Текст книги "Охота на олигархови (СИ)"

Автор книги: Павел Генералов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 16 страниц)

Клуб оформили в стилистике раннего советского авангарда. Поэтому не только кресла, но и столы, и небольшая сцена были разного цвета и размера кубами. Даже светильники здесь имитировали детские кубики, в продуманном беспорядке разбросанные по помещению.

Отдельные кабинеты, чтобы посетители могли спокойно разговаривать, были сделаны в форме равнобедренных треугольников. Основание треугольника задёргивалось шторами, сшитыми из цветных, геометрически правильных лоскутков. Правда, никто из немногочисленных посетителей шторы не сдвигал – ждали представления.

Этот клуб Кате присоветовал светски подкованный Лёвка. Он упирал на то, что коктейли здесь просто божественные. Лёвка, правда, высказался несколько более конкретно – о…тельные. Ну, в смысле – офигительные.

Концертную программу вездесущий Лёвушка не слишком элегантно обозвал «последним писком» московской моды. Весь январь и февраль в «Кавардаке» давала концерты международная труппа лилипутов «Минимум». Международными лилипуты считались достаточно условно – за счёт артистов с Украины, из Молдавии, Белоруссии и армянского трио акробатов.

– Гоша! Я здесь! – Катя помахала рукой вошедшему Гоше. Она специально назначила Гоше встречу на чуть более раннее время, чтобы сказать ему несколько «ласковых» слов наедине.

Как только был сделан заказ, который, не записывая, унёс в блестящей голове лощёный официант, Катя приступила к чистке мозгов:

– Гошка, зачем ты запустил в СМИ реальные цифры по нефти?

– А это разве я запустил? – Гоша сделал брови «домиком» и посмотрел на Катю ясными карими глазами.

– Не строй из себя девственницу, Сидоров. Лёвка без твоей отмашки и не рыпнулся бы, – Катя вовсе не собиралась шутки шутить.

– Лёвка дал только ма–алюсенькую информашку мелким кеглем в комментариях к материалам съезда промышленников…

– И из этой ма–алюсенькой, как ты выразился информашки, журналисты раздули ба–альшой костёр, – Катя скопировала умильные Гошины интонации и добавила серьёзно. – Ты даже не представляешь, Гоша, насколько большой…

– Кать, не гони волну… Спасибо, – Гоша лучезарно улыбнулся официанту, принесшему закуски и бокалы со странными напитками кислотных оттенков. – Ну что, потушим костёр, Кэт, подсобными средствами?

Гоша взял ядовито лимонный напиток и чокнулся с Катиным бокалом, где плескалось что–то синее, похожее на разбавленные чернила.

– У меня нечто ментоловое, – Катя осторожно отглотнула коктейль. – Зубной пасты добавили, что ли? Так вот, Гоша, ты как декабристы, разбудил тех, кого не следовало бы будить. Всё правительство и наша горячо любимая Госдума теперь на ушах стоят по поводу ма–аленьких цифирек.

– А что правительство так разволновалось? – удивился Гоша. – Можно подумать, их колышет, что казна недополучила налогов.

– Дело не в налогах, – поморщилась Катя. – Просто узнав реальные доходы, они поняли, насколько их, лично их надувают с откатом.

– Н-да, это уже серьёзнее…

– Ну! Наконец–то дошло! – Катя махом допила своё синее зелье. – Они начали с Герцензона, который откатывал на пару порядков меньше, чем положено, а закончат тобой, хотя ты и платишь по–честному! Во вкус они войдут, Гошенька. Аппетит–то приходит во время еды. Позавтракают любезным Герцензоном, на обед отведают Бондаренко или Магомаева, а вот на десерт попросят тебя, мой дорогой!

– Если следовать твоей логике, то ма–а–аленькая информашка может спровоцировать четвёртую нефтяную войну… – Гоша задумчиво рассматривал остатки своего коктейля. На его вкус в этом подозрительном пойле было слишком много лимона.

– Боюсь, что уже спровоцировала, – вздохнула Катя.

– Ты не бойся Катерина, я с тобой! – незаметно подошедший Лёвка обнял Катю за плечи и дружески поцеловал в висок. – Чего ты боишься–то? Его, что ли? – Лёвка звонко хлопнул рукой по подставленной ладони Гоши.

– Его инициатив, – подчёркнуто строго сказала Катя и рассмеялась. – Как же я рада вас видеть, ребята!

– Надо чаще встречаться! – заявил Лёвка и попросил подскочившего официанта. – Нам синий, зелёный и красный. Каждого – по три, – уточнил он.

– Синего – два, – попросила Катя. – Я не люблю зубную пасту.

– Ты просто не умеешь её готовить! – радостно заржал Лёвка. – Слушайте, есть идея нового проекта! – он победным взором обвёл лица друзей. – Вы чего такие серьёзные? Мало, наверное, выпили?

– Что за проект? – Гоша отогнал дурные мысли. Война так война – пожалуйста, он готов. Бронепоезд завсегда на запасном пути.

– У меня на НРТ, уже решено, делаем новое политическое ток–шоу. «Вспышка» называется. Катя – ты наш почётный гость. Прикиньте, ребята. Прямой эфир, скандальные политики, коммунисты рубятся с демократами, а потом, объединившись, грызутся с партией власти. А? Каково?

– Никаково, – отрезала Катя. – Без меня, пли–из.

– А мне кажется – интересно, – не согласился с Катей Гоша.

И тут Катя взвилась:

– Вы что, совсем обалдели? Мальчики, проснитесь! Ау–у–у! – она раскинула руки и пощёлкала пальцами перед носами друзей. – Вы в какой стране живёте, а?

– Ну, типа в банановой республике… – начал было Лёвка, но Катя его оборвала:

– Не паясничай, Лев! Сейчас не время играть в демократию. Всё, приехали. Теперь надо играть по правилам.

– Катя, мы не играем, мы – живём, – миролюбиво возразил Гоша.

– Моё дело – предупредить, – Катя обиженно замолкла и взяла принесённый бокал. На этот раз – красный.

– Ладно, проехали, – Лёвка расставил перед собой на столике цветные коктейли. – Я вам лучше про другой проект расскажу. Расслабься, Кать, и получи удовольствие. Мы будем снимать мелодраму. Двенадцать серий, любовь–морковь, все дела. Сценария пока, правда, нет. Но на главную роль уже есть актриса…

Лёвка с таинственным видом достал из портфеля фотографию и положил на стол.

– Красивая, – одобрила Катя.

– Это же… – брови Гоши удивлённо поползли вверх.

– Точно, – подтвердил Лёвка. – Ляля Гагарина. Жена Герцензона, – объяснил он Кате. – Кстати, а где же обещанные лилипуты?

Словно услышав его вопрос, на сцену высыпали маленькие артисты в средневековых костюмах. Они картинно вздымали руки, приветствуя седовласого человечка в белом одеянии, сверкающем фальшивыми бриллиантами, и в «золотой» королевской короне. Король лилипутов выехал на сцену на аккуратном задумчивом пони.

***

Марбелья

Пока всё складывалось как по нотам.

Мастер из фирмы «Condiciones idealis», что в буквальном переводе означало «Идеальные условия», мог прибыть только завтра. И то не раньше десяти утра. Не помог даже взрывной испанский темперамент Хуана – Карлоса, оравшего по телефону так, что его, похоже, можно было слышать по всему побережью чуть не до самой Барселоны.

Об этом приятном для себя факте Инесса успела узнать, уже покидая виллу Герцензона. Так что сегодняшнее дежурство Качалова на повороте к вилле Герцензона можно было спокойно отменить. И потратить время на что–нибудь более приятное. Что Инесса с Качаловым и сделали, отправившись в один из многочисленных ресторанчиков возле Пуэрто Банус.

Ресторанчик выбрали совсем маленький, но уютный, стилизованный под рыбацкую хижину. Простые, без скатертей, столы, массивные деревянные стулья, рыбацкие сети, развешенные по выбеленным стенам, – всё было сделано со своеобразным вкусом, рассчитанным не столько на местных жителей, сколько на туристов.

Поглощая устриц и запивая их белым вином, Инесса время от времени поднимала глаза на Качалова. И ей казалось, что теперь уж она точно влюблена в него по–настоящему. Ведь это и есть настоящая человеческая любовь: устрицы, белое вино, заходящее солнце и глаза шефа, довольного выполненной работой.

– Слава! А куда мы поедем… Ну, если всё выгорит? – допытывалась она.

– Сплюнь через левое плечо! – шутливо погрозил пальцем Качалов. – Посмотрим…

– Ну всё–таки… – хитрая устрица хотела улизнуть от Инессы, но она поймала её на лету, над самой поверхностью выскобленного деревянного стола.

– Куда хочешь, – предоставил ей свободу выбора Качалов, специальной двузубой вилочкой выковыривая печёные улитки из раковины.

– Я хочу… – Инесса бросила взгляд на лес мачт за окном. – Для яхты пока не время… Я хочу… – повторила она. – Сначала, пожалуй, в Париж, а потом в Марокко, в Маракеш…

– В Маракеш? – поднял брови Качалов. – А что ты забыла в Маракеше?

– Там… Там происходит действие моего любимого романа. «Под покровом небес». Ну, и в самом Маракеше, и в пустыне…

– Будет тебе, Инна, пустыня. И поля Елисейские… Налить ещё вина?

Инесса кивнула. Качалов разлил по высоким бокалам остатки белого вина и, подняв свой, посмотрел на Инессу через тонкое стекло:

– А пока давай ещё раз повторим все детали…

Операция была назначена на завтрашнее утро.

Глава четвёртая. Как волк овечке помог

2 февраля 2003 года

Марбелья

На охоту вышли с девяти утра. На всякий случай. Испанская пунктуальность не внушала им ни малейшего доверия.

Место для засады выбрали самое удобное. Именно здесь, в сторону от основной магистрали, соединявшей Малагу с Альмерией, шла дорога, завершавшаяся тремя тупиками. Точнее, тремя солидными автоматическими воротами, преграждавшими вход и въезд на территорию трёх солидных вилл, одной из которых, собственно, и была «Сибирь» господина Герцензона. Справа и слева от дороги рос довольно густой кустарник, а несколько дальше за ним, в глубине, начинались ограды частных владений.

Инесса остановила свой «опель» так, что с основной магистрали его заметить было невозможно. Зато, двигаясь по дороге к виллам, миновать Инессину машину было сложно – «опель» с открытым капотом перегораживал ровно половину проезжей части.

В мире и природе было прохладно, тихо и умиротворённо. Лишь какие–то птички покрикивали в кронах деревьев.

Наконец, послышалось шуршание шин. «Фордовский» фургончик с хорошо читающейся поперёк «лба» надписью «Condiciones idealis» свернул с магистрали и… тут же вынужден был притормозить возле Инессионого «опеля». Да и как ему было не остановиться, если ему семафорила такая классная дама – в белом коротком плаще, с тончайшей талией и роскошными ногами. Грех не помочь таким ножкам!

Усатый и вполне добродушный представитель фирмы «Condiciones idealis» выбрался из кабины, улыбаясь во все свои усы, поприветствовал даму и поспешил предложить ей свою помощь. Дама, похоже, только этого и ждала. Прощебетав что–то по поводу свечей, карбюратора и прочих малодоступных её понимаю вещей, она с удовольствием отстранилась от раскрытого двигателя. Усатый склонился над забарахлившим механизмом. Но толком осмотреть ничего не успел.

Что–то неожиданно его отвлекло. Усатый обернулся, но вместо миловидной дамочки увидел позади себя совершенно мужское лицо с тяжелым подбородком и в маске–респираторе.

Оценить ситуацию усатый не успел – ибо в то же мгновение мужчина прыснул ему в лицо из баллончика чем–то лимонно–едко–сладким. Перед глазами всё окружающее сразу поплыло. Как в детстве – если перекатаешься на карусели. Он потерял сознание и стал оседать на землю. Впрочем, его вмиг расслабившееся тело было вовремя подхвачено чьими–то заботливыми руками, которые не дали ему грохнуться с размаху наземь и повредить какие–либо свои члены.

Через тридцать семь секунд усатый уже лежал в тени кустов и спокойно дремал. И должен был оставаться в таковом состоянии примерно три часа. Лишился он лишь своей синей куртки и фирменной бейсболки. Ну, и фургончика «Condiciones idealis», соответственно.

***

Уфа

– Мам, а может всё–таки поедешь? – Нур уже побрился и уселся за стол.

Ну, мама в своём репертуаре! Сколько раз говорил ей, что утром ему нужен только чёрный кофе и бутерброд с сыром – и вот вам результат. На столе теснились и блинчики, и беляши, и свежайший творог, и густая сметана, и мёд. На плите что–то булькало, распространяя аппетитный мясной запах.

– Нет, Нурмухамет, езжай один, мне что–то нездоровится, – Ильмира Сафина зябко повела плечами. – Нет, нет, ерунда, просто полежать надо, – ответила она на беспокойный взгляд сына. – Ты мне всё расскажи, что увидишь, ладно?

– Обязательно, – Нур допил кофе и отставил тарелку с нетронутым творогом.

Жаль, что мама приболела именно сегодня, когда в Уфу привезли выставку яиц Фаберже. Тех самых, что нефтяной магнат Бондаренко выкупил на Сотбисе и вернул в Россию. Великий подвиг, что и говорить. Пётр Григорьевич не спрятал свои драгоценные яйца в закрома, а решил показать всей стране. Похоже, сильно испугался Бондаренко, что крушение империи Герцензона отрикошетит и в его сторону, раз решился на такой публичный акт доброй воли. Рассчитывает, поди, заручиться поддержкой широкой общественности.

Нура яйца Бондаренко – Фаберже интересовали не слишком. Именно мама настаивала, что они непременно должны пойти на этот уфимский показ. А показ обещал быть знатным, ведь приглашения на сегодня были разосланы только VIP-персонам. Яйца Фаберже – прекрасный повод для местного бомонда продемонстрировать новые наряды и украшения своих жён и подруг.

Когда Нур бывал в Уфе, он старался побольше времени проводить с матерью.

Старший брат Нура был давно женат и жил с семьёй в Казани. Младший братишка учился в бизнес–школе в Англии. Сам Нур постоянно мотался между Уфой, Москвой и севером, стараясь в каждый перелёт навестить стареющих родителей.

Отец работал в «Башконефти», а мама всё чаще болела. Правда, моментально выздоравливала, когда из Казани ей подбрасывали внучку. Она давно оставила свои попытки женить Нура на «хорошей девушке из татарской семьи». Видимо, поняла, что её «средненький», свободолюбивый Нурмухамет, если и женится, то без подсказки старших товарищей.

…Охрану Нур оставил возле машин. В здании оперного театра, где демонстрировались яйца Бондаренко, и своих охранников, республиканского значения, было на порядок больше, чем посетителей. Ждали президента республики.

Зал, где проходила выставка, был небольшим. Да и сами яйца занимали совсем немного места – три стеклянные витрины, в глубине которых на вращающихся подиумах блистали знаменитые яйца.

Яйцо «Московский Кремль», покрытое белой опаловой эмалью, было увенчано куполом Успенского собора. Подставка, выполненная из цветного золота и серебра, имела вид стилизованных кремлёвских стен и башен. На повторенной дважды – на собственно яйце – Спасской башне были изображены эмалью гербы Российской империи. А над воротами в киотах – миниатюрные иконы.

Яйцо с моделью яхты «Штандарт» можно было рассматривать бесконечно. Сделанное из горного хрусталя, оно состояло из двух частей, соединённых шарниром. Внутри яйца была модель яхты, укреплённая на имитирующей воду пластине из горного хрусталя. На мачте развевался императорский штандарт, были здесь и крошечные шлюпки, и золотой руль. Это была любимая яхта Николая II, на которой семья царя любила путешествовать по настоящему, а не по хрустальному Финскому заливу, пока яхта не потерпела крушение в прибрежных шхерах.

Но больше всего Нуру понравилось яйцо с действующей моделью сибирского поезда, состоящая из паровоза и пяти вагонов. Вагоны «Для дам», «Для курящих», «Для некурящих», «На 24 места». Не было только вагона «Для Бондаренко». Нур счёл это упущением. Пётр Григорьевич вполне мог подправить великих мастеров прошлого с учётом новейшего времени. Если бы Нуру пришла в голову столь дикая идея – не вкладывать деньги в производство, а скупать якобы для страны художественные ценности, – он бы непременно внёс коррективы. Кутить так кутить, чего уж там стесняться–то!

Осмотр занял минут двадцать пять, учитывая то, что приходилось всё время отвлекаться – слишком много было знакомых лиц. Из незнакомых Нур заметил только нескольких, в том числе и высокую худенькую девушку с асимметричной стрижкой. Девушка была в коротком чёрном платье и с ниткой серого жемчуга на шее. Около яйца–паровоза Нур практически столкнулся с нею, пробормотав:

– Извините!

Девушка подняла на него глаза и улыбнулась

– Ничего страшного, я сама виновата, – тихо сказала она и отошла к яхте. Нур проводил её взглядом – кого–то эта девушка ему напомнила… Лишь через несколько минут он понял, кого. Девушка, точнее, её весёлые светло–карие глаза были похожи на Нюшины. Но Нюши не сегодняшней, дружелюбной и равнодушной, а Нюши той давней поры, когда она была влюблена в него…

Нур машинально разглядывал надпись на поезде «Великий железный путь к 1900 году», боясь обернуться. Почему–то ему казалось, что девушка с Нюшиными глазами смотрит на него.

– Нурмухамет, это вы? – услышал он незнакомый женский голос и отвёл глаза от паровоза.

Рядом стояла и, щурясь, разглядывала его немолодая женщина с гладко зачёсанными волосами. В тёмных, с сединой волосах был заколот черепаховый гребень с вкраплёнными бриллиантами. – Нурмухамет Сафин, не так ли? – дама светски улыбнулась.

– Именно так, – согласился Нур и поискал глазами девушку в чёрном платье. Оказалась, та была в другой стороне зала, возле фуршетных столов. Девушка сдержанно улыбалась республиканскому министру по транспорту и кивала, соглашаясь. Министр распинался что было сил – не иначе, как крупный специалист, объяснял принцип действия парового двигателя в одном, отдельно взятом яйце.

– А вы меня не узнаёте? – спросила дама с гребнем и рассмеялась: – Ах, конечно, нет! А я вас помню вот таким…

Дама опустила руку где–то на уровень табуретки и объяснила:

– Мы с вашей мамой, Ильмирой, вместе учились в институте и работали. А потом моего мужа перевели в Москву… Ну что ж, давайте знакомиться заново: Латыпова Гюзелла Альбертовна. В девичестве – Рамазанова. Неужели не слышали – Гуля Рамазанова?

Последнее имя Нуру было хорошо знакомо: про мамину институтскую подругу Гулю он слышал множество весёлых историй.

Как Гуля назначила свидание трём поклонникам, а сама пошла в кино с подругой Ильмирой.

Как Гуля с Ильмирой катались на лыжах и чуть не угодили в лапы медведю, а потом кормили его конфетами. Медведь был вовсе не диким, а ручным мишкой, сбежавшим из уфимского цирка.

Как Гуля с Ильмирой списывали на госэкзамене, а шпоры оказались совсем по другому предмету…

– Конечно, слышал! – обрадовался Нур и, склонившись, с чувством поцеловал душистую руку маминой подруги. – Вот мама расстроится, что не смогла пойти сегодня! Вы давно приехали?

– Позавчера, у моих родителей золотая свадьба, – объяснила Гюзелла Альбертовна. – А что с мамой?

– Кажется, простудилась немного.

– Передавай привет, мы постараемся заглянуть, ну, или, если не успеем, я позвоню обязательно, – пообещала Гюзелла Альбертовна. – Мы с дочерью завтра собирались обратно в Москву, но билетов нет, обещали из брони…

– Я как раз завтра вечером лечу в Москву на самолёте «Севернефти», – Нур почему–то постеснялся сказать, что у него личный самолёт. – Хотите, возьму вас пассажиркой?

– Да что вы говорите! – обрадовалась Гюзелла Альбертовна. – Только я не одна, а с дочерью…

– Хоть с тремя, – рассмеялся Нур. – Самолёт большой. Так я передам маме, что вы к ней заедете?

Он написал на листке домашний номер и протянул Гюзелле Альбертовне.

– Лучше я сама ей позвоню, – она аккуратно сложила листок вчетверо и спрятала в маленькую сумочку. – А вот, кстати, и моя дочь. Познакомьтесь, Нурмухамет – это Мадина.

Гюзелла Альбертовна глазами показала Нуру, что неплохо бы и обернуться.

Он послушно повернул голову на запах нежных, пахнущих свежескошенным сеном духов и обомлел: перед ним стояла девушка с Нюшиными глазами.

– Мадина, – согласилась девушка, теребя жемчужное ожерелье.

***

Марбелья

В отличие от остального дома в кабинете было тепло. С самого утра Иван Адамович топил камин. Без этого прямо–таки пальцы замерзали, не желая бегать по клавишам компьютера. А чем ещё другим мог здесь и сейчас заняться Иван Адамович, если не работой? С Россией он был связан исключительно виртуально – при помощи телефона да ещё оптико–волоконных сетей и Инетернета. Зато связь эта была практически беспрерывной.

Герцензон получал всю оперативную информацию по поводу ситуации, складывавшейся вокруг СНК. И ситуация эта Герцензону не нравилась. Как не нравилось ему и то, что жена его, Ляля, всё никак не могла собраться и приехать к нему. Вбила себе в голову, что хочет сниматься. И ладно бы ещё в большом кино, это Иван Адамович постарался бы понять. Но Ляля собиралась играть в очередном идиотском сериале.

Настроение было пресобачье. Словно подыгрывая холоду и Лялиному упрямству, разболелась левая нога, которую он вчера подвернул, спускаясь с лестницы.

Это была старая, ещё студенческая травма. Первый раз Герцензон повредил «крайнюю, мать её, левую» во время студенческого чемпионата по волейболу. Это их институтский тренер, крикливый Сан Саныч так выразился – «крайняя левая» с матерью по центру. Сан Саныч вообще любил сказать красиво, и по большей части нецензурно.

Студенческая травма давала о себе знать в «теннисные» времена. Когда ни один нормальный вопрос по бизнесу нельзя было решить без партии–другой. Те теннисные времена уже канули в Лету, а нога осталась и напомнила о своём существовании так вот подло, совсем не вовремя. Это же – курам на смех! Сидит один–одинёшенек в непротопленной вилле один из самых богатых людей России, и его нога считает себя хозяйкой ситуации!

Герцензон поморщился, оторвался от компьютера, плеснул в стакан виски и чуть, лишь на треть, разбавил его содовой.

Немного согревшись хорошим глотком, Герцензон вновь углубился в изучение последних компьютерных сводок со всех фронтов – как экономических, так и политических.

Кажется, проблемы у него грозили появиться не только в России, но и в Швейцарии. Российская прокуратура обратилась к своим швейцарским коллегам с просьбой заблокировать все счета Герцензона и СНК в швейцарских банках.

Швейцарцы пока сопротивлялись, старательно охраняя реноме своей традиционно надёжной банковской системы. Доводы и инсинуации российской прокуратуры на них не действовали. На них действовали лишь точные доказательства того, что через их банки отмываются неправедно заработанные деньги.

Деньги же Герцензона, если отчасти и были заработаны не самым праведном образом, легализованы были грамотно. Не зря же Герцензон кормил целую армию юристов и прочих аналитиков, плюс банковских специалистов!

Неясная тень на мгновение скользнула по экрану.

– Что т-такое?! – дёрнулся Герцензон, резко подняв голову от компьютера.

Прямо перед ним, а вовсе не в виртуальном пространстве стоял человек в затемнённых очках, синей куртке и бейсболке с логотипом «Condiciones idealis».

– Что… вам… тут… – судорожно вспоминал Иван Адамович испанские слова. Появление призрака из обслуги Герцензону не понравилось. Совсем, понимаешь, распустились! Да и вообще, что тут, в кабинете, делает этот грёбаный «Condiciones idealis»? Все коммуникации – на первом этаже. Какого же дьявола?..

– Здравствуйте, Иван Адамович! Давненько не виделись, – на чистом русском сказал очкастый, уставившись тёмными стёклами прямо в глаза Герцензону. Тот посмотрел через плечо незваного гостя: дверь в кабинет была закрыта. Герцензон потянулся к «тревожной» кнопке, установленной с изнанки столешницы.

– Не беспокойтесь, Иван Адамович. Сигнализацию я временно отключил, – улыбнулся очкастый и снял столь неуместные в помещении солнцезащитные очки.

И тут наконец–то Герцензон узнал человека – перед ним стоял Вячеслав Борисович Качалов. Собственной персоной. В карнавальном наряде мастера–теплохолодотехника.

Герцензон откинулся в кресле и попытался успокоиться – Качалов признаков явной агрессии не проявлял. Да и на кой ляд ему, собственно, эти признаки было проявлять? Не убивать же сюда пришёл его бывший сотрудник, специалист по особым поручениям, в самом–то деле! Повода он вроде бы не подавал…

– Правильно мыслите, – будто услышав его мысли согласился Качалов. – Вооружён, но не опасен. Что же вы не предложите мне присесть? В прошлой жизни вы были более вежливы с подчинёнными… бывшими.

– Да, присаживайтесь, Вячеслав Борисович. Извините, – Герцензон уже почти пришёл в себя. – А ведь и вправду давненько не виделись. С тех пор, как вы исчезли, как сон, как утренний туман… – окончательно взял себя в руки Иван Адамович. Быстро щёлкая «мышкой» он свернул все «окна», оставив на компьютерном мониторе классическую заставку. Успокаивающе забулькала вода и поплыли по тёмному экрану экзотические рыбы, мерно шевеля плавниками.

– Производственная необходимость, сами понимаете, – ответил Качалов, усаживаясь в кресло напротив стола. – Обстановка к тому располагала. А главное для людей нашей профессии…

– Вовремя смыться, – иронично подхватил Герцензон. – Уж простите за непарламентские выражения… Между прочим, вы бросили меня в самый сложный момент….

– Но вы ведь живы, как я погляжу? – Качалов забарабанил пальцами по подлокотнику кресла, противно постукивая ногтями. – Насколько я понимаю, господин Сидоров не прислал вам ответку… уж тоже простите меня, грешного, за несколько специфическую лексику.

– Да, – задумался Герцензон. – Это ведь как сказать. Прислал – не прислал… Вы что, не понимаете, что всё это началось с его подачи? Всё, что творится сейчас вокруг меня и СНК? Вы ведь в курсе?

– Естественно. Я только что из России. И вот что скажу: на месте Сидорова так поступил бы каждый, – с издевательским пафосом заявил Качалов. И достаточно резко сменил тон. – Ну да я сюда пришёл не моральные качества господина Сидорова обсуждать. Я пришёл вам помочь. Для этого–то нам и надо было встретиться глаза в глаза. Не так ли, Иван Адамович?

– Помочь? – скривил губы Герцензон. Свежо предание – помог однажды волк овечке.

– Ну да, – согласился Качалов. – Помочь. Иначе зачем я здесь? Просто засвидетельствовать вам почтение?

– Излагайте, – кивнул Герцензон.

– Насколько я понимаю, у вас могут возникнуть проблемы с вашими швейцарскими счетами. И вы можете потерять много денег.

– Надеюсь, этого не произойдёт. Я работаю сейчас в этом направлении, – Герцензон сцепил пальцы.

– Обязательно произойдёт… – «успокоил» Качалов и предупредительно поднял указательный палец, – если вы не захотите тотчас же расстаться с их малой толикой. Мне нужно всего пять миллионов. Вам же их не жалко? Особенно, если учитывать, что вы всё можете потерять?

– То есть, вы хотите сказать, что я должен заплатить вам пять миллионов долларов? И за что, спрашивается, я должен платить? За красивые глаза? – искренне изумился Герцензон.

– За то, что я не передам швейцарской прокуратуре документы, имеющиеся у меня в наличии. Взгляните, – Качалов достал из кармана дискету и протянул её Герцензону. – Здесь схема, по которой вы и ваши структуры отмывали деньги из очередного транша МВФ. Я думаю, что уж эти–то факты будут достаточным основанием для ареста ваших счетов скрупулёзными швейцарцами.

Герцензон, прогнав рыбок, вставил дискету и быстро просмотрел файлы. Это было серьёзно. Даже более того. Все схемы увода денег МВФ прослеживались идеально. Похоже, Качалов хорошо поработал. Жаль, очень жаль, что не на него, а против. «Обшибочка вышла, кругом сплошной песец» – так, кажется, говаривал в таких случаях Сан Саныч. Может, надо было Качалова в экономических экспертах держать, а не по силовому ведомству?

– Так, стало быть, Вячеслав Борисович, – оторвал Герцензон взгляд от экрана, – вы собирали на меня компромат с самого начала?

Нога ныла нестерпимо, а от выпитого виски во рту было сухо и противно. Больше всего сейчас Герцензону хотелось проснуться и увидеть рядом с собой не наглую рожу в бейсболке, а, допустим… Да что угодно, лишь бы не Качалова! Но это был Качалов.

– Такова специфика нашей работы, – поправил бейсболку Качалов. – Учитывая суммы на ваших счетах, мне представляется, что пяти миллионов эта информация стоит. И, заметьте, я мог бы взять у вас гораздо больше…

– Да, кстати, а почему вы запросили именно пять? Почему не семь? – съехидничал Герцензон.

– Просчитал пределы вашей жадности, – в тон ему ответил Качалов.

– А где гарантия, что, получив деньги, вы меня всё равно не подставите? И будете продолжать шантажировать дальше?

– У вас в сухом остатке – лишь моё офицерское слово. Что правда, то правда. Ну, и ещё один добрый совет…

– Какой ещё совет? – вскинулся Герцензон.

– Сначала – деньги, потом – стулья. Согласны? Согласны, – махнул рукой Качалов и разгладил свои наверняка фальшивые усы. – Вот номера счетов. Вы переводите по миллиону на каждый из них. А вот на этот, в «АБН-банк», на имя госпожи Червинской, всего сто тысяч…

– Подождите, об этих ста тысячах мы не договаривались! – возмутился Герцензон. С потерей пяти миллионов он уже вроде как смирился, а тут – ещё? С какой–такой стати!

– Ну не мелочитесь, Иван Адамович! – Качалов по–мальчишески сдвинул бейсболку так, что козырёк теперь скрывал не половину наглого лица, а целиком правое ухо. – Давайте делать дело.

Герцензон, вздохнув, на несколько минут углубился в компьютер.

Наконец, ткнув в последний раз в клавишу, словно поставив жирную точку, он вновь поднял глаза на Качалова:

– Я всё сделал. Так что за совет, Вячеслав Борисович?

– Позвольте я сначала всё–таки проверю…

Герцензон не стал уступать Качалову своё место, а просто развернул ноутбук экраном в его сторону. Теперь уже Качалов защёлкал клавишами. Спустя несколько минут, он улыбнулся:

– Спасибо. Всё в порядке. Я рад, что мы друг друга так хорошо поняли, – он поднялся из кресла. – Дискету можете оставить себе. На память. Если вдруг вам понадобится со мной связаться, то пишите на этот электронный адрес…

Качалов взял со стола Герцензона ручку и написал адрес на листке для заметок, выуженном из лотка красного дерева.

– Да, и насчёт совета… – вспомнил он, вновь надевая тёмные очки. – Берегите себя! И не делайте глупостей! Вы и так их уже порядочно наделали. И не грешите на меня, если сведения об этих траншах всё же всплывут. Не я один такой умный. А лучше – купите себе какой–нибудь остров. Да побыстрее! Недвижимость – это ведь наверняка. Ну, да не мне вам объяснять!

Качалов резко повернулся и направился к двери кабинета.

– За совет – спасибо, уроженец страны советов, – пробормотал ему вслед Герцензон. – Нет, постойте! – Качалов обернулся. – А как же с отоплением и кондишином? Куда вы дели мастера из фирмы?

– Всё в порядке, Иван Адамович! Всё в порядке. Я выполнил его работу. Так что скоро уже согреетесь. И сигнализацию потом включите. А то мало ли что? – Качалов насмешливо сверкнул стёклами очков.

– Да идите вы! – неожиданно для себя улыбнулся Герцензон.

Всё–таки чувство юмора ему не окончательно изменило! Как там якобы сказано в уставе вооруженных сил Великобритании? По поводу насилия над женщинами–военнослужащими: «Если вам не удалось противостоять насильнику, то постарайтесь расслабиться и получить удовольствие». Вот именно!