Текст книги "Охота на олигархови (СИ)"

Автор книги: Павел Генералов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 16 страниц)

Глава пятая. Суета вокруг канала

24 июня 2003 года

Скандал вокруг НРТ раскручивался по полной. Эффект казалось бы простенькой акции, разработанной и осуществлённой майором Ющенко, превзошёл всяческие ожидания.

На следующий день после показа сюжета о Рушской косе в вечерних новостях НРТ посол России был вызван в Украинский МИД. Где ему и была подана формальная нота протеста.

Президенты двух стран срочно переговорили по телефону, искренне заверяя друг друга в самых дружеских чувствах.

Украинская оппозиция воспользовалась очередным поводом для нагнетания страстей в Верховной Раде. Во Львове и Черновцах прошли митинги под антироссийскими лозунгами.

Многие российские СМИ прямо призывали привлечь руководство и собственников НРТ к уголовной ответственности за разжигание межнациональной розни.

Уж очень вовремя всё срослось. Отсутствие других будоражащих новостей в связи с началом отпускного сезона. Политический интерес к ситуации в российско–украинских отношениях незадолго до визита в Киев Президента России. Да и тон репортажа был запредельно антиукраинским. Хотя сама проблема, по сути, и яйца выеденного не стоила.

Рушская коса в Керченском проливе была полуискусственным насыпным образованием. Ещё в советские времена её сооружали для каких–то теперь уже неведомых целей – вроде как для защиты паромной переправы через Керченский пролив. Которая, в смысле, переправа уже много лет не функционировала. Зато граница между двумя новыми странами прошла как раз по самой косе. На межгосударственном уровне её просто формально прочертили на карте. И забыли о самом вопросе.

Но местные жители продолжали считать эту территорию спорной. По крайней мере, именно так дело и было представлено в репортаже, прошедшем по НРТ. Якобы украинские националисты захватили якобы спорную территорию и водрузили на ней украинский жовто–блокитный стяг. А наши доблестные казаки в ответ изгнали захватчиков, подняли флаг российский, а над украинским государственным флагом надругались.

Эти–то кадры и были потом продемонстрированы по всем мировым телеканалам. Как мужики в казацкой униформе и с российским флагом в руках с улюлюканьем изгоняют украинских захватчиков, а потом долго и с удовольствием пляшут и втаптывают в землю символ украинской государственности!

В общем, керченские мужики, нанятые Стрингером на местном рынке на деньги, выделенные майором Ющенко, хорошо поработали. С душой.

Оставалось лишь запустить материал на НРТ. Со Стрингера взятки были гладки – он свой забойный материал передал.

Помешать выходу скандального сюжета мог только сам хозяин канала Кобрин. А вот чтобы главный редактор канала Куцик его не успел в этом убедить, и пришлось ввести в оборот план «Б» с похищением Ляли.

Майор Ющенко идеально просчитала ситуацию, исходя из психологических характеристик Льва Викторовича. Личное он всегда ставил выше служебного. Так произошло и на сей раз. Ляля оказалась спасена, зато над каналом нависла серьёзная опасность. Даже поклонники и сторонники НРТ в правительстве и Администрации президента вынуждены были пойти на попятную и дистанцироваться от канала. Что и требовалось.

Весь скандал, дабы не сошёл случайно на нет, хорошенько подогревался. Нужные люди в нужном месте давали нужные комментарии, а государственная карательная машина продолжала набирать обороты.

Теперь, спустя почти две недели с начала скандала, можно было начинать следующий этап операции.

Генерал Зноев, захлопнув папку лучного дела гражданина Кобрина Льва Викторовича, по «вертушке» набрал номер заместителя Генерального прокурора:

– Илья Сергеевич? Зноев. Да–да. Как там у нас с НРТ? Уголовное дело возбудили?! Ну и замечательно… Договорились. До встречи.

Зноев положил трубку, поднялся из–за стола, и подошёл к окну. Глядя на простор Лубянской площади, на снующие вокруг клумбы машины, он закурил. Дым отечества – а Зноев из патриотических соображений курил сигареты только российского производства – был хоть не сладок, но приятен.

Выкурив сигарету, Зноев вернулся за стол и связался с замом председателя правления Газнефтепрома, начальником «Газнефтепром–медиа» господином Мининым:

– Пётр Васильевич? Зноев. Да–да. Почва для ваших переговоров с господином Кобриным готова… Да–да. И очень хорошо унавожена. Генпрокуратура подключится в любой момент. По нашей команде. Так что приступайте. У него не будет выхода. Всех благ…

***

Женева

Чёртова кукла всё возилась на кухне. Неужели, с её–то деньгами, она сама готовит? Или – Качалов даже развеселился от этой мысли – моет плиту? Отскребает жирные потёки, не жалея холёных пальчиков…

Наконец глупая утка выползла из своего домики и, виляя бёдрами, уселась в машину. Скатертью дорога, попутного ветра во все паруса, госпожа Червинская! Не опоздайте на очередной шабаш. А вам пока Санта Клаус принесёт рождественский подарок. Немного не вовремя, конечно, но лучше поздно, чем, соответственно, никогда.

Качалов выждал ещё с полчаса. Затем натянул тёмно–зелёный спортивный костюм и маску с нарисованными глазами в очках и усами, скрывающими форму верхней губы. В этой маске он был похож на гомика. Но что поделать, ради Инессы Качалов готов был пожертвовать даже репутацией. Маскировка была скорее всего лишней – систему камер слежения в Инессином особнячке Качалов знал наизусть. Ведь эта система была точной копией той, что Вячеслав Борисович устроил в собственном доме. Он так и сказал простодушному толстячку–хомячку, владельцу фирмы «Сикрет»:

– Сделайте мне точно так же, как у моей соседки, соотечественницы. Мадам Червинская мне показала, как вы ей всё сделали, мне очень понравилось.

– О, мадам Шервински! Хорошие клиенты делают нам хорошую рекламу! – хомячок уже, поди, подсчитывал, какой доход он будет иметь с русских, которых в Швейцарии становилось всё больше и больше.

И – всё тайное стало явным. Система оказалась достаточно примитивной – во всяком случае, на профессиональный взгляд Качалова.

Но всё же камуфляж был необходим. Единственным местом, где он мог «засветиться», являлся подвал. Хрен его знает, какие камеры слежения там могли установить Инессины предшественники. Во всяком случае, сама сука Червинская подвал не начиняла электроникой. Об этом также поведал толстячок из «Сикрета», тряся толстенькими румяными щёчками.

Что ж, фирма «Сикрет» умела хранить секреты. Надёжно, как и знаменитые швейцарские банки…

Зелёный человек, натянув зелёные же нитяные перчатки, прихватил с собой пакетик, перетянутый шпагатом. Такой шпагат – негнущийся и режущий пальцы – выпускали только на его родине. Ностальгический шпагат – маленькая достоверная деталь, которая делает убедительной любой замысел…

Качалов поковырялся в дверном замке простенькой отмычкой. Дверь поддалась, как хорошо подпившая шлюшка – охотно и беззвучно. В доме Инессы было тихо и пахло яблоками с корицей. Вжимаясь в стену, Качалов миновал контролируемое пространство и, пригнувшись, пересёк кухню. Открыв дверцу, которая вела в подвал, он включил фонарик.

Цепким взглядом профессионала Качалов осмотрел широкие каменные ступени и, особенно внимательно, стены на стыке с низким потолком. И – расслабился. Подвал оказался свободной, не «простреливаемой» территорией. Прикрыв дверь на кухню, Качалов включил свет.

Осмотрев полки с сырами и коробками с мюслями, Качалов усмехнулся. Инесса–то – смотрите–ка, следит за собой. Ну–ну. Далее шли полки, содержимое которых могло бы украсить любой бакалейный отдел. За ними – почти вплотную к дальней стене – стеллажи с винами. Бутылки лежали плотно, одна к одной. Не совсем правильно, но ему это только на руку. Хозяйка явно пользуется винами справа налево – бутылки слева были покрыты слоем пыли.

Аккуратно, чтобы не нарушить пылевой маскировки, Качалов вытащил с десяток бутылок и составил их на полу в том же порядке. За полками, как он и предполагал, оставалось достаточно места для подарка от мистера Санты Клауса. Пристроив пакет за стеллажами и укрепив его с помощью скотча, Качалов нагнулся за первой бутылкой и замер. Кажется, кроме него в подвале был ещё кто–то. Лёгкое шуршание выдавало присутствие чужака.

Качалов тренированной рукой выхватил из кармана штанов пистолет с глушителем и резко обернулся. Фу-у, ч-чёрт! С пола, из–под сырной полки на него смотрели крошечные чёрные глазки. Ёжик! Так и кондратий хватит, – усмехнулся Качалов, пряча пушку. Бутылки с практически не потревоженной пылью одна за другой отправились на исходную позицию, полностью скрыв место схорона пакета.

Ежей здесь было огромное количество. В домах специально для этих мирных зверьков, опасных только для мышей, имелись специальные дыры–отверстия. Чтобы ёжики могли спокойно шастать туда–сюда, как домашние животные. Если не случится, конечно, ядерная война. Так как в этом случае естественная вентиляция подвала через отверстия перекрывалась и начинала работать автономная система воздухоочистки.

По швейцарским законам каждый дом должен быть оборудован собственным бомбоубежищем. У большинства жителей бомбоубежище естественным образом использовалось в мирное время в качестве прохладной кладовки. Ёжики же прекрасно охраняли продукты от нашествия разного рода грызунов.

Перед выходом Качалов выключил свет в подвале.

Через несколько минут он уже наслаждался горячим сладким какао. Зелёный костюм он запаковал в мусорный пакет. Сегодня вечером мусорщики увезут уже ненужный камуфляж на мусорный завод, где трудолюбивые швейцарцы переработают его во что–нибудь полезное и совершенно благопристойное.

***

Чего–чего, а есть Лёвке совсем не хотелось. Аппетиту не было. Но его утренний телефонный собеседник был так мило настойчив, что Лёвке не оставалось ничего иного, как согласиться на встречу в ресторане.

К «Националю» он подъехал с некоторым, всего–то на пять минут, опозданием. Из принципа. В конце концов, он на эту встречу вовсе не напрашивался, у него сейчас и других дел выше головы.

Политический прокол с репортажем об инциденте на Рушской косе обрастал всё новыми неприятностями. Подстава была смешная, но действенная. Надо ведь, даже «похищение» Ляли организовали. Чтобы ему некогда было думать о последствиях.

Сначала Лёвка рвал и метал. И только Гоша, как это часто бывало, смог его в некотором смысле успокоить. Если нынешнее Лёвкино состояние можно было назвать спокойствием.

Гоша был, похоже, абсолютно прав. Не сработала бы эта подстава, задействовали бы другую. Или третью. Главной целью было настроить всех и вся против НРТ и лично Льва Викторовича Кобрина. Чтобы сделать его, наконец, шелковым. Белым, пушистым, послушным паинькой. Каковыми были уже все остальные федеральные каналы, полностью плясавшие под дудку Администрации. Возможно, сегодняшняя встреча – как раз и есть последнее китайское предупреждение.

Глава «Газнефтепром–медиа» Пётр Васильевич Минин ждал его в небольшом кабинете, в центре которого помещался всего лишь один, зато громадный стол. Обедать за ним могло бы сразу с дюжину человек. Однако за столом был лишь один господин Минин.

Сухо поздоровавшись, Лёвка занял место ровно напротив своего собеседника. На немой вопрос официанта, Лёвка бросил:

– Мне – двойной эспрессо. И стакан воды. Без газа.

– Здесь отличная кухня, – поднял брови Минин, – да и время обеденное, Лев Викторович?

– Это – без меня! – отрезал Лёвка. – Давайте обсудим интересующие вас вопросы и – обедайте себе на здоровье.

– Тогда я сделаю заказ попозже, – Минин кивнул официанту и отхлебнул из своего стакана. Похоже, он тоже предпочитал минеральную без газа.

Пётр Васильевич с его аккуратной бородкой–клинышком был похож не на бизнесмена или чиновника, а на профессора или даже дореволюционного приват–доцента. Неторопливые движения, хорошие манеры, доброжелательный взгляд сквозь стекла очков.

Однако было известно, что медиа–империей, принадлежащей Газнефтепрому, он управляет строго и рачительно, без жалости подгребая к рукам всё большие активы российских СМИ. Благо, деньги крупнейшей корпорации это легко позволяли.

За последний год многие федеральные газеты и политические еженедельники, ещё недавно так кичившиеся своей независимостью, разными путями оказались во владении Газнефтепрома. А это для журналистов означало только одно – полную утрату реальной независимости. Ибо ни для кого не было секретом, что Газнефтепром и, соответственно, все принадлежащие ему СМИ целиком и полностью контролируются Администрацией Президента.

Официант принёс Лёвке воду и кофе и тут же удалился, прикрыв за собой дверь.

– Жаль, что отказались обедать, – улыбнулся Минин, – ну да ладно. И вправду, в другой раз. А сейчас, коли не получается у нас приятный обеденный разговор, то я сразу выложу свои карты на стол и не буду вас томить.

– Да уж не томите, – буркнул Лёвка, которого велеречивая манера Минина заметно раздражала.

– Я уполномочен вам заявить, уважаемый Лев Викторович, что на совете директоров Газнефтепрома принято решение о покупке канала НРТ. Как вы отнесётесь к такому решению?

– Да никак не отнесусь. Вы решили, вы и расхлёбывайте. А я ничего продавать не собираюсь, – Лёвка глотнул кофе и чуть не обжёгся.

– Осторожнее, Лев Викторович. На самом деле это решение принято ещё выше. И вряд ли вам удастся с ним поспорить. Подождите, подождите, не перебивайте. Я здесь исключительно для того, чтобы предложить вам мирное и безболезненное… почти безболезненное решение кризисной ситуации, в которую попала ваша компания…

– Кто вам сказал, что оно кризисное?! – вскинулся Лёвка. – У нас всё в порядке. Одних телесериалов пять штук в производстве…

– Ах, Лев Викторович, – Минин поправил очки, – вы же понимаете, что речь идёт не о сериалах и даже не о финансовом состоянии НРТ. Насколько мне известно, в этом плане всё в порядке. И вы, и ваши сотрудники – высокого уровня профессионалы. Кстати, я обещаю, что никаких серьёзных перестановок в руководстве и уж тем более увольнений журналистов не будет.

Лёвка скривил губы:

– А мне вы предложите какой пост?

– Вам? – словно бы удивился Минин. – Никакой. И вы сами это прекрасно понимаете. Или вы хотели бы повторить гражданский подвиг фабриканта Кукаренина, у которого в революцию отобрали фабрику, а он остался её директором? Так ведь это ничем хорошим не кончилось. Сами знаете. Кукаренина потом всё равно расстреляли. Естественно, за вредительство… Так что давайте называть вещи своими именами. Вас несколько раз предупреждали из Администрации. Прежде всего по поводу вашей «Вспышки», которая всем уже поперёк горла стоит. Ну почему, почему вы приглашали туда исключительно предателей Родины? Это раньше они были при власти, а теперь они – пшик, – Минин сдунул пресловутых предателей с кончиков пальцев.

– Другие, те, что сейчас при власти, не идут, трусят, – отрезал Лёвка.

– И правильно делают, – охотно согласился Минин. – Теперь у государства иная политика. Мы должны быть все вместе. Объединиться, так сказать, вокруг… Ну, сами понимаете… А тут вы ещё российско–украинский конфликт накануне визита Президента чуть не устроили…

– Ладно, давайте без лирики и пафоса, Пётр Васильевич! Я не собираюсь продавать канал. Так и передайте своим хозяевам. Я не считаю НРТ самым последним бастионом свободы слова в России, однако мы всё–таки ещё стоим! И я уверен, что общественное мнение будет на нашей стороне. Так что ещё не вечер! – Лёвка положил руки на подлокотники кресла, тем самым давая своему визави понять, что разговор окончен.

Минин, похоже, так не считал. Он усмехнулся самым краем губ, но лицо его уже приняло строгое и даже беспрекословное выражение. Наверное, с таким лицом судья объявляют подсудимому о смертной казни. Через повешение.

– В таком случае, я должен объявить вам, Лев Викторович, условия ультиматума. Если в течение ближайших двух недель мы не договоримся или вы предпримете какие–либо неадекватные действия, то в бой вступит тяжелая артиллерия. А именно… – Минин пригладил бородку. – На НРТ начнут работать налоговики. По полной программе. Но и не только. Сообщу вам по секрету, что Генпрокуратура уже возбудила против вас уголовное дело. На предмет разжигания межнациональной розни. И делу этому будет дан ход… И тогда вы можете вообще всё просто потерять. За так. Без выходного пособия.

– Да пошёл ты! – Лёвка вскочил, смахнув рукавом пиджака так и недопитый кофе. Чашка опрокинулась, и коричневое пятно стало распространяться по белоснежной скатерти – прямо как в рекламе чудодейственных стиральных порошков. Только проникновенного закадрового голоса не хватало.

Напоследок Лёвка ещё и хлопнул дверью.

– Варвар! Ну точно – варвар! – пробормотал Минин, сняв очки и протирая стёкла краешком салфетки.

***

– Ну всё, зайка, спать! – Гоша старался быть строгим, но у него это не слишком удачно получалось.

– Укрой меня получше, – потребовала Зера, не выпуская руки папы из своей ручки. Он не так часто укладывал её спать, и из этой ситуации Зера старалась извлечь максимальное удовольствие.

Гоша подоткнул одеяло:

– Так хорошо? И Барби твою тоже укрыл, – Гоша краем одеяла прикрыл куклу, наряженную в бальное открытое платье.

– Это не Барби, это – Соня, – категорически возразила Зера. – Ты что, не видишь, она – рыжая!

– Н-да, теперь вижу, – Гоша с сомнением посмотрел на «Соню». Куклины светлые кудрявые волосы показались ему грязноватыми. – Спокойной ночи, девочки!

Он погасил ночник и тихонько прикрыл за собой дверь Зериной спальни.

– Ну что, заснула? – спросила его Нюша. Она уже накрыла стол в гостиной для вечернего чая и ждала брата.

– Надеюсь, – Гоша положил себе крыжовенного варенье в блюдце. – Кстати, а ты в курсе, что теперь одна из Барби стала Соней?

– В курсе, – рассмеялась Нюша. – Зера сегодня весь вечер пыталась её перекрасить фломастером из блондинки в рыженькую. Я не стала мешать. Кстати… – Нюша осторожно взглянула на брата, – вы с Соней не собираетесь пожениться?

Гоша чуть не поперхнулся чаем. В общем–то, сестра задала совершенно справедливый вопрос. Его отношения с Соней уже давно стали не просто дружбой, и уж тем более не были кратковременной любовной интрижкой. Он, страшно вымолвить, полюбил Соню. Да и Зера привязалась к весёлой, жизнерадостной Софье Перовской не на шутку. Соня стала членом их семьи, однако Гоша не спешил оформить их отношения. Только вот как это объяснить Нюше?

– Понимаешь, – он подул на чай, хотя тот уже достаточно остыл, – я боюсь.

– Боишься? – обалдела Нюша.

– Да, боюсь, – упрямо повторил Гоша. – Быть моей женой – опасно. Я не знаю, как ещё это тебе объяснить.

– Я понимаю, – сказала Нюша. Она слишком хорошо помнила тот страшный день, когда погибла Зера, Гошкина жена…

– Особенно сейчас, – продолжал Гоша, – когда начался сезон охоты… Ты слышишь звук охотничьих рожков?

– Ты имеешь в виду ситуацию с Лёвкой? – поняла Нюша. – Но ведь это – случайность… Небрежность?… – она сама не вполне верила тому, что говорит.

– Это – хорошо продуманная провокация, если хочешь знать моё мнение, – уверенно заявил Гоша. – И, повторяю, это только начало. Думаю, следующим буду я… Только я предупреждён, а, значит, не стану такой уж лёгкой добычей! – Гоша подмигнул сестре и невесело рассмеялся. – Кстати, а когда репетиции твоего «Парфюмера» начинаются?

– Через восемь месяцев – самое раннее, а что? – насторожилась Нюша. Мирзояну предложили ставить Вагнера сразу и в Каире, и в Софийской опере, поэтому он отложил «Парфюмера» и мотался из Африку в Европу и обратно.

– А то, что я хочу снова отправить тебя с Зерой в Майями. А если Лёвкин канал прикажет долго жить, то к вам, вполне возможно, присоединится и Соня.

Гоша сдвинул брови, как бы предупреждая, что возражения – неуместны. Но Нюша и не думала спорить. Она знала, что Гоша никогда не стал бы пороть горячку из–за ерунды. Неужели всё настолько серьёзно?

Звук охотничьих рожков становился всё отчётливее – по телевизору начинался фильм «Особенности национальной охоты»…

Глава шестая. Жертвоприношение доктора Кобрина

1 июля 2003 года

Всё было как в романтической революционной юности. Почти.

Тогда они стояли возле Белого дома и защищали демократию. И теперь, спустя двенадцать лет, снова её защищали. А заодно – и свободу слова. Именно под этим лозунгом проходил сегодняшний митинг на Пушкинской площади.

Только теперь Лёвка был не в толпе, а на эстраде, то есть – в эпицентре событий. И сегодня его приветствовали почти так же громко, как некогда Ельцина на белодомовском балконе.

Сквер возле «Макдональдса» «арендовали» у мэрии, заранее подав заявку. Сначала хотели собрать людей у подножия Александра Сергеевича, но поняли, что тогда придётся перегораживать Тверскую. Московские власти на это не пошли. Пришлось соглашаться на то, что дали. Демократия, однако.

Митингующие держали в руках воздушные шарики с логотипом НРТ и лозунги самого разного содержания:

«РУКИ ПРОЧЬ ОТ НРТ!»,

«НАС НЕ ЗАДУШИШЬ, НЕ УБЬЁШЬ!»,

«НАРОДНОЕ РОССИЙСКОЕ ТЕЛЕВИДЕНИЕ – В ОПАСНОСТИ!»,

«ДЕМОКРАТЫ – НЕ ДЕРЬМОКРАТЫ!»,

«ТРИ ПТИЧКИ ОКРЫЛИЛИ РОССИЮ!» и даже

«ПРЕЗИДЕНТА И ЕГО КЛИКУ – К ОТВЕТУ!».

Последнее, это уж слишком, подумал Лёвка. Похоже на очередную, блин, провокацию. Ну да ладно, пробьёмся.

Оглядывая приплясывающую и скандирующую всё те же лозунги толпу, Лёвка прикинул, что заявленных пятнадцати тысяч всё же не набирается. Но тысяч десять точно уже было. И народ продолжал прибывать.

Лёвке, выступавшему первым, ничего особо объяснять собравшимся не пришлось. Не зря же вчера целый день НРТ транслировало только новости, связанные с ситуацией на канале и призывало устами ведущих, журналистов и друзей канала прийти на митинг. В промежутках прокрутили – в режиме нон–стоп – все известные версии пресловутого «Лебединого озера». Чтобы вспомнили! В ход пошёл и спектакль с великой Улановой, и с не менее великой Плисецкой. Лёвка даже отыскал авангардную версию балета в исполнении малоизвестной французской труппы. А постановку Григоровича прокрутили несколько раз – с различными исполнителями.

На основной мессидж по поводу защиты свободы слова откликнулась интеллигенция, творческие работники и профессиональные демократы. Эти, в основном, кучковались на эстраде или около неё.

Собственно народ был представлен весёлой молодёжью и огромным числом женщин бальзаковского и пост–пост–, то есть очень сильно постбальзаковского возраста. Лишь стороннему наблюдателю это могло показаться странным. Но Лёвка–то знал, что к чему.

Сотрудники канала – от ассистентов до телеведущих были по преимуществу людьми молодыми. Каждый из них позвал своих друзей–знакомых, те – своих. Плюс – раздача бесплатного пива. Так и набралось молодёжи.

Тётки были куда как более замотивированы и «политизированы», они–то как раз и размахивали плакатом с лозунгом, мало понятным для непосвящённых:

«ТРИ ПТИЧКИ ОКРЫЛИЛИ РОССИЮ!».

«Три птички» – это было название того самого сериала, в котором снялась Ляля Гагарина. Кого там Ляля окрылила, Лёвка не знал, но факт был налицо.

Вчера объявили, что показ сериала прекращается на четвёртой серии вплоть до разрешения ситуации вокруг НРТ, и вот поклонницы мелодраматического жанра – тут как тут. Участвуют в митинге под собственными, самодельными плакатами.

Толпа между тем заводилась. Ею умело руководила Софья Перовская. Она приглашала к микрофону известных всей стране людей. Те говорили проникновенные слова. Им аплодировали. Софья бросала в толпу слоганы и кричалки, которые тут же подхватывали тысячи молодых и не слишком молодых, но от того не менее громогласных голосов.

Несмотря на похоронное настроение некоторых речей, на Пушкинской площади царила атмосфера праздника. Да и как оно могло быть иначе! Ведь вскоре выступающих сменили музыканты, приехавшие по зову НРТ. И, между прочим, на самом деле совершенно бесплатно. Чему Лёвка в глубине души не мог не порадоваться. И вовсе не по своей природной жадности. А от переполнявшей гордости за собственное детище, которое получило такую поддержку! В этот день Лёвка безо всяких «но» любил свой народ.

Народ всё прибывал. Похоже, лимит в пятнадцать тысяч был, наконец, изрядно превышен. Толпа выплеснулась на Тверской бульвар и всё–таки перекрыла движение. Милиция не вмешивалась.

Особо отчаянные головы вопили что–то о походе на Кремль, по пути предлагая стереть с лица Москвы хоть что–нибудь из творений Церетели. Горячие головы пришлось остужать новым вбросом холодного пива.

Эта была победа! Ну, почти победа.

***

Белоярск – Москва

Катя вылетела утренним рейсом самолётом компании «Белоярские линии».

Обычно для полётов в Москву она пользовалась самолётом «Севернефти», но в складывающейся ситуации предпочла дистанцироваться от компании. Судя по тому, какой ураган вызвал на себя неосторожный Лёвушка, и «Севернефть» в ближайшем будущем могла оказаться в опале у Кремля, накрытая взрывной волной. А у Екатерины Чайкиной на носу очередные выборы в Госдуму. Не хотелось бы, чтобы отрикошетило и в её сторону.

И всё–таки Катя летела в Москву, надеясь хоть чем–то помочь Лёвке.

– Чай, кофе, коньяк? – предложила миловидная стюардесса, но Катя отказалась. Она рассчитывала поспать во время семичасового перелёта.

За последний месяц она объездила все районы Белоярского края, входившие в намеченный для выборов одномандатный округ. Она не просто встречалась с людьми и раздавала продуктовые наборы от Фонда «Чайка», созданного специально под грядущие выборы. Основная стратегия кампании Екатерины Чайкиной могла быть выражена слегка переделанным слоганом из знаменитой оперной арии: «Что наша жизнь? Борьба!».

И за время поездок она многократно убеждалась, что эта стратегия в суровом сибирском краю – единственно верная. Первой жертвой ранней кампании – официально выборные баталии начинались лишь в сентябре – пал зарвавшийся глава Преображенского района Виктор Семечкин.

Выбившись в начальство из самого что ни на есть народа, Витёк оказался настоящим хищником. От запаха денег, притом денег государственных, а, значит – ничьих, рассудок бывшего шофёра не иначе как помутился.

Если бы он брал как все, в меру, никто бы на него и не покусился. Преображенский район был из «середнячков». Ничего, кроме леса. И этот самый лес при Семечкине рубили так, что стон стоял по всему краю.

Семечкина сгубили алчность и глупость. К тому же слухи о его бесчинствах подтверждались слишком наглядно: безвкусный замок на берегу местного озера; двухэтажная квартира в Белоярске; джип с оптическим прицелом на лобовом стекле – для охоты; смена жены с двумя мелкими Семечкиными на мисс «Белоярский край» с роскошным бюстом…

В общем, чаша народного терпения была переполнена, И Кате оставалось лишь наказать зло. Что она и сделала, когда публично по Белоярскому телевидению «высекла» Семечкина.

Первое жертвоприношение создало Екатерине Чайкиной имидж бескомпромиссного борца за народное счастье и справедливость. Ну, и за мир во всём подлунном мире.

Кате казалось, что она начала понимать сибиряков – простодушных, открытых и жестоких, как дети.

Однажды она чаёвничала с истеблишментом отдалённого Ланского района. Здешний глава района, испугавшись предстоящего приезда депутата Чайкиной, сам подал в преждевременную отставку, поэтому можно было и расслабиться. Директор местного клуба Клубникин, расслабившись после коньячка, поведал Кате немного об истории района.

Оказывается, в сталинские грозные времена именно в Ланском районе была сосредоточена основная часть лагерей. Несчастных политзеков везли сюда нескончаемыми железнодорожными составами.

– У нас же леса такие, что зимой без проводника не выбраться, – рассказывал Клубникин, пододвигая поближе к высокой гостье аппетитные куски рыбы. – И ведь знаете, Екатерина Германовна, хотя станция от лагерей была всего в шестидесяти километрах, именно из Ланских лагерей не было зафиксировано ни одного удавшегося побега! – голос Клубникина звенел от гордости.

– Что, дорогу не могли найти и летом? – удивилась Катя. Ей казалось, что уж политические–то ссыльные вполне могли найти лазейку из этого медвежьего угла.

– Может и могли, но у нас ведь местный народ какой? – спросил Клубники и сам же ответил. – Все – охотники! Если случался побег – наши следопыты обязательно выслеживали. А что? За каждого пойманного заключённого неплохо платили. Представляете? Ни один не ушёл!

И такая непосредственная гордость была в словах Клубникина, что Катя не смогла ничего ответить. Да и что отвечать? Милые, гостеприимные люди – «ни один не ушёл»…

Женский голос объявил посадку. По Москве было ровно столько же времени, во сколько Катя вылетала из Белоярска. Она потому и любила эти перелёты «обратно», что они как бы продлевали день на целых семь часов…

***

Женева

Сосед оказался сущим затворником.

В течение первой недели Инессе не удалось увидеть его даже мельком. Его присутствие в доме выдавали лишь самые мелкие факторы. Приоткрытая фрамуга в окне второго этажа. Едва слышно звучащая музыка или телевизор за плотно прикрытыми жалюзи. А по ночам раскрывался прозрачный фонарь на крыше, откуда выдвигалось жерло довольно мощного телескопа.

Сосед наблюдал за звёздами, изредка попыхивая сигаретой. Красный сигаретный огонёк на мгновение выхватывал в темноте абрис лица. Но черты лица рассмотреть никак не удавалось. В светлое же время, когда сосед иногда разглядывал в свой телескоп не звёзды, а окрестности, самого его видно вообще не было. Человек–невидимка, да и только.

Изредка вечерами до Инессы доносился звук заводящегося мотора соседской машины. У невидимки был классический тёмно–серый «мерседес-С-200». Ездить в Женеве на таком – всё равно, что в Москве на «форде–фокусе». Этакая, опять же классическая середина «среднего класса». Может, он просто отставной русский шпион, продавший страшные секреты китайцам и поселившийся здесь на покое? Даже такие дурацкие мысли приходили Инессе в голову.

Выезжал таинственный сосед из дома только поздно вечером, уже в темноте. Иногда отсутствовал день–два. Возвращался тоже или поздно или слишком рано, в предрассветных сумерках. В горной стране Швейцарии даже в разгар лета ночь была настолько темна, что легко скрывала тех, кто желал скрыться.

Но ведь она тоже не лыком шита. Уже через неделю бесплодных наблюдений Инесса была заинтригована настолько, что готова была почти на всё, только чтобы увидеть этого таинственного мужичка.

Купив цифровой фотоаппарат с хорошей оптикой, Инесса в один из вечеров заняла выгодную позицию у слухового окна, выходившего в сторону «обсерватории».

Раскрылся купол и выползла труба телескопа. Ждала Инесса не слишком долго. Человек закурил!

Что за чудная вещь цифровая фотокамера! Снимай, сколько хочешь. Да к тому же совершенно бесшумно. В итоге Инесса отщёлкала «три сигареты» в течение примерно полутора часов.