Текст книги "Тамавамнетута (СИ)"

Автор книги: Павел Киршин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 15 страниц)

– Вы не подскажите, как пройти в библиотеку? – Спросил у первого, кто попался мне в коридоре. Тут же бью раслабленными пальцами по горлу и добиваю захрипевшего военного рукоятью Маузера по затылку. Шаг на кухню, где у открытой форточки курят двое. Они опускают глаза на крутящуюся на полу "лимонку" и получают два полновесных удара тяжёлой сковородой по кумполу. В соседнем помещении звука падающих тел не услышали, но в комнате дальше по коридору мужик с книгой в руках насторожился, пришлось затихариться на пару минут, чтобы он расслабился.

Тихонько стучу и приоткрываю дверь. – Лови! – Граната с выкрученным запалом снова отправляется в полёт, попадая точно в руки этому книголюбу. Распахиваю дверь и делаю длинный прыжок. – Блямс! – Словив вместе с гранатой пощёчину чугунным кругляшом, он падает навзничь на кровать стоявшую за его спиной. Прислушался. Разговоры, многоголосый храп и чьи-то безуспешные попытки поговорить с барышней. Ха! Телефончик-то не работает, провод я сразу перерезал, как зашёл в дом. Дверь пропущенной комнаты подпёр скамьёй, расклинив её между стеной и дверью, которая открывалась наружу. Тут какие-то весёлые гопники играют в карты, с двумя наганами на четверых они не опасны. В этой части дома оставался ещё один, который сейчас занят осмотром телефонного аппарата, ищет поломку. К нему подойти было проще простого. Верная сковорода блямкнула по плешивой голове, отправив щуплого капитана ВВС в нокаут. Смотри-ка, заслуженный летун, на груди ордена Ленина и Боевого Красного Знамени.

– Капитан, пошли. – Вернулся к Фокину, когда зачистил вторую половину дома. – Только предупреди людей, чтобы поменьше шумели, в дальней комнате остались трое спящих, а здесь четыре дурачка до сих пор в карты режутся. – Показал на подпёртую дверь.

Оперативно связывая попадавшихся на пути, добрались до комнаты отведённой под спальню. Этих даже бить не пришлось, подходили по трое, прижимали подушку к лицу и вязали руки. Всё как завещал Папановский Лёлик – действовали без шума и пыли.

Пока я занимался сращиванием телефонных проводков, бойцы выбили скамью и взяли картёжников на прицел. Теперь всё, клиенты упакованы и можно вызывать кавалерию. Дав указания Фокину звонить своему начальству, пошёл пообщаться с майором.

Аристарх Абросиевич, сверкая бланшами под обоими глазами, был очень зол. Конечно, не каждый день тебя похищают собственные подчинённые, связывают и ломают нос.

Глава 24

«По ходу, тут кипят нешуточные страсти», – подумал, увидев происходящее в комнате.

– Гнида ушастая. – Ворчал Аристарх только что освобождённый от пут, поглядывая на связанного мной старого взрывотехника. – За что ты Игната порешил, падлюка неблагодарная?

Вячеславу Андреевичу похоже уже досталось от начальника школы, старик лежал скрючившись, пытаясь прокашляться.

– Товарищ майор, вы погодите с расправой, сейчас подъедут специалисты Лаврентия Павловича, они всё сделают профессионально.

Растирая запястья, натёртые грубой верёвкой, майор задумчиво посмотрел на меня. – Ну да, когда отобьют ему весь ливер, он по-другому запоёт.

Услышав наши переговоры, Ефанов, сплюнув кровавой юшкой, просипел. – Хер вам! Мне терять нечего, быстрее сдохну, чем что-нибудь скажу.

А мне что. Пускай сдыхает – похрену. Но, с другой стороны, энкавэдэшники действительно могут переборщить, а старому хрычу много не надо, копыта откинет в любой момент.

Подумал, сел на стул посередине комнаты и изложил своё виденье ситуации. – Вячеслав Андреевич, я, как вы наверное знаете, сирота, в отличие от вас, – это мне терять нечего. А вам? Помните, как рассказывали Алевтине, ну, поварихе в школе, про сына живущего в Челябинске?

Ефанов дёрнулся. Хотел пнуть меня по ноге, но не достал.

– Откуда я знаю? Так у меня слух ого-го какой. Так что, у сына семья-то большая? Хотите для них судьбы врагов народа, или вам на них наплевать?

Ненавидящий всё и всех, взгляд Ефанова потух, он с силой долбанул седой башкой об пол. – Сволочь.

– Ты не сволочи меня, а начинай рассказывать. Чистосердечное признание, знаешь ли, может смягчить наказание.

***

После того, как я показал Лаврентию Палычу на два замаскированных микрофона в его кабинете, о которых он ничего не знал, мы перешли в комнату отдыха. Здесь тоже была прослушка, но такая, которую нарком мог отключать по своему желанию.

– … Этот Глазунов получил информацию от своего друга Ефанова, тот когда-то преподавал у него в Горном университете. У Петра Ильича получилось направить группу Сиверцева в Иваново, где, с помощью капитана Селиванова из особого отдела, была изготовлена поддельная шифровка от вашего имени. В этом городе у покойного Глазунова был свой человек, кстати, он до сих пор работает в химико-технологической лаборатории. Они собирались вывезти меня во Владимирскую область, где, как вы выразились, намеревались заниматься моим препарированием. Это коротко об их основных планах.

Узнав, что майор Глазунов под подозрением, Ефанов убил его и намеревался свалить это убийство на товарища Данилина. Для чего, обманом выманил Аристарха Абросиевича из школы и заставлял написать признательное письмо.

Зачем они хотели подставить вас, я не знаю, думаю, что вы сможете в этом разобраться и без меня. Теперь о вашей просьбе. После беседы с Всеволодом Николаевичем, я могу отвественно заявить, что товарищ Меркулов ко всему этому не причастен.

Я закрыл блокнот и взял принесённую молчаливым секретарём большую чашку свежесваренного кофе. Охренительно. Именно то, что мне было нужно после бессонной ночки проведённой в допросной. Покрутив затёкшей шеей, подождал пока секретарь не вернётся в приёмную.

– Большинство из задержанных использовали втёмную, но Глазунов, Ефанов, Селиванов и Сазонов, были полностью в курсе происходящего, и знали, что действуют против вас. Все связи Петра Ильича в вашем ведомостве я пока не установил, для этого нужно переговорить со всеми его контактами за последний месяц, или даже больше.

Дослушав, Берия шарахнул кулаком по кожаному подлокотнику и грязно выругался, виртуозно перемешивая русский мат с грузинским.

– Лаврентий Павлович, у меня к вам просьба. – Сказал, переждав приступ ярости у наркома. – Не надо наказывать группу лейтенанта Сиверцева, они действовали по ситуации, согласно вашим приказам. И ещё, по поводу Алекса. Считаю, что он может пригодиться в каких либо операциях. Я проверял его своими методами – он не предаст. В общем, ручаюсь за него.

***

После моей беседы с наркомом, капитан Фокин отвёз меня на один из объектов НКВД в район Охотного Ряда, где мне предстояло провести остаток декабря.

– Товарищи должны проверить все твои показания. Это не продлится долго. – Пообещал Алексей на прощание.

Ага, недолго, как же. Вспомнились школьные сочинения на тему, как я проводил летние каникулы. Правда теперь, вместо улыбчивой Татьяны Григорьевны – моего учителя по русскому и литературе, меня третировали суровые следаки, пытавшиеся поймать на вранье. Приходили друг за другом и требовали описывать каждый день проведённый вне части. Кого видел, что делал, с кем встречался, и кто может подтвердить мои показания. И это всё им требовалось в письменном виде. У-у, сволочи. На третий день я не выдержал беспредела и вмазал обуянному приливом усердия придурку, который начал шить мне пятьдесят восьмую за попытку перехода на сторону врага и ещё одну статью за похищение оружия и боеприпасов из складов Красной армии. Сука, это же как надо было перекрутить факты, чтобы наш рейд на броневике к немецкому штабу стал преступлением, а всё из-за одного говнистого генерала, настрочившего жалобу в военный трибунал западного фронта. Конечно, нападение на следователя не осталось безнаказанным, самому неплохо досталось от охраны. Плюсом, из уютной комнаты попал в камеру для буйных(были здесь такие апартаменты) и лишён пайки.

На вторые сутки голодного существования в одиночестве меня посетил капитан Фокин.

– Доброе утро, Николай. С новым годом! – Заглянув в темноту камеры, поприветствовал Алексей весёлым и до отвращения бодрым голосом.

– Пафолфзопу! – Прогундосил из-за разбитых губ и забитого кровавыми сгустками носа. К ненависти на дебилоидов в рядах НКВД, добавилась обида из-за просранного праздника.

– Вот те нате. Что за бубнилка тут спряталась? – Спросил капитан щёлкая выключателем. Я с трудом повернулся на койке и уставился на капитана взглядом старого китайского алкоголика.

– …ть! Это что за на…?!! – Закричал он на конвойного старшину. – Долдоны, вы что с ним сделали?!

Охреневший от увиденного, Фокин убежал звонить в приёмную Берии и быстро навёл там шухер. Дальнейшие разборки легли на мои раны целебным бальзамом. С Лубянки пошли ответные звонки с различными угрозами и рекомендациями. Чаще звучали слова: трибунал, пристрелю и разжалую. Через пять минут примчалась целая банда поддатых медиков, уложили меня на носилки и бегом потащили в своё логово. Думал потеряют по пути, так быстро они бежали в санчасть.

Осмотр показал, что у меня очередное сотрясение мозга. Все симптомы были на лицо. Непроходящая головная боль, головокружение и периодические попытки блевануть на докторов.

Придерживая мою голову над тазиком, Алексей задал дурацкий вопрос. – Ну, как ты?

– Я больше ничего не чувствую. Бу-э-э!

– …здец! – Сказал капитан, глядя на подростка потерявшего сознание.

***

Вызванный к Берии начальник следственного отдела то и дело вытирал платком потеющий лоб и вспоминал заготовленные слова оправданий.

– Товарищ народный комиссар, мои сотрудники следовали вашему приказу о проведении полной проверки в отношении Николая Кувшинова, но из-за повышенной секретности, они не были поставлены в известность о его статусе и важности. Поступил сигнал от члена военного совета и следователь был обяз…

Нарком, перебивший отчитывающегося майора на середине слова, ёмко высказался по поводу умственных способностей самого начальника и всех его сотрудников. – Ты! Ты был поставлен в известность! Ты должен был контролировать ход проверки!

– Но Кувшинов первым полез в драку, к тому же член военного совета… – Майор снова не смог договорить. Инстинктивно отшатнулся от резко вскочившего наркома, потерял равновесие и упал на пол.

– Сукин сын, – прошипел взбешённый Берия упавшему мужчине, – если с Кувшиновым не наладится, я тебе лично голову откручу.

***

Дня через три, когда мне стало получше, капитан Фокин, по приказу наркома теперь неотлучно находившийся рядом, соизволил заняться моим просвещением. Ему притащили кипу газетных подшивок и он, с утра до вечера, декламировал советскую прессу. С пафосом и гордостью, сообщал о важных боях, шахтёрских забоях, колхозных надоях и прочих свершений во всевозможных оях.

Выдержав неделю непрерывной политинформации я, понимая, что от постоянных комунистических лозунгов и упоминаний Карла Маркса с Лениным мне становится только хуже, попросил найти что-нибудь обо мне. На следующий день, Фокин ознакомил меня с докладными и сводками из моего дела, где упоминались мои хулиганства. В частности, прослушал рапорт батальонного комиссара Симошенко, где Григорий Прохорович описывал, как я сбил Юнкерса из пулемёта и наш с Фёдором Михалычем многочасовой бой с чердака сельсовета. К рапорту прилагалось представление к награде, подписанное начальником штаба дивизии. А вот танковую колонну, что я притормозил, приписали к себе какие-то левые артиллеристы. В той сводке, где ими указывалось количество трофейной техники захваченной на дороге, почему-то никто не упомянул, что она была брошена замерзающими фрицами. Жлобы, хоть бы не врали, описывая как готовили свою засаду и героическую победу. А за фашистский штаб, с нашей стороны, подтверждений вообще не было, пришлось довольствоваться переводом немецкого донесения, найденного в ходе нашего контрнаступления. Алексей чуть ли не жмурился от удовольствия, зачитывая список погибших офицеров вермахта.

Под конец января, во время проведения очередной энцефалограммы, ко мне в гости заявился сам нарком. Сверкая улыбкой и своей залысиной, очкарик принёс целый мешок фруктов. Дождался окончания процедуры и вручил его, словно медаль за призовое место в марафонском беге. – Здравствуй, Коля. Ну, как ты? Есть улучшения?

Мне очень хотелось сказать ему всё, что я о нём думаю, но, к счастью, этому помешал врач. Невысокий, худощавый мужчина, неловкими движениями начал снимать с меня шапочку с датчиками, уронил её и заметался, не зная что выбрать – убрать всё по местам, или быстрее покинуть палату.

– Здравствуйте, Лаврентий Павлович. Всё нормально, головные боли уже не так мучают и при ходьбе почти не шатает. Можно сказать, готов к новым допросам.

Мрачно зыркнув исподлобья, Берия дал понять, что эта шутка была неуместной.

– Извините, это у меня нервное. – Поспешил исправиться. – Мне действительно стало лучше.

– Хорошо. А, как с твоими способностями? – Берия покрутил растопыренными пальцами руки перед собой. – Вернулись?

Можно подумать ему не доложили о моём самочувствии. Я ещё три дня назад (по секрету) шепнул Фокину о восстановившихся способностях. Так-то, они никуда не пропадали, но надо же было как-то отомстить следакам‐мозгоклюям и дуболомам-конвойным за причинённые мне страдания.

– Да, Лаврентий Павлович, вроде бы всё нормализовалось.

Нарком повеселел. – Отлично! Тогда собирайся, поедем на твоё новое место службы.

Прикольно, у меня уже служба появилась. Без меня меня женили? М-да! Но делать нечего, с этим человеком спорить не принято. Собрал свои вещички в чемоданчик, любезно предоставленный Фокиным, и бегом из опостылевшей палаты. Сели в машину и (кто бы сомневался) поехали на Лубянку.

– Располагайся, чувствуй себя, как дома. Хе-хе-хе. – Хихикнувший (кошмарно выглядело) Берия обвёл помещение широким жестом хлебосольного хозяина. – Если, что-нибудь захочешь изменить, то не стесняйся обращаться к капитану. Алексей Валентинович тебе во всём поможет.

Ну, я бы не сказал, что это место для меня новое. Здесь, в своё время, Юрий Сергеевич меня держал под замком, после "йодной проказы" с курсантами.

– Лаврентий Павлович, в чём заключаются мои обязанности? – Решил прояснить главный вопрос. – Чем я буду здесь заниматься?

А заниматься мне пришлось проверкой руководящего состава НКВД, РККА и других высокопоставленных деятелей. Сидя в удобном кресле, или лёжа на диване следил сразу за четырьмя кабинетами, где проходили беседы. Приглашённые отвечали на ряд каверзных вопросов, заданных доверенными лицами, отобранных лично Лаврентием Палычем, а я записывал фамилии тех, кто начинал юлить, или обманывать внаглую и сигнализировал нажатием кнопки. В кабинете загоралась лампочка и человека переводили на четыре этажа ниже, где начинали колоть по взрослому.

В течение пары дней отрабатывали методику, после чего добавили прямую телефонную связь с подвалом. В результате я смог сам задавать нужные вопросы и дело пошло быстрее. Когда человек слышал из настенного динамика "Ты убивал?", я видел его реакцию и задавал следующий вопрос. По сути, мне не нужны были их ответы, только реакции.

По вечерам, чтобы ни с кем не столкнуться, спускались с Алексеем по отдельной лестнице и выходили прогуляться на свежем воздухе. Затем возвращались, ужинали и ложились спать, чтобы с утра всё начать с начала.

Игнорируя враньё на вопросы о политических взглядах, неблагонадёжных родственниках и прочей мути, смог вычислить двоих работавших на англичан, одного поставлявшего сведения немцам и двоих, которые собирали доступную информацию про запас и только готовились к сотрудничеству с немецкой разведкой. Больше десятка было тех, кто совершил различные преступления уголовного характера. В основном, превышения полномочий, но были и изнасилования и убийства. В таких случаях я выезжал с охраной на места, где совершались эти злодейства и показывал на спрятанные тела, орудия убийства, или похищенные ценности. Следователи радовались, как дети, получая в свои руки неопровержимые доказательства.

Постоянные работники уже стали привыкать к жиденьким очередям в коридорах наполненых генералами, директорами и секретарями различных комитетов. Вскоре, в высших эшелонах власти, пошли слухи о секретном устройстве для выявления преступников и предателей.

В зависимости от воздушных тревог, ежедневно проверял от ста до двухсот человек и в какой-то момент заметил, что перестал различать лица, звания, должности. Для меня всё превратилось в непрекращающийся обезличенный конвейер. Через месяц, когда почувствовал, что понемногу начинаю сходить с ума, в категоричной форме потребовал встречи с Берией.

Получив добро на аудиенцию, решил привести себя в порядок и, к своему стыду, обнаружил, что выгляжу как вокзальный бомж. М-да. Чучело огородное, а не герой советского союза. Стыдобища Все вещи обзавелись заплатками, а ткань на коленях и локтях засалилась, вытерлась до блеска и горбится пузырями. Что творилось на голове вообще не поддавалось критике, из-за шрамов мои отросшие волосы торчали, как у анимешного Наруто Удзумаки.

И какого хрена? Где хоть какие-то привилегии и где на фиг моя зарплата? Я что, за еду работаю? Где там мой верный Санчо Панса? Подать его сюда.

– Алексей! Мне нужна новая одежда и парикмахер.

Оказалось, что пошитая по спецзаказу форма давно уже готова и дожидается в шкафу на вешалке. Просто Фокин не видел смысла одевать новое для повседневной носки. Ну не гад ли он после этого, сам-то всегда с иголочки одет. Ругаться с ним повременил, так как он, по его словам, был весьма неплохим парикмахером. "Я всю нашу комуналку стриг, мне тебя подровнять – раз плюнуть." – Сказал он, доставая машинку для стрижки.

– Я так больше не могу, Лаврентий Павлович. Пятую ночь подряд кошмары снятся. – Пожаловался на непосильную нагрузку, почёсывая голову обритую налысо. – Боюсь, скоро начну ошибаться, или снова в больницу попаду, только уже к психиатрам.

Нарком внимательно выслушал мои жалобы и пообещал что-нибудь придумать.

– Завтра отдохни, а мы пока посоветуемся.

"Интересно, с кем это он собрался советоваться?" – Размышлял покидая кабинет.

***

Прочитав отправленную Берией служебную записку Иосиф Виссарионович поручил Поскрёбышеву пригласить Лаврентия вместе с Кувшиновым на встречу.

"Видимо настало время познакомиться с этим интересным юношей." – Подумал он, ещё раз пробегая глазами по тексту.

Глава 25

Не получив от хитрожопого очкарика определённого ответа вернулся обратно и, не раздеваясь, прямо в сапогах разлёгся на широком диване.

Значит до послезавтра можно отдыхать? Хм-м, тут надо посидеть и хорошенько продумать культурную программу так, чтобы никаких мыслей не возникало об осточертевших проверках. Повернул голову к сидевшему за письменным столом капитану, заполняющему журнал с ежедневным отчётом о моей работе. Нет, с ним проконсультироваться не получится, после того, как увидел плачевный результат его парикмахерского мастерства, сгоряча выдал, что больше с ним не разговариваю. А может прямо сейчас пойти, пока не стемнело? Плюнуть на все планирования, положиться на судьбу и шурануть, куда глаза глядят.

Поднялся и, пошарив по карманам старой одёжки, нашёл таки монетку. Орёл, или решка?

Когда начал надевать верхнюю одежду, Фокин соизволил спросить, куда это я собираюсь.

– Да прогуляться захотелось. Лаврентий Палыч приказал отдыхать, а наше дело подчиняться. Ведь так, Алексей Владимирович?

Называется прогулялся. Поняв, что ограничиваться в своей прогулке окрестностями Лубянки я не собираюсь, Фокин позвонил оперативному дежурному и приказал готовить две машины с охраной на выезд.

– Ты обалдел? Какие две машины? Я погулять хочу. Просто пройтись по московским улицам, посмотреть как обычные люди живут, может с кем-то познакомиться и поговорить.

В общем, опять посрались. Отменять выезд капитан не стал, договорились, что доедем до какого-нибудь парка, там оставим машины и прогуляемся пешком.

Мне было в принципе без разницы, куда именно ехать, поэтому положился на мнение одного из сопровождающих, который предложил поехать в Сокольники, где он давеча познакомился с симпатичной барышней на какой-то лекции по истории.

Однако образованные у меня охранники.

***

– Да он прямо над нами!

– … ну нельзя. Не положено… Николай, нет!

На выходе из парка, высокий и атлетично сложенный лейтенант артиллерии, с идущими под ручку двумя молодыми девушками, увидал ругающихся между собой людей в форме НКВД. Подойдя ближе он увидел, как молодой юноша стоявший в окружении восьми, более рослых, старших званием и возрастом, военных, чуть ли не кричит на них, показывая на вечернее небо, покрытое низкой густой облачностью.

– Смотри, Людочка, какой важный гусёк. Сам маленький, щупленький, а его слушают словно министра. – Сказала Валя, плотнее прижимаясь грудью к крепкому лейтенантскому локтю.

Прикрывая варежками лица, девушки дружно рассмеялись, чем привлекли к себе внимание энкавэдэшников.

– Проходите товарищи, не задерживайтесь. – Властным голосом произнёс повернувшийся к ним капитан.

Со смущённым видом девушки потянули своего кавалера прочь, но тот вдруг встал, как вкопанный.

– Марк, ты чего? Пойдём давай. – Валентина удивлённо посмотрела на замершего жениха.

– Коля?! – Вскрикнул лейтенант, неверящий собственным глазам. – Коля! Уцы! Помнишь меня?!

Капитан Фокин, вздёрнувший в изумлении бровь, увидел, как его подопечный подвергся необычному нападению. Бесцеремонно растолкав сотрудников охраны, здоровенный артиллерист облапил Кувшинова, приподнял и попытался задавить его в своих медвежьих объятиях. – Коля, живой!

– Отставить! Лейтенант, немедленно отойдите! – Увидев, что лицо Николая начало багроветь, Фокин не выдержал и схватил Марка за кисти рук, чтобы отцепить этого ненормального.

– Ху-у-ух. – Шумно выдохнул юноша, после нескольких быстрых вздохов. – Шалдин, разве можно так? Чуть не задушил ведь.

Успокоившийся Фокин, помог Николаю привести себя в порядок, оддёрнув сбившийся на нём полушубок, после чего приказал лейтенанту предъявить документы и представиться.

Тот, с готовностью, протянул удостоверение личности и справку из госпиталя. – Лейтенант Марк Шалдин, командир взвода 37-миллиметровых автоматических зенитных орудий. Нахожусь в отпуске после ранения. – Он повернулся к своим спутницам, стоявшим в сторонке. – Товарищи, я только сегодня выписался из госпиталя. Вот, с невестой решили прогуляться по Москве. Они с подружкой здесь работают медсёстрами. – Шалдин показал на вход в Сокольнический парк.

Алексей уже хотел было задержать лейтенанта, для полного выяснения, но Николай, услышав о должности своего знакомого, возбудился и продолжил настаивать на своей безумной идее.

– Вот, спросите у зенитчика, он вам расскажет, что возможно, а что нет.

Все присутствующие, и энкавэдэшники, и девушки, перевели взгляды на артиллериста.

– …?

Коля махнул рукой, привлекая внимание Шалдина. – Смотри. Допустим, над нами кружит фашистский самолёт. Мы можем сделать заградительный залп целой батареей? При условии, что мы знаем направление и точную высоту полёта. А?

– Вообще-то, так всё и происходит. – Пробормотал лейтенант, удивлённый таким вопросом. – А к чему ты спрашиваешь?

Коля взял капитана Фокина за отворот шинели. – Всё! Алексей Владимирович, хватит спорить, пошли на батарею.

В пятистах метрах от них, на месте летней танцплощадки, торчали направленные в небо зачехлённые стволы четырёх 85-миллиметровых зениток. Именно сюда повёл их Кувшинов, по пути раздавая указания спутникам.

– Товарищ капитан, растолкуйте командиру ситуацию. – Кувшинов показал на подошедший патруль, занимавшийся охраной периметра.

Лейтенант и его спутницы стали свидетелями того, как капитан НКВД, предъявив удостоверение и какую-то бумагу, буквально построил личный состав батареи по стойке смирно. А ведь Марк хорошо знал этих зенитчиков, когда его перевели в палату выздоравливающих, он часто приходил сюда во время прогулок с Валентиной. "Что же он мог такого показать Сергею, чтобы тот согласился начать стрельбу без объявления воздушной тревоги и минуя непосредственное начальство." – Подумал Марк, наблюдая, как бойцы споро расчехляют орудия.

– Шалдин, иди сюда, помогать будешь! – Выдохнув морозное облачко пара, позвал Коля. – Ты давай крути, а я буду говорить, куда надо направить ствол. И остальные пушки надо также установить. Договорились?

Командир батареи, старший лейтенант Сергей Волошов, поинтересовался у Марка на какую высоту выставлять "трубки", и Шалдин, в это время крутивший штурвал горизонтальной наводки, вопросительно глянул на Кувшинова.

– Пять тысяч четыреста тридцать два метра. Хотя, нет… ставьте пять шестьсот – он поднимается.

Брови кадровых военных поползли вверх. Как! Не видно же ничего. Нет никаких данных от ВНОС и с ближайших аэродромов никто не звонил. Чудеса, да и только.

– Крути. Ещё… Ещё. Стоп! Теперь вверх по чуть-чуть. Стоп!…Назад капельку. Вот. Огонь!

– Бу-бу-ух!

Увидев траекторию пристрелочного выстрела и какое нужно брать упреждение, юноша удовлетворённо кивнул сам себе и принялся командовать остальными наводчиками.

Наступила тишина. Все замерли в ожидании.

– Коля поднял руку вверх. – Насчёт три. Раз… Два… Три. Огонь!

– Бу-бу-ух! Бу-бу-ух!… Бу-бу-ух! – Практически одновременно отгромыхали четыре громких выстрела.

Подносчики снарядов кинулись к орудиям на перезарядку, а остальные, ковыряясь в заложенных ушах, высматривали в тёмных небесах, куда же они стреляли.

Где-то высоко в облаках, сквозь их тяжёлую хмарь, вспыхнула тусклая искорка и, тут же угасая, полетела вниз.

– Звезда упала – можно загадывать желание. – Пошутила Валентина, притоптывая по скрипящему снегу ножками обутыми в белые валенки.

– Всё! Долетался голубь сизокрылый, в трёх километрах от нас упал. Со второго выстрела прямое попадание. – Сообщил довольный Николай через пару минут. Попросив у командира зенитчиков карту, он отметил место падения обломков. Затем, стянув ушанку, выдохнул. – Ху-у-у, жарко чего-то.

Заметив девичьи взгляды, обращённые на его бугристую макушку, он извиняюще развёл руками и показал на капитана. – Это всё вот он виноват, хреновенький из него парикмахер.

***

Утром, когда капитан Фокин позвонил и доложил Берии об очередном сбитом Николаем самолёте-разведчике, тот тяжело вздохнул. "Вроде и ругать не за что – хорошее дело сделал, а всё равно какой-то осадочек чувствуется." – Подумал он, услышав подробности.

– Где он сейчас?

– Спит. Ночевал в квартире покойного Геллера. Оказалось, что когда майор занимался его документами, он прописал к себе Кувшинова. Там были небольшие проблемы с управдомом. Квартира была опечатана участковым, но каким-то образом, управдом сумел оформить в неё своих родственников из области. Николай нашёл у него тайник с деньгами и золотыми украшениями. Вызвали наряд и оформили за мошенничество и растрату.

– Бурная у вас ночь выдалась. – По голосу наркома было не понятно – то ли он посочувствовал, то ли позавидовал.

– Товарищ народный комиссар, тут вот ещё что. Во-первых, у Николая увеличился радиус обнаружения. Насколько именно неизвестно, но немецкий самолёт летел на высоте пять тысяч шестьсот метров. А во-вторых, нашёлся один лейтенант, зенитчик. Мы его как раз у той батареи встретили. Я так понял, что он знает Кувшинова с июня сорок первого. Очень много про него рассказывал.

– Ты его задержал, или хотя бы данные записал?

В динамике телефона послышалось приглушённое хмыканье.

– А он тоже здесь, вместе с двумя медсёстричками из госпиталя, где он лечился. Одна из них его невеста, а вторая похоже влюбилась в нашего героя. До утра на кухне вдвоём ворковали.

– Понятно… Ну, что же. Заслужил, пусть отдыхает. Завтра, к одиннадцати привезёшь его ко мне. А этих… хм-м, гостей, всех на карандаш. С девушек возьми подписки о неразглашении, а лейтенанта вези к нам в управление. Надо бы про их встречи поподробнее узнать. И помягче там с ними. Хорошо бы его на эту девчонку привязать. Николай, парень молодой, горячий и, если он с ней любовь закрутит, у нас появится дополнительный крючок на него.

Берия немного помолчал, а затем продолжил, давая Фокину еще одно поручение. – Ты пошли кого‐нибудь в нашу столовую к Назарычеву, пусть возьмёт для них спецнабор. Я распоряжусь.

***

Проснулся с внутренним ощущением, что я, наконец-то, дома. Словно вернулся из очередной "горячей" командировки и на кухне хозяйничает Вика, гоняя от сладкого нашу маленькую проказницу Машутку. Сейчас позавтракаем и пойдём на задний двор кататься с горки и лепить снеговиков…

Вошедший в спальню капитан Фокин спугнул это прекрасное чувство, посетившее меня впервые за долгое, очень долгое время.

– Подъём старший сержант! Там Терещенко такую вкуснятину приготовил – пальчики оближешь.

– Ой, а почему ты плачешь? – Высунулась из-за его спины любопытная мордашка Людмилы.

Рыкнув, запустил в них тяжёлой перьевой подушкой, выгоняя обоих за дверь. Скинул трусы и перебрался с перины в чугунную ванну, где окатил себя из лейки холодной водой. Бр-р-р. Добавил немного горячей и хорошенько, до красноты, растёр себя мочалкой. "Надо бы мыла хорошего найти." – Добавил себе в памятки.

Вытирался тем же самым льняным полотенцем, что и в прошлое посещение. Повезло этим хмырям, что они не успели загадить мою квартиру. Отсидкой в лагерях не отделались бы. Под кроватью нашёл чьи-то кожаные тапки без задников, оделся, поправил перевернувшуюся звезду на левой стороне груди, дающую +100 к харизме. Справа – потёр лысинку Владимира Ильича (ещё +50) и натянул сбрую плечевой кобуры с Маузером дающим + 200 к силе и поднимающим репутацию с фракцией НКВД до уровня превознесение. Вчера он мне очень пригодился в беседе с лживым управдомом. Когда этот говна кусок увидел чей на нём автограф, он чуть ли не начал гадить кирпичиками. Хм-м. Тоже мне, вомбат сталинского режима.

– Вобат-батяня, батяня-вомбат, летят кирпичи и жопы горят… – Напевая, только что придуманую песенку, вышел в гостиную.

– Доброго всем дня! – Поприветствовал компанию, собравшуюся за большим круглым столом.

Тут щебетали румяные девчонки, улыбчивый Марк возился с разделочной доской, собираясь нарезать сервелат для бутербродов, а Фокин, сложив руки на груди, пристально наблюдал за тихушником Терещенко, который только что слямзил с тарелки кусочек сёмги и пытался незаметно сунуть его в рот.

Откуда такое богатство? – Спросил у Алексея, после ответных пожеланий цвести и пахнуть.

Услышав, что продукты доставили по просьбе Лаврентия Павловича, у Марка выпал нож из руки. – От товарища Берии?!

Я пожал плечами, мол ничего удивительного в этом нет. Но у самого, внутри, заворочался червячок сомнения. С какого переляка?! С чего бы такой аттракцион невиданной щедрости? От этого жмота один единственный раз видел хорошее, когда тот притащил фруктов в больничку, и то, после того, как его подчинённые меня отдубасили в допросной. Что сейчас? Откуда беды ждать?