Текст книги "Жесткая вода (СИ)"

Автор книги: Пауль Вий

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 10 страниц)

                                                                         Глава 6.

Мы прошли по воде, километров десять, по крайней мере, я так предполагал. Тяжелые свинцовые тучи, не удержали в себе воду, и она хлынула  на землю огромными каплями проливного дождя. Мокрые до нитки, мы высадились на левом берегу, привязали байдарку, быстро провели разведку местности на наличие людей, растянули палатку и спрятались в ней, от безумной стихии, которая принесла нам кроме  стены воды, сильный ветер и грозу. От раскатистого грома палатка подпрыгивала, а молния до боли резала глаза. Мы дрожали всем телом, и стучали зубами. Я принялся расстегивать рюкзак и доставать скудную пищу. Обнаружив последние две банки тушенки, я открыл их и принялся ломать полувлажный, пахнущий плесенью хлеб. Дотянувшись до фляги с водкой, я открыл ее и вопросительно уставился на Веронику.

– Нет, спасибо. Не буду. Как ты Саш?

– Уже легче, замерзли все, выпей, не хватало еще заболеть. И поешь, как следует. Это последняя нормальная еда. Завтра же, я начинаю ловить.

Девушка схватила флягу  дрожащими руками и сделала глоток, сильно закашлялась, и принялась, жадно есть говядину. Я отхлебнул сразу два больших глотка, подождал, пока водка перестанет выжигать меня изнутри и, отложив еду на потом, закурил. Алкоголь подействовал почти мгновенно, я почувствовал, как тело сквозь дрожь, становиться горячим, и зашумело в голове. Навалилась сонливость и я зевнул. Одежда холодной, липкой пленкой, морозила кожу, покрывая ее огромными мурашками.

– У нас нечем укрыться. В одежде спать нельзя, тепло сильно тянет. Нам придется раздеться наголо, спать будем, прижавшись, друг к другу.

– Хорошо. Саша, почему мы до сих пор не приплыли в Камыши? Время уже вечер. Выходит не день петля, а уже два. Да и лесом мы шли много. Такие большие речные расстояния?

– Скорее всего, не знаю.

– Ну, ты же плавал тут?

– Знаешь, я такое количество рек  обошел. Иногда тебе кажется, что это было на одной реке, а оказывается на другой. Когда ты на воде, они очень похожи друг на друга. То, что можно пройти берегом за  час, на воде может оказаться днем. Пока не будет какой-либо деревни, мы не сориентируемся. Черт, ливень то какой и мочевой пузырь, колокол. Надо выйти.

Вернувшись в палатку, я снова дрожал как осиновый лист,  и принялся стягивать с себя одежду. Вероника, молча, наблюдала за мной, впервые, как мне показалось с женским интересом, разглядывая волосатую грудь и татуировку на ней, в виде скалившегося медведя.

– Что она обозначает? – тихо спросила она.

– Медведь? Это Россия.

– Патриот?

– Да, есть такое. Тут родился, тут и умру. Не на какую другую страну, не променяю.

– Я хотела тоже набить, но боли боюсь.

– Ну и не надо. Не порть тело. Раздевайся, холодно, пора греться. – С этими словами я стянул с себя трусы, повернулся спиной к девушке и принялся около входа выжимать одежду. – Сними кроссовки, но не убирай далеко. Оденешь снова.

– Как одену?

– Секрет один тебе покажу, с зимней рыбалки. Спать будешь в мокрой обуви, но тебе будет вполне тепло. – Я довольно улыбнулся.

– Рыбацкие штучки ваши, мужские, – девушка сняла с себя одежду, оставшись лишь в моих трусах,  прикрыла груди руками, и вопросительно посмотрела на меня. Я обернулся, взглянул на нее и не смог удержать смех.

– Ты все же налепила на себя мои семейные стринги?

– Это больше похоже на половую тряпку, – засмеялась она.

– Прости, я иногда не выбрасываю старую одежду, а запихиваю ее в рюкзаки и пользуюсь на рыбалке, но уверяю тебя, прежде чем им попасть в походный скарб, я их стираю.

Мы истерично принялись смеяться в голос, вытирая проступившие слезы.

– Снимай с себя этот мешок, давай выжму одежду.

Девушка робко оторвала руки от груди и, стянув с себя последнее, протянула мне все белье. Мои глаза немного нахально опустились вниз, и я увидел, тоненькую полосочку черных волосиков посередине лобка, аккуратно подстриженную и выбритую, по бокам. Сжав плотно бедра, Вероника присела на корточки и обняла руками свои колени. Ее зеленые глаза, смотрели на меня с ожиданием и заинтересованностью, но в тоже время  как-то грустно и обреченно. Приблизившись к девушке, я достал из рюкзака газету с кучей рекламы, которую бесплатно для жильцов, распихивают по ящикам почтальоны. К моему удивлению, она была абсолютно сухой, такими же сухими оказались два целлофановых пакета, что я зажал в руке.

– Дай мне свои ноги. Я чувствую напряжение Вера, в чем дело?

– Не в чем, – ответила она и вытянула ноги в мою сторону.

– Врешь.

– Нет, все нормально, просто мне неловко, правда, чуть-чуть. Абсолютно голая убийца с таким же голым убийцей, но с поведением и мыслями нормального человека, оказались вместе,  в одной палатке, при очень странных обстоятельствах.

Я посмотрел на нее и ответил:

– Нам нужно, просто все забыть и выжить тут. Другого не дано. Давай о случившемся там, не вспоминать? Остался еще третий психопат, надеюсь, он исчезнет из нашей жизни, и больше мне не придется стрелять.

Девушка кивнула, снова посмотрела на мою грудь, прикусила  губу и уставилась на меня.

Я принялся обматывать ноги Вероники газетой, затем обмотал целлофаном и приказал ей, одеть кроссовки.

– Это, правда помогает? – с недоверием спросила она.

– Можешь не верить, но…да. Именно газета, самая простая. Если вдруг проваливаешься под лед ногами, обматываешь их газетенкой, надеваешь обувь, и ловишь дальше, если конечно нет возможности переобуться или далеко возвращаться домой. Станет теплее минут через пять, может десять.

– Уже, чувствую тепло. Здорово. Зимой тоже ловишь?

– Два, три раза. Как ритуал.

– Не говори слово – ритуал. Мне от него становиться не хорошо.

– Ладно, зимняя рыбалка несколько раз за зиму, как традиция у меня. Традиция моя и моего лучшего друга.

– А жена как на это смотрит?

– Я не женат.

– Сколько тебе Саша?

– Тридцать шесть.

– Но ведь у тебя кто-то есть?

– Вот именно, кто-то. Ничего особенного, неопределенно. Ладно, давай еще немного примем водки, по глотку, я немного поем, и надо поспать, пока погода нам позволяет. Черт холодно!

 Мы улеглись во влажной палатке, прямо на пол, лишь подстелив рюкзаки, вывернув их наизнанку  в том месте, где лежала Вероника. Я попросил ее лечь на любой бок, на котором ей удобней всего, а сам лег сзади, обнял ее руками и сильно прижал к себе. Носом уткнулся ей в затылок, согревая его теплым выдыхаемым мною углекислым газом с привкусом перегара. Согнул немного ее  ноги, плотно прижался к бедрам, и прошептал:

– Теплее? – самого же меня, трясло как осину, спина заледенела, как будто на улице было минус двадцать.

– Ты такой теплый Саша. Спине и попе, и ногам до колен, просто классно. Спереди холодно, – девушка вжалась в меня сильнее.

Одну руку я оставил сверху  лежать на ее руках, прикрывающих и греющих груди, а вторую я опустил ниже, и положил ей на живот.  От этого прикосновения, девушка дернулась, сильнее обычного и вдруг повернув голову в мою сторону, снизу вверх посмотрела в мои глаза. Не знаю, почему я повел себя именно так, а не как иначе, но я жадно поцеловал ее, втянув немного нижнюю губку. Вероника отозвалась мгновенно, жарко, вжавшись в меня еще сильнее и крутанув бедрами, отклячила попку. Я гладил ее плоский животик, немного сжимая его, скользнул вниз, согрел немного ладонью прохладный лобок и двинулся дальше вниз. Она слегка приподняла ногу, позволяя мне, нащупать ее лоно, со средними, тугими половыми губками. Мой половой член, отозвался на прикосновения к ней, и жестко уперся в попу Вероники. Неожиданно девушка вырвалась из моих объятий, села, и произнесла:

– Прости, я ……не могу Саша. Может, и хочу, но, не могу.

– Что-то не так? Я груб?

– Нет, все классно было, вернее началось, вернее…– она вздохнула. – Я не могу.

– Можешь рассказать, не бойся. – Я нервно дотянулся до сигарет и закурил.

– Просто я смотрю на тебя, и понимаю, что уже второй раз, в моей жизни, не знакомый мне человек, абсолютно чужой, спасает мою шкуру. И знаешь, с тем человеком у меня ничего не было и в мыслях даже, а с тобой пришло, я боюсь просто переспать, или не хочу даже, вернее, телом хочу, разумом нет. Я не хочу быть должна тебе, хочу быть выше этого. Когда то в моей жизни, мне пришлось уйти от мужа, с маленькой дочуркой на руках, я пошла, бродить по городу, в тяжелом душевном состоянии. Моя мать была за него и вечно говорила, что семья святое, терпи дочь, муж какой есть, все равно муж. Кому ты с дитем нужна дурында.  Ему вечно было плевать на меня и на ребенка, пил, балагурил, как не бил,  не знаю, хотя попытки скажем так, имели место быть. В общем, пришла я на железнодорожный вокзал, ночь на улице, и сижу, малявкарядом сухарик обсасывает, и понимаю, что все…нет никого, и пойти не к кому. Знаешь, гордая была, а может глупая наоборот, ушла, денег не взяла, что в кармане было, с тем и…В общем, подошел ко мне бомж не бомж, алкаш не алкаш. Смотрю, а глаза у него, умные, честные, посидел с нами молча, и спокойно так, мне говорит, меня Гурзуф зовут.Мол, пойдем со мной, никто тебя не тронет у нас, обещаю, меня с малышкой жалко, тут и обидеть могут – цыгане, пьянь. Я встала и поплелась за ним, на краю вокзала, в заброшенном вагоне электрички, куда он меня привел, жила, целая община, с женщинами, детьми, мужчинами, своими правилами и законами. Мне дали место с малышкой, постельное белье, даже пачку памперсов. Гурзуф говорил мне, живи, сколько хочешь, только с меня в общину, если я могу, конечно же, литр спирта роялевского найти. Не поверишь, нашла, этот пережиток девяностых. Женщины, помогали мне с ребенком, я спокойно могла выходить в город. Чуть позже узнала, что Гурзуф, на самом деле Иван Сергеевич. Бывший преподаватель ВУЗа, доктор наук, профессор литературы. Жизнь не сложилась, родственники помогли на улице оказаться. После, когда я нашла хорошую работу, и смогла снять квартиру, я закатила пир горой в этом вагоне, гудели на полную, уходила от чужих людей, ставших своими и плакала. А муж, не искал, думал, я все это время у матери, и мать не искала, думала я дома с ним. Никто даже не подумал, просто взять и позвонить. Спросить как дочь, или как внучка. От мужа я ушла, теперь он ходит за мной, вечно просит прощение, слабину не даю, не возвращаю. Я смогла выжить и стать сильной.  Ты же….спас меня, заботишься, кормишь, носишься со мной как с ребенком,  друг мне по несчастью, но я реагирую еще и как женщина на тебя, но я не уверена, стоит ли, зачем ли, я боюсь потерять какую-то нить, может просто еще не время. Прости. Наверно я дура.

– Гурзуф, хм… – Я задумался и произнес. – Когда луна сияет над заливом,

                                                                         Пойду бродить на берегу морском

                                                                         И созерцать в забвенье горделивом

                                                                         Развалины, поникшие челом.

– Не поняла? – девушка улыбнулась и вопросительно уставилась на меня.

– Это Пушкин, он очень любил Гурзуф. Это город в…

– Я знаю где, – перебила меня Вера. – Просто я удивилась на тебя, и только сейчас, кажется, поняла, почему его звали Гурзуф.

– Он же литератор, профессор, А.С.Пушкин – русская классика.

Мы снова улеглись и вжались друг в друга. Спустя мгновение, Вероника снова повернулась ко мне и остановила взгляд на моем лице.

Я, молча, встал – она легла на спину и согнула ноги в коленях.

Я посмотрел на ноги –  она развела их в сторону.

Я увидел красивую, темно-розовую с пухлыми губами вагину. Чуть влажную, в самом внизу, где вход во внутрь – она пальцами раздвинула губки влагалища открывая темнеющий лаз в ее лоно.

Я лег сверху, и туго вошел – она сжала меня бедрами и застонала.

И тут мир словно разорвало,  бешенство на секс, на то, что я вошел, а она впустила меня, заставило нас вынуть наружу животный инстинкт.  Я зарычал и грубо схватил за волосы Веру, она же, со злостью в глазах смотрела на меня и шипела, обнажая зубы. Вцепившись своими пальцами, мне в спину, она яростно принялась царапать ее, оставляя красные, горящие полосы.

– Давай, – шипел я. – Кончай.

– Ты тоже, хочу так. Кончай.

– В тебя? А если ты….

– А от тебя я согласна, тем более, сейчас не время и не место, думать о будущем.

Разговор оборвался, так как девушка выгнулась дугой подо мной и затрепыхалась, как пойманная дикая птица, одновременно с ней кончил и я, залив ее всю, спермы было море, спазмы не прекращались и несколько сокращений заканчивались выбросом семени. Я замер и посмотрел на девушку.

– Саша, обещай мне, что это не навредит нам…– Я лишь улыбнулся. – Знаешь, а это было…..вкусно, правда, немного больно.

                                                                             Глава 7.

Под самое утро, дождь утих, и резко потеплело, небо окрасилось в голубые тона с мелкими прожилками бело-мутных волокон, от облаков.  Нам же, замерзшим до самых костей, казалось, что рассвет просто не настанет. Всю ночь, я с силой прижимал Веронику к себе, не давая ей околеть, однако сам, под утро уже фактически не чувствовал свою спину. Дотронувшись своей ладонью до плеча, я испытал то самое ощущение, когда выходишь под остаточным наркозом от стоматолога. Вроде бы все на месте, но не принадлежит тебе. Синтетическая палатка, в душном утреннем воздухе, практически моментально взяла тепло, внутри повисла влажность, которая обдала нас невидимыми, горячими иглами, обжигающими озябшую кожу. Я вылез из палатки и принялся осматриваться по сторонам. Вероника же, согревшись, поджала ноги и впервые за долгую ночь, крепко уснула, ровно и глубоко задышав. Надев на себя свою, мокрую одежду, я облазил лес  вокруг нашей стоянки, кругом были непроходимые дебри, и присутствия человека не чувствовалось. К моей великой радости, я обнаружил заросли орешника, срезал финкой два хлыста, около трех метровдлинной  и принялся скоблить тонкую кору. Низ зачищенного прута, в том месте, где он был более толстым,  замотал остатками изоленты, найденными у себя в кармане, а тонкую макушку осторожно надрезал ножом и закрепил в ней леску. Получилась вполне неплохая удочка, как у простого деревенского подростка. Из рыболовных принадлежностей, у меня оказалась лишь леска, тонкая и толстая, разного калибра грузила, десяток крючков, среди  которых оказалось три двойника, и пять  поводков для хищной рыбы. Призадумавшись, как мне сварганить поплавок, я нашел на дне рюкзака старую пробку от бутылки недорого вина. Довольно цокнув языком, я ножом обрезал пробку, закруглил края, верх пробки оставил шире, а вот низ сделал значительно меньше, и, проткнув пробку насквозь, сверху вниз найденной все в том же рюкзаке зубочисткой, принялся довольно осматривать получившейся поплавок. Я остался, вполне доволен, и, вынув зубочистку, принялся пропускать леску через отверстие в пробке. Пришлось повозиться, но в итоге у меня получилось. Чтобы леска не ездила, как ей хочется, я заткнул отверстие снова, но на этот раз уже спичкой, зубочистку, как импровизированное шило, я решил сохранить на всякий случай. Приладив грузило и крючок, я спустился к реке, поддел с корнем кусок травы и от удовольствия крякнул, прямо на меня, «смотрел» один, но жирный, большой червь. Снасть была грубовата, и при забросе, достаточно громко, с сильным всплеском, грузило утянуло приманку вниз, под воду. К моему удивлению, поклевка последовала мгновенно. В руке затрепыхался среднего размера окунек. Наполнив банку от тушенки водой, я опустил туда рыбу. Окунь поместился в нее весь, за исключением красного хвоста, который торчал наружу.  «Так дело не пойдет Саша, и этот сдохнет, и других некуда класть. Надо соорудить кукан. И держать рыбу, прямо в реке. Правда неудобно – ужас, и потерять можно и упустить. Да и выдра или хорь могут утащить, знаем, помним, проходили», – подумал я, кивнул сам себе, и от безысходности принялся все равно его делать. Да что там делать, две палки, одна больше, другая меньше, как соломинка, чтобы под жабры проходила и не ранила рыбку, да и метровый кусок лески. Через минуту, насадив окуня, я пустил его плавать, он натянул метр лесы, забился в траву и замер, наверно поняв, что уйти нельзя. Привязав кукан к коряге, я снова закинул снасть и сразу подсек, извлекая из воды такого же зеленого с черными полосами окушка. «Братья. Ни дать ни взять», – подумал я и, не успев опомниться, следом вытянул третьего. Когда единственный червяк закончился, на моей леске висело восемь, абсолютно одинаковых рыб, и по размеру и по весу.  Я снова вернулся к палатке, взял финку и второй раз направился в лес. Нашел три ветки, толщиной с указательный палец, и срезал в тех местах, где были развилки в виде английской буквы «Y». Зачистил добела эти рогатки и принялся наматывать толстую леску, затем нацепил средние грузила и стальные поводки. Переплыв на байдарке реку к соседнему берегу, я прикрепил одну рогатку к ветке дерева, свисающей над водой. Приладил живца, и пустил его плавать сантиметрах в двадцати ниже поверхности реки. Вернувшись на берег,  собрал небольшой костерок,  разжег его. Когда огонь жадно взялся лизать сухие ветки, я принялся сушить мокрые вещи.

– Утра доброго, – услышал я и повернул голову. Вероника сонно выглядывала из палатки и робко, стесняясь, улыбалась.

– Доброго, вылезай греться.

– Вообще-то в палатке тепло. Да и…..

– И ты абсолютно голая, как вылезать то…Верно? – я широко улыбнулся.

– Тут как бы лес кругом. Неудобно, как-то.

– То есть ты стесняешься не меня, а леса? Боишься, что тебя увидит какая-нибудь живность? А? Птичка ты моя. – Я замолчал, наблюдая, как девушка все же вылезла из палатки, и нагло уставился на ее торчащие, упругие груди. Вероника лишь улыбнулась, спокойно дала мне разглядеть все, что я хочу и ответила:

– Нет, Саша, ничего я не стесняюсь. Что смотришь на меня так?

– Как?

– Как будто видишь впервые.

– Мне просто нравиться.

– Я могу хотя бы надеть нижнее белье? Оно высохло?

– Ты про мои труселя-тряпочку? Пожалуйста.

– Ты очень добр. – Девушка взяла трусы и надела их. – Хм, шорты и шорты.

– Тебе идет, – я ехидно улыбнулся.

– Спасибо, я знаю.

Мы снова не удержались и засмеялись, ласково наблюдая друг за другом и  выражением наших глаз.

– Какие планы Саша?

– Сушим все, греемся, я поставил жерлицу, если повезет, поймаем щучку, тогда я ее приготовлю на костре, поедим и поплывем. Постараемся пройти, наконец, Камыши.

– На чем же мы будем готовить рыбу? Одна железная миска, больше нет ничего.

– Попробую на углях, продену на две палочки, как на шампур. Главное, было бы что одевать. Есть семь окушков, я наловил с утра, если в течение часа не сработает жерлица, нажарим их. Соль есть.

– Ты ловил?

– Да. Пока ты спала.

– Не думала, что так крепко засну. Я ничего не слышала.

– Ты просто устала. Да и ночь, не из комфортных.

– Саша, – девушка опустила глаза и задумалась. – То, что произошло ночью…я…не хотела бы…

– Если тебя это настораживает, то расслабься. Считай это, минутной слабостью, я тебя правильно понял? – я с ожиданием посмотрел на Веронику.

– Да, я хотела бы быть, просто другом.

– Тогда забудь все и вчерашние разговоры. Я так понял мы друзья, помогаем друг другу продержаться тут.

– Если можно, – Вероника тепло посмотрела на меня.

– Дружеский секс в нашем случае исключается.

– Если можно, – вновь тихонько повторила девушка.

       Через час, мы отплыли, жерлица не сработала, и живец был отпущен на волю. Остальных окуней, я ухитрился пожарить, и мы съели их, абсолютно не обращая внимания на мелкие кости. Удивительно, но было очень вкусно и очень мало. Вскипятив воды в железной миске, и кинув туда заварки, мы выпили по два глотка горячего, крепкого и бодрящего, черного чая.

       Деревня появилась справа, неожиданно, с крестом и блестящим куполом маленькой церквушки, находившейся прямо на берегу реки. Дома были настоящие, русские, сложенные из добротных бревен, с небольшими окошками, кирпичными трубами и шифером на крышах. На берегу паслись коровы, и два мелких мальчугана, следили за тем, чтобы скот далеко не залезал в воду и не переходил на другой берег. Удивительно, но животные слушались их, и лишь отпив воды, рогатые сразу отходили вглубь берега.

– Бог помощь! – выкрикнул я.

– Здорово дядя, – поочередно ответили мне пацанята.

– Ребят, а деревня ваша как называется?

– Камыши.

– Церквушка у вас хорошая.

– Да. Это отец Сергий постарался. Он как сюда приехал пять лет назад, считайте, всю деревню поднял.

– А до этого все плохо было?

– Мужиков мало, да и те, пили все. Бабы, чтобы сродить хоть кого-то, ходили крупом вертеть в соседнюю деревню к пастухам.  – Ответил второй, и ребята хрипло загоготали от смеха. Вероника зажала рот рукой и беззвучно смеялась, качая головой.

– А теперь не ходят? Поп для этого есть? – спросил я и тоже засмеялся.

– Ох, грехи  тяжкие, прости им Господи….– услышали мы, и, повернув головы левее стада коров, увидели красивого, рослого, с черной бородой церковнослужителя.

– Прости нас батюшка, поюморили немного. Как в анекдотах. – Сказал я. – Можно к вам, причалить? Поговорить?

– Всякому можно поговорить, и даже нужно, ибо людей нужно слушать и понимать, сын мой.

Мы вылезли на берег и подошли к батюшке. Я перекрестился, взял его за руку и поклонился, приложив к своему лбу его прохладные пальцы.

– Верующий? – спросил, улыбаясь, батюшка.

– Да. С детства, – ответил я.

– Крещен?

– Да.

– Что же ты так над попами смеешься? – сказав слово «поп», он скривился.

– Прости великодушно отец Сергий. Не по злому умыслу.

– Да вижу я, что по дури человечьей, – он снова улыбнулся, и остановил взор на Веронике. – А вы милая, верующая?

– Крещенная батюшка, верить, может и верю, но только как-то наша семья никогда не затрагивала эту тему и молитв мы не знаем.

– Иконы в доме есть?

– Есть но….

– Но для того, чтобы просто были?

– Да, батюшка, – Вероника робко опустила глаза.

– Они не будут работать, не будут помогать, их намоливать надо, молитвами. Ну пойдемте ко мне, поговорим, ребята за лодочкой приглядят, не переживайте, – он указал им рукой на байдарку, и те лишь кивнули.

Мы зашли в небольшую церквушку, прошли помещение, квадратов тридцать не более, с развешенными иконами, горящими свечами, и ярким светом, который проникал через окна, состоящих из кусочков цветных стекол, создавая ощущение переливающейся радуги. В самом углу, обнаружилась дверь, в которую мы и зашли. Помещение оказалось еще меньше, с железной кроватью в углу, письменным столом и тремя стульями. Везде пахло ладаном и свечным воском.

– Присаживайтесь, рассказывайте, чем могу помочь, не обращайте внимания на мою скромную опочивальню, я привык жить небогато, – он сел за стол, указав нам на стулья рядом.

– Отец Сергий, – начал я, но он перебил меня…

– Прости, что перебиваю, но может, чая попьете? Мне кажется, ваша спутница голодна? – Он прямо посмотрел в глаза девушки, и продолжил. – Могу предложить вам клубничного варенья с баранками и отличных вкусных яблок. Мясо простите, не держим. Я всю жизнь стараюсь разбить самый главный миф, о священнослужителях. Миф о том, что все священники толстые, потому что много и вкусно едят. Мне пятьдесят четыре, но я вполне неплохо сохранился.

– Вам пятьдесят четыре года? – удивилась Вероника. – Я дала бы вам около сорока лет.

– Нет душа моя, мне уже пошел шестой десяток. Итак, чай? – мы согласно кивнули, а батюшка дотянулся до кольца, торчащего из стены рядом с ним,  и дернул его. Где то раздался звонок колокольчика, послышалось шуршание, и тихий хлопок двери. Меня же, пробило как громом. Я нервно замер, успокаивая свои нервы, звук колокольчика, очень сильно напомнил мне ту ночь, когда мы влетели в засаду и по нам стреляли. Занервничал не я один, Вероника,  сидевшая рядом, была  белее белого, и казалось, дышит через раз.

В дверь постучали и сразу вошли. Это была монашка в черном одеянии, она даже не подняла головы и не посмотрела на нас, а лишь молча, выслушала просьбу батюшки и тихо удалилась.

– С вами все в порядке? – отец Сергий удивленно уставился на нас.

– Все хорошо, – я уже справился с шоком и спросил. – Вам тут помогают?

– Тут кроме меня, еще два человека. Мужчина и женщина.  Они служат у меня пономарями и певчими, но могут быть и уборщиками, разнорабочими, кухарками и прочими.  Мужчина еще и алтарник, людей не хватает, поэтому кем надо, тем и приходится быть, но женщине в алтарь нельзя, как нельзя допускать и крови на нем,  я все же пытаюсь чтить правильность церкви.

– Крови? – я снова весь вжался.

– Да, конечно. Не дай бог крови попасть на алтарь, это считается осквернением, алтарь нужно снова освещать, и начинать все молитвы вновь.

– А каким образом кровь может попасть на него? – я впился глазами в отца Сергия.

– Ну, например, пошла носом кровь. Ребята, я чего-то не понимаю? Вы смотрите на меня, как на заклятого врага. Рассказывайте.

Я рассказал все, все, что мы знали, видели и пережили. Лишь в самом конце, я утаил правду о убийствах и смертях, придумав историю священнику, про то, что гроза помогла нам скрыться и достаточно далеко убежать.

– А как вы взяли байдарку? – поинтересовался он.

– Просто нашли, около сатанинской поляны. Она лежала в траве, вместе с веслом.

– Оружие находили?

– Нет, – я сделал изумленное лицо и спросил. – У них еще и оружие есть? Вы что-то знаете?

– Послушайте. Все началось очень давно, сколько лет назад не знаю, меня тогда тут еще не было, но жильцы деревни рассказывали мне о том, что в соседнем хуторе стали пропадать дети, а если быть точным, девушки-подростки. Пропадали странно, не в самой деревне, а только в том случае, если уходили на ту самую речную петлю. Стали ходить слухи, что они утопают, якобы их манят к себе русалки. Суть в том, что нигде и никогда ничего не находили, ни живых, ни мертвых, ни тел, ни частей, вообще, ничего. Лес и лес, река и река. Лишь один лесник, нашел как-то поляну как вы, и когда уже при мне, мы отправились туда, там ничего не оказалось, а маркер, что он оставил спокойно висел в том месте, где его и закрепили. Все смахивало, на галлюцинации или на неправду. В одном вы правы Александр на сто процентов. Тут никогда не было никакой деревни Стригоевки. Деревня с бочками, называется Железовка. Она была основана еще до революции 1917 года, во время второй мировой войны там располагался  пункт раздачи воды для русских солдат и топлива для санитарных  самолетов У-2 и Ан-2, перевозивших раненных из города Юхнов, после того, как его освободили от фашистов. Огромные питьевые цистерны,  стали использоваться как склады. После аварии на Чернобыльской станции в 1986 году, многие покинули деревню, так как радиация,кроме Украины зацепилаичасть Беларуси,но так жедошла, хоть и немного, до этих мест тоже. Оставшееся население, решило использовать цистерны как  жилье, это был не плохой выход, для  тяжелого времени девяностых годов, название деревни и пошло от слова железо.   Однажды, а если быть точным, четыре года назад, на краю нашей деревеньки, я обнаружил мертвого, обескровленного теленка, с толстой дыркой, на внутренней стороне ляжки. Кто-то выкачал кровь через  бедренную аорту или артерию, не знаю, как правильно называется. Рядом валялась старая тряпка, на которой кровью было написано: «Граница! Начало теплой жизни. Конец сна».

– Теплой? – переспросил я.

– Именно, понимай как хочешь, теплой от того что горячая кровь и живые тут, или еще как, не знаю. Я принял решение, построить на этом месте церквушку. Если тут действительно какая-то линия, между смертью и жизнью, добром или злом, пускай дом Господа будет оберегом и не пускает сюда инакомыслящего.

– А куда вы дели теленка? – снова спросил я.

– Закопал, не стоит пугать людей.

– Боже, какой это бред, – прошептала Вероника и принялась указательными пальцами, массировать себе виски.

– Да. В книгах и фильмах, все как то более правдоподобно, в реальности кажется чушью. – Согласился я. – Так, Стригоевка получается….

– Если вы выйдете в сеть интернет, то в википедии вам черным по белому, дословно будет указано, что стригой – в молдавской и румынской мифологии вампир или ведьма. В которых превращаются повешенные люди. Согласно некоторым суевериям может превращаться в любого зверя или человека, то есть они сродни оборотням. И есть интересная вещь, Слово стригой  произошло от румынского strigă – ведьма, сова-сипуха, которое в свою очередь произошло от латинского strix – слова, также означавшего сову-сипуху, которая, по римскому поверью, высасывает кровь у детей. В общем, либо здесь вершатся опыты с легендами и поверьями, либо тут кто-то пытается провести какой-то культ. Хоть я и служитель церкви,  но в активные, реальные темные силы  демонов – я не верю.

– А как же экзорцизм? – я недоверчиво улыбнулся.

– Молодой человек, может, не будем вдаваться в дебри историй и культур народов, религий и прочего? Давайте решать, что делать нам для того, чтобы,если  можно так выразиться  остаться спасенными, хоть от обычного человека, хоть от злого духа? – Отец Сергий вопросительно уставился на нас. – Если вы целую ночь, уже как пробыли в лесу, и плыли сюда полдня, то те, кто вас пытался, скажем, так уничтожить, находится рядом с нами. Не хочу вас пугать, но сегодня утром, у нас тут,было одно происшествие, которое сейчас находитобъяснение в нашем разговоре. Простите, что не рассказал вам об этом раннее.

– Что случилось? – Вероника испуганно уставилась отца Сергия.

– Вы упомянули о том, что при вашем похищении, были убиты все куры. Так вот, утром, часов в пять, крайний дом от леса, не досчитался тридцати голов домашней птицы. Крови море,животных нет. Так впервые, перепачкано все, как будто мстили за что-то.

– Это точно не чупакабра. – Напряженно прошептал я. Девушка отрешенно уставилась на меня. Я же продолжил. – Это хреновина, высасывает кровь, тела оставляет на месте. Если верить…тому же интернету. – Я снова замер и уставился на икону Казанской Божьей матери. –  Нам может, стоит, заручится поддержкой местных?

– Тут шесть домов, двадцать жителей, половина старики. Молодежи три человека, и четверо детей, двоих вы уже видели.

– Что бы это ни было, или кто,  – произнесла Вероника, – но все связано с кровью, хоть животных, хоть человека. Вспомни лес, поляну, Саша там был изображен лик демона с длинным языком, это же явно хобот для питья крови, вместо клыков, которые мы привыкли считать за правило, как ты и рассказывал мне, помнишь? Если соединить все в кучу, то, туристам наказано было дать крови, и им нужна была именно девушка, это понятно, убитые куры у меня дома и тут, история деревни связана с пропажей девочек – подростков, тут явно просматривается их непорочность, хватали меня, я явно не мальчик тоже, и труп теленка без крови. Опять же, легенда про стригоев и ложные названия деревни и речной петли. Кровь и вампиры. Это очевидно. Даже твоя эта, чупакабра – кровосос!