Текст книги "Темный Властелин идет учиться (СИ)"

Автор книги: Павел Барчук

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 14 страниц)

Я закрыл глаза, отсекая всё лишнее. Осталось только пульсирующее в глубине сознания чёрное ядро – строптивое, живое, опасное.

Я не звал Тьму, я приказал ей явиться. Сконцентрировал всю свою волю, собрал ее в кулак, а потом мысленно обрушил на Силу, дремавшую внутри сосуда.

Встать!

Тело Сергея пронзила судорога, будто по нему пустили ток. Мускулы свело, в висках застучало. Это Тьма возмущенно вскиналась, не понимая, с какого перепугу жалкий смертный отдает ей приказы. По-моему, я так сжал зубы, что случайно прикусил щеку. Рот наполнился металлическим привкусом.

Воздух вокруг меня поплыл, из моей собственной тени, будто чёрная кровь из раны, выползла бесформенная масса. На этот раз она не клубилась, как дым, а тяжело и вязко перетекала, издавая низкое, угрожающее гудение. Тьма злилась. Сейчас это была не моя суть, это был опасный противник.

Я протянул руку и резко скомандовал:

– Ко мне!

Тень рванула вперед, но не для того, чтоб угодить, а собираясь ударить. Чёрное щупальце, острое как бритва, со свистом рассекло воздух, целясь мне прямо в руку.

Я даже не дёрнулся. В последнее мгновение усилием воли Темного Властелина заставил Тень остановиться в сантиметре от кожи. Щупальце завибрировало от ярости, не в силах ослушаться прямого приказа, но и не желая подчиняться. Тьма не понимала, что происходит. Она не чувствовала своего хозяина, потому что видела перед собой лишь жалкого смертного. Но при этом точно знала, что приказ был отдан Чернославом.

– Я сказал… ко мне, – мои слова прозвучали тихо, жестко.

Сопротивляясь, извиваясь, Тень медленно, миллиметр за миллиметром, обвила моё запястье. Ледяной холод ожегом прошел по коже. Контакт был установлен. Не дружеский. Враждебный. Но это был контакт. Теперь можно переходить ко второму упражнению.

Я подошёл к небольшим бочкам, стоявшим на самом краю полигона. Они были наполнены водой. Наверное их тут держат на всякий случай, чтоб избежать проблем, если у особо ретивых студентов что-то выйдет из-под контроля.

Выбрал одну из бочек, приблизился к ней, заглянул внутрь. Моё отражение было жалким: блеклые глаза Сергея, его слишком мягкое лицо, нелепо взъерошенные волосы. Ярость, чистая, неразбавленная ярость Каземира, поднялась во мне волной.

– Смотри, – прошипел я, впиваясь взглядом в своё отражение. – Смотри и запоминай.

А потом силой воли начал буквально выдирать всю свою Тьму наружу. Попутно заставляя тело сосуда принять мою, истинную форму. Конечно, это происходило не в реальности, только в отражении. Иначе просто-напросто угроблю сосуд.

Стеклянная гладь воды задрожала. Чернота заполнила зрачки, поползла по щекам, выжигая всё человеческое. Лицо в отражении исказилось, кожа побелела, как мрамор, из-за спины поднялись два чёрных, дымчатых крыла, сотканных из чистой Тьмы. Отражение открыло рот, из его глотки вырвался беззвучный крик, от которого вода забурлила и в одно мгновение испарилась.

Я отшатнулся, чувствуя, как Тьма с воем мечется по сосуда. Она видела и все поняла. Но пока еще не могла до конца осознать, кто ею повелевает.

Мое дыхание было тяжелым, как после схватки. Ладони саднило. Я поднял руки и посмотрел на них. От напряжения так сильно сжимал кулаки, что ногти повредили кожу, оставив раны. Но в груди пылал огонь триумфа. Это была вполне достойная демонстрация мой власти.

Теперь требовалось окончательно заставить Тьму подчиниться. Нам с ней предстояло кое-что интересное. Бой с теневым двойником.

– Зеркало, – скомандовал я, а потом шагнул вперёд.

Тень неохотно, с опозданием в долю секунды, повторила движение. Я взмахнул рукой – и тут же вынужден был мысленным щитом парировать ответный удар чёрного бича, который Тень послала в ответ, искажая приказ. Все-таки ещё пытается проверить меня на прочность. Сомневается, действительно ли Темный Властелин отдает приказы.

Я продолжил. Это была изнурительная борьба. Каждое движение требовало колоссального напряжения воли. Тьма не повторяла послушно, она копировала с агрессией, постоянно пытаясь выйти из-под контроля, ударить, освободиться.

Мы кружились по полигону, как два самых настоящих врага – Властелин и его строптивый Зверь. Пот заливал глаза, мышцы горели, но я не сбавлял темпа. С каждым шагом, с каждым отражённым ударом сопротивление Тьмы становилось всё слабее, а движения – всё точнее. Она начала не просто повторять, а предугадывать мои действия, превращаясь из врага в грозное продолжение моей воли. В этот миг я снова почувствовал то самое, забытое чувство – абсолютный контроль, полное единение.

И тут, на пике концентрации, Тьма вдруг резко дёрнулась. Не от моей волевой атаки, а от… помехи. Она метнулась в сторону, в густую черноту, которую отбрасывали на землю специальные манекены, предназначенные для тренировки. И растворилась там, послав мне последний, чёткий импульс – предупреждение. Острое, как лезвие, чувство постороннего взгляда. Холодного, аналитического, лишённого всяких эмоций. За мной следили.

Всё напряжение, вся ярость от изнурительной тренировки нашли мгновенный выход. Я обернулся со скоростью, на которую только было способно тело смертного, и мои глаза, всё ещё полные отголосков Тьмы, впились в лесную чащу.

– Довольно прятаться! – я говорил не особо громко, но, уверен, меня прекрасно было слышно,– Выходи и покажись тому, за кем решил шпионить.

Не стал ждать ответа, сразу начал действовать. Оттолкнулся от земли с силой, которой у Сергея Оболенского не могло быть, и одним прыжком оказался прямо рядом с черными силуэтами деревьев. Но все равно опоздал.

Лишь лёгкое, почти неуловимое движение воздуха и остаточное ощущение чужого присутствия, исчезающее с каждой секундой – вот что осталось. Соглядатай пропал, словно его и не было.

Я замер на месте, грудь вздымалась от непривычной для тела Оболенского нагрузки, не только физической, но и внутренней, моральной.

Тьма внутри меня, теперь усмиренная и послушная, тихо заурчала в предвкушении охоты.

Глава 20

Новый учебный день выдался на удивление спокойным. Что для Института Благородного Собрания, в стенах которого я обитал, было почти неестественно. Особенно в последнее время. Возможно, дело в моем состоянии. После вечерней тренировки с Тьмой я отчего-то стал совершенно спокоен.

Хотя… Почему же отчего-то? Наверняка знаю, отчего. Я, наконец, начал чувствовать Тьму, а она признала мой новый облик. Мы, так сказать, пришли к консенсусу. И это, между прочим, стоило мне немало сил.

Утром проснулся разбитый. Но! Крайне довольный результатом. Тьма возилась где-то внутри и я испытывал чувство, похожее на покой, будто домой вернулся.

Соответственно, у меня не имелось ни малейшего желания что-нибудь взрывать, рушить или ломать. Я, можно даже сказать, был счастлив. Осторожно, стараясь не разбудить Звенигородского, пошевелил пальцами. На кончиках тут же послушно появился тонкий клубящийся дымок. Отлично!

Я радостно вскочил с кровати, случайно сшиб стул, который не заметил, разбудил все-таки Артема, выслушал все, что он думает о моей «жопоногости», высказался по поводу неверного использования Звенигородским устоявшихся выражений и в хорошем настроении отправился в душ.

Первой парой была «История Магических Династий». Она прошла под монотонное бормотание профессора, чей голос обладал столь мощным снотворным эффектом, что даже Звенигородский, обычно изображающий из себя юлу, просидел все полтора часа, неподвижно уставившись в одну точку. Подозреваю, Артем ухитрился заснуть с открытыми глазами.

Я же использовал время наискучнейшей лекции для внутренней медитации, по крупицам восстанавливая контроль над строптивой Тьмой, которая после вчерашней тренировки на полигоне вела себя намного послушнее, словно хищник, получивший внушительный щелчок по носу.

Следующей была «Прикладная логистика магических потоков». Преподаватель, энергичная дама с горящими глазами и огромной, просто нереально огромной грудью, с помощью голограмм разбирала схемы оптимизации передачи маны на дальние расстояния.

Информация выглядела совершенно примитивной, но структурированной. Мой ум, привыкший к управлению энергиями, превосходящими понимание этих смертных, с легкостью усваивал их жалкие алгоритмы.

Я лишь скептически хмыкал, слушая, как они пытаются загнать в рамки формул то, что по своей природе было искусством и проявлением воли.

Ну и еще, хоть убейся, все время пялился на грудь преподавателя. Не потому что она меня привлекала. Упаси Тьма! Просто не мог выкинуть из головы дурные мысли. Например – если толкнуть эту дамочку в спину, с какой скоростью она упадёт? Скажется ли в данном случае вес ее выдающихся достоинств?

Когда прозвенел звонок, ознаменовавший конец учебного дня, я с чувством выполненного долга, пусть и в состоянии некоторой скуки, направился в общежитие.

И вот тут, пока топал по дорожкам кампуса, у меня внутри вдруг возникло неприятное ощущение, похожее на предчувствие проблем. Я даже ускорился, чтоб быстрее оказаться в безопасности своей комнаты, дабы никакие случайные стечения обстоятельств не спровоцировали новое происшествие.

Однако, состояние не изменилось. Я буквально кожей чувствовал, что в воздухе витает предгрозовое напряжение. Как потом оказалось, был недалек от истины.

Вошел в свою комнату, и застал Артёма Звенигородского в его классической позе. Мой сосед развалился на кровати, увлеченно листая на планшете каталог каких-то немыслимо дорогих магических аксессуаров.

– Оболенский, глянь, – не отрываясь от экрана, бросил он. – Новая модель стабилизатора маны-потока. Говорят, даже слабенький маг сможет с его помощью творить заклинания более высокого уровня. Хочешь, я тебе продам? Со скидкой, по-дружески.

– Ты себе сначала купи. Мозги. – хмыкнул я. – А то у тебя магии до хренища, как у дурака фантиков, но ты ей управлять вообще не умеешь.

Наши перепалки со Звенигородским теперь носили какой-то… хм… пожалуй, дружеский характер. Я все еще не мог, конечно, привыкнуть к тому факту, что у меня появились приятели среди смертных, но, врать не буду, мне это нравилось. Например, сегодня вечером Трубецкая предложила нам совершить вылазку в город.

– Вообще-то, это нарушение Устава, – сразу принялся гундеть Строганов. – В город можно выходить только на выходных и при наличие разрешения.

– Ой, все! – Воронцова, которую идея подружки очень сильно вдохновила, небрежно отмахнулась от Никиты, – Хватит душнить. Конечно, мы это сделаем. Просто тихонько смоемся с территории кампуса, никто даже не узнает. В конце концов, у нас есть Анастасия. Она, между прочим, один из самых сильных пространственных магов за последние десять лет.

Муравьева молча усмехнулась и кивнула. Похоже, все члены нашей компании с предстоящим походом были согласны. Уж я и Звенигородский точно. А Никита… Ну что Никита? Он сделает как я скажу.

Поэтому мы после занятий расползлись по комнатам, чтоб подготовиться сразу к завтрашнему дню, а потом встретиться в укромном уголке и прогуляться в город.

Только Артём собирался съязвить в ответ на мою фразу, как в дверь постучали. Стук был нерешительным, подобострастно-тихим, совсем не похожим на наглый барабанный бой, которым обычно извещали о своем визите однокурсники.

– Войдите, – сказал я, ощущая всеми фибрами души, как предчувствие проблем растёт в геометрической прогрессии.

Дверь медленно отворилась, и в проеме возникли две фигуры. Они застыли на пороге, словно боялись переступить невидимый барьер. Мужчина и женщина, оба средних лет, одетые в добротную, но безнадежно устаревшую и поношенную одежду.

Вот это номер! Да это же мои «матушка» и «батюшка» явились! Чета Оболенских решила проведать младшего сыночка?

Пиджак Михаила Сергеевича Оболенского сидел на нем так, будто был снят с чужого, гораздо большего плеча. Я даже на расстоянии почувствовал запах нафталина и, мне кажется, заметил смущенную моль, быстро шмыгнувшую под воротник.

Анна Степановна Оболенская выглядела не лучше. Она нарядилась в строгое темно-синее платье, которое явно было мало ей в груди. Так понимаю, платьишко покупалось еще во времена молодости.

Такое чувство, будто мои «родители» специально вырядились максимально жалко и убого, чтоб пробудить в младшем отпрыске сочувствие и вызвать скупую сыновью слезу.

Их лица, бледные и изможденные постоянной борьбой за статус, борьбой, которая давно была проиграна, выражали целую гамму противоречивых эмоций: робкую надежду, застарелый страх и неприкрытую, животную алчность.

– Сыночек!

Анна Степановна сделала неуверенный шаг вперед, её тонкие пальцы нервно теребили потрепанный ридикюль. Голос дрожал и звучал неестественно высоко. Переигрывает маменька. Ох, как переигрывает.

– Мы так по тебе скучали! Так волновались! А ты молчишь. Даже не сообщил о своем поступлении. Но… но нам рассказали… о твоих… невероятных успехах!

Михаил Сергеевич остался стоять на месте. Поэтому казалось, будто он прячется за спиной супруги.

Оболенский-старший, конечно, пытался выпрямить плечи и придать своему лицу выражение суровой, отеческой гордости, но получалось у него это очень слабенько. Он напоминал актера, забывшего свою роль в самом начале спектакля.

– Да, Сергей, – произнес Михаил Сергеевич, кашлянув в кулак. – Слухи дошли даже до нас. Ты… Весьма успешно преодолел испытание с симуляцией Диких Земель. Великолепно сдал теорию. Завел связи с самими Муравьевыми и Звенигородскими! – Он бросил быстрый, почтительный взгляд на Артёма, который, отодвинув планшет в сторону, смотрел на происходящее с нескрываемым любопытством. – И даже… – князь понизил голос до конспиративного шепота, – занимаешься каким-то… прибыльным делом. Я поначалу не поверил. Думал, речь идет о каком-то другом Обрленском. В нашей семье успешных дельцов отродясь не было. Но… – «родитель» развел руки в стороны, – Слухи оказались правдой. Ты торгуешь какими-то необычным эликсиром?

Ах, вот оно что. Мелкие аристократические пауки, учуявшие запах денег и влияния, побоялись остаться в стороне. Вот, почему они прибежали к «бесталанному» и «позорящему род» сыну. Узнали о его финансовом благополучии, решили присосаться к новому ресурсу, к источнику дохода и, возможно, спасти их ветхое родовое гнездо.

Я медленно поднялся с кровати, позволяя «родителям» проникнуться ситуацией. Теперь между ними и младшим отпрыском – целая пропасть.

Я еще не успел переодеться после занятия, поэтому «радовал» взор родителей одним из новых, безупречно сидящих костюмов из черной ткани. Оболенские в убогих, пахнущих отсутствием денег и отчаянием вещах, на моем фоне смотрелись бедными родственниками, явившимися за милостыней. Что, в принципе, было весьма близко к истине.

Я оставался спокоен и холоден, как скала в шторм. «Родители» нервничали, мелко суетились и даже не пытались прятать своего подобострастия.

– Маменька, папенька… – кивнул я, не предлагая им сесть и не торопясь оказаться в родительских объятиях. Моя вежливость была ледяной. – Какими судьбами?

– Мы… мы хотим помочь тебе, сынок! – заговорила Анна Степановна, ее глаза бегали по комнате. Она с нескрываемой алчностью оценивала мой новый гардероб, дорогой планшет на столе, телефон, валявшийся на кровати. Даже сам воздух в комнате после убогой усадьбы Оболенских казался Анне Степановне воплощением успеха. – Ты теперь вращаешься в высших кругах! Но без поддержки рода… трудно, очень трудно. Мы можем… представить тебя в обществе! Устроить прием в нашем доме! Ты сможешь пригласить своих… новых друзей. – Она робко посмотрела на Артёма.

Я чуть не расхохотался в голос.

Их «дом» был убогим особняком на самой окраине аристократического квартала, заставленный дешевыми подделками под фамильные реликвии. Прием в таких стенах окажется не помощью, а социальным самоубийством для любого, кто хоть немного дорожит репутацией.

План родителей Сергея был прозрачен, как слеза тетушки Евы: использовать мои новые связи и деньги, чтобы поднять свой статус, выдав успех сына за личную заслугу. Смертные… Как же они скучны, как предсказуемы в своих игрищах…

Внутри меня всё перевернулось от волны презрения, такого сильного, такого острого, что Тьма в глубине сосуда встрепенулась в ответ. Но внешне я остался невозмутим. Только холодная, расчетливая улыбка появилась на губах

– Как трогательно с вашей стороны, – произнес я, в моем голосе звучала все та же ледяная вежливость, от которой Анна Степановна невольно съежилась. – Вы абсолютно правы. Поддержка рода – это фундамент, на котором строится величие. И я с удовольствием приму ваше предложение.

На бледных лицах «родителей» сначала появилось выражение крайнего удивления. Они, похоже, и сами не верили в свой план. Потом – расцвела надежда, столь яркая и глупая, что это было почти смешно.

Они уже представляли, как их убогий дом заполняется сливками общества, как к ним с заискивающими поклонами спешат те, кто еще вчера не замечал Оболенских.

– Но, – я сделал театральную паузу, наслаждаясь моментом. Дождался, когда их надежда достигла пика, – учитывая мой новый статус и круг общения, прием должен быть соответствующим. Я беру всю организацию на себя. Место, кейтеринг, оформление, список гостей. Вам же, дорогие родители, нужно лишь одно – быть там и принимать гостей с подобающим древнему роду достоинством.

Глаза «родителей» округлились. Рты приоткрылись. Они не ожидали такой прыти, такого напора со стороны младшего сына.

Более того, мое поведение их несколько ошарашило. И я понимал, почему. Раньше Сергей был безмолвным, вечно страдающим, согласным на все нытиком. Соответственно, Оболенские искренне верили, что будут вертеть сыном, как марионеткой. А он вдруг сам взял бразды правления в свои руки, одним движением оттеснив папеньку и маменьку на роль статистов.

– Но… средства… – начал Михаил Сергеевич, в его голосе прозвучала привычная, застарелая нота нищенского унижения. – Такой прием… это же колоссальные расходы…

– Средства у меня есть, батюшка, – отрезал я. – И связи тоже. Доверьтесь моим решениям. Я позабочусь обо всем.

На самом деле, мне их прием и даром был не нужен. Но… Захотелось проучить эту парочку смертных. Все-таки мы с Сергеем Оболенским теперь далеко не чужие. Думаю, полезно будет показать семейке сосуда, в чем именно они не правы. Тем более, рано или поздно, мне придется покинуть Десятый мир и Сергея. Будем считать, я сделаю ему такой подарок, в знак благодарности за предоставленное тело.

Ну и еще, конечно, была некая стратегия в моем решении потратиться на прием в родительском доме. Роль Михаила Сергеевича и Анны Степановны теперь сводилась к роли живых декораций, которые я выставлю в нужном свете, когда сочту это удобным.

Задуманное мероприятие укрепит не их социальный вес, а мой. Я стану не «сыном Оболенских», а «тем самым Оболенским», который в одиночку возродил свой род из небытия. Думаю, сосуд сильно удивится, когда я оставлю его. Сергея будет ждать совершенно другая жизнь.

– А теперь… – Я сделал шаг вперед, но по-прежнему держался от родителей на расстоянии, что их страшно напрягало, – Будьте любезны, покиньте мою комнату. Много дел, знаете ли.

Оболенские растерянно переглянулись. Мои слова их добили. Я только что наглядно дал понять и «матери», и «отцу», что ни один из них не вызывает у меня уважения или любви. Вел себя, как с чужими, посторонними людьми.

– Но… Сынок… – Начала было Анна Степановна.

Однако ее речь прервалась на полуслове. Смертная поймала мой выразительный взгляд и поняла, что слушать ее никто не собирается.

Оболенские потоптались на месте, а потом, так и не сообразив, что произошло с их сыном, почему он превратился в кого-то другого, развернулись и вышли из комнаты. Ошеломленные, напуганные, но при этом ослепленные перспективой оказаться в центре внимания высшего света, пусть и в таком странном качестве.

В комнате повисла тишина, которую через несколько секунд нарушил тихий свист Звенигородского.

– Ну ты даешь, Оболенский, – покачал головой Артём. – Своих же родителей… Жестоко.

Я не ответил. Несмотря на внешнее спокойствие, внутри всё кипело.

Эти людишки разозлили меня. Назойливые родители-паразиты, которых теперь придется держать на коротком поводке, тратя время и ресурсы. Очевидно, Оболенские почуяли запах денег. А смертных обычно в таком состоянии не остановить, ими руководит жажда наживы.

Ну ничего… Ничего… Мой урок людишки запомнят надолго. А пока… Пока нужно готовиться. Придется вложить в этот дурацкий прием значительную часть доходов от «Эликсира Строганова». Хотя… Можно смотреть на это как на инвестицию. Инвестицию в будущее Сергея Оболенского.

Мои размышления были прерваны новым стуком в дверь. Тяжелым, настойчивым. Это был Михаил Сергеевич. Он вернулся один, без жены. На его лице застыла какая-то странная, виновато-торжествующая ухмылка.

– Сыночек, я тут чуть не забыл! – произнес он, в его глазах читалось странное возбуждение. – Мы ведь не только так, по семейным делам. Мы… э-э-э… хотели поддержать тебя. Видя твои старания. Мы привезли тебе подарок! Чтобы скрасить твой быт в этом общежитии.

Подарок? От этих нищих? Слова Оболенского звучали нелепо. Но что-то в его тоне заставило меня насторожиться.

– Подарок? – переспросил я, подняв удивлённо брови.

– Да-да! Мы знаем, как ты… ценишь искусство. Нашли на чердаке, среди хлама. Думаем, тебе понравится. Освежит интерьер.

С этими словами он выскочил в коридор, а затем с некоторым усилием втащил в комнату довольно большой предмет, завернутый в грубую холстину. Предмет был тяжелым, судя по тому, как Михаил Сергеевич краснел лицом и кряхтел.

Сердце почему-то екнуло.

«Отец» с торжественным видом сорвал ткань.

И мир замер.

На меня смотрела Леди Смерть. Морена Чернослав. Моя тетя.

Это был ее портрет, написанный маслом в приглушенных, холодных тонах. Художник изобразил тетушку в полный рост, в ее обожаемом классическом черном одеянии, с лицом прекрасным и безжизненным

В руках Морена держала какой-то древний фолиант, а ее взгляд…

Бездонные, ледяные глаза смотрели прямо на меня. Во взгляде Леди Смерть читалось не просто равнодушие, а холодное, безмолвное знание. И довольство.

Воздух в комнате стал ледяным. Звенигородский, сидевший на кровати, резко встал.

– Жуть какая… – высказался он. – Откуда у вас эта… готичная дама? От нее мурашки по коже.

Князь Дмитрий, не замечая моего окаменевшего лица, самодовольно ухмыльнулся.

– Сильная вещь, да? Нашлась на чердаке. Старинная работа, неизвестный мастер. Решили, сыну подойдет в качестве подарка. Создает… э-э-э… атмосферу.

Я почти не дышал. Кровь стучала в висках. Как⁈ КАК эта картина оказалась на чердаке у Оболенских⁈

И тут до меня дошло. Это не простая картина. Это Врата. Один из тех магических портретов, что служат каналами связи между Уделами Чернославов. Через него можно не только перемещаться, на это Морена вряд ли решится, но и наблюдать.

Сейчас, глядя в безжизненные глаза треклятой родственницы, я был абсолютно уверен, она подала знак. Послание.

«Я слежу за тобой, племянник. Я знаю о твоих маленьких успехах. И я здесь».