Текст книги "Охота на олигархови (СИ)"

Автор книги: Павел Генералов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 16 страниц)

Глава седьмая. Тигриная шкура на выброс

25 марта 2003 года

Всё пространство вокруг метро «Сухаревской» захватили животные. Преимущественно дикие. Но при том – исключительно мирные.

На углу Сретенки и Садового буквально на днях открылся новый торговый центр: с бутиками, кафе–ресторанами–закусочными и огромным книжным супермаркетом в подвале.

Животные все эти дни с самого утра выходили на охоту. И охотились они исключительно на людей, а вовсе не друг на друга. Хотя в естественных природных условиях и были чаще всего врагами, если встречались.

Мировая фауна была представлена медведями, зайцами, лисицами, одним волком, одним кенгуру и почему–то двумя полосатыми тиграми. Зверьё было всё поголовно выше человеческого роста, с огромными головами и ходило на задних лапах. Передние лапы были короткие и из–под них торчали человеческие руки в перчатках. Эти руки раздавали рекламные листовки.

Если приглядеться, то сквозь пластмассовую решёточку где–то на уровне звериной груди можно было разглядеть и усталые глаза прятавшегося внутри звериного существа человека. И ещё можно было слышать утробные, совсем не звериные голоса.

– Лучшие цены на лучшую косметику в магазинах фирмы «Солнышко»! Бесплатная презентация новых поступлений! – надрывалась лисица возле выхода из метро.

– Эксклюзивные букеты на заказ! – подхватывал волк, раздавая прохожим, преимущественно женщинам, в качестве аванса веточки мимозы.

Один из тигров бродил по противоположной стороне Сретенки и зазывал прохожих в книжный:

– Кому бестселлеры! По лучшим ценам. От Гарри Поттера до Генералова! От Достоевского до Абрамовича! – При чём тут Абрамович, никто не знал. Зато все знали, кто такой Абрамович.

Народ в ответ улыбался и с готовностью брал рекламные листочки. Многие и впрямь вскоре оказывались внутри многоэтажного, с зеркальными окнами торгового центра. Так что звери–животные, похоже, хлеб свой ели не зря и отрабатывали его по полной программе.

***

– Что такое откат? – Гоша с искренним недоумением смотрел на Жемчужникова, повторив вслух только что заданный вопрос. Это ж надо! Столько уж живёт человек в России, а не знает. Или просто разыгрывает? – Откат, Питер, это главная движущая сила российского бизнеса, – объяснил, наконец, он.

– Да нет, – Жемчужников хитро глянул на Гошу, – в общих чертах я понимаю. Как это в русской пословице – «Не подмажешь, не поедешь». Но как он… откатывается? Буквально?

Гоша довольно долго смотрел в стол и что–то даже черкал на листочке. Наконец, поднял глаза на Жемчужникова:

– Нет, схему я рисовать вам не буду. Тут на пальцах всё можно объяснить. Хотя это и целая наука. Ну, что такое российский чиновник? Это некий винтик в системе перераспределения средств и возможностей. Есть откат в чистом виде. Допустим, государство готово выделить из бюджета миллион долларов на какой–то проект. Проект этот готов реализовать некий бизнесмен. Но он знает, что получив эти деньги, он, допустим, десять процентов, то есть сто тысяч должен вернуть, уже наличными, тому чиновнику, через которого получил выделенные средства…

– Извините, Георгий, – перебил Гошу Жемчужников, – но ведь средства, необходимые на реализацию проекта, заранее просчитывают специалисты. И девятисот тысяч может не хватить. Наш «некий бизнесмен», что, будет их добавлять из своего кармана?

– Всё проще, Питер, – объяснил Гоша. – Сумма отката закладывается в сумму проекта ещё на стадии утверждения сметы. Неужели это не понятно?

– Понятно, но удивительно, – кивнул Жемчужников. – У нас в Америке, думаю, тоже случается нечто подобное, но как–то более сложно, что ли…

– Другой тип отката, – продолжил Гоша, – выглядит именно что не столь откровенно. По–вашему это просто взятка. К чиновнику приходят два бизнесмена. Каждый предлагает свой проект возведения нового здания. Где–нибудь в центре Москвы, где земля – золотая. Оба проекта хороши. И государство денег ни копейки вкладывать не должно. Всё – исключительно за счёт предпринимателя делается. Но чиновник должен решить, кому всё–таки отдать предпочтение. И тут уже вопрос решается в пользу того соискателя, кто большую сумму переведёт на номерной швейцарский счёт в пользу чиновника–благодетеля. В этом случае государство вроде бы никаких убытков не несёт. И все довольны…

– А что, по–другому никак нельзя? – улыбнулся Жемчужников, понимая бессмысленность своего вопроса.

– Это в том смысле, что есть ли в природе чиновники кристально честные? Наверное, есть. Но на сей счёт я вам лучше одну байку расскажу. Свою любимую. Про Сергея Юльевича Витте. Он был министром финансов и премьер–министром России в начале прошлого века. Ну, конечно, знаете…

– Одна из моих бабок, говорят, чуть было за него замуж не вышла, – с некоторой даже гордостью пояснил Жемчужников.

– Ну, так вот. Однажды к Сергею Юльевичу пришёл на приём некий, допустим, банкир. В собольей шубе, с орденом на шее. А тогда в приёмных госучреждений сидели не секретарши, а секретари – молодые люди, мечтающие со временем сделать серьёзную карьеру. И вот секретарь препровождает нашего банкира в кабинет премьера. И через какое–то время слышит в кабинете шум и громкие возгласы. А ещё через несколько мгновений наблюдает уж совсем странную сцену. Витте, схватив за грудки банкира, буквально выталкивает того из своего кабинета. Секретарь вскакивает и даже помогает начальнику изгнать не пришедшегося ко двору гостя. «Что случилось, Сергей Юрьевич?» – спрашивает он у Витте с интересом и некоторым испугом. «Он предлагал мне взятку!» – округлив глаза и воздев вверх гневный перст, отвечает Витте. «Так разве в первый раз такое, Сергей Юльевич?» – с ещё большим удивлением спрашивает секретарь. «Он слишком близко подошёл к моей цене!» – отвечает ему Витте. Понимаете, Питер?

– Кажется, да, – очень серьёзно ответил Жемчужников и закрыл блокнот. – Моё время истекло?

Соглашаясь на интервью в офисе «Севернефти», господин Сидоров чётко оговорил параметры встречи: ровно сорок минут. А чужое время Питер ценил не меньше своего.

Гоша глянул на часы:

– А хотите, Питер, ещё как–нибудь полетаем? Я теперь «Гольфстрим» осваиваю. Можем куда–нибудь в теплые места слетать. На Коморские острова, к примеру. Вы – вторым пилотом. Идёт?

– Это было бы очень интересно, – поднимаясь из–за стола, согласился Жемчужников.

– Ну, тогда в ближайшие выходные и полетим. Считайте, договорились. Может, вас всё–таки мой водитель отвезёт?

– Нет, спасибо. Люблю, знаете ли, Георгий Валентинович, метро.

***

Ляля Гагарина открыла глаза и ахнула. Тихо, про себя, чтобы не разбудить мирно спящего рядом мужчину. Неужели проспала?

Она осторожно высвободила руку из–под простыни и взглянула на часы. Часов на руке не оказалось. Ну да, конечно, она их сняла перед тем, как пойти в душ. Значит, часы в ванной.

Как–то она вчера погорячилась. А ведь давала себе слово, что все романы – только по окончании съёмок. И вот на тебе! Рядом спит, по–хозяйски положив ногу на её бедро, генеральный продюсер, он же – руководитель проекта, он же – хозяин федерального канала, он же – офигительный любовник Лев Викторович Кобрин.

Ещё при первой встрече с Кобриным Ляля поняла, что «отношений» не избежать. Она такое чувствовала интуитивно. «Контакт на уровне шкуры», так называла это предчувствие любви её однокурсница, травести Мила Ковальджи. Правда, подобный контакт у Милы возникал практически со всеми представителями мужеского пола старше семнадцати и моложе семидесяти. Зато уж те мужики, что попадали в цепкие Милкины объятья, естественным образом подтверждали теоретические изыскания любвеобильной травести. А избежавшие этой участи безоговорочно отметались в категорию исключений.

Но у Ляли всё было иначе. В отличие от энергичной, похожей на мальчишку, Милы, Ляля пользовалась успехом у мужчин. Сама при том оставаясь достаточно равнодушной. Смешно сказать, но Лев Кобрин оказался едва ли не единственным, кто ей понравился с первого взгляда – в буквальном, а не фигуральном смысле. Если, конечно, не считать того мальчика из старшей группы детского сада с выгоревшим чубчиком и в футболке с портретом храброго утёнка Дональда. Странно, а ведь она забыла, как звали того белобрысого, а вот что на утёнке была малиновая шляпа с зелёным пером, помнит до сих пор…

– Московское время девять часов восемнадцать минут, – словно услышав Лялины мысли, произнёс диктор.

Ляля испуганно вскочила и только тут поняла, что это сказал Лёвка, старательно имитирующий глубокий утренний сон.

– Подожди, – рука «диктора» вцепилась в Лялино запястье и потянула Лялю обратно, под шёлковые чёрные простыни. «Из спецкомплекта», – как цинично пояснил ей Лёвушка накануне.

– Лев, мне пора! Съёмки же, – взмолилась Ляля.

– А мы – репетируем. У тебя же сегодня любовная сцена? – Лёвка открыл глаза и хитренько подмигнул.

Ляля, сдаваясь, потянулась к нему. Но в последний момент всё же выскользнула – как безумный заверещал её мобильник.

Лёвка, разлегшись на кровати по диагонали, с интересом наблюдал за Лялей. Она в красном кружевном лифчике и таких же трусиках расхаживала по тёплой спальне и беседовала с Герцензоном. Свои длинные тёмные волосы она заплела в косу и была в таком виде похожа на преждевременно развившуюся школьницу. Идеальная героиня для мелодрамы «Три птички»!

– Нет, Иван, я не приеду и через месяц, – говорила Ляля, стараясь не смотреть на Лёвку. – Я вообще не приеду… Это значит?..

Она всё–таки посмотрела на любовника. Лёвка скорчил такую смешную рожу, что она едва удержалась, чтобы не рассмеяться.

– Это значит, что я подаю на развод. А ещё лучше, если это сделают твои адвокаты, у них больше опыта… Ах, ты знаешь, где я и с кем? Значит, за мной следили?… Ну что ж, тем лучше…

– Неужели ты не понимаешь, что он тебя просто использует! – надрывался на другом конце трубки Герцензон.

– Использует? – удивилась Ляля, а Лёвка с кровати закивал, как сумасшедший: использую, конечно, использую! Ляля всё–таки рассмеялась.

– Ты нужна ему только потому, что ты – моя, понимаешь, моя жена! – в голосе Герцензона проскользнула истеричная нотка.

– Иван, мне всё равно, – равнодушно ответила она. – Я уже не твоя жена.

Ляля нажала на отбой и села на кровать.

– Иван говорил правду? Я нужна тебе только потому, что я – его жена? – спросила она, исподлобья глядя на Лёвку.

– Конечно, – легко согласился он и притянул её к себе. – И я тебя использую, причём использую немедленно, – бормотал он между поцелуями, стаскивая с неё абсолютно лишние, прямо–таки неуместные кружевные тряпочки.

***

Выйдя из офиса «Севернефти», Питер Жемчужников свернул на Сретенку и, не торопясь, направился в сторону «Сухаревской». Он заметно выделялся из московской толпы. Не только потому, что был высоким и носил мешковатое чёрное пальто. Иноземца в нём выдавала манера небрежно повязывать длинный малиновый шарф поверх воротника.

Питер вовсе не кокетничал, отказавшись от услуг водителя «Севернефти». Он действительно всякому прочему московскому транспорту предпочитал метро. Во всяком случае, в пределах города. И уж точно в часы пик. И поэтому никогда не опаздывал, чем порой очень удивлял своих российских знакомых.

Уже смеркалось. И на улице было много народу. На другой стороне Сретенки словно изнутри светилась недавно отстроенная колокольня Троицкой церкви. Чуть дальше празднично переливались огни новенького торгового центра.

В Москве стали заметно быстрее и лучше строить. В смысле архитектуры. И даже несмотря на откаты. Нет, всё–таки странные эти мои соотечественники, – в который раз подумал Питер. Хотя и сам понимал, что уже давно смирился с абсурдом этой российской жизни.

Питер даже всерьёз подумывал о том, чтобы окончательно перевезти в Москву жену и детей. Жену готовы были взять в Московское представительство «N. Y. City Bank» начальницей – «начальником», поправил себя политкорректный Жемчужников – отдела инвестиций. И это был бы серьёзный карьерный рост.

Дочери могли бы учиться в школе при американском посольстве. Или даже лучше – просто в хорошей московской школе. Большую квартиру с огромными окнами поблизости от столь любимого Тверского бульвара Питер уже присмотрел. Арендная плата, конечно, зашкаливала даже по нью–йоркским меркам, но в головном офисе «Фейса», тем не менее, уже дали финансовое «добро»…

А насчёт слетать на Коморские острова – и впрямь хорошая мысль. Тем более в приятном обществе. К Сидорову и людям, его окружавшим, Питер Жемчужников испытывал особую приязнь. Нормальные ребята, совсем молодые и такие… Как бы это сказать? Солидные? Крутые? Не то и не другое, а что–то как раз посередине.

Уже на подходе к метро, услышав возгласы зазывалы из книжного супермаркета, Жемчужников подумал, что у него ещё осталось время заглянуть туда минут на пятнадцать. Посмотреть, что новенького вышло на темы российского бизнеса.

Словно по мановению волшебной палочки перед ним как раз и возник обладатель громкого голоса, облачённый в костюм полосатого тигра:

– Лучшие книжки! За лучшие цены!

Из руки–лапы тигра Жемчужников автоматически взял протянутый рекламный листок. И, уже толкнув стеклянную дверь в подземный переход, почувствовал лёгкий, но неприятный укол чем–то острым. Куда–то в область почек.

Питер резко обернулся. И встретился с внимательным взглядом сквозь решёточку на тигриной груди. Тигр, понемногу пятясь, приплясывал и поигрывал зажатым в левой руке хвостом.

Жемчужников недовольно покачал головой и стал спускаться вниз. Выйдя из перехода на другой стороне Сретенки, он направился прямо к главному входу торгового центра. Плохо ему стало на ступенях, когда до дверей оставался один шаг. Уже и автоматические стеклянные двери послушно и бесшумно распахнулись перед ним, когда Питер стал заваливаться набок.

– Вызовите скорую! Мужчине плохо! – словно сквозь вату услышал Питер женский голос.

Скорая прибыла буквально через три минуты – благо, всё происходило прямо наискосок от Склифа.

Но, тем не менее, Питер Жемчужников, главный редактор русской версии журнала «Фейс», спустя девять минут, в приёмном покое института им. Склифософского, умер, не приходя в сознание. А уже через полчаса радиостанция «Эхо Москвы» сообщила в эфире об этой трагедии. В Склиф начали прибывать журналисты, представители американского посольства, милиция и мрачные эфэсбэшники.

Чуть позже в одной из сретенских подворотен нашли пустую тигриную «шкуру» с огромной поролоновой головой. Но этому факту никто не придал значения.

***

Коморские острова

Один, совсем один!

То, что Ляля бросила его, бросила жестоко, неожиданно, в тот момент, когда он больше всего нуждался в поддержке, оказалось последней каплей. Иван Адамович Герцензон чувствовал себя уничтоженным, размазанным по стенке. Что Лялин поступок – ещё одно звено мести Сидорова, он не сомневался ни на секунду.

Одинокий, обобранный до нитки бывший нефтяной магнат Герцензон мерил шагами гостиную в своём новом доме на острове Бара и мысленно подсчитывал убытки.

Сначала рухнула хорошо отлаженная, как швейцарские часы, структура СНК. Понятное дело – пляски святого Витта вокруг его компании устроили не из–за недоплаченных налогов. Никто не платит налоги в полном объёме, НИКТО! Все выкручиваются по–разному. Вон, новый икотский губернатор придумал миленькую лазейку: оформлять на работу инвалидов, за которых не надо платить в казну ни копейки. Казалось бы, мелочь? Ан нет – оказывается, в нашей стране инвалидов столько – что не только на Икотку, на всю Сибирь хватит и средней полосе останется.

Нет, «маски–шоу» нагрянули на СНК потому, что заинтересованные лица в правительстве поняли, что получают «откат» не в полном объёме. Точнее, им помогли это понять.

Затем Сидоров натравил Генпрокуратуру, а потом и Интерпол на его швейцарские счета. Что нарушивший честное слово офицера Качалов продал информацию именно Сидорову, Герцензон знал наверняка. Чего далеко–то ходить? На месте Качалова так поступил бы каждый. Каждый говнюк.

Хорошо, что до ареста счетов он успел–таки купить этот остров… Спасибо, опять же, Качалову. Советчик, мать твою!

Герцензон отмахнулся от устрашающих размеров комара, который неведомым образом проник в защищённый от насекомых дом. Ещё лихорадки ему как раз и недоставало!

Итак, нищий миллионер – это, пожалуй, оксюморон о нём самом…

В активе: счета в Кипрском и Боливийском банках, о которых не знает ни одна живая душа. Это, конечно, не исчезнувшие миллиарды, но на старость хватит.

Недвижимость в Испании, Франции и Лондоне. Это тоже не отнимут. По капиталистическим законам не положено.

Московская усадьба записана на прошлую жену, ту, что была ещё до Ляли, пусть ей и достанется.

Так, яхта «Сибирь». Авиа–блин–лайнер. Всякая мелочёвка: коллекция старинных автомобилей; несколько редких русских авангардистов начала двадцатого века; два Рубенса; один Тициан…

Ах, да, чуть не забыл! Остров Бара – новая, пока не опостылевшая собственность. Три на четыре километра островок в Коморском архипелаге. Между Мадагаскаром и Африкой. Приют нового Робинзона.

А в пассиве?

Да, потери были столь весомы, что всякий раз при мысли о них волосы на голове Герцензона вставали дыбом. А где–то внутри образовывалась зияющая пустота. Нефтяная империя, швейцарские счета, реальная власть! И в Россию, на Родину, теперь ни ногой! По крайней мере, в ближайшие годы.

Но главное – Ляля. Ляля – это было непоправимо.

Когда–то, ещё в отрочестве Герцензон был потрясён, вычитав в энциклопедии Брэма про то, как можно убить барсука. Это занятное животное из группы куниц Брэм называл неуклюжим и угрюмым животным. Хотя на рисунке зверёк выглядел вполне симпатичным. Толстая шея, рылообразно заострённая морда, маленькие уши – этакая помесь медвежонка и свинки. Не доведи, впрочем, господь встретиться! Когти на рисунке и не прорисованные, но подразумевающиеся зубы доверия не внушали.

У хитрого осторожного барсука, писал Брэм, такая плотная шкура и густая шерсть, что самые жестокие удары зверю нипочём, он к ним просто нечувствителен. А вот чтобы убить барсука, достаточно просто ударить его по носу… Во всяком случае, так утверждал авторитетный Альфред Брэм.

И сейчас Герцензон понял, что все прежние удары по нему, точнее, по СНК были лишь прицельными. Ощутимыми, но не смертельными – поправимыми.

Ударом по носу оказался разрыв с Лялей, крушение поздней и настоящей любви…

Герцензон застонал от бессильной злобы и что было сил хлопнул себя по щеке – комар всё–таки ухитрился добраться до тела нищего миллионера.

– Будь всё проклято! – злобно выругался Герцензон, рассматривая руку.

На ладони, в пятне крови угадывалось жалкое тельце с тощими лапками, субтильными крылышками и неправдоподобно длинным, кусачим «хоботом». Какая–то неведомая, местного разлива летучая мразь…

Кровь была неприятно, неестественно алой.

Часть вторая
Не всё стриги, что растёт!

Глава первая. Первая жертва

30 марта 2003 года

Зноев потирал руки. Теперь уже точно было установлено: совершено убийство. Подозревались все. И в первую очередь – поимённо – весь списочный состав «Золотой сотни».

И это была удача. Большая удача.

Генерал–майор ФСБ Борис Аркадьевич Зноев не был человеком кровожадным. И вовсе не желал смерти незадачливому американскому журналисту Жемчужникову. Но уж коли так вышло…

Собственно расследованием совершенного преступления занималась Генпрокуратура. ФСБ лишь курировала процесс. Точнее, вела это расследование в параллельном режиме. Естественно, в интересах государства и общества. Теперь врагам общества было что предъявить. А раз уж главными врагами считались олигархи и их приспешники, то тут Зноеву – и карты в руки.

На данный момент генерал–майор Зноев возглавлял в центральном аппарате ФСБ так называемый Отдел безопасности общества, сокращённо ОБО. Сам же Зноев, да и большинство коллег название отдела расшифровывали несколько иначе, а именно – Отдел по борьбе с олигархами. И эта расшифровка на самом деле гораздо более точно соответствовала задачам, стоящим перед ОБО.

В Москву, да сразу на генеральскую должность Зноев был переведён в самом начале ноября прошлого года. Почти сразу после смерти главы ФППП генерал–полковника Морозова, в руках которого прежде были сосредоточены все нити, связующие государство и большой бизнес.

В той уникальной роли, которую прежде исполнял Морозов, заменить его никто не мог. Не было просто такой фигуры. Да и не нужна она была ныне. Политика, а соответственно, стратегия и тактика изменились. Стратегия разрабатывалась теперь наверху, а вот тактикой–то и занимался отдел Зноева.

До перевода в Москву почти всю свою служебную жизнь Борис Аркадьевич Зноев провёл в Большом доме на Литейном. Том самом, откуда вышел и нынешний президент. Только президент в те давние времена работал по разведывательному ведомству, а Зноев с самого начала своей карьеры занимался вопросами экономической безопасности. Плюс ещё и всякими политическими движениями и партиями. Пришлось. Так как с самого начала новейшего, постсоветского времени, политика и бизнес переплелись настолько, что отделить одно от другого было зачастую невозможно. Близнецы–братья.

Лично с президентом Зноев знаком не был. Но какое кому до этого теперь было дело? Главное – вышли из одного гнезда. Как и большинство из нынешних работников центрального аппарата, так или иначе имевших отношение к Большому дому.

Сам Зноев попал в Москву уже с третьей «волной» «питерцев». Когда те, что из «волны» первой и второй, уже заняли большинство ключевых постов в государстве. На самых разных уровнях. Так, бывший непосредственный начальник Зноева по Большому дому теперь возглавлял одно из управлений ФСБ. Он–то и привлёк Бориса Аркадьевича к новой интересной работе. Благодаря ему Зноев получил и этот кабинет с видом на Лубянскую площадь, и первое генеральское звание.

Новенький генеральский мундир, правда, надевать пока пришлось лишь однажды – когда Зноев представлялся директору ФСБ. В следующий раз придётся, даст бог, ежели наградят чем–нибудь за заслуги перед Отечеством.

Хотелось думать, что бывший непосредственный начальник не жалел о сделанном выборе. Ибо Зноев уже мог похвастаться некоторыми успехами.

Разгром империи Герцензона он себе в единоличные заслуги, впрочем, не приписывал. Тут всё случилось как–то само собой, почти волшебным образом. Хотя в волшебство Зноев, конечно, не верил. Что он, Гарри Поттер, что ли?

Герцензона сдал кто–то очень хорошо информированный и в падении его заинтересованный. Зноев не сомневался, что этот «кто–то» был среди Герцензоновских конкурентов по бизнесу. Сей факт с неопровержимостью доказывал, что согласия меж олигархами по большому счёту нет. Пауки, однако. И это было на пользу тому делу, ради которого и работал Зноев. Всё больше входя во вкус.

А вот к делу Ходырева с его УКОСом Борис Аркадьевич хорошенько приложил руку. Красивое и перспективное вытанцовывалось дельце. И смотрите–ка: обошлось безо всяких волшебных палочек, говорящих сов и сопливых магов–тинейджеров.

По договорённости в самых верхах в возглавляемый Зноевым ОБО стекалась вся информация на олигархов. Из прокуратуры, налоговых, таможенных и прочих органов. Задача Зноева и его людей заключалось в том, чтобы проанализировать всю информацию и дать рекомендации. Собственно оперативной работой они занимались по минимуму. Потому как были, что называется, «мозгом» новой социально–экономической политики родного государства. Исполнителей и без них хватало. Только дай команду – толпа набежит, на готовенькое–то.

Работы предстояло – бескрайнее поле. Ведь на очереди были все. Но прежде всего «сырьевые» олигархи. И в первых рядах – хозяева крупнейших нефтяных компаний. Которых можно было по пальцами пересчитать. Магомаев со своим «Маг–ойлом», Бондаренко с УНК. Ну и, конечно, Сидоров. Контролирующий на сегодняшний день около четверти всей отрасли.

Хотя этот, последний, по сравнению со многими выглядел гораздо симпатичнее. И бизнес его был самым открытым и почти кристально чистым. Хотя такого в природе и не бывает. На всякое «почти» можно найти что угодно, если будет команда искать.

Тем более, что Сидоров в последнее время всё больше скатывается к участию в политических играх, хотя делает это и не так явно, как, например, погоревший именно на политике Ходырев. Но в любом случае Сидоров тоже успел хорошенько подставиться. А также все те, кто работает с ним, что называется, в одной связке.

Итак, Сидоров.

Имеет довольно значительное влияние на некоторые фракции в Госдуме. Прежде всего, стопроцентно его человек – депутат Чайкина. Очень активная особа, возглавляющая объединение так называемых «независимых» депутатов. Под сидоровскую дудку пляшет и глава фракции «Патриоты России» Голубков. Надо будет их как–то всех развести.

Не обошел стороной господин Сидоров и регионы. Губернатор Белоярского края Петухов – тоже человек Сидорова. К тому же – законный муж депутата Чайкиной. А край–то не из самых маленьких и уж, конечно, не из бедных, а совсем наоборот.

Соседнюю Икотку возглавляет господин Котов. Судя по многим фактам, он не испытывает особой приязни к Сидорову и его команде. И сей факт всегда можно будет использовать. На благо дела. Да и у самого губернатора Котова рыльце по колено в пушку. Он хорошенько успел наследить и на Икотке, и в московском строительном бизнесе. Кстати, как раз его делами и заинтересовался незадолго до своей смерти главный редактор «Фейса» Жемчужников…

Но кому же конкретно он всё–таки так помешал, этот русский американец?

Экспертиза подтвердила, что Жемчужников умер не от сердечного приступа, а был элементарно отравлен. Путём мгновенной инъекции.

Действие яда со сложно произносимым названием вызывает остановку сердечной деятельности в промежутке от нескольких минут до получаса после введения его в организм. Именно так и произошло в случае Жемчужникова.

Пусть пока этим продолжает заниматься прокуратура, – решил Зноев. Пусть подёргают на допросы каждого из этой «Золотой сотни», поработают без выходных и перерыва на обед. А «золотые ребята» пусть почувствуют, каково это – оправдываться перед дотошным следователем. Ведь заниматься делом Жемчужникова было поручено именно самым дотошным, которые ко всему прочему получили прямое указание допрашивать с особым пристрастием, невзирая на лица. Вот и славненько. Теперь богатенькие буратины и понервничают, и покрутятся ужами. Несмотря на все свои миллионы–миллиарды.

Сам же Зноев пока займётся окружением Сидорова – на сей счёт поступили указания не только от непосредственного начальства, но и из Администрации Президента. Похоже, эти ребята тоже кому–то здорово насолили. Не иначе – слишком засветились вместо того, чтобы сидеть и тетешкать свои миллионы. И чего, спрашивается, людям не живётся?

Зноев в который раз просмотрел папки из правой крайней стопочки.

Сам Георгий Валентинович Сидоров – пока в сторону. Нурмухамет Сафин, председатель совета директоров «Башконефти» – отдыхай пока. Константин Сергеевич Петухов – в сторону. Екатерина Германовна Чайкина. Красивая. Но тоже пока – в сторону. Анна Валентиновна Сидорова. Сестра. Но это сейчас совсем уж не в жилу. Лев Викторович Кобрин. Змеиная фамилия. И взгляд такой же змеиный. На него особо просили обратить внимание в настоящий момент. В его руках два телеканала. В том числе НРТ – канал федеральный. Серьёзный рычаг управления… А Кобрин упорно продолжает играть в «праздник непослушания». Вот им, пожалуй, и займёмся в первую очередь…

Зноев нажал кнопку переговорного устройства:

– Майора Ющенко ко мне!

– Она уже в приёмной, – раздалось в ответ.

– Пусть войдёт, – приказал Зноев.

***

Белоярский край

Из Белоярска выдвинулись после сытного обеда. Поэтому все три часа, что ехали до Нижнеуярского района, Катя благополучно проспала. И проснулась уже в самом Уяре, когда началась грунтовка. Джип на неровной дороге скакал, как своенравный козёл.

– Проснулась? – спросил Костя, украдкой зевая. – Скоро приедем.

Кажется, и губернатор Петухов только–только вырвался из объятий Морфея, хотя и делал вид, что находится на боевом посту. Типа воевода, что дозором обходит владенья свои.

– Это Уяр? – спросила Катя, вглядываясь в типовые пятиэтажки белоярского районного центра.

– Он самый, – подтвердил Петухов.

С переднего сиденья обернулся Земляницын, глава Нижнеуярского района:

– Наши острословы утверждают, что Окуджава свой знаменитый «Ах Арбат, мой Арбат» написал на самом деле про Уяр, – сообщил Земляницын и довольно захохотал.

Катя подставила нужное название и, не выдержав, рассмеялась. Она уже, похоже, начинала привыкать к грубоватым сибирским шуткам. К тому же, напросившись на охоту, сугубо мужское занятие, прекрасно отдавала себе отчёт, что определённого толка юмора не избежать.

– Через полчаса будем на месте, – пообещал Земляницын.

Однако ехали ещё почти час.

Охотничий домик оказался двухэтажным кирпичным зданием, похожим на сельпо советского периода. Этакая коробка, в которую вбухана куча денег и ни грамма фантазии. Правда, внутри было уютно и тепло. Трофейные головы сибирской фауны, сделанные искусным таксидермистом, украшали выбеленные стены. Глаза животных смотрели с укоризной: мол, убили, так убили, хрен с вами, охотнички, но на посмешище–то зачем выставлять?

Катя не удержалась и дотронулась пальцем до морды кабана над камином в гостиной. Шерсть была жёсткой и очень холодной, хотя натоплено было – будь–будь.

– Этого зверя я в девяносто девятом взял, – похвастался Земляницын и заторопился. – Ну, гости дорогие, прошу к столу, а то водка остынет.

Это Земляницын, конечно, погорячился. Водку уже разливали по маленьким гранёным стаканчикам. Вся охотничья рать в составе губернатора Петухова и глав районов края – Батюшина, Семечкина и хозяина Земляницына – уже плотно втиснулась в мягкие кресла возле круглого невысокого стола. Стол был заставлен снедью. Причём странно сочетались купленные в магазине деликатесы в баночках с заготовками домашними, аппетитными до невозможности.

Да, идеи «Гринписа» здесь не пройдут, – подумала Катя и, бросив кабанью морду, уселась за стол.

Земляницын и Батюшин были неуловимо похожи. Настоящие сибиряки – статные, широкоплечие. Обоим чуть за сорок. Только растительность на голове – как два полюса. Земляницын – густоволосый, соль с перцем. Очкастый Батюшин – лысый, как шар.

– Был с делегацией в Японии, решил вот под дождиком прогуляться, – объяснил он Кате, протирая платком вспотевшую после второй, нет, после третьей дозы, лысину.

Семечкин, глава Преображенского района, был помоложе и какой–то беспокойный, вертлявый. Руки его ни на минуту не оставались без дела – он то почёсывался, то хватался за вилку, то просто отщипывал хлеб и скатывал его в шарики.