Текст книги "Телефон Господень (сборник)"
Автор книги: Павел Иевлев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 18 страниц)
– Готово. Забирай машину. И… Это… Будь осторожен, ладно?
– Не говори чепухи – лейтенант был совершенно спокоен, – мало ли что может померещиться.
Когда он уехал, я сразу улегся на раскладушку и попытался заснуть. Это было нелегко – нервы были натянуты как гитарные струны, но я изо всех сил успокаивал дыхание и медитировал, пока наконец не провалился в тяжелый сон.
Оказавшись в кабине паровоза, я совершенно не удивился. Каким-то краем сознания я осознавал, что сплю, но меня это не смущало. Паровоз медленно ехал среди серых холмов, Феофанов в своем картузе стоял за рычагами, молча вглядываясь вдаль.
– А где Тюркин? – спросил я. Я был уверен, что увижу в кабине покойного «буржуя».
– Уже там, – спокойно ответил механик.
– Где там?
– Не стоит тебе этого знать…
Голос его прозвучал так, что я понял – действительно, наверное, не стоит… Некоторое время мы ехали в молчании. Пейзаж за окнами кабины не менялся – те же низкие серые холмы, сглаженные потоком бесконечного времени. Потом Феофанов заговорил, но так тихо, что я не расслышал первых слов:
– …никогда не просить.
– Чего не просить?
– Вечности. Нельзя менять бессмертие души на вечность существования.
– Я не понимаю…
– Я искал вечный двигатель, но хотел-то вечной жизни… Я думал, что если мне откроется одно, то недалеко и второе. Но и вечное движение мне не давалось – годы потратил я на этот паровоз, а он не желал работать. Тогда я обратился к гремлинам – я знал о них, ведь я столько лет проработал механиком… Я досыта накормил их своей кровью, но вечное движение было им не по силам. Тогда они призвали нечто… Оно выполнило мое желание, но сожрало мою жизнь. Теперь у меня есть вечное движение и вечное существование, но нет жизни – я лишь слуга, механик при паровозе.
Феофанов замолчал, а я не знал, что бы еще у него спросить. Между тем пейзаж за окном начал меняться – мы подъезжали к городу. Колеса бодро загрохотали на стрелках. Это был не тот город, который я уже успел изучить, и в то же время это был он – новые постройки как бы просвечивали сквозь строения начала века. Паровоз шел по станции, исчезнувшей после двух войн и революции, постукивая на стыках давно разобранных рельсов. Он приближался к центру, и современность смутными тенями проступала сквозь добротные заборы купеческих домов и белые стены небольших церквушек. Единственным маяком оставался пакгауз – он, похоже, прочно пустил корни в обоих мирах. Сначала мне показалось, что мы возвращаемся в него, но лязгнула стрелка, и паровоз изменил направление, все больше отклоняясь в сторону. Мы неторопливо двигались по какому-то запасному пути, сквозь него смутными тенями проступала улица… И вдруг я увидел, куда мы направляемся – у обочины стояла машина Федора. Лейтенант еще не успел в нее сесть, он только взялся за ручку двери. Его движения были неестественно медленными, как при замедленной съемке – вот он открывает дверь, садится, вставляет ключ в замок зажигания… Паровоз стремительно приближался, и вдруг я понял, что сейчас произойдет. С диким криком я оттолкнул Феофанова и дернул за бронзовый рычаг экстренного тормоза. Машина со скрежетом и шипением резко остановилась, и я спрыгнул из кабины – предупредить Федора, спасти…
– Нет, ты не можешь! – раздался крик механика, но я уже свалился с раскладушки, разом проснувшись.
Несколько секунд я стоял на четвереньках, приходя в себя, потом поднялся и посмотрел на паровоз. От котла ощутимо тянуло теплом. Вдруг, к моему ужасу, огромные чугунные колеса со скрипом провернулись, из перепускных клапанов с шипением ударили тонкие струйки пара С лязгом перескочила стрелка, и чудовищный механизм медленно покатился в мою сторону. Я застыл, увидев в кабине паровоза скелет в истлевшем картузе, нахлобученном на голый череп…
Мощный рывок за плечо вывел меня из ступора. Между мной и паровозом стоял лейтенант – китель его был разорван и весь в подпалинах, от него ощутимо несло гарью.
– Так вот ты кто, сука! – заорал он, – на, получи!
Тут я увидел, что в его руке двадцатилитровая канистра, из горловины которой свисает тряпка. В воздухе резко запахло бензином. Федор, резко хакнув, с натугой метнул ее прямо в паровоз. Канистра попала в шатунный механизм, секунду сопротивлялась, но не выдержала напора чугунного кривошипа и лопнула, заливая бензином блестящие поверхности. Старлей моментально зажег спичку и кинул ее вслед за канистрой, одновременно мощным движением практически выкинув меня за шиворот из пакгауза. Внутри глухо ухнуло пламя, и лейтенант выскочил вслед за мной. Мы одновременно налегли на створки ворот, закрывая чудовище внутри. Из пакгауза донесся глухой вой, нарастающий стон умирающего механизма.
– Бежим отсюда! – заорал на меня Федор
И мы побежали.
Мы успели чудом – когда мы уже неслись, не разбирая дороги, сквозь крапиву и кусты, сзади громко ухнуло, как будто выдохнул великан, и стены пакгауза разлетелись кирпичными обломками
– Котел взорвался! – с удовлетворением в голосе сказал лейтенант, – кранты ему!
Я ничего не ответил – в наступившей тишине, за потрескиванием гаснущего огня, мне отчетливо слышалось удаляющееся тум-тум-тум железных колес на стыках…
Может быть, мне показалось…
Почтовый демон
Историю эту я не наблюдал своими глазами, а был, так сказать, ее «удаленным» свидетелем, потому осталась она в моей памяти как случай страшноватый и необъяснимый. Произошла она с моим бывшим однокурсником и давним другом Андреем Мещерским, человеком неординарным и талантливым. После окончания университета он несколько лет был увлеченным военным журналистом, и завоевал себе на этой ниве немалую известность, поскольку от опасности не бегал и сиюминутной политической конъюнктурой не увлекался, стараясь дать картину максимально объективную. Казалось бы, что еще нужно человеку? Любимая работа, негромкая, но заслуженная слава, приличные деньги… Однако, в некоей горячей точке пережил он нечто такое, что судьба его повернулась совершенно. Подробностей я не знаю, поскольку рассказать сам он не пожелал, а я из деликатности не расспрашивал. Надо сказать, что мы с ним не виделись практически ни разу с самого университета, однако общаться не прекращали, регулярно обмениваясь письмами по электронной почте. И вот, после долгого перерыва, он написал мне, что журналистику бросил и поступил в духовную семинарию, окончив которую стал священником. И, хотя предлагали ему службу и в пресс-центре РПЦ, и в столичных храмах, от всего он отказался, предпочтя распределение на общих условиях в некий далекий сельский приход, на замену скончавшемуся там старому батюшке. Чтобы избежать возможных искажений истины при пересказе, привожу этот рассказ так, как видел его я – через окно почтовой программы.
From: Andy Meschersky
To: Артем Ванкель
Received: 8 мая 20.. г. 16:22
Subject: Доехал!
Привет, Артем!
Хоть и пугал ты меня предполагаемой жизнью в «медвежьем углу», где пишут письма раз в год пером, выдернутым из рождественского гуся, и сплавляют их весной по реке, засунув в бутыль из-под самогона, – не так уж все и страшно. Пусть телефонных проводов сюда и не провели, но GPRS в моем мобильнике работает почти без сбоев, так что ты будешь по-прежнему получать от меня свежие новости по электронной почте. В общем, без Интернета я не остался – со мной верный ноутбук, без которого я чувствовал бы себя как гусар без коня. Все-таки, как бы ни пенял мне мой семинарский исповедник, который по старости лет считает любую технику наваждением диавольским, отказаться от компьютера выше моих сил. Да и так ли это страшно? Компьютер – лишь инструмент, который мы можем употребить как во зло, так и во благо. И гусиным пером можно написать текст греховный, и на клавиатуре можно настучать вещь духовную. Нет греха в вещах, а есть он лишь в человеках…
Ты не подумай, пожалуйста, что немедленно после рукоположения я превратился в зануду, и буду теперь вещать исключительно о грехах и спасении от оных, – просто мысли мои сейчас невольно витают вокруг предстоящей мне службы. Поэтому я незаметно для себя сбиваюсь иногда на проповеди – будь ко мне снисходительным. Может быть, через какое-то время, когда церковная служба станет для меня привычной рутиной, я начну в письмах язвить и ругаться нецензурно – для контраста, но пока что я вполне благостен и непривычно серьезен. Сам себе удивляюсь. Ты помнишь, как еще в студенчестве (да и после), мы с тобой смеялись над ритуалами и даже написали как-то злую пародию на церковные службы? Так вот, отношение мое к ним вполне переменилось. Когда веруешь искренне, то начинаешь понимать пользу молитв и ритуалов. Конечно, настоящая молитва творится в душе, но произносимые слова, лики святых, запах ладана – все это очень облегчает жизнь и помогает настроиться на общение с Богом. Вроде буддийской мантры, которая бессмысленна сама по себе, но вводит молящегося в определенный духовный резонанс.
Впрочем, не буду тебя грузить. Думаю, ты сейчас весьма далек от мыслей на эту тему – и слава Богу, иначе мир потерял бы в твоем лице замечательного журналиста-экстремальщика. Кто тогда будет гоблинов в метро ловить? :)
В общем, перехожу, собственно, к новостям житейским.
Такое впечатление, что село, в которое меня направили, равноудалено от всех возможных на свете мест. Не только что железной дороги, но и сколько-нибудь приличного шоссе вокруг не имеется. От станции, где раз в неделю останавливается какой-то полутоварный, замшелый, влекомый древним дизелем эшелон из четырех вагонов, меня доставляли по разбитой грунтовке грузовиком. Грузовик этот достоин отдельного описания – ГАЗ 51 на лысых колесах, перемотанных сквозь диски размочаленными толстыми веревками – для пущей, видать, проходимости. В кабине не работал ни один прибор, кузов подвязан точно такими же веревками, а мотор с трудом одолевает пологие горочки, издавая жалобные звуки, свойственные умирающим механизмам. Водитель этой удивительной колымаги – старый дед, морщинистый, как древесный гриб. Возраст его не поддавался определению, но веяло от него ощущением чуть ли не вечности, как от мумии фараона в музее. Состояние автомобиля его очевидно нисколько не удручало, равно как и состояние дороги, на которой, кажется, не было ни одного ровного участка длиннее полутора метров, а наглые древесные корни выпирали из колеи, как окаменелые удавы. Удивительно, что никакого уважения, обычно свойственного пожилым деревенским людям, он к моему сану не проявлял, курил молча какие-то папиросы, вонючие, как выхлоп его драндулета, да матерился безадресно, когда очередная яма отзывалась в подвеске особенно жалобным стоном. За всю поездку он только спросил непонятно: «Где же это тебя так?». Глядел он при этом на мой лоб, как будто там рога выросли. Потом пробормотал под нос что-то вроде: «Не мое дело… Второй шанс…». Я, конечно, стал его расспрашивать, но он только сплевывал в окошко и молчал. Кроме того, по-моему, он был не совсем нормален. Дорога меня утомила так, что я задремал несмотря на тряску и проснулся уже на месте.
Господи помилуй! Экое я тебе письмище накатал! Вот он, коммуникативный голод! Ладно, пора мне уже хозяйством заняться, а продолжение напишу вечером.
Пока!
Энди.
___________________________________
Best regards,
Andy Meschersky mailto:****@mail.ru
From: Andy Meschersky
To: Артем Ванкель
Received: 8 мая 20.. г. 23:40
Subject: Доехал – 2
Привет опять!
Покончив с нехитрым своим холостяцким пока хозяйством (Наташа приедет только через две недели, когда я более-менее здесь обустроюсь), припадаю снова к родимой клавиатуре. Не могу же я оставить тебя без сочного описания подробностей моей добровольной ссылки? :) Чувствую себя то ли Лениным-в-Разливе, то ли неким отшельником-пустынником. Тем более, что моя предполагаемая паства проявляет удивительное равнодушие к факту моего прибытия. Казалось бы, в этом глухом углу приезд нового человека, а уж тем более нового батюшки, должен вызвать немалый интерес, однако за прошедший день никто даже не подошел поинтересоваться моей скромной персоной. Так что первую службу в своей церкви (Надо же! У меня СВОЯ церковь!) я провел в полном одиночестве. Впрочем, это, наверное, и к лучшему – есть время привести свои мысли в порядок и освоиться. Завтра пойду наводить, так сказать, «мосты любви и дружбы» с населением.
Церковка здесь очень простая, но милая – деревянный бревенчатый сруб, деревянный же четырехскатный как бы шпиль, придающий ей сходство скорее с кирхой, чем с православным храмом. Впрочем, в Кижах старинные деревянные церкви имеют похожую архитектуру, и никого это не смущает. Не всем же золотыми луковицами сиять? Не в стенах храм, но в душе человеческой! Внутри скромный, но удивительно красивый алтарь – ворота отделаны искусной резьбой, а иконы хоть и немногочисленны, но некоторые, похоже, действительно настоящая древность. Как они тут ухитрились сохранить такое сокровище?
Рядом, буквально в пяти шагах, располагается и мое скромное жилище – дом-пятистенок, оборудованный печкой и окруженный весьма запущенным огородом. Ежели местные жители будут продолжать свой игнораж, то мне придется туго – никакой склонности к сельскому хозяйству я не испытываю. Несколько смущает и полное отсутствие удобств – будочка типа «сортир» во дворе по теплому времени года еще ничего, но что мы зимой будем делать? Морозы здесь, говорят, бывают лютые! Хорошо хоть с топливом проблем нет – лесу вокруг на сотни верст. Вода – в колодце с массивным, как нефтяная вышка, «журавлем». Правда, нельзя отрицать – вкусная. Одно радует – электричество в наличии имеется. К скромному местному электрохозяйству – двум пыльным тусклым лампочкам без абажуров – добавился теперь и мой ноутбук, который смотрится в этом интерьере так же нелепо, как смотрелась бы на огороде летающая тарелка.
Одна преходящая радость – комаров еще нет. Поскольку вокруг деревеньки сплошной лес да болота, думаю, летом это превратится в серьезную проблему.
Ладно, пожалуй хватит на сегодня. Как новоиспеченный деревенский житель, я должен ложиться спать вместе с солнцем, а тут вон как засиделся…
Пока!
Энди
___________________________________
Best regards,
Andy Meschersky mailto:****@mail.ru
From: Andy Meschersky
To: Артем Ванкель
Received: 9 мая 20.. г. 12:32
Subject: Вести с полей
Привет Артем!
Зная твою привычку спать до полудня, не сомневаюсь, что это письмо ты получишь в утренней почте, за первой чашкой кофе. Потому – доброго тебе утра и мое благословение на этот день. Я же, как и положено, встал вместе с солнцем и направился служить заутреню.
Вот, кстати, тебе еще странность:
Ты знаешь, какое большое значение я придавал своим снам, надеясь на работу подсознания, которое по-своему проанализирует впечатления дня и даст подсказку в виде нескольких ясных образов. Ты еще частенько посмеивался над этим… Однако, представь себе, с недавних пор я этой опоры лишился. С момента поступления в семинарию я совершенно не вижу снов! Кажется, будто между засыпанием и просыпанием нет вообще ничего – будто я закрыл глаза на секунду, а кто-то в этот момент включил утро. Причины сего мне непонятны…
Однако возвращаюсь к своим хроникам. Помолившись и умывшись, я вышел на крыльцо и тут же обнаружил, что местные жители меня вовсе не игнорируют. Возле крыльца стоял глиняный кувшин с молоком (кажется, именно такие посудины называют «крынка») и корзина с яйцами, творогом, хлебом и сыром. Рядом никого не было… Удивительная какая-то застенчивость! Почему они так избегают контакта со мной? Непременно пойду сегодня в деревню.
Хотя никаких прихожан поблизости не наблюдалось, я все-таки пошел в церковь служить заутреню. В конце концов, не людям служу, но Господу. Зажег несколько свечей, повернулся к алтарю и начал вслух молиться о душах тех неизвестных мне пока людей, которые вверены моему духовному попечению. В какой-то момент я обрел такую искренность, что буквально вознесся к престолу Господнему, и был уверен, что он внемлет моей молитве. Когда в ходе службы я повернулся от Царских Врат, то увидел, что в церкви я, оказывается, не один. В прыгающих тенях церковных свечек я никак не мог разглядеть этого человека, однако мне показалось почему-то, что есть в его облике что-то монашеское. Может быть, дело было в том, каким естественным движением он крестился точно в нужных местах службы. Я решил непременно поговорить с этим человеком, но в конце службы он так же незаметно исчез. Когда я вышел из церкви, его уже нигде не было.
Наколов дров для плиты и натаскав воды в кадушку, я позавтракал и теперь собираюсь идти в деревню. Надо же посмотреть уже на этих людей! Если гора не идет к Магомету, то Магомету не пристало долгое ожидание, ибо вместо горы может прийти кто-нибудь другой…
Жди следующего отчета.
Энди
___________________________________
Best regards,
Andy Meschersky mailto:****@mail.ru
From: Andy Meschersky
To: Артем Ванкель
Received: 9 мая 20.. г. 20:22
Subject: Все страньше и страньше…
Привет, Артем!
Чувствую себя Алисой в Зазеркалье. Вроде бы все предметы вокруг на своих местах, и контуры их верны, но неприятное ощущение какой-то неправильности во всем. Такое бывает во сне, когда ты близок к осознанию того, что все окружающее тебе снится. Вроде бы нет ничего такого, во что можно ткнуть пальцем и сказать: «Вот оно!», однако все время кажется, что мир вокруг нарисован на кусках фанеры и полотна, как декорация в театре…
Впрочем, буду последователен в изложении событий.
Отправив тебе предыдущее письмо, собрался я в свой культпоход в деревню. Надо сказать, что и церковь, и мое скромное жилище лежат от села в некотором отдалении. И, хотя расстояние и небольшое, изгиб лесной дороги полностью закрывает дома. Так что, чтобы представить себя отшельником, не требуется особенно буйного воображения. Однако, поскольку уж я поставлен сюда пастырем, то и паству мне надлежит обрести. В общем, мне пришлось себя немного поуговаривать – идти в деревню не слишком хотелось. Когда люди столь демонстративно не идут на контакт сами, кажется немного навязчивым и нескромным понуждать их к этому. Чувство долга в конце концов победило, и я отправился в путь.
Деревенька лежит на лесной прогалине вдоль небольшой речки и насчитывает едва пару десятков хозяйств. Жилища не бедны и не богаты – скромные, но ухоженные крестьянские дома. При каждом небольшой сад и огород, невысокий заборчик и пара сараев. Такое ощущение, что все они строились с единым намерением соблюсти полное равенство – между любыми двумя дворами не найти и десяти различий. Одинаковые бревенчатые пятистенки крыты одинаковыми, крашеными суриком жестяными крышами, и даже сараев везде ровно по два. Равного размера огороды одинаково спускаются к реке, кажется, что и в садиках строго одинаковое количество яблонь и груш. Впрочем, я, конечно, не считал. Я долго мучился мыслью, что же мне это напоминает, но сообразил много позже – это похоже на компьютерную игру-стратегию, где расставлены по карте стандартные модули «крестьянский двор». Все-таки местное население не лишено неких странностей…
Я решительно направился к ближайшему дому и постучал в калитку. Никакого ответа не последовало, хотя я отлично видел на огороде ковыряющегося в грядках крестьянина. По-моему, он даже посмотрел в мою сторону, но вернулся к своему занятию. Впрочем, я уже настроился на решительные действия, поэтому просто обогнул по тропинке забор и направился прямиком на огород. Когда я, осторожно ступая между грядок, направился к этому человеку, то он продолжал как ни в чем не бывало ковырять тяпкой землю, пока я не подошел к нему вплотную. При этом, мне показалось, что его действия совершенно неоправданны – никаких сорняков вовсе не наблюдалось. Как будто он просто совершал некий ритуал сельского хозяйства, лишь бы руки занять. Когда я приблизился, и игнорировать мое существование стало невозможно, абориген распрямился и спокойно уставился как бы на меня, но вроде немного сквозь…
– Бог в помощь, – сказал я вежливо.
– Спасибо, – ответил крестьянин равнодушно.
– Я ваш новый священник, отец Андрей.
– Вижу, – ответствовал он.
– Не могли бы мы с вами побеседовать? Может, вы пригласите меня в дом? – я понимал, что не вполне вежлив, но, признаться, начал уже немного сердиться.
– Могли бы. Пойдемте, – на лице его осталось то же выражение равнодушного спокойствия, как будто новые священники приходят к нему по восемь раз на дню и достали неимоверно.
Внутри крестьянское жилище оказалось весьма чистым и светлым – беленые потолки и стены, кружевные белые покрывала на подушках железной кровати с никелированными шариками, белоснежные полотенца с петухами на стенах. Что меня удивило, несмотря на довольно прохладный весенний день, все форточки и даже печные вьюшки были открыты настежь и по дому гуляли довольно-таки неприятные сквозняки. Хозяин дома представился (после моей настойчивой просьбы) как Петр Сергеевич Новиков, обнаружилась и жена его с редким именем Аксинья. Малолетний отпрыск их, мальчик лет восьми, по имени Алексей, несмотря на холодный дом был одет в легкие штанишки с рубашечкой и сидел на полу, тихо рассматривая какие-то картинки в книжке. На меня он не обратил ни малейшего внимания.
Я задал им несколько приличествующих случаю вопросов: ходят ли в церковь, давно ли были в последний раз на исповеди, подходили ли к причастию, придут ли на воскресную литургию. Получил ответы очень краткие и по существу: ходили при старом батюшке, исповедовались при старом батюшке, причащались при старом батюшке, на литургию – как все, так и они (с равнодушным пожатием плечами). Взрослые смотрели в течение разговора как бы сквозь меня, а ребенок даже не повернул в мою сторону головы.
Вышел из этого негостеприимного дома я в полном смятении чувств и с ощущением какой-то острой неправильности виденного. Что-то было не так в этом доме. Сознание мое, слегка шокированное странным поведением семьи Новиковых, это пропустило мимо фильтров, но подсознание отметило и теперь вовсю зажигало красные лампочки. Я растерянно стоял у калитки, понимая, что мне страшно хочется закурить. В семинарии я как-то резко, с первого дня, бросил курение, причем не испытывая ни малейших затруднений по этому поводу, однако в тот момент мне жутко захотелось почувствовать не столько вкус, сколько запах табака. Удивленный таким странным рецидивом, я прислушивался к внутренним ощущениям, пока не понял, что это очередная сигнальная лампочка подсознания – оно таким образом подсовывало мне свои выводы. Тут-то я понял, что было неправильно в доме Новиковых – там ничем не пахло. То есть совершенно ничем – ни едой, ни дымом, ни просто людьми. Человеческое жилье, а уж тем более деревенский дом, пропитывается таким букетом запахов жизни, что никакое проветривание устранить это не в силах. Я некоторое время уговаривал себя, что эти люди просто только что сделали с необыкновенной тщательностью генеральную весеннюю уборку, поэтому и проветривают так упорно дом… Уговорить-то уговорил, но красная лампочка продолжала гореть в подсознании. Неубедительны были уговоры.
В расстроенных чувствах я решил не идти дальше знакомиться с местными жителями, а вернуться домой и написать тебе письмо. Отчасти, чтобы держать тебя в курсе, отчасти, чтобы привести в порядок собственные впечатления, выстраивая их в логическую последовательность слов на экране. Надеюсь, тебе интересны мои наблюдения, ты же любишь всевозможные странности…
Такие вот дела…
Энди
___________________________________
Best regards,
Andy Meschersky mailto:****@mail.ru
From: Andy Meschersky
To: Артем Ванкель
Received: 10 мая 20.. г. 0:34
Subject: Жизнь продолжается
Уж полночь прошла, а я все никак не усну. Признаться, чуть не впал в грех отчаяния – бессмысленная странность здешней ситуации повергает меня в депрессию. Похоже, что как священник я никому здесь не нужен, да и изоляция от мира не очень-то идет мне на пользу… Почему-то письма мои доходят только к тебе, а отправленные Наталье возвращаются «почтовым демоном»:
From: [email protected]
Hi. This is the qmail-send program at mail.ru.
I'm afraid I wasn't able to deliver your message to the following addresses.
This is a permanent error; I've given up. Sorry it didn't work out.
Sorry, I couldn't find any host named hotmail. (#5.1.2)
И кто додумался назвать серверную программу MAILER-DAEMON? Раньше я не обращал на это внимания, а теперь чувствую себя этакой заблудшей душой, над которой издеваются даже мелкие почтовые демоны… Сразу представляется такой маленький ехидный демоненок с почтальонской сумкой через плечо, который скалится острыми зубками в усмешке и корчит мне рожи. Странно и грустно.
Только вечерняя молитва принесла мне некоторое облегчение. Я знаю твой скептицизм к молитвам, ты всегда говорил, что глупо что-то просить у Бога, который и так знает, что нам нужно. Однако я много размышлял на эту тему, благо времени у меня теперь предостаточно, и вот что понял:
Богу действительно не нужны наши молитвы, они нужны нам самим. Не для того, конечно, чтобы что-то у него «выпросить», предаваясь нытью как капризные дети, но для того, чтобы просто сказать: «Господи, на тебя уповаю!». И почувствовать сердцем ответ. Все мы дети Его, и кому прибегнуть в тяжелый час, как не к Отцу нашему небесному? И тогда понимаешь, что испытания всегда даются по силам, и силы эти обретаются в молитве. И не важно, молишься ли ты во храме или в сердце своем, главное – принять сердцем Бога.
Опять я стал на проповеди срываться… Видимо, за отсутствием прихожан начинаю тебе проповедовать. :) Уж извини.
Ладно, и правда, спать уже пора…
___________________________________
Best regards,
Andy Meschersky mailto:****@mail.ru
From: Andy Meschersky
To: Артем Ванкель
Received: 10 мая 20.. г. 15:47
Subject: Хлеб наш насущный даждь нам днесь…
Привет, Артем!
Мне немного стыдно за вчерашнее письмо. Что-то я расклеился не по делу. С утра же взял верх природный оптимизм, тем более, что у крыльца снова обнаружилась порция продуктов. Значит, не совсем же наплевать на меня местным жителям!
Позавтракав, я укрепился в своей решимости краткой молитвой и направился в деревню, где имел очень странную встречу со странным же человеком. Впрочем, по порядку.
В соответствии с моим настроением местность перестала мне казаться унылой и неестественной. Ну, подумаешь, лес, ну, болота… Все ж природа, творение Божье. Поэтому шел я бодро, полный благих намерений познакомиться, наконец, с местными жителями. В конце концов, не все же они такие странные, как Новиковы? Должны же быть и нормальные люди, которые нуждаются в духовном водительстве и охотно будут ходить в церковь. Может, здесь просто такие нравы, что люди должны сначала привыкнуть к новому лицу, а потом один за другим они потянутся в церковь, и службы мои станут востребованными, и люди будут стоять в очереди на исповедь, и я буду вдохновлять их, отпуская именем Господа их мелкие бытовые грехи, и допускать к причастию… И такая благостная выстроилась перед моим внутренним взором картина, что я даже не сразу понял, что меня окликает по имени небольшого росточка чернявый мужичок. Он явно поджидал меня на околице – сразу сказал уважительно: «Здравствуйте, отец Андрей!» и подошел под благословление. Я охотно благословил его, несколько удивившись тому, что он знает мое имя. Впрочем, мне в голову сразу же пришла мысль, что в деревне достаточно назвать имя одному жителю, а там уж все и так знать будут.
Мужичок немедля представился как «раб Божий Михаил», причем я так и не смог понять, ерничает ли он, или действительно искренен в таком представлении. Впрочем, Михаил оказался очень любезен и тут же пригласил меня к себе в гости, чтобы не беседовать на сыром ветру: «Нам-то, батюшка, вестимо, ничего не делается, а вы по привычке заболеть можете!» – буквально так и сказал. Я хотел было переспросить, но потом решил, что он просто оговорился, желая сказать «без привычки», имея в виду местный климат.
Войдя в дом этого «раба Божьего» я остолбенел от неожиданности – посередине горницы стоял на грубых козлах простой сосновый гроб, обитый черной тканью. Первой мыслью моей было, что Михаил позвал меня специально для отпевания, но это совершенно не вязалось с его поведением. Впрочем, я сразу увидел, что гроб пуст, если не считать аккуратно застеленной постели.
– Не обращайте внимания, батюшка, – сказал хозяин, – я в нем сплю. К пустой избе замка не надо!
– Зачем же? – удивился я.
Конечно, многие святые отшельники спали во гробах, тот же Серафим Саровский, например, но мужичок этот никак не производил впечатления святого…
– Смерти желаю, батюшка. Простой человеческой смерти. Охоча жаба до орехов, да зубов нет!
– Не о самоубийстве же вы помышляете? Сие грех великий!
– Ну что вы, батюшка! Самоубийство – это для тех, кто жив. Одного рака смерть красит!
– Так вы полагаете себя неживым? – разговор уходил в какие-то бредовые дебри.
– А вы, батюшка, себя живым полагаете? – ответил Михаил вопросом на вопрос.
– Конечно, – ответил я, – Господь мне жизнь дал, чтобы я ее прожил и предназначение свое на земле выполнил. Вот и живу, пока Господь не призовет.
– А если вы, к примеру, случайно померли, да предназначение свое и не свершили? Известное дело – ныне полковник, завтра покойник! Как тут быть? Нешто вас тогда Господь призовет?
– Что значит «случайно помер»? Без воли Господа и волоса не упадет с головы человеческой! – эта мрачная доморощенная философия начала меня раздражать.
– Э, батюшка, некоторые люди и при жизни своей полумертвые, так они и по смерти помереть не могут. Шуршат свой земной срок как мыши в подполе, только о жратве да карьере мыслят. А тут им – бац! – случайная пуля в лоб! – при этих словах мужичок так натурально схватился за голову и даже начал сползать с табурета, что я поневоле ощутил резкую боль во лбу, – что тут Богу делать? Их бы призвать к себе надо, но зачем, ежели они за свою жизнь о смысле ее ни разу не задумались? Вот и не дает он им смерти, а дает еще один шанс подумать… Бог умен, да мир дурак!
Экий философ выискался! Мыслитель «второго шанса»… Мне невольно подумалось – может, он тут не один такой? Вон и шофер этот странный тоже что-то про второй шанс бормотал… Может тут у них, Боже упаси, какая-нибудь «секта второго шанса»? Я осторожно спросил:
– И многие тут разделяют ваши воззрения? Я тут вчера к Новиковым заходил…
– А, Новиковы! – мужичок неожиданно весело рассмеялся, – не простудили вас сквозняками-то? Все угару боятся. А чего им теперь бояться? Как говаривал Сенека-старший: «Такой человек и не жил, а замешкался среди живых, и не поздно умер, а долго умирал».
