Текст книги "Мартин Борман: «серый кардинал» III рейха"

Автор книги: Павел Павленко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 28 страниц)

Он сам приложил немало усилий для организации встречи, состоявшейся в январе 1933 года в доме банкира Курта фон Шредера. В числе приглашенных магнатов был граф Ганс Родо фон Альфенслебен – влиятельнейший промышленник Рура, владевший огромными земельными угодьями в Пруссии и состоявший в правлении «Дойче банка». Гитлер и Франц фон Папен предложили план объединения НСДАП и германской националистической партии, что позволило бы добиться победы на выборах. Граф фон Альфенслебен поддержал Гитлера и тем обеспечил одобрение программы прочими участниками. Никто не должен был знать об их решении, но пресса разнесла эти сведения, получив информацию от разведывательной службы Шлейхера, и предупредила о готовящемся свержении канцлера. Так функционеры «коричневого дома» узнали, что их вождь собирает силы для очередной атаки.

17 января Гитлер разместил в берлинском отеле «Кайзерхоф» свою штаб-квартиру со всем эскортом и советниками. Но только приближенные знали, с кем именно ведутся переговоры, какие решения принимаются и кто поддерживает его претензии на пост канцлера. Геббельса же отправили в Мюнхен для подготовки к работе нового ведомства – министерства пропаганды, и он записал в дневнике: «От волнения не нахожу себе места, ибо в Берлине события развиваются быстро и неотвратимо». А в субботу, 28 января, сотрудники «коричневого дома» узнали, что канцлер Шлейхер ушел в отставку. Кто займет его место? [109]

Утром в понедельник, 30 января, Гитлер прибыл в президентский дворец в сопровождении Папена, Гугенберга, друзей-партийцев Флика и Геринга и прочих деятелей – словом, со свитой потенциальных министров. Сотрудники «коричневого дома» сидели в кабинетах без дела, не в силах заниматься повседневной работой. Партия никогда не была так близка к власти. Пытаясь погасить нервное напряжение, они выглядывали в окна и видели все тот же противный пасмурный зимний день и понурых прохожих, не задумывавшихся, что в эти часы решались их судьбы.

Ровно в полдень раздался звонок из Берлина, положивший конец волнениям: Гитлер стал канцлером. По зданию загромыхали сапоги, захлопали двери, весть разносилась по «коричневому дому», вздымая шквал ликования, радостного смеха, объятий, рукопожатий, заставляя забыть о соперничестве и вражде. Они победили! Пора браться за дело!

Если бы речь шла о возникновении, возвышении и конце третьего рейха, сейчас следовало бы начать новую главу, ибо 30 января 1933 года предыстория закончилась, на свет появилось ужасное государственное образование под названием третий рейх и начало свое невообразимо быстрое и уродливое развитие. Но эта книга посвящена деятельности и судьбе отдельного индивидуума, «рядового гражданина», чье понимание смысла и цели жизни не отличалось от позиции миллионов его соотечественников. Тогда никто не мог знать, что он обладал способностями, которые вознесут его над массами, что он вовсе не был обычным середнячком... Тогда казалось вполне естественным, что в штормовые месяцы революционного «национального возрождения» администратор «Фонда пособий» был именно тем, кем был.

Как и прочих членов партии, Бормана захватил бурный поток небывало активной деятельности: национал-социалисты взялись переделывать страну по [110] своему разумению. Нарукавная повязка со свастикой и коричневая форма предоставили – по крайней мере на некоторое время – каждому, кто надел их, столько могущества, сколько он мог пожелать. В первые недели триумфа национал-социалисты почти не снимали сапоги: маршировали торжественным строем, проводили бесчисленные митинги и, не встречая уже никаких препятствий со стороны полиции, организовывали демонстрации против «старого порядка». Они развешивали на домах свои флаги, наполняли улицы истошными речами и шумными театрализованными шествиями.

«Старые бойцы» считали, что пришла пора получить компенсацию за предыдущие тяжелые годы лишений и гонений – годы «самоотверженной службы на благо партии». Наиболее ограниченные обрадовались возможности за небольшую плату служить во вспомогательных отрядах полиции и наслаждались своей властью, сгоняя «красных» за колючую проволоку импровизированных концентрационных лагерей. Более находчивые и амбициозные стремились обеспечить себе хорошую жизнь и карьеру. Если какие-то вожделенные должности оказывались занятыми политическими оппонентами, они применяли «Gleichshaltung»{22}, который, согласно их пониманию этого термина, означал, что данный пост должен принадлежать им.

Обладая партийным билетом с № 60508, который автоматически давал право на золотой значок ветерана НСДАП, Мартин Борман оказался причисленным к хорошо оплачиваемой синекуре. Однако по целому ряду причин он стремился отмежеваться от этой привилегии. Вплоть до падения нацистского режима Борман старался оставаться примером идейного борца; в противоположность другим «старым борцам» партии, [111] которые двумя руками загребали деньги и доходные места, он не поддавался на материальные соблазны. Отчасти это можно объяснить тем, что в его руках уже находился «Фонд пособий», в котором он оказался полновластным хозяином. Заняв прочную позицию, следующий шаг следовало сделать обдуманно и своевременно: пока партия не имела абсолютной власти в правительственных структурах, «Фонд» оставался синицей в руках. Таким образом, Борман еще не был готов оставить «коричневый дом». Имея хорошо налаженные связи с крупными магнатами германской промышленности, можно было перейти к иному масштабу действий. Однако у Бормана еще не сложилось ясного плана. Следовало немного подождать, пока «новый порядок» обретет достаточно четкие очертания, и тогда уже завоевывать собственную нишу, подниматься на новую ступень.

Рано или поздно Борману неизбежно предоставился бы шанс продвинуться в партийной иерархии. Казначей Ксавье Шварц был на двадцать пять лет старше его, и когда пришло бы время подыскивать ему преемника, своего выхода на авансцену уже ждал бы хорошо подготовленный управляющий финансами. Однако вскоре выяснилось, что Шварц не собирался оставлять службу. А поскольку Гитлер, обладавший «темпераментом художника», не собирался тратить свою духовную энергию на вульгарные денежные проблемы, Шварцу были дарованы столь широкие полномочия, что никто в партии не отважился бы тягаться с ним. Он считал Бормана способным работником, но не доверял человеку, который был то подобострастен, то крайне резок, но всегда активен, напорист и деятелен. Кроме того, Шварц не желал заранее возводить в ранг преемника человека, чрезмерные амбиции которого делали его опасным соперником. Он решил оставить без изменений все, что касалось «Фонда пособий», сотен его сотрудников и управляющего. [112] Словом, на этом поприще перспективы Бормана оказались не самыми радужными. Необходимо было каким-то образом обойти старого казначея.

Мартин вновь отличился в феврале, когда помог в организации заранее намеченной встречи двадцати пяти крупнейших монополистов Германии, официальным инициатором которой выступил сам «главный оружейник рейха» Крупп. Геринг, в доме которого проходило совещание, сумел привлечь к участию в нем руководителей «И. Г. Фарбениндустри» Георга фон Шнитцлера и Германа Шмитца. Крупп выразил Гитлеру поддержку от имени «Имперского союза германской промышленности» и призвал своих коллег профинансировать нужды национал-социалистов. Воззвание принесло достойные плоды: до выборов в партийную кассу поступило более трех миллионов рейхсмарок.

На выборах в рейхстаг в марте 1933 года НСДАП в союзе с германской националистической партией набрала более половины всех голосов. Деятельность коммунистов оказалась под запретом, а социалистическая партия распалась сама. Теперь нацистам оставалось лишь расправиться с противниками, и они не останавливались перед применением силы. В мае Борман писал, что «заявлений стало гораздо больше, чем прежде», и что его служба «ежедневно получает три бельевых корзины почтовых отправлений». По большей части это были заявления по поводу несчастных случаев и ранений, полученных при пожарах.

Борман решил передать управление фондом Эльфриде Конти, которая к тому времени заняла место своего мужа, врача (он был намного старше ее), преобразовав былой фонд в фонд страхования молодежных организаций НСДАП. Супруги Конти тоже считали, что смогут справиться с этим делом без поддержки Бормана. [113]

Уже на следующий день после отправки берлинским коллегам письма с просьбой оказать Э. Конти содействие в нужном деле, Борман подал прошение об отставке из «Фонда пособий». Затем он вновь сел за пишущую машинку и составил письмо Рудольфу Гессу, получившему к тому времени звание заместителя вождя партии – месяцем раньше Гитлер назначил его «заместителем фюрера по делам партии». Новое ведомство Гесса, которое только предстояло сформировать, сулило для умелого бюрократа заманчивые перспективы. Борман написал, что казначей НСДАП планирует упростить систему управления «Фонда пособий», иными словами – сократить административный аппарат. «План герра Шварца не предусматривает работы, соответствующей моей квалификации, и мне останется... лишь наклеивать марки... В связи с этим я обращаюсь к вам с просьбой подобрать мне работу в Политической организации. Я больше не хочу работать в казначействе». Борман просил не сообщать Шварцу об этом заявлении, поскольку он «не поймет и немедленно порвет всякие отношения со мной».

Борман не стал сам относить письмо в приемную Гесса в «коричневом доме». Это было слишком рискованно. 27 мая он отправил его в берлинскую рейхсканцелярию, где Гесс, постоянный член ближайшего окружения фюрера, приступил к созданию своего ведомства.

Организационная работа никогда не была сильной стороной Гесса, он ничего ни смыслил в формировании бюрократического аппарата. Письмо из Мюнхена пришло в самый подходящий момент. При следующем посещении Мюнхена Гесс улучил момент для беседы с Борманом о своих проблемах. По-видимому, предложения Бормана понравились Гессу, ибо вскоре они заключили соглашение, впоследствии утвержденное Гитлером. Таким образом Борман стал штабсляйтером (начальником штаба) в бюро Гесса. [114]

В новой ипостаси

Борман начал работать в бюро Гесса 3 июля 1933 года, о чем известила газета «Партайкорреспонденц». Неизвестная фамилия вызвала недоумение многих лидеров НСДАП. Однако громкий титул штабсляйтера при заместителе фюрера на самом деле ни о чем не говорил. Штаб, начальником которого его назначили, еще не существовал, а Гитлер не уточнил полномочия службы Гесса. Впрочем, он не сделал этого и в дальнейшем, следуя избранному правилу: хочешь сохранить за собой власть – не делись ею, и жизнь расставит остальных на соответствующие места.

Уже летом 1933 года Борман завершил операцию по оформлению «брака по расчету» между НСДАП и лидерами германской экономики, сумев убедить в целесообразности такого шага не только Тиссена и Кирдорфа, давно сотрудничавших с Гитлером, но и гораздо более могущественного Круппа, призыву которого не раз следовали его коллеги.

Через шесть месяцев после прихода к власти в распоряжении фюрера оказалось более ста миллионов марок, за расходование которых он ни перед кем не отвечал. По инициативе стального магната Густава Круппа фон Бохлена ассоциация германской промышленности и лига немецких промышленников приняли решение о том, что лишь очень крупные денежные подношения убедят нового рейхсканцлера [115] предоставить им достаточную свободу действий. Действительно, кто зарежет курицу, которая несет золотые яйца? Крупные промышленники создали «Фонд германской промышленности Адольфа Гитлера», и отныне все предприниматели ежеквартально делали взносы в размере 5 процентов от прибыли соответствующего квартала прошлого года. Фюреру понравилась такая идея, поскольку у него появлялся мощный постоянный источник денег. Он объявил, что намерен использовать средства фонда прежде всего для проведения общественных мероприятий и оказания помощи ветеранам движения, волею судьбы переживавшим трудные дни. Если бы Гитлер не считал эти деньги своей собственностью, он не поручил бы руководство фондом своим приближенным (оно осуществлялось бы государственными ведомствами). Людям с «артистической натурой» не пристало возиться с мерзкими грошами, иначе они утрачивают свободу духа, и потому перед вступлением в резиденцию канцлера в качестве хозяина Гитлер во всеуслышание заявил, что боролся на выборах не за жирный кусок для себя. Чтобы подтвердить и усилить впечатление о собственной бескорыстности, следовало передать руководство фондом в руки человека, скромность и неподкупность которого были общеизвестны.

Некогда многие «старые борцы» вступали в партию лишь потому, что их гражданская жизнь не удалась. Естественно, среди них трудно было найти таких, кто знал, как управлять финансами, и при этом внушал доверие. Гесс, давно состоявший при Гитлере личным секретарем и зачастую занимавшийся его финансовыми проблемами, казался идеальным кандидатом, но умопомрачительные суммы могли оказаться чрезмерными для его пуританской души. К счастью, у него был штабсляйтер, имевший значительный опыт в финансовой сфере, абсолютно надежный, [116] настоящий дьявол в работе, умевший хранить тайны и уже вошедший в число приближенных фюрера. Официально должность управляющего ФАГ («Фонд Адольфа Гитлера») получил Гесс, но истинным драконом, занявшим пост на страже сокровищницы, стал Борман.

Гитлера всегда отличало умение тщательно скрывать состояние своих финансовых дел. Единомышленники по партии и в ранние годы не могли понять, на какие средства он существовал. В 1921 году Рудольф Гесс, будучи студентом, писал премьер-министру Баварии Густаву фон Кару: «Известный Вам герр Г. беззаветно жертвует собой ради общего блага и живет лишь на скудные гонорары за лекции».

Однако на самом деле Гитлер не был таким бессребреником, каким его изображала пропаганда. В декларации за 1933 год он указал, что (кроме установленного для канцлера ежемесячного оклада в шестьдесят тысяч марок) получил личный доход в размере 1 232 335 рейхсмарок, причем ни словом не упомянул о многих миллионах, поступивших в «Фонд Адольфа Гитлера». Узнав, какую сумму предстоит отдать в качестве подоходного налога, он заявил, что отечество перед ним в долгу, и под этим предлогом не заплатил ни гроша{23}.

Никто не смел спросить, как именно используются средства фонда. По любому требованию фюрера Борман немедленно предоставлял необходимую сумму, оплачивая даже подарки для Евы Браун. Естественно, [117] щедрые гонорары получали художники и скульпторы – конечно, если они творили «во славу арийского немецкого искусства». Внушительные суммы в качестве вознаграждений вручали партийным лидерам и руководителям правительства. А ключ от сундука с деньгами находился в руках Бормана, и все старались поддерживать с ним хорошие отношения, особенно если имели серьезные долги. Так, сохранились письма фрау Винифред Вагнер, в которых она просила Бормана снабдить ее деньгами и благодарила за щедрость. Он не только отправлял ей (от имени Гитлера) дотации на проведение фестиваля Вагнера, но и оплачивал работу группы исследователей, взявшихся доказать, что, вопреки появившимся утверждениям, отец Рихарда Вагнера не был евреем. Директорам многих концертных залов были перечислены крупные вознаграждения за постановку оперетт, которые (например, «Вдова Мери») нравились фюреру даже больше, чем героические музыкальные драмы маэстро Вагнера.

Став личным казначеем германского диктатора, Борман изо всех сил старался пополнить его казну. Гауляйтерам были разосланы инструкции, предписывавшие внимательнейшим образом следить за своевременным оформлением наследств, добровольно отписанных немецкими гражданами лично фюреру. Эти средства надлежало немедленно предоставлять в распоряжение ответственного представителя ФАГ партайгеноссе Бормана. Если прежде за соблюдением авторских прав Гитлера следил рейхсляйтер и главный партийный издатель Макс Аманн, который раз в полгода из рук в руки передавал фюреру его гонорары, тем самым обеспечивая себе определенные привилегии, то теперь Борман взял сбор этих доходов под свой контроль и узаконил правило, согласно которому местные власти обязаны были закупать и бесплатно вручать каждой паре молодоженов подарочный экземпляр [118] книги «Майн кампф» и сборник последних речей фюрера.

Однако Борман занимался не только обеспечением потребностей фюрера. Он стремился сделать многомиллионные денежные вливания в ФАГ выгодными и для владельцев крупнейших германских концернов. Геополитические экономические планы Бормана встретили горячую поддержку богатейших семейных кланов. Финансирование нищих экономик стран Латинской Америки обеспечивало поставки дешевого сырья, свободное движение капиталов{24}.

Еще большие перспективы сулила поддержка про-нацистски настроенных группировок, имевшая целью установление в этих странах власти диктаторов-союзников. Вслед за военными советниками в Южную Америку хлынул поток немецких финансистов, геологов, инженеров, образовавших там многочисленные колонии.

* * *

Всегда играя ва-банк, Гитлер брался за реализацию великих проектов без тени сомнения, ведь победа позволила бы покрыть все долги, а поражение в любом случае вело к банкротству. Пожалуй, самой грандиозной из его затей стал Оберзальцберг.

Начинался этот проект с малого. В 1925 году, едва выйдя из тюрьмы, Гитлер покинул рассорившихся соратников, предоставив им самим вариться в котле междуусобиц, и арендовал у гамбургского адвоката Вахенфельда пустовавший домик в тихой баварской деревне, расположенной недалеко от Берхтесгадена.

Впоследствии Гитлер выкупил (деньги из «Фонда пособий» предоставил Борман) этот участок земли [119] со скромным домиком, выстроенным в баварском стиле, с традиционным деревянным балконом на уровне первого этажа и кровлей из дранки, придавленной камнями. После победы на выборах изображение дома появилось на почтовых открытках, надпись на которых гласила: «Сельский домик народного канцлера». Вскоре Борман получил задание перестроить его в соответствии с новым положением владельца.

Тихой горной деревушке Оберзальцберг предстояло оказаться в центре внимания мировой политики. Девственность пленительных пейзажей этого края, питавших меланхоличную восторженность и даривших ощущение идиллии и беззаботного уединения, нарушили чудесные летние дни 1933 года, когда началось настоящее паломничество немцев к «Священной горе германцев» – таким эпитетом наградил это место гауляйтер Мюнхена. Во время своего пребывания в Оберзальцберге Гитлер любил совершать пешие прогулки, а на почтительном удалении за ним следовали обрадованные возможностью воочию узреть канцлера соотечественники, процессии которых порой образовывали длинные хвосты. Численность паломников наводила на мысль о необходимости построить невдалеке домик для проживания постоянной охраны. К тому же следовало позаботиться о размещении гостей фюрера.

Надлежало еще подготовить комнаты для Евы Браун, но таким образом, чтобы она могла находиться в доме, не привлекая к себе внимания посторонних. Специально приглашенному архитектору Дельгадо предстояло перестроить и расширить здание (оно получило название Бергхоф), не прибегая к изменению внешнего вида со стороны фасада. Но и это не решило всех проблем. В августе 1933 года, когда рейхсляйтеры и гауляйтеры съехались в Оберзальцберг на конференцию по вопросам экономики, выяснилось, [120] что близлежащие гостиницы не могут вместить всех собравшихся. Борман не сомневался, что у фюрера появится желание проводить совещания правительства не в Берлине, а в баварских горах, и задумал обустроить в Оберзальцберге штаб-квартиру бюро НСДАП.

* * *

В политике Гесс был лишь тенью фюрера, к большему не стремился и вконец запутался во взаимоотношениях многочисленных конфликтующих ведомств, созданных Гитлером. Ганс Франк, хорошо знавший Гесса, однажды охарактеризовал его как «доброго малого, но безнадежного мечтателя, не обладавшего особыми умственными достоинствами».

Гесс с завистью, злостью и напускным смирением наблюдал за стремительной карьерой Геринга, который приобретал высокие государственные должности, власть и богатство, оставаясь рядовым членом партии. Гесс надеялся, что Гитлер отметит смирение и непритязательность своего заместителя. Столь явное заблуждение свидетельствовало о том, что он совсем не понимал характера своего кумира. Из тактических соображений фюрер наделил своих приближенных правом бесконтрольно набивать карманы, возбудив в них соперничество в богатстве, взаимную зависть и ненависть. На роль своего заместителя Гитлер подобрал человека непритязательного, недалекого и не способного оказывать заметного влияния. Собственно говоря, этот выбор был сделан еще в ландсбергской тюрьме, где Гесс записывал под диктовку Гитлера черновой вариант «Майн кампф».

Борман начал работу в бюро Гесса, когда Гитлер пробыл на посту канцлера пять месяцев, и новые хозяева уже успели поделить власть. Свободных вотчин [121] не осталось. Новое бюро создавалось, прежде всего, чтобы преодолевать недовольство в обществе. Предполагалось также, что оно будет согласовывать интересы партии с действиями нацистских чиновников на государственных постах, освободив Гитлера от вороха пустяковых дел. Так, бюро надлежало гасить очаги межведомственных обострений и вражды, своевременно разбирая все подобные тяжбы. Гесс даже пожаловался, что его понизили в должности, поручив исполнять в нацистском движении роль «стены плача».

Однако второстепенной эта миссия казалась лишь на первый взгляд. На бюро Гесса возлагались посреднические функции между партией и государством, дабы удержать партийные ведомства от шагов, противоречивших требованиям министерств, и не допустить громких междуусобных скандалов. Причем степень самостоятельности Гесса в принятии решений – то есть границы его полномочий – не была точно определена. Ему всегда приходилось учитывать возможность вмешательства фюрера, который, таким образом, оставался высшим судьей и последней инстанцией в любом вопросе.

Ведомство Гесса отнюдь не выглядело поприщем, на котором можно было снискать лавры. Оно являлось чем-то вроде ничейной полосы вокруг гитлеровского трона. Тому, кто здесь обосновался, следовало быть подозрительным и осторожным, сильным и упорным, прагматичным и нещепетильным. Рудольф Гесс утонул бы в зыбучих песках бюрократии, если бы не его расторопный штабсляйтер. Именно благодаря усилиям Мартина Бормана он впоследствии мог с полным правом утверждать, что за восемь лет работы бюро стало чем-то большим, чем абстрактный плод воображения «артистической» натуры Гитлера. Борман, хорошо знакомый с принятыми в партии процедурами, быстро понял, сколь выгодным может оказаться [122] это место, позволявшее оперировать важнейшими сведениями, постоянно находиться в курсе всех острых проблем, влиять на их решение и приблизиться к верхам настолько, насколько позволяла осмотрительность. Третейский судья, очевидно, имел право ознакомиться с самым широким спектром сведений о вступивших в спор влиятельных сторонах и рассчитывать на благодарность выигравшей. Поэтому Борман тщательно собирал и хранил всю информацию о прегрешениях лиц, имевших отношение к властным структурам. Оказавшись в роли своеобразного политического фильтра между партией и государством, он решал, что можно простить или разрешить, а что – нельзя. Словом, для умного и умелого бюрократа эти условия оказались просто идеальными. Ситуация позволяла рассчитывать на приобретение реальной власти в чудовищно разросшейся партийной организации.

Функции бюро Гесса пересекались с областью деятельности Роберта Лея, который давно считал все организационные вопросы внутри НСДАП своей прерогативой. Кроме того, став преемником Штрассера, Лей унаследовал от него кадровую службу, германский трудовой союз («национал-социалистский союз рабочих промышленности» – нечто вроде партийного профсоюза) и национал-социалистское объединение предпринимателей среднего класса. 2 мая 1933 года, объявив о роспуске прежних профсоюзов, Гитлер учредил немецкий трудовой фронт, объединивший всех, «кто способен работать головой и руками». Непосредственное руководство он поручил Лею, и тот энергично взялся за создание собственной империи с огромной армией партийных чиновников, многочисленными зданиями (отобранными у прежних профсоюзов), издательством, знаменами и даже с собственной парадной формой: колонны рабочих, одетых в синюю униформу, участвовали в [123] шествиях и парадах. Лей не упускал случая подчеркнуть, что именно его, как начальника штаба Политической организации НСДАП, подчинявшейся непосредственно Гитлеру, следует считать вторым лицом в партии после фюрера. Не решаясь открыто заявлять о своем преимуществе над заместителем Гитлера («наделенным всей полнотой власти в вопросах, связанных с руководством партии») Рудольфом Гессом, он настаивал на своем праве отдавать приказы всем сотрудникам его штаба.

Нейтрализация властных амбиций Лея стала для Бормана первой пробой сил в качестве руководителя высокого ранга. В партийной иерархии Гесс по званию оставался одним из шестнадцати рейхсляйтеров НСДАП. Не составило труда убедить фюрера, что его заместитель должен оказаться выше этого уровня. Действительно, не мог же он отдавать приказы равным по званию! 22 сентября 1933 года Гитлер постановил отменить его «титулы рейхсляйтера и обергруппенфюрера СС и оставить только звание «заместитель фюрера». Таким образом идеалист Гесс оказался вознесенным над всем корпусом рейхсляйтеров. Соответственно отныне он облачался в коричневую форму без каких-либо знаков отличия – так же, как фюрер. Завершавший бюрократическую операцию маневр последовал три недели спустя: 10 октября Борману было присвоено звание рейхсляйтера НСДАП! Логика вполне понятна: непосредственный руководитель центрального штаба НСДАП (ведь Гесс был заместителем фюрера именно по делам партии) не мог уступать в звании тем, кто возглавлял отдельные направления партийной деятельности. Одним махом Мартин достиг высшего партийного ранга. В новой ипостаси он не уступал чинами Лею. Уже в следующем месяце Борман сравнялся с соперником и в другом отношении: он стал депутатом рейхстага. Гитлер распустил прежний парламент, ибо в его состав входили [124] представители упраздненных партий. К новым выборам был допущен единственный список кандидатов – список кандидатов от НСДАП, включавший более шестисот имен.

Бюро Гесса активно вступило в борьбу за власть в административном секторе. Сразу после прихода к власти Гитлер учредил партийную службу связи при рейхсканцелярии и постановил, что «все органы НСДАП, желавшие обратиться в министерства или в рейхсканцелярию с вопросами, жалобами и предложениями», должны направлять свои обращения в эту службу. Заместителю фюрера поручалось управлять и этим ведомством. Кроме того, Гесс и Борман создали себе надежный плацдарм в Берлине: заместитель фюрера получил право присутствовать на заседаниях правительственного кабинета наравне с министрами.

Конечно, не заместитель фюрера играл роль главного движителя в реализации планов укрепления позиций бюро. Законченный ипохондрик, он был настолько неуверен в себе, что самостоятельным активным действиям предпочитал регулярные консультации астрологов. А его штабсляйтер, напротив, немедленно ринулся в атаку. Если Борман медлил поначалу, то лишь из-за того, что раздумывал, как именно воспользоваться приобретенной властью. Впрочем, его действия того периода можно назвать медлительными только с учетом его кипучей энергии – для стороннего наблюдателя он пустился с места в карьер.

Поначалу в бюро Гесса не существовало четкой структуры. Адвокат Генрих Гейм{25}, перейдя на службу [125] к Борману в августе 1933 года, застал там лишь двух других коллег, основная работа которых состояла в сортировке и изучении писем от людей, считавших Гесса верховным арбитром во внутрипартийных делах. Таков был стиль работы Бормана – прежде всего привлекать к работе юристов. В конце 1933 года, когда Гесс получил статус министра и на сессиях кабинета министров представлял точку зрения партии, Борман использовал знания и навыки подчиненных ему юристов при составлении набросков выступлений и предложений своего шефа. Борман и Гейм были сверстниками. Последний происходил из династии известных баварских юристов. По образованию, происхождению и манерам он намного превосходил своего начальника, но не мог сравниться с ним в агрессивности и напористости. В противовес плохой репутации Бормана (имеется в виду стиль его обращения с подчиненными), которая закрепилась за ним в годы службы в «Фонде пособий», после первого года совместной работы Гейм охарактеризовал своего шефа как «корректного, реалистичного, энергичного и целеустремленного» человека. Его нисколько не трогала манера Бормана, играя роль патрона, раздавать похвалы и поощрения с грубой веселостью. В этом смысле характерна написанная от руки записка рейхсляйтера Гейму: «Дорогой герр Гейм! Я всегда восхищался Вашим поистине ужасно замечательным стилем (таковы «комплименты» Бормана. – П. П.)! Прежде чем читать дальше – сядьте, чтобы не упасть. Итак, Вам будет присвоено звание старшего советника. Это было непросто, но я настоял на этом назначении. Конечно, Движению безразлично, числится ли его юрист на высокой государственной должности. Но я полагаю, что это важно для Вас: Вы отдаете все силы делу и используете локти для оказания помощи другим, но не себе; поэтому я счел необходимым предпринять некоторые шаги, чтобы позаботиться о [126] Вашем будущем. Не может быть никаких сомнений относительно прав на столь высокое звание: ВАШЕ НАЗНАЧЕНИЕ ПОДПИСАЛ САМ ФЮРЕР! Поэтому, если я перейду на иную службу, а Вам не захочется более оставаться на этом месте, Вы сможете уволиться в любое время с отличным послужным списком».

А вот еще один знак благоволения к Гейму: хотя адвокат вступил в партию после прихода Гитлера к власти, Борман «устроил» ему значительно более ранний порядковый номер партийного билета, что создавало видимость давнего пребывания в рядах национал-социалистов. Упомянутое письмо заканчивалось предупреждением: «Должен просить Вас никому не рассказывать о номере Вашего партийного билета и о том, как именно произошло присвоение высокого ранга. Сделанное для Вас не распространяется на других».

Бюро Гесса продолжало постепенно расширяться, и Борман добывал государственные должности и для других своих работников. Используя все возможные лазейки, он оформлял их сотрудниками министерств и тем самым экономил деньги партии, поскольку зарплату им платило правительство. Кроме того, сие означало, что Борман мог таким образом премировать нужных ему людей, не испрашивая согласия скаредного партийного казначея Ксавье Шварца.