Текст книги "Сказочка дедушки Абдулы"

Автор книги: Павел Блинников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 25 страниц)

– Ты хочешь есть? – спросил дед Давида.

– Конечно. – хмуро сказал он осторожно подходя к деду. – А почему у тебя нет кухни?

– Это одна из моих привычек мальчик. Я уже лет сто ем на открытом воздухе и нахожу это весьма полезным для своего здоровья. – сказав это он кинул собаке очередной кусок.

Давид подошел поближе и посмотрел на огромный казан с пловом. На слова деда о своем возрасте он не обратил внимания решив, что это просто разговорное выражение.

– А что это? – спросил он.

– Плов.

– А нет чего другого?

– Нет.

Давид недоверчиво посмотрел на рис смешанный с сухофруктами и большими кусками баранины. Запах ему не сильно понравился.

– Это ты сам приготовил?

– Разумеется нет. Еду мне приносят из деревни.

– А чем есть? – Давид не наблюдал не только тарелок, но даже простых вилок.

– Плов полагается есть руками. – сказал дед и невозмутимо зачерпнул своей костлявой ладонью пригоршню риса, а затем отправил ее в рот. При этом показались желтые, и вроде даже заостренные зубы.

– Как-то это негигиенично. – брезгливо сказал Давид повторяя ту же операцию. Плов на вкус был отвратительным! Больше всего Давиду не понравились курага и чернослив. Они совершенно не сочетались с бараниной, и напоминали какую-то китайскую кухню.

– Я отдаю предпочтение восточной кухне. – продолжил дед. – Завтра у нас будет люля и хаш.

– А это что такое?

– Увидишь.

– А нормальной человеческой пищей ты не питаешься?

– На мой взгляд, только я во всем замысле и питаюсь нормальной пищей.

Давид все же поел, хотя и немного. Дед не был особенно активным собеседником. Покормив пса он растянулся в гамаке и стал смотреть на звезды. Давиду опять захотелось курить и он уже собирался отойти за угол, когда старик сказал:

– Ты можешь курить при мне.

– А с чего ты взял что я курю? – слегка покраснел Давид.

Но дед уже сказал все что хотел и продолжил смотреть на звезды. В наступивших сумерках он выглядел, как только что выкопанный из могилы труп, если бы не глаза. Его глаза казалось, вообще не моргали, и при этом как будто слегка светились в темноте. Давид решил, что раз уж дед не против, то можно и закурить. Он достал сигарету, и прикурив спросил:

– А как же вред здоровью? Или тебя не волнует, что твой внук курит?

– Когда я был молодым, курение не считалось вредным. Я сам курю с десяти лет, и как ты видишь, прожил достаточно. Впрочем, у моего здоровья есть и другие причины.

– И какие же?

Но и на этот вопрос Давид не получил ответа. Дед начинал его страшно раздражать. Давид не привык, что с ним общаются подобным образом. Но как ни странно сказать об этом деду не решался, тот по-прежнему вызывал у него легкое чувство страха.

– А что это за порода у твоей собаки? – спустя пару минут спросил Давид.

– Доберман. Я думал что это очевидно. – снизошел до ответа дед.

– Нет, ну он конечно похож на добермана, но он слишком большой, и какой-то перекаченный что ли…. У вас, что здесь радиация?

– У кого это у нас?

– Ну ведь ты здесь живешь?

– Я здесь отдыхаю от дел. К тому же неподалеку находится одно интересное местечко, и я исследую его.

– А что за местечко?

Но и на это вопрос дед не дал ответа.

– Эй, я все же с тобой разговариваю! – наконец взорвался Давид.

– Я знаю. – спокойно сказал дед.

– Ну так отвечай!

– А с чего ты взял, что я должен тебе что-то отвечать?

– Ну не знаю, так вроде принято среди нормальных не сумасшедших людей.

– В таком случае это ко мне не относится, потому что я не нормальный, и в некотором роде безумный. – невозмутимо сказал дед.

Это утверждение слегка сбило спесь с Давида. Он на какое-то время замолчал. Так прошло еще минут пять, и Давид решил попробовать завязать разговор еще раз.

– А как зовут твою собаку? – спросил он, помня что вроде до этого дед отвечал на вопросы о псе.

– Хапакурбак-Адвар.

– В смысле? – не понял Давид. Как будто дед перешел на другой язык.

– Я никак не возьму в толк: ты глухой, или глупый? Я ведь ответил на твой вопрос – пса зовут Хапакурбак-Адвар.

– Ни хрена себе имечко! А что такое длинное?

– Откуда я знаю? Как будто я его так назвал? – пожал худыми плечами дед.

– А кто?

– Точно не скажу, но предполагаю что Темный.

Столь дурацкой беседы Давид не вел с тех пор, как со своим другом накурился травы, и потом долго смеялся над тем, как ходят прохожие. Но сейчас-то мозг вроде не одурманен. Или может в кальяне у деда было что-то покрепче табака?

– А чем ты здесь занимаешься? – спросил Давид через пару минут.

– Парень, я начинаю сомневаться в здравости твоего рассудка. Ты ведь прекрасно знаешь, что у меня сейчас отпуск. Между прочим, я тебе уже об этом говорил. А если ты и вправду сходишь с ума, так постарайся, хотя бы извлечь из этого пользу.

– Еще вопрос кто из нас сходит с ума!

– Нет, ты не сумасшедший. Ты очевидно просто глуп. Я ведь говорил тебе, что я безумен. Или у тебя настолько плохая память, что ты уже этого не помнишь? Если это так, то могу тебя поздравить.

– У меня прекрасная память! – уже вконец вышел из себя Давид.

– Это прискорбно мальчик. И постарайся впредь не повышать на меня голоса, иначе я скормлю тебя Хапакурбак-Адвару.

Давид заткнулся. Он почему-то сразу поверил, что дед вовсе не выражается фигурально. У него даже во рту пересохло. А Абдула продолжал спокойно лежать в гамаке, и слегка раскачиваться в нем. Все что он произнес было сказано каким-то чересчур спокойным голосом. А то что его молодой голос совершенно не соответствовал старому телу, вызывало какой-то странный завораживающий эффект.

– Я надеюсь, ты шутишь? – тихо спросил Давид, уже зная ответ на свой вопрос.

– Отнюдь мальчик. То что ты являешься моим родственником не имеет для меня никакого значения. Ну или почти никакого. Учти – в мире есть не более сотни людей, которые могут мне дерзить, но и они стараются этого не делать.

– А может теперь их будет сто один? – слегка оклемался от предыдущего заявления Давид.

– Может быть. – и в первый раз Давид увидел на тонких губах деда легкую улыбку. При этом все черты его лица слегка разгладились, но продолжалось это недолго.

– И как ты проводишь здесь время? – окончательно упокоился Давид.

– Примерно так, как сейчас. Лежу и смотрю на звезды.

– Но ведь днем звезд нет?

– Звезды мальчик, есть всегда. Просто не все люди могут их видеть постоянно.

– А ты значит можешь? – недоверчиво спросил Давид. Разговор опять вошел в странное русло.

– Я вижу их всегда. Даже днем, даже находясь под крышей или в подвале, даже с закрытыми глазами.

– Ты что опять шутишь?

– Нет мальчик, я вообще редко шучу, а такими вещами я не шучу никогда.

Разговор снова зашел в тупик. Давид в очередной раз убедился, что дед не шутил не только когда говорил о звездах, но и когда заявил, что он безумен.

– И тебе не скучно? – спросил Давид.

– Скука для меня и есть отдых. Боюсь, что во все остальное время я веду слишком активный образ жизни. Да и сама жизнь у меня более чем переполнена событиями и в ней редко бывают моменты, когда можно просто понаблюдать за звездами.

Давид помолчал. Все эти разговоры были ему непонятны, и представлялись как бред сивой кобылы.

– А что ты тогда говорил про мою память? – спросил он через несколько минут.

– Я говорил, что если у тебя хорошая память – это очень плохо.

– А почему? Я наоборот всегда думал, что это хорошо. Да и в школе так говорят.

– Единственное что ты делаешь в своей жизни правильно, это не слушаешь того что тебе говорят в школе. И все равно ты умудрился подцепить там один из самых глупых постулатов.

– В смысле? И вообще, почему ты считаешь, что я не слушаю, что нам говорят в школе. Батя наябедничал, да?

– Уж в чем я точно не нуждаюсь, так это в мнении твоего отца. Если честно для меня он стал одним из самых больших разочарований. Совершенно обычный человек. А вот мой сын, хоть и умер рано, был своеобразным юношей. Ты даже на него похож.

– А почему если ты мой прадед отец всегда называл тебя папой?

– Потому что я растил его с самого рождения. Мой сын умер незадолго до того как внук родился.

– Ладно, и бог с ним. Ты лучше расскажи про память и школу? – махнул рукой Давид. Но для себя поставил галочку, что надо бы все же позвонить отцу и узнать наверняка.

– Про то что вы именуете школой, и говорить в общем-то нечего. Это унылое учреждение которое старается по большему счеты переделать детей под нужды общества. Сделать их такими, как и само общество, а не научить чему-нибудь полезному. Если бы школа учила только писать и читать, а потом отправляла детей в свободный полет, как было в мое время, это было бы куда честнее. А так она пичкает вас большим количеством совершенно ненужных, а следовательно вредных знаний, которыми пользуется дай бог каждый десятый.

– А почему знания вредны? – Давид как завороженный слушал деда. Тот в точности сформулировал то же самое что думал про школу сам Давид, но у него никогда не хватало слов, чтобы это выразить так ясно и четко.

– Потому что, отягощая свой мозг неиспользуемой информацией, мы укорачиваем себе жизнь. В мое время была очень хорошая притча, суть которой сводилась к тому, что человек рождается в мире, чтобы что-то узнать. Он, рождаясь, как бы задавал вселенной вопрос. У каждого человека этот вопрос свой, а у кого-нибудь вопросов может быть очень много. И когда человек отвечает на свои вопросы, он умирает, потому что жить ему больше незачем. Но если забывать ответы на свои вопросы, то можно искать их вечно. И это прямой путь к бессмертию. Конечно сказка, она и есть сказка, но меня всегда завораживала та простая мудрость которая иногда проявляется, в самых казалось бы, простых историях.

– То есть, если я буду все забывать, то стану жить вечно?

– Вполне может быть. Но смысл не в том чтобы что-то там забывать, смысл в том, чтобы не помнить. А это совсем другое.

– Я не понимаю.

– Ну и не надо. Сказки не всегда несут в себе явную мудрость. А теперь если ты насытился, оставь меня. Я хочу насладиться моими звездами.

Давид послушно встал и пошел в дом. Дед его серьезно озадачил. Да и вообще денек получился беспокойный. Единственное о чем Давид жалел, так это что не спросил у деда, где у него телевизор. Но возвращаться не хотелось. Давид пока не понял как лучше себя вести с дедом, и все еще слегка его побаивался. Но к счастью он прихватил с собой ноутбук, а на нем было несколько новых игрушек, и пара любимых фильмов. Таким образом, он и провел остаток вечера, а когда в два ночи посмотрел в окно, обнаружил что дед все еще лежит в гамаке. Можно было подумать, что он уснул, но его белые глаза отчетливо виднелись на старческом лице. Давид выкурил последнюю сигарету, и уснул.

Следующие четыре дня стали самыми скучными в жизни Давида. Уже на следующее утро он сделал вылазку в деревню, но не нашел там ни кинотеатра, ни игровых автоматов, короче ничего. Единственным увеселительным заведением в деревне был странный магазин, ни капли не похожий на все виденные им до этого. Открывался он рано, закрывался поздно, и там был огромный ассортимент самых дешевых и совершенно ненужных ему товаров, от китайских колготок до моющих средств. Да и купить там что-то было очень трудно. Давид не знал русского, а продавщица совершено не знала ни голландского, ни английского. Правда, по большей части с помощью жестов, ему все же удалось объясниться, и Давид купил почти весь шоколад и чипсы в магазине, но заплатил за это по весьма невыгодному курсу. Рублей у него не было, а евро для находчивой продавщицы стоили в два раз дешевле официального курса. Но ему хотя бы не надо было теперь есть ту бурду, которой его кормил дед. Абдула ел только блюда из баранины, и какие-то медовые булки, которые невозможно взять в рот.

Никакого страха перед дедом он больше не испытывал. Да и как можно бояться человека который почти с тобой не разговаривает. Дед весь день лежал в гамаке, и иногда уходил в свою комнату, чтобы просмотреть те самые девять книг. На вопросы о том, что это за книги он отвечать отказывался. Давид подумал, что можно сходить на рыбалку, но не очень себе представлял, как это делается. В итоге он купил в том же магазине бамбуковую удочку, и леску с крючками, но так ничего и не поймал. Тогда он попробовал познакомиться с кем-нибудь из местных девчонок. И, несмотря на языковой барьер, ему это удалось. Девочку звали Варя, она была его ровесницей, но родители не пускали ее гулять после шести часов вечера. Она говорила на английском, правда не очень хорошо, но и сам Давид тоже изъяснялся на нем плохо, так что интеллектуального общения не получалось, хотя Давиду его и не надо было. Варвара не представляла, что юный Казанова хотел просто ее соблазнить, и потом похвастаться этим перед своими друзьями в Амстердаме. Хотя мечты разбивались о реальность, ибо как уже говорилось выше, девочку не пускали из дома после шести, да еще и с каким-то незнакомым иностранцем.

Деда в деревне все боялись, но почему никто толком сказать не мог. Об этом он тоже узнал от Вари. Кроме этого Давид все же смог дозвониться и поговорить с отцом, и тот подтвердил то, что дед по-настоящему приходится ему прадедом. Подробности он обещал рассказать при встрече. Они с матерью судя по всему отрывались сейчас в Мексике по полной, и на разговор с сыном времени у них не было.

Самыми скучными стали для Давида вечера. Первые три дня он заполнял их игрой в компьютер, но и это ему быстро надоело. И вот на четвертый день Давид решил все же выманить Варю из дома после шести часов. Они даже договорились, что та будет его ждать в своей комнате, и в десять вылезет в окно. Но получилось так что в этот день к родителям Вари приехали гости, и пьянствовали почти до одиннадцати часов. Давид наблюдал за этим в окно, потягивая пиво и каково же было его разочарование, когда в половину двенадцатого в Варину комнату внесли раскладушку, и там разлеглась какая-то толстая тетка. Наверное, кроватей, как и помещений для всех гостей не хватило, и их расселили куда попало.

И вот Давид, в сердцах разбив пустую бутылку об фонарный столб, поплелся домой. Спать совершенно не хотелось, Давид ложился не раньше трех, и вожделенное свидание тоже было провалено. А ведь он даже купил презервативы! Как бы то ни было он пришел домой, где увидел деда в том же самом положении, что и всегда – лежащим в гамаке.

– Что свидание не удалось? – спокойно осведомился дед.

– А тебе какое дело? – хмуро пробурчал Давид, но все же подошел к деду и лег в соседний гамак. – Ничего, вот вернусь домой, там и оторвусь. У меня там есть пара девчонок которые всегда не прочь. Ну ты понимаешь о чем я?

– Прости, не понимаю. Если ты имел в виду ту единственную проститутку, с которой ты потерял девственность, так она тебя вовсе не ждет.

– Откуда ты узнал!? – воскликнул Давид, подскакивая с гамака и густо краснея.

– Я очень много знаю. А чего ты так завелся? А, понимаю. Ты ведь всем говоришь что занимаешься сексом почти каждый день, причем с разными девушками, гораздо старше тебя.

– Да с чего ты взял!? Вы с отцом, что шпионите за мной!?

– Больно надо мальчик. Поверь ни твоему отцу, ни тем более мне, совершенно не интересно куда ты засовываешь свой еще пока не до конца сформировавшийся отросток.

– Но тогда откуда ты знаешь? – Давид был в ярости, и в то же времени его задевали слова деда.

– Не важно, откуда я знаю. Даже скажем так, ответ на твой вопрос такой – я знаю. И на этом все.

Давид надулся и снова сел в гамак. У деда совершенно отсутствовали комплексы, или какие-либо представления о морали. Он не мог себе представить, что отец стал бы разговаривать с ним на такие темы. Но с другой стороны это открывало и кучу возможностей задать те вопросы, которые его интересовали.

– Слушай дед, а это ничего что я это…ну, в общем, в первый раз, и с шлюхой? Это ведь в будущем никак не повлияет на…, ну ты понимаешь…

– На твои отношения с женщинами? Да откуда я знаю. Хотя современная психология и говорит что первый секс как-то влияет на твою личность, но я считаю что она ошибается. Лично я потерял девственность, когда мне было двенадцать, с одной из моих рабынь. Но в последствии я был женат трижды, и имел несчетное количество любовниц, так что я считаю, что все с этим делом у тебя будет нормально.

– С рабыней? А когда это было?

– Давно. Очень давно мальчик. Так давно что я уже и не помню. Только сам факт отпечатался в моей памяти, но подробности давно стерлись…. А теперь оставь меня. Ты, наверное, начнешь сейчас много думать, а меня это раздражает.

И Давид пошел к себе. Да уж, подумать ему действительно было над чем. На следующий день Давид опять встретился с Варей, и узнал, что родственники собирались гостить у нее целую неделю, так что о прогулке к сеновалу под покровом ночи не могло быть и речи. А на то чтобы попытаться соблазнить ее днем у Давида не хватало пороху. Он считал, что такими вещами надо заниматься только ночью.

И вот на пятый день своего пребывания у деда, он сидел во дворе и, потягивая пиво, ждал когда дед спустится к нему. Деду было совершен по барабану, что его внук не только курит, но и пьет, так что его гнева можно было не опасаться. Абдула спустился и, подойдя ко второму гамаку сел в него, а потом принялся есть плов, который принесли минут двадцать назад. Давид есть отказался, но деду было плевать и на то, что внук останется голодным.

– Да дед у тебя здесь можно подохнуть со скуки. – сказал Давид делая глоток прямо из бутылки. – Слава богу, я скоро свалю отсюда.

– А тебе здесь скучно? – удивился дед. Причем сделал это настолько искренне, что Давид чуть не подавился пивом.

– Ты что издеваешься? – возмутился мальчик. – Да тут вообще делать не хер! Пиво дрянь, травы нет, бабы не дают.

– Если у тебя такие примитивные взгляды на то как можно достойно провести свой досуг то мне тебя жаль мальчик. – покачал головой Абдула.

– Да ты себя лучше пожалей! Тебе-то старому может и приятно слушать музычку, и смотреть на звезды, но мне нет! Я же молодой. Мне действия нужны, понимаешь, дей-стви-я.

– Ну так действуй. Разве тебя кто-то ограничивает в этом?

– Да что тут делать в такой глуши? Какие тут действия?

– Ну если тебе так скучно… – задумался Абдула. – Может я как-нибудь смогу скрасить твои последние дни, проведенные со мной. Ведь у вас людей так кажется принято?

– Что принято? У каких людей?

– У простых людей. А принято, чтобы дед развлекал внука.

– Это я-то простой? Нет, ну может по сравнению с тобой я и простой, вернее нормальный, а так я очень даже не простой.

– И что же в тебе сложного?

А вот на это вопрос Давид ничего ответить не смог. Да и вообще он был поставлен как-то глупо. Но уступать деду в споре не хотелось, и поэтому он решил уцепиться за другое его высказывание.

– И как интересно ты можешь меня развлечь? Может, сказку расскажешь? – усмехнулся Давид.

– Точно! – воскликнул дед. За все время его и Давида знакомства впервые в его голосе появились такие бурные эмоции. – Ведь мой первый учитель тоже мне рассказывал сказки. Я, конечно, тебе не наставник, но помниться мне тогда это очень нравилось.

– Ты что ополоумел? Какую на хрен сказку! Мне уже скоро пятнадцать стукнет, я уже из сказок лет десять как вырос!

– Так то смотря какую сказку. – усмехнулся Абдула. – Или ты думаешь что я собираюсь рассказать тебе про Белоснежку и семь гномов?

– А про что? Нет даже если про Бэмби то я тоже слушать отказываюсь. – усмехнулся в ответ Давид.

– Какой может быть смысл рассказывать парню твоего возраста, и характера подобную чушь?

– Ну так а я тебе про что?

Абдула закинул в рот очередную порцию плова, запил его вином из высокого хрустального бокала и слегка задумался.

– Выбирай: про первого демиурга, или про антихриста? – сказал Абдула прожевав.

– Чего? – не понял Давид.

– Сказку говорю, выбирай. Или про первого демиурга, или про антихриста.

– А причем тут демиурги?

– Да не эти демиурги, которые в твоих играх, я про настоящих… а ну Темный с ними. Ты хоть про антихриста-то знаешь?

– Ну да. Так ты что хочешь мне рассказать сказку про дьявола? – впервые заинтересовался Давид.

– Ну и про него тоже. Только Темный будет там участвовать эпизодически.

– Ну ладно, давай рассказывай. Только надеюсь, ты не собираешься пересказывать мне "Омена"?

– Разумеется, нет. Этот фильм не имеет с действительностью почти ничего общего. Но это и не важно. И вообще сказки рассказываются не про то, что происходит сейчас и здесь. Если ты помнишь, они обычно начинаются где-то в волшебной стране, или много лет назад.

– Это типа в некотором королевстве? Так твоя сказка про прошлое?

– Нет. И это не то чтобы сказка. Все что я собираюсь рассказать произошло и не в прошлом, и не в будущем, и не в настоящем. Но оно произошло. Эта сказка начинается в другой эпохе.

– А это как?

– Ну, если коротко, то наш мир переживал за свою историю множество эпох. Какие-то были раньше, какие-то будут позже, но у каждой эпохи был свой конец. Как будет он и у нашей эпохи.

– Так, когда начинаются действия, в прошлом или в будущем?

– Да не знаю я. Да и не важно это. Главное что оно было, или будет, или даже каким-то образом есть. Короче сказка эта повествует о конце эпохи.

– Умеешь ты дед дыма нагнать. Ну ладно валяй.

– Хорошо. Только предупреждаю тебя, что это будет не совсем обычное повествование. Слишком много лиц замешано в этой истории. Слишком много событий случается в конце каждой эпохи. Так что рассказ будет несколько рваным, и постоянно перескакивающим в разные места, и повествующий о разных персонажах.

– Да ты начнешь когда-нибудь!?

– Ты прав, что-то я затянул с вступлением. Но все же я еще слегка потяну время, чтобы рассказать про ту эпоху. Итак, она практически не отличается от нашей, и поэтому я не стану менять названия государств, и городов. Даже если и были различия, то они незначительны.

– Это как параллельный мир?

– Нет. Параллельных миров не существует, а эпохи есть. Но не перебивай меня. Так вот все там почти как у нас, кроме религии. Вернее там тоже верят в Христа, но есть и отличия. Ладно, лучше я проиллюстрирую все на примере. Главное чтобы ты понял, что хоть все страны и города почти не отличаются от наших, это другая эпоха.

– Хорошо, приму к сведению.

– Ладно, тогда я, пожалуй, начну. Вот только с чего? А, наверное, я начну с судебного процесса. Да точно! Итак, в славном городе Сан-Франциско проходил удивительный судебный процесс…

Сказочка дедушки Абдулы.

В славном городе Сан-Франциско проходил удивительный судебный процесс. На скамье подсудимых сидел один из самых отвратительных преступников в мире. Маньяк, убивший, двадцать пять человек. Причем детей. Не так давно он пришел в одну из местных начальных школ, и войдя в класс убил всех включая учительницу. Сделал он свое черное дело используя пожарный топор, который взял там же. Зачем он это сделал никто не знал, преступник отказался говорить об этом до суда. Но было ясно одно – это сделал он, и он вполне здравомыслящий человек. Все психологические тесты показали что он психически здоров, и более того чертовски умен. Только один тест на интеллект показал двести баллов. Но его ум естественно не отменял то что он убийца.

В газетах это дело окрестили самым страшным преступлением двадцать первого века. Ведь преступник не просто убил детей, он буквально раскромсал их на маленькие кусочки. И еще следователи нашли на телах убитых следы его мочи и спермы. Короче хоть тесты и говорили что он не псих, его действия явно на это указывали. Да хотя бы то что после всего содеянного он сдался полиции, и никак не сопротивлялся, говорило о скорбности его разума.

Процесс проходил в главном зале правосудия города Сан-Франциско, и освещался телевидением и газетами. И это тоже был прецедент, до этого такие слушанья были закрытыми. Но в связи с жестокостью преступления, и его необычности процесс решили провести в открытую. Причем не просто в открытую, а еще и в прямом эфире. Подсудимый был высоким черноволосым мужчиной, но, сколько ему лет установить не удавалось. Хоть это и странно, но документов у него не было, ни в одной картотеке он не значился, назвался мистером Блэком, и все анализы, проведенные в лаборатории не могли сказать сколько ему лет. Вернее говорили, но откровенною бессмыслицу. Одни показывали, что он старше динозавров, другие, что он еще вообще не родился. На вид мужчине можно было дать где-то лет тридцать, или сорок, или может даже двадцать. Короче с возрастом возникли непонятки. Внешность его тоже была примечательна. Высокий лоб, тонкие усики, и аккуратно зачесанные волосы делали его похожим на какого-то киношного злодея пятидесятых. Кроме того в уголках губ у него постоянно играла легкая усмешка, а в темных глазах блестело легкое безумие. И еще кисти рук у него тоже были необычные. Тонкие и длинные пальцы оканчивались длинными ногтями покрашенными черным лаком.

Заседание суда начиналось. В зале собрались родные и близкие погибших детей. В основном здесь были папы и мамы, но встречались дедушки с бабушками, и дяди и тети, и даже просто знакомые или друзья. Общество было потрясено случившимся, и процесс вызывал нешуточный интерес. И вот, наконец, в зал вошел судья. Это был толстый чернокожий мужчина, с настолько хмурым видом, что не оставалось никаких сомнений какой он вынесет приговор – электрический стул. Впрочем с приговором ни у кого сомнений не возникало, так как подсудимый полностью признал свою вину.

– Всем встать! – сказал пристав. – Заседание начинается, проводит его досточтимый судья Джон Бэйли!

Все встали. Подсудимый сидел закованный в наручники и смотрел на судью с легким презрением. Его усмешка слегка растянулась, показывая неестественно белые зубы.

– Садитесь. – сказал судья. – Слушается дело об убийстве двадцати пяти человек. И я хочу сразу заявить, что в моей практике я первый раз я вижу такое зверство. Большинство погибших дети и поэтому я хочу провести этот процесс наиболее быстро, чтобы не доставлять дополнительных страданий родителям.

– Убейте его! – разорвал официальность процедуры полный боли женский крик из зала.

– Тишина! – крикнул судья и ударил молотком о стол. – Я уверяю вас, подсудимый получит по заслугам. Но закон есть закон, так что все должно проходить по правилам. Итак, подсудимый вы признаете свою вину?

Блэк встал, и улыбнувшись сказал звонким басом:

– Я не понял вопроса ваша честь. – усмешка на его лице по-прежнему обдавала всех присутствующих презрением.

– Вы признаете, что убили двадцать пять человек, из них двадцать четыре ребенка и одна воспитательница, шестнадцатого июля сего года?

– Да, признаю.

В зале зашептались. Послышались выкрики требовавшие убить подсудимого самыми разными способами. Кто-то хотел, чтобы его повесили, кто-то чтобы четвертовали, выдвигались и более экзотические требования расправы. Вообще фантазия на этот счет у собравшихся была богатая. Но судья прекратил шум, пригрозив, что выгонит всех из зала. Толпа замолчала.

– Итак, мистер Блэк, так как вы признали свою вину, то по закону можете рассчитывать на снисхождение суда. Но если учесть то, что вы сделали, я на вашем месте не надеялся бы на это. Вы обвиняетесь в массовом убийстве, и вы отказались от адвоката. Вы поддерживаете ваше заявление?

– Да адвокат мне не нужен. – сказал Блэк.

– В таком случае, я вызываю вас в качестве первого и единственного свидетеля. Прокурор не против?

– Нет, ваша честь? – ответил прокурор.

– Тогда к делу. Пройдите к месту для свидетелей.

Блэк встал, и направился к креслу, огороженному со всех сторон невысокой перегородкой. Ему принесли библию, и попросили положить на нее руку. Так как он был закован в наручники то ему пришлось протянуть обе руки. При этом он положил на книгу правую руку а левая в это время стала выстукивать по столику какую-то рождественскую мелодию.

– Клянетесь ли вы говорить правду, только правду, и ничего кроме правды? – спросил у Блэка пристав.

– Что же, в виде исключения, можно и правду. – весело сказал Блэк, смотря на библию.

– Отвечайте да или нет! – рявкнул судья. – Это суд, а не балаган!

– Да. – спокойно сказал Блэк, и убрал руку с книги. Никто не обратил внимания, что на черном переплете отпечатался след от его руки. Как будто рука Блэка была очень горячая.

Прокурор вышел из-за своего стола и обратился к подсудимому.

– Мистер Блэк, почему вы совершили это страшное преступление? – спросил прокурор. Для него это был день славы. Еще бы, такой процесс встречается редко, а еще его снимали и показывали по телевизору. Прокурор по такому случаю надел свои самые дорогие туфли и теперь волновался, что они не попадут в кадр.

– Ну, на это было несколько причин. – глаза Блэка внимательно рассматривали толпу сидящих родственников, но когда прокурор подумал о своей обуви он, словно прочтя его мысли, посмотрел на его ноги. Усмешка опять растянулась, обнажив зубы. Казалось что у него во рту их гораздо больше чем тридцать два. – Первая, я просто проходил мимо, когда искал одного человека. Собственно ради этих поисков я и приехал в ваш город.

– То есть вы хотите сказать, что вы убили детей просто потому что проходили мимо? – прокурор играл на публику как заправский актер. В его голосе прозвучал гнев, и при этом он стал так, чтобы камера показывала его профиль. Он знал, что так выглядит более эффектно.

– Нет. Я же сказал, что на это было несколько причин. Вторая в том, что я просто не люблю детей. Видите ли, я вообще не люблю то, что растет. Ни деревья, ни детенышей зверей, ни человеческих тоже. К тому же мне показалось, что я делаю им услугу, в связи с тем, что скоро произойдет, быстрая смерть для них наиболее милосердна.

– А что же скоро произойдет мистер Блэк? И я напоминаю вам, что прикинуться сумасшедшим вам не удастся. Все тесты показали, что вы совершенно нормальны. – прокурор даже позволил себе быть слегка ироничным. Никому не должно показаться что он просто бездушный робот отправляющий людей на стул.

– Если я нормален, значит, не отличаюсь от вас. А если так, почему я, а не вы сидите на скамье подсудимых? – сказал Блэк.

– Отвечайте на вопрос! – крикнул судья. Ему очень не нравилось то, как проводился допрос. Прокурор явно старался повыпендриваться, а подсудимого, по-видимому, не волновало то что завтра его казнят. Все это было неправильно, и раздражало отца троих детей. Он хотел, чтобы этого ублюдка побыстрее признали виновным и на этом все закончилось бы.

– Что скоро произойдет? Ну так это собственно и есть та самая третья причина по которой я убил их. – слово "убил" Блэк произнес четко и резко, но в то же время как будто просмаковал его. – Я знал, что такое преступление привлечет к себе много внимания, и я смогу сделать одно маленькое заявление.