Текст книги "Опасная стихия"

Автор книги: Патрисия Пелликейн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 19 страниц)

– Мы его взяли, – сообщил Джим, и Майку стоило огромного труда сдержать навернувшиеся на глаза слезы.

– Слава Богу, – прошептал он, а когда Мэгги подняла на него глаза, в которых застыл немой вопрос, утвердительно кивнул: – Они его взяли, Мэгги.

Глава 17

– Только не показывай ему, что боишься.

Мэгги посмотрела на подругу и ухмыльнулась:

– Думаешь, если я ему скажу, что не боюсь, он мне поверит?

– Это ты не ему говори, а себе, – пояснила Мириам. – А главное – поверь в это.

Мэгги засунула ногу в стремя, и Джейк помог ей забраться в седло. Ей понадобилась еще минута, чтобы поймать второе стремя другой ногой.

– Бог ты мой! – воскликнула она. – Как высоко! Странно, когда я смотрела на него с земли, он вовсе не казался мне таким высоким. Сколько в нем – футов шесть?

– Все двенадцать. Только не футов, а локтей.

– Каких локтей?

– Ну… рост лошади измеряют не футами, а локтями.

Конь переступил ногами, и Мэгги вздрогнула. Изо всех сил постаравшись улыбнуться, она с фальшивым воодушевлением заявила:

– Здорово-то как!

– Сахарок у нас спокойный, как малое дитя. Обещаю, проблем у тебя с ним не будет.

– Тогда почему так важно дать ему понять, что я его не боюсь?

– Потому что лошади в каком-то смысле похожи на мужчин, – сообщила Мириам, ласково взглянув на своего мужа. – Не важно, какой у него характер, но они всегда готовы воспользоваться малейшей твоей оплошностью, чтобы себя потешить.

Следуя инструкциям Мириам, Мэгги пустила Сахарка шагом и ездила на нем по огороженному загону примерно в течение получаса.

– Ну как? Привыкаешь понемногу? – спросила Мириам.

– Вроде того, – не слишком уверенно ответила Мэгги.

– Хорошо. Тогда давай съездим к северному пастбищу. – Мириам заметила сомнение в ее взгляде и успокоила: – Это недалеко.

– Угораздило же меня выйти замуж за ранчеро, – заметила Мэгги. – Вот и отдуваюсь теперь.

– Еще несколько таких прогулок, и ты сама будешь просить меня составить тебе компанию.

Через два часа Мэгги наконец слезла с лошади и простонала:

– Уж и не знаю, когда я решусь снова забраться в седло. А уж о том, что я буду просить тебя съездить со мной на прогулку, можешь забыть.

– Прими ванну. Предупреждаю, к вечеру будет болеть сильнее.

– Еще сильнее? – ужаснулась Мэгги, осторожно прикасаясь к саднившему заднему месту. Бедра с внутренней стороны тоже горели так, словно их натерли наждаком. – Ты что же, хочешь сказать, что к вечеру я и шага не смогу сделать?

– Да, ходить будет больно, но, как говорится, поболит-поболит да перестанет, – заверила ее Мириам.

Когда Майк вернулся из города на груженном проволокой грузовичке, закутанная в банный халат Мэгги, прихрамывая, вышла на кухню.

– В чем дело? Ты нездорова?

– Нет, – мрачно произнесла она.

– Болит что-нибудь?

– Сегодня я впервые ездила верхом.

Майк улыбнулся, и Мэгги заметила на его лице гордость. Странно, подумала она, какая ему разница, умеет она ездить верхом или нет? И какого черта, скажите, она полезла на лошадь?

– Я люблю тебя, – заявил Майк.

– Потому что я учусь ездить верхом?

– Потому что ты стараешься быть мне хорошей женой.

– Тебе никогда не добиться, чтобы я превратилась в миленькую, послушную женушку. Если ты, конечно, имеешь в виду именно это.

– Ничего подобного мне от тебя не нужно, и ты сама прекрасно об этом знаешь. – В глазах Майка неожиданно появился озорной блеск, и Мэгги сразу, поняла, что он ей сейчас предложит.

– Хочешь, сделаю тебе хорошенький массажик?

– Майк, прекрати говорить глупости. Ты ведь знаешь, как мне больно.

Майк поднял ее на руки и отнес в спальню. Уложив жену на постель, он вышел в ванную и вернулся оттуда с полотенцем и двумя бутылочками.

– Даю слово, это тебе поможет. Давай поднимай халат. Мэгги подчинилась, уже заранее скривившись от боли.

Как ни странно, Майк оказался прав. Что бы ни находилось в его бутылочках, средство подействовало. После сеанса массажа тело ее саднило уже значительно меньше.

– Пожалуй, неплохо получилось! Что там у тебя в бутылках – жидкий опиум, что ли?

– Точно не знаю. Честно. Зато в курсе, что эта штука здорово помогает, – признался Майк.

– Ты видел Джима, когда был в городе?

– Угу.

– И что он говорит?

– Что Коллинз едва от них не ушел.

Мэгги некоторое время молчала, переваривая услышанное, потом спросила:

– Как там Дэнни?

– Жива, но в принципе Джим мало что о ней знает. Она ведь из другого города. Но Дэнни молодчина. Прямо героиня. Если бы я не был убежден, что Жанна д'Арк давно умерла, то, пожалуй…

При мысли о том, что у Майка мог бы завязаться роман с Жанной д'Арк, Мэгги ухмыльнулась. Она заметила, что у ее мужа слабость к отважным женщинам.

– А как прекрасно встретить достойного мужчину, – помолчав, задумчиво произнесла она, думая уже об одном только Майке.

– Или достойную женщину.

– Тоже неплохо, – согласилась Мэгги.

– Кстати, – сказал Майк, меняя тему разговора, – сегодня я видел еще и Стива. Рука еще на перевязи, но уже вышел на работу. Правда, пока сидит в участке.

Майк замолчал и принялся оттирать с рук бальзам, которым только что лечил свою супругу. Потом, как бы невзначай, вновь прикоснулся к открытым его взору местам на теле Мэгги. Мэгги тихонько застонала, но уже не от боли.

– Ну, как тебе такой массаж?

– Отлично, только ты массируешь мне теперь не там, где болит. Или ты не заметил? – Мэгги вздохнула и слегка от него отодвинулась. – Слушай, а сколько времени длится обезболивающий эффект этого твоего бальзама?

– Несколько часов. А что?

– А то, что теперь у меня все онемеет, а самое интересное, как я понимаю, еще только начинается.

– Но самой главной точки я еще не касался. Или ты не заметила?

Мэгги засмеялась:

– Между прочим, мы с тобой еще не обедали.

– Потом пообедаем.

Они и вправду пообедали – потом. Спустя пару часов.

Генри медленно возвращался к реальности, к свету и боли. Когда он открыл глаза, то обнаружил, что его одежда, одеяло да и все остальное вокруг – сплошь белое. Белыми были потолок, кровать, стены. Даже на стоявшей у его кровати женщины был надет белый балахон. Женщина что-то торопливо записывала.

Заметив, что он открыл глаза, она удовлетворенно кивнула:

– Проснулись наконец? Вот и хорошо.

– Ничего подобного. Я все еще сплю, ты, глупая женщина… – Генри не успел закончить фразы, как и в самом деле снова провалился в сон.

Так он проспал часов восемнадцать и проснулся лишь на следующее утро. Дышать он мог, но только верхушками легких. Казалось, у него на груди лежал какой-то тяжелый груз. Но нет, это был не груз. На него давила боль. В горле у него торчала какая-то трубка, другие трубки торчали у него из носа. Из-за всех этих штуковин у него чертовски болели нос и горло.

Руки его были прикованы наручниками к металлическим перильцам, которые огораживали кровать по бокам. Слева и справа от него стояли капельницы, вливавшие в его тело питательные растворы. Если бы Генри мог, то обязательно рассмеялся бы. Подумать только, они его приковали! Они что, идиоты? Как и куда ему бежать, когда он и с койки-то подняться не в силах?

Над ним склонился мужчина в белом, по-видимому, врач, перед глазами Генри все расплывалось, и он не мог прочитать надпись на картонном квадратике, прикрепленном к нагрудному карману халата.

– Как вы себя чувствуете? – спросил человек в белом.

– Как последнее дерьмо.

Человек в белом кивнул – понятно, мол.

– Кашляните.

– Иди ты к дьяволу!

– Послушай, парень, ты был на грани жизни и смерти. Мы едва тебя вытащили, но теперь выясняется, что тебе взбрело в голову заболеть пневмонией. Хочешь, чтобы все наши труды пошли насмарку, так что ли? – Врач укоризненно покачал головой. – Впрочем, дело, конечно, твое.

Доктор надколол ампулу и наполнил шприц какой-то прозрачной жидкостью, которую затем выпустил в одну из пластиковых трубок. После этого он черканул в карточке Генри несколько слов и вышел из палаты. Когда он вышел, Генри наконец откашлялся.

Признаться, Генри поначалу ни черта не мог вспомнить. Не знал, с какой стати он вдруг оказался в этой белой палате и что с ним случилось. Со временем, однако, память стала к нему возвращаться.

На него навалились. Сразу человек шесть или даже восемь. Навалились и придавили к капоту машины, распяв его, как лабораторную лягушку. Генри ухмыльнулся. Он ведь не меньше минуты морочил им голову по поводу того, кто он такой и почему оказался на стоянке. Ссылался на ревнивую жену, изображал похотливого отца семейства, заехавшего в злачное место, чтобы снять проститутку. Это он хорошо придумал – ничего не скажешь.

Плохо было другое – то, что он оставил трупы в машине. И зачем, спрашивается? Все равно женщина успела уже остыть. Генри с содроганием вспомнил, как пытался трахнуть ее труп. Вот ужас-то! Теперь в него наверняка проник яд разложения.

Нужно было выбросить их где-нибудь у обочины – и все дела. Если бы полицейские не нашли в машине трупы, он вполне мог выпутаться из этой переделки, а вместо этого пришлось стрелять себе в грудь.

Выстрел, впрочем, был случайным. Среди всех этих воплей, ругани, непрерывно сыпавшихся на него ударов он и сам не заметил, как нажал на спуск. Осознание случившегося пришло минутой позже, когда его мозг уже начало заволакивать черной пеленой. Тогда – делать нечего – пришлось сдаваться. Но это ерунда. Когда он выздоровеет и выберется отсюда, он им еще покажет. Иначе и быть не может, потому что он прирожденный победитель.

Главное, остаться в живых и подняться с этой проклятой больничной койки. У него полно всяких незаконченных дел, так что умирать ему еще рано.

В палату заглянули три сестрички-практикантки. Генри прикинул – каждой из них можно было дать не больше восемнадцати. Они смотрели на него такими глазами, будто он был каким-то уродцем из циркового шоу.

– А на вид вполне нормальный человек, – пролепетала одна из девушек.

Другая покачала головой:

– Нет, это не так. Ты только в его глаза посмотри!

– Эй, девчонки, тащите-ка сюда свои пиписьки. Сейчас я вам кое-что покажу…

Девушки с визгом убежали.

Генри лежал на кровати, смотрел в потолок и ухмылялся. Хорошо он их отбрил. По крайней мере не будут больше сюда соваться.

Неожиданно в палату вошел полицейский.

– Хочешь, чтобы твой поганый рот залепили скотчем? Не хочешь – тогда не разевай свою пасть.

Генри с большим удовольствием сообщил бы этому парню, какое место ему следует себе залепить, если у него вдруг образовался излишек скотча, но сдержался. Вместо того чтобы ругаться с полицией, лучше спать, набираться сил. Сон приближал время выздоровления, а стало быть, освобождения.

Генри промолчал и закрыл глаза.

– Мешок с дерьмом, – позвучало у него над ухом, потом послышались удаляющиеся шаги. Охранник вышел из палаты.

Временами, прежде чем провалиться в сон, Генри лежал с закрытыми глазами и предавался размышлениям.

Это она, Мэгги, подставила его: тут не могло быть никаких сомнений. А он, поверив ей, сглупил, и основательно. Ни в коем случае не следовало звонить ей снова. Надо было просто убить их обоих в ту ночь, когда он топтался под окном их гостиной.

Генри снова ухмыльнулся. Что ж, это ему урок на будущее. Нельзя давать волю чувствам – никаким, даже любви и ярости. Надо хладнокровно продумывать все до мелочей. Ничего, день его триумфа еще настанет. Теперь, когда он абсолютно точно знает, что представляет собой эта женщина, чувства должны уступить место холодному расчету. Расчету и терпению. Он будет ждать. Пусть долго – ровно столько, сколько понадобится.

Пройдут дни, недели, и из его хаотичных мыслей вызреет план мести. И если человек продумал все до деталей, он может добиться многого, очень многого.

– В следующий раз я поеду не с тобой, а за тобой.

Майк с удивлением посмотрел на жену:

– Почему?

– Потому что иначе я умру от жажды, прежде чем мы доберемся до Калифорнии.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Что готова дать тебе десять долларов, только бы ты остановился у ближайшей закусочной.

– Я останавливался примерно…

Мэгги посмотрела на стрелки часов.

– Три часа назад – вот когда ты в последний раз останавливался! Никак не могу понять, куда ты так торопишься?

– А двадцатку дашь? – поинтересовался Майк, расплываясь в улыбке. – Теперь я понимаю, почему тебе требуется несколько дней, чтобы проехать каких-нибудь две сотни миль. Ты что, делаешь остановку каждые десять минут?

– Да, если моя душа желает. Сейчас, к примеру, мне хочется выпить кофе и немного перекусить, не считая того, что если я в ближайшее время не приму душ, сиденье подо мной сделается мокрым.

– Разумеется, мы остановимся, детка, если тебе так хочется. Я просто подумал…

Мэгги изобразила пальцем пистолетное дуло, приставила его Майку к виску и голосом кинематографического злодея произнесла:

– Хватит болтать, мистер. Если вы не хотите, чтобы эта пушка заговорила, остановитесь у первой же забегаловки!

Майк хмыкнул:

– Слушаюсь, мэм.

Через полчаса, когда Мэгги приняла в придорожном мотеле душ и они, перекусив, снова продолжили путь, она удовлетворенно откинулась на кожаную спинку сиденья и вздохнула.

– Ну как, лучше стало? – поинтересовался Майк.

– Значительно.

Высунув голову в окно, Мэгги смотрела на пролетавшие мимо легковушки и большегрузные автомобили и чему-то улыбалась. Поскольку долго молчать было не в ее правилах, вскоре она огорошила Майка следующим вопросом:

– Почему все эти парни так несутся? Может быть, их гонит вперед избыток половых гормонов – как ты думаешь?

– Что? – нахмурился Майк. Временами причудливый ход мыслей супруги ставил его в тупик.

Мэгги пожала плечами, провожая взглядом тяжелые грузовики, проносившиеся мимо на огромной скорости.

– Я заметила, что мужчины обычно заняты исключительно собственными удовольствиями. Если их лишить одной радости бытия, они мгновенно компенсируют ее чем-то другим. А вот мы, женщины, не такие. Но ничего, когда мы приедем к отцу, я свое возьму…

– Нам до твоего отца еще ехать и ехать, – охладил ее пыл Майк, а потом неожиданно предложил: – Слушай, уж если мы заговорили об удовольствиях, почему бы нам где-нибудь не остановиться?

– Остановиться? – Мэгги сделала круглые глаза и перешла на шепот. – Ты хочешь, чтобы мы остановили машину где-нибудь на обочине и…

– Ну почему же на обочине? Рено, к примеру, очень неплохой городишко. Мы могли бы снять в гостинице отличный номер с большой ванной, где можно поплескаться вдвоем, а вечером сходили бы на какое-нибудь шоу. К чему отказывать себе в удовольствиях или откладывать их на потом?

Мысль Мэгги понравилась.

– Но ведь отец ждет нас сегодня к вечеру?

– Перед тем как мы снова пустились в путь, детка, я позвонил твоему отцу и предупредил его, что мы немного задержимся.

– Так вот, значит, почему ты так спешил? Хотел побыстрее добраться до Рено? – догадалась Мэгги, заметив в глазах мужа особый блеск, говоривший о сжигавшем его желании.

– Ты имеешь что-нибудь против остановки в Рено?

– Ну почему же? – промолвила Мэгги тоном бывалой путешественницы. – Рено очень милый город и всегда мне нравился.

Комната была роскошной. В таких апартаментах Мэгги еще не приходилось останавливаться, хотя по работе она частенько переезжала с места на место. С другой стороны, она обычно путешествовала на средства телестудии, а там умели считать деньги, поэтому корреспонденты проводили ночи преимущественно в мотелях.

Кровать со всех сторон была окружена зеркалами – зеркала были даже на потолке. Впрочем, Мэгги не сомневалась, что спальня в пятизвездочном отеле будет роскошной, и ожидала увидеть нечто подобное. Сюрпризом для нее явилось другое – опоясывающая номер снаружи терраса, позволявшая в любой момент выходить на воздух и любоваться красивейшим в мире закатом.

Приятными открытиями для нее стали также персональный бар в гостиной, огромный, облицованный кафелем камин и гигантская ванна, просторнее которой ей еще не приходилось видеть. А создающих комфорт мелочей было просто не сосчитать: к ним можно было причислить такие изыски, как джакузи, отдельные душевые, подогретые полотенца, шелковые халаты с монограммой отеля на груди и многое, многое другое.

– Изумительно! – воскликнула она, оглядывая великолепие застеленного пушистым белым ковром номера. – В таких местах молодожены из высшего общества проводят медовый месяц?

Майк, не спуская с нее глаз, кивнул.

– Как хорошо, что мы не встретились и не поженились десять лет назад!

– Это почему же?

– Потому что десять лет назад я ничего бы этого не оценила.

– Возможно, но через десять лет мы могли бы снова приехать сюда, чтобы провести здесь второй медовый месяц.

Мэгги залилась счастливым смехом.

– Я люблю тебя.

– Между прочим, я подсчитываю, сколько раз ты сказала мне эти слова.

– Намекаешь, что хотел бы слышать их почаще?

Майк с готовностью кивнул.

– А тебе не наскучит?

Вместо ответа Майк одарил ее пламенным взглядом и начал раздеваться.

– Может быть, выпьем сначала по бокалу вина?

– Неплохая идея. Но почему ты спросила об этом сейчас?

– Потому что ты уже начал раздеваться.

– Правда? А я и не заметил.

– Думаю, если бы разделась я, ты бы заметил.

– Вряд ли.

– Не верю.

Между тем Майк натянул на себя один из лежавших на постели шелковых халатов и, не завязывая его, направился к бару.

– Не веришь? – повторил он, не оборачиваясь. – Попробуй снять одежду, и ты убедишься, что я не солгал. – Открыв стеклянную дверцу бара, он спросил: – Что будешь пить?

– И ты даже не попытаешься меня соблазнить? – обиженно протянула Мэгги.

– У меня этого и в мыслях нет, – заверил Майк, хотя его глаза стали уже совсем темными, даже черными, как угольки.

– Налей мне белого вина, – попросила Мэгги, задергивая шторы.

– Зачем ты это делаешь? Нас здесь никто не увидит.

– А пилоты?

Майк расхохотался и начал разливать напитки. Делал он это очень медленно, поскольку больше следил за тем, как облачалась в свой шелковый халат Мэгги. Она тоже не стала завязывать пояс и направилась к Майку в оправе развевающегося шелка, который больше открывал, чем скрывал.

Взяв у него бокал с вином, она уселась на высокий стул у бара и принялась потягивать холодную терпкую жидкость, не сводя с него глаз.

Майк провел рукой по отворотам ее халата и накрыл ладонью одну грудь.

– Надеюсь, ты не станешь меня соблазнять?

– Ты ведь только что утверждал, что ничего не замечаешь.

– Ничего – это слишком сильно сказано.

– То есть в некоторых случаях твоя выдержка дает сбои?

Майк рассмеялся:

– Выдержка у меня что надо. Если я спрячусь от тебя за стенкой, она меня не подведет.

– Ты что же, так и будешь всю ночь стоять? – поинтересовалась Мэгги.

Майк подошел к ней и распахнул халат.

– Видишь, в чем загвоздка? Я бы, конечно, проявил выдержку и был бы холоден как лед, только вот он мешает. Ведет себя, понимаешь, как ему вздумается. Иногда мне кажется, что он обладает собственным разумом и зрением.

Мэгги устремила взгляд на некий предмет, на своеволие которого ссылался Майк.

– Ты называешь его «он»?

– Если бы кто-то назвал его «она», я бы очень удивился.

– Интересно, о чем он сейчас думает?

– А то, о чем думаю я, тебя уже не интересует? Давай не будем его пока ни о чем спрашивать. Знаю я, чем эти интервью заканчиваются.

Мэгги ухмыльнулась:

– Хорошо. Чего бы в таком случае хотел ты?

– Может, нам окунуться?

– Точно, я совсем забыла, что в нашем номере есть еще и бассейн.

Они пошли в комнату с бассейном, зажгли свет и, скинув халаты, бросились в воду.

– И тебя это зрелище нисколько не взволновало?

– Понимаешь, детка, когда видишь такое количество трясущихся грудей, это поначалу вызывает некоторый интерес, но потом к этому просто-напросто привыкаешь.

– Стало быть, когда часто смотришь стриптиз, женщина перестает быть загадкой?

Майк ухмыльнулся и, открыв дверь, пропустил жену в спальню.

– Если бы в стриптиз-шоу принимала участие ты, клянусь, я бы глаз с тебя не сводил.

– Ты бы хотел, чтобы я выступала в стриптиз-шоу?

– Нет, но отчего бы не посмотреть семейный стриптиз – так сказать, домашний?

– Забудь об этом! Я сейчас такая пьяная, что если начну танцевать, то или разобью здесь что-нибудь, или упаду и разобьюсь сама!

Мэгги скинула туфли и с размаху бросилась на необъятную постель. Майк взял ее лицо в ладони и наклонился к ней.

– Ты счастлива?

Мэгги кивнула:

– Больше, чем могла себе представить.

– Знаешь, о чем я подумал?.. Так странно получается… Выходит, если бы не Генри Коллинз, мы бы с тобой никогда не встретились?

– Хочешь сказать, что мы у него в долгу?

Майк помрачнел.

– Да, мы ему кое-что задолжали. Надеюсь, что в ближайшее время суд заплатит ему по нашим счетам сполна…

– Майк, ты веришь в судьбу?

– Думаешь, мы встретились бы в любом случае?

– Мы никогда этого не узнаем.

– Ну и пусть. Главное, мы все-таки встретились, а при каких обстоятельствах – не столь уж и важно.

Генри провел в постели две недели и понял, что с него хватит. Целых четырнадцать дней он созерцал только стены больничной палаты, да еще врачей и сестер. Хотя эти люди пичкали его всевозможными лекарствами и даже ухаживали за ним, Генри знал, что им по большому счету наплевать, выживет он или сдохнет. Какой нормальный человек в состоянии вынести такое к себе отношение?

Больше всех Генри досаждала одна мегера, которая помогала ему справлять естественные надобности. Уж кого-кого, а эту ведьму он бы предпочел видеть не в своей палате, а в могиле.

Как-то раз, когда она забирала у него судно, он попросил ее освободить ему хотя бы одну руку.

– Что вам стоит? – убеждал ее Генри. – Я же все равно никуда не убегу.

– Не положено, – отвечала она.

– Послушайте, леди, мне, черт возьми, нужна хотя бы одна свободная рука.

– Зачем это? Все, что нужно, я делаю за вас.

– Мне нужно спустить, сбросить напряжение в члене, понятно?

Мегера наградила его тяжелым взглядом.

– Зря просите. Все равно останетесь в наручниках. И не пытайтесь меня шокировать. Я еще и не такие речи слышала.

– Речи вы, может, и слышали, но, судя по вашей физиономии, никогда в жизни сексом не занимались.

Мегера промолчала и вышла из палаты, а Генри вздохнул.

Самое обидное, что он вовсе не хотел шокировать эту ведьму. Более того, он сказал ей правду. Самый длительный период воздержания в его жизни продолжался несколько дней, а с момента его ареста прошло уже больше двух недель. По этой причине член стоял у него чуть ли не круглые сутки, и он ничего не мог с этим поделать.

Помимо того, он не мог еще и чесаться, а тело у него зудело невероятно. В жизни ему так не хотелось почесаться, как в этой треклятой больнице. Нескончаемый зуд тоже превратился для него в своего рода пытку.

Генри терся о подушку носом, пытаясь облегчить зуд хотя бы в этом месте, и вынашивал планы мщения. Когда он освободится – а в том, что он вырвется на свободу, сомнений у него не было, – то обязательно вернется в госпиталь, разыщет эту мегеру и прикончит ее.

При мысли о том, как он будет строгать эту ведьму на кусочки, Генри ощутил сладостную дрожь во всем теле.