Текст книги "Братство тибетского паука"

Автор книги: Павел Бергер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 17 страниц)

Друзья принялись упражняться в остроумии и так увлеклись, что едва не проглядели более серьезную опасность: леди Уолтроп ехала на велосипеде по узкой тропинке прямо на них!

Велосипедистка по мере сил скрывалась за высоким кустарником, стараясь держаться в тени, и наконец остановилась. Она спрыгнула с велосипеда, притаилась за высоким мегалитом и стала пристально всматриваться в изумрудную зелень холмов, опасаясь упустить что-то из виду, пока не уткнулась взглядом в опешивших джентльменов. За неимением головного убора, который он смог бы приподнять в знак приветствия, Огаст улыбнулся и вежливо поздоровался:

Доброе утро, Маргарет!

Что вы двое тут делаете?

Это же очевидно: мы играем в бадминтон! А ты, надо полагать, следишь за старой леди Таффлет?

С какой стати мне за кем-то следить? Просто еду в деревню – проведать больных, вчера троих ребятишек пришлось запереть в карантине с подозрением на корь.

Огаст невольно попятился к плоскому валуну в центре капища – подальше от леди-доктора, потому что страшно боялся подхватить заразу. Мардж презрительно скривилась:

Сидели бы лучше в особняке! Кого угораздило доверить вам настолько серьезное дело?

Джентльмены переглянулись.

Насколько серьезное? – переспросил Эдвард.

Настолько, что из-за него двух человек убили, одного ранили, еще двое пропали, а тебя лично, мистер Картрайт, как минимум дважды пытались отравить. Вам самим не надоело еще прикидываться придурками и делать вид, что ничего не происходит? Тоже мне, военная тайна! Служба внешней разведки 313 всегда снимает особняки в глубинке для своих секретных проектов; если любому толковому журналисту вроде мистера Филби[40]40
  Гарольд (Ким) Филби – советский разведчик британского происхождения, член «Кембриджской пятерки», занимал высокие посты в Secret intelligent service, во время гражданской войны в Испании работал в этой стране как военный журналист.


[Закрыть] это известно, то вражеские диверсанты знают и подавно! Британские спецслужбы так увязли в своей славе, что неспособны объективно оценить возможности противника. Половины вашей группы уже нет, значит, дело серьезное. Хотела бы я знать какое…

Сказать по правде, Огасту не приходило в голову связать печальные происшествия последних дней с профессиональными задачами их группы. Ведь они даже не успели толком приступить к работе – если не считать его служебной записки. Именно его! У него противно зазвенело в ухе, а рот наполнила горечь: его, его должны были убить первым – вот что называется «поплатиться за собственное трудолюбие»! Перевернуть все с ног на голову и испортить всем настроение – это Мардж умеет. С какой же истинной целью создали их группу, в который раз задумался он, и опять не нашел ответа.

Спроси у своих кембриджских приятелей, Мардж, – у журналюг. Они лучше информированы и могут себе позволить трепать языком за дармовую выпивку в советском или немецком посольстве…

Бёрджису точно ничего не будет, он, считай, член королевский семьи. Когда мы с ним побились об заклад, кто дольше просидит в фонтане нагишом, полицейские его сразу отпустили, а меня продержали до самого утра и оштрафовали на пять фунтов!

Горринг, ты это серьезно?

– Да.

Лучше бы молчал про свои подвиги!

Что такого постыдного – я же выиграл! Теперь твой приятель должен Гасси.

Почему же он должен Гасси, если выиграл ты?

У него не нашлось ста фунтов, и он одолжил у Огаста, чтобы отдать мне.

Зато у Огаста всегда есть деньги – просто поразительно..

Потому что я хорошо работаю, за успехи меня премируют, и лично я не буду разглашать служебную информацию всяким неблагонадежным лицам!

Что? Ты про меня?

Да, Маргарет. У тебя полно знакомых в Коминтерне!

Милый мой Гасси, что ты-то знаешь про Коминтерн? Самая свежая газета, которую ты прочитал, была за 1740 год, – Мардж повернулась в его сторону. – Откуда же тебе знать, что товарищи, которым я помогала в Каталонии, имеют серьезные идейные разногласия с этой организацией?! Мне плевать, какую политику сдерживания изобретает Министерство иностранных дел, но, если лично ты хочешь сохранить голову на плечах, лучше тебе проводить ночи в Энн– Холле и не высовывать оттуда носа…

Мардж, чего ты к нему прицепилась?

Потому что он без носков! Камердинер не выпустил бы его без носков!

Да мы оба сегодня ночевали в Энн-Холле! – вступился за приятеля Горринг. – Гасси вообще половину ночи пробыл у меня, мы торопились и одевались сами!

Ага. Как здорово! Торопились одеться, пока не нагрянула прислуга… Значит, правду болтают, что вы вместе живете?

Мардж, не заводись, ты бы все равно узнала!

Что в этом предосудительного? Да, мы живем вместе… Сейчас многие снимают жилье вскладчину, чтобы сократить расходы. Все же Горринг будущий лорд, он не может обосноваться в какой-нибудь дыре на Ист-Сайде. Мы с ним договорились…

Ой, Гасси, перестань. Миссис Горринг прошлой осенью отдала Эдварду свою прекрасную квартиру на Стренде, ни продать, ни заложить которую он не может, зачем Горрингу что-то снимать?

Зато я могу сдавать маменькину квартиру в аренду. Поселил там знакомых американцев за приличную сумму, а Гасси меня приютил: ему дорого оплачивать жилье в одиночку…

Эджи, куда тебе столько денег? Как ты умудряешься их тратить?

На прибыль от удачной сделки с недвижимостью мистер Горринг-младший приобрел навигационное оборудование для яхты, новые паруса, оснастку и прочую мелочевку, скрашивающую морские будни джентльмена, вроде панелей красного дерева в каюту, серебряной посуды с гербом яхт-клуба и чехлов на кресла из шкуры гималайских медведей. Но посвящать в такие подробности потенциальную леди Глэдстоун не стоило, она и так выглядела взбешенной. Щеки Мардж полыхали алым цветом, глаза сверкали, а суровая морщинка пересекала лоб, как молния грозовое небо, и выглядела очень по-мужски. Если дойдет до рукоприкладства, Огаст и фартинга не поставил бы на победу своего школьного друга!

Интересно, кем была Мардж в прошлой жизни? Предводительницей гуннов? Жестокой скифской воительницей? Кровожадной дикарской жрицей? Если в прошлой жизни доктор Уолтроп вообще была женщиной… С этими мыслями Огаст сделал еще несколько мелких шажков, чтобы дистанцироваться от возможной схватки, вознамерился присесть на согретый солнцем камень – и обмер.

Рядом с дольменом, в густой тени, лежало нечто продолговатое, закутанное в черную ткань! Гасси попытался сглотнуть – во рту мгновенно пересохло. Он хотел было дотронуться до гигантского свертка носком ноги, но дух ветра опередил его, не допустив кощунства, подхватил и поднял край черной ткани – взглядам открылось расписанное пронзительно-яркими красками лицо дикаря! Глаза его были закрыты, он не дышал: назойливая черная муха беспрепятственно ползла по его носогубной складке, потом взлетела – и опустилась на желтоватый череп, валявшийся рядом…

…Яркие цветы на косынке у Мардж, зеленая трава, суровый серо-желтый цвет камня, белое пятно пуловера Эджи – все перемешалось, как цветные стеклышки в детском калейдоскопе; он бежал со всех ног – подальше от жертвенного капища!

Он бежал в сторону городской стены – в шум и ярость многодневной битвы. Расположившись лагерем под красными стягами Ланкастеров, мятежные бароны гнали своих наемников на городские стены, как гонят разгоряченных охотничьих псов в логово свирепого вепря. Город полыхал и задыхался в облаках гари и копоти, его стены были изъедены потеками масла и расплавленного свинца. Пушки изрыгали языки пламени, подобно драконам на знаменах, греческий огонь с адским грохотом превращал камень в искры, пламя и клубы дыма, а громадные осадные машины, запуская в полет ядра и смрадные горшки, скрипели и покачивались, напоминая озверевших диковинных чудовищ, – и все равно он бежал прямо к ним! Ужасы осады стали привычны городским мальчикам за годы смуты, а старуха в черном плаще, которая гналась за ним от самого капища, казалась в сто раз страшнее. Еще немного – и он свалится в ров с водой, вон там, чуть поодаль от разгорающихся и затихающих боев… Туда, за мост, он поплывет к самой стене, нырнет, отыщет дыру в решетке, такую маленькую, что протиснуться в нее под силу только ребенку, и вынырнет уже под защитой неприступной каменной твердыни!

Должно быть, она была настоящей ведьмой – жрица старой, забытой и проклятой религии: она спрятала за пояс огромный сверкающий тесак и помчалась над зеленой травой, как черная птица с огромным крючковатым клювом, и нагнала его – успела схватить за шиворот на краю рва.

На его счастье, тяжелое раскаленное ядро свалилось в воду прямо перед ними, вверх взмыл фонтан брызг и песка, старуха поскользнулась и едва не сверзилась вниз, но чудом удержалась за чахлый ивовый куст и продолжала крепко сжимать его воротник.

Он завис между двумя мирами – водой и смертью, когда над самой его головой сверкнул вострый меч – и под корень срубил несчастное растение. Оба они бултыхнулись в ров. Отчаянно извиваясь, мальчишка ухитрился укусить мерзкую старуху за руку, скрюченные пальцы разжались, вода сомкнулась над головой старой ведуньи. А рыцарь застыл на берегу, наблюдая, как темное пятно плаща исчезает в глубине, и лучики солнца играли на его щите, украшенном золотой «Адамовой головой».

Мальчишку, которым он был, била мелкая дрожь, но он собрался с силами, набрал в грудь побольше воздуха, зажмурился и нырнул…

XV

Май, 14, 1939 г., воскресенье 11–10 по Гринвичу

Череп не поврежден!

Доктор Рихтер и Мардж разглядывали на просвет рентгеновский снимок черепа. Оба были в хирургических перчатках, белых халатах, волосы убраны под высокие докторские колпаки. Медиков окружали белоснежные стены и такая же белая мебель. Даже оконные стекла были закрашены белой краской и забраны решетками, сочившийся через эти окна свет казался стерильным.

Обыкновенный ушиб. Его счастье, что он свалился на траву. Был бы испорчен такой прекрасный, практически идеальный череп! Мистер Картрайт, как вы себя чувствуете? Вы меня слышите?

Огаст тихо застонал. Под ним была жесткая кушетка, он перевернулся на бок – его тошнило, речная вода, перемешанная с тиной и пеплом, рвалась из него наружу.

Доктор Рихтер склонился над ним и вытер ему рот медицинской салфеткой.

Вы потеряли сознание, упали и ушибли голову. Ничего страшного!

Травмированный повертел головой в знак удовлетворительного самочувствия и сел на узенькой клеенчатой кушетке. Комната пару раз качнулась перед его глазами и послушно заняла предусмотренное гравитацией положение. Он увидал, что на соседней кушетке лежит мистер МакГрэгор в длинной, похожей на саван больничной рубахе. Санитар в марлевой маске осторожно протирал его лицо, перепачканное цветными полосами краски, время от времени выполаскивая салфетку в тазу.

Огаст испуганно отвернулся и спросил, тяжело ворочая языком:

Он умер?

Доктор Рихтер развел руками:

Нет.

Огаст издал тихий звук – голос застрял в пересохшем горле, как в зыбучих песках; доктор Рихтер налил в стакан газированной воды из сифона, вынул из белоснежного холодильного шкафа несколько кубиков льда, бросил в стакан и протянул ему.

Его убили? – вытряхнул из себя Огаст после нескольких глотков.

Нет, мистер Картрайт, успокойтесь. Он жив, просто находится… в перемещенном состоянии сознания…

Это называется «кома», – уточнила Маргарет, разглядывая что-то в зрачках мистера Мак-Грегора; доктор повернулся к ней, продолжил:

Полагаю, мистер принял некое ядовитое вещество. Мисс Уолтроп сказала, что он увлекался этнографией, хотя не был профессионалом в этой области. Вероятно, он пытался воспроизвести некий первобытный ритуал с использованием галлюциногенных средств. Обычаи примитивных народов всегда губительны для людей цивилизованных.

Нельзя считать народности примитивным только за то, что они используют в своих ритуалах ядовитые растения!

Простите. Назовите такие племена альтернативно развитыми или как вам будет угодно… На состоянии пациента это никак не скажется. Мы сделали все возможное, чтобы привести его в сознание. Хотя… Внешних повреждений на теле нет, он выглядит вполне крепким, здоровым мужчиной. Если анализы подтвердят это – попытаюсь вернуть его к жизни посредством электрического разряда[41]41
  Электросудорожная (электроконвульсионная) терапия (электрошок) – провоцированный направленным электрическим разрядом эпилептоидный припадок. С 30-х до 50-х гг. XX в. широко применялась в психиатрической и неврологической практике. Как любое новшество, методика считалась передовой и перспективной, но применение электрошока крайне болезненно для пациента, имеет сложно прогнозируемые последствия. В настоящее время электрошок запрещен к применению либо применяется в сочетании с общим наркозом.


[Закрыть].

У вас есть оборудование для электроконвульсионной терапии?

Да. В этих стенах собрана исключительно передовая техника!

Но метод клинически не апробирован и получил такие противоречивые отзывы!.. Многие психиатры считают его губительным для личности пациента. Насколько этично…

Этично? Для меня этично все, что позволяет сохранить человеку жизнь. Я гуманист, мисс Уолтроп.

А что с его черепом? – подал голос Огаст, вспоминая жуткий желтоватый предмет, валявшийся рядом с любителем этнографии.

Его череп тоже не был поврежден, – заверил профессионал.

Другой череп. Там… с ним рядом лежал череп…

Череп? – насторожился доктор.

Мардж устремилась к Огасту, стаскивая на ходу перчатку:

Ему просто привиделись круги… Так часто бывает при солнечном ударе, – она приложила тыльную строну ладони ко лбу Огаста, а другой незаметно, но ощутимо ущипнула его за предплечье, прошипела «заткнись» и добавила уже в полный голос: – Полагаю, мистера Картрайта необходимо госпитализировать…

Солнечный удар? Сомневаюсь, мисс Уолтроп. Температура низкая и гиперемии кожи нет! Руки просто ледяные, его тошнит речной водой… Мистер скорее похож на несостоявшегося утопленника, – хохотнул доктор Рихтер, но Огасту стало тревожно от такой шутки. – Мне недавно посчастливилось иметь дело с удавленником. Удавленник и утопленник – подходящее сочетание для дешевого детективного романа, а не для лечебного учреждения. Не вижу нужды удерживать здесь мистера Картрайта. Лучше ему прогуляться на свежем воздухе.

Каждая прогулка мистера Картрайта заканчивается на больничной койке!

Действительно? Тогда тем более – ему надо отдохнуть, как-то развлечься. Я уверен, его обморок стал следствием хронического переутомления.

От чего он мог утомиться? Вся его жизнь – сплошное развлечение!

Развлечения тоже могут истощить нервную систему, – парировал доктор Рихтер. – Мистер Картрайт, я бы советовал вам что-то простое и милое – вроде деревенской ярмарки. Новые впечатления, которые развлекут, но не утомят!

Графиня Таффлет привезла вам утром приглашение на ярмарку?

Мне? Нет, боюсь, старая леди меня не жалует. Я не в претензии, у меня и здесь хватает дел… – он помог Огасту подняться, поддержав под локоть. – Голова не кружится? Нет? Идемте, из Энн-Холла уже прислали за вами автомобиль.

Мало нашлось бы вещей, о которых Огаст мечтал сильнее, чем убраться из этого царства белого цвета, отсутствия запахов и ватной тишины как можно скорее и дальше! Но теперь, когда он самым естественным образом попал в запретный мир за стенами аббатства, было расточительством уйти отсюда, не задав главный вопрос. Он галантно пропустил Мардж вперед, предоставив ей гордой цаплей вышагивать по промытому электрическим светом коридору, а сам отстал на шаг и тихонечко попросил:

Простите, доктор Рихтер, можно мне взглянуть на вашего удавленника?

Не похоже, что его вопрос застал доктора врасплох! Тот кивнул:

Вам, мистер Картрайт, можно! Дайте джентльмену халат, бахилы и маску.

Огаста запаковали в белоснежную прожаренную ткань. В процессе приготовлений он чувствовал себя абсолютно беззащитным, и в довершение всех несчастий леди Маргарет, вместо того чтобы выйти и ждать его в машине, неслась по коридору обратно от входных дверей с лицом перекошенным, как у разъяренной гарпии. Огаст едва не захлебнулся в волнах ее гнева. Оказывается, водитель не позволил ей сесть в автомобиль, объявив: дескать, мистер Честер велел ему доставить джентльмена, а про леди никаких распоряжений не дал! Мардж требовала, как разобиженное дитя, чтобы Огаст позвонил в Энн-Холл и немедленно поставил своего зарвавшегося дворецкого на место. Если Гасси не имеет к управляющему Энн-Холла никакого отношения, тогда кто наниматель этого мистера? Дворецкий не месяц в ясном небе – он не может существовать сам по себе!

Огаст сильно пожалел, что имел глупость напомнить Маргарет про испанских камрадов с их борьбой за мир без денег, сословий и уж точно без дворецких. Раз уж в Британии такого дивного нового мира нет, она леди Уолтроп и заставит с собой считаться! – орала Мардж. – Леди подобного безобразия не оставит без последствий, доберется и до рекомендателей этого типчика, и до его хозяев, вот тогда мистер Честер лишится своей непыльной работенки и не найдет другой даже в профсоюзе мусорщиков!

Эхо, обосновавшееся в пустом коридоре, множило крики Маргарет Летиции почище громкоговорителя, возможно, они долетали до самого Энн-Холла, санитары переглядывались, смущенный доктор Рихтер переминался с ноги на ногу рядом с ними, простирал к коллеге облитые перчатками руки и умолял соблюдать тишину – ради его больных! Отчаявшись, он сунул Маргарет в руки колпак и марлевую маску и объявил, что покажет ей нечто уникальное – при условии, что она замолчит; и пошел вперед.

Сгинуть, заблудившись в лабиринтах аббатства, – такова была бы участь любого непосвященного. Но они следовали за опытным проводником, благополучно миновали повороты, ныряли под низкие арки и наконец замерли перед стальной дверью со сложным сейфовым замком. Доктор набрал код и впустил их в стерильную палату, где находился единственный постоялец. Его лицо едва прорисовывалось среди бинтов и гипса, наложенных на голову, нос и шею. Отечное, нездорового цвета, с изрядным куском клейкого пластыря на щеке, гладко выбритое – все равно Огаст сразу и без ошибки узнал мистера, выдававшего себя за слугу по имени Радж, пока доктор Рихтер демонстрировал Маргарет рентгеновский снимок с очередным черепом.

Доктор Уолтроп, вглядываясь в монохромное изображение трещин и осколков, действительно выглядела заинтригованной:

Надеетесь, что после такой травмы он будет жить?

Он и сейчас живет, мисс Уолтроп…

Дыхание пациента было ровным, почти механическим, но веки иногда чуть заметно подергивались.

Если это его снимок – у него мозг вытек через нос!

Как человек, далекий от медицины, Огаст сразу же ощутил легкий приступ дурноты и ухватился за руку доктора Рихтера; тот поспешил ободрить гостя:

Мисс Уолтроп шутит! Такое маловероятно. Судя по травмам, с которыми его подобрали санитары, этот молодой человек – большой забияка. Сперва он с кем-то дрался, причем в пылу потасовки его пытались задушить: на шее сохранилась характерная борозда. Но шейные позвонки не успели пострадать. Потом он упал в ров, головою на острые камни. Неизвестно, как это произошло: возможно, его толкнули или он сам потерял равновесие. Он был едва жив. Пришлось с ним основательно повозиться, зато теперь я имею серьезные основания рассчитывать, что здоровье молодого человека восстановится.

Какая у него будет жизнь? Вы же ему должны были выгрести изрядный кусок мозга вместе с мелкими осколками черепа. Я тоже люблю фантастические романы, доктор Рихтер! Но в современной медицине это невозможно.

Невозможно, – откликнулся доктор Рихтер, как эхо в пустом коридоре, но при этом смотрел на своего пациента с выражением счастливым и вдохновенным. Так художник наносит завершающий штрих на картину, архитектор взирает на свое творение, воплощенное в камне, режиссер аплодирует слову «конец» в финальных титрах, а мать смотрит на богоданное дитя. – Что такое череп, доктор Уолтроп? Это всего лишь коробка, упаковка, в которой хранится вещество, известное как мозг. Верно? Что произойдет с содержимым, если сменить упаковку?

Мардж опустила снимок и внимательно посмотрела на доктора:

Вы действительно это сделали?

Доктор удовлетворенно улыбнулся:

Нет. Разумеется, нет. Мне неизвестно, каким материалом можно заменить такой значительный фрагмент костной ткани. У вас есть мысли на сей счет, коллега?

Огаст отчетливо представил, как молчаливые санитары доктора Рихтера выбегают из ворот, встревоженные шумом, как осторожно поднимают со дна рва едва живого молодого человека, как бегут по белому коридору готовить операционную. А их коллеги в это же самое время находят у решетки в сточном канале утопленника, пытаются сделать ему искусственное дыхание, но, осознав тщету своих усилий, зовут доктора. Как победно сверкают его глаза над стерильной маской и омерзительно визжит пилка для трепанации. Как те же самые дюжие молодцы волокут труп к морю, но уже без головы и спихивают в воду, а одежду и драгоценности прячут под лодку – потому-то поисковая группа, отправленная инспектором, не обнаружила вещи, когда прочесывала берег в первый раз. Из-за этого и в легких у несчастного обезглавленного была речная вода.

Огаст тихо спросил:

А если бы у вас был подходящий череп?

Гасси, не морочь доктору голову своими дилетантскими рассуждениями. Есть операции, которые просто невозможно сделать.

Просто никто не пытался их сделать. Я знал медика, доктор Уолтроп, который рискнул и перелил трупную кровь живому человеку[42]42
  Описанный эксперимент был успешно и неоднократно произведен профессором А. Богдановым (Малиновским) в Московском институте крови и подтвержден документально.


[Закрыть].

Какой кошмар! Опыт поставили на приговоренном к смерти? Он скончался?

Нет, нашелся доброволец, студент-медик. Он выжил и стоит перед вами. У пересадки органов большое будущее, коллега. Человеческое тело – это склад органов, нельзя пренебрегать таким богатством, и должен быть тот, кто решится начать первым…

Потрясенная «коллега» не ответила.

Пауза затягивалась, тишина начала вибрировать как скрипичная струна. Огаст первым отважился нарушить их общую медитацию:

Его никто не ищет?

Он вам знаком?

Не думаю… сомневаюсь… – промямлил Огаст после некоторого раздумья. Тот, кто пытался отнять жизнь у индийского джентльмена, остается за надежными вековыми стенами аббатства и имеет ничтожно мало шансов проникнуть сюда. Осчастливить капитана Пинтера весточкой о выжившем подчиненном он всегда успеет. – Здесь ведь деревня, все на виду, если его никто его не ищет, он нездешний.

Кто его будет искать? – отмахнулся доктор. – Обыкновенный бродяга, был весь в лохмотьях. Наверняка притащился на ярмарку побираться. Подрался с такими же отщепенцами за полгинеи подачки или бутылку вина. Ага, я не сказал? Он был чертовски пьян, этот молодой человек, и должен благодарить за спасение не меня, а тех, с кем угощался виски – трезвым он бы скончался от болевого шока…

У вас наверняка получится отличная статья об этом случае!

Я не пишу научных статей, мисс Уолтроп, я практик. Мне не приходится рассчитывать на признание коллег. Этот случай, – доктор Рихтер запнулся, – в своем роде благотворительность, помощь страждущим, не более того. У меня был шанс спасти жизнь, и я его использовал. Прошу за мной, я провожу вас к выходу. Если у вас есть нужда в автотранспорте, доктор Уолтроп, можете располагать моим автомобилем…

Энн-Холл встречал Огаста жизнерадостным оживлением – все вокруг собирались на весеннюю ярмарку: горничные пересмеивались, шушукались о платьях и шляпках, водитель и привратник – о фейерверке и об эле, который варят по старому рецепту специально для этого знаменательного дня.

Даже капитан Пинтер на один вечер отложил составление отчета о напастях, постигших его группу, и мучил лакея подготовкой парадной морской формы: его пригласили быть почетным председателем жюри на цветочной выставке. Испокон веку жюри возглавляли представители рода Колдингейм, владевшие поместьем, но на этот раз устроители ярмарки посоветовались и решили, что джентльмен в форме морского офицера, увешанной наградами, справится с этой ролью ничуть не хуже урожденного графа, и обратились с приглашением к гостю особняка.

Прислуга носилась по дому со скоростью крылатых купидонов, непрерывно болтая о том, что происходит в деревне. Там уже готовили карусель и прочие аттракционы, растягивали провода с цветными фонариками, у здания суда садовники расставляли горшки и кадки с цветами, а потом с упорством жителей пустыни опрыскивали их перед решающим конкурсом. Торговцы раскладывали свои товары под полосатыми тентами, а ребятишки кружили вокруг, прикидывая, на какие сладости и игрушки им хватит монеток, собранных в пузатых свинках-копилках, пока их матери меняют привычные передники на нарядные платья.

На окраине уже растягивал купол цирк-шапито, зазывалы в потрепанных клоунских костюмах взобрались на ходули и бродили вокруг ярмарочной площади, обещая чудеса и диковинки на вечернем представлении. Ветер сдул с неба последние облачка – их ждет теплая, звездная ночь.

В Энн-Холл явился мальчишка-грум с письмом от графини Таффлет. Должно быть, он чувствовал себя настоящим королевским глашатаем, когда вручил мистеру Горрингу старомодный кремовый конверт и получил от него взамен полновесную гинею! В конверте оказалось приглашение на благотворительный аукцион, который леди Делия по традиции устраивала в финале цветочной выставки, а также собственноручная записка графини с просьбой заехать за мисс Львовой и леди Уолтроп. Сама леди Делия, как и ее транспортное средство, будут слишком заняты в подготовительном комитете, чтобы отвезти девушек.

Мистер Горринг собирался играть в крикет и прохаживался по двору, одетый в бриджи и пуловер, примеряясь к молоткам, обнаружившимся в особняке. А вот Огаст совершенно не представлял, какая одежда может быть уместна на сельской ярмарке. Какое– то время он сокрушался о скудости своего гостевого гардероба, растянувшись на канапе среди мягких подушечек, потом со вздохом взглянул на часы и пересел к трюмо. Подобрал волосы вверх, повернул голову, чтобы оценить профиль, и спросил у зеркальной глади, как королева из волшебной сказки:

Если я подстригу волосы, меня оставят в покое?

Нет, – ответило зеркало голосом мистера Честера. – Вы слишком ценный трофей!

Огаст улыбнулся: мысль о незримых и опасных преследователях приятно будоражила. Жаль, что зеркало не умело льстить с таким же изяществом, как дворецкий. Оно безжалостно сообщало, что ресницы у него выгорели, губы пересохли и потрескались, а предательская тень загара все же успела тронуть скулы и лоб.

Ни в коем случае не следует больше выходить из дома без кепи! Он взял щетку с черепаховой ручкой, украшенной гербом какого-то исчезнувшего благородного семейства, и отбросил волосы назад:

Тогда я хотя бы стану похож на человека, у которого есть охотничьи угодья?

Мистер Картрайт, вы дипломат, вас ждет блестящая карьера. Скоро весь мир превратится в ваши угодья. Берегите каждый свой волос! – заверил его дворецкий и отобрал щетку. Огаст не стал препятствовать и всецело доверил свой стиль и образ искушенному вкусу мистера Честера.

В конце концов, модно только то, что носишь ты сам[43]43
  Искаженная цитата из пьесы Оскара Уайльда «Идеальный муж».


[Закрыть], то, что носят другие, – безобразно и отвратительно!

Мисс Львова только-только успела завершить организационные хлопоты, вернулась и еще прихорашивалась в своей комнате. Мистеру Горрингу и Огасту не осталось другого выбора, как принять извинения юной леди, расположиться в гостиной и потягивать лимонад в обществе Маргарет, которая курила сигарету и надписывала конверты. Придется заехать на почту, уведомила их доктор Уолтроп, ей срочно потребовались европейские медицинские журналы со статьями о методиках лейкотомии[44]44
  Лейкотомия – устаревшее название лоботомии, метод лоботомии был разработан в 1935 г. Эгаром Монишем. Первая операция была проведена в 1936 г. и включала этап трепанации черепа для доступа к его лобным частям. В 1949 г. автор метода был удостоен Нобелевской премии по физиологии и медицине. Лоботомия оставалась востребованным хирургическим вмешательством до середины 1950-х г., в дальнейшем была заменена фармацевтическими препаратами.


[Закрыть] и других операций на мозге, используемых в психиатрии.

Визит за неприступные стены богадельни доктора Рихтера произвел неизгладимое впечатление на его молодую коллегу, и скрывать это впечатление она не собиралась. В санатории для нервных больных, или даже в психиатрической клинике, не требуется так тщательно соблюдать стерильность. Такие меры нужны только там, где оперируют. Постоянно оперируют. Маргарет почти уверена: этот талантливый иностранный хирург– а доктор Рихтер безусловный талант, судя по тому, что они сегодня видели, – занимается тем, что изо дня в день кромсает британские мозги, не имея на то никакого законного права. Существует достаточно научных работ о том, что хирургическим воздействием на нейронные связи лобных долей мозга с другими отделами можно скорректировать психическую болезнь, избавить от непереносимых болей, изгнать вредные привычки, лишить человека памяти или изменить личность! Но скальпель хирурга – по ошибке или намеренно – может превратить в слюнявого идиота с синдромом лобной доли не только буйнопомешанного, но и фактически любого здорового человека. Потому пока в Британии существует демократия, такие операции должны осуществляться исключительно по решению суда. Иначе государство очень быстро скатится к произволу, существующему у германских национал-социалистов, вернувших в медицинскую практику эксперименты на сумасшедших и представителях «низших рас».

Вполне возможно, что покойный доктор Форестер собрал вопиющие факты об экспериментах «психиатра», даже сделал записи, которые затем похитили, и погиб по этой причине. Опытному хирургу вполне по силам убить человека, ткнув спицей в глаз. И сообщников у него сколько угодно – например, санитары.

Они и пролезли через угольный подвал, пытались вытащить тело через окно – но просто не успели.

Маргарет, дорогая, не стоит сгущать краски! – скептически поморщился Огаст. Сейчас он чувствовал себя невольным сообщником доктора.

Тем временем мистер Горринг, так и не получивший утром допуска в медицинское святилище, успел заскучать под влиянием просветительской лекции своей суженой, взял с воздушной этажерки колоду карт, перетасовал их жестом профессионального чародея и принялся раскладывать пасьянс. Он поддержал Огаста:

Нет никаких доказательств, что мистер Рихтер занимается чем-то незаконным.

А этот бедолага, которого он нам сегодня показал? Эджи, ты хоть представляешь, сколько надо практиковать, чтобы сделать такую операцию?

Но бедолага как раз жив, а без операции он бы умер – правильно я понимаю?

Жив… – Маргарет смяла недокуренную сигарету в пепельнице, задумалась, описала окурком большой круг в воздухе. – Но должны быть и те, кто умер. При значительном числе сложных операций смертей не избежать. Куда-то он должен девать трупы?

Может, их кремируют? Например, договаривается с коронером…

Нет, Огаст, ты же сам слышал: он не в ладах с местным сообществом и не станет посвящать никого из них в свои секреты, тем более коллегу. Эджи, ты неплохо знаешь эти края, подумай, где удобнее всего устроить маленькое неприметное кладбище?

Хм… – Эдвард отвлекся от пасьянса и придал лицу выражение, свойственное гениальным сыщикам из кинематографических лент. – Это элементарно, коллеги! Они сбрасывают мертвецов в подпол.

Издеваешься?

Ничуть. Мардж, старушка, под всеми строениями в этом чертовом поселении есть подземелья – мы с Гасси успели туда заглянуть и узрели, где старые кости лежат!

Гасси, скажи мне, что твой приятель шутит.

Нет. Мы действительно видели… – посерьезнел Огаст.

Представь, Гасси решил, что это запчасти от Малютки Бетти из считалочки!

Малютка Бетти? Вы тоже слышали песни Малютки Бетти, мистер Картрайт? – зазвенел у них над головами хрустальный голосок мисс Львовой. Она как раз вошла в гостиную, но остановилась у этажерки и беспокойно оглянулась: – Знаете, говорят, ее неуспокоенная душа до сих пор бродит вокруг замка, поет и плачет. С теми, кто услышит плач Малютки Бетти, в течение года случится большая беда…