Текст книги "Странные приключения Ионы Шекета. Книга 2"

Автор книги: Павел (Песах) Амнуэль

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 39 страниц) [доступный отрывок для чтения: 14 страниц]

ИОНА ШЕКЕТ ИЗ НАЗАРЕТА

История, знаете ли, хороша тем, что переписывать ее можно сколько угодно, но улучшать – никогда. Вам кажется, что вот на этот раз вы предусмотрели все, как любят говорить политики, «негативные моменты», и отныне переписанная вами история станет просто замечательной. Ан нет! Немедленно появляется некая бяка, и ваша история оказывается не просто не лучше прежней, но даже хуже. Это я говорю к тому, что, путешествуя между мирами, я навидался самых разных Израилей с самыми разными историями. И каждый раз мне казалось: «В этом Израиле все шло хорошо, и этим евреям можно только позавидовать… и остаться здесь до конца дней своих». Но так я думал только до первого внимательного чтения учебника истории. А потом… Потом я сердечно прощался с моим местным начальством (я имею в виду руководителей Службы охраны времени) и бухался в ближайшую черную дыру, чтобы выбраться в другой Вселенной из белой дыры. Лишь однажды я остался надолго в том мире, где оставаться навсегда мне вовсе не хотелось. Я имею в виду Вселенную, где мне довелось отправить на верную смерть пятого прокуратора Иудеи, римского всадника Понтия Пилата. – Вы меня обманули, – мрачно сказал я госпоже Донат, начальнице Службы охраны времени. – Если бы вы предупредили меня, что в первом веке Пилата ожидает верная смерть, я бы не разрешил ему отправиться. – Помилуйте, Шекет, – усмехнулась госпожа Донат. – Поскольку вашего Пилата отправили в прошлое почти на два тысячелетия, то у него по определению не было никаких шансов сохранить жизнь! Не говорите мне, что не знали, что Пилата ждет смерть! А что его могло еще ждать – вечная жизнь? – Вы прекрасно понимаете, что я хочу сказать! – раздраженно вокскликнул я. – Послушайте, мне нужно отправиться в первый век, чтобы я мог предупредить Пилата о грозящей ему опасности! – Ни за что! – твердо сказала госпожа Донат. – Смерть Пилата нужна для того, чтобы наша история пошла правильным курсом. – Очень хорошо, – согласился я. – Именно поэтому мне нужно в первый век: Пилат, ничего в вашей истории не понимая, может поступить не так, как написано в учебниках. Нужно, чтобы с ним был человек, знающий историю и могущий… – Нет, – усмехнулась госпожа Донат, – вы меня не проведете. Вы, Шекет, прекрасно знаете, что, оказавшись на месте, Пилат просто вынужден будет поступать так, как написано в учебниках истории. Иначе ведь в этих учебниках было бы написано совсем иное, вы со мной согласны? Да, я был согласен, ну и что? Мне нужно было попасть в первый век, и вовсе не по той причине, которую я изложил начальнице Службы времени. – А проследить? – продолжал настаивать я. – У меня многолетний опыт службы, я не раз спасал историю от ненужных кульбитов – в своем мире, конечно. Почему бы мне не сделать это и для вашего мира, который мне очень понравился уже потому хотя бы, что ваши предки скинули римлян в море? – А ваши этого не сделали? – удивилась господа Донат. – Мои? – мне стало грустно, и я рассказал начальнице историю еврейского галута в моей Вселенной, историю изгнания, продолжавшегося почти два тысячелетия. – Какой кошмар! – воскликнула сердобольная госпожа Донат. – Что ж, господин Шекет, я разрешаю вам экспедицию в наше прошлое – просто для того, чтобы вы сами убедились, как должны поступать настоящие евреи. Именно этого я и добивался! Перед отправлением я внимательно проштудировал учебник истории, поскольку знал, что вижу его в первый и последний раз – после моего возвращения в этой книге наверняка будут написаны иные слова. Пока же там было сказано: Синедрион разработал коварный план, евреи согласились молиться Юпитеру капитолийскому, получили по этому поводу массу привилегий и немедленно ими воспользовались – накопили оружие и обрушились на римские легионы всей своей мощью, чего римляне не ожидали. Легионы бежали, прокуратор Пилат был убит, а евреи в отместку заставили римлям молиться Богу единому, невидимому и неделимому. Вот так. Разве на это не стоило посмотреть? У меня был один-единственный вопрос к историкам этого мира, ответ на который меня совершенно не удовлетворил. Почему, – спросил я, – вы ведете новое летосчисление от какой-то совершенно неприметной точки? Что произошло в нулевом году вашей новой эры? Что произошло в нашей истории я прекрасно знаю, но вам не скажу! А в вашей? – Ничего в тот год не случилось, – отвечала мне госпожа Донат, – но ведь нужно было начинать новый отсчет времени, вот Синедрион и решил выбрать произвольную точку и с нее отсчитывать годы новой эры. – Произвольную, значит? – говорил я. – А чем ваших предков не устраивал отсчет времени с Сотворения мира? В моем мире, к примеру, евреи так и считают. – Представляю, – пренебрежительно сказала госпожа Донат, – как вы живете в вашем пять тысяч каком-то году. Пять тысяч – ужасно долго! Две тысячи куда лучше. Спорить я не стал, но, отправляясь в прошлое, твердо знал, что главная моя цель – разузнать, что же произошло в этой Вселенной в нулевой точке отсчета между эрами, если некий господин по имени Иисус и не думал рождаться? Я отправился в первый век новой эры на следующее утро и вышел из аппарата жарким днем весны тридцать третьего года. Я оказался в Иерусалиме, вокруг меня слышалась чистая арамейская речь, это были самые настоящие евреи, и ни одного римского колонизатора я не обнаружил даже после того, как обошел город по периметру. Храм возвышался на самом видном месте, и я не удержался, подошел к его западной стене и попробовал отыскать то место, к которому я обычно подходил… то есть, подойду… ну, неважно – место, куда я обычно вкладывал бумажки с пожеланиями, когда судьба в моей Вселенной забрасывала меня в столицу Соединенных Штатов Израиля. – Эй! – окликнул меня стражник, прогуливавшийся вдоль стены. – Ты что здесь околачиваешься? Если хочешь помолиться, войди во двор. Если хочешь поглазеть, отойди подальше, ибо большое видится на расстоянии. Не стой тут, будто ты римский лазутчик! – Я не лазутчик, – быстро сказал я. – Напомни-ка мне, хороший человек, какое нынче число? – Двадцать третье число месяца нисан, – ответил стражник, окидывая меня подозрительным взглядом. – А год какой? – конечно, вопрос должен был показаться подозрительным, но я просто вынужден был его задать, чтобы вызвать этого человека на разговор. – Год? Ты что, память потерял? Может, ты и имя свое не помнишь? А ну-ка, скажи! – Меня зовут… Иисус, родом из Назарета, – брякнул я первое, что пришло мне в голову. Уверяю вас, я и не думал о том, что имя Иисуса произведет на стражника хоть какое-то впечатление! Ведь в истории этого мира не было никакого Иисуса, но я-то постоянно об этом думал, вот подсознание и сыграло со мной эту шутку. Вырвалось, а слово, как известно, не воробей… – Иисус из Назарета? – изумился стражник и выставил перед собой пику. – И ты интересуешься, какой нынче год? – Н-ну… вообще-то… – промямлил я, поняв внезапно, что никакие учебники истории не заменяют прямого общения с временами, не столь отдаленными. – Так вот, – продолжал стражник, – я тебе скажу: год сейчас тридцать третий. – Если от какого события считать? – настаивал я, не подозревая, какую беду навлекаю на собственную голову. – Он еще спрашивает! – стражник взмахнул пикой и погнал меня куда-то, будто овна, ведомого на заклание. Я пытался по дороге что-то говорить в свое оправдание (мол, не был, не состоял, не участвовал), но стражник то ли не слышал меня, то ли был так глуп, что не понимал ни слова. Мы вошли во двор Храма, прошли там, где в моем мире и в мое время стоял памятник арабского зодчества, когда-то называвшийся мечетью Омара. Мы проследовали в огромную прихожую, где толпились евреи с какими-то свитками в руках, а потом вошли в темное помещение – здесь за длинным столом восседали около десятка старцев, немедленно обративших на нас со сражником свое внимание. – Да вот, понимаете, – прокашлявшись, представил меня стражник, – этот человек назвал себя Иисусом из Назарета. – Это недоразумение, – быстро возразил я. – Мое имя Иона Шекет, я, видите ли, путешественник. – Выйди, – сказал один из старцев стражнику, переминавшемуся с ноги на ногу. – Выйди и закрой плотнее дверь. С той стороны. Стражник попятился и покинул помещение, не удовлетворив собственного любопытства. – Так-так, – зловеще сказал старец, сидевший в центре. – Мы тебя ждали чуть позже… – Меня? – изумился я. – Простите, кого вы ждали? Иону Шекета или Иисуса Назаретянина? – Обоих, – отрезал старец. – Из-за тебя тридцать три года назад было изменено летосчисление. – Ничего не понимаю, – сказал я с досадой. – Тридцать три года назад вы, если верить учебникам истории, жили под пятой Рима и лишь недавно объединились и прогнали войска императора, убив Понтия Пилата. – Верно, – кивнул старец. – Иудея ныне – свободная страна. И все благодаря тебе. – Мне?! – поразился я, припоминая страницы учебника истории: я мог дать голову на отсечение, что имя мое там не упоминалось ни разу. – Тридцать три года назад, – нараспев продолжал старец, – ходил по городам Иудеи некий прорицатель, называл себя Ионой Шекетом, и утверждал, что явился из будущего. И говорил он, что нужно делать, чтобы сбросить власть Рима. Его тогда поймали и распяли, причем тайно, просто – был человек и исчез. Но в одном из пророчеств он говорил, что вернется через тридцать три года, чтобы посмотреть, смогли ли мы сделать то, что он предсказывал. Как видишь, мы сделали это. А теперь… Теперь мы должны распять тебя на кресте. – Как?! За что?! – Я уже начал понимать, что случилось на самом деле. Видимо, я не однажды совершил экскурс в местную историю. Был в тридцать третьем году, был и в нулевом. Но в нулевом был (по своим часам) позднее, чем в тридцать третьем. Поэтому я решительно не знаю, что делал… буду делать… тридцать три года назад. Но если меня сейчас распнут… – Распятие – твердо заявил я, – не еврейский метод казни! Это варварский римский обычай, а римлян уже нет в Иудее… – Верно, – печально сказал старец, – но мы обязаны исполнить твое же пророчество. Ты говорил, что в тридцать третьем году будет распят на кресте человек, который назовет себя Иисусом из Назарета. Ты – Иона Шекет – говорил, что это очень важно для истории Иудеи. – Я так говорил? – что-то здесь было не так. Не мог я, будучи в здравом уме, утверждать такое! – Погодите! – сказал я. – Видимо, в нулевом году был не я, а другой Шекет, из другой Вселенной. Позвольте, я должен с этим разобраться, иначе ваша история пойдет не туда, куда ей положено. Позвольте… Но мне не позволили. Меня поволокли на крест, и на лицах старцев из Синедриона было написано отвращение – они вынуждены были казнить меня этим совсем не еврейским способом, потому что я… неужели я?.. тридцать три года назад напророчил собственную смерть на кресте. Я тащил на себе тяжелый крест по узкой улице Виа Долороза и разрабатывал план собственного спасения. Спасение, однако, пришло оттуда, откуда я вовсе его не ждал.

ЧИХАТЬ ЗАПРЕЩАЕТСЯ!

Злые языки говорят, что в Кокон Вселенной я сбежал от преследовавших меня особ женского пола. Я намеренно не употребляю слово «женщины», поскольку в число упомянутых особ были включены (сам слышал!) Эпиромена, предсказательница с Дельты Волка, Рбанка, повариха с Беты Кормы, и даже Пупридагония, жившая в космическом вигваме на полдороги между Солнцем и Тетой Южного Креста. Только человек с исключительно извращенным воображением мог распространять слухи о моей якобы интимной связи с госпожой Пупридагонией – попробуйте сами совокупиться с существом длиной три с половиной километра, обладающим семьюстами конечностями и таким же количеством болтающихся на привязи желудочков. Если после такой попытки вы еще будете пригодны к употреблению даже в качестве дневного сторожа в борделе на Каппе Телескопа, то я должен сказать, что преклоняюсь перед вашими сексуальными возможностями. Короче говоря, я хочу изначально отместь все эти гнусные инсинуации – в моей экспедиции не было ничего, кроме научного любопытства. Я понимаю, что в наши дни, когда люди думают, в основном, о собственном благополучии, научное любопытство выглядит нелепым анахронизмом, и никто не хочет верить, что исключительно из-за жажды знаний нормальный человек способен отправиться туда, куда не только Макар телят не гонял, но даже сам Великий Ругатель Беня Бенгальский не посылал своих любимых врагов. В дни моей молодости все было иначе. Помню, когда я служил в зман-патруле, то любой из салаг способен был в обеденный перерыв просто из любопытства смотаться на часок-другой в Грецию времен Архимеда или Рим эпохи Кесарей. А сейчас первый вопрос, который задает молодой человек, если предложить ему поездку на Олимп времен Зевса и Юноны: «Сколько зеленых мне за это отвалят?» Под зелеными он, ясное дело, имеет в виду шекели, а вовсе не то, о чем вы, я уверен, подумали. За всю свою долгую жизнь я заработал немало зеленых, а потратил еще больше, и потому честно могу сказать: деньги – тлен. А вот узнать что-нибудь новое или, тем более, самому это новое создать – вот истинное счастье для космопроходчика! Если человек испытывает наслаждение, создавая новую жизнь, то можете представить, в какой экстаз можно впасть, создавая новый закон природы! Впрочем, нет, вы себе этого представить не можете, потому что никогда не были со мной в Коконе Вселенной. Идея зародилась в моем мозгу давно и была проста, как коровий катышек, пролежавший на солнце две недели. Судите сами. Работая в зман-патруле, я, бывало, забирался в прошлое на тридцать-сорок тысячелетий, а однажды в погоне за аргентинским диверсантом Бадашем отправился аж на триста миллионов лет назад, во времена динозавров. Мог бы, в принципе, сунуть свой нос в прошлое и на миллиард лет – вопрос тут только в подзарядке батарей и в том, чтобы диспетчер сидел спокойно и не пытался вытащить меня из прошлого с помощью аварийной системы возврата. Я лично знал человека, видевшего своими глазами, как на месте планеты Земля бурлил в космосе жидкий раствор протовещества – было это, как вы понимаете, пять миллиардов лет назад, а впечатлений этому свидетелю хватило на всю его оставшуюся жизнь. Но если можно отправиться на пять миллиардов лет в прошлое, то почему не на десять? А если можно на десять, то почему не на все двадцать пять? Вот тут-то и возникает противоречие. Невозможно (что за жуткое слово!) опустить зман-машину в колодец времени на двадцать пять миллиардов лет, потому что в то время нашей Вселенной еще не существовало. А был Кокон, который взорвался двадцать миллиардов и триста миллионов лет назад. В то время еще просто не было никакого времени, и потому зман-машины были так же непригодны для путешествий, как непригодны для полетов по воздуху велосипеды и мотороллеры. Может, поэтому до меня никто и не пробовал проникнуть в самую заповедную точку мироздания – самую странную, самую неизученную и самую привлекательную. Как-то я сказал себе: «Иона, ты уже побывал чуть ли не на всех звездах Галактики! Не пора ли совершить наконец свой геркулесов подвиг?» «Пора!» – ответил я на этот вопрос и принялся готовиться в дорогу. Перво-наперво я сказал всем знакомым, что ухожу в отпуск, и искать меня не нужно даже по сотовой галактической связи, потому что я все равно не отвечу. Потом я заявил своей жене Далии, что намерен недели две поработать в библиотеке Кнессета, поскольку хочу в начале осенней сессии внести законопроект о налоговых льготах для космических путешественников. У меня вылетело из головы, что я, в отличие от моего знакомого Нисима Кореша, вовсе не являюсь депутатом и потому предлагать законопроекты могу лишь стоя перед зеркалом. Далия, будучи женщиной здравомыслящей, мне об этом напомнила, испортив настроение на все время путешествия. Итак, решив отправиться в прошлое на двадцать миллиардов и триста миллионов лет, я прежде всего переоборудовал зман-машину (в просторечии машину времени) таким образом, чтобы автоматика прервала эксперимент, если Вселенной начнет грозить реальная опасность. Мне вовсе не хотелось, чтобы из-за моего любопытства перестал действовать, скажем, закон всемирного тяготения! Потом я запасся самой лучшей записывающей аппаратурой, чтобы оставить потомству точные данные о моем путешествии. И наконец я не пренебрег и продуктами питания, поскольку не имел ни малейшего представления о том, сколько времени придется мне проторчать в таком месте, где самого понятия времени не существовало. Как, кстати, не существовало и понятия пространства. Действительно, господа, о каком таком пространстве-времени можно говорить во Вселенной, сжатой в математическую точку без длины, ширины и высоты? Что будет при этом с телом космопроходчика Ионы Шекета, я не хотел даже думать. В конце концов, Амундсен, отправляясь на Северный полюс, тоже ведь понятия не имел о том, что его ждет в этой удивительной точке земного шара. Не говорю уж о Владимире Ульянове-Ленине, который, устраивая в тысяча девятьсот семнадцатом году революцию в России, знать не знал, чем это грозит всему еврейскому народу. Чем я хуже, скажите на милость? Я не знал, что ждет меня в Коконе Вселенной – ну и ладно, для того и отправляюсь, чтобы испытать это на собственной шкуре. Говорят, что, когда я нажал на кнопку старта, на половине Земли (от Метулы до Иоганнесбурга) полетели пробки. Не из бутылок шампанского, которые никто и не подумал открыть в честь моей экспедиции, а из распределительных энергетических щитов. И в результате на добрых два часа половина Земли осталась без электроэнергии. Впрочем, это мелочи, наука требует жертв. Я об этом не знал – моя зман-машина проваливалась в прошлое со скоростью два миллиона лет в секунду. Падать во времени мне предстояло почти три часа, и я принялся перечитывать «Введение в общую теорию относительности» Альберта Эйнштейна, бестселлер начала прошлого века. Книга давно устарела, и я взял я ее с собой только потому, что иначе пришлось бы прихватить «Умри со страстью» Долы Штеккер – почему-то только эти две книги лежали на моей тумбочке, когда я собирал вещи для моего путешествия. Зачитавшись (особенно увлекательным было описание тензоров четвертого порядка, свернутых по диагональным осям), я не заметил, как моя машина пронеслась через все века истории Земли, вывалилась в протопланетное облако, провалилась сквозь газовую туманность, еще не ставшую Солнцем, а потом оказалась в серой пустоте, поскольку ни звезд, ни галактик еще не существовало. Дурное предчувствие охватило меня, когда зман-машина достигла того момента, когда первичный Кокон взорвался, положив начало расширению Вселенной. Я поднял глаза от книги и понял, что все – дальше ехать некуда. Мы были в Коконе Вселенной. За бортом зман-машины не было ничего. То есть – совсем ничего: ни пространства, ни времени, ни материи, ни духа, ни даже объявления: «Проезд запрещен!» Не было света, тьмы, прошлого, настоящего и будущего. На какое-то мгновение (внутри машины время, естественно, текло своим чередом) я ощутил себя всемогущим Богом, парящим над бездною. Разумеется, я немедленно отбросил эти кощунственные мысли, мысленно попросив прощения у того, кто, возможно, создал Кокон Вселенной и собирался распорядиться этой своей игрушкой по собственному усмотрению. А я тут, понимаете, расселся и мешаю претворению замыслов. Какое-то странное томление охватило все мои члены без исключения. Я понимал, что от того, что я сейчас сделаю, что скажу и даже что подумаю, зависит будущее моего мира. Вот я щелкну пальцами, и, когда Кокон взорвется, электроны окажутся заряжены положительно, а не отрицательно. Или – я, к примеру, скажу «Эх, хорошо!», и это приведет к тому, что в будущей Вселенной у женщин окажется три груди вместо двух. Достаточно мне просто подумать «ну и духота», и много лет спустя на очередных выборах к власти придет левое правительство. Осознав неожиданно собственную значимость для судеб мироздания, я застыл в кресле, стараясь не совершать ни единого движения. Я прикусил язык, чтобы не сболтнуть лишнего. И я уставился в какую-то точку на потолке, чтобы мысли мои застыли в положении «смирно». И будь, что будет! Вы пробовали неподвижно сидеть, глядя в пространство и не думая ни о чем? Если вам это удавалось, то вам прямая дорога в индийские йоги. А я простой космопутешественник – человек действия и буйной фантазии. У меня немедленно зачесались все члены без исключения, но в неопределимом пространстве Кокона я совершенно не понимал, какой мой член где находится. А тут еще и в носу зачесалось. Я сдерживал себя сколько мог, но все же не выдержал, чихнул и… Вот в этот-то момент Кокон и взорвался, будто моего чиха ему недоставало, как недостает бомбе искры в детонаторе. Возникло пространство, и моя машина начала куда-то стремительно падать. Возникло время, и моя машина устремилась в будущее, нарушая все еще не сформировавшиеся законы природы. А я и подумать не успел о том, что надо, вообще говоря, о чем-нибудь подумать. Сработало реле возврата, и зман-машина грохнулась на свою площадку в лаборатории зман-патруля, откуда я не так давно начал свое путешествие. Я вылез из кабины, преисполненный сознания собственной значимости. – От какой малости зависит судьба мира! – сказал я подоспевшему дежурному оператору. – Если бы я не чихнул, Кокон Вселенной, возможно, никогда бы не взорвался! – Да? – философски заметил тот. – Но тогда и нас с вами не было бы, и вы не смогли бы отправиться в Кокон и чихнуть, и что тогда? Я посоветовал ему обсудить эту проблему в кругу семьи, а сам отправился в ближайшее кафе, чтобы за чашкой каппуччино восстановить в памяти это удивительное приключение.