Текст книги "Странные приключения Ионы Шекета. Книга 2"

Автор книги: Павел (Песах) Амнуэль

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 39 страниц) [доступный отрывок для чтения: 14 страниц]

Часть вторая. Зман-патрульный

ИНСПЕКТОР ВРЕМЕНИ

Машина времени – гойское изобретение, я это заявляю вам с полной ответственностью. И неважно, что фамилия изобретателя Мендельсон, зовут его Шимон, и живет он в Бней-Браке на улице Жаботинского. Настоящий еврей не станет изобретать ничего, что может пойти во вред народу, а бед от путешествий во времени можно ожидать не меньших, чем от газовых камер, можете мне поверить. Если раньше террорист-смертник отправлялся к своим мусульманским гуриям, взрываясь посреди улицы Бен-Иегуды, то после того, как господин Мендельсон опубликовал в 2043 году чертежи своей машины в престижном журнале «Природа», каждый противник Соединенных Штатов Израиля норовит заполучить машину времени и отправиться на ней в 1948 год, чтобы убить Бен-Гуриона прежде, чем тот зачитает текст Декларации независимости. Или того лучше – поехать в 1592 год и пустить ко дну все корабли, на которых евреи убегали из гостеприимной Испании. Помню, одного террориста сняли с машины, когда он уже набрал на пульте год разрушения Второго храма; как потом показало следствие, бедняга хотел разобраться с евреями, покидавшими Иудею. Впрочем, о чем это я говорю? Вам, конечно, исторические факты хорошо известны, как и судьбы тех фанатиков, которые пытались эти факты переиначить. Из чего, конечно, не следует, что машины времени безопасны, отнюдь нет: если бы не полицейские времени или, как их называют, зманавники, еврейское население земного шара составляло бы сейчас куда меньшее число, чем на самом деле. Несколько лет я сам прослужил в патруле, о чем не стал распространяться перед депутатом Корешем по естественной причине: служба эта секретная, а депутаты кнессета, как известно, народ, на язык весьма невоздержанный. Вполне может вскочить во время выступления какого-нибудь представителя арабского меньшинства и завопить на весь зал: – Иона Шекет таких, как вы, ловил еще полтысячелетия назад! Это была бы истинная правда, но на публикацию подобных сведений пока еще не снят цензурный запрет. Смысла в этом, на мой взгляд, нет никакого, потому что каждый израильтянин знает, кто такие зманавники, чем они занимаются, и насколько рискованное у них занятие. Я прослужил в полиции времени всего ничего – лет сорок. Я имею в виду независимые годы, проведенные мной в иных эпохах. В своем времени я получил, между тем, всего три месячных зарплаты, после чего был уволен в запас из-за неполного служебного соответствия. Каково? С одной стороны, начальство было право: в нашем времени прошло всего три месяца, за них мне и заплатили. Время, проведенное в иных временах (пусть меня простят за этот странный литературный оборот), в зачет не шло, именно это меня и возмутило. Вы думаете, Гистадрут за меня вступился? Ничуть не бывало, мне сказали, что я сорок лет не платил членские взносы и потому они не намерены защищать мои интересы. Но я хочу рассказать не о своей тяжбе с конторой (это особая история) и не о первых своих операциях (о них и вспоминать не стоит), а о том, как на третьем месяце (а вернее – на тридцать третьем году) службы я спас-таки еврейский народ от полного уничтожения. За что, кстати, получил выговор и понижение в должности, поскольку, выполняя задание, нарушил какую-то директиву, о существовании которой узнал только после возвращения. Но – по порядку, если, конечно, в патрулировании времени есть хоть какой-нибудь порядок… Я сидел в машине и скучал, изредка поглядывая на экраны и в иллюминатор кабины. Экраны показывали, что все идет в штатном режиме, а в иллюминатор я видел большой восточный базар, где арабы торговались друг с другом так, будто от цены товара зависело, наступит ли нынче вечером конец света. Звук я отключил, иначе не мог бы сосредоточиться, а возможно, просто оглох бы от истерических воплей. Меня начало клонить в сон, и я собрался немного нарушить инструкцию: отыскать в эфире времени станцию «Волны Израиля» и послушать новую песню Златы Гамаль. Я протянул руку к пульту и неожиданно увидел, как свет одной из контрольных лампочек сменился с зеленого на желтый, а затем сразу на красный. Это означало, что где-то поблизости может произойти разрыв временной линии, опасный для еврейского народа. Нужно было приступать к действиям, а я понятия не имел – к каким именно. Базар здесь был как базар – в Дамаске девятого века я видывал и поинтереснее. Но нужно было срочно принимать какие-то меры, и я выбрался из кабины. Время, закапсулированное в салоне машины, распрямилось, и я почувствовал гнет лет – я стал стариком, на мне был балахон бедуина, я и был бедуином в этой эпохе. Я оглянулся и, естественно, не увидел своей машины: полог времени надежно скрывал ее от любопытных взоров. Стало беспокойно, мне не нравится, когда я не вижу пути к отступлению. Но беспокойство на этот раз было еще и иного рода: на базаре находился человек, который был способен уничтожить еврейский народ и собирался сделать это. Кто? И главное – как? Я огляделся и не увидел ничего примечательного. Базар как базар, люди как люди. Коллегу-зманавника я смог бы выделить по взгляду, но коллег моих здесь быть не могло, я был на дежурстве один. И все же… Я ощутил на себе чей-то пристальный взгляд, это был взгляд чужака. В следующее мгновение наши взгляды скрестились, и мне на миг стало дурно. На меня смотрел трехглазый паук ростом с годовалого теленка. В следующее мгновение паук понял, что раскрыт, и мгновенно вернулся в облик, в котором находился в этой эпохе: стал молодым арабом, торгующим пряностями. Звали его Махмуд, приехал он из Медины – такой, во всяком случае, была его легенда, которой он придерживался вот уже три местных года. Конечно, этой легендой он мог кормить кого угодно, только не опытного зманавника, каким был я в те годы. Мне не понадобились особые мысленные усилия, чтобы понять: передо мной наемник с планеты Варакан-4, нанятый аргентинскими мусульманскими фанатиками в 2065 году (через год после того, как мы с депутатом Корешем пили коку в буфете кнессета) для того, чтобы уничтожить еврейскую нацию. Мне стало интересно: каким образом этот господин мог осуществить свое намерение, продавая пряности на базаре в Мекке XIII века Новой эры? Я подошел к разложенным на коврике сосудам с пряностями, резкие запахи ударили мне в ноздри, но я сдержался и сумел не расчихаться в самый, можно сказать, разгар боевой операции. – Господин, – сказал я на чистейшем вараканском наречии, – вам придется пройти со мной для выяснения личности. Молодой араб скосил в мою сторону глаз (он, конечно, понял, что разоблачен, но не подал виду) и процедил сквозь зубы: – Отвали, эти замечательные пряности тебе все равно не по карману. – Ну-ка пройдемте, – потребовал я и протянул руку, чтобы схватить негодяя за шестую лапу, которую он маскировал под миску с чечевичной похлебкой. Араб-вараканец вывернулся, опрокинул несколько сосудов, завопил «Держи неверного!», но, вместо того, чтобы держать, пустился наутек. При этом он немного ослабил свою телепатическую хватку, для всех он по-прежнему оставался молодым арабом, но я прекрасно видел паука, перебиравшего мохнатыми лапами. Я скрутил его в ближайшем переулке. Главное ведь было – не позволить ему добраться до своего транспорта, иначе пришлось бы гоняться за негодяем по всем временам, а я очень не люблю эти занятия, после них всегда выпадает из памяти, а бывает и из жизни, какая-нибудь неделя или даже месяц. Как-то во время погони я начисто потерял целый год, но не о том сейчас речь. Вы пробовали двумя руками скрутить паука ростом с теленка, у которого восемь мохнатых лап и все на затылке? В какое-то мгновение мне показалось, что пленником стал я сам, сейчас меня отправят в контейнере на Варакан, и я не смогу рассказать свою историю не только депутату Корешу, но даже собственному начальству, ожидающему меня с дежурства. Однако я сосредоточился (не столько физически, сколько мысленно), в руке моей оказалось лассо времени, штатное оружие израильского зманавника, и я набросил его на паука-вараканца. Тут все и закончилось – я имею в виду, конечно, процедуру захвата, потому что теперь предстояло еще разобраться в намерениях этого типа и главное выявить заказчиков, а это в нашей профессии сложнее всего. Я оставил пауку две свободные лапы, иначе мне пришлось бы нести его на руках. В кабине, куда вараканец влез с трудом, я сразу приступил к допросу. – Тип машины, – потребовал я, – гараж, страховка. Кто будет платить за обратную доставку? Это самый верный способ узнать адрес и время заказчика. Вараканец мог бы и промолчать, но мой взгляд убедил его в том, что молчание ему даром не пройдет. Он был профессионалом, он узнал профессионала во мне и не стал сопротивляться больше, чем требовала профессиональная честь. – Заплатит Аргентинская джамахирия, – с презрением сказал он. – В какому году? – В две тысячи девяносто третьем… Ну, подумал я, время еще есть. Я могу вернуться в своей 2065 год и заканчивать допрос в более удобных условиях. Что я и сделал, нажав на пульте несколько кнопок. – Цель диверсии, – сказал я, когда все еще спеленутый пленник оказался в кресле для первичных допросов инопланетных агентов. – Полное и окончательное решение еврейского вопроса, – отчеканил вараканец. – Ох-хо-хо, – вздохнул я. – И как же Аргентинская джамахирия собиралась этот вопрос решить? – Очень просто, – оживился вараканец, дорвавшись до редкой возможности поделиться профессиональным секретом с профессионалом. – Я должен был обнаружить настоящую еврейскую девушку. Понимаете? Такую, у которой в роду все были евреями до самого древнего колена, какое удастся выявить. Я должен был ее обнаружить и жениться на ней. – Ну и что? – удивился я. – Как этот брак помог бы вам выполнить задание? – Очень просто, – повторил вараканец, дернув связанными щупальцами, я забираю жену в машину и отправляюсь с ней во времена ваших праотцев. Там мы живем некоторое время в полном согласии, а потом я исчезаю, а женщина остается со всеми рожденными от меня детьми, которых она и все окружающие считают евреями. На самом же деле вараканской крови в них куда больше, и ее дети женятся и выходят замуж за других евреев, и лавина нарастает, и через несколько поколений вараканская кровь уже неотличима от еврейской, и на Земле живут уже не евреи, а вараканцы… – Да-да, я понял, – сказал я и, сделав отметку в протоколе, отослал преступника в камеру времени, висевшую где-то между VIII и IX веками. Когда негодяй скрылся с моих глаз, я доложил начальству об окончании дежурства и добавил от себя: – По-моему, эта попытка была обречена на неудачу. – Конечно, – согласился со мной майор Липский, в отделении которого я в те годы проходил службу. – Вы его вовремя схватили, Шекет, хорошая работа. – Я не о том, – отмахнулся я. – Полагаю, господин майор, что если не этому агенту, так другому все же удалось жениться на еврейской девушке и выполнить угрозу. – О чем вы говорите, Шекет? – удивился майор. – Вы хотите сказать, что в нас с вами течет вараканская кровь? – В нас с вами – нет, – решительно заявил я. – Но в каждой еврейской женщине – вполне возможно. Ибо щупальца, которыми они опутывают нас, мужчин… – Я вас понял, не продолжайте, – быстро сказал майор, вспомнив, видимо, свою супругу, в щупальцах которой он находился, насколько мне было известно, уже добрых четверть века. – Информацию о захвате вараканца объявляю секретной по нулевой категории, ясно? – Так точно, – вздохнул я. Никогда не знаешь, как начальство отреагирует на шутку. Конечно, операция джамахирии была обречена на провал, но по совершенно иной причине. Хотел бы я посмотреть на настоящую еврейскую девушку, которая не сумеет распознать вараканца или любого иного гоя, как бы он ни маскировался. У девушек на этот счет чутье, заложенное в генах и тренированное веками, поскольку – это ведь изучают на курсах молодого патрульного времени – праотец Авраам и праматерь Рахель тоже служили в патруле и оказались в глубине веков потому, что правительство Соединенных Штатов Израиля решило в 2045 году раз и навсегда обезопасить еврейский народ от проникновения чужеродного влияния.

ВТОРЖЕНИЕ В КУВЕЙТ

Теперь, когда вы уже кое-что обо мне знаете, я могу рассказать вам еще больше. Раньше, когда вам было известно только мое имя – Иона Шекет, приводить некоторые факты из моей биографии было бы опрометчиво, вы наверняка решили бы, что я, как минимум, преувеличиваю, а как максимум просто выдумываю свои истории так же, как придумывал их польский путешественник Ийон Тихий. Но сейчас-то, полагаю, вы готовы поверить любому моему слову! Например, такому: в августе 2065 года, после соответствующей подготовки в тренировочных лагерях, я получил от командира отделения предписание явиться в канцелярию фирмы «Брументаль» и поступить в полное распоряжение ее директора господина Пинхаса Бецалеля. Интересно, верно? Это сейчас каждому новорожденному известно, что «Брументаль» был отделением Мосада и занимался профилактикой и устранением потенциальных угроз существования государства Израиль. А в середине шестидесятых, когда я с предписанием в кармане явился в Тель-Авив и предстал перед изображением Бецалеля, никто представления не имел не только о том, чем в «Брументале» занимаются, но и о самом существовании фирмы не мог знать, поскольку сведения эти были строжайше засекречены и разглашение их каралось бессрочным тюремным заключением. Изображение Пинхаса Бецалеля оказалось видным мужчиной лет семидесяти, хотя, конечно же, кто судит о человеке по его голографической проекции? В жизни руководитель «Брументаля» мог оказаться и молодым толстяком, и старым паралитиком, а то и вовсе женщиной без определенного возраста. Я представился и протянул предписание, которое, растворившись на моей ладони, возникло в руке изображения господина Бецалеля. – Иона Шекет, воинское звание… м-м… служил на территориях… ага… в зман-патруле… ого… прошел полный курс по программе «Поворот»… эх-хе-хе. Годишься! – решило изображение и добавило: – Как ты относишься к тому факту, что государство Израиль возникло именно в 1948 году? – Положительно, – сказал я, подумав. Вообще говоря, если бы Израиль появился на карте лет на тридцать раньше, мир сейчас выглядел бы более привлекательно. Но, поскольку этого не произошло, то и волноваться по такому поводу не следовало. – Положительно, – с сомнением в голосе пробормотало изображение Бецалеля. – Так вот, в Мосаде полагают, что этого может не случиться. И нам поручено обеспечить профилактику и, если понадобится, прикрытие. Отправляйся. Вводные получишь в три часа семнадцать минут ночи, поэтому советую лечь спать не позднее двух и без снотворного. – Не употребляю, – с гордостью сказал я, зная, как трудно засыпают многие мои коллеги из зман-патруля… Поселили меня в комнате на верхнем этаже здания «Олам», из одного окна я видел Средиземное море и остров Кипр, будто темную булавочную головку, а из другого окна просматривалась Иорданская провинция вплоть до Бейт-Аммана. Я посмотрел на висевшем перед окнами облаке программу новостей (ничего интересного, только в Вашингтоне опять обвалилось совсем обветшавшее левое крыло Белого дома) и завалился спать в ожидании вводных. Ровно в три семнадцать (мои внутренние часы ошибаются обычно не больше, чем на полторы секунды) что-то щелкнуло в моем спавшем сознании, и я отчетливо понял, что происходит на белом свете и что мне предстоит сделать, когда я продеру глаза. Президент Аргентинской джамахирии Пабло Альбанезе решил покончить с Соединенными Штатами Израиля, не допустив создания в 1948 году еврейского государства. Решение простенькое, но, надо сознаться, без вкуса. После того, как в 2023 году в католической Аргентине число жителей, принявших ислам, начало резко возрастать, процесс этот никому не пришло в голову остановить законодательным образом. Результат: семь лет спустя в этой латиноамериканской стране президентом стал мусульманин Роберто Алания. И поехало… Когда Соединенные Штаты Израиля распространили свое влияние с севера Америки вплоть до Перу и Боливии, Аргентина оставалась единственным, но зато надежным оплотом исламистов на этой части суши. И что было делать? Бомбить Буэнос-Айрес (переименованный в Аль-Айру)? Кнессет не принял такого решения, армия промедлила с рекомендациями, а теперь, сорок лет спустя, мы имели то, что имели: Альбанезе, судя по всему, построил-таки стационарную машину времени – интересно, как это проглядели наши вездесущие мосадовцы? Да, опасность была велика, спорить не приходилось. Если людям Альбанезе удастся выйти из капсулы времени в 1947 году на Ближнем Востоке, они смогут повлиять на решение ООН о создании Израиля. Раз плюнуть: подменить представителя Советского Союза (пластиковая маска, вариатор тембра голоса – кто в то время мог бы распознать самозванца?) или, того лучше, внушить американскому президенту подсознательную мысль о том, что евреям заповедано создать свое государство лишь после пришествия Мессии и было бы нечестно по отношению к еврейской религии мешать этому естественному процессу… Я проснулся в семь утра, четко представляя опасность и отлично понимая, что именно нужно сделать, чтобы выполнить свое первое задание в «Брументале». Прежде всего, я отбросил как нелепый вариант внедрения в аргентинские разведывательные сети. Поскольку речь шла о воздействии на причины событий, то и обезвредить противника можно было лишь на «пыльных тропинках времени». Отправляться в 1947 год и там, пользуясь индексаторами Шавива, искать проникшего из будущего диверсанта я тоже не собирался индексаторы хороши, если знаешь, что и где ищешь, а я этого не знал, ведь идея о возможной подмене представителя СССР была всего лишь умозрительным заключением, и не более того. Значит, нужно было устроить засаду внутри временного канала и перехватывать все капсулы, следовавшие из нашего, 2065 года, в 1947-й. Это тоже было рискованное предприятие – а что, если диверсант отправится в 1945-й и внедряться будет не в официальных ооновских представителей, а в кого-нибудь из верхушки ЭЦЕЛя или Хаганы? В конце концов, развалить любое национально-освободительное движение можно и изнутри, как это неоднократно доказывали исторические события… Вы когда-нибудь путешествовали во времени по неотключенному от реальности временному каналу? Уверяю вас, занятие это не из приятных. Обычно бывает так – входишь в капсулу, набираешь пространственно-временные координаты, нажимаешь «пуск», ждешь секунду-другую, после чего нажимаешь «стоп» и выходишь в тот мир, где и хотел находиться. А если канал не отключен от реальности, то, нажав «пуск», ты остаешься как бы сидеть там же, где сидел в момент отправки, и одновременно перемещаешься во времени таким образом, чтобы видеть все происходящее. Между тем, то, что реально происходило, меняется произвольным образом, поскольку временной канал не подвержен действию принципа причинности. Ты видишь, допустим, как воздвигается здание «Бейт Каскада», и неожиданно замечаешь, что строится оно не снизу, а сверху, и фундамент висит в воздухе, как остров Лапута… Я занял позицию на границе ХХI и ХХ веков, спрятался на развилке нескольких реальностей (одну из которых, как мне казалось, создал сам, но не мог вспомнить – когда и по какой причине) и принялся ждать. Ожидание во временном канале – это прежде всего попытка не обращать внимания на все творящиеся вокруг несуразности. Скажем, сижу я, жду, а мимо проходит президент Клинтон (был такой в Америке в конце прошлого века) и говорит голосом Моники Левински: «Эй, Шекет, ты чего расселся, идем брать Зимний!» Попробуй в таких условиях сосредоточиться на выполнении боевого задания. Однако не зря же я успешно закончил курсы! От Клинтона я отмахнулся, как от назойливой мухи, появившегося следом Бориса Ельцина приклеил скотчем к новогоднему празднику 2002 года и в это время увидел некое движение в южной части Атлантического океана. Кто-то усердно спускался вниз по временному каналу, цепляясь за стенки и стараясь не свалиться сразу в век XIX или того глубже. Я не стал подниматься навстречу, закрепился на уровне 2000 года – здесь стенки временного канала были хорошо заштукатурены и позволяли даже немного расслабиться. Диверсант-аргентинец опустился до моего уровня, ноги его висели теперь перед моими глазами, поскольку находились в одном и том же месяце 2000 года, и я вцепился в икры негодяя мертвой хваткой. Не ожидая нападения, тот свалился мне на голову, я, в свою очередь, не ждал, что диверсант перемещался во времени, не пристегнувшись к капсуле, и в результате мы оба кубарем покатились вниз через годы. Где-то на уровне 1990-го я сумел все-таки ухватиться за выступавший из стенки временного канала предмет (это оказалась одна из уничтоженных в том году российских баллистических ракет) и таким образом закрепил во времени не только себя, но и своего противника. – Хоп! – сказал я, когда мы оказались с ним нос к носу. – Дальше не пущу, придется возвращаться. – Вот еще! – сказал он с ненавистью. – Неизвестно, кто кого не пустит. И, развернувшись, двинул меня кулаком в глаз. Если вы никогда не дрались в туннеле времени, то вы все равно не поймете моего правдивого описания. Что вам скажет, к примеру, такая фраза: «Я сунул ему в селезенку Фолклендский кризис, а он в ответ въехал мне в нос вторжением Ирака в Кувейт»? Между тем, он именно так и сделал, прежде чем мне удалось уколоть его иглой забвения, после чего тело обмякло, и я еще долго карабкался с ним вверх по годам и десятилетиям, пока не вывалил из капсулы в нужном времени и нужном месте… – Хорошая работа, – сказало мне изображение господина Пинхаса Бецалеля, когда я явился с отчетом. – Почти без человеческих жертв. – Что значит – «почти»? – возмутился я. – Мы боролись один на один, никто не пострадал! – Да? – подняло брови изображение. – А то, что этот негодяй в 1990-м году заставил Саддама Хусейна войти в Кувейт, вы считаете своей творческой удачей? Акция в 1948 году не удалась, так он хотел хотя бы частично себя реабилитировать… Цепочка понятна: Саддам вторгается в Кувейт, Америка бьет Саддама, Саддам в отместку бьет Израиль… – Партия, проигранная заранее, – пожал я плечами. – Я ее просчитал до пятого хода. Скажите-ка, хоть одна ракета была начинена химией? Хоть одна… – Хорошо-хорошо, – торопливо сказало изображение Бецалеля, – не обижайтесь. Все нормально. Вы готовы выполнить новое задание? – Готов, – сказал я и приготовился слушать.