Текст книги "Охота на олигархови (СИ)"

Автор книги: Павел Генералов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 16 страниц)

Глава шестая. Лысый Нур

23 августа 2004 года

Повторный аукцион по продаже Немало – Корякской нефтяной компании должен был пройти сегодня. В том же месте, в тот же час. Но правила игры были уже совсем другие.

Подъезжая к зданию РФФИ на Ленинском проспекте, Пётр Васильевич Минин вспоминал, какой чудовищный разнос устроил вице–премьер Демьянов всему газнефтепромовскому начальству сразу после проигрыша в аукционе первом. Отыгрались, в конечном счёте, на Минине, будто это он виноват, что проморгали этого «Феникса»!

Что он–то, Минин, мог сделать, когда накануне того «облома» получил прямое и беспрекословное указание главы Газнефтепрома: не поднимать цену ни на один рубль. Ну, не было тогда у Газнефтепрома больше свободных денег! Зато теперь пришлось искать почти в два раза больше. И ведь нашли! Где ж вы, ребята, раньше были?! Правда, пришлось срочно заморозить несколько серьёзных проектов. Но тут уже пошли на принцип. Ну и, следуя прямому указанию вице–премьера: купить, и никаких гвоздей!

«Феникс», конечно, ужасно подгадил. Повёл себя как знаменитая собака на сене. Типа: и сам не сожру и другим не дам. Но в конце концов даже не пришлось искать юридических зацепок и проколов при проведении того первого аукциона.

Как раз этим тогда и занимался весь юридический департамент Газнефтепрома, просто стоял на ушах. Ведь если бы «Феникс–групп» успела внести одну шестую стоимости акций через две недели после аукциона, то процессу уже трудно было бы дать обратный ход. И тут Минину как раз и позвонили из Фонда имущества. Звонил зам директора РФФИ Чегодаев:

– Пётр Васильевич, можно расслабиться! «Феникс» отказался перечислить первый транш! Что за детский сад? Ничего не понимаю! Они потеряли на этом пятьдесят миллионов! Сумма задатка ведь не возвращается! И чем они только думали?

Минину было не до подсчётов чьих бы–то ни было убытков:

– Когда повторный аукцион? – с ходу спросил он.

– Двадцать третьего августа, у нас, в одиннадцать. Участников теперь только двое – вы и УНК. Но Бондаренко это, сам знаешь, не надо. Так что теперь всё будет безальернативно. Только…

– Что – только?! – ох как не любил Пётр Васильевич этих чиновничьих экивоков.

– Мы вынуждены пересчитать стоимость пакета. Сам знаешь, акции НКНК взлетели чуть не вдвое после сообщений о «Медвежьем–два». Завтра мы объявим официальную сумму. Заранее готовь своё начальство: пусть напрягается. Сразу могу сказать, что цена возрастёт очень и очень резко, – голос Чегодаева был столь бесцветен, будто он сообщал Минину о том, что на соседнем рынке вдвое подорожала картошка.

– Подожди, Семён Владимирыч! А разве нельзя сохранить старые правила игры? – Пётр Васильевич и сам понимал, что его вопрос находится в чисто риторической плоскости.

– Мы – всего лишь посредники. Правила задаёт рынок. Такова сегодня конъюнктура. А правительство, насколько я понимаю, теперь умывает руки…

Ну да, умывать–то оно умывает, – со злостью подумал Минин, – а купить НКНК всё равно требует, причём исключительно за счёт средств Газнефтепрома.

…Да уж, точно, нынешнюю цену никто не перебьет! – думал Пётр Васильевич, в сопровождении помощников поднимаясь в лифте на четырнадцатый этаж. Цена была запредельная. То есть – почти реальная.

На сей раз в «аукционный зал» они сразу прошли через «малую переговорную». Чтобы не мозолить глаза журналистам, вновь собравшимся по соседству – перед монитором и столом, уставленным микрофонами.

Буквально через десять минут после начала «открытого» аукциона стандартная заставка с объявлением о продаже НКНК сменилась сообщением об итогах:

Победителем открытого аукциона по продаже 78 % акций

ОАО «Немало – Корякская нефтяная компания», предложив за пакет

327 миллиардов 824 миллиона рублей (11,2 млрд. долларов)

стало ОАО «Газнефтепром»

– Ну что ж, теперь всё вроде бы встало на свои места, – Миша Хрулёв достал мобильный, чтобы позвонить в редакцию.

– Да, кто–то очень хорошие денежки на этом срубил! – развела руками Оля Радюкевич, употребив не свойственный ей «профанный» пассаж. В журнале «Банкир» при разговоре на экономические темы обычно выражались более профессионально. Но на сей раз у Оли иных слов, видимо, не нашлось.

– А ты, кстати, заметил, Миша, – Ольга показала глазами на монитор, где ещё полторы минуты назад подрагивала заставка, – что на сей раз в объявлении о продаже исчезли слова «в счёт погашения налогового долга»?

– Да нет, не обратил, знаешь ли, внимания… Хотя, конечно… Тут уже не о долгах, а о чистой прибыли бывших хозяев НКНК надо говорить… В общем, ты права. Кому–то опять повезло… Ладно, Оленька! – Миша, так и не позвонив своему главному редактору, убрал телефон в чехол на ремне. – Пойдём–ка лучше пообедаем! Пресс–конференции, судя по всему, опять не будет. Ну да и ладно. Со временем всё равно всё тайное станет явным. Или не станет, – философски закончил он.

***

По Гошиному лицу, когда тот положил трубку, Нур не смог прочитать ничего. Но, как истинно восточный человек, события не торопил.

Но Гоша и сам долго не смог выдержать пазу. Лицо его расплылось в улыбке:

– Ура, Челентано! Твой блеф удался!

– Ура! – негромко сказал Нур. И, наконец, тоже улыбнулся: – Наш физкульт–привет господину Демьянову.

– Да, боюсь, у него сейчас будут не лучшие времена. Таких проколов обычно не прощают. А, может, и опять выплывет. Такие же, сам знаешь, не тонут.

Беседовали они в Гошином кабинете в офисе НКНК на Полянке. Наверное, в последний раз. Гоша никак не хотел участвовать в передаче дел и перепоручил всё заместителям. Ну, а у Нура и так было дел по горло – в «Севернефти», куда Гоша тоже больше возвращаться не собирался.

– Нет, а пятидесяти лимонов всё же жалко, – Нур вспомнил о тех деньгах, которые были внесены в РФФИ в виде залога и, естественно, пропали после отказа «Феникса» платить по счетам за НКНК.

– Ну ты прямо как Лёвка! – расхохотался Гоша. – Считай по пальцам. НКНК продана за одиннадцать и два десятых миллиарда. Долгов нам насчитали – три и четыре десятых миллиарда. Ну, минус ещё пятьдесят миллионов. Сколько остаётся?

– Ну так, что–то…

– Семь миллиардов семьсот пятьдесят миллионов долларов чистого дохода. Свободных денег, – объявил Гоша. И вроде как погрустнел: – Зато Немало – Корякской компании у нас больше нет. Так что ты лучше мне посочувствуй. Я ведь с сегодняшнего дня в некотором смысле почти безработный!

– Да ладно тебе, – отмахнулся Нур. – Переключишься на другие направления. Мало, что ли работы?… Но вообще, знаешь что?

– Не знаю, колись!

– Вам с Катей за эту операцию надо памятник поставить. Уж как она там надыбала информацию, я не знаю, но…

– Ладно, согласен на памятник, – легко согласился Гоша. – В Глухове и установим, под соснами. Объявим международный конкурс… По капле коньячка не откажешься? Луи Тринадцатого? Очень помогает расслабиться.

Самым главным в «деле» Кати было то, что о её способе добычи стратегической информации не знал Костя Петухов. Ему бы это особенно не понравилось.

На самом же деле Катю «погубила» честность. Тогда, услышав, что говорил по телефону Минин, она могла его запросто кинуть. Но он ведь и так уже был пострадавшей стороной. Из его разговора, который он вёл из её кухни, судя по всему с самим главой Газнефтепрома, она узнала, что Газнефтепром не даст выше означенной аукционной цены ни цента, ни копейки. Такая была жесткая установка. Очень, между прочим, кое–кому выгодная…

А вообще, события развивались примерно в такой последовательности.

Когда Гоша окончательно понял, что с Немало – Корякской нефтяной компанией придётся по любому расстаться, они с Нуром и разработали эту многоходовую комбинацию.

В Туле Нур зарегистрировал ООО «Феникс–групп». Название подсказал Гоша. Идея эта пришла ему как раз в «Матросской тишине» за чтением столь полюбившегося мифологического словаря. Учредителями выступили три физических лица: Г. В. Сидоров, Н. Н. Сафин и Н. Н. Воскобойников. Николай Николаевич Воскобойников был хорошим юристом и хозяином небольшой тульской страховой компании. Гоша хорошо его знал ещё со времён «Царь–водки». Одно время Воскобойников даже возглавлял в «Царь–водке» юридический отдел. Потом Гоша помог ему организовать собственный бизнес. Человеком Николай Николаевич был надёжным. Один имел недостаток – такое лицо, будто вот–вот сейчас заплачет. Но это в задуманном деле им всем было только на руку.

Ко времени аукциона надо было создать иллюзию больших проблем, помимо налоговых, которые вдруг обнаружились у НКНК. Так оттолкнули иностранцев. И заодно снизили сумму залога всего до пятидесяти миллионов.

Благодаря бесценной Катиной информации, буквально накануне аукциона, Николаю Николаевичу не пришлось слишком сильно блефовать. Газнефтепром, в лице Минина, сник от первого же «аукционного» шага «Феникс–групп».

Зато Лёвка, узнав о победе, орал как резанный:

– Гоша, да ты с ума сошёл! Мы что, действительно, сами у себя покупаем компанию?! Это ж сплошная разориловка!

– Нет, мой дорогой! – объяснил ему Гоша. – Это просто затравка для бультерьера. Они должны вцепиться сейчас всеми зубами. И мы им в этом хорошенько поможем. А сами платить ничего не будем. – Лёвка заметно успокоился. – Слушай меня внимательно. Запускай новую большую PR-волну по всем СМИ…

Гоша мгновенно дал команду по НКНК максимально увеличить добычу по месторождению «Медвежье‑1». Она всего–то была искусственно снижена. На некоторое, нужное время. Мало того, заработало на полную мощность и «Медвежье‑2». Таким образом, к концу первой декады августа НКНК добывала больше миллиона баррелей в день.

Акции НКНК резко поползли вверх на всех мировых биржах. Звонки Демьянова Гоша игнорировал. Через надёжные каналы на стол самому премьер–министру легли выкладки по перспективам развития НКНК и возможному увеличению объёмов уже до конца года. Одновременно прошли закулисные консультации с руководством Фонда имущества.

Было ясно: Газнефтепром любыми правдами или неправдами будет добиваться того, чтобы результаты первого аукциона были аннулированы. Из источников в Газнефтепроме сообщали, что команда уже дана: ни шагу назад!

Теперь можно было и соскакивать – бультерьер вцепился такой хваткой, что уже не оторвать. Именно в этот момент «Феникс–групп» и поставило в известность РФФИ, что не может выплатить первый транш. Ситуация–де изменилась. В Газнефтепроме, похоже, вздохнули с облегчением. Всем и так уже надоела эта бодяга.

Ну а дальше… Дальше всё прошло как по маслу. За вычетом пятидесяти миллионов, пошедших в доход государству.

…Выпив «Луи XIII», Гоша окончательно повеселел:

– Демьянову, что ли позвонить? Поздравить с удачной покупкой!

– Ладно, Гоша, не дразни гусей, – отсоветовал мудрый Нур.

– Шучу, – ответил Гоша. – Но скажу тебе честно. За Немало – Корякскую ситуацию я теперь спокоен. Всё–таки наше детище попало в хорошие руки. Газнефтепромовские парни всё выжмут по полной. Да и родное государство в накладе не останется. Так что всё, что ни делается, всё…

– К лучшему, к лучшему, – продолжил Гошину нехитрую мысль Нур. – Свадьбу–то когда играть думаете? – и, не выслушав ответа, стукнул себе кулаком по лбу: – Там же Мадинка, может, уже рожает! А я тут с тобой коньяки распиваю!

***

Мобильник Мадины не отвечал. Это могло означать лишь одно – и вправду начались роды.

Нур, растеряв всю свою невозмутимость, вёл себя как настоящий дорожный хулиган. Не выдержав стояния в пробке, он вырулил на трамвайные пути и прямо по рельсам газанул к перекрёстку. Проскочил на жёлтый и свернул на Ленинский.

Теперь ехать оставалось всего ничего – Мадина рожала в Первой Градской. Нур сначала хотел её отправить в Лондон, но Мадина отказалась напрочь. Пришлось оборудовать отдельную палату в стандартном московском роддоме. И заодно уж – поставить новенькое израильское оборудование.

Но телефон родильного отделения, тем не менее, был прочно занят. Что же это такое! Так недолго и с ума сойти!

Нур знал, что родится двойня. Один – мальчик. Второй ребёнок на ультразвуковом исследовании свой пол показать отказался. Собственно, вариантов было всего два – либо мальчик, либо девочка.

Он оставил машину в больничном дворе и как вихрь ворвался в приёмную. Так и есть – румяная барышня в белом халате беззаботно треплется с кем–то по служебному телефону. Наверняка – с хахалем. Что за Советский Союз!

На стене в приёмной был вывешен список родивших. Прямо как сводка с поля боя. Сафиной в списке не обнаружилось. Нур подошёл к окошку и, бесцеремонно протянув руку за стекло, нажал на «отбой». Больничная барышня испуганно пискнула и уставилась на него круглыми глазами:

– Мужчина, вы что? – спросила она и неожиданно громко икнула.

Вот курица! – подумал Нур и улыбнулся самой обворожительной из своих улыбок:

– Сафина, Мадина, – чётко произнёс он.

– Смотрите на доске, – отмахнулась было барышня, но увидев, что глаза Нура светлеют от бешенства, набрала номер внутреннего телефона. – Лиля, тут спрашивают про Сафину, – косясь на Нура, сказала она.

Нур, нетерпеливо постукивая ботинком по полу, следил, как выражение лица румяной медсестры меняется с кислого на радостное. Наконец девица оторвалась от телефона и сообщила так гордо, будто в том, что произошло, была и её заслуга:

– У Сафиной – близнецы. Мальчик и девочка. Три ровно и два девятьсот. Для близнецов – это хороший вес. Дети в порядке, роженица тоже.

Девушка замолчала – вместо встревоженного усатого лица перед нею был букет роз, перевязанный красной ленточкой. За ленточку была заткнула стодолларовая купюра. Странного нервного папаши и след простыл…

…Весь остаток дня Нур занимался очень важными делами, и дома оказался лишь к вечеру. Как раз к тому часу, когда в дверь их с Мадиной московской квартиры позвонила Гюзелла Альбертовна, мама Мадины.

– Поздравляю! Я только что из роддома, Мадина чувствует себя великолепно. Я договорилась, завтра и тебя пустят в палату, но только на десять минут, тебя там уже все боятся, – с порога начала докладывать Гюзелла Альбертовна, но осеклась.

Она долго–долго смотрела на сияющего Нура и затем спросила тихо:

– Ты что с собою сделал, Нурмухамет?

Нур пригладил гладко выбритую голову:

– А что? Не нравится?

– Да вроде ничего. Даже брутально, – призналась тёща. – Только непривычно как–то…

– Я Мадине обещал, что если всё пройдёт нормально, я хвост отрежу, – сообщил Нур и вновь погладил голову. – Ну, а так как всё прошло сверхнормально, то я план и перевыполнил.

– Сумасшедший, – рассмеялась Гюзелла. – Ну, да ладно, давай мои тюки разгружать. Здесь – пелёнки, подгузники, в общем, всё на первое время…

– Я тоже кое–что купил, – сообщил довольный Нур, сияя головой.

– Н-да? – Гюзелла с сомнением осмотрела зятя. – Посмотрим.

Нур свалил пакеты с детским приданым в гостиной прямо на диван и повёл Гюзеллу в ту комнату, которую они с Мадиной условно называли «игровой».

На пороге «игровой» Гюзелла застыла в изумлении. Нет, её зять точно спятил! Комната была завалена игрушками. Причём все игрушки были в двух экземплярах. Две огромные с устрашающими лицами обезьяны. Два медведя с голубой шерстью. Два замка «лего» в коробках размером метр на метр… С ужасом разглядывая два велосипеда, Гюзелла слушала, как безумный Нур вопит в телефон:

– Да, Гошка! Родила! Мальчик и девочка! Слышь, Гошка, фарт пошёл! Отворяй ворота!!!

Глава седьмая. А на хрена мы пиво–то выбросили?

27 августа 2004 года

Первый «звонок» прозвучал ещё в понедельник, сразу после традиционного заседания правительства. Точнее, звонок именно что не прозвучал.

Обычно спустя полчаса после заседания секретарь премьер–министра сообщал вице–премьеру Демьянову, что глава правительства ждёт его в своём кабинете. Эту уже стало такой традицией, как английский файв–о–клок с чаепитием или лондонские туманы. На этих встречах те–а–тет обсуждались важнейшие экономические вопросы. Как стратегические, так и тактические.

Именно на одной из таких встреч Демьянов и предложил премьеру вариант с возвращением Немало – Корякского проекта вместе со всеми уже разработанными месторождениями в надёжное государственное лоно.

– А зачем торопиться? – потирая лысину, поинтересовался премьер. – Они вроде и так неплохо работают?

– Сдаётся мне, – солидно задумался Михаил Михайлович, – что господин Сидоров начал чувствовать себя полностью независимым от государства. И, судя по нашим сведениям, с налогами у них там большие проблемы.

– Вы находите? – заинтересовался премьер.

– Не я нахожу. Счётная палата находит, – пояснил Демьянов.

– Ну, устройте проверку. Путь налоговики поработают. Только дров не наломайте. Уж с УКОСом не знаем, как теперь выйти из положения. Что у нас по авиастроению? С индонезийским заказом на «СУ-двадцать семь» оборонщики справятся?

– Уверен. Мы можем даже больше… – Демьянов достал из папки документы, подготовленные для доклада. А внутри – ликовал. Формальное «добро» на перетряску НКНК он всё–таки получил. Правда, он не сообщил премьеру, какой откат ему за решение этого вопроса был обещан. Но разве ж это премьерское дело – вникать в такие финансовые мелочи?!

На протяжении всего последующего времени премьер интереса к делу НКНК внешне не проявлял. Так что Демьянов мог быть уверен, что действует правильно. Лишь один раз премьер поинтересовался:

– Зачем Сидорова–то с такой помпой арестовывали? На публику, что ли работали? Нам это надо? – в голосе премьера даже послышались не очень свойственные ему стальные нотки.

– Перестарались, – развёл руками Демьянов. Вопрос был закрыт.

Но вот теперь–то, похоже, всё и всплыло. У Демьянова даже закрадывалась подлая мысль, что новый премьер всё это дело «спускал на тормозах» для того, чтобы избавиться от своего слишком ретивого «вице» и даже сделать того козлом отпущения, ежели всё выйдет не «как лучше, а как всегда» или даже хуже.

Чувствовал Демьянов давно, что премьер его явно недолюбливает. Хотя и сохраняет хорошую мину на лице.

Но ведь НКНК, самая перспективная нефтяная компания страны, теперь снова принадлежит государству! Почти принадлежит. Хотя бы формально. И доходы от неё будут идти в бюджет. Впрочем, большие газонефтяные парни тоже на ней руки хорошенько погреют. Да и самому Демьянову кое–что достанется. Он, Михал Михалыч, Миша–пять процентов, – давно прожженный волк. И всегда понимал, что вице–премьерское кресло, каким бы тёплым ни было, не вечно. Потому готовил себе запасной аэродром. В течение всей недели он вёл последние консультации с главой Газнефтепрома. И тот ему определённо дал понять, что кресло Председателя совета директоров Немало – Корякской нефтяной компании ждёт Демьянова в любой момент.

И вот этот момент, кажется, наступил.

За неделю премьер ни разу не вызвал Демьянова. Будто того и вовсе не существовало. И только сегодня, наконец, соизволил призвать пред строгие свои очи.

Даже поднялся из–за стола, чтобы пожать руку. Но всё уже было ясно. По выражению лица премьер–министра.

– Да, Михаил Михайлович, вы, наверное, догадываетесь, зачем я вас вызвал? Да, я вынужден был подписать приказ о вашем увольнении с поста вице–премьера правительства. Поверьте, ничего личного, – премьер ещё раз, с чувством пожал руку Михаила Михайловича, теперь уже бывшего вице–премьера. – Насколько я в курсе, вас ждут в Газнефтепроме? – Демьянов кивнул в ответ. – Ну что ж, поработайте теперь на бывшем месте господина Сидорова. Вы же очень ради этого старались! А мы будем внимательно и с интересом следить за вашими успехами! Спасибо за работу! – последнее рукопожатие премьера означало, что пора сматывать удочки.

Что Демьянов и сделал. Неторопливо собрал в своём кабинете нехитрые свои личные вещи. А потом позвонил в Газнефтепром. Пусть уж лучше от него узнают об отставке.

– Да, Михал Михалыч! Всё идёт по плану, – поддержал его бодрым голосом главный газнефтепромовский парень. – Сейчас в НКНК начинается передача дел. Вы пока отдохните, съездите куда–нибудь. А через месяц–полтора приступите к своим новым обязанностям. Договорились. Приятного отдыха…

Положив трубку, Демьянов усмехнулся: как быстро в этом мире меняются роли. С сегодняшнего дня – он под началом своего вчерашнего подчинённого.

Одно было приятно: люди из его секретариата и все помощники провожали Демьянова едва ли не со слезами. И даже цветы преподнесли. Будто у него день рождения. Внеплановый.

– Собирайся! – позвонил он жене уже из машины. – Завтра летим на Багамы…

– Миша, тебе отпуск что ли дали? – удивилась жена.

– Дали, дали, – подтвердил Демьянов, в последний раз выезжая из «премьерских» ворот Белого дома.

***

– Разрешите, товарищ генерал? – майор Ющенко заглянула в кабинет Зноева.

– Проходи, Валерия, проходи…

Генерал–майор Зноев стоял у окна и смотрел на промокшую Лубянскую площадь. За окном хлестал настоящий, с пузырями на лужах, сплошной августовский ливень.

– Коньяку выпьешь? – повернувшись от окна, вдруг предложил Зноев.

От неожиданности Ющенко согласно кивнула. И, присаживаясь в кресло, поправила свою роскошную косу–корону.

Зноев пересёк кабинет, открыл створку стенного шкафа и достал початую бутылку «Праздничного». Зноев всегда любил чуть жесткий привкус именно армянского коньяка и не привык изменять своим привычкам.

Вслед за бутылкой он извлёк две рюмки на ножках и блюдце с нарезанным лимоном. Судя по некоторой пожухлости лимонов, резали их ещё с утра.

– Ну давай, Валерия – Победительница, – сказал Зноев, разлив коньяк. И опрокинул свою рюмку сразу, залпом.

Ющенко лишь чуть пригубила из своей.

– За что же мы пьём, Борис Аркадьевич? – поставив рюмку на стол, поинтересовалась она.

– Твоя взяла, Валерия! – почти улыбнулся Зноев.

– В смысле? – заинтересовалась Валерия.

– Ну, о том, что авантюра твоего любимчика Сидорова, – Ющенко в этот момент «непонимающе» и даже возмущённо повела пышными плечами, – прошла на ура, ты знаешь. Он со своей командой получил за НКНК больше семи миллиардов долларов. Представляешь? – Зноев в упор посмотрел на майор Ющенко. – Это как… как расстояние до Луны. Или… – Зноев даже махнул рукой. – В общем, что–то вроде этого… Ну, а во–вторых, сегодня отправлен в отставку вице–премьер Демьянов. Сама понимаешь, что это всё – с одного поля ягоды…

– А когда он приступает к обязанностям главы НКНК? – Майор Ющенко улыбнулась краешком губ и, взяв со стола рюмку, тоже одним глотком опрокинула её в себя.

– Отдохнёт с месяц–другой и приступит. А это ты к чему?

– Да вот, – сказала майор Ющенко, – протягивая генералу Зноеву пару листочков, скрепленных скрепкой. – Я тут краткое досье на господина Демьянова приготовила. Думаю, вскоре может пригодиться.

Генерал–майор Зноев посмотрел на свою сотрудницу с плохо скрытым восхищением:

– Молодец, Лера. Именно это я и хотел тебе сегодня поручить… Ну ты посмотри, посмотри, что там творится?! Это не дождь, не ливень. Это прямо какой–то тайфун!

Вода хлестала в окна так, будто кабинет генерал–майора Зноева медленно, но уверенно и неуклонно опускался в водную пучину.

***

Театр был полон, хоть лужи и блистали.

Дождь в день премьеры зарядил с самого утра, постепенно набирая обороты. А затем разразилась гроза. Лишь к шести вечера погода, наконец, опомнилась. И всё равно Нюша нервничала – как бывалый автомобилист, она знала, что после такого мощного ливня весь центр Москвы превращается в одну огромную пробку.

Но волнения оказались напрасными – на долгожданную премьеру «Театр На Чистых Прудах» был заполнен до отказа.

Она выскочила на сцену и через щель в ещё не открывшемся занавесе осмотрела зал. В ложе для особых гостей сидели и, похоже, волновались её родные. Мама с отчимом, Гоша, Нур и Катя с Петуховым, ещё вчера прилетевшие из Белоярска.

– Всё будет хорошо, – услышала она голос Иннокентия. – Ты будешь из зала смотреть?

– Нет, из–за кулис, – ответила она и оторвала взгляд от зала.

Иннокентий в костюме мастерового был хорош собой необычайно. Подведённые глаза его казались отстранёнными – похоже, Кеша уже начал входить в роль.

– Ну, с богом, – вздохнула Нюша и тыльной стороной ладони коснулась его щеки. – Уже начинаем?

Растрелли взял её руку в свою и осторожно поцеловал.

– Пока дали только первый звонок, – сказал он. – У нас есть ещё несколько минут. И вот теперь я хочу спросить тебя о том же, что и полтора года назад…

– Год и десять месяцев назад? – решила уточнить Нюша, хотя она прекрасно поняла, о чём говорит Иннокентий.

…Если честно, то она ждала этого разговора. Тогда, в Глухово, она ответила «Нет» на его предложение выйти за него замуж. Но с тех пор она уже не раз и даже не два думала о том, что поспешила с отказом.

Последний месяц, когда во время репетиций «Парфюмера» они встречались каждый день, Нюша поняла, насколько дорог ей Иннокентий.

Она страшно ревновала его ко всем актрисам театра, а это было верным признаком если не любви, то влюблённости. Иннокентий не торопил событий и после вечерних репетиций, затягивающихся порой до поздней ночи, лишь провожал Нюшу до дома. Он целовал на прощание её руку и стремительно удалялся, не напрашиваясь даже на чашечку кофе.

Иногда Нюше казалось, что Кеша её разлюбил совсем. Иногда – что в нём просто говорит уязвлённое самолюбие. Лишь постоянно появляющиеся в узком Нюшином кабинетике лилии напоминали ей о его любви. И в самой глубине души она знала, что Растрелли любит её по–прежнему. А может быть, даже больше, чем прежде… Растрелли выбрал правильную тактику – ко дню премьеры Нюша окончательно убедилась, что и она любит его. А как же иначе?…

– Я даю тебе время подумать, прежде чем ответить на моё предложение, – Иннокентий артистично приложил руку к сердцу. – Но после спектакля, даже если премьера провалится, я буду ждать ответа…

– Анна! Иннокентий! Совсем спятили? – из–за кулисы им махала руками красная как варёный рак Рита. – Нашли место любезничать! Уже третий звонок дают, не слышите, что ли? Немедленно покиньте сцену!

Третий звонок возвестил о том, что спектакль начинается.

Оба действия прошли, казалось, в одно мгновение. Успех был оглушительным. Изысканная постановка Мирзояна, нарочито порочная красота и вкрадчивость главного актёра, игра всех артистов, текст пьесы – всё было гармонично. Действие завораживало, а запахи, на самом–то деле главные действующие лица спектакля, казалось, ожили… Это было не действие – действо.

Партер аплодировал стоя. Смущенную Нюшу вытащил на сцену Мирзоян, а Иннокентий перехватил её руку, как эстафетную палочку. Они выходили на бесконечные вызовы и кланялись, кланялись, кланялись. Самое сложное во всех этих поклонах было увернуться от букетов, которые поклонницы метали в сторону Растрелли.

И лишь когда в зале остались лишь особые энтузиасты и родственники, Кеша, не выпуская Нюшиной руки из своей, спросил одними губами:

– И каков на сей раз будет приговор?

– Может быть, – так же, одними губами, ответила Нюша.

– О! Это прогресс! – пробормотал Растрелли, посылая остаткам зрителей миллионный воздушный поцелуй. – Я могу считать, что этот ответ означает «да»?

– Да, – ответила счастливая Нюша и едва не споткнулась о корзину с роскошными розовыми гладиолусами, стоявшую ровно посередине сцены.

***

15 сентября 2004 года,

Париж

Этих двоих, бредущих с бутылками «Хрольш» по Елисейским полям, можно было принять за кого угодно, но только не за тех, кем они являлись в действительности. Правда, одно «но» могло что–то подсказать какому–нибудь особо наблюдательному соглядатаю.

На некотором расстоянии этих двоих подгулявших парней в спортивного типа пиджаках сопровождало чуть ли не с дюжину охранников. Но охранники – на то они и профессионалы – маскировались столь хорошо, что на них никто не обращал внимания.

А уж тем более сами Гоша с Лёвкой. Давненько они так не отрывались.

Лёвку сейчас в любом месте мира можно было застать только случайно. После покупки футбольного клуба ЦДКА он перемещался из страны в страну, из города в город с такой скоростью и такими зигзагами, будто был участником броуновского движения, а не хозяином отечественной футбольной команды.

Мотался Лёвка по странам и весям, конечно, не просто так. Со специалистами из ЦДКА они ездили отсматривать и покупать футболистов, дабы усилить по всем статьям как защиту, так и нападение команды. В ноябре и декабре по графику должны были состояться два кубковых матча между ЦДКА и «Манчестером». Так что московский клуб просто обязан был к этому моменту подойти во всеоружии.

– Слышь, Гош, – говорил Лёвка, отпивая из горлышка пиво и приобнимая Гошу за плечи. – Надо было нам стать футболистами. Они знаешь, сколько денег зарабатывают?

– Тебе что, своих денег мало? – улыбался Гоша, осторожно снимая Лёвкину руку со своего плеча.

– Нет, ты не понимаешь! – не унимался Лёвка. – Я им говорю: я вашего Бекхема хочу купить! А они – ни в какую. Ни за какие бабки!

– Ну, вот видишь, стало быть, не всё продаётся в этом мире. И это хорошо.

– Ты… н-находишь? – Лёвка даже приостановился. И вновь отхлебнул пива. – Так сколько, говоришь, у нас сейчас есть? Свободных семь миллиардов?

– Чуть меньше. В смысле, свободных. Я кое–куда уже вложился, – Гоша без особого удовольствия глотнул из бутылки. – В высокие технологии. Не только же в футбольные ноги инвестировать… Слушай, Лёв! – Гоша поморщился. – Не хочу я больше твоего «Хрольша». Поехали лучше в «Максим». Шампанского… ну, или, водки, наконец, выпьем?

– Согласен! – Лёвка осмотрелся кругом и, увидев возле скамеечки урну, опустил туда недопитую бутылку. Гоша последовал его примеру.

– А когда свадьба–то? – опять вспомнил Лёвка.

– Ровно через месяц, пятнадцатого октября, – уже, кажется, в третий раз сообщил Гоша. – Я круизный лайнер зафрахтовал. Пойдём курсом точно по экватору…

– По экватору? От Африки к Америке. И обратно, – согласился Лёвка. – А в космос?

– В смысле? – улыбнулся Гоша.

– Ну, в космос сейчас стоит слетать всего двадцать лимонов, – пояснил Лёвка. Видимо, мысль о завоевании Вселенной уже давно бродила в его воспалённом мозгу. – Один америкос нашим заплатил. И слетал. Я, между прочим, тоже хочу!

– Да без проблем, доктор, – согласился Гоша. – Как билет на трамвай! – и с некоторым подозрением посмотрел на пошатнувшегося друга. – Слушай, может, на машине лучше поедем?

– Не-а! – поднял палец и потряс им в сторону парижского неба Лев Викторович. – По Парижу надо ходить пешком! Я тут каждую улицу знаю! Вот, сейчас нам направо… Слушай, Гош! – Лёвка оглянулся по сторонам. – А на хрена мы пиво–то выбросили? Ведь там ещё было!