Текст книги "Темный Властелин идет учиться (СИ)"

Автор книги: Павел Барчук

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 14 страниц)

Глава 6

Экзамен по теории магии проходил в огромной аудитории, похожей на амфитеатр. Сотни абитуриентов сидели за партами, ожидая начала сего занимательного мероприятия. Все они до зубовного скрежета жаждали оказаться на том самом факультете, который выбрал для меня отец. Похоже, это считается чем-то очень престижным.

На возвышении, напоминавшем небольшую сцену, расположенном прямо перед студенческими рядами, стоял длинный стол. Пока ещё пустующий. Так понимаю, именно там будет восседать комиссия во главе с деканом Баратовым. На столе виднелся графин с водой, несколько стаканов и парочка ноутбуков.

Когда мы с Никитой вошли в аудиторию, все желающие попасть в ИБС уже сидели на своих местах. Я и Строганов явились одними из последних.

Мне пришлось задержался на входе, чтоб набрать воды из кулера, промыть рану и снова завязать ее отодранным от рубашки рукавом. Тьма его знает, где валялся кинжал второкурсника до того, как я нашёл ему более достойное применение. Смертные, они же такие… хм… безалаберные. А мое новое тело, к сожалению, не способно убивать заразу самостоятельно.

Пиджак я держал в правой руке, тогда как на левой руке красовалась уже не совсем чистая повязка. Рана ныла, но боль была терпимой. Вернее… Она оказалась не настолько сильной, как ожидалось. Думаю, в данном случае повлияло присутствие Тьмы в сосуде. Когда придумаю, как разбудить ее и использовать, не привлекая внимания, будет вообще отлично.

Я вошел в аудиторию и сразу почувствовал на себе взгляды. Шепоток пронесся по рядам: «Слышал, его пырнули…», «Говорят, он сам себя пырнул…», «С ума сошел Оболенский…».

Забавно. Слухи о случившемся уже разнеслись по институту. А прошло от силы минут пятнадцать. Люди… Что с них взять. Дай только языками поболтать.

Честно говоря, для меня всегда большой загадкой было трепетное отношение отца к смертным. Он носился с этими букашками, как… как дурак с писаной торбой.

Вечный круг, по сути, создал именно Темный Властелин. Он просто разыскал десять миров и связал их между собой. На тот момент Империя Вечной Ночи существовала уже около пяти тысячелетий. Думаю, отцу стало в какой-то момент скучно, вот он и нашёл себе развлечение.

Ну или второй вариант. Папа всегда очень сильно ненавидел наших… назовем их, оппонентами. Империя Чистого Света. Мир, аналогичный Преисподней. Там жили не менее могущественные, чем Чернославы или старые боги, существа. Внешне они походили на нас, но все поголовно имели золотистые шевелюры и белые крылья, которыми кичились неимоверно.

Не знаю, с чего началось противостояние, однако эти белобрысые чистоплюи упорно именовали нас злом и периодически пытались устроить какую-нибудь заварушку вселенского масштаба. Думаю, отец создал Вечный круг им на зло.

Юридически, миры смертных не подчинялись ни Империи Вечной Ночи, ни Империи Чистого Света. Людишки просто понятия не имеют о нашем существовании. Вернее, они считают, будто все мы – боги. Что те, с белыми крыльями, что Чернославы. Поэтому в каждом мире процветают религии и верования, созданные вокруг кого-нибудь из моей семейки или поклоняющиеся всяким белобрысым пернатым созданиям.

В любом случае, отец, отчего-то всегда запрещал нам кошмарить людей. Нам, это мне, своим братьям и сестрам. Да, Лорд Безумие сводил их с ума. Леди Морена забирала их души после смерти. Леди Страсть научила смертных плотским утехам. Лорд Снов давал людишкам возможность каждую ночь погружаться в иллюзорные фантазии. Но причинять настоящий вред папа категорически не разрешал. Понятия не имею, почему.

И вот теперь я, сын Темного Властелина, сам без пяти минут Темный Властелин, находился в аудитории, забитой людьми, и собирался сдавать экзамен, чтоб поступить в какой-то треклятый институт.

Я проигнорировал шепотки, несущиеся мне в спину со всех сторон, приблизился к голографической доске, висевшей прямо у входа, нашел свою фамилию в списках абитуриентов. Мое место было где-то в середине, на десятом ряду. По роковому стечению обстоятельств, Строганов должен сидеть там же.

Я удовлетворённо кивнул и двинулся вперед. Мимоходом заметил Артема Звенигородского. Он смотрел на меня с новым, сложным выражением на лице. В этом выражении смешивались страх, ненависть, удивление и…ожидание.

Я кивнул ему с ледяной вежливостью, как деловому партнеру. Звенигородский испуганно оглянулся, решив, что мой кивок предназначался кому-то другому. Но потом понял свою оплошность и кивнул в ответ.

А затем мой взгляд упал на нее. Анастасия Муравьёва. Она сидела в первом ряду, окруженная своими подружками – той самой пышной блондинкой и хищной брюнеткой. Сегодня они были особенно хороши: безупречные форменные платья, белые воротнички, у Муравьёвой – в волосах поблескивала вплетенная тонкая серебряная нить с маленьким сапфиром.

Она что-то тихо говорила подругам, все трое улыбались. И вот тут… Затрудняюсь объяснить, что сподвигло меня на дальнейшие действия.

Вообще, я никогда не был подвержен каким-либо человеческим эмоциям. Не берем в расчёт ярость, злость или гнев. Это априори наша территория. Люди научились подобным чувствам благодаря дядюшке Виктору с его Безумием, а так же, благодаря некоторым особо настырным демонам.

Демонов медом не корми, дай только сбить какого-нибудь смертного с истинного пути. Поэтому они постоянно устраивают людишкам всякие искушения. Чаще всего в виде максимально негативных эмоций, которые толкают человечков на убийство или преступления.

Но конкретно в данный момент, глядя на улыбающуюся дочку премьер-министра, я вдруг взял и направился прямо к ней. Спокойно спустился на первый ряд, перепрыгивая через ступени. Строганов вместо того, чтоб остаться на месте, за каким-то чертом резвым козлом поскакал вслед за мной.

Я подошел к девушкам и остановился рядом. Их взгляды скользнули по мне, по повязке на руке, на лицах красавиц появился легкий, настороженный интерес. Но при этом я по-прежнему был для них пятном. Фоном.

Шепот в аудитории стих. Все замерли, наблюдая за развивающимся спектаклем. Я сделал еще один шаг вперед, подошел вплотную и остановился перед Анастасией.

– Мне нужен твой платок, – сказал я, глядя ей прямо в глаза. Мой голос был тихим, но абсолютно уверенным, без тени просьбы. Это больше напоминало приказ.

Хотя, скажу честно, даже в этот момент я не понимал, почему мне вдруг втемяшилось в голову требовать вещь именно Муравьёвой. Нет, платок действительно был нужен. Но точно не носовой, а как минимум – шаль. Рана нуждалась в новой повязке, рукав рубашки уже был грязный.

Однако, почему Анастасия? Мое не совсем адекватное поведение было похоже на заскок, свойственный скорее настоящему Оболенскиму, чем Темному Властелину.

Аудитория замерла. Блондинка, которую, как мне подсказала память Сергея, звали Софья Воронцова, ахнула и прикрыла рот рукой. Брюнетка – Алиса Трубецкая – скривила губы в гримасе отвращения.

– Ты с ума сошел, Оболенский? – прошипела Трубецкая. – Ты с кем вообще разговариваешь? Попутал? Анастасия – княжна! Убирайся!

Однако сама Муравьева смотрела прямо на меня, молчала и не отводила взгляда. Ее карие глаза с золотистыми искорками изучали мое лицо с холодным любопытством. В них не было страха. Не было гнева. Был лишь аналитический интерес.

– У тебя кровь проступает через повязку, – наконец заговорила она. Голос княжны звучал абсолютно ровно. – В медпункте плохо обработали рану?

– Я не был в медпункте. Это не важно. Твой платок. Сейчас. – Моя рука потянулась в сторону Анастасии.

– И с какой стати я должна тебе его дать? – спросила она, в уголке ее губ дрогнула тень улыбки.

– Потому что я так хочу. Будем считать, что гигиенические свойства платков Муравьёвых кажутся мне просто великолепными. Устраивает такое объяснение? Можно сказать, ваши платки – почти национальная гордость. А моя кровь, пусть и не столь голубая, как твоя, все же пролита на почве защиты чести абитуриента ИБС. Будет символично, если ты, как будущая опора империи, проявишь милосердие. Или боишься запачкать свой аксессуар?

Я сказал это с такой ядовитой вежливостью, с такой убийственной логикой, что даже Алиса Трубецкая, которая, похоже, из всей троицы самая дрянная по характеру и острая на язык, на секунду онемела. Софья Воронцова пребывала в неменьшем шоке. Она смотрела на меня, широко раскрыв глаза, и напоминала в данный момент симпатичного, но сильно удивленного мопса

– О чем он вообще говорит? – Воронцова перевела изумленный взгляд на Никиту, застывшего рядом со мной. Будто Строганов являлся единственным человеком, который мог хоть что-то объяснить. – Какие гигиенические свойства? Что за бред? У него, может, жар?

– Мой товарищ таким образом показывает свою способность к сарказму, – ответил Строганов.

Он попытался расправить хилые плечи и придать своему образу более мужественный вид. Абсолютно провальная затея.

Видимо, сам факт, что с ним заговорила одна из первых красавиц империи поверг Никиту в шок. Но при этом, он явно пришел в восторг от того, что его заметила сама Воронцова, отец которой является членом Боярской думы.

Анастасия медленно, не сводя с меня глаз, сунула руку в карман форменного платья и вытащила оттуда платок из тончайшего батиста с вышитым в углу фамильным вензелем, затем протянула его мне.

– На, – коротко сказала она. – Только перестань кривляться. Ты привлекаешь к нам ненужное внимание.

Я взял платок. Ткань была нежной и прохладной. Демонстративно промокнул ею проступившую каплю крови на повязке, затем свернул платок и сунул его в карман.

– Спасибо, – Без малейших признаков улыбки или симпатии на лице поблагодарил я княжну. Потом легонько почти незаметно склонил голову к плечу, изучая девушку равнодушным взглядом, – Обязательность – основа управления. Ты усвоила этот урок раньше, чем многие. Пожалуй, в моих глазах с уровня высокомерной, самовлюблённой, бесчувственной стервы ты поднялась на целую ступень. Теперь могу с чистой совестью считать тебя просто самовлюблённой стервой.

Я развернулся и пошел к своему месту, чувствуя на спине жгучий взгляд Трубецкой и растерянный – Воронцовой. Третьим был заинтересованный и расчетливый взгляд Анастасии Муравьёвой.

Любопытно… За подобное оскорбление она могла бы устроить скандал. Однако не стала. Пожалуй, эта смертная расценила мое поведение как вызов.

Только уселся на свое место, в аудиторию вошла приемная комиссия в составе пяти человек. Экзамен начался. Лаборанты, отвечавшие за технические вопросы экзаменационного процесса, раздали нам билеты. Именно раздали, а не предложили выбор.

Вопросы по теории магии были сложными, запутанными, рассчитанными на глубокое знание предмета, если… если ты – человек. Я пробежался по ним глазами и мысленно усмехнулся. Элементарщина. Просто детский сад какой-то.

Когда подошла моя очередь отвечать, я вышел к столу комиссии. Декан Баратов, седовласый, крупный мужчина с пышными усами, смотрел на меня поверх очков, даже не пытаясь скрывать скуку. Первыми вызывали тех абитуриентов, которые считались самыми слабыми. Именно поэтому я оказался в начале списка. Передо мной уже прошли пятеро парней и все они ухитрились покинуть аудиторию быстрее, чем за полчаса. Вердикт, вынесенный им комиссией – валите с глаз долой, неучи, и готовьтесь к следующему году.

– Оболенский Сергей. Билет номер семь. Вопрос первый: опишите разницу между канальной и резонансной теорией передачи магического импульса.

Комиссия, пятеро седовласых мужей, включая декана, одновременно затрясли головами и защелкали языками. Видимо, этот вопрос считался сложным. А еще, судя по довольной физиономии Звенигородского, есть подозрение, что лаборанты, раздающие билеты, специально подсунули мне именно эту тему. Артём купил возможность выставить меня дураком. Затаил всё-таки злобу за вчерашнюю ситуацию.

Я вздохнул. Скука… Какая же, Великая Тьма, скука…

– Канальная теория, разработанная Архимагом Бругом в XVII веке, устарела и ошибочна, – начал я. – Она предполагает прямолинейное движение энергии от источника к цели, игнорируя кривизну магического поля. Резонансная теория, которую, кстати, впервые описал не Геллерт, как принято считать, а демон Азазель за три тысячи лет до рождения Геллерта, учитывает…

– Постойте, постойте! – перебил меня один из преподавателей, полный мужчина с взъерошенными волосами. – Какой еще демон Азазель? Это что за ересь?

– Это не ересь, профессор, – холодно парировал я. – Это история. Азазель в своем трактате «О пляске теней в пустоте» четко разграничил понятия внешнего резонанса, вызываемого артефактами, и внутреннего, основанного на воле оператора. Если бы Геллерт официально опубликовал его работу, а не сжег её сразу после прочтения, как еретическую, мы бы не тратили сейчас время на обсуждение примитивных допущений.

В аудитории воцарилась гробовая тишина. Преподаватели переглядывались. Декан Баратов смотрел на меня, будто видел нечто крайне удивительное.

– Продолжайте, Оболенский, – сказал он наконец, и в его голосе прозвучала неподдельная заинтересованность. – Да, коллеги, это… скажем так…информация из разряда секретной и не всем доступна, но Геллерт… он действительно создавал свои труды по одной рукописи, найденной во время раскопок древнего города… Потом эта рукопись действительно была объявлена еретической. В то время в Европе активно проповедовалась лишь одна вера… И ее последователи относились ко всему, что связано с некими демоническими сущностями, упоминаемыми в святом писании, крайне негативно. Любопытно, откуда вы это знаете, Оболенский?

Я скромно проигнорировал данный вопрос и продолжил отвечать.

Ну не объяснять же, в самом деле, смертным, что тот самый труд Азазеля мы писали с ним вместе. Отец наказал меня за что-то… Сейчас уже не помню за что… По-моему, это было очередное неудавшееся покушение на папу. Больше всего родителя разозлил факт неудачи. Он сказал, если берешься за дело, доводить его надо до конца. Мы с Азой почти месяц сидели в Цитадели моего Удела, сгорая от скуки. Вот и строчили всякие труды, от нечего делать, а потом подбрасывали их смертным, чтоб они просвещались.

Мой экзаменационный ответ произвел настоящий фурор. Все абитуриенты бросили свои билеты и слушали меня, открыв рты. Я рассказывал о магических теоремах, которые были азбукой для любого демона средней руки, но для этих людишек звучали как откровение из иного мира, что в принципе, не так уж далеко от истины.

Я говорил о структуре заклинаний, о связи магии и квантовой физики, о том, как энергия Тьмы (ее, конечно, пришлось заменить на «негативную энергетическую субстанцию») может быть использована для стабилизации сложных ритуалов.

Я ответил на все три темы своего билета, а затем начал отвечать на дополнительные вопросы комиссии, которые посыпались на меня со всех сторон. Это был уже не экзамен, а научный диспут. И я его вел, как пастырь и учитель, снизошедший до беседы с учениками.

В конце концов, декан Баратов поднял руку.

– Довольно, Оболенский. Вы… э-э-э… осветили вопросы своего билета с неожиданной стороны. Оценка… – Он посмотрел на своих коллег.

Те в один голос выкрикнули: «Отлично!»

– Оценка «отлично», – повторил Баратов. – И, молодой человек, все же где вы почерпнули эти… э-э-э… уникальные знания?

Я посмотрел на декана с легкой, почти незаметной усмешкой.

– В библиотеке, ваше сиятельство. В пыльных фолиантах, которые все давно забыли. Интернет – полезная штука, но только книги хранят настоящие, глубокие знания.

Я поднялся со стула, на котором сидел перед комиссией, повернулся и направился к своему месту. По аудитории пронесся гул. Я видел, как Звенигородский сжал зубы, понимая, что его подстава не удалась, а княжна Анастасия Муравьёва проводила меня задумчивым взглядом, поворачивая в пальцах свою серебряную ручку.

Первый бой был выигран. Теория покорена. Но впереди меня ждал зачет по практике. И для него мне нужен был артефакт или фееричный, оглушительный фарт. Как Темный Властелин я прекрасно знаю, фарт – ненадёжная штука. За него всегда приходится дорого платить. Так что, остаётся только один вариант – артефакт.

Я взял свои вещи и вышел из аудитории, чувствуя на себе десятки глаз. Сергей Оболенский уже не был невидимкой. Он стал неожиданной загадкой. А загадки имеют свойство притягивать внимание. И, что более важно, проблемы. Но я был готов ко всему. Игра только началась.

Глава 7

Три дня. Семьдесят два часа. Четыре тысячи триста двадцать минут.

Ровно столько времени было в моем распоряжении, чтобы я, Каземир Чернослав, наследник Империи Вечной Ночи, совершил невозможное: превратил жалкий сосуд Сергея Оболенского, полностью лишенный магии, из забитого неудачника в человека, способного если не поразить комиссию на практическом зачете, то хотя бы не опозориться вусмерть.

Невозможное для смертного, но отнюдь не для Темного Властелина.

Ну и еще, конечно, хотелось бы все же что-то сделать с самим сосудом. Его слабая физическая форма меня изрядно нервировала. Впрочем, как и необходимость одевать на себя отвратительно дешевые, старенькие вещи.

Первый шаг к предстоящим изменениям был очевиден – финансы. Без денег в этом мире, как я успел понять, ты – никто. Скромный образ жизни, обшарпанная комната, презрительные взгляды – все это было следствием пустого кошелька.

Связываться с семьей Оболенских и просить денег у них я не собирался. Мало того, что это было унизительно, так еще и абсолютно бесполезно. Память Сергея услужливо подкидывала обрывки воспоминаний, стоило мне лишь сосредоточиться.

Вспышка…

Столовая в родовом поместье Оболенских – некогда роскошная, но теперь с потертыми коврами и потускневшим серебром. За столом – отец, Михаил Оболенский, с вечно недовольным, осунувшимся лицом.

Мать, Анна, – увядшая особа лет пятидесяти, с глазами, полными тихой грусти. Немного опухшая, с синими тенями, прячущимися в морщинистых веках. Либо много пьет, либо много плачет. Ни одно, ни второе не делают чести дворянке, даже если ее жизнь полна одной лишь тоски.

И он – старший брат, Дмитрий. Высокий, статный, с густыми каштановыми волосами, обаятельной улыбкой и уверенностью во взгляде.

На его мундире офицера Императорской Магической Службы, который носят все, окончившие Институт Благородного Собрания – новенький, сияющий аксельбант.

– Поступил на службу в «Синергию», – с гордостью говорит Дмитрий, отламывая кусок белого хлеба. Хлеб, кстати, скромно лежит на тарелочке только возле брата,– С понедельника начинаю службу в отделе телепортационных сетей. Хороший товарищ помог устроится. Он сам в корпорации на отличном счету. Уровень моего дара не сильно велик, но специальность, которую предложили, того и не требует.

– В «Синергию»? – глаза отца вспыхивают восторгом. – Это одна из крупнейших магических корпораций Империи, монополист в области дальней магической связи и телепортации. Ею владеет клан Орловых-Давыдовых. – Я всегда знал, что мой Дима добьется многого! Ты молодец, сын! Горжусь тобой!

Мать смотрит на Дмитрия с обожанием. Как же. Надежда семьи. Глядишь, выберет себе подходящую спутницу жизни, с хорошим приданным, с громкой фамилией, и род Оболенских снова расцветёт.

Взгляд матушки скользит по мне, Сергею, сидящему в самом конце стола. В её глазах – не боль, не разочарование, а… пустота. Словно на этом месте никого нет.

– А ты, Сережа, – отец бросает на меня короткий, холодный взгляд, – хоть бы в Институте не опозорил нашу фамилию. Если возьмут, конечно. Денег на репетиторов у нас для тебя нет. Учись как знаешь.

– Да, отец, – тихо бормочет Сергей, уставившись в тарелку с остывшим супом, который своим тошнотворным видом и отсутствием мяса напоминает болтушку для скота. Это при том, что перед Дмитрием стоит тарелка, на которой исходится паром кусок куриной грудки.

Еще одна вспышка…

Дмитрий получает в подарок на день рождения дорогущий персональный коммуникатор с голографическим интерфейсом. Сергею дарят… книгу. Старую, потрепанную, купленную на развале.

– Тебе это полезнее, – говорит мать, избегая смотреть ему в глаза.

Двух воспоминаний Сергея мне хватило, что сделать вывод, что обращаться к этой семейке бессмысленно. Младший сын для них – пустое место, недоразумение, пятно на репутации и без того захиревшего рода. А вот Дмитрий… Он – любимец и гордость родителей. Для него они готовы перевернуть мир с ног на голову.

Значит, деньги нужно добывать самому.

Естественно, у меня созрел план. По другому и быть не может. Гениальный, подлый, абсолютно в духе Темного Властелина. Правда, сначала произошло кое-что, повлиявшее на всю ситуацию. Вернее то, что стало основой этого плана.

Когда я вернулся после экзамена по теории в комнату общежития и снял повязку, меня ждал приятный сюрприз. Рана, оставленная кинжалом… Она затянулась! Как и шрам на ладони, свидетельствующий о договоре с Морфиусом.

Конечно, это произошло не так быстро, как в моем истинном обличии, но все же. Вместо пореза теперь на коже виднелся лишь красный, воспаленный шрам. Я подождал еще несколько часов. Снова посмотрел на рану. Воспаление исчезло.

– Забавно…

Сходил в душевую. Искупался. Меня просто до одури раздражал тот факт, что человеческое тело грязнится со скоростью кометы. Стоит чуть-чуть напрячься, и оно уже обретает отвратительные запахи. Затем улегся в постель и уснул. Утром на месте ранения не было ничего.

– Шикарно… – Потянул я, разглядывая собственное предплечье.

Значит, Тьма, сконцентрированная в сосуде, все-таки потихоньку начинает проявляться. Я не могу ею пока управлять, потому что банально не чувствую, но она самостоятельно берет пол контроль тело, проникает в кровь.

Да, в своем обычном виде я регенерируюсь буквально за считанные минуты. Сейчас же мне потребовался почти целый день. Однако…

Я вскочил с кровати, подошел к столу, схватил нож для бумаги, легонько чиркнул по ладони. Секунда – и в моем сжатом кулаке набралось немного крови.

Затем я сделал то же самое с ногой. Просто взял и резанул верхнюю часть конечности. Без фанатизма, конечно. Ощущение, прямо скажем, было весьма неприятное. Мне даже пришлось стиснуть зубы, чтоб не разбудить Звенигородского, который, развалившись на своей кровати, тихо сопел, пребывая в объятиях сна. Хотя, опять же, это было не так больно, как могло быть у простого смертного.

Затем я разжал ладонь и позволил крови стечь на рану, которую сам себе нанес на ноге. Хотел понять, как происходит заживление, если использовать внешнее воздействие. Уже в тот момент в моей голове начала зреть идея.

Ровно полчаса понадобился на то, чтоб нога стала выглядеть более-менее прилично. Да, пока ещё оставался шрам, но, уверен, завтра его уже не будет.

– То есть, слабый сосуд Оболенского начал протипываться Тьмой…– Прошептал я себе под нос, переваривая эту информацию.

Затем, не долго думая, слизнул остатки крови с ладони. Провел языком по нёбу…

– Хм… Похоже на игристое вино…будоражит.

– Что ты там бубнишь? Дай поспать! Задолбал! – Раздался сонный голос со стороны кровати соседа. – Вот уж правда говорят, Оболенский, ты законченный псих.

– Что⁈ – Обернулся я к Артёму.

Моя голова была занята активным мыслительным процессом. Я уже соображал, какую пользу можно извлечь из внезапно открывшегося факта. Поэтому, наверное, вопрос прозвучал излишне резко.

– Ничего. – Испуганно буркнул Звенигородский из-под одеяла. Мое хмурое сосредоточенное лицо его очевидно напрягло. – Бубни сколько хочешь…у всех свои недостатки.

Я молча вытер руку о носовой платок Муравьевой, который лежал на столе, как напоминание о вчерашнем дне, и решительно направился в душ. Треклятое человеческое тело! Половина жизни уходит на то, чтоб содержать его в порядке!

Когда выходил из комнаты, услышал за спиной тихий голос Звенигородского.

– Черт… Надо попросить переселение. Этот психопат вообще на голову двинутый…

Спустя час я нашел Никиту Строганова в библиотеке, где он в панике пытался зубрить физику и химию к предстоящим тестам. По сути тесты были условностью, так как сдавать их придётся после практического зачета, но Строганов до одури боялся провалить поступление, а потому нервничал и психовал.

– Брось это, – сказал я, выхватывая у него из рук толстенный фолиант «Основ магической алхимии». – У нас с тобой дела поважнее.

– С-серж? Какие дела? – испуганно спросил Никита.

– Дела финансовые. Ты хочешь, чтобы над тобой перестали смеяться? Хочешь, чтобы тебя уважали?

Строганов затряс головой с такой готовностью, что я чуть не рассмеялся ему в лицо. Идиот. Но идиот полезный.

– Отлично. Тогда слушай внимательно. С сегодняшнего дня ты – чудо-лекарь, потомственный знахарь и обладатель секретного семейного рецепта зелья невероятной силы.

Никита смотрел на меня, будто я предложил ему прыгнуть с крыши.

– Я? Но мой дар… он очень слабый! У меня едва получается поднять перо! И потом… В нашей семье отродясь не было специалистов биомагии в любом ее проявлении. В основном магические таланты проявлялись в бытовом направлении.

– Тихо! – я пригрозил ему пальцем. – Твой дар не имеет значения. Гораздо важнее то, во что поверят другие. А верить они будут в ту историю, что мы им расскажем.

И я начал творить легенду.

Первый этап – посев слуха.

Местом для старта моего гениального проекта была выбрана столовая. Оказалось, даже абитуриенты получали трёхразовое питание за счет Института. Во время обеда, громко, чтобы слышали все за соседними столиками, я сказал Никите:

– Спасибо тебе еще раз, друг. Если бы не твое зелье, я бы не отделался парой царапин в той драке.

– В какой драке? – растерянно спросил Никита.

Я тут же пнул его под столом, намекая, чтоб он немедленно прекратил бестолковиться и включился в процесс.

– Ну как же! Против Морозова и его пятерых головорезов! Он ведь не один был, верно? С ним были… Влад, тот здоровяк, еще двое… и тот, с лицом хитроватым. Пятеро! – я сделал многозначительную паузу, давая окружающим проникнуться серьёзность ситуации. – Мне казалось, они меня просто убьют. Удары сыпались со всех сторон. Но твое зелье… Один глоток – и я почувствовал, как по жилам разливается сталь! Я выдержал все их атаки! Морозов пытался ударить меня битой, но я отбил её ударом предплечья! Бита сломалась! Потом Влад попытался сжечь меня – его пламя лишь опалило мой рукав! Я получил… семь ран. Ножевых. Но ни одна не оказалась смертельной! Благодаря тебе!

Помнится, дядя Леонид, Лорд Лжи и Обмана, любил гова́ривать, что смертных ввести в заблуждение проще простого. Даже тратить Силу на них не обязательно.

Они заведомо готовы поверить в любую, самую абсолютную чушь. Главное – вставить в свою ложь парочку достоверных мелких фактов. Например, имена участников драки. Человеческий мозг зафиксирует их как истину и все остальное ему тоже начнет казаться реальным. Ну что ж. Вот и проверим.

Я говорил с таким жаром, с такой убежденностью, что Никита сам начал верить в эту ахинею. Его глаза округлились, он выпрямился и гордо оглянулся по сторонам. Физиономия у него стала такая смешная и нелепая… Мол, слышали, уроды⁈ Вот как я умею!

Мгновенно слух пошел гулять по кампусу. Причем, с каждым часом история обрастала все новыми и новыми деталями. Множилось количество нападавших и количество ран, нанесённых мне Владиславом Шереметовым. Кстати, да… Тот самый Влад оказался из дворянской семьи, занимающейся магиофармой.

К вечеру запущенный мной слух выглядел как абсолютно фантастическая история. Уже говорили, что Морозов был не в компании нескольких студентов, а с десятком бандитов. Что я получил не семь, а пятнадцать ран, одна из которых была чуть ли не сквозным проколом легкого. Что я не просто отбивался – я летал по полю боя, как демон, оставляя за собой вырванные с корнем деревья.

Пришло время второго этапа – демонстрация «последствий». Я вышел на прогулку с Никитой, показушно опираясь на палку, обычную ветку, подобранную возле общежития. Изображал легкое недомогание.

– Эффект, конечно, потрясающий, – громко рассуждал я, – И кто же знал, что у твоего зелья есть побочное действие! После приема наступает резкий, почти болезненный прилив ясности ума. Именно поэтому я так блестяще ответил на экзамене. Я видел магические матрицы, как на ладони! Но потом… слабость. Страшная слабость. Ничего… Ничего… Оно того стоило…

Про слабость это, кстати, была чистая правда. Скорее всего, моя кровь, пропитанная Тьмой, окажет на смертных воздействие, схожее с резким, очень сильным энергетическим подъёмом. Но потом человеческое тело, не привыкшее к подобным всплескам, может испытать такую же сильную усталость. Лучше этот вопрос озвучить заранее. Чтоб нас не обвинили в шарлатанстве.

Студенты, ошивающиеся на территории Института, принялись кучками перемещаться вслед за мной и Строгановым, изо всех сил впитывая каждое слово нашей беседы.

Со стороны, конечно, это смотрелось максимально нелепо. Все они делали вид, будто вовсе не подслушивают, а просто гуляют, никого не трогают. В итоге, через пятнадцать минут, за нами увязался хвост из толпы студентов и абитуриентов, упорно пробирающихся через кусты с абсолютно безмятежными лицами. Кое-кто даже громко, демонстративно насвистывал, мол, понятия не имею, что здесь происходит.

Людишки… Как же они предсказуемы…

К третьему этапу я приступил сразу после прогулки. Создание продукта. Мы с Никитой заперлись в его комнате (оказалось, что он живет один – редкая удача для захудалого рода) и принялись за работу.

– Что будем варить? – со страхом спросил Никита.

– Нам не нужно настоящее зелье, – усмехнулся я. – Нам нужна убедительная подделка. С особым эффектом.

Я предварительно заставил Никиту сбегать в ближайшую лавку, расположенную за территорией кампуса, и купить на последние его деньги самый дешевый спиртовой настой женьшеня, пачку сушеной крапивы, немного мяты и… бутылку энергетического напитка «Вольт», который смертные употребляли для бодрости.

– «Вольт»? – ужаснулся Никита. – Но это же… гадость редкостная!

– Именно, – хмыкнул я. – Однако в нем есть кофеин, таурин и куча другой химической дряни. А главное – он дешевый. Ну и еще…

Я с усмешкой взял нож, провел им по ладони, а затем принялся сцеживать кровь в отдельный флакон.

– Мы добавим туда немного вот этого…

– Кровь⁈ – Ужаснулся Строганов, резко побледнев лицом.

– На! – Я протянул руку к Никите. – Попробуй каплю.

– С ума сошел⁉ Я не хочу! – Он вздрогнул, издал горлом звук, напоминавший приступ тошноты и попытался отскочить в сторону.

– Да что ты будешь делать⁈

Я свободной рукой схватил Строганова за шиворот, подтянул его у себе, затем легонько ударил коленом в живот, чтоб рот моего «подельника» раскрылся в слабом вскрике, и буквально насильно пролил ему несколько капель на язык, приговаривая: