Текст книги "Игра против всех. Три дня в Дагезане"

Автор книги: Павел Шестаков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 20 страниц)

– Иди, иди, выспись. Неизвестно, какие нас завтра сюрпризы ждут.

– Салют!

Мазин закрыл дверь и прилег на диван. Хотелось еще немного подумать…

А Борис не собирался домой. Он перешел улицу и свернул за угол. Там останавливался кольцевой автобус.

Район, в котором жил Зайцев, был плохо освещен. Плюхнув пару раз по лужам. Боб чертыхнулся и пошел осторожнее. Окна квартиры Зайцева закрывали ставни. Света он не заметил.

«В самом деле нет дома. За каким дьяволом я, собственно, сюда приехал?» – подумал Сосновский отрезвело. Свежий ветер охладил его прыть.

«Может быть, что–нибудь знает Фатима? Кстати, брат ее имеет машину, о чем мы с Игорем позабыли».

Обойдя дом, Борис вошел во двор. Но и тут его ждала неудача. Ставни у Гаджиевой были открыты. Через форточки слышались разухабистые голоса. За столом, уставленным бутылками, пьянствовали человек шесть. Здоровенный мужик в расстегнутой рубашке выводил на аккордеоне нестройную мелодию. Две женщины тянули слезливо, уставясь на гибнущих под пеплом Везувия римлян:

И никто не узнает, где могилка моя…

И никто не узнает, и никто не придет…

Чей–то недружелюбный голос заставил Сосновского обернуться.

– Зачем в чужие окна заглядываешь?

Перед Борисом стояла Фатима с бутылкой «Московской» в руке. Наверно, бегала за «подкреплением».

– А… это вы, Фатима Ахметовна?

Гаджиева вгляделась в него.

– Не узнаете?

– Узнаю, узнаю, а как же, – забормотала она помягче.

– Хотел вас навестить, да видно, лучше в следующий раз.

– Почему, почему… Заходи, гостем будешь. Поминки у нас. Федю поминаем. Хороший человек был. Под машину попал.

– Спасибо, – ответил Сосновский. – Родственник ваш?

– Почему родственник, хороший человек, говорю.

Она схватила его за край плаща. Борис уловил густой водочный запах.

– В другой раз, Фатима Ахметовна.

– Я понимаю, понимаю, выпившей меня считаете. Это я понимаю. Знаю, зачем пришел. Но он мне не докладывает, он сам себе хозяин… Сволочь паршивый! – выкрикнула она со злобой.

– О ком вы?

– Я все помню, хотя и выпивши. Вадьку спрашивали. А он, сволочь, Федю покупал за отраву. Они его загубили! Теперь стыдно стало. Два дня дома нет. Ух, сволочь!

– Кого нет дома? Зайцева? Где он?

– Не знаю я, не знаю…

Сон сморил Мазина незаметно. Встать и разобрать постель не хватило сил. Казалось, что спит он долго, даже сны мерещились: Дед хвалил за что–то и хлопал по плечу, хлопал так настойчиво, что Игорь открыл глаза. Перед диваном наклонился сосед:

– Игорь Николаевич, к телефону вас.

Мазин протер глаза и пошел к аппарату:

– Слушаю. А, Боб… Что ты никак не утихомиришься?

– Игорь! Колоссальная новость. Зайцев два дня дома не показывается.

– Стоп, старик. Не поддавайся воображению.

ГЛАВА VI

«Волга» цвета кофе с молоком остановилась возле дома Зайцева.

На часах было 8.02.

– Если он дома, то еще не успел уйти на работу, – сказал Сосновский.

– Посмотрим, – ответил Игорь. – Вместе пойдем?

– Пойди ты. Не хочу лишний раз волновать соседку.

Борис остался в машине и смотрел, как Мазин перешел дорогу, поискал глазами номер квартиры, потом постучал. Никто не открыл. Он отошел от двери и постучал в окно. Результат тот же. Окно, как и вечером, было закрыто ставней.

– Все это может иметь смысл, – сказал им Скворцов. – Берите машину и не возвращайтесь, пока что–нибудь не узнаете. Запеленговали?

Мазин вернулся.

– Его нет.

– Отлично. Едем в институт. Если Зайцева нет на работе, спросим, почему он отсутствует.

– Откуда им знать?

– Не думаю, чтобы Зайцев исчез просто так, без формальной причины. Иначе бы нам сообщили. Устинов первый. Он мужик дисциплинированный.

– Логично. Полный вперед.

– Не спеши. Зайцев не из тех, кто появляется на работе раньше времени.

8.44. «Волга» притормозила на набережной. Отсюда был хорошо виден главный подъезд института и люди, подходящие к нему.

– Не пропустим?

– Смотри внимательно.

Сначала сотрудники шли по одному и не торопясь. Ровно за пять минут до девяти не спеша прошагал Устинов. Через три минуты проскочила Хохлова. Остальные уже прыгали через ступеньки. Наконец подъезд опустел. Зайцева не было видно.

Часы показали 9.06.

Сосновский вздохнул:

– Высаживаемся?

У дверей бухгалтерии Мазин предложил:

– На этот раз ты!

Сосновский вошел. Игорь стоял в коридоре и слышал, как здоровается Боб. Отвечали без энтузиазма.

– А что Зайцев, запаздывает?

– Вадим заболел, он на бюллетене.

Это ответил Устинов.

– Давно?

– Третий день отсутствует.

– Вы уверены, что он болен?

– Он звонил.

– Когда? Кто с ним разговаривал?

– Елена Степановна, Вадим, кажется, с вами говорил?

– Со мной. Только не он, а приятель его.

– Почему Зайцев звонил не сам?

– Приятель сказал, что Вадим у него находится, он врач.

– Себя он назвал?

– Нет, фамилию не говорил.

– Спасибо, до свиданья.

– А что передать Зайцеву, когда он вернется?

Это снова включился Устинов.

– Ничего, пусть поправляется.

Сосновский чуть не ушиб Мазина дверью:

– Ну и дела, старик!

– Я все слышал.

Они спустились в лифте.

В машине Игорь предложил:

– Поезжай помаленьку. Помозгуем на ходу.

– Уже мозгую. Как тебе это нравится?

– Да знаешь, нравится. Раскручивается пружинка. Значит, кто–то позвонил и сообщил, что Зайцев заболел и лежит не дома, а на квартире друга, фамилия которого неизвестна.

– Вот именно, сплошные белые нитки.

– Попробуем их распутать. Вариант номер один: Зайцев болен…

– Безусловное вранье!

– Номер два: Зайцев не болен. Он уехал, кому–то не хочется, чтобы его сразу начали искать. Следовательно, есть человек, который в курсе дел Зайцева, хотя бы частично. Он назвал себя врачом.

– Все выдумано, – опять не согласился Борис.

– Думаю, не все. Слишком уж наивно. Несложно проверить. Речь шла о бюллетене. Зайцев мог получить его или в больнице, или вызвав врача на дом. В том и другом случае следы ведут в районную поликлинику. Вот тебе новый маршрут.

– Уверен, что там и не слыхали о таком больном.

– Зато убедимся, что «друг» нас обманул.

Сосновский переключил скорость.

Было 9 часов 55 минут.

В поликлинике по обеим сторонам длинного коридора сидели в ожидании приема больные и читали призывы уничтожать мух и не пить сырую воду.

Регистратура помещалась за стеклянной перегородкой.

– Нас интересует, вызывал ли позавчера врача на дом больной Вадим Зайцев.

Женщина в халате просмотрела потрепанную книгу записей.

– Зайцев? Вадим Борисович? Адрес – Кольцевая, 8?

– Совершенно верно.

– Вызов записан.

– Как сделан вызов? Лично или по телефону?

– Не указано.

– Ясно. Врач ходил по вызову?

– Ну а как же! Участковый врач Гевондян Анжелика Васильевна.

В кабинете их встретила, молодая брюнетка. «Знойная женщина – мечта поэта», – усмехнулся Борис и сказал:

– Согласно записям в книге вы посетили позавчера больного Зайцева…

– Вероятно. Я не помню всех больных по фамилиям.

– Зайцев проживает по Кольцевой, 8. Однако, по нашим данным, в этот день его не было дома.

– Загадка! – Анжелика посмотрела на Мазина с улыбкой женщины, привыкшей к вниманию мужчин, но не встретила отклика. – Неужели это так серьезно?

– Очень серьезно.

– У вас нет сигареты? – спросила Анжелика.

– Пожалуйста, – предложил Борис.

Она выпустила струйку дыма, разогнала ее пухлыми пальцами и решительно сказала:

– Если вопрос серьезен, я думаю, лучше не выкручиваться. Мой коллега Миша Васин, Михаил Матвеевич, дружит с этим Зайцевым. Он сказал, что у того легкая форма катара верхних дыхательных путей и ему нужно посидеть несколько дней дома. Собственно, я обязана была пойти, но коллега – врач… я поверила. Он и вызов оформил.

– Так, – вздохнул Мазин. – Следовательно, вы Зайцева и в глаза не видели?

– У меня будут неприятности?

Сосновский развел руками.

Васина пришлось вызывать с консилиума.

Внешне друг Зайцева демонстрировал известную истину о взаимном притяжении противоположностей. Вадим был худым, длинным, темноволосым и неряшливым. Блондин Васин – приземистым, с первыми признаками благополучной полноты и франтоватым. Из–под отутюженного халата выступал воротник модного свитера, чуть расклешенные брюки продуманно ложились на замшевые дорогие туфли.

«Стрижется у «собственного» мастера», – отметил Мазин, разглядывая краснощекое, в меру брезгливое лицо врача и его четко подбритые бакенбарды.

Вышел он в вестибюль недовольный, щурясь в раздражении и покачиваясь на пружинящих каучуковых подошвах.

– Товарищи, даже в милиции должны знать, что лечебные заведения работают по особому распорядку и врач нё может покидать свой пост в любую минуту по вашей прихоти.

– А выдавать фальшивые бюллетени врач может? – срезал его Сосновский.

– Я вас не понимаю.

– Ваша фамилия Васин? Михаил Матвеевич?

– Да…

– Где находится ваш приятель Зайцев? Отвечайте или вам придется делить с ним ответственность за преступление!

Брезгливость ушла с лица врача.

– Разве., разве… это преступление?

– А что ж это такое? – спросил Борис искренне, так как не представлял, что имеет в виду Васин.

– Конечно, это чужая жена… Но уголовный кодекс, по–моему, не предусматривает…

– Вы решили толковать уголовный кодекс?

Мазин дернул Бориса за рукав:

– По–моему, все ясно.

– Мне еще не ясно, – ответил Сосновский строго, но уступил инициативу Игорю.

– Михаил Матвеевич, насколько мы поняли, вы помогли достать бюллетень вашему другу Зайцеву, чтобы он провел это время с приятельницей?

– Да, – подтвердил Васин с облегчением. – Они поехали на неделю к морю.,

– Заманчиво. Вам известна фамилия дамы?

Васин заколебался.

– Не стоит обманывать. Вы и так сделали глупость.

– Я не думал… Речь шла о товарищеской услуге.

– За счет государства, – вставил Сосновский. – С кем уехал Зайцев?

– С женой профессора Филина, – сказал Васин вполголоса.

– Ясно. Пока вы свободны.

На часах было 12.14.

– Итак, Игорек, ты, как всегда, прав: ларчик просто открывался.

– Сказка о золотой рыбке. Удача за удачей, а в результате разбитое корыто.

– Зато все выяснили. Потом, не исключено, что они помчались тратить похищенные денежки.

– Ну, знаешь, с меня фантазий достаточно.

Они поставили машину в гараж.

В приемной Борис не сразу заметил стоявшую у стены женщину.

– Боря, я жду вас.

– Мистика, – прошептал Сосновский и развел руками. Потому что ждала его Диана Тимофеевна Филина. Но вместо энергичной, уверенной в себе, веселой женщины перед ним стоял разбитый, измученный человек.

– У меня угнали машину.

Пропажа машины ошеломила Мазина и Сосновского.

– Как – угнали? Когда?

– Ночью. В тот вечер, когда мы встретились в институте, я взяла машину из институтского гаража, чтобы утром уехать к морю. Но в городе ее негде оставить на ночь. Мы держим машину или в институте, или на даче. Я и решила поехать на дачу, переночевать там и рано утром выехать… Ночью машина исчезла.

– Где вы оставили ее?

– Во дворе, как обычно.

– Разве ворота не были заперты?

– Только на щеколду. Ее можно открыть, если перелезть через забор.

– А сама машина?

– Наверно, я забыла ее запереть.

– Ночью вы ничего не слышали?

– Нет. Последнее время меня одолела бессонница. Я хотела хорошенько выспаться перед дорогой и приняла снотворное.

– Почему вы заявили о пропаже только сегодня?

Диана помедлила с ответом:

– Не знаю, на что я надеялась. Но когда растеряешься… Я думала, что кто–нибудь мог подшутить.

– Хорошая шуточка! Валентин Викентьевич знает?

– Я все время была на даче. Боюсь ему говорить.

– Напрасно вы так поступили. Это затруднит поиски.

Они говорили так, словно речь шла о рядовой краже, но в голове у каждого крутилось одно имя – Зайцев и множество вопросов, задать которые было пока невозможно…

Сразу же после визита Филиной полковник собрал всех у себя.

Мазин доложил:

– В субботу Зайцев попросил Васина достать ему бюллетень, для того, чтобы провести неделю с Дианой Филиной на море. Васин договорился с участковым врачом Гевондян о том, что она выпишет больничный лист и продлит его на очередные три дня. В понедельник Васин позвонил из больницы в институт и сказал, что Зайцев болен. Больше, по заявлению Васина, о действиях Зайцева ему ничего неизвестно, и мы с Борисом склонны ему верить.

Скворцов усмехнулся:

– Оба? Молодцы.

– По принципиальным вопросам у нас расхождений не бывает, – бросил Боб солидно.

– Это хорошо. Ну, поверю и я. Присоединяюсь, так сказать, к большинству. Но что это нам дает? Вам, конечно, открытия эти кажутся колоссальными. Особенно после пропажи машины. А на самом деле мы почти не продвинулись вперед.

– Я не согласен, – сказал Сосновский.

– А ты, Игорь?

Мазин тоже не был согласен, но давно усвоил, что Дед не бросает слов на ветер. Поддразнивать подчиненных, подзадоривать нарочитыми парадоксами было не в его характере. Скворцов, человек обстоятельный, позволял себе шутить не часто, напротив, имел слабость казаться солиднее, старше своих лет. Деловые его выводы тяготели к фундаментальности, полковник был суховат и не признавал в работе элементов игры.

«За тайнами да загадками вы гоняетесь по молодости! – говорил он. – Наткнетесь на непонятное – начинаете выдумывать. Выдумаете на копейку – воображаете, что на рубль. Мелькнула удачная мысль – хорошо! Но не хватайтесь за нее, как за отмычку, за палочку–выручалочку. В нашем задачнике готовых ответов нет. Самим решать приходится. На первый вопрос ответил – проверь! Правильно – иди дальше. Только не забегай. Тропу в горах неопытный срезает. Каждую деталь обрабатывай добросовестно, без изъяна. Тогда она при сборке на своем месте окажется. Увидеть факт мало. Нужно оценить его правильно».

Борис эти сентенции не без ехидства называл «наукой побеждать», но Игорь к Деду прислушивался. Самого его тянуло к усложненным решениям, рискованным, возникающим раньше, чем накоплен необходимый материал. Это было опасно, соблазняло подгонять факты к схеме, разочаровывало при неудаче. И он завидовал полковнику, который трудностей не искал, но, встретив, не отступал и не терялся, сохраняя постоянно ровное, рабочее настроение.

Мазин поубавил пыл и осмыслил слова Скворцова:

– Конечно, хотя мы проследили все или, по крайней мере, многие действия Зайцева, их побудительные причины не вполне ясны.

– Вот–вот, – обрадовался полковник. – С одной стороны, Зайцев вроде бы не врет, что собирается уехать с Филиной… Между прочим, студенты, какой позор! Уважаемый в городе человек. Как подумаю, что мне предстоит с ним говорить – лучше бы лишний раз в разведку пошел! Ну да разговор еще впереди. А пока эта… извините за выражение, собралась с любовником в вояж за мужнины денежки. Говорю «мужнины», потому что факт участия в хищении не установлен. Все договорено и даже не обставлено глубокой тайной. Знает, например, Васин. Назван конкретный срок – неделя. Вдруг Зайцев исчезает, да еще, как мы не без оснований полагаем, на машине профессора. Как вы это понимаете? Я лично в затруднении!

– Скорее всего, когда готовился вояж, Зайцев не предполагал угонять машину. Иначе он не впутал бы в историю Васина. Непонятно и другое – на что он надеялся в отношении Дианы? Что она будет молчать? Нужно же было и для нее заготовить что–нибудь правдоподобное. А он просто взял и исчез.

– Значит, и ты буксуешь? А Борис на полном ходу?

– Не на полном, но можно предположить, что Зайцев, которому свойствен авантюризм, решил играть ва–банк.

– То есть, бежать с машиной и деньгами? Но бегство–то полностью его уличает!

– Он понял, что разоблачение неизбежно!

– Не хочешь сдаваться? – пробурчал Скворцов.

– Нельзя же перечеркнуть всю нашу работу!

– А если Зайцев уехал сам по себе (могли же они поругаться с этой Дианой!), а машину угнал совсем не причастный к делу «автолюбитель»? Исключаешь? Повязал себя собственными выдумками!

– Все может быть, – откликнулся Игорь, – но мы не проанализировали собранные факты до конца.

– Тогда анализируйте. Вот вам и еще факт.

Полковник вытащил из ящика стола фотографический снимок, вернее, часть его, неровно оторванную, на которой видны были пальцы, держащие ключ, и тень от ключа, упавшая на белую стену. Тень получилась крупной и четкой, и хотя она несколько преувеличивала размеры ключа, зато вполне определенно передавала его конфигурацию.

– Узнаете?

– Ключ от сейфа? – воскликнул Боб.

– Можно предположить.

– Я видел этот снимок, – сказал Мазин.

– Ого! Где же?

Игорь взял обрывок в руки:

– Вернее, другой, небольшой отпечаток с того же негатива. Когда я был у Хохловой, она показывала мне фото, сделанное для стенгазеты. Здесь часть его, сильно увеличенная. Выделен ключ, с которым Хохлова стоит у сейфа. Откуда это у вас, Петр Данилович?

– Снимок нашел Пустовойтов в доме Живых.

– Колоссально! – загорелся Сосновский.

– Посмотрите на обороте.

С обратной стороны на белой поверхности синим карандашом был набросан план двух пересекающихся улиц. На одной было написано: «Шоссейная» и «Ост. авт. № 10». Квадратик дома возле остановки покрывала выделяющая его штриховка.

Полковник пояснил:

– Как видите, район знакомого нам дома научных работников. Чертил не Федор. Почерк не его.

– Так и должно быть.

Скворцову не понравился энтузиазм Бориса.

– Почему? – спросил он сдержанно.

– Живых делал ключ по заказу. Это адрес, по которому он его отнес. Где он прятал снимок?

– Валялся на этажерке, и меня это здорово смутило. Честно скажу: всю радость испортило.

– Зачем же огорчаться? Федор был слепым исполнителем.

Полковник разозлился:

– Что вы мне доказать хотите? По–вашему, является к Живых некто и предлагает сделать ключ по снимку, не вводя его в курс дела? И того не удивляет, что за ключ? Зачем? Почему с фотографии?

– Ключ от квартиры. Потерялся, но случайно сохранился снимок.

– Бабушке своей расскажите эту байку! И бабушка не поверит. Однако предположим, парень попался башковитый и такое выдумал, что нам и не снится. Убедил Живых, что дело невинное. Предположим! Но сам–то он, преступник, знал, зачем ключ. Как же мог он оставить такую улику! Да еще с автографом! И с адресом. Нет, молодежь, не соображу я, откуда взялся у Федора снимок. И при чем тут Зайцев.

Мазин предложил:

– Нужно проследить историю фотографии. Хохлова получила свой экземпляр от редактора. Следовательно, негатива у нее нет. Где же он? Борис! Как ты думаешь, снимок перепечатан с фото или увеличен с негатива?

Сосновский присмотрелся:

– По–моему, с негатива. Петр Данилович, были на нем отпечатки пальцев?

– Да. Живых и неизвестные. Гадать не будем. Выясним. Так кто же мог сделать такое фото?

– Стенгазету видел весь институт.

– Но негатив должен быть у Коломийцева.

– Мы же не знаем, кто фотографировал! Негатив могли попросить у фотографа, украсть. Он мог его выбросить, наконец!

– Так или иначе, начинать следует с Коломийцева.

– Тем более, что Живых бывал в подъезде, где находится квартира Коломийцева. И дом выделен на плане.

Скворцов поднял руки.

– Утихомирьтесь! – и, дождавшись тишины, сказал – Любую версию, ребята, особенно в запутанном деле, можно довести до правдоподобия, но наша–то задача – открыть истину. А для этого потеть нужно, а не митинговать! Вот, берите пример с капитана!

Он указал на Пустовойтова, как обычно, сидевшего в углу и страдавшего от невозможности закурить.

Пустовойтов улыбнулся виновато.

– А ты не улыбайся, как у тещи на именинах! Я ему, между прочим, поручил заняться этим Коломийцевым. И он кое–что разузнал. Скажи–ка, Илья Васильевич!

Пустовойтов пожал плечами:

– Да ведь ничего особенного, Петр Данилович. Коломийцев не мог похитить денег, потому что находился в это время в санатории.

Мазин подумал, что Пустовойтов не только установил факт, но наверняка имеет кучу подтверждающих документов о том, где был и чем занимался Коломийцев в день, когда опустошили сейф, хотя в целом это еще не бог весть что за открытие! Обыкновенная добросовестная работа.

– Так и Филин считает. Коломийцев у них на хорошем счету.

– Мнение профессора – это одно, а установленное алиби – совсем другое.

Полковник любил Пустовойтова.

– Кроме того, капитан выяснил, что снимок делал сам Коломийцев, но пленку, негатив, мог использовать и другой человек. Редактор давал пленку Устинову.

– Устинову? С какой целью?

Ответил Пустовойтов:

– Бухгалтер попросил пленку, чтобы отпечатать свой снимок. Его тоже фотографировали для этого номера.

– Правдоподобно. Вы и с ним говорили?

Ответил Скворцов:

– Я просил Илью Васильевича не говорить пока с Устиновым. И так путаницы с избытком. Вы вот Зайцева разоблачили! Впились в него клещами и забыли все на свете. А дело, может быть, проще пареной репы. Надоела парню баба и сбежал он не от нас, а от нее.

– А деньги?

– И деньги не он!

– И Живых не он?

– Куда ему! Культурный паренек, а вы его за сверхзлодея держите. Украл, убил, сбежал! Ну далеко ли можно убежать на ворованной машине, если объявлен розыск?

– Нужно, по крайней мере, осмотреть его квартиру, – предложил Сосновский.

– На каком основании? Жилище граждан неприкосновенно. У него на неделю бюллетень. На том основании, что бюллетень подстроен, мы не имеем права срывать замки. Представляю, как вы будете выглядеть, если он завтра вернется! Впрочем, на всякий случай я попросил капитана понаблюдать за домом. Ничего не заметили, Илья Васильевич?

– Пока нет.

– А с машиной ничего нового? – спросил Сосновский. – Не иголка же это, черт побери!

– Ее могли перекрасить или, еще хуже, разобрать на части где–нибудь в частном гараже.

– Но тогда машину угнал наверняка не Зайцев, – сказал Боб обескураженно.

– В том–то и дело. Много думать предстоит. Между прочим, Гаджиевых мы упустили. А это ценный источник сведений о Живых. Нужно заняться его ипподромным времяпровождением. Вот так, ребятки. И, разумеется, узнать, вернулся ли Зайцев.

Зайцев не вернулся…

Было еще темно, когда Мазина разбудил телефонный звонок в коридоре. «Наверно, мне», – подумал он и не ошибся.

– Вы, Игорь Николаевич?

– Я, – ответил Мазин, узнав голос полковника и недоумевая, что заставило начальство лично поднять его до рассвета.

– Хорошо, что сразу на вас напал. Одевайтесь и спускайтесь вниз. Я заеду за вами. Одевайтесь попроще. Придется пачкаться.

Игорю очень хотелось узнать, зачем он понадобился, но по тону Деда понял, что спрашивать не следует, и ответил:

– Есть.

Ждать внизу, у подъезда, пришлось минут пять, и Игорь пожалел уже, что не побрился, когда увидел в конце улицы свет фар.

– Садитесь сзади! – предложил полковник, хотя место рядом с ним было свободно.

Сзади сидел Сосновский в потрепанном плаще. Мазин подумал, что тот в курсе, и глянул вопросительно, но Боб только пожал плечами.

– Чтобы не повторяться, объясню все на месте, – сказал Скворцов.

Машина пересекла бульвар и остановилась у знакомого дома научных работников.

– Посидите, пока я схожу за профессором.

– Чудит Дед, – ворчал Боб, – штуки–трюки. Мы ж не в цирке работаем.

– Может, так нужно… – ответил Мазин неопределенно.

– Может, в этом и есть великая сермяжная правда? – скопировал его тон Сосновский.

Они замолчали и ждали довольно долго. Видимо, полковник не предупреждал профессора. Наконец из подъезда вышли двое, и Дед сам открыл дверцу, усаживая Филина на переднем сиденье.

– Приветствую вас, молодые люди. Куда вы меня повезете?

– Повезу я, Валентин Викентьевич, – отозвался полковник. – Мне не хотелось говорить при ваших домашних… Вы позже поймете почему. Вам придется глянуть на свою машину.

– Она нашлась?

Филин уже знал о пропаже.

– В основном. Потребуется ремонт… и, как видно, основательный.

– Неприятно. То есть, в общем–то приятно, раз нашлась. А что, преступник задержан?

– Пока нет. Вы знаете Щегловский карьер?

– Слышал, разумеется, и проезжать приходилось, однако что именно вы имеете в виду?

– Там нашли вашу машину. Это заброшенная выработка. Камень не добывают года три. Дорога над карьером делает крутой поворот, по склону. Дней десять назад, во время ливней, на повороте смыло столбики ограждения. Нужно было поправить сразу, конечно, но знаете, как у нас любят копаться… Затянули, и за работу взялись только вчера. А прямо под склоном глубокая яма. Летом она сухая, но во время дождя переполнилась. Один рабочий швырнул в яму от нечего делать камень. Камень не ушел в глубину, а ударился обо что–то недалеко от поверхности. Он бросил еще… А потом они спустились и обнаружили в воде машину. Сейчас мы едем туда.

Холеное лицо Филина, которое Мазин видел сзади в полупрофиль, искривилось гримасой.

– Полагаю, машина безнадежно испорчена.

– Да, она свалилась с дороги, но пока машину не достали, трудно сказать, в каком она состоянии. Все зависит от того, скатилась машина в яму или летела кувырком.

Они ехали окраиной, среди одноэтажных домиков под шифером. Начало светать, но видно было плохо. Ход замедлился. «Волга» пошла на подъем, взбираясь на невысокий кряж, окружавший город с северо–востока. Потянулись белые бетонные столбики. От них вниз отходило ответвление дороги – размытая дождем полоса. В самом низу, на краю наполненной водой ямы, стояли милицейский газик и гусеничный трактор.

– Прибыли, – сказал Скворцов и заглушил мотор.

Они вышли из машины. Было очень прохладно.

Края ямы подернулись желтоватым, цвета глинистой воды, ледком. Мутная вода скрывала машину, но за ночь ее поубавилось, и синяя металлическая крыша выступила на поверхность. На ней видна была вмятина, очевидно, от камня, брошенного рабочим.

Мазин зябко поднял воротник плаща. Профессор надел очки и грустно смотрел на вмятину. Боб подошел к самой яме, трогая ледок носком ботинка. От задней части машины к трактору тянулся стальной трос. Он был закреплен, и трактор пыхтел выжидательно.

Полковник осмотрел крепления, спросил:

– Все готово? Тяните!

Парень в кабине дал газ, мотор взревел, и трактор, выпустив горячую голубую струю, задрожал крупно и дернулся, натянув трос.

– Осторожно, если можно, – попросил Филин.

Трактор напрягся, перевалившись с гусеницы на гусеницу, забуксовал слегка и чуть сдвинулся с места. Вода в яме заколыхалась. Видимо, в этом направлении склон был пологим, потому что машина пошла гладко, вот появился из воды багажник, побежали струйки по бортам и стеклам. Когда стекла очистились, почти все вскрикнули. За рулем по плечи в воде сидел человек.

– Тащите, тащите осторожно! Все подальше держитесь, – командовал полковник, отстраняя рукой людей, кинувшихся к машине.

Трактор вытащил наконец «Волгу» на ровное место. Внешне машина была почти в полном порядке.

– Теперь повернись и дай сюда свет, – закричал полковник трактористу.

Тот начал разворачивать свой «ХТЗ», бросая любопытные взгляды на «Волгу». Свет сразу выхватил ее из полумрака.

Вода проникла в машину через опущенное стекло. Через него же половина воды вылилась, когда «Волгу» вытаскивали, и труп, плававший в ней, опустился на сиденье. Сосновский с трудом отворил дверцу и выпустил оставшуюся воду. Мертвец привалился к спинке сиденья. И хотя распухшее, обезображенное лицо его не попадало в лучи фар, Мазин уже знал, кого нашли в машине.

– Прошу вас, профессор, подойдите, – попросил Скворцов. – Дело не из приятных, но вы должны опознать труп.

Филин подошел, нерешительно ступая по мокрой земле.

– Это Зайцев, – сказал он коротко.

– Благодарю вас, я так и думал. А теперь можно заняться им, ребята, – обратился полковник к окружающим.

Вспыхнула лампа–блиц.

Мазина заинтересовала крутизна склона. Он даже попробовал подняться по нему вверх и, хотя земля подсохла и не скользила, подниматься было трудно, склон оказался крутым. Кое–где на его выступах можно было предположить сбросы, сделанные машиной при падении.

– Это вы обнаружили машину? – спросил он у рабочих.

Один смутился, товарищи его засмеялись:

– Забавлялся парень, камушки кидал!

Мазин тоже улыбнулся:

– Выходит, не без пользы.

Парень приободрился:

– А вы следователь?

– Вроде этого.

– Ну, тут дело простое, – сказал кто–то в кепке. – Сразу видно: водитель неопытный, вот и влип.

– Много ты понимаешь!

– Да вот и понимаю. Опытный бы мотор ни за что не выключил. А этот трусил спускаться на скорости – его и протащило.

– Тоже мне, знаток. Может, он на скорости и пролетел! Проморгал поворот, а в ограждении дырка!

– В голове у тебя дырка. Разве б он на скорости в яму попал? Его б, знаешь, как пронесло! С такой высоты! Он бы кувырком аж на тот бок вылетел. А ты видишь, как он въехал в яму? Как будто нарочно! Ну скажите, товарищ следователь!

Мазин еще раз осмотрел склон. Пожалуй, рабочий в кепке был прав. Чтобы съехать в яму, нужно было спускаться с очень малой скоростью, иначе б машина перелетела углубление.

– А почему вы думаете, что он ехал сверху?

– Это точно. Снизу он в дырку попасть никак не мог. Поворот–то как идет…

Рабочий стал показывать руками изгиб дороги.

– Лучше я поднимусь, – сказал Мазин и начал карабкаться вверх. Услышанное показалось ему любопытным.

Поворот в самом деле находился под таким углом, что случайно попасть в брешь, образовавшуюся в ограждении, машина могла, только спускаясь сверху, то есть направляясь в город. И, конечно же, идти она должна была на малой скорости, в другом случае, проскочив ограждение, «Волга» пролетела бы часть пути по воздуху и ни за что не приземлилась бы прямо в яму. Мазин чувствовал, что эти наблюдения противоречат в чем–то друг другу, но он еще не определил характера противоречий.

Он стал и задумался…

Скворцов давал указания, когда его тронул за рукав Филин:

– Простите, полковник, нужен ли я вам еще? Все, что я увидел, не может, конечно, содействовать хорошему расположению духа, а у меня серьезные больные, и они не должны страдать, оттого что я нервничаю. Кроме того, мне пришлось встать раньше обычного. И вообще, хотя как врач я и привык к трупам, участь этого молодого человека меня расстроила.

– Он угнал вашу машину…

– Я не мстителен. Машину можно исправить, жизнь же… увы… Он заплатил за свою ошибку слишком дорого… Так прошу вас разрешить мне уехать. Меня ждут в институте. А здесь мое присутствие, кажется, не столь уж необходимо.

– Да, теперь мы обойдемся сами. Машину придется осмотреть, поэтому мы возьмем ее с собой.

– Разумеется. Тем более, что вряд ли на ней можно уехать.

– Ну, отсюда–то мы вас отправим…

И полковник крикнул Мазину:

– Игорь Николаевич, открыли там что–нибудь?

– Нет пока…

– Тогда отвезите в институт Валентина Викентьевича. Мы его задержали.

Мазину хотелось еще побыть на месте, но он ответил:

– Есть, спускаюсь.

Профессор протянул руку полковнику:

– Всегда к вашим услугам.

– Да уж не обессудьте, придется побеспокоить, – ответил Скворцов, размышляя, не лучше ли сказать все сразу. Но не сказал.

Мазин вырулил на шоссе.

Филин смотрел на карманные часы, не доверяя тем, что видел на щитке машины.

– Вы наверняка не верите в судьбу, молодой человек?

– Нам нельзя быть суеверными.

– Мне тоже. Но я иногда верю в нечто такое, что не совсем понятно. Я уже говорил вашему начальству, мне жаль этого похитителя. В сущности это был неплохой интеллигентный мальчик… с самомнением, но неудачник. У него все не получалось. Окончил не тот институт, жил не так, как хотелось, и, наконец, совершил глупость умопомрачительную, роковую…