Текст книги "Сады Дьявола (СИ)"

Автор книги: Павел Гагарин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 18 страниц)

– Ну, зомби получаются из людей. Они и выглядят как люди.

– Ну, мало ли кто как выглядит. Слыхали про мимикрию? Внешняя похожесть в биологии не играет никакой роли. Овчарка и чипухахуа…, – доктор прислушалась к последнему слову и поправилась: – чихуахуа внешне имеют мало общего, а принадлежат к одному виду. Потому что, если их разнополую пару оставить вместе, они через два месяца нарожают щенят, каких нибудь чихучарок или, я не знаю, овчахуахуа. Главный признак вида это способность скрещиваться и давать плодовитое потомство. В общем, наша первая научная задача установить размножаются ли зомби, и если размножаются, то как именно. Вдруг у них партеногенез. Или вообще почкование, – Стерн хихикнула, видимо, представив этот процесс. – Тогда да, против природы не попрешь – разные виды. И если окажется, что зомби разножаются, и разножаются половым путем, следует начать проводить опыты по скрещиванию зомби и людей. Тут, конечно, потребуется добровольцы. Ну, или наоборот, невольники. Не беспокойтесь, у меня есть знакомые – помогут… Для чистоты эксперимента, нужно несколько пар. Если эти пары дадут потомство, которое в свою очередь сможет размножаться, тогда да, зомби и люди это один вид. По моим оценкам, лет за пятнадцать-двадцать управимся… Я предоставлю вам смету…

Пульхр почувствовал что немного утомился от сравнительной сексологии зомби.

– А что вы можете сказать о лемурианах? – спросил он. – Это тоже маргинальная группа?

– Это врядли. Хотя…, – Стерн вдруг загрустила.

– А вы были в их родной системе?

Доктор горько засмеялась, качая головой.

– За всю жизнь я видела только троих лемуриан. Все они, насколько я поняла, выросли и получили образование на Земле. Так что, вполне вероятно, их родная планета – Земля.

Доктор, похоже, все-таки начала поддаваться действию алкоголя.

– Вы сказали, что видели троих лемуриан. Кого?

– Дедала. Я так поняла, вы с ним тоже общались, – капитан кивнул. – Кроме него я видела еще одну женщину…

– В смысле «еще одну женщину»? Хотите сказать – Дедал женщина?

– А вы что, не знали? Такие вещи надо сразу уточнять, а то можете попасть в неловкую ситуацию. Помню, был у меня в Бразилии один случай…

– Как же так? У него же мужское имя!

– Странно, что он вам не сказал. Они вроде бы это не скрывают. Дело в том, что у лемуриан обратный половой диморфизм: самки занимают нишу, которую у людей занимают мужчины, и наоборот. Поэтому у лемурианок мужские имена и они позиционируют себя как мужчины. Их эволюция шла примерно как у наших пингвинов: самка строила гнездо, откладывала яйцо, ей становилось хорошо и она отправлялась на охоту. Ну, типа, настоящий мужик должен построить дом, родить сына и забить мамонта. А самец оставался, утеплял своим пухом семейный очаг, высиживал яйцо, а когда ребенок вылуплялся, кормил его грудью.

– Грудью?

– Да, у них там молочные, вообразите себе, железы, субмамарные складки – все как положено…

– Это как же у них выглядят самцы?

– Они выглядят в точности как самки человека, за исключением одной маленькой, ну или большой, кому как повезло, детали.

– Откуда вы это знаете? Вам Дедал сказал?

– Сама видела. На одну планету меня по пути подкинула молодая пара лемуриан. Я провела у них на корабле пару дней и несколько раз, совершенно случайно и исключительно в научных целях, пронаблюдала, как они занимаются любовью. Видеозапись они, правда, отняли, но память не стерли, может забыли, не знаю. И на том спасибо. Насколько я могу судить по троим представителям этого вида, у них не только обратный половой диморфизм, но и в принципе, так сказать, половой спектр сдвинут в сторону женственности. Самки, хотя и занимают мужскую нишу, довольно андрогинны: нет особой мускулатуры, нет волос на лице и теле. Соответственно, самцы имеют ярко выраженную феминную внешность, за одним понятным исключением. Я полагаю, дело в том, что лемуриане как вид, гораздо старше нас. Чем дольше вид разумных существ живет в безопасности и цивилизации, тем меньше востребованы мужские качества, все эти ваши бицепсы, бороды и тестостероновая ярость. Соответственно, разница между полами уменьшается. В трудные времена, наоборот, половой спектр часто смещается в мужскую сторону. Слыхали о неадертальцах?

– Краем уха.

– У них даже женщины носили усы и бороду, да и уровень тестостерона у них был как у племенного быка. Любая неадертальская Джульетта могла вас, со всеми вашими медалями, в узел завязать. Потому и вымерли. Как оказалось, мужики очень плохо рожают детей. – Стерн неожиданно икнула. – Это еще что такое? – удивилась она, постучала себя кулаком в грудь и снова икнула.

Капитан поднес Стерн стакан воды, который она благодарно кивнув, выпила.

– Я закурю? – спросила она.

Капитан пожал плечами: Стерн уже сунула сигарету в рот и спрашивала только из вежливости. Никотин соединился с алкоголем, и Стерн начало развозить. Разноцветный взгляд ее обессмыслился. Напоследок ее повело в романтику.

– Капитан, а вы женаты?

– Нет.

– А что так? Не нравятся женщины?

– Я клон.

– Ах вот оно что! – кивнула (а может клюнула носом) доктор. – Клонам же нельзя жениться. А детей вы завести физически не можете, вам эту функцию на генетическом уровне отключили. Маленькую такую спаечку поставили в районе метохондриальной… Не помню точно… Раньше знала, но теперь не помню… Но вы не расстраивайтесь. Смотрите в стакан с той стороны, где он полный: зато вы можете трахаться без резинки. Трахаться-то вам еще не запретили? Ну, не будьте ханжой. Сексуальный инстинкт – базовый, поэтому изучение любых социальных групп надо начинать с того, кто с кем и как именно спит. Во всех, понимаете ли, подробностях и частностях. Особенно это касается маргинальных групп. Звериная, я вам доложу, простота нравов. Тут главное соблюдать научный подход, иначе – она чиркнула ногтями по горлу и пригорюнилась. – А я вам нравлюсь?

– Очень. Но у меня есть девушка.

– А, да, вы же говорили…

– Разве? – удивился капитан.

– Ну, кто-то говорил. Может быть, полковник…, – насколько понял Пульхр, полковник появлялся в реальности Стерн при достижении определенной глубины опъянения, которой она в очередной раз достигла.

Докурив, доктор вдавила окурок в пепельницу, заразительно зевнула (следом за ней зевнул капитан, а за ним и читатель) и принялась ерзать, устраиваясь на ночлег. Капитан не возражал. Он решил дождаться, когда она заснет, после чего попросить бармена вызвать грузчика с тележкой. Он, конечно, мог отнести ученую сам, но во-первых, не пристало капитану таскать по космопорту пьяных девиц, во-вторых, он не хотел лишних вопросов от Петровой. То, что их не миновать, капитан знал, когда предлагал угостить Стерн. Но одно дело пообщаться с новым членом команды и важным источником информации в неформальной, так сказать, обстановке, в баре, полном людей, другое – самолично появиться у причала со спящей красавицей наперевес.

Грузчика вызывать не пришлось. Вскоре после того, как Стерн угомонилась, закрыла глаза и засопела, в зале появилась Олсен. Она оглядела стол, уставленный бутылками и посудой, храпящую ученую и не выразила ни малейшего удивления.

– Шеф, погрузка закончена. Наемники на местах, багаж доктор Стерн, – которая, услыхав свое имя, на секунду перестала сопеть, заинтересованно приоткрыла свой правый зеленый глаз, но, не усмотрев ничего для себя интересного, тут же смежила его снова, – погружен. Все без происшествий.

– Спасибо, Олсен, – капитан поднялся, хрустнул, разминаясь, плечом.

Они одновременно поглядели на доктора Стерн.

– Олсен, ты не могла бы помочь доктору Стерн…

Олсен коротко кивнула, протянула руку и одним движением поставила Стерн на ноги.

– Это еще что такое, хам? – попробовала возмутиться Стерн, решив, что ее домогаются. Но возмущение потребовало слишком много сил, и она покорно отдалась на волю боцмана.

Капитан взялся было за докторский багаж, но Олсен со словами: «Шеф, я сама», рукой, свободной от представителей науки, отняла у него рюкзак и легко вскинула обе лямки на левое плечо. Пульхр оставил на столе стокредитовую купюру и двинулся за ними в арьегарде. Стерн зыбко передвигала ноги и откровенно висела на правой руке Олсен, левой обвивая ее талию. До причала добрались без происшествий. По пути попался патруль туристической полиции, который оценил офицерскую форму и сопроводил на уважительном расстоянии до причала. Томпсон нервно курил возле шаттла. Увидав обнявшихся Олсен и Стерн, он издал тихий скулящий звук, выплюнул сигарету и ринулся помогать. Олсен решительно отстранила его от докторши, сунув в качестве сублимации рюкзак. Когда боцман усаживала тело Стерн в пассажирское кресло и пристегивала его ремнями, та, не открывая глаз, эхом оставшейся в баре беседы пробормотала что-то про особенности размножения морских коньков.

Всю дорогу до «Неуловимого» этнограф благополучно проспала.

– Куда ее? – спросила Олсен по прилете, отсегивая ремни.

– Пусть сегодня переночует в твоей каюте, – сказал капитан. У Олсен, как у старшего унтер-офицера, имелась отдельная каюта с двумя полками. – Присмотришь за ней. Пьяная девица на пиратском корабле не к добру. Завтра посмотрим.

Концентрация алкоголя в крови Стерн достигло того уровня, когда тело человека приобретает свойства жидкости. Несмотря на усилия боцмана придать ей вертикальное положение, доктор буквально стекала на пол. Олсен пришлось нести ее на руках, как павшего товарища, чтобы торжественно предать тело нижней из полок своей каюты. Старпом Юсупов встречавший капитана для доклада, так засмотрелся на церемонию выноса, что проглядел появление Пульхра. Спохватившись, он козырнул и принялся докладывать:

– Господин капитан, за время вашего отстутствия никаких нарушений не замечено. Шаттл с наемниками уже пристыковался, офицер Томпсон повел их в девятый отсек устраиваться…

– До прыжка остался один час, сорок пять минут, – «Джо» уже вел обратный отсчет. – Всем людям на корабле надлежит как можно быстрее закончить свои дела, принять положение тела, максимальное к горизонтальному, лицом вверх и пристегнуться.

В дверях шлюза, в которых только что скрылись Олсен и Стерн, появилась Петрова.

– Хорошо, – сказал капитан Юсупову. – Можете продолжать подготовку к прыжку.

– Это кто? – спросила Петрова, когда Юсупов удалился.

– Что «кто»?

– Что за девица, которую сейчас отсюда вынесла Олсен?

– Это доктор Стерн, этнопсихолог, наш научный консультант.

Петрова дернула носом, уловив исходящий от капитана запах алкоголя:

– Это ты ее напоил?

Врать в отношениях нельзя никогда. Только правда. Поэтому Пульхр не стал возражать:

– Я. У нее сегодня свадьба.

– Чего?

– Потом расскажу. Времени в обрез.

– До прыжка остался один час сорок минут, – подтвердил «Джо».

Когда «Джо» сообщил, что до прыжка осталось пятнадцать минут, все люди на корабле находились в положении, максимально близком к горизонтальному, лицом вверх, все были пристегнуты и тоскливо ожидали того момента, когда «Джо» скажет «Ноль, пуск», корабль встряхнет, и за стеклами иллюминаторов вместо черной пустоты Солнечной возникнет черная пустота уже совсем другой системы. Разница только в том, что звезды будут расположены чуть иначе, и родное Солнце будет одной из них.

ГЛАВА 8

Как уже говорилось, правительство Земли, получив в свои руки лемурианские двигатели, все силы бросило на то, чтобы узнать или хотя бы угадать методом тыка принцип действия. Лучшие земные ученые потратили несколько лет на исследования, но поняли не больше шамана-неадертальца, случайно наткнувшегося в кустах, куда он забрел по малой нужде, на пылесос. Любой вопрос по делу они смывали потоком узкоспециализированной лексики, трогательно напоминая ацтеков, которые с помощью заклинаний пытались защититься от вторжения конкистадоров.

Лемурианский двигатель, установленный на «Неуловимом», представлял собой довольно громоздкое и сложное сооружение. Центральная его часть – двухметровой высоты металлический цилиндр – располагался в пятом отсеке, в специальной выгородке. С помощью гофрированных шлангов и пучков проводов, он соединялся с несколькими шарами меньших размеров, раскиданных по разным палубам, и благодаря системе кингстонов имел выход в открытый космос.

Если устройство лемурианского двигателя, по-видимому, было непознаваемо сложным для земной науки, то управление, напротив, – максимально простым. Для прыжка нужно было лишь загрузить в один из шаров топливную капсулу, набрать на пульте управления координаты выхода, повернуть специальный ключ, который капитан носил на цепочке на шее, и повернуть рычаг. После этого шарообразный кусок пространства радиусом около пятидесяти метров почти мгновенно – за семь секунд – перемещался в заданные координаты.

Тут имелся небольшой ньюанс: точность прыжка находилась в обратной зависимости от расстояния. До девяти световых лет погрешность была приемлимой, ее можно было покрыть за неделю-другую марша на корпускулярно-волновом двигателе, далее точность снижалась по экспоненте.

До Голконды было почти тридцать световых лет. Их предстояло покрыть тремя прыжками лемурианского двигателя, и дальше добираться до цели на маршевых двигателях.

Перемещение с помощью лемурианских двигателей сопровождался неопасными, но довольно неприятными побочными эффектами. Вывернутая наизнанку метрика пространства вызывал перенаправление остаточных токов в нервных окончаниях и семь долгих секунд прыжка человек ощущал себя метафизической струной, растянутой между точками входа и выхода, сознавая беззащитными нервами каждый метр этого неимоверного, с ума сводящего своей бессмысленностью расстояния.

Это ощущение вызывало приступ комплекса неполноценности и экзистенциального шока такой силы, что природные предохранители организма временно выходили из строя. Физически это выражалось в виде судорог, холоднго пота, головной боли и перемежающейся диареей рвоты в разных комбинациях и пропорциях.

И если у людей это состояние продолжалось от нескольких минут до получаса, после чего в организме включались защитные механизмы, и физиология давила негативные ощущения всякой позитивной химией, то корабельный ИИ вышибало всерьез и надолго. После прыжка Пульхр предоставил «Джо» двухдневную увольнительную – все равно толку от него в таком состоянии не было. На все вопросы он однообразно отвечал: «А смысл?» и, не обнаружив такового, погружался обратно в пучину мировой скорьби. Все это время «Джо», лишенный общения со своими психологами, посвятил игре в морской бой с самим собой.

После третьего прыжка командир навигационно-операционной боевой части Вениамин Андерсен основательно проблевался, дрожащей рукой вытер холодный пот со лба, и сел за вычисление маршрута.

– Сто восемнадцать часов пути до точки, – доложил он, дважды проверив расчеты.

Пока ИИ приходил в себя, команда встала на боевую вахту. Начался марш – самая тяжелая и нудная часть операции.

Из-за перегрузок нормы питания были увеличены втрое. Резко возросла вероятность аварий, поэтому в каждом отсеке вахтенные совершали неприрывный обход и проверку приборов и устройств. Вдобавок по всему кораблю, переходя из отсека в отсек, круглосуточно курсировала контрольно-аварийная бригада техников, которые специальными приборами проверяли, как справляются с перегрузками несущие конструкции корабля.

Все ходили злые, усталые и издерганные. Скучали только наемники, которые окопались в своем девятом отсеке, и только и делали, что ели, спали и играли в карты на отжимания.

Несмотря на перегрузки и вахты, каптенармус Петрова появлялась в каюте Пульхра каждый вечер. На то имелась веская причина: она взревновала капитана к доктору Стерн. Петрова вообще была ревнива. К счастью, в ее загадочной душе для этого светлого чувства было выделено ровно одно посадочное место, и до доктора Стерн его прочно, хотя и абсолютно безосновательно, занимала боцман Олсен. Новая гипотетическая соперница всколыхнула застоявшиеся чувства между капитаном и его каптенармусом. Кроме этого, видимо, чтобы не давать коварной докторше ни малейшего шанса, Петрова увеличила капитанское довольствие утренним сексом.

Стерн, наверное, удивилась бы, узнав, какую бурю эмоций вызвала у Петровой. Старпом выделил ей отдельное помещение в третьем отсеке, и она за пару дней ухитрилась захламить его так, что с трудом верилось, что там обитает человек, а не семейство енотов. Она профессионально четко вписалась в коллектив, знала команду по именам и беспрепятственно, как кошка, шлялась по всему кораблю, пока однажды старпом не наткнулся на нее в пятом отсеке, на посту управления Главной Энергетической установкой, куда, вообще-то, вход был воспрещен даже большинству членов команды.

Юсупов отвел ее в третий отсек и запер там, объяснив, что выпустит только по прибытии на Голконду, если, конечно, она раньше лично ему не сдаст зачет по устройству корабля и правилам безопасности. Стерн пожала плечами, попросила руководство – толстую, как кирпич, и такую же тяжелую папку, на следующий же день зачет успешно сдала и продолжила свои прогулки.

Надо сказать, некоторые основания для ревности Петрова действительно имела: капитан все свободное время проводил со Стерн в третьем отсеке, где в помещении спортивного зала организовали что-то вроде штаба наземной операции. К планированию операцией капитан привлек так же Чехова, Фредди Лютого, главу и единственного офицера научной службы Ивана Бенуа, и карабельного врача доктора Элеонору Картье.

Единственной фактической информацией, которой они обладали, были записи, которые доктор Стерн сделала во время своего предыдущего визита на Голконду, и ее же весьма смутные воспоминания. Эти записи просмотрели множество раз, пытаясь выработать тактику и стратегию будущих боевых действий.

По словам Стерн, в период расцвета человеческая колония на Голконде достигала сотни миллионов человек, и представляла собой содружества городов-государств, контролировавших горнодобывающие шахты. Города воевали друг с другом, но без особых зверств, загрязняли окружающую среду, но в меру, время от времени случались политические перевороты, революции, экономические кризисы, но все это не мешало населению расти – в общем, бурлила обычная человеческая жизнь. Цивилизация достигла уровня примерно середины земного двадцатого века: электричество и телевидение уже появились, а интернет и ядерное оружие – еще нет. Военные сумели вывести на орбиту несколько спутников, но человека в космос еще не запустили. Потом что-то пошло не так, и начались эпидемии, а закончилось все нашествием зомби. За пару лет человеческая цивилизация на Голконде схлопнулась.

– А они довольно шустрые, – говорил Пульхр, глядя как на экране четверо зомби преследуют одинокого пехотинца. – Смотрите, как слаженно действуют.

Съемка, очевидно, велась с дрона, который кружил на небольшой высоте над разлинованной желтыми полосами парковочной площадкой. Одинокий покосившийся фонарь из последних сил освещал обгорелый труп минивэна, и синюю малолитражку, в панике распахнувшую настеж все свои четыре двери.

Зомби медленно обступали пехотинца в бронежилете и каске, тесня его к каким-то смутно угадывающимся в темноте сложным силуэтам, похожим на кусты. Пехотинец, удерживая дистанцию, отступал, отстреливаясь из автомата короткими очередями.

– Почему он один? – спросил Чехов.

– Откуда я знаю? – ответила Стерн. – Может, отбился от своих…

Пользы от стрельбы было мало. Зомби, получив пулю, валился на асфальт, но тут же начинал копошиться, переваливался на живот, вставал на четвереньки, а потом и на ноги, плавными рывками своих движений напоминая забулдыгу, на автопилоте упрямо стремящегося домой.

Пехотинец, меткой стрельбой повалил всех противников и менял магазин, когда позади него появилось еще трое мертвецов. Боковым зрением заметив движение за спиной, боец успел сбить одного из нападавших прикладом, но двое других повисли у него на плечах.

Бронежилет и каска очень мешали мертвецам, и человеку несколько раз почти удалось стряхнуть их с себя.

– Они слабее человека, – сказал Чехов. – Но очень вязкие и гибкие. Смотрите, у них суставы как будто во все стороны гнутся.

Пехотинец выхватил нож и, рыча нечленораздельные ругательства, несколько раз полоснул лезвием, а потом принялся бить основанием рукояти по голове зомби, который, несмотря на страшные, проламывающие череп удары, упорно не желал разжать ни пальцы, ни зубы.

– Ни в коем случае нельзя дать им схватить себя, они цепкие, как обезьяны.

Наконец, пехотинец изнемог, мертвецы повалили его, облепили и принялись кушать. Оператор дрона обладал железными нервами папарацци: чтобы не пропустить ни единой подробности, он включил освещение дрона и максимально снизился. Зомби не обратили на дрон ни малейшего внимания, а вот пехотинец, увидав свет фонаря, решил, что к нему пришла помощь, и все никак не хотел терять сознание, все кричал, все тянул к дрону руку. Изображение было таким близким, что на экран попало несколько темных капель, когда зомби перервали ему сонную артерию.

– Я заметила, что по-одиночке они гораздо менее агрессивны. Стараются держаться на расстоянии, а если к ним попытаться приблизиться, этак жалобно поскуливают и отбегают, – сказала доктор Стерн. – Но такое бывает редко, обычно они передвигаются группами. Чем многочисленнее группа, тем более сложное и агрессивное поведение они демонстрируют.

Следующая съемка тоже велась с помощью дрона, который медленно плыл на уровне второго этажа, поводя камерой по сторонам и время от времени фокусируясь на деталях. Улицу, судя по всему, недавно обработала артиллерия: воронки в асфальте, закопченные пробоины в стенах горящих зданий, осколки стекол, выбитых взрывной волной. Время от времени попадались чадящие автомобили. Одна машина торчала из окна второго этажа, куда ее, видимо, занесло взрывной волной. В нескольких местах догорали какие-то кучи мусора. Дрон облетел одну из куч и сфокусировал изображение на торчащей из одной такой кучи ноге в ботинке с высокими берцами.

Сквозь треск пожара послышались крики и стрельба. Дрон определил, что звуки идут слева, повернул на перпендикулярную улицу и полетел, стараясь держаться поближе к стенам зданий. Через пару минут он наткнулся на источник звуков: два человека в оборванной полицейской форме отстреливались от стаи бродячих мертвецов. Вернее, отстреливался один, используя в качестве упора капот измятого, как пустая пивная жестянка, автомобиля, а другой в это время что-то орал в рацию.

Стрельба действовала на зомби так же, как на первой съемке: тормозила, но не останавливала. До зомби оставалось метров десять-пятнадцать, когда тот, что с рацией, крикнул что-то своему напарнику, и они побежали в сторону дрона, затаившегося в кроне дерева. Зомби, курлыча и повизгивая, кинулись за ними вихляющей рысцой, явно проигрывая в скорости. Пропустив всю процессию мимо, дрон неспешно двинулся за ними следом.

Полицейские, оглядываясь и отстреливая самых резвых преследователей, добежали до глухой кирпичной ограды, за которой виднелся силуэт здания с колонами. Прислонившись спиной к стене, полицейский с рацией сцепил пальцы рук в замок, а второй, используя коллегу как импровизированную лестницу, взобрался по стене и, усевшись на ней верхом, подал напарнику руку.

Зомби, на глазах которых все это произошло, остановились и принялись крутить головами, явно не в состоянии понять, куда вдруг исчезла их добыча. Дрон подлетел к одной из групп зомби поближе, совершил вокруг них вираж и включил освещение. Те не обратили на дрон ни малейшего внимания, а может и просто не заметили: вместо глаз у них были жуткие черные дыры.

– Как они ориентируются в пространстве, если у них нет глаз? – спросил Пульхр.

– Смотрите дальше, – сказала Стерн.

Оператор дрона на записе, словно услыхав вопрос, взял одного зомби крупным планом. Похоже, в прошлой жизне этот мертвец был белым воротничком: в его лохмотьях смутно угадывались очертания офисного костюма, на шее болтался огрызок галстука. Время от времени он механически вскидывал руку и глядел черными щелями на циферблат чудом сохранившихся часов.

– Видите? – спросила Стерн. – Приглядитесь к глазам, видите отблеск?

– Глаза на месте! Просто они почему-то полностью черные…

– Да, как будто затянуты какой-то пленкой.

– Похоже так и есть. А что это за подтека под носом и глазами?..

– Под ушами тоже. Такое ощущение, что мозги внутри сгнили, просочились через отверстия и засохли. Доктор Картье, что скажете?

– Это не может быть мозг. Зомби это или не зомби, что-то должно управлять телом.

– Что это тогда?

– Какие-то выделения. Может быть, кровотечение и кровь засохла. Возможно, последствия артобстрела.

– Мне кажется, больше похоже на плесень.

Фредди Лютый остался очень недоволен зомби. Он был поклонником жанра зомби-апокалипсиса и теперь стремился поделиться с учеными своей солдатской мудростью. Пулестойкость зомби вполне соответствовало его ожиданиям.

– Но почему они не умирают от ранения в голову? – возмущался он. – Вон смотрите, у этого две дыры во лбу, а ему хоть бы хны! Это какие-то неправильные зомби! Все знают, что единственный способ убить зомби – разрушить мозг!

– Да какая разница? – успокаивал его Чехов. – У нас же есть разрывные пули, крупнокалиберные пулеметы, их в клочья порвет, какие бы они ни были живучие. Хорошо, что тяжелый дрон с собой взяли.

– Надо было серебрянные пули взять, вот что, – запоздало вспомнил Лютый. – Зомби их боятся…

– Это вампиры серебра боятся, – поправил его Чехов. – И оборотни…

– А у вас есть огнеметы? – поинтересовалась Стерн.

Чехов с Лютым переглянулись.

– Найдутся. Вам зачем?

– Рекомендую взять с собой.

– Наденете абордажные скафандры, – сказал Пульхр. – Бронепластик и армоткань зубами не прокусить. Заодно и защита от заражения, если патоген в воздухе. Есть один важный момент: зомби без крайней надобности не убивать.

Собравшиеся поглядели на Пульхра с возмущенным недоумением, а Стерн с любопытством.

– Как это понимать? – поинтересовался Чехов.

– Буквально. Без охоты, зачисток и оружия массового поражения. Если зомби идет мимо и тебя не трогает – пусть себе идет дальше.

– Это еще почему?

– Это пожелание заказчика. Проинструктируйте своих людей.

Лютый поглядел на Чехова, тот пожал плечами и кивнул. Желание заказчика – закон для наемника. Стерн криво усмехнулась, что-то соображая.

– Доктор Стерн, есть предположение, что это за патоген?

– Не знаю. Одно могу сказать точно: заражение не передается ни воздушно-капельным путем, ни прикосновением. В прошлый раз, когда я здесь была, пираты ходили без скафандров, даже без противогазов. Но питались только своими продуктами и пили только свою воду, капитан на этот счет отдал строгий приказ. Однажды они сумели отбить своего из лап зомби, и ни один не заболел, хотя был прямой контакт.

– Зомби заражают с помощью укуса, – авторитетно заявил Лютый. – И вампиры. И оборотни…

– Доктор Стерн? – спросил Пульхр.

– Я не знаю. Но сомневаюсь, что зомби ограничатся одним укусом.

– Вообще симптомы, которые мы наблюдаем, напоминают бешенство, – сказал Бенуа. – Возможно, какой-то новый штамм. А бешенство как раз передается через слюну.

– С чего вы взяли? – поинтересовалась Стерн. – Симптомы не похожи на бешенство.

– Агрессивность, изможденный вид, потеря личности, извращенный аппетит…, – принялся загибать пальцы Бенуа.

– Если бы это было бешенство, то все зомби давно бы вымерли – зараженные бешенством погибают за две-три недели.

– Мангусты могут бессимптомно носить бешенство несколько лет, – сообщил Бенуа.

– Тут симптомы налицо…

– Я же говорю – новый штамм.

– Так что угодно можно объяснить новым штаммом чего угодно, хоть аппендицита. Зомби боятся света, а при бешенстве наоборот – водобоязнь, агрессивны они только к людям, друг с другом работают в команде, значит, социальная сфера сохранена. Аппетит у них нормальный, они не глотают, как при бешенстве, несъедобные предметы, а предпочитают вполне съедобных людей. Для животных у них вполне нормальное поведение. Единственное, что их отличает – это аномальная живучесть. В этом направлении и надо копать.

Снова вмешался лютый специалист по зомби.

– Я знаю, почему они такие живучие. То, что мертво, умереть не может!

Стерн, Бенуа и Картье синхронно закатили глаза. Капитан даже испугался, не накрыл ли ученых одновременный эпилептический припадок.

– Давайте рассуждать логически…, – сказала Картье, вернув глаза на место. – Никаких оживших мертвецов быть не может по определению. Человек – биологический робот. Мертвый человек – безнадежно испорченный биологический робот. Основа жизни – кровь, которая разносит кислород по клеткам. Это химическая основа жизнедеятельности человека. После смерти кровь приходит в негодность через шесть-восемь часов…

– Подождите – заинтересовался Чехов. – Это что, получается, кровь умершего можно перелить живому человеку?

– Да, конечно, если трупу меньше восьми часов, – Картье поглядела на Чехова, словно удивляясь, как такое можно не знать. – В каком-то смысле мертвая кровь даже лучше живой. Во время боевых действий трупную кровь часто переливают раненным, чего добру пропадать. У этих существ при ранении кровь идет, значит, они живые. Правда, обильных кровотечений я не заметила.

– Они такие истощеные, наверняка у них малокровие.

– Или повышенная свертываемость крови.

– Может быть, это инопланетный вирус? – снова возник Лютый.

– Это в любом случае не решает проблему. Такую живучесть никакой вирус или бактерия не обеспечит. Живучесть означает усовершенствование, например, дублирование жизненно важных органов, увеличение толщины кровеносных сосудов, плотности костей…

– Это какая должна быть толщина кости, чтобы остановить пулю?

– Может, ускоренная регенерация?

– Да они ободранные все, в ранах и язвах, какая уж тут ускоренная регенерация… Такое ощущение, что вся эта наружность ходячих мертвецов – только декорация, на самом деле там совершенно другой механизм…

Лютый встрепенулся.

– Играл я как-то в одну компьютерную игру, – сообщил он, – там мертвых людей потрошили и натягивали на тело роботов…

– Какие-то отстойные роботы, медленные и слабые.

– Я вот, кстати, чего не могу понять, – заговорил Чехов. – Ну, живые мертвецы, хорошо, впечатляет. Но почему армия и полиция их не уделала? Проехать по зомби броневиком пару раз, даже огнестрела не надо. Я уж молчу про танки.

– Может, у заболевания очень короткий инкубационный период, – сказал Бенуа.

– Или наоборот – очень долгий, – сказала Картье. – Все, включая танкистов, заразились. Когда все началось, было уже поздно.