Текст книги "Дни боевые"

Автор книги: Павел Кузнецов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 19 страниц)

Перед фронтом гвардейцев-десантников оборонялась 62-я пехотная дивизия врага.

Здесь нам очень досаждала самая высокая точка па переднем крае противника – курган Могила Баба, расположенный против стыка двух наших дивизий. Курган составлял вершину угла, откуда фронт загибался на восток. С него гитлеровцы просматривали всю нашу полосу как по фронту, так и в глубину. Взять Могилу Бабу мы стремились во что бы то ни стало. Овладев курганом, мы приобрели бы очень выгодный НП.

Несколько раз наши подразделения атаковали курган, но безуспешно. Наконец хорошо подготовленная ночная атака достигла цели – Могила Баба стала нашей.

Гитлеровцы не остались в долгу и предприняли сильную контратаку на подступах к Веселым Тернам.

Самым страшным для нас оказался массированный артналeт фосфорными и термитными снарядами. Мы столкнулись с этим впервые. За несколько минут шестисотметровый участок переднего края окутали клубы желтоватого дыма, сквозь который прорывались языки пламени. Горел весь скат, и на нем мучительной смертью погибали наши люди.

За налетом последовала вражеская атака силами пехотного полка. Гитлеровцы вывалили из глубокой балки и, поднявшись на гребень, волнами покатились к Веселым Тернам.

Атака противника была сорвана заградительным огнем. Понеся значительные потери, гитлеровцы отступили, а у нас от фосфорных и термитных снарядов выгорел весь ротный опорный пункт.

На левом фланге корпуса от Камeннополя до Трубецкого, сначала фронтом на юго-восток, а потом на юг, занимала шестикилометровую полосу 89-я гвардейская стрелковая дивизия Сeрюгина. Перед ней оборонялись части 62-й и 15-й немецких пехотных дивизии.

Штаб Серюгина располагался в крупном населенном пункте Сергеевка на восточном берегу Саксагани. В полосе дивизии Серюгина противник особой активности не проявлял.

В связи с тем, что перед нами действовали танковые и пехотные дивизии, мы строили нашу оборону прежде всего как противотанковую: 75% артиллерии корпуса было выдвинуто в противотанковые опорные пункты и районы на прямую наводку, а 25% оставалось на закрытых позициях, для маневра огнем. Плотность противотанковой артиллерии на важных направлениях достигала 14 стволов на километр фронта. Так как я не имел второго эшелона, командующий расположил рядом с нашим штабом в руднике Первомайский свой армейский резерв – 1-ю гвардейскую воздушнодесантную дивизию генерала Казанкина.

В начале зимы Казанкин заболел сплином – диковинной болезнью, модной в свое время среди дворянства и редкой в наши дни. Целыми днями валялся он у себя на койке или полуодетый бродил из угла в угол.

– И откуда навалилась такая тоска, такая хандра? Сам не знаю, жаловался он, когда я приходил к нему. – Маша! Ты бы распорядилась подать позавтракать, – просил он дежурившую у него медсестру.

Завтрак приносили, а кусок в горло не лез. Александр Федорович ковырял вилкой в тарелке, а затем нервно отталкивал ее от себя.

– Ну что мне делать? Места себе не нахожу, – разводил он в отчаянии руками и принимался снова ходить по комнате или, извинившись, бросался в постель и замирал.

Нервы остаются нервами, они иногда не выдерживают и сдают. Сдали они и у Казанкина, В конце концов пришлось положить его в госпиталь, а затем отправить для лечения в тыл.

Вслед за Казанкиным уехал генерал Иванов, получивший новое назначение. Нам было жалко расставаться с ним. Мы привыкли к нему, да и он сам очень любил свою дивизию.

Вместо Иванова в командование 10-й гвардейской воздушнодесантной дивизией вступил генерал-майор Микеладзе. Новый командир дивизии резко отличался от старого. Если Иванов был прост, по-солдатски грубоват, но в то же время и по-солдатски вынослив, то его преемник оказался изысканно вежлив, но очень слаб здоровьем. Он часто болел и на целые недели выходил из строя.

Мне редко приходилось иметь дело с Микеладзе. Когда бы я ни приезжал в дивизию, он лежал больной. Встречал меня и сопровождал в полки майор Кравченко, лучше которого никто не знал расположения частей. Здесь он, как и на Днепре, был неутомим. Его перетянутая офицерским ремнем телогрейка была знакома всюду – и в штабах, и на переднем крае.

Многие офнцеры-десантники любили щеголять зимой в защитных куртках с меховым воротником. И сколько мы ни боролись с этим, за всеми уследить не могли. Из-за своей недисциплинированности некоторые становились хорошей мишенью н раньше времени уходили в госпиталь, а то и совсем из жизни.

Каждый раз, встречая меня в телогрейке, Кравченко только посмеивался.

– Я всегда, как штык! – говорил он.

– Рад видеть тебя здоровым и бодрым, – от души пожимал я ему руку.

* * *

Новый, 1944, год застал нас в обороне. Встречали мы его на квартире у начальника штаба. У него оказалось самое большое помещение, где смогли разместиться все свободные от боевых обязанностей офицеры штаба и политотдела. Соорудили какое-то подобие новогодней елки. Настоящей елки не нашли, а искусно преобразили в елку верхушку молодого лиственного дерева.

Первый тост за победу поднял начальник политотдела полковник Пащенко.

Посидели, закусили, поговорили.

– Что наша жизнь на войне? Пылинка! Дунул на нее – и нету, философствовал подполковник Прохоров в кругу начальников служб.

– В корне не согласен! – возражал корпусной инженер Ильченко. – На войне жизнь так же хороша, как и в мирное время. Она здесь даже дороже. Знаешь, как хочется дожить до победы!

"Пусть посидят, поболтают, – думал я. – Наступит утро, и снова каждый из них с головой окунется в свое дело. Генерал Щекотский станет собирать и обрабатывать сведения, передавать приказы. Муфель поедет со мной на НП и будет мерзнуть там. Пащенко уйдет к саперам или связистам, а Варкалн укатит тормошить тылы. Хмурый начальник разведки Шустин засядет за подготовку к поимке "языка", а веселый Москвин займется скучными сводками и схемами..."

Новый год принес много радостей нашему народу и его Вооруженным Силам. Он стал годом решающих побед над немецко-фашистскими захватчиками.

В половине января войска Ленинградского и Волховского фронтов нанесли противнику удар под Ленинградом и Новгородом, закончившийся полным разгромом ленинградской группировки гитлеровцев н освобождением Ленинградской области.

В конце января перешли в наступление Украинские фронты{5}. Наши войска разгромили корсунь-шевченковскую, луцко-ровенскую и никопольско-криворожскую группировки врага, что привело к последующему освобождению всей Правобережной Украины. Противник был отброшен за Днестр.

Об участии нашего корпуса в разгроме противника в районе Кривого Рога и освобождении Криворожья я и хочу рассказать.

Удержанию Никополя и Кривого Рога, как важных экономических районов с марганцевыми и железорудными разработками, немецко-фашистское командование придавало особое значение. К тому же противник стремился удержать за собой и никопольский плацдарм на левом берегу Днепра, откуда он надеялся восстановить сухопутную связь со своей отрезанной крымской группировкой.

Ннкопольско-криворожский выступ, включая и плацдарм, удерживали вновь сформированная после Сталинграда 6-я полевая и частично 1-я танковая немецкие армии (всего более двадцати пехотных, танковых и моторизованных дивизий).

Перед войсками 3-го Украинского фронта, от Ингульца до Днепра, к началу Никопольско-Криворожской наступательной. операции оборонялись 10 пехотных, 2 танковые и 1 моторизованная дивизии.

Первый оборонительный рубеж имел две – три траншеи, опоясанные проволочными заграждениями и минными полями. Все высоты и населенные пункты в ближайшей тактической глубине были укреплены и превращены противником в сильные опорные пункты. Еще глубже, в направлении Кривого Рога, для удержания рудников и самого города спешно готовились промежуточные и тыловые рубежи.

В начале января Верховное Главнокомандование поставило перед войсками 3-ю Украинского фронта задачу – ударом в общем направлении на Апостолово отрезать вражескую группировку в районе Никополя и совместно с войсками 4-го Украинского фронта уничтожить ее. В дальнейшем войска 3-го Украинского фронта должны были развивать наступление на запад, овладеть Кривым Рогом и отбросить противника за реку Ингулец.

В соответствии с директивой Ставки командующий войсками фронта генерал армии Р. Я. Малиновский свой главный удар на Апостолово решил нанести центром фронтовой группировки, а вспомогательный (на сутки раньше) левым флангом 37-й армии генерала Шарохина.

Эта армия 13 января 1944 года была передана из 2-го Украинского фронта в состав 3-го Украинского фронта и оказалась на его правом крыле.

В течение двух дней, 18 и 19 января, 82-й стрелковый корпус сдал свой боевой участок и сосредоточился в районе Сергеевка. В состав корпуса входили 188-я стрелковая дивизия Даниленко, две гвардейские Харьковские дивизии-28-я генерал-майора Г. И. Чурмаева и 15-я полковника П. М. Чиркова, истребительно-противо-танковая бригада и два инженерно-саперных батальона.

Все эти соединения и части были укомплектованы несколько лучше, чем другие. Командарм стремился возможно полнее обеспечить решение предстоящей задачи.

Корпусу предстояло прорвать подготовленную оборону противника восточное Веселые Терны на фронте в 4,5 километра. Глубина прорыва на первый день определялась в 4 километра. Направление удара шло прямо на юг, а затем поворачивало на юго-запад и проходило вдоль линий железной дороги на Кривой Рог.

Правее, у Веселые Терны, по-прежнему оборонялась 10-я гвардейская воздушнодесантная дивизия. Оставаясь в подчинении командарма, она к началу наступления должна была перегруппироваться к своему левому флангу и содействовать продвижению корпуса.

Левее занимала оборону 394-я стрелковая дивизия соседней 46-й армии. Ее задача оставалась старой – дивизия продолжала обороняться.

Таким образом, по замыслу командования, наступление корпуса велось с ограниченными целями, хотя мне, как исполнителю, об этом сказано не было. Начало атаки планировалось на утро, но это время меня совершенно не удовлетворяло.

Я был глубоко убежден, что корпус при отсутствии танков и авиации не сможет добиться утром того, чего он мог бы достичь ночью, и понесет большие потери.

К тому же меня сильно беспокоила возможная контрподготовка противника.

Все наши наблюдательные пункты и первый эшелон наступающих частей сосредоточивались в узкой полосе, в двухстах-трехстах метрах от переднего края. Сильный огневой контрудар по нашему расположению мог нарушить управление, нанести значительный урон изготовившейся к атаке живой силе и боевой технике, а возможно, сорвать подготовленное наступление.

Поэтому я просил разрешить мне начать атаку за полтора – два часа до рассвета. Генерал Шарохин разделял мое мнение. Наши соображения были доложены командующему фронтом, и он утвердил их.

Прорыв решено было осуществить в двухэшелонном боевом порядке. В первом эшелоне наступали дивизии Даниленко и Чиркова, во втором – дивизия Чурмаева.

Штаб корпуса переместился в Сергеевку и здесь развернул большую организационную работу.

Дел хватало с избытком для всех. Пащенко безотлучно находился в частях, поднимая боевой дух личного состава. Москвин целыми днями пропадал на рекогносцировках, помогая мне планировать бой и увязывать взаимодействие. Шустин был поглощен уточнением группировки противника и его оборонительных сооружений. Муфель со своим штабом готовил артиллерию, Ильченко оборудовал исходное положение, Варкалн обеспечивал предстоящий бой материальными средствами.

За хозяина на командном пункте оставался лишь начальник штаба. Он осуществлял общий контроль и руководил всем ходом подготовки.

На этот раз бой мы спланировали особенно тщательно. Рекогносцировки, постановка задач на местности и организация взаимодействия родов войск были проведены во всех звеньях, до командира роты – батареи включительно. Со всем личным составом дивизии на практических занятиях отработали тему "Прорыв подготовленной обороны противника в составе взвода, роты и батальона". Особое внимание уделили организации управления в бою, днем и ночью. В стрелковых ротах у были созданы ячейки управления, с которыми 26 и 27 января провели двухдневные сборы.

Плотность артиллерии в полосе наступления корпуса составляла 60 стволов на 1 километр прорыва, а с армейской артгруппой достигала 65 единиц. Из них 18 стволов выдвигалось на прямую наводку. Такую плотность мы считали тогда высокой. У нас в корпусе она применялась впервые.

Артподготовку предполагалось провести в течение 15 минут.

При каждом стрелковом полку создали минометные группы, которые должны были действовать не только в период артподготовки, но и в период артнаступления. Начальниками мингрупп назначили начартов полков.

Орудия прямой наводки в каждом полку были объединены в группы сопровождения пехоты. Во главе их поставили командиров иптапов.

Пристрелка артиллерии производилась постепенно, в течение трех дней, без нарушения установившегося режима огня. На заранее выбранные огневые позиции от каждой батареи выдвинули сначала по одному орудию.

Кропотливую работу провели саперные подразделения: проложили колонные пути к переднему краю, оборудовали наблюдательные пункты, проделали проходы в минных полях и проволочных заграждениях, организовали комендантскую службу и т. д. На каждый стрелковый батальон для инженерной разведки и разграждений в глубине обороны выделили одно саперное отделение.

Особое внимание было уделено подготовке личного состава к ночной атаке. Первую траншею оборудовали ступеньками, чтобы пехоте было легче выскочить из неё. Границы полков и батальонов обозначили белыми колышками. Направления атаки провешивались светящимися трассами из специально выделенных для этого пулеметов. Над главными ориентирами в полосах дивизий – Зелено-Поле и Весело-Поле – артиллерия подвешивала "фонари" (осветительные ракеты).

За сутки до начала наступления части Даниленко и Чиркова сменили дивизию Серюгина и заняли исходное положение. В последнюю ночь перед атакой все находились на своих местах.

* * *

С небольшой оперативной группой я расположился на своем НП, на маленьком сплюснутом кургане, в центре полосы корпуса. Со мной – Муфель, Москвин, Ильченко, адъютант. НП находится между первой и второй нашими траншеями. Так близко к противнику мы никогда еще не располагались, поэтому многое нам кажется необычным.

Сначала сюда и добраться было нельзя. Стоит только вылезти из оврага у Кодака, как сразу же попадешь пол огонь противника. Пришлось подвести к кургану пяти-сотметровый ход сообщения, но и по нему ходить было небезопасно – очень часты прямые попадания снарядов и мин.

Правее, на таком же кургане и, пожалуй, еще ближе к противнику, расположился Даниленко. Его дивизия правым флангом занимает Могилу Баба, а левым вплотную подходит к нашему кургану. В первой и второй траншеях пехота двух полков первого эшелона. Полк второго эшелона спрятан в глубине, в балке восточное Каменнополя. Левее – дивизия Чиркова. В первых траншеях у нее тоже два полка, третий расположен во втором эшелоне в Кодаке. НП Чиркова – на кургане южнее Кодака.

Дивизия Чурмаева сосредоточилась на южной окраине Сергеевки. Для Чурмаева подготовлен НП на кургане по соседству с нашим. Он займет его не сейчас, а утром, с развитием боя. По линии второй траншей вытянуты и все наблюдательные пункты командиров полков, а командиры батальонов и рот находятся в первой траншее, вместе с солдатами.

Такая скученность органов управления н близость наблюдательных пунктов к противнику очень тревожат меня. Я все еще опасаюсь контрподготовки. Волнуются и мои боевые товарищи. Каждые десять минут мы покидаем наш блиндажик, поднимаемся на курган и настороженно всматриваемся, вслушиваемся в ночь, в последнюю ночь перед атакой.

А ночь стоит светлая и не по-зимнему теплая. Временами из-за облаков выглядывает серп луны и серебрит наш курган с прилегающими к нему траншеями. Кое-где поблескивают неспрятанные штыки да искрится на скате пленка снега. Таких пленок на буграх и равнине осталось мало. За последние дни снег съела оттепель. Наши взоры тянутся к переднему краю противника и дальше вглубь, к Зелено-Полю и Весело-Полю.

Там все так же, как и неделю назад: потрескивают пулеметы, покрякивают мины.

30 января, за два часа до рассвета, с нашего НП взвились три красные ракеты и вслед за ними свыше ста орудий прямой наводки открыли огонь.

Муфель спокойно посматривает па часы. Через пять минут огонь орудии прямой наводки должен смениться десятиминутным налетом артиллерии и минометов с закрытых позиции, который захватит всю ближайшую тактическую глубину вражеской обороны, включая артпо-зиции и полковые резервы. С началом артналета саперы удлиненными зарядами подорвут проволоку противника, а пехота изготовится к броску в атаку.

– Смотри, чтобы твои саперы не опоздали, – показывая на часы, кричит Муфель Ильченко. – Осталось несколько минут.

– Не беспокойся! Порядок! – кивает тот головой. Все шло по плану. Замолкли орудия прямой наводки, закончился и огневой налет но переднему краю. Рассекая небо огненными стрелами, сопровождаемый надрывным шипящим свистом, прогрохотал и разорвался залп "катюш" – сигнал для атаки.

Поднялась и рванулась вперед пехота. Артиллерия перенесла огонь на вторую траншею. Над Зелено и Весело-Полем повисли яркие "фонари". Туда же от наших курганов потянулись огненные трассы.

Застигнутый врасплох, противник молчал. Казалось, его вообще нет. А поле боя содрогалось от криков "ура".

– Мои заняли вторую траншею, очищают хутор Весело-Поле, – докладывал Даниленко,

– Овладел опорным пунктом с двумя курганами и продвигаюсь к Весело-Полю, – вторил ему Чирков.

Атака наша развивалась в темноте, а ночь таила много неожиданностей. Первое серьезное сопротивление противник оказал на рассвете, на глубине двух километров, из сильно укрепленных пунктов-высоты 117,6 и Весело-Поле. После короткого огневого налета и обходного маневра наши войска сломили это сопротивление. К 10 часам утра опорные пункты Весело-Поле и Мало-Софиевка были взяты, железная дорога перерезана и задача дня выполнена.

А в 12 часов я передавал по дивизиям благодарность командующего войсками фронта генерала Р. Я. Малиновского.

К вечеру после ожесточенного боя были взяты Зелено-Поле и Ново-Софиевка. Глубина прорыва достигла 8 километров, т. е. вдвое превысила задачу дня. Захвачены были сотни пленных, орудия, минометы, танки.

В 16.00 я вызвал к себе командира 28-й гвардейской дивизии генерала Чурмаева за получением задачи. Решил ввести его дивизию в полосу прорыва еще засветло, чтобы дать возможность командирам полков ориентироваться на местности и развить успех.

Минут на десять – пятнадцать раньше Чурмаева ко мне на курган прибыл командарм.

– Поздравляю! И от себя лично и от соседей справа! – пожимал он мне руку и широко улыбался. – Что нового?

– Резко возрастает сопротивление противника, – доложил я. – С утра у него было несколько танков, днем – с десяток, а к вечеру – уже несколько десятков.

– Чем больше, тем лучше. Бить их надо! – весело сказал Шарохин. – А вид-то какой расчудесный! – восторгался генерал, взбираясь на курган.

С кургана хорошо просматривались и Зелено-Поле, и Весело-Поле с Ново-Софиевкой, захваченные нашими войсками, и большой населенный пункт Водяное за нашим левым флангом, пока еще занятый противником.

Против Водяного Чирков вынужден был развернуть полк второго эшелона. Населенный пункт фланкировал огнем наше продвижение. Оттуда были уже и контратаки, а левый сосед по-прежнему не двигался с места.

– Дело прошлое, а этот наблюдательный пункт не устраивал меня, откровенно признался я командующему. – К нему нельзя было ни подойти, ни подъехать.

– Люблю за откровенность, – закатился он веселым смехом, искоса посматривая на меня. – Ну, а теперь?

– Теперь тоже.

– Почему?

– Далековато от войск.

– Это другое дело! А я-то прежде не догадывался. почему это Щекотский все о вышке поговаривал. Зачем им, думай, вышка? Оказывается, курган не нравился. – Шарохин снова весело захохотал. Засмеялся и я.

Уважал я своего командарма за то, что он при неудачах никогда не пилил своих подчиненных, а при успехе любил пошутить и посмеяться.

– Товарищ командующий! Может быть, пообедаете С нами? -пригласил я его.

– А вы еще не обедали?

– Да и не завтракали. Некогда!

– Что ж! Зайдемте, посмотрю, чем вас кормят, да, кстати, уточню и задачу на завтра.

Блиндаж мой, где с трудом могут разместиться три – четыре человека, неказист, сделан на скорую руку. Стены не обшиты, пол земляной, вместо двери – плащ-палатка, печки нет, свет тусклый – горят две свечки.

– Бедновато живете. Не блиндаж, а дыра какая-то, – заметил Шарохин.

– Так и есть дыра. Дыра в кургане, – подтвердил я. – Завтра переберемся в Весело-Поле.

Во время обеда подошел Чурмаев. Ему также была уточнена задача.

Корпусу с утра предстояло продолжить наступление на юг и юго-восток и во взаимодействии с соседом слева уничтожить софиевскую группировку противника.

К концу второго дня наступления корпус должен был иметь свой фронт в виде дуги общим протяжением в 20 километров, обращенной своей вершиной на юго-восток.

Наступила ночь. Небо заволокло тяжелыми тучами, сгустилась тьма, большими хлопьями повалил снег. К утру подул ветер, начался буран.

За ночь гитлеровцы сумели оправиться и подтянуть резервы.

В результате дивизия Даниленко не только не овладела Высоко-Полем, но сама вынуждена была отбивать настойчивые контратаки пехоты и танков противника, стремившихся восстановить положение.

Танки в упор расстреляли наблюдательный пункт подполковника Еремина. Погиб командир иптаповского полка. Был тяжело ранен и сам Еремин.

Дивизия Чурмаева, продвинувшись в густом снегопаде на два километра, внезапно натолкнулась на 30 танков и пехоту противника и втянулась в затяжной бой.

Только Чирков успешно продвигался своим правым флангом и выполнял задачу.

Бой явно не клеился. Докладывая командующему, я нервничал.

– Не волнуйся, это к лучшему, – успокоил он меня. Весь день я не понимал, почему командующий расценивает положение так оптимистически. Вражеские танки появлялись один за другим, прибывала и пехота. Сопротивление врага с каждым часом нарастало. А командующий уверяет, что это к лучшему. В чем же дело?

Вечером я, изнервничавшись и не добившись от дивизий выполнения задачи дня, возвратился к себе в штаб.

– Слыхали новость? – спросил у меня Щeкотский.

– Какую?

– Сегодня с утра километрах в двадцати пяти – тридцати восточное нас фронт перешел в наступление. Оборона успешно прорвана. Удар развивается на Апостолово.

– А наше наступление?

– Наше – вспомогательное.

Об этом и Щекотский узнал лишь во второй половине дня, когда готовившийся фронтом удар перестал быть тайной.

И чем больше своих резервов перебрасывал противник от Апостолово к нам, тем хуже было для него. Вот поэтому и говорил мне командарм, что дела идут хорошо.

О том. как протекало наступление в эти первые два дня, 30 и 31 января, хорошо рассказала фронтовая газета "Советский воин" 7 февраля 1944 г. в статье "Как было взято Апостолово".

"...Наше наступление началось северо-восточнее Кривого Рога, – писала газета. – При мощной поддержке артиллерии советские войска прорвали полевую оборону противника на участке 62-й немецкой пехотной дивизии. Разгромив 112-Й и 354-й полки этой дивизии, стрелковые части углубились на восемь километров и перешли железную дорогу, ведущую к Кривому Рогу. Это озадачило немцев. Они не могли определить направления главного удара и чему угрожали наши войска – Кривому Рогу или Апостолово.

Противник решил, что он имеет дело с реальной угрозой Кривому Рогу...

Не предполагая прорыва в сторону Апостолово и не видя угрозы никопольскому плацдарму, немцы бросили с этих участков танковые и моторизованные резервы на прикрытие Кривого Рога. На выручку своей, истекающей кровью 62-й пехотной дивизии и на ликвидацию прорыва противник быстро перебросил части 16-й мотодивизии. Кроме того, немцы были вынуждены срочно разгрузить в Aпостолово и направить под Кривой Рог два полка танковой дивизии, которая следовала на выручку немецкой группировки, окруженной войсками 2-го и 1-го Украинских фронтов у Корсунь-Шевченковского.

Уже на другой день немцы контратаковали наши прорвавшиеся части силами до ста танков и двух полков пехоты, но не сумели восстановить своего положения...

Противник продолжал подбрасывать сюда резервы с никопольского плацдарма, со стороны Апостолово, ослабив свою оборону на центральном участке.

Этим немедленно воспользовались другие наши войска, сосредоточившиеся там для прорыва.

Советские части, расположенные на участке между крупными населенными пунктами Софиевка и Ново-Николаевка, разведав боем оборону противнику, атаковали ее в наиболее уязвимых местах. В образовавшийся прорыв были введены моторизованные части и подвижные отряды с танками и мотопехотой..."

Следовательно, события на фронте с началом наступления развивались именно так, как хотело наше командование. Оперативный замысел командующего фронтом оказался правильным.

Вспомогательный улар 37-й армии из района Веселые Терны, начатый на сутки раньше, гитлеровцы приняли за главный. Он привлек их внимание и оттянул на себя все свободные резервы, а это обеспечило успех на главном направлении.

Свою задачу корпус смог выполнить благодаря особенно тщательной подготовке к наступлению, внезапности ночной атаки и силе первоначального удара.

Развивая наступление, соединения корпуса продвинулись в последующие, дни в глубь обороны на 8 – 20 километров и, растянувшись на двадцатикилометровом фронте, уперлись в промежуточный оборонительный рубеж, оборудованный сплошными траншеями, проволокой и минами.

Передний край тянулся с северной окраины Ново-Покровки, через Высоко-Поле и Балку Соленую на Авдотьевку, а затем поворачивал на юг. Рубеж составлял северо-восточный сектор обороны Кривого Рога и находился в 20 25 километрах от города. Сюда отошли потрепанные части 62-й и 15-й пехотных дивизий. Кроме пехоты, перед фронтом корпуса насчитывалось до 70 танков и самоходно-артиллерийских установок.

Прорвать оборону с ходу корпус не смог и с 6 февраля по приказу командарма приостановил наступление. Для прорыва повой полосы обороны нужно было не только перегруппировать имеющиеся силы и средства, но и дополнительно накопить материальные ресурсы.

А на главном направлении войска фронта 5 февраля заняли Апостолово. Вражеская оборона оказалась рассеченной на две части, причем никопольская группировка была отрезана от криворожской и поставлена под угрозу полного уничтожения.

6 февраля войскам фронта, успешно осуществившим прорыв и овладевшим Апостолово, салютовала Москва.

8 февраля был освобожден Никополь. Никопольской группировки противника больше не существовало. 13 февраля 28-я гвардейская Харьковская дивизия генерала Чурмаева была награждена орденом Красного Знамени, а 188-й стрелковой дивизии полковника Даниленко присвоили почетное наименование "Нижнеднепровской".

* * *

Во второй половине февраля перед войсками фронта, в том числе перед воинами 37-й армии и нашего корпуса, встала неотложная задача – вернуть стране богатейший железнорудный бассейн Криворожья, лишить врага сырья для производства военной техники.

Решению этой задачи способствовало то, что еще 10 февраля войска ударной группы фронта вышли к р. Ингулец юго-западнее Кривого Рога, нарушили оперативную оборону противника и создали условия для успешного наступления на Кривой Рог одновременно с севера, востока и юго-востока. Однако выполнять задачу пришлось в чрезвычайно тяжелых условиях. Очень мешала неустойчивая погода. Снегопады сменялись дождями. Подготовленных убежищ и траншей у нас не было. Все передовые части, кроме резервов, ютились во временных мелких окопах, которые то засыпал снег, то заливала вода. Обильные дожди сделали совершенно непроезжими для транспортов полевые дороги. Боеприпасы и продовольствие приходилось подтаскивать на руках. Все это требовало от людей огромного напряжения физических и моральных сил.

Политотделы корпуса и дивизий, политработники частей. фронтовая печать, партийные организации, агитаторы и чтецы в подразделениях разъясняли воинам их задачи, раскрывали значение Криворожья. И люди клялись с честью выполнить свой воинский долг. Несмотря на боевые потери, с каждым днем росли ряды коммунистов.

И вот, наконец, приказ пришел. Его рано утром принес ко мне запыхавшийся Щекотский.

Штаб наш в то время располагался в Водяном.

– Наступаем, значит, Федор Михайлович?

– Наступаем, товарищ генерал.

– В прежнем составе?

– Нет. Теперь у нас четыре дивизии. Вошла в состав корпуса и 10-я воздушнодесантная.

– Время на перегруппировку дают?

– Двое суток. За две ночи, думаю, вполне справимся.

– Очень хорошо. Давайте-ка карту, разберемся сначала сами.

Перед корпусом стояла задача: своим центром прорвать оборону противника на участке в шесть с половиной километров и. нанося удар на юго-запад, в направлении Кривого Рога, овладеть Ново-Покровка, ст. Пичугино, Табурище, а к исходу дня выйти на рубеж Александровка, Златополь, Новоселовка.

Таким образом, при общей протяженности фронта корпуса в 25 километров прорыв осуществлялся на участке протяжением в 6 километров; глубина ближайшей задачи составляла 3 километра, задачи дня – 10 километров.

– Я считаю, что нет необходимости производить особые перегруппировки, – сказал Щекотский, когда мы разобрались с задачей и нанесли ее на карту.

– Конечно, чем проще, тем лучше.

– Следует только немного потеснить Даниленко и рядом с ним поставить наш второй эшелон – дивизию Чиркова.

– Правильно, – согласился я. – Эти две дивизии и нанесут главный удар, а Микеладзе и Чурмаев будут содействовать им своими внутренними, смежными флангами.

– А на внешних флангах будем обороняться.

– Да. Пока не прорвемся в центре.

Так было принято решение с учетом опыта нашего первого прорыва 30 января.

Атаку наметили начать во второй половине ночи, вслед за короткой артподготовкой. К 12.00 вызвали командиров дивизий, чтобы ознакомить их с решением и поставить задачи,

Первым прибыл Чирков (он размещался ближе, чем другие), за ним Даниленко, потом Чурмаев и Микеладзе. Собрались они у начальника штаба, и когда я зашел к нему, то застал всех за шумной беседой.

– Вам повезло. Отдохнули, пообсушились, позалатали дыры,-говорил Даниленко Чиркову. – А мои под дождем да пол снегом.

– Не завидуй. Через день – два опять рядом будем, – отвечал Чирков.

– День-два на войне много значат. У меня на передовой мечтают хотя бы часок полежать на теплой печке.