предположительно кровью потерпевшего, неизвестные знаки и символы. Здесь же находится таз металлический эмалированный, в котором лежит побелочная кисть и сохранились остатки бурого вещества, предположительно свернувшейся крови…
Никаких документов и личных вещей потерпевшего в подвале не было обнаружено, но, к удаче следствия, нашедший труп местный дворник опознал в нем лицо без определенного места жительства, тихого алкоголика Василия, которого сам не раз гонял из подъездов. Если бы следствие было поручено опытному милицейскому работнику, то скорее всего, на этом бы все и остановилось, поскольку опытные работники называют такие происшествия «глухарь в квадрате» и ограничиваются опросом соседей. За БОМЖа, понятное дело, медалей не дождешься. Однако дело это было свалено на молодого следователя Александра Нефедова, у которого стало первым расследованием убийства в его начинающейся карьере. Александр взялся за следствие со всем энтузиазмом молодости и вскоре выяснил, что за последние полгода в этом районе столицы пропало не менее десяти лиц БОМЖ. Среди сообщества уличных бродяг циркулировали слухи о «нехорошести» района, и они старательно избегали там появляться. Это даже было отмечено в докладе участкового, который, естественно, ставил сей факт себе в заслугу.
Сообразительный следователь взялся за обход подвалов. Уже в третьем осмотренном доме он обнаружил вбитый в потолок крюк и плохо замазанные кровавые разводы на стенах. Тем временем, произошло еще одно загадочное событие – труп потерпевшего алкоголика необъяснимым образом исчез из городского морга, за недосугом так и не осмотренный медэкспертом. Кому могло понадобиться это неказистое тело, осталось загадкой, равно как и сам способ похищения – никаких следов взлома в морге не было обнаружено, и, вдобавок, пропало пальто и обувь принадлежащие сторожу. Сам же сторож морга, по обыкновению работников этого профиля, был той ночью смертельно пьян, и в свидетели по этой причине не годился.
Между тем, младший лейтенант Нефедов отыскал уже четыре места предполагаемых убийств. Поскольку заявлений о пропаже граждан не поступало, то он логично предположил, что жертвами были все те же несчастные бомжи. Между тем, на следователя начинало давить начальство, требуя закрыть безнадежное дело и заняться более перспективными расследованиями – происшествий в Москве всегда хватало, а тут бомжи какие-то… Однако новый толчок почти закрытому делу дало заявление от гражданки А.А. Кирсановой, художницы, о пропаже мужа, гражданина Кирсанова В.П., художника же. Гражданин этот пропал посреди шумного застолья, отправившись в ближайший ночной ларек «за догоном», то есть за следующей бутылкой. Из этой недалекой экспедиции он не вернулся, и нетрезвая компания обнаружила этот факт только утром. Поискав художника по кустам, жена обратилась в отделение милиции, предполагая, что ее супружника «повязал» ночной наряд. Однако никаких следов пропавшего не обнаружилось, и она забила тревогу, тем более, что слухи о неизвестных «сатанистах-убицах» по району уже гуляли вовсю. Необходимо отметить, что модный богемный художник Кирсанов одевался исключительно в лохмотья, выражая тем самым свой артистический протест против окружающего общества потребления, поэтому ночью и в нетрезвом виде был неоднократно принимаем за бомжа, отчего несколько раз уже имел неприятности.
Следователь Нефедов моментально сопоставил все эти факты и направился на обход всех известных ему мест убиений. Буквально через полчаса в одном из подвалов он увидел ожидаемую картину – подвешенный к потолку труп гражданина Кирсанова, тридцати трех лет, художника. Артистический протест сыграл с работником искусства дурную шутку – неизвестные охотники на бомжей приняли его за бродягу. Естественно, после этого о закрытии дела и речи быть не могло – протест протестом, но все-таки не бомж погиб, а полноправный гражданин, налогоплательщик и избиратель с московской пропиской. В помощь Нефедову выделили двух оперативников, и расследование закрутилось. Между тем, труп художника в первую же ночь исчез из морга при обстоятельствах совершенно аналогичных предыдущему случаю. Даже пропажа носимого имущества несчастного сторожа имела место. Самого сторожа, с похмелья бормочущего что-то безумное о ходячих покойниках, на этот раз уволили за разгильдяйство, но факта это не отменяло – второй исчезнувший труп так и не был осмотрен экспертами, по причине чрезвычайной занятости последних. Отмахнуться от этого было уже нельзя, тем более, что жена потерпевшего настойчиво требовала тело для христианского погребения. Места обоих происшествий (убийства и похищения трупа) на этот раз были очень тщательно осмотрены криминалистами. В подвале обнаружены следы присутствия не менее пяти человек, как минимум один из которых женского пола. Неведомые убийцы были чрезвычайно аккуратны или работали в перчатках, поскольку никаких пригодных для дактилоскопии отпечатков, кроме отпечатков художника обнаружено не было. Интересная подробность – рисунки и надписи на стенах были действительно нанесены кровью покойного посредством побелочной кисти, однако к этой крови была местами добавлена кровь куриная. Кроме того, на земляном полу подвала были обнаружены несколько мелких куриных перьев и отрезанная куриная лапа, по-видимому принадлежавшая крупному петуху. Этой кровью и, видимо, этой же лапой, на животе покойного были оставлены несколько красных птичьих следов. Все это было загадочно, но вполне объяснимо, а вот второе происшествие – в морге – поставило экспертов в тупик. Абсолютно никаких следов проникновения извне обнаружено не было, более того, по утверждению сторожа, дверь была на ночь закрыта изнутри на засов, что исключало использование похитителями ключей. По словам того же сторожа, засов он обнаружил поутру отодвинутым, а дверь – открытой. С вешалки исчезли плащ и вязаная шапка, принадлежавшие сторожу, а из приемного отделения – ботинки. Самое удивительное, что на засове, помимо отпечатков сторожа, были обнаружены «пальчики» покойного художника! Естественным образом напрашивалась версия о сговоре алкоголика-сторожа с похитителями, которые, обладая извращенным чувством юмора, и приложили к открытой сторожем двери руку покойника. Тем не менее, арестованный немедленно сторож все отрицал и только трясся то ли от страха, то ли от хронического похмелья. Когда на него соответствующим образом надавили, он, со слезами на глазах, стал нести уже полнейшую чушь о том, что покойник ночью якобы встал сам и преспокойно удалился. Сторож же, по его словам, не смог этому воспрепятствовать по причине сильнейшего алкогольного отравления, и вообще, мол, не такой он дурак, чтобы с бродячими покойниками связываться. Откровения сторожа были отнесены на счет белой горячки, но выпускать его на всякий случай не стали.
Расследование, между тем, несмотря на усилия энергичного следователя, зашло в полнейший тупик. Никаких следов таинственных убийц не обнаружилось, а сами убийства прекратились – видимо, злодеи заметили пристальный интерес правоохранительных органов к их деятельности и затаились. Не было обнаружено и пропавшее тело. Младший лейтенант Нефедов уже готовился передать безнадежный «висяк» в архив, но тут к нему поступило заявление от близкого друга художника Кирсанова, гражданина Ефимова Н.Н., художника тож. По словам Ефимова он, будучи в Подмосковье (с целью запечатления на холсте природных пейзажей), встретил там покойного Кирсанова. Покойник участвовал в строительстве некоего особняка, выступая в роли строительного разнорабочего, а именно – мешал лопатой строительный раствор. Немало удивленный гражданин Ефимов решил сначала, что стал жертвой банального сходства лиц, однако, при пристальном рассмотрении обнаружил характерный шрам над бровью. По его утверждению, ошибиться он никак не мог, потому что сам был виновником появления этого шрама, приложив коллегу этюдником в процессе выяснения художественной истины год назад. Кроме того, будучи художником, гражданин Ефимов обладал замечательной зрительной памятью, и лиц никогда не путал. Попытавшись вступить с Кирсановым в диалог, бывший друг был поражен тем, что художник его не только не узнал, но и вообще как бы не заметил, несмотря на проявленную Ефимовым настойчивость. Именно в заявлении пейзажиста и появилось впервые в расследовании это слово – «зомби».
Выдержка из заявления гражданина Ефимова Н.Н., 19.. года рождения, проживающего по адресу: г. Москва, ул. … д. … кв. …
…несмотря на мои настойчивые обращения к нему по имени, гражданин Кирсанов В.П. мне никак не отвечал, а смотрел мимо и вообще делал вид, что меня не слышит. Тогда я перелез через невысокий забор, подошел к нему почти вплотную и снова обратился со словами: «Вовка, ты чего, это же я, Коля!». Когда он вновь меня проигнорировал, я, с целью привлечь к себе внимание, схватил его за рубаху и дернул на себя. Владимир повернулся в мою сторону, но смотрел мимо меня. Глаза у него были пустые как у зомби, а под порвавшейся от моего рывка рубахой стал виден крестообразный шрам на груди. Это был даже не шрам, а сшитый грубыми нитками разрез, который выглядел совершенно незажившим и из него сочилась какая-то липкая вонючая гадость. Я, испугавшись, закричал: «Вовка, да что с тобой!», но в этот момент мои действия привлекли внимание охраны. Ко мне побежали два человека в камуфляже и с дубинками. Ввиду их явно агрессивных намерений, я бросился бежать, причем, перелезая через забор, потерял этюдник со всем содержимым. Возвращаться за ним я побоялся, обратившись вместо этого в отделение милиции по месту жительства, откуда и был направлен к следователю Нефедову…
Заявление Ефимова выглядело совершенно абсурдным, однако была в нем деталь, которая заставила следствие отнестись к нему серьезно. Дело в том, что о наличии крестообразного разреза на груди покойного заявитель никак знать не мог – эта информация не выходила за пределы следственной бригады. На место строительства выехала опергруппа.
Стройка оказалась совершенно покинутой. Были видны следы поспешного сворачивания работ, каковое сворачивание произошло не ранее нескольких часов назад, учитывая то, что раствор еще не успел затвердеть. Наскоро и без очевидного резона залитая бетоном яма показалось следователю подозрительной, и он распорядился ее вскрыть. На дне ямы, под слоем строительного раствора оказалось тело художника Кирсанова, которое было немедленно отправлено на экспертизу, на этот раз со строжайшим указанием произвести вскрытие немедленно.
По заверениям судмедэкспертов, блудный покойник не проявлял никаких порывов снова ожить. Более того, время его смерти определили примерно в неделю назад – налицо были очевидные признаки разложения, которых никак не мог не заметить вчера Ефимов. На груди покойника был обнаружен крестообразный надрез со следами грубого непрофессионального зашивания. Нитки на момент нахождения трупа были распороты, и в глубине раны остался отчетливый след неизвестного предмета сложной формы, размером примерно три на пять сантиметров. После совершения всех необходимых следственных действий тело было выдано жене покойного для последующего погребения.
Теперь у следствия были в руках хорошие прочные нити – выяснить личность владельца будущего особняка не составляло труда. Им оказался отставной генерал Н., ныне директор акционерного общества «Питон». По словам генерала, когда он задумался о строительстве «скромной дачи», то знакомый строительный маклер порекомендовал ему фирмочку, которая делает «быстро, хорошо и недорого». По словам маклера, «контора надежная, хоть и со странностями». Отсутствие у фирмочки юридического лица генерала не смутило – будучи предпринимателем, он прекрасно понимал, что такое налоговое законодательство. Представитель фирмы запросил действительно вполне по-божески, учитывая довольно жесткие заявленные сроки. Единственным условием было отсутствие надзора за проведением строительных работ. Генерал, рассудив, что у всех свои странности, согласился, и строительство закипело. Приезжая в оговоренные строителями выходные дни, он видел, что стройка действительно продвигается быстро и без халтуры. Все встречи генерала проходили с одним и тем же человеком, который, как ему показалось, был далеко не директором, а скорее, мелким менеджером. Человек этот ничем не примечателен и без особых примет. На этом полезная информация, полученная от генерала, закончилась.
Контактный телефон фирмы, которым располагал генерал, оказался мобильником, на данный момент отключенным и договор с оператором был оформлен по украденному паспорту. Офис фирмы оказался арендованным по краткосрочному контракту на тот же паспорт и поспешно покинутым. Подозрительная контора вовсю заметала следы. Нити расследования рвались прямо на глазах. Еще более усложнили дело показания соседей по коттеджному поселку, которые поневоле обращали внимание на строительство – всякому любопытно, что там сосед строит. По их словам, строители были довольно странными – их было человек десять рабочих, один бригадир и два охранника. Зачем охранники днем на стройке? Еще более удивительным казалось соседям то, что рабочие вкалывали от рассвета и до заката без перерывов на еду и перекуров. Более того, они и ночевали там же на стройке, никогда не выходя за пределы огороженной заборчиком территории. Соседи решили, что это бригада каких-то уже совсем безнадежных беженцев, которые попали в рабство к мафии…
Следствие было в очередной раз зашло в тупик, но помог неожиданный прокол фирмачей. «Менеджер», с которым имел дело генерал, оставил на папке с договором замечательный четкий отпечаток большого пальца. Дактилоскопия идентифицировала этого человека как гражданина Сафонова, дважды судимого за мелкое жульничество. Найти его было делом техники, и он, естественно, был найден.
Гражданин Сафонов, однако, сотрудничать со следствием оказался наотрез. Он дуром попер в «несознанку», отрицая и строительство, и отпечатки пальцев, и само знакомство с генералом. Было видно, что жулик напуган до крайней степени, и отнюдь не фактом ареста. Впрочем, любого напуганного можно напугать сильнее – к гражданину Сафонову были применены «специальные» методы допроса, и он раскололся. Показания бывшего жулика, человека неглупого, где-то даже интеллигентного и весьма начитанного, оказались весьма любопытными.
Расшифровка диктофонной записи чистосердечного признания гражданина Сафонова И.А., 19.. года рождения, дважды судимого, проживающего …
«…вы что думаете, это вам жулики какие-то? Не-е-ет, гражданин следователь, эти ребята пострашнее чеченского землячества будут. Чечены, они что, – ну, убьют, в крайнем случае, а эти ребята тебя и за гробом достанут.
Называют они себя «Рука Субботы», причем не той субботы, что после пятницы, а Барона Субботы – бывшего гаитянского диктатора и великого колдуна вуду. Их не так уж много – человек, может, пять, но вещи они умеют страшные. Это настоящие черные колдуны – вы можете не верить сколько хотите, но я это своими глазами видел! Они меня как-то раз заставили присутствовать на их обряде… Представьте себе – висит на крюке мужик голый, но уже не соображает ничего. Они же бомжей ловили и давали им, якобы, водки выпить. Только в водке той было что-то такое подмешано, что человек вроде и в сознании находится, а все ему пофиг, хоть на куски режь. И резали… Только не на куски конечно – от кусков какой прок? Они разрезали им грудь, вот тут, чуть ниже грудины… Да, там где солнечное сплетение, и через этот разрез выпускали всю кровь в тазик. В разрез же вставляется упо-упо… Это такая штука, что если человека правильно убить (главное – чтобы голова целая была), и эту дрянь в него вставить, то его потом, через сутки, можно мертвого поднять, и что хочешь с ним делать – если ему настоящий мганга (колдун, по нашему), который упо-упо делал, прикажет – он все что хочешь сделает. Это у них зомби называется. Такой зомби не ест, не пьет, и работает, как трактор, – вообще не устает. Он может круглые сутки вкалывать, только это больно подозрительно, поэтому они их на ночь в подвал загоняют. Он так вкалывает месяц, два, три – пока упо-упо у него в груди не сгниет, а тогда он падает сразу и разлагается за час, как за три месяца.
Из чего упо-упо делают? Ну, главный мганга ихний, одновременно с человеком петуха убивает, потом отрезает ему лапу, и…
Две страницы расшифровки вырваны из дела, кто и когда это сделал – неизвестно… –
…а потом, когда он узнал, что этот художник чертов своего друга узнал и говорить с ним пытался – он аж побелел весь от злости, и говорит мне – «вали домой, отсидись недельку, а мы с тобой потом свяжемся…». Да нет, не знаю я как с ними связаться, гражданин следователь! Они меня всегда сами находят – это такие ребята, что и после смерти тебя найдут. Он же, мганга этот, у меня прядь волос отрезал – он теперь со мной что хочешь сделать может! И хорошо если просто убьет, главное – чтобы не в зомби… Это же, говорят, душа тогда у человека сгнивает, в теле мертвом запертая. Ни рая, ни ада, ни перерождения не видать. Я правда все сказал, что знаю – не виноват я ни в чем! Они меня заставили, они кого хочешь заставят – «не хочешь живьем на нас работать – будешь мертвый вкалывать»…
Ночью после допроса, оставшись ненадолго один в камере, гражданин Сафонов с удивительной силой разбил себе голову об стену, от чего скончался на месте. Следствие зашло в очередной, теперь уже окончательный тупик и через три месяца расследование было прекращено и дело сдано в архив…
…Написано по материалам дела № 135067 под рабочим названием «Рука Субботы». Дело закрыто 2 ноября 1996 года и находится в архиве московской областной прокуратуры.
Галеомахия
(фрагмент романа)
«Галеомахия (греч.) – преследование кошек».
Словарь иностранных слов
Когда младший лейтенант Миша Успенский зашел в каптерку к старшему прапорщику Боре Мешакеру, тот сидел в глубоком кресле, приватизированном из гарнизонного клуба, и заматывал перевязочным пакетом правую руку. На бинте проступали красные пятна. Борис Мешакер (он любил, чтобы его называли на еврейский манер Борухом) – основательный пузатый еврей среднего возраста, – противу всяческих уставов носил густую окладистую бороду. Разрешение на эту бороду он персонально выбивал, дойдя чуть ли не до министра обороны, аргументируя ее необходимость глубоким шрамом на щеке. Происхождение шрама оставалось загадкой – Борух на такие вопросы отвечал, мрачнея, что порезался при бритье.
Прапорщик даже и не подумал встать и откозырять при появлении старшего по званию – за свою долгую и сложную армейскую жизнь он этих младших лейтенантов повидал немало, сам же предпочитал оставаться прапорщиком и сидеть в каптерке, вовсе не стремясь к повышению в звании. Миша на это нимало не обиделся – ведь он хоть и лейтенант, но младший, а Борис хоть и прапорщик, но старший – и дело тут не в нюансах военной субординации, а в приличной разнице в возрасте и несравнимой – в жизненном опыте. Кроме того, пообщаться в этом захолустном гарнизоне было особенно не с кем, – окончивший в прошлом году общевойсковое командное училище лейтенантик откровенно скучал, и размеренным течением службы тяготился. Прапорщик же был человек необычайно начитанный и отличающийся острым умом и парадоксальностью суждений. Немало ночей провел Михаил у него в каптерке, рассуждая под бутылочку о вопросах мироздания и человеческих отношений – на все у Бориса был ответ, как правило повергающий молодого лейтенанта в ступор и вызывающий желание кричать и спорить. Но, как говорят американцы: «неважно, что крупье жулик, если это единственная рулетка в городе…».
– Опять при бритье порезался? – пошутил лейтенант, глядя на намокающий кровью бинт.
– Нет. – коротко ответил Борух
Помолчав, он добавил:
– Помнишь мою кошку Сару?
Михаил утвердительно кивнул – один раз он заходил к Боруху в гости и поразился несметному изобилию книг и трехногой сиамской животине с пронзительными голубыми глазами.
– Так вот, это она.
– Что она?
– Она мне руку разорвала.
Лейтенант замолчал, не зная, что на это ответить. Кошка Сара показалась ему при кратком знакомстве существом безобидным и даже доброжелательным – случайному гостю грозили разве что потертости на штанах от немудреной кошачьей ласки.
– Накинулась на меня сегодня утром как бешеная, – продолжал Борух, – вцепилась в руку зубами и когтями – еле оторвал. А потом в окно выпрыгнула – и бежать.
– Она же у тебя, вроде, на улицу не ходит?
– Ну да, я сам удивляюсь – после того, как ей собаки лапу перегрызли, она на улицу ни ногой, а тут вдруг…
– Что это на нее нашло?
– Не знаю… может просто терпение лопнуло?
Миша с удивлением посмотрел на прапорщика, а тот продолжил свою мысль:
– Кошки – они как люди. И всякие человеческие качества у них есть – в том числе и терпение. Терпение, безусловно, добродетель. И не только христианская. Однако любое терпение не железное, и когда-нибудь оно заканчивается. Иногда оно лопается в неподходящий момент. Например, во время пламенной речи начальника, или в смирной и тихой очереди за детским питанием, или, допустим, на приеме у зубного врача. Да и какой момент подходящий для неконтролируемого взрыва? Киношка мне тут вспомнилась с Майклом Дугласом, у которого лопнуло терпение – и тихий, смирный парень начал вытворять такое, что заставило бы Соловья-разбойника задуматься, не перестарался ли…
– Это я к тому, что вот живешь-живешь, никого не трогаешь, а вокруг полно потенциальных маньяков, с необоримой силой в руках и огнем безумия в глазах, готовым вспыхнуть в любой момент. И сам ты такой же, как бомба неизвестной мощности в тротиловом эквиваленте, со сломанным часовым механизмом. А разрушения, которые мы все можем произвести, если взорвемся одновременно, будут равны нескольким хиросимам на площади в несколько Франций. Поэтому, надо бережно друг с другом обращаться, не сильно встряхивать, не ронять и не поджигать без крайней нужды. Может, хоть так мы сможем снизить постоянную опасность для мира и человечества…
Михаил понял, что Борух уже забыл про кошку и неприятное происшествие, увлекшись одной из своих импровизированных лекций, которые он выдавал неожиданно и по любому поводу. Имея по любому вопросу собственное суждение, он был готов часами говорить на отвлеченную или конкретную тему, обильно пересыпая речь цитатами из неизвестных лейтенанту книг. В другое время Миша с удовольствием послушал бы рассуждения бородатого интеллектуала, но сейчас он пришел по делу. Служба есть служба, даже если она проходит в забытом всеми маленьком гарнизоне возле закрытого города «N» и заключается, в основном, в тупой армейской рутине вроде перекрашивания флоры в фауну и обратно, а так же копания силами личного состава канав от забора и до отбоя.
– Товарищ старший прапорщик!
– Я! – рефлекторно отреагировал Борух
Лейтенант снизил тон и уже человеческим, а не уставным голосом сказал:
– Там вас собачники просили подойти, какое-то ЧП у них.
«Собачники» – кинологи, готовящие собак для погранслужбы – формально не относились к ведомству старшего прапорщика Мешакера, но авторитет его в этом гарнизоне был непререкаем, и как-то само собой получалось, что ни одно серьезное ЧП не решалось без его здравых советов. Борух надел фуражку и раскатал рукав камуфляжной куртки, закрывая повязку.
– Пошли вместе сходим. Посмотрим, что они там натворили.
Старший прапорщик Борис Мешакер и младший лейтенант Михаил Успенский вышли из сумрака казармы на продуваемый степным горячим ветром плац – это были последние спокойные минуты их воинской службы.
Собачьи вольеры располагались на самом краю маленького гарнизона, где короткие асфальтированные дорожки превращались в пыльный проселок и терялись в сухих ковылях выжженной степи. Уже издалека было видно, что там неладно – по бестолковой суете, свойственной оставленному без руководства рядовому составу. Не выносивший всякого беспорядка Мешакер прибавил шагу, и лейтенанту пришлось его догонять, поднимая офицерскими ботинками неистребимую даже на плацу пыль. Навстречу им бежал, загребая стоптанными сапогами, солдатик-узбек второго года службы, страстный собачник, готовый сидеть сутками с любимыми зверями, скармливать им свою пайку масла и, коверкая русский язык, выбивать у самого старшины дополнительную кормежку. Лицо его было изжелта-бледным, а по пыльным щекам бежали дорожки от слез.
– В чем дело, Файхутдинов? – не останавливаясь спросил Борух
– Товарища прапорщик! Большой беда! Все собака мертвый, совсем мертвый!
– Что за чушь! – воскликнул прапорщик и тоже перешел на бег.
Бегущего Боруха Михаил видел первый раз за все полтора года службы в этом гарнизоне. Обычно тот передвигался со степенным достоинством, приличествующим комплекции. Впрочем, в этот день молодому лейтенанту много предстояло увидеть впервые…
Возле собачьих клеток бестолково толпились человек пять рядовых. Еще двое, согнувшись, блевали в пыльную траву. Открывшееся зрелище не сразу дошло до сознания лейтенанта – какие-то мокрые красные тряпки были разбросаны по полу вольера… Когда мозг воспринял чудовищную картину, Михаилу сразу захотелось присоединиться к блюющим солдатам – все шесть здоровенных, натасканных на любого противника овчарок, были буквально порваны в клочья. Куски мяса и внутренностей вместе с клочьями шерсти валялись в бурых лужах крови, а из угла вольера смотрела на Успенского повисшим на ниточке глазом оскаленная собачья голова.
Первым пришел в себя прапорщик:
– А ну, войска! Хули уставились как в телевизор? Собак дохлых не видели? Ты, ты и ты, – показав пальцем на растерянных рядовых, – бегом за лопатами. Ты и ты – за ведрами и к колонке за водой. И чтоб через две минуты все здесь, а то руками отскребать будете! А вы кончайте там блевать! Тоже мне, институтки нашлись! И убрать за собой в темпе!
Повернувшись к лейтенанту он тихо добавил
– Миша, только ты тут не стошнись, а то я сам сблюю…
Громовой голос прапорщика моментально вернул безумную, никакими уставами не предусмотренную ситуацию в рамки реальности – движения солдат стали осмысленны и стремительны, только несчастный узбек стоял и трясся, а слезы так и бежали из его раскосых глаз. Борух подошел к нему, поправил на голове пилотку, застегнул верхнюю пуговицу гимнастерки и резко встряхнул за плечи.
– Рядовой Файхутдинов! Когда это произошло?
– Товарища прапорщик! Моя утрам спал в казарма, потом дневальный кричать: «Подъем, ваша мать!», потом я пошел в столовая, миска для собак брать…
– Короче, азия!
– Моя пришел и увидел – большой беда, кто-то все собака убивать совсем. Я кричать громко – солдаты прибегать…
– Понятно, – прервал его Борух, – ни черта ты не знаешь. Шагом марш отсюда – думать мешаешь.
Узбек, продолжая всхлипывать, поплелся в сторону казармы, еще сильнее сутулясь и загребая сапогами.
Борух подошел поближе к вольеру и, стараясь не глядеть пристально на разбросанные останки несчастных собак, начал осматривать сетку и решетчатую дверь. Он прошелся вокруг вольера, проверяя руками прочность ограждения и пиная ботинком столбы. Все было на местах, и засов на двери закрыт.
– Что же это за Джек-Потрошитель у нас завелся? А, Миша? И как он это проделал, объясните мне? Ведь если бы кто-то кроме азиата нашего, или второго собачника – как бишь его фамилия? – в вольер вошел, то собачки бы его сами порвали на тряпочки… А собачники, они скорее на себя руки наложат, чем животное обидят…
– Не справится один человек с шестью собаками, – сказал лейтенант, – это Рэмбо какой-то должен быть, или Шварценеггер с пулеметом…
– Скорей уж Конан-варвар. Их как будто тупым ножом разделали… Или когтями порвали. Причем, похоже, очень быстро – никто не услышал.
Борух задумчиво прошелся взад-вперед и осмотрел землю. Впрочем, чтобы найти какие-то следы в жесткой степной траве надо быть настоящим индейцем – на закаменевшем глиноземе наследил бы разве что тяжелый танк.
– А скажи-ка мне, лейтенант, кто у нас сегодня службу несет?
– Ну, сегодня же суббота – офицеры все в город поехали, развлекаться, первая рота тоже там – в клуб и в баню. С ними прапорщик Максимов отправился. Ну и товарищ подполковник в штабе… отдыхает…
Подполковник Кузнецов служил некогда в элитных частях, хаживал и по афганским, и по чеченским горам, командовал спецоперациями и был, говорят, непобедим. Поборол же старого вояку обыкновенный зеленый змий. В состоянии жестокого похмелья он, будучи еще полковником, страшно поскандалил на совещании в Генеральном Штабе. По слухам, сам министр был им поименован в глаза паркетным шаркуном и жополизом в погонах. Полковник, недовольный новой военной доктриной, предлагал ему даже стреляться на дуэли, как настоящему офицеру. Министр вызова не принял, а полковник, ставши немедленно подполковником, отправился дослуживать в самый дальний и занюханный гарнизонишко, который только сыскался на картах генштаба. Отправить под трибунал или в отставку героя всех последних войн было как-то неудобно… Теперь его суровые воинские будни проходили в ежедневном принятии вовнутрь горячительных напитков – причем начинал боевой подполковник прямо с утра, и к обеду обычно надирался в своем кабинете до состояния полной прострации. Командование гарнизоном, таким образом, сводилось к подписыванию дрожащей рукой всех бумаг, готовил которые как раз лейтенант Успенский.
Прапорщик вздохнул, подергал себя за бороду и сказал:
– Сходи-ка ты, Миша, в штаб. Может товарищ подполковник еще того… не совсем отдохнул… Все-таки он гарнизоном командует, а тут такие дела творятся… надо бы доложить.
