Текст книги "Странные приключения Ионы Шекета. Книга 2"

Автор книги: Павел (Песах) Амнуэль

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 39 страниц) [доступный отрывок для чтения: 14 страниц]

КОЛОДЕЦ ПАМЯТИ

Когда я работал патрульным времени, мне иногда приходилось заниматься так называемым «отхожим промыслом» – то есть делами, прямо не связанными с моими профессиональными обязанностями. Вы ж понимаете, что не каждый день служба безопасности раскрывает очередной страшный заговор, посягающий на основы существования Соединенных Штатов Израиля. Обычно «зман-патрульный» становится жертвой рутины: скажем, сбежал от Ханы Т. муж, и она обращается в полицию с просьбой – «найти и вернуть!» В полиции понимают, что отыскать след мужика, не желающего жить со своей дражайшей половиной, – дело нелегкое, если не сказать безнадежное при нынешней разветвленной и непредсказуемой сети межгосударстванных транспортных линий. И тогда в «Зман-патруль» поступает просьба: «А нельзя ли вернуться в такое-то время, когда Хаим Т. лишь задумывал свой побег, и проследить, в какую именно сторону он навострит лыжи?» «Разумеется, можно, – отвечает обычно мой непосредственный начальник господин Бецалель, чье голографическое изображение я имею честь лицезреть всякий раз, получая очередное пренеприятное задание. – И более того, мы это непременно сделаем, если вы заплатите…» И далее следует сумма цифрами и прописью, из которой сам патрульный обычно получает ровно столько, сколько ему следует по контракту за сверхурочную работу. Так вот, вернувшись из Вашингтона после выполнения задания и узнав, что бывшие США отныне входят в состав Соединенных Штатов Израиля, я услышал, как изображение господина Бецалеля говорит с ехидцей в голосе: – А теперь, Шекет, вам придется проявить максимум воображения, потому что задание, которое вы получите, совершенно необычно. Когда такие слова произносит руководитель службы охраны времени, любому зман-патрульному может стать не по себе. – Дело в том, – продолжало изображение господина Бецалеля, – что у Президента Соединенных Штатов Израиля Исидора Сапира пропал любимый кот, и есть подозрение, что он отправился погулять в Колодец памяти. – Сам? – поразился я кошачьей смелости. – Нет, конечно, – пожало плечами изображение господина Бецалеля. Президент Сапир разрезал ленточку в новом ответвлении Колодца, а кот, как обычно, бродил сам по себе неподалеку. Но когда президент вышел из помещения, кот за ним не последовал, а охрана так и не сумела обнаружить это несчастное животное. Вы понимаете? Чего тут было не понимать? Колодец памяти – это, по сути, музей, где собраны записи личностей великих людей прошлого, настоящего и будущего. Одни личности восстановлены по историческим документам и оставшемуся биологическому материалу, другие – по собственным многочисленным мемуарам, третьи скомпонованы из записей зман-патрульных, которым доводилось заниматься своей деятельностью не в прошлом, а в будущем. Если кота не нашли, значит, ему удалось проникнуть в чью-то память, где он сейчас и обитает, не зная, какой переполох вызвало его исчезновение из реальности. После взятия Америки новое задание показалось мне простым и неинтересным. Как я ошибался! Огромный небоскреб с надписью над последним, сто пятнадцатым этажом: «Колодец памяти», располагался около перекрестка Гивати по дороге из Тель-Авива в Ариэль. Я прибыл на место и для начала потребовал все сведения о коте господина президента. Оказалось, что звали его (кота, разумеется, а не президента) Шмулик, но домашние обычно обращались к нему более пространно: «Шмулик-жулик». Шмулику было от роду три года, и он, как оказалось, довольно часто пропадал из дома – потом либо возвращался сам, либо его находили на одной из свалок в обществе кошек легкого поведения. Учитывая это обстоятельство, я решил попробовать счастья в Колодце номер 2, где хранилась память госпожи Ниры Стеллман, голливудской звезды первой трети нашего века, женщины весьма фривольного поведения, но талантливой, как Софи Лорен и Лиз Тейлор вместе взятые. – Вы только осторожнее, – напутствовал меня оператор Колодца, выдавая универсальный Ключ памяти. – Нира была еще та штучка. Я ничего не ответил – напоминать зман-патрульному о необходимости соблюдать осторожность попросту невежливо. В Колодец памяти обычно бросаешься как в омут – вытянув вперед руки и задержав дыхание. Так я и сделал. Память Ниры Стеллман находилась на третьем уровне хранения – это означало, что операторы полагали несущественной для будущих поколений личную жизнь великой актрисы, и потому сведения о ее многочисленных романах были из блока хранения изъяты, остались лишь воспоминания о работе на съемочной площадке. Почему-то операторы были уверены, что уж эти воспоминания не содержат ничего, способного поколебать нравственные устои общества. Они ошибались так же, как ошибся я, воображая, что новое мое задание станет легкой прогулкой. Обнаружив вход в память Ниры Стеллман, я отпер его своим универсальным ключом и немедленно оказался перед камерой на съемках супербоевика «Агамемнон-4». Хорошо, что нервы у меня крепкие, закаленные многочисленными экспедициями как в прошлое, так и в иные миры. Видите ли, все рассказы о великой актрисе, как о женщине очень раскованной, оказались просто детским лепетом перед тем, что я обнаружил на самом деле. Направленный на нее объектив кинокамеры она видела в образе… м-м… как бы это помягче выразиться… Ни в английском, ни в иврите нет соответствующих слов, а русский язык я использовать не буду, иначе читатель сочтет меня недостаточно культурным рассказчиком, чего я вовсе не добиваюсь. А кого Нира Стеллман видела перед собой вместо самого оператора! Я человек привычный к любой неожиданности, но мне захотелось немедленно вывалиться из памяти актрисы в коридор и просить изображение господина Бецалеля, чтобы меня избавили от выполнения задания. Усилием воли я сдержался и даже заставил себя сосредоточиться, что неимоверно сложно, когда находишься в чужой памяти, и тем более – в памяти Ниры Стеллман. Чтобы найти Шмулика, я должен был разобраться: есть ли в памяти актрисы нечто кошачье. Не повлияла ли на поведение Ниры Стеллман личность кота Шмулика? И вот тут-то я и попался в ловушку, о которой не подозревал вначале. Когда Шмулик влез в чужую память, он, как вы понимаете, не думал о сохранении ее структуры в неприкосновенности. Он вообще не думал, ибо разве трехлетние коты способны мыслить? Своими когтями он расцарапал всю ткань памяти, которая стала похожа на материю, разодранную на полосы. А я влез в эти разрывы, не подумав о том, что и мои собственные воспоминания теперь поневоле впечатываются в эту структуру, поскольку она уже необратимо нарушена. На деле это выглядело таким образом. Стоя перед камерой и разыгрывая эпизод из супербоевика «Агамемнон-4» кинозвезда Нира Стеллман неожиданно повела себя, как мог бы повести кот Шмулик, попавший в тело зман-патрульного, получившего задание уничтожить вражеского агента, проникшего в руководство Мосада в первые годы его существования. А поскольку память, вообще говоря, структура неуправляемая, то мне ничего не оставалось делать, как наблюдать, не имея возможности вмешаться в ход событий, которые на самом деле, конечно, никогда не происходили. Я протянула (не забудьте, что я была… был… ну, неважно… в памяти Ниры Стеллман и видел… видела… тьфу, черт… себя ее глазами) руку и схватила за нос оператора, зашипев при этом, как кот, поймавший мышь. – Отвечай, – потребовала я, – кто заслал тебя в это время и от кого ты получил задание уничтожить государство Израиль! Бедняга оператор уронил пульт управления камерой, и аппарат стоимостью в два миллиона долларов (полная трехмерность, круговой обзор и все такое) брякнулся об пол, будто простая игрушка. А я, между тем, обернувшись, увидела глядевшего на меня во все глаза актера Нила Мейсона, моего партнера по съемкам, и немедленно попыталась вступить с ним в интимные отношения. Но поскольку память Ниры уже была нарушена, выразилось это в том, что я начала рассказывать Мейсону истинную историю Мосада, представляя при этом его главу котом, желавшим уничтожить всех мышей на планете. Память Ниры Стеллман была, как я уже сказал, испорчена безвозвратно, но память актера Нила Мейсона оставалась в первозданной неприкосновенности! Он решительно не помнил подобного эпизода в своей артистической карьере и потому пришел в страшное возбуждение. Размахивая руками наподобие ветряной мельницы, он вышел из роли и принялся доказывать мне, что я неправа, ничего такого с ним никогда не происходило, и вообще, по его понятиям, интимные отношения – нечто совсем иное, не имеющее к Мосаду никакого отношения. Я продолжала наступать, и некая частица моей памяти, понимавшая, что является отголоском воспоминаний какого-то зман-патрульного по имени Иона Шекет, раздумывала над тем, что можно предпринять в подобной ситуации. Сказать по чести, нам – всем троим (я имею в виду себя, Ниру и кота Шмулика) – помог случай. Впоследствии это обстоятельство я скрыл в своем отчете, начальству ни к чему знать, как на самом деле проходила операция, пусть воображает, что агент был на высоте и сделал все, что мог. Когда я отвернулась, оператор (воспоминания его немедленно восстановились) поднял испорченный уже пульт и не нашел ничего лучшего, как воспользоваться им не по назначению. Я почувствовала жуткий удар по макушке, копна дивных волос, по которым вздыхали мужчины всего мира, смягчила удар, но в результате воспоминания Ниры Стеллман на миг отделились от памяти Ионы Шекета, и я смог взять на себя управление мыслительным процессом. Я схватил в охапку кота Шмулика и, не желая искушать судьбу, немедленно вывалился из съемочного павильона, из мемуаров Ниры Стеллман и из Колодца памяти, захлопнул все двери и… В общем, задание-то я выполнил, кот Шмулик терся о мои туфли и что-то мурлыкал, но… Видите ли, я действовал очень быстро и потому не успел полностью разделить наши со Шмуликом воспоминания. Теперь бедный кот время от времени, по словам президента Сапира, пытается рассказать ему о взятии Вашингтона, а мне постоянно вспоминаются ласковые кошки на карнизе виллы в Кейсарии. Если вы думаете, что я получаю от этого большое удовольствие, то вы ошибаетесь. Я бы на месте Шмулика вел себя с этими замечательными кошечками совершенно иначе.

СМЕРТНЫЕ МУКИ ПИЛАТА

Не помню, рассказывал ли я вам о том, как отправил на верную смерть пятого прокуратора Иудеи, римского всадника Понтия Пилата? В мои планы это, конечно, не входило, как и в планы самого Пилата. Так уж получилось… И все из-за религиозных разборок, которыми полна была первая половина первого века нашей эры. Кстати, мы с Пилатом вовсе не собирались заниматься религиозными разборками. У каждого из нас была своя цель, и только одно желание было общим – мы оба хотели как можно быстрее избавиться друг от друга. По сути ведь, если вы помните, госпожа Донат попросту навязала мне этого прокуратора после того, как я помог ей отправить в I век человека, отзывавшегося на имя Иисус из Назарета. Итак, мы сидели, помню, с Понтием в отдельном кабинете иерусалимского «Макдональда», прокуратор брезгливо, оттопырив мизинец, поглощал «Большой Мак» и на чистой латыни втолковывал мне очевидные для него истины. – Иудея была римской провинцией, – говорил Понтий, – и должна ею остаться во веки веков. Это прежде всего хорошо для самих евреев. Что они будут иметь, если откажутся поклоняться Юпитеру? Они будут иметь рассеяние по всему миру, потому что противостоять нашим легионам не может никто. А что они будут иметь, если согласятся ходить в храмы Юпитера и Юноны? Они будут иметь крепкий мир с соседями, потому что мир этот будет стоять на римских мечах. И они будут иметь крепкую торговлю со всем миром, потому что мы, Рим, поможем еврейским торговцам достигать самых дальних провинцией империи. Выгоды очевидны, как очевидны и неприятности. Чего больше хотят евреи – хорошей жизни на этом свете или неизвестности – на том? Бедняга Понтий так распалился, что повалил на пол вазу с цветами, и мне пришлось возмещать причиненный заведению ущерб. Я заплатил верещавшему от возмущения роботу семь с половиной местных шекелей и сказал прокуратору: – Дорогой Понтий, пора бы вам понять, что в любом из миров евреи хотели прежде всего одного – чтобы их оставили в покое и дали возможность молиться так, как они считают нужным. Давайте говорить конкретно: вы хотите оказаться в таком мире, где вам, как римскому прокуратору, будут подвластны любые храмовые сокровища, верно? В мире, где первосвященник Иудеи будет по утрам являться к вам на доклад и выслушивать ваши распоряжения, верно? – Верно, – кивнул прокуратор с набитым ртом. После «Большого Мака» он приступил к чисбургеру, и это занятие лишило его способности произносить длинные речи. – Ну вот, – сказал я, – а моя мечта: оказаться в такой Вселенной, где меня не ожидает моя любимая жена Далия. Почему я этого хочу – не ваше прокураторское дело, но, насколько я понимаю ситуацию, на данном этапе наши желания совпадают. Смотрите: в мире, где прокуратор Рима отдает распоряжения еврейскому первосвященнику, не мог появиться тот Израиль, в котором я родился. Следовательно, не могла появиться и служба хрональной инспекции. Следовательно, я в том мире не мог отправиться в Древнюю Грецию. Следовательно, я не мог познакомиться там с некоей Далией, а она не могла (опять же – следовательно) запудрить мне мозги настолько, что я сделал ей предложение. Логика понятна? – Понятна, – нетерпеливо сказал Понтий Пилат, покончив с чисбургеру и жадным взглядом посматривая на висевшую на стене огромную фотографию гамбургера. – Логика понятна, но я не возьму в толк, как мы в такой мир попадем? – Способ попасть в иную Вселенную существует только один, – терпеливо объяснил я. – Нужно плюхнуться в черную дыру с соответствующими параметрами и вылезть на свет божий из дыры белой – уже в ином мире. – Это выше моего понимания, – буркнул римлянин, показав свое римское невежество во всем, что не касалось руководства провинциями. – Неважно, – сказал я. – Мир, о котором мы оба мечтаем, наверняка существует, нужно только правильно выбрать черную дыру. Иначе мы рискуем оказать в таком мире, где Далия будет ждать меня с распростертыми объятиями, а евреи поднимут восстание против Рима и побьют пятого прокуратора камнями. Не нужно хвататься за меч, дорогой Понтий! Есть только один способ найти нужную нам черную дыру: это бухаться во все дыры подряд – когда-нибудь же должно повезти! Перспектива осмотра сотен или тысяч миров в поисках единственного, нужного нам, не очень привлекала Понтия, в отличие от меня: я-то был совсем не против пережить сотню-другую приключений, зная, что в конце концов меня ждет главный приз. Другого выхода, впрочем, не существовало, и Понтию ничего не оставалось, как согласиться с моим предложением. Отправились мы на сразу после того, как прокуратор доел чипсы и вытер жирные пальцы о край туники. Дарсанский зведолет, поднимаясь в воздух, сказал что-то нелестное в адрес евреев, к полному удовольствию Понтия Пилата, и я не стал объяснять, что машина всего-навсего сообщила точное время взлета. Не стану утомлять читателей перечислением наших первых погружений. Тот, кто переходил из мира в мир, пользуясь черными дырами на манер дверей из одной квартиру в другую, знает, как это неприятно – тебя будто раздирает на части, а потом собирает в одно целое. Собственно, так происходит на самом деле, но кто же, находясь в здравом уме, захочет представлять себе эту картину? В пяти первых мирах нам не повезло. В двух из них я увидел мою жену Далию с букетом цветов и губами, сложенными для поцелуя, едва только продрал глаза после перехода. А в трех других мирах мы сразу обнаружили, что евреи в свое время не просто расправились с Титом, но гнали его до самого Рима. В шестом мире мы наконец достигли того, чего хотели. Дарсанский звездолет вылетел из белой дыры на орбиту, я внимательно огляделся по сторонам и не увидел ничего, даже близко напоминающего тот корабль, в котором меня в иных мирах поджидала моя незабвенная Далия. Очень хорошо, – подумал я, – здесь можно жить. И тут я услышал радостный вопль господина прокуратора: Понтий к тому времени уже научился пользоваться компьютером, и первое, что он сделал – затребовал исторические сведения по этому миру. И вот, что сказал ему компьютер: евреи в древней Иудее согласились поклоняться Юпитеру в обмен на передачу им всех римских провинций восточнее и севернее Газы. Этих сведений оказалось достаточно, чтобы Понтий Пилат решил, что именно в этом мире он и должен провести остаток своих дней. Я был не против, хотя и грыз меня червячок сомнения. Прежде чем принимать решение, надо было бы лучше ознакомиться с местной историей. Но Понтий изнывал от энтузиазма, и мы, опустив на поле Бен-Гуриона дарсанский звездолет, отправились в местное отделение Патрульной службы времени. – Этот господин, – сказал я начальнице службы, нисколько не похожей на госпожу Донат из того мира, который мы недавно покинули. – Этот господин пятый прокуратор Иудеи всадник Понтий Пилат, и он хочет, чтобы его немедленно отправили в первый век, где он мог бы приступить к исполнению своих служебных обязанностей. Нужно было сразу насторожиться! Почему это госпожа начальница так обрадовалась, увидев Пилата? Можно было подумать, что она искала прокуратора по всем городам и весям всю свою жизнь! – Как замечательно! – воскликнула она. – Когда вы хотите отправиться, уважаемый Понтий? – Немедленно! – ответствовал Пилат и многозначительно посмотрел на меня. Он хотел сказать, что, оказавшись в первом веке, уж он покажет евреям, как нужно выполнять волю римского императора. А храмов Юпитера он понаставит в Иудее столько, что хватит на каждого и еще останется про запас на случай внезапного землетрясения. В этом мире, как во многих иных мирах, не был известен Принцип обмена, и потому Понтия можно было отправить в прошлое, не опасаясь заполучить вместо него какого-нибудь первосвященника. Понтий Пилат уселся в кресло посреди пультовой, оператор набрал временные координаты, и прокуратор исчез в клубах времени, больше я его никогда не видел. Когда завихрения времени рассеялись и стало ясно, что переброс прошел нормально, операторы неожиданно завопили так, будто команда «Маккаби» забила гол в правый верхний угол ворот своих вечных соперников иерусалимского «Бейтара». Начальница их тоже улыбалась, и вот тогда-то я впервые подумал, что дело нечисто. – Что такое, господа? – спросил я. – Почему вы так радуетесь? – Господин Шекет, – улыбаясь, сказала начальница. – Вы что, забыли собственную историю? Я прекрасно помнил историю, но ведь это была история совсем другого Израиля! А что происходило в этом мире – откуда ж мне было знать? Успел я усвоить только то, что мне показал Понтий, а именно: здесь Рим осуществлял полную власть над Иудеей, а евреи молились Юпитеру в обмен на земли. Религия, так сказать, в обмен на территории. – Да, так и было, – нетерпеливо сказала госпожа начальница, когда я пересказал ей эту страницу из учебника. – Но вы не прочитали дальше. Видите ли, все, что делали наши предки, было тщательно продумано Синедрионом. Они понимали, что конечная победа важнее временного поражения. Вот первосвященник и согласился на требование Рима. Евреи только вид делали, что молятся Юпитеру и этой, как ее… Юноне. А дома у себя собирали миньяны, как было во все времена. Между тем Рим, согласно договору, отдал евреям все завоеванные земли в Иудее, Самарии и еще к востоку от Иордана, а к северу – вплоть до Евфрата. Получив земли, евреи немедленно подняли восстание, убили прокуратора и плюнули на Рим вместе с его императором. Вот так-то! – Прекрасно, – искренне порадовался я за местных евреев. – Но на мой вопрос вы не ответили. – Видите ли, Шекет, – сказала госпожа начальница, – в учебниках истории сказано, что прокуратора, убитого повстанцами, звали Понтий Пилат. А в реальной истории такого прокуратора не существовало. Чего только не делал Патруль, чтобы отыскать в Древнем Риме подходящую кандидатуру! А тут являетесь вы и приводите Понтия Пилата, который по собственной инициативе желает быть прокуратором в Иудее! Вы спасли нашу историю, Шекет, и достойны медали! – Нужна мне ваша медаль, – пробормотал я, содрогнувшись от мысли о том, что я лично проводил беднягу Понтия на смерть. Ради спасения еврейской истории, конечно, но все-таки… – А вернуть никак нельзя? – спросил я госпожу начальницу, не надеясь на положительный ответ. Кто же станет отказываться от собственной истории? – Послушайте, – сказал я, – но, если Понтия убьют, то кто умоет руки, вынося приговор Иисусу Христу? – Кто такой Иисус Христос? – нахмурилась госпожа начальница. Она действительно впервые слышала это имя! Ого, – подумал я, – в этой Вселенной Христа, похоже, не было вовсе! Интересно, как же развивался мир в отсутствие этой религии? Мне захотелось узнать подробности, и я остался.