355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Павел Павленко » Мартин Борман: «серый кардинал» III рейха » Текст книги (страница 19)
Мартин Борман: «серый кардинал» III рейха
  • Текст добавлен: 6 октября 2016, 22:54

Текст книги "Мартин Борман: «серый кардинал» III рейха"


Автор книги: Павел Павленко



сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 28 страниц)

* * *

В апреле 1942 года Борман решил, уподобившись барону Мюнхгаузену, который вытащил самого себя из болота за волосы, посредством собственного постановления возвыситься над партийными функционерами всех рангов. Он просто разослал сотне высших чиновников от партии циркуляр (!), который предварил указанием, гласившим, что сей документ составлен под руководством фюрера, в соответствии с его основополагающими указами, положениями о порядке внутри партии и жизненно важными задачами по сохранению за партией лидирующей роли в обществе, а также с учетом предложений рейхсляйтеров, гауляйтеров и руководителей молодежных и прочих организаций, учрежденных при партии. Долгие годы Борман боролся за полное подчинение гауляйтеров Гитлеру (а в конечном счете и себе); теперь пришла очередь рейхсляйтеров и руководителей организаций, учрежденных при партии. Отныне по всем аспектам партийной работы их обязали подчиняться рейхсляйтеру НСДАП, осуществлявшему «общее руководство в соответствии с приказами, директивами и пожеланиями фюрера». Какая пародия: убежденный противник христианства, Борман теперь [326] мог бы сказать о себе почти дословно по Библии: «Никто не предстанет пред фюрером, кроме как со мною».

Роберт Лей первым почувствовал, какие шипы таит в себе это нововведение. Как глава германского трудового фронта, он совместно с министром финансов подготовил совершенно обычное межведомственное постановление. Его запрос, согласно принятой процедуре, лег на стол Ламмерса. Однако тот просил запастись терпением, со злостью в голосе сославшись на новое – еще печать не просохла – указание, предписывавшее направлять фотокопии поступавших документов в партийную канцелярию и ждать согласования.

Утратив реальный престиж в высшем эшелоне НСДАП, Лей решил завоевать поддержку широких масс, надеясь с помощью публикаций, речей и выступлений доказать, что по-прежнему сохранил за собой ведущие позиции. В патриотическом экстазе он проповедовал, что победа обязательно придет, если каждый будет верно служить Германии и фюреру, с удвоенным рвением выполняя на своем посту порученную работу. Однако длинные речи такого рода собирали меньше аплодисментов, чем несколько фраз, содержащих критику различных недостатков. Лей любил использовать этот прием, чтобы метать стрелы в своего недруга Тодта, министра вооружений. Однако когда он повторил тот же ход в газетной статье, Борман немедленно предъявил неопровержимую улику Гитлеру. Когда фюрер возвратился в Берлин, Лей был вызван в рейхсканцелярию. Борман сначала забросал его упреками, а затем провел в святая святых, где фюрер долго и строго отчитывал шефа трудового фронта за подрыв авторитета партии и правительства. [327]

Тем не менее Борман в общем одобрил пропагандистскую деятельность Лея и поощрил его к продолжению оной, ибо тот направлял свою энергию на такое поприще, где его успехи не представляли реальной угрозы позициям рейхсляйтера. По этому поводу Лей однажды сказал Шираху: «Между мной и Борманом сложились странные отношения: он совершенно удовлетворен тем, что я всегда нахожусь на трибуне, а он не высовывает носа из штабов и архивов. Я однажды посоветовал ему появиться на публике, выступить перед аудиторией. Однако он ответил, что выступления – не его конек, что этим лучше заниматься мне. Это, мол, мой вклад в победу».

* * *

Следующим обработке Бормана подвергся Ганс Франк. Еще в «период борьбы» он начал разрабатывать «Свод германских законов», а после победы стал министром юстиции Баварии, старшим нацистским законоведом и президентом академии закона Германии. Как глава партийного отдела юстиции, он предписал рейхсляйтерам в качестве знаков отличия носить нашивки на воротнике коричневой униформы. Отдел юстиции, учрежденный при службе Бормана, занимался более важными делами. Франка уже почти забыли, когда он, ко всеобщему удивлению, в сентябре 1939 года был назначен генерал-губернатором Польши. Теперь он восседал в старинном замке Кракова, держал пышный двор, но реальной властью не обладал. На самом деле Польшей правили Гиммлер и его сподручные – правили с помощью террора, массовых облав и казней, со снисходительной усмешкой встречая все приказы генерал-губернатора.

Гиммлер и СС были рады служить Борману глазами и ушами. Они докладывали, что генерал-губернатор [328] Польши и его подчиненные забыли о всяких приличиях и что при каждой поездке в Мюнхен Франка сопровождает целый караван машин, груженных присвоенными им мехами, драгоценностями и картинами, среди которых были даже работы кисти Рембрандта. Собрав достаточно улик, Борман вызвал Франка на «консультацию», на которой присутствовали также Ламмерс и Гиммлер. Однако представление пошло по непредвиденному сценарию. Франк сумел доказать, что заплатил за все из собственного кармана. Поскольку Гитлер закрывал глаза даже в случаях неприкрытой коррупции, Борман не стал раздувать дело: он выяснил все, что хотел узнать.

Фигура Франка уже не представляла угрозы. Однако черный список Бормана составлялся в течение периода, охватывавшего более десяти лет, именно для того, чтобы расквитаться со всеми обидчиками. Тедерь подул попутный ветер. Гитлер презирал законоведов даже больше, чем прежде, ибо ныне они даже не смели вставлять ему палки в колеса. Во время одного из своих полночных монологов в марте 1942 года фюрер заявил, что может перекраивать систему законов по собственной воле и девять юристов из десяти отныне просто не нужны. Так что саму профессию можно было вменить Франку в вину. Кроме того, в своих речах он грешил такими выражениями, как «полицейское государство» и «анархия абсолютной власти». Все его печатные работы были конфискованы, ему запретили проводить публичные выступления в пределах третьего рейха. Оставалось лишь слегка подтолкнуть Франка, чтобы он пал окончательно.

Сделав это, Борман получил бы удобную возможность пристроить на высокие посты своих сторонников. Пост министра юстиции третьего рейха официально оставался вакантным с момента смерти Гюртнера [329] в январе 1941 года. Кандидатуру ветерана партии Роланда Фрейслера Гитлер отверг, назвав его «большевиком». Ставленником Бормана был Отто Георг Тирак, президент народного суда, который в случае назначения на пост министра намеревался принять Клемма, юриста из ведомства Бормана, на должность государственного секретаря министерства юстиции.

Гитлеру приглянулся Курт Ротенбергер, член рейхстага от Гамбурга и президент верховного суда своего округа. Следуя совету гауляйтера Гамбурга, Ротенбергер направил в партийную канцелярию свои предложения по реформированию германской системы юстиции, и Клемм пригласил его на конференцию в Мюнхен. Однако, не получив по делу никакого отзыва, Ротенбергер передал копию своего меморандума адъютанту Гитлера бригаденфюреру Альбрехту, с которым был знаком лично. С позволения Альберта Бормана этот документ попал на стол фюрера, и тому так понравились предложенные идеи, что он приказал Ламмерсу назначить Ротенбергера на пост государственного секретаря министерства юстиции.

* * *

Осознание того факта, что к Гитлеру можно было проникнуть, воспользовавшись услугами корпуса его личных адъютантов, то есть через голову шефа партийной канцелярии, отравляло Борману жизнь до последних дней войны. Всякий, кто пытался пробраться таким образом, немедленно оказывался под подозрением. Ротенбергеру вскоре дали это понять, но к тому времени уже невозможно было предотвратить назначение Тирака министром, а Ротенбергера – государственным секретарем министерства юстиции, что и произошло в августе 1942 года. Борману [330] приходилось утешаться лишь признанием Ротенбергера, сделанным в письме фюреру, о том, что он никогда не стал бы работать в одной упряжке с Гансом Франком.

Разжалование Франка было всеобъемлющим: Тирак возглавил лигу защиты юстиции и академию закона Германии, а партийная канцелярия поглотила остальные прерогативы юридического отдела НСДАП. Имя Франка не числилось более в списке рейхсляйтеров, но он оставался генерал-губернатором Польши. Вместе с тем Борман и Тирак устроили столь трудную жизнь Ротенбергеру, что через несколько месяцев тот добровольно отказался от должности и вернулся в Гамбург.

Франка предали забвению, предоставив ему тешиться роскошью замка (его депеши доходили до Бормана, но ситуация не менялась: в Польше бал правили Гиммлер и СС). Когда в феврале 1944 года Франка вызвали в ставку фюрера, он настолько удивился, что даже попросил подтвердить вызов. СС продолжало следить за ним и посылало Борману отчеты о его действиях вплоть до января 1945 года. [331]

Шаг за шагом

Временами даже Розенберг склонялся к мысли об использовании религии для решения восточных проблем. 15 февраля 1942 года он представил фюреру проект резолюции, гарантировавшей восточным народам свободу вероисповедания. Он утверждал, что такой шаг будет иметь огромный пропагандистский эффект. Однако Борман, ознакомившись с документом, тотчас нашел контраргументы. Возможно ли вообще учредить единое вероисповедание, единую восточную церковь? Не станет ли единая религия тем мощным центром, вокруг которого объединится движение сопротивления? Если же возникнет несколько мощных конфессий, трудно будет удержать их под контролем. Пусть уж лучше каждая деревня поклоняется своему богу. Гитлер согласился с этим подходом Бормана.

Борман был не одинок в желании беспощадно эксплуатировать народы и земли восточных стран. Геринг откровенно призывал к этому в своих речах и обращениях. Кох осуществлял безжалостный террор на практике. Начальники всех уровней скупали по мизерной цене тонны продуктов и отсылали их морем в Германию. Фактически они брали пример с правительства, которое на восточных территориях практически конфисковывало продукты, а в Германии продавало по жестко установленным высоким ценам. В [332] конце марта 1942 года экономист-любитель Борман похвально отозвался о такой системе, отметив, что эта политика позволяет окупать военные расходы на проведение восточной военной кампании за счет восточной же продукции.

* * *

Весна 1942 года принесла рейхсляйтеру НСДАП и неожиданные тревоги. Гейдрих подозревал Бормана в причастности к интригам против себя, но доказательств тому не имел. Тем не менее не мешало «подцепить на крючок» всесильного партайгеноссе, который осенью 1941 года вдруг изменил их сотрудничеству. Гейдрих не зря слыл мастером расставить западню. Слабое место Бормана было общеизвестно: женщины. Весной 1942 года Гитлер и его приближенные коротко отпраздновали в Берлине день рождения вождя. В театре (естественно, Гитлер слушал оперу Вагнера) в поле зрения скучавшего Бормана попала обворожительная брюнетка Анхель, представившаяся актрисой. Рейхсляйтер давно уже не видел ничего удивительного в уступчивости дам... По доведенной до автоматизма привычке на следующий же день он попросил шефа гестапо Генриха Мюллера поискать в архивах гестапо данные на новую пассию, и к вечеру на его стол легло досье. Взглянув на фотографию и увидев милое личико Анхель, Борман удовлетворенно улыбнулся: ему нравилось покопаться в тайнах любовниц, чтобы потом поражать их своей осведомленностью, доказывавшей его могущество. Но, переведя взгляд на графы титульного листа, он почувствовал внезапно накатившую слабость, внутри похолодело... Анхель Гронер: полукровка-чешка; урожденная Анжелика Гронкова. Пометка берлинского гестапо: полукровкой признана в Праге, но наличие немецкой крови среди предков сомнительно. [333] Все сходилось на том, что Анхель-Анжелика давно служила у Гейдриха. Косвенное подтверждение было получено через несколько часов: Анхель на вторую встречу не явилась. Расовое преступление! Полный крах!

Единственный шанс – Мюллер, сомнительных дел мастер. Впрочем, исчезновение одной лишь женщины ничего не решало, а с Гейдрихом такой операции не провернешь. Однако и медлить было нельзя: когда противник потянет за ниточку, Борман увязнет окончательно. Обсуждать эту тему с Гиммлером – значит дать ему козырь, которым тот всегда сможет воспользоваться. Хорошо, что у Мартина был негласный союзник Мюллер: десять лет тайного сотрудничества и обоюдного молчания доказали, что они могут доверять друг другу в щекотливых делах. Ведь Мюллер остался единственным, кто знал все подробности о деле Гели Раубаль (остальных Гитлер и Борман устранили до 1935 года). Он умел хранить чужие секреты и оказывал неоценимые услуги. На тайной встрече с рейхсляйтером шеф гестапо пообещал в крайнем случае прибегнуть к «радикальному способу».

В мае 1942 года Мюллер предупредил Бормана о том, что Гейдрих жаловался Шелленбергу на явное ухудшение отношений с шефом партийной канцелярии и рейхсфюрером СС и даже подумывал прикомандировать к ставке фюрера своего наблюдателя, дабы разобраться в причинах такой немилости. Борман же полагал, что прикомандированным окажется эмиссар, который объявит ему условия Гейдриха. Тучи сгущались... Борман торопил шефа гестапо.

Действительно, довести свой план до конца Гейдрих не успел: 27 мая чешский патриот смертельно ранил его, и он умер 4 июня. Той же ночью Гитлер обсудил с Борманом кандидатуру его преемника и [334] все, что касалось похорон, прощальных почестей и т.д.{47}

В мае 1942 года смерть убрала с дороги Бормана еще одного неприятеля из числа гауляйтеров: умер Карл Ревер, который был главой НСДАП в округе Везер – Эмс с 1929 года. Независимость и активное сопротивление Ревера досаждало Борману не меньше, чем его постоянные тесные контакты с Розенбергом.

13 мая 1942 года Ревер объявил, что собирается посетить ставку фюрера, а затем провести переговоры о мире с британским премьер-министром Уинстоном Черчиллем. Эту программу он хотел начать с предварительной четырехчасовой речи. Почти сразу же гауляйтера доставили в клинику СС, и тамошние врачи заявили о его быстро прогрессирующем слабоумии, причиной которого послужила якобы поздняя стадия сифилиса; высказывалось предположение, что эту болезнь он подцепил в Южной Африке, где был с деловой поездкой еще до первой мировой войны. Ревера упрятали в изолированный бокс клиники.

Борман приказал сохранить в тайне сведения о болезни и срочно отправил в Ольденбург двух агентов, которые возвратились уже 15 мая и доложили, что Ревер, согласно официальной версии, скончался от сердечного приступа. Место непокорного гауляйтера занял ставленник Бормана. Рейхсляйтер НСДАП вновь добился своего.

В первой половине 1942 года сама Смерть, казалось, пошла в услужение Борману. В середине июня умер Адольф Хюхнлейн, командовавший НСКК (моторизованный национал-социалистский корпус) и постоянно враждовавший с рейхсляйтером НСДАП, [335] хотя основал НСКК именно Борман. Преемником Хюхнлейна стал человек, не обладавший в партии существенным влиянием; Борман же сразу дал понять, кто отныне главный, сообщив руководителям подразделений НСКК фамилию их нового начальника за несколько дней до того, как фюрер объявил об этом назначении.

С гауляйтером округа Мюнхен – Верхняя Бавария Адольфом Вагнером Борман внешне поддерживал дружеские отношения, но лишь потому, что тот принадлежал к влиятельной группировке бойцов «старой гвардии», был тезкой Гитлера и говорил на том же диалекте и с теми же интонациями, что и сам фюрер. Рейхсляйтеру НСДАП влиятельный соратник фюрера был явно не по зубам. Но середина июня 1942 года выдалась для Бормана полной приятных неожиданностей. Едва узнав о смерти Хюхнлейна, он получил вызов в Траунштейн: Адольфа Вагнера разбил паралич. Приехав, он увидел человека, который говорил с превеликим трудом и почти не двигался. Через несколько дней у постели больного побывал Гитлер и, признав Адольфа Вагнера недееспособным, поручил Борману подобрать замену. Выбор рейхсляйтера НСДАП пал на того же Пауля Гислера: едва устроившись в кресле гауляйтера Вестфалии, он получил еще и округ Мюнхен – Верхняя Бавария.

Для своих ставленников Борман был заботливым и благосклонным начальником. Так, на званом обеде в своем доме в Пуллахе он познакомил Гислера с рейхсляйтером по делам печати Аманном, рейхсляйтером Францем Ксавье Риттером фон Эппом и президентом правительства округа. Несколько дней спустя Борман представил Гислера и нового руководителя НСКК Герингу. Двух вновь назначенных гауляйтеров Шиля (Зальцбург) и Лаутербахера (Южный Ганновер – Брюнсвик) он почтил приглашением на аудиенцию к фюреру. Представители нового – послушного [336] и дисциплинированного – поколения местных партийных лидеров, обязанных своим назначением Борману, прошли стажировку в структурах партийной канцелярии и строго следовали указаниям рейхсляйтера НСДАП.

* * *

Генералы фактически утратили право голоса при принятии стратегических решений еще в начале второй мировой войны, ибо их пессимистические прогнозы были полностью опровергнуты успешными операциями, выполненными в соответствии с планами, подсказанными интуицией дилетанта Гитлера. Не стоило забывать и о традиционном недоверии партии к высшим военным чинам. Разве не рейхсвер в 1930 году изгнал молодых офицеров, симпатизировавших НСДАП? Разве не генерал Курт фон Шлейхер, бывший в свое время канцлером, хотел с помощью оружия преградить национал-социалистам путь к власти, объявив «отечество в опасности»? Подобно многим другим представителям «старой гвардии», Борман не доверял генералам и подозревал, что многие из них в душе являются реакционерами, противниками национал-социалистской революции.

Конечно, разоблачить их было чрезвычайно сложно, поскольку военная форма и традиционно жесткая дисциплина рождали в их среде корпоративную солидарность; проникнуть в их ряды поистине не представлялось возможным. Во-первых, солдатам вообще запрещалось состоять в какой-либо партии (политика – не дело рядовых). Во-вторых, партийные функционеры, служившие в офицерском корпусе, постоянно жаловались, что принадлежность к НСДАП отрицательно сказывается на карьере. В ставке Борман оказался в окружении генералов, которые, подобно Хайнцу Гудериану и Францу Гальдеру, [337] в большинстве своем относились к нему пренебрежительно либо вообще не замечали. Другие общались с ним по необходимости, – например, военные адъютанты фюрера вследствие особенностей своей службы видели Бормана денно и нощно. Лишь некоторые соглашались посидеть с ним за бутылкой шнапса. Для остальных он оставался человеком гражданским, партийным функционером, не имевшим ничего общего с их родом деятельности, несмотря на его форму обергруппенфюрера и знаки различия генерала СС. Как обычно, Борман избегал прямой конфронтации и постепенно наращивал давление на периферийных направлениях, используя ситуации, позволявшие ему выглядеть радетелем справедливости.

Он регулярно посылал руководству вермахта протесты в связи с притеснениями атеистически настроенных солдат, которых за нежелание посещать церковные службы нередко наказывали штрафными и воскресными работами. Ему хотелось вообще упразднить штат военных капелланов, но все его попытки оказались тщетными. И хотя даже Гитлер не придавал особого значения влиянию христианской религии на армию, Борман продолжал считать институт военных священников вредным, ибо они, по его мнению, внушали солдатам страх смерти, который был неуместен на поле брани.

Борман потребовал, чтобы высшее командование вермахта обязательно советовалось с партией, когда дело касалось политического статуса военнослужащих. Он прикомандировал своего помощника к отделу кадров вермахта, подробно проинструктировав его о критериях НСДАП в отношении продвижения офицеров по службе. Борман никогда не заявлял открыто о своих намерениях, но по предыдущему опыту его цель была ясна: как и в случае с правительством, партия хотела влиять на назначения на высшие [338] военные посты, определять карьеру военнослужащих.

Видя, что между Гитлером и руководством вермахта нередко возникают разногласия, Борман не уставал нашептывать фюреру о реакционности генералов. А в середине мая 1942 года разгорелся скандал в военном флоте. Боевой офицер обратился к командованию с просьбой о разрешении на брак, но моралисты в синей форме, узнав, что невеста забеременела до свадьбы, отказали – согласно традиции, невесте морского офицера якобы надлежало быть девственницей либо безукоризненно выдавать себя за таковую. Борман написал десять пунктов в доказательство того, что «неписаные законы» офицерской чести следовало считать признаками «морального разложения» и пережитками феодализма. Формулировки опуса не оставляли сомнения в согласии Гитлера с точкой зрения автора.

Впрочем, военные тоже находили способы выразить свои антипатии к Борману. Они не могли лишить его сведений о своих оперативных совещаниях, поскольку стенограммы неизбежно попадали в руки рейхсляйтера НСДАП. Но как же он был разъярен, когда (в июле 1942 года), приехав в ставку «Вервольф», обнаружил, что его личные покои в бункере – в отличие от комнат генералов – не обеспечены проточной водой! Вместо этого на табурете стояли таз и кувшин, изрядно потемневшие от долгого употребления. Генеральская шутка удалась: рейхсляйтер НСДАП метал громы и молнии и приказал коменданту немедленно соорудить надлежащий санитарный узел.

Вместе с тем некоторые генералы завоевывали благосклонное отношение Бормана. К числу последних принадлежал Эдуард Дитл, «герой Нарвика», командовавший германскими войсками в Норвегии. Генерал не упускал из виду, что солдатам, оказавшимся [339] в холодной северной стране за тысячи километров от дома, нужны и удобства, и теплая постель. Он не возражал против временных связей германских солдат с норвежками, но не считал последних достойными партнершами для брака. Блондинки из Норвегии соответствовали всем требованиям нацистской расовой теории и были признаны сестрами германцев по крови. Тем не менее Дитл выдал разрешения на брак лишь нескольким своим солдатам и – вопреки выводам теоретиков – распространил в подчиненных ему подразделениях приказ, которым объявил немок женщинами более высокого сорта, чем норвежки.

Борман приветствовал такой подход, ибо остальные армейские начальники на захваченных восточных территориях проявляли в этом отношении чрезмерную терпимость. Он разослал текст приказа Дитла гауляйтерам как пример пропаганды, которую следовало неустанно вести партийным организациям, чтобы усилить в обществе отрицательное отношение к бракам с иностранцами и предотвратить нежелательное смешение крови. В качестве альтернативы он предлагал партийным функционерам шире использовать услуги членов нацистской организации женщин («Frauenschaft») совместно с представительницами старшей возрастной группы женских отделений гитлерюгенд, чтобы напоминать солдатам о радостях родного дома и превосходстве женщин высшей расы.

* * *

Гитлер, казалось, был вполне удовлетворен ходом событий и деятельностью рейхсляйтера НСДАП. Во время полночного монолога в «Вольфшанце» он рекомендовал Борману снабдить гауляйтеров всеобъемлющим набором инструкций, внести единообразие в [340] их работу. Предпочитая руководить достаточно многочисленной гвардией мелких (и потому безопасных) вассалов, чем несколькими могущественными властителями, фюрер не забыл ублажить их, создав им выгодные условия для самообогащения. Он не опасался, что процветание породит среди гауляйтеров стремление к независимости, ибо не составляло труда изгнать любого из них. Гитлер согласился удовлетворить ходатайство Бормана, просившего отпустить гауляйтерам больше времени на осуществление масштабных программ. Впрочем, на практике глава партийной канцелярии добивался поблажек лишь для своих фаворитов.

На чаепитиях у Гитлера, не стесняясь присутствия других гостей, среди которых бывали и такие его личные недоброжелатели, как Шпеер, Борман не раз делал выпады против Шираха. Так, он мог как бы случайно заговорить о распространенных в Вене анекдотах, в которых содержалось немало колкостей в адрес Гитлера. Тирада обычно заканчивалась выражением мнения, что в Вене, «к счастью», руководящий пост занимает человек, способный в конце концов превратить австрийцев в истинных германцев. После года подобного «промывания мозгов» Гитлер явно невзлюбил Шираха. Внутри партии, где каждый замышлял интриги против остальных, Борман дал понять, что венский вассал – не лучший избранник для столь славного трона. Намек послужил сигналом для всей своры гауляйтеров, которая готова была растерзать Шираха в отместку за те милости, которые прежде ему оказывал фюрер. В сентябре 1942 года Ширах провел в Вене конгресс европейской молодежи и во время этого помпезного форума заявил о своих претензиях на роль лидера всех молодежных организаций, включая объединения, возникшие на захваченных территориях [341] и в союзных государствах. Однако Риббентроп запретил своим подчиненным присутствовать на форуме, а Геббельс не позволил германской прессе освещать это событие. Объяснение простое: Борман намекнул, что бесполезно тратить время на болтовню о «детской партии Шираха».

* * *

Возможно, справедливо, но не имея конкретных оснований, Борман подозревал возглавляемый адмиралом Вильгельмом Канарисом абвер – контрразведывательную службу вермахта – в подрывной деятельности. В письмах он обычно скрывал имя Канариса под кличкой «наш особенный друг». Невозможно представить себе две более несхожие личности, чем вежливый, изысканный в манерах шеф абвера и грубый, простоватый начальник партийной канцелярии. Бормана отнюдь не расстроило известие, в конце 1942 года пришедшее от гауляйтера партийной организации немцев, находившихся за границей, Вильгельма Боле. В донесении сообщалось, что почти все члены НСДАП в Швейцарии завербованы абвером. Борман обратился с протестом к Кейтелю, объявив, что малейшая ошибка в действиях на территории нейтральной страны могла спровоцировать громкий скандал и привести к разрыву дипломатических отношений. Заставив абвер отказаться от использования агентов в Швейцарии, рейхсляйтер НСДАП сразу же передал эту уже готовую агентурную сеть шефу СД Вальтеру Шелленбергу. Поскольку между Борманом и Гиммлером установились тогда дружеские отношения, они договорились между собой, что упомянутые члены партии не бросят контрразведывательную деятельность, а будут продолжать ее, просто перейдя в подчинение к другому начальнику. [342]

* * *

Первыми, кто почувствовал на себе истинные планы гитлеровцев относительно восточных народов, были те огромные массы славян, которые попали в руки захватчиков на оккупированных территориях в 1941 году. Их осматривали, как рабочий скот, сгоняли в концентрационные лагеря и, поскольку многие железнодорожные линии были выведены из строя, отправляли в Германию морем. Однако кораблей не хватало, люди тысячами умирали в лагерях от голода и от холодов необычайно суровой зимы. В письме Кейтелю Розенберг отмечал, что такое обращение с местным населением приумножает упорство советских войск и приводит к увеличению потерь с германской стороны. Кейтель оказался в нелегком положении. В пору жестоких холодов отсутствие необходимых транспортных артерий стало главной причиной недостаточного снабжения теплым обмундированием и, следовательно, огромного числа обморожений среди немецких солдат. Борман же не уставал обвинять Розенберга, который «нянчился с недочеловеками, которых и так слишком много повсюду».

Бесчеловечность Бормана нашла отражение и в циркуляре, в котором он предписывал не хоронить по отдельности умерших заключенных концентрационных лагерей, а обматывать трупы промасленной бумагой или тканью и складывать в штабеля. Впоследствии следовало сбрасывать трупы в ямы для массовых захоронений. Проведение каких-либо церемоний при этом было запрещено.

В июле 1942 года Гитлер переместился в ставку «Вервольф», располагавшуюся на Украине возле города Винница. Именно тогда Борман решил собственными глазами взглянуть на «недочеловеков». Он посвятил этому один день: 22 июля 1942 года вместе с Карлом Брандтом и еще двумя сопровождающими [343] он проехал по окрестностям от деревни к деревне, от колхоза к колхозу. Германские комиссары по сельскому хозяйству с гордостью демонстрировали гостям огромные пространства пшеничных полей. Вечером Борман рапортовал Гитлеру о том, что увидел за последние двенадцать часов, – докладывал бесстрастным тоном безжалостного конкистадора, ледяной взор которого не оттаивал при виде заранее отрепетированных сцен хлебосольного гостеприимства.

Он видел детей... слишком много детей. По его мнению, со временем это могло стать серьезной угрозой, поскольку они «принадлежали к расе, жившей в гораздо более суровых условиях, чем германская. Вот некоторые замечания: никто из детей не нуждается в очках; почти у всех – отличные зубы; при достаточном питании эти люди сохраняют хорошее здоровье до преклонного возраста, даже несмотря на то, что обычно они пьют неочищенную воду, от которой мы непременно заболели бы». Эти «так называемые украинцы» (для Бормана все они были славянами), похоже, обладали иммунитетом от всяких лихорадок, ибо не подвержены им, хотя на них достаточно вшей. Большинство крестьян – голубоглазые блондины, но лица плоские, с грубыми чертами – не арийского типа. При хорошей немецкой организации они станут быстро размножаться, что весьма нежелательно, поскольку «в конечном счете на этой земле должна остаться только немецкая раса».

Такие сведения, если следовать расовым теориям самих нацистов, доказывали, что немцы столкнулись с расой, которая в будущем одолеет их. Эта раса оказалась более сильной, более приспособленной и здоровой, более динамичной. Однако у Гитлера был свой взгляд на вещи, и доклад Бормана привел его в ярость: «Нам нужна рабочая сила! Возможно, настанет такой день, когда мы запретим местному [344] населению пользоваться контрацептивами, а нарушения будем карать расстрелом. А вот с распространением еврейской заразы мы будем бороться всегда! Однако старания сохранить здоровую рабочую силу должны соответствовать разумным пределам: например, проводить общую вакцинацию населения ни к чему».

В беседах с фюрером Борман настойчиво возвращался к различным проблемам, связанным с местным населением, и в соответствии с полученными указаниями готовил инструкции. В конце концов он направил рейхсминистру восточных территорий всеобъемлющий документ (восемь параграфов), в котором были изложены пожелания Гитлера. Среди прочего указывалось, что в тот момент следовало сокращать численность негерманского населения оккупированных территорий. С этой целью надлежало расширить торговлю контрацептивами и максимально упростить процедуру осуществления абортов. Вакцинацию проводить не следовало, так же как и налаживать систему здравоохранения для славян. Никакого высшего образования: умения читать и писать вполне достаточно. Кроме того, украинское письмо предстояло перевести с кириллицы на латинский алфавит. Главное – не допускать сближения между немцами и местным населением!


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю