Текст книги "В эпицентре бури (ЛП)"

Автор книги: Патрик Кордингли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 17 страниц)

Была еще одна, последняя возможность попытаться помешать нам перейти из морской пехоты в армию США. 27 ноября меня посетил генерал Уилкс. Он и генерал де ла Бильер пришли ко мне вместе. В палатке для брифингов мы втроем уселись за стол, на котором была разложена большая карта Персидского залива. Генерал де ла Бильер объяснил, что, по его мнению, команда генерала Шварцкопфа по планированию операции по освобождению Кувейта посоветует предпринять. Затем он обрисовал в общих чертах наш возможный шаг.

– План состоит в том, что вы останетесь в морской пехоте до тех пор, пока не будет укомплектована 1-я дивизия, что должно произойти примерно к Новому году, – сказал он. – К тому времени, я надеюсь, вы будете переведены под командование VII корпуса США, который будет полностью укомплектован на театре военных действий. Детали наступления на Кувейт еще не проработаны, но, по сути, VII и XVIII корпуса двинутся на запад мимо Хафир-эль-Батина и атакуют Кувейт через Ирак. Морская пехота США и силы арабской коалиции в качестве отвлекающего маневра останутся там, где они есть, и атакуют севернее, непосредственно в Кувейте. Вы, уверен, согласитесь с тем, что лучше всего, если мы будем участвовать в главном наступлении, а не просто будем отвлекать внимание?

Я полагаю, он ожидал утвердительного ответа.

– Откровенно говоря, генерал, вы знаете, что я с вами не согласен, – сказал я.

Генерал Уилкс выглядел удивленным.

– Я думаю, не будет преувеличением сказать, что я считаю это кошмарным сценарием.

– Я думаю, вам следует это объяснить, – сказал генерал Уилкс.

– Во-первых, и это самое главное, переброска бригады, не говоря уже о новой и неподготовленной дивизии, на расстояния, о которых вы говорите, является сложной с точки зрения материально-технического обеспечения. В настоящее время мы потребляем около миллиона литров воды в день, и наши потребности в топливе увеличивают нагрузку на цепочку поставок. Сроки выполнения работ по ремонту основных узлов в Германии или Англии, таких как двигатели, уже имеют решающее значение. И все это при том, что мы находимся всего в восьмидесяти милях от порта.

– Если мы соберемся с силами и двинемся на несколько сотен миль вглубь страны, как вы предлагаете, – сказал я, – как вы предполагаете пополнить наши запасы, когда мы доберемся туда? Не говоря уже о том, когда мы отправимся в Ирак.

Очевидно, это было не то, что они хотели услышать, но я был полон решимости высказать свое мнение. Я знал, что, как только Руперт Смит окажется на месте, ко мне больше не будут обращаться за советом, и я также знаю, что генерал де ла Бильер проинформировал Руперта Смита о плане, и они согласились с ним. Это был мой последний шанс высказать свои опасения.

– Во-вторых, – продолжил я, – как вы думаете, справимся ли мы с этим? Может ли 1-я дивизия, созданная на пустом месте и никогда не готовившаяся действовать как дивизия, эффективно действовать в составе корпуса США, с которым мы никогда не применяли тот вид маневренной войны, который, как я полагаю, планируется? Если мы останемся с морскими пехотинцами, при условии, что мы сможем сражаться как дивизия, их сражение в тактическом плане будет намного проще, хотя я допускаю, что как вы, вероятно, считаете, будет потенциально более опасным. Также возникает вопрос лояльности. Мы уже некоторое время тренируемся с морскими пехотинцами. Мы знаем, как они работают, как они мыслят, мы понимаем друг друга. Мы нужны им, и мне не нравится идея бросить их сейчас.

Я знал, что, вероятно, мне следовало просто согласиться, но я должен был сказать то, что чувствовал. Затем я добавил смягчающее средство:

– Если план будет реализован так, как вы изложили, генерал, то я обещаю вам, что 7-я бригада, самое обученное и оснащенное подразделение в армии, сделает все, что нам прикажут, в меру своих возможностей.

Последовало короткое молчание, которое нарушил генерал де ла Бильер.

– Спасибо вам за это, Патрик. Я слышал, что вы сказали, и, признаюсь, был несколько удивлен вашими комментариями об уровне подготовки, но это так.

Больше обсуждать эту тему было нечего. Если бы я знал, насколько будут усилены наши службы материально-технического обеспечения, думаю, я бы промолчал. Я знал, что 7-я бригада способна действовать на больших расстояниях, и верил, что командир VII корпуса США так же уверен в своих войсках.

Я стремился привлечь внимание к средствам массовой информации в этом разговоре. На следующий день нас должны были на два дня посетить британские военные корреспонденты. Я надеялся обсудить с этими корреспондентами то, что мы назвали скандальными репортажами, а также поддержку со стороны британской общественности, подобную той, которую я наблюдал во время своего визита в 24-ю механизированную пехотную дивизию.

Газеты писали о пустяках; тонкое равновесие между международной ситуацией и характером войны, которая казалась неизбежной, отошло на второй план. Одна статья, которая особенно разозлила нас, была опубликована в "Таймс". Пригласив всех доступных корреспондентов за несколько недель до этого проследить за чрезвычайно реалистичным ходом сражения, мы привлекли внимание большинства национальных газет. Однако у "Таймс" был скандальный оттенок. Их репортер, беседуя впоследствии с солдатами, выяснил, что один сержант в Стаффордсе уже несколько недель не получал вестей от своей жены. Этой проблеме была посвящена целая колонка, в которой говорилось о том, что у нас явно плохая логистика. Расследовав этот вопрос, мы обнаружили, что жена, о которой идет речь, не писала своему мужу больше месяца!

– Честно говоря, Патрик, – начал Майк Уилкс, – я думаю, что ты слишком щепетилен. Конечно, общественность поддерживает тебя. Если ты останешься здесь, ты не сможешь правильно оценить освещение событий. Не забывай, что дома происходит нечто большее, чем просто в Персидском заливе. У нас все еще нет премьер-министра. У людей есть другие поводы для беспокойства.

– Вы обеспокоены визитом военных корреспондентов? – спросил генерал де ла Бильер.

– Нет, не совсем, – ответил я. – Но завтра прибудет дюжина специалистов с Флит-стрит, которые будут два дня осматривать окрестности, и я хотел бы обсудить нашу точку зрения на репортаж. Также, по мере приближения Рождества, представляется хорошей возможностью упомянуть о елках и чулках, которые раздаются у соседей.

– Ну, я не уверен, что это вполне в наших правилах, – заметил генерал Майк Уилкс.

И тут я был вынужден с ним согласиться.

На следующий день, наблюдая, как приземляется вертолет с корреспондентами, я вспомнил вчерашний обмен мнениями. Генерал де ла Бильер выглядел задумчивым, и я почувствовал, что он разочарован во мне. Но я знал, что у него было две причины, по которым он хотел увести нас подальше от морской пехоты. Он думал, что мы понесем неоправданно большие потери, атакуя вместе с ними прямо в Кувейте, и рассматривал это как отвлекающий удар, а для британской армии он хотел только самого лучшего.

С нашей точки зрения, мы рассматривали морскую пехоту как высококвалифицированную, в высшей степени профессиональную организацию, которая может внешне казаться излишне мачистской, но на самом деле лучше, чем кто-либо другой, знает истинную ценность человеческой жизни. У них не было возможности понести на одного человека больше потерь, чем это было необходимо.

А что касается того, что их атака была инсценировкой и отвлекающим маневром, то мы не были уверены. Кто собирался добраться до Эль-Кувейта первым? И где наши политики на самом деле хотели увидеть британский флаг? Летящий на башне танка, проезжающий по освобожденному Кувейту под бурные возгласы благодарных жителей, или посреди иракской пустыни, окруженный километрами чистого песка? Что благодарные кувейтцы запомнили бы дольше?

Однако мне пришлось оставить все это в прошлом. В то время я информировал СМИ о текущем состоянии 7-й бригады; будущее меня не касалось.

Мой брифинг был первой частью двухдневного визита и длился тридцать минут.

– Итак, – сказал я в конце двум дюжинам или около того журналистов, сидевших передо мной, – прежде чем я передам вас своему начальнику штаба майору Юэну Лаудону, чтобы он рассказал вам об остальной части визита, есть ли у вас какие-либо вопросы?

Сразу же появилось несколько, и Крис Секстон вмешался.

– Пожалуйста, по очереди. Я укажу на вас. Пожалуйста, назовите свое имя и организацию, которую вы представляете.

Все началось хорошо, с нескольких безобидных комментариев. Затем начались неприятности.

– Питер Алмонд, "Дэйли Телеграф". Не могли бы вы рассказать нам о своих будущих намерениях?

Единственное, о чем они все были проинформированы, это о том, что мы ни при каких обстоятельствах не собираемся обсуждать будущие намерения.

– Конечно, я не могу сказать вам, какие у нас планы, но я с удовольствием еще раз пройдусь по нашей программе тренировок и…

– Я не думаю, что нам нужно это повторять, – прервал другой.

– Вы должны быть в состоянии дать нам какое-то представление о том, что должно произойти. Нам сказали, что вы вскоре можете вторгнуться в Кувейт?

Эти расспросы продолжались еще некоторое время, но ни к чему не привели, поэтому в конце концов я перевел разговор на то, что меня беспокоит в репортажах.

– Я хотел бы упомянуть, если позволите, о роли газет в этом конфликте. Нам кажется, что телевизионные репортажи в целом очень помогли подготовить страну к войне. Они показывают нашу профессиональную подготовку и, как правило, концентрируются на серьезных комментариях. Я не думаю, что тоже самое можно сказать о газетах.

– Дэвид Фэрхолл, "Гвардиан", – сказал седовласый мужчина. – В таком случае, к каким потерям, по вашему мнению, должна быть готова британская общественность? В Министерстве обороны нам сказали, что потери будут незначительными.

В моей голове должен был прозвучать тревожный сигнал. Этого не произошло.

– Я очень рад этому, потому что считаю правильным, чтобы британская общественность знала, что война, подобная той, которую мы могли бы вести в Персидском заливе, приведет к большому количеству жертв. Немыслимо, чтобы, если бы две армии такого размера, которые стоят здесь лицом к лицу, вступили в войну, не было бы значительных потерь.

Внезапно все журналисты принялись яростно строчить в своих блокнотах.

Я продолжил:

– Теперь ясно, что большинство потерь понесет проигравшая сторона, и это будет Ирак. Наши потери будут незначительными, потому что мы лучше обучены и экипированы. Но как бы то ни было, при мощи современных систем вооружения передовые отряды понесут потери, и этого не избежать.

Сам того не желая, я оказался в центре политического минного поля. Они напали на след и охотились за мной.

– О каких цифрах идет речь?

На меня давили.

– Какой процент? Два? Десять? Двадцать?

– На самом деле это невозможно подсчитать, – неуверенно сказал я, чувствуя, к чему ведет этот вопрос.

– Мы планируем примерно до пятнадцати процентов, – вставил Юэн.

Минное поле только что взорвалось у меня перед носом.

– Пятнадцать процентов! – воскликнул кто-то сзади. – Это более тысячи пятисот человек только из вашей бригады.

Я бросил на Юэна взгляд, который говорил: "Спасибо, что пытаешься мне помочь, но больше ничего не говори". Я должен был внести ясность.

– Вы должны понимать, что это общая цифра, и большинство жертв понесут иракцы из-за нашей подавляющей огневой мощи. Не забывайте также, что чем больше у нас будет подкреплений, тем быстрее мы выиграем войну и тем меньше понесем потерь. И не забывайте, что у нас здесь огромная медицинская поддержка, примерно по одному медику на каждые шесть солдат. Так что смотрите на это в перспективе.

У меня было ощущение, что я выбрался с минного поля. Записи в блокнотах продолжались, но мои замечания, похоже, были учтены. Мы перехватили инициативу.

И пришло время остановиться и продолжить визит. Я встал, чтобы передать их Юэну.

– Прежде чем я уйду, я надеюсь, никто из вас не собирается заявлять, что бригадный генерал Кордингли говорит, что в Персидском заливе будет много жертв. Это никому не поможет. Что нам нужно сделать, так это разработать способ оповещения людей о том факте, что в случае войны произойдут неприятные вещи, и люди дома должны быть готовы к этому.

Я вышел из палатки. Крис Секстон последовал за мной.

– Черт возьми, это было мрачно, – сказал я Крису. – Как ты думаешь? У нас неприятности?

– Я так не думаю, бригадир, – сказал он таким тоном, который явно подразумевал обратное.

Глава 7. Четверг, 29 ноября – среда, 12 декабря 1990 года

– Эй, ты, должно быть, шутишь. Прочти мне это еще раз

– Это на первой странице сегодняшнего номера "Эвенинг стэндарт". "Предупреждение британского командующего о приведении сил Персидского залива в боевую готовность" и затем под этим крупным шрифтом, в кавычках: “Приготовьтесь к кровавой бане". Она написана неким парнем по имени Тим Барласс и продолжает: "Командир "Пустынных крыс" предупредил британскую общественность о том, что в случае начала войны с Ираком британская общественность должна готовиться к кровопролитию. Бригадный генерал Патрик Кордингли сказал…"

– Спасибо, Майк, – сказал я. – Я знаю, что сказал.

Я положил трубку. Мой брат только что подтвердил мои худшие опасения.

Полагаю, я должен был это предвидеть, потому что ранее в тот вечер я ужинал с виновниками моих неприятностей в отеле "Холидей Инн" в Аль-Джубайл. После нашей довольно сложной первой встречи накануне я старался не попадаться на глаза журналистам и предоставил Крису Секстону и сотрудникам по связям с общественностью вести их за собой. Однако я согласился поужинать с ними, неофициально, в конце их визита.

Мой день вдали от них был очень продуктивным. Я провел его с морскими пехотинцами, обсуждая планы на будущее, несмотря на то, что мы не собирались оставаться с ними надолго. Я был полон решимости сыграть как можно более активную роль и предложить как можно больше помощи, прежде чем мы отправимся в путь. Так что я был в расслабленном настроении, когда мы встретились сразу после шести, чтобы выпить (безалкогольные напитки) и поужинать.

Отношение журналистов теперь было совершенно другим. Агрессивные расспросы прекратились, и они стали более любезными и непринужденными. Это дало мне возможность поделиться своими мыслями о том, что, по нашему мнению, британская общественность может забыть о нас в преддверии Рождества. Но об одном они все-таки расспросили меня, почему в середине их визита бригада внезапно была поднята по тревоге. Причина заключалась в том, что на мгновение мы подумали, что был произведен запуск "Скада". Это оказалась ложная тревога, но, конечно, я не мог сказать им об этом; мы не хотели, чтобы Саддам Хусейн знал о способности союзников отслеживать каждый запуск его ракет.

– Я бы предположил, что это обычная вещь: либо были передвижения иракских войск, либо, возможно, где-то произошел необычный полет, – сказал я, отмахнувшись от этого, как будто это происходило постоянно. Я надеялся, что никто ничего не заподозрит. Репортер, сидевший рядом со мной, пробормотал что-то о том, что ему нужно в туалет, и вышел из-за стола. Только после того, как он отсутствовал около пяти минут, я понял, что он пошел позвонить в свою газету и передать им то, что я только что сказал.

Первые намеки на то, что что-то не так, я услышал сразу после того, как подали пудинг. Один из присутствующих протянул через стол:

– Боюсь, мы, возможно, не оказали вам никакой услуги, бригадир. Но я уверен, что все будет в порядке.

"Что за странное замечание", – подумал я, но отмахнулся от него. Только когда другой человек, прощаясь, сделал похожее замечание, я начал немного беспокоиться. Поэтому, когда Джеймс Майлз отвел меня в сторону, я уже начал опасаться.

– Возможно, у нас здесь небольшая проблема, бригадир, – сказал он.

– Да? – ответил я, не желая ничего раскрывать.

– Да, – сказал он и облизал зубы. – Начальник по связям с общественностью немного обеспокоен вашей версией о массовых потерях британцев. Это может вызвать небольшой переполох.

– Ну, это не то, что я сказал, так что, я думаю, нам не стоит слишком беспокоиться по этому поводу.

Так вот, к чему все это было. Надеюсь, Министерство обороны поймет, что к чему. Огромные британские потери возможны.

Но пока мы ехали обратно в лагерь № 4, слова Джеймса Майлза продолжали крутиться у меня в голове. Конечно, здесь не могло быть недоразумения. К сожалению, это иракцы должны были умереть, а не мы. Но война неприятна, и общественность должна быть готова к некоторым поворотам событий и неприятным сценам.

В половине двенадцатого, после того как я проспал около получаса, раздался резкий стук в дверь.

– Бригадир, – раздался голос снаружи. – Это дежурный, сэр. С вами срочно хочет поговорить Эр-Рияд.

Я потащился в кабинет и подключился к защищенному каналу связи с Эр-Риядом.

– Бригадный генерал Кордингли, – сказал я.

– Извините, что разбудил вас, сэр, это Ник Саутвуд.

Это привлекло мое, уже не такое сонное, внимание. Он был главой отдела общественной информации в Эр-Рияде.

– Боюсь, что некоторые ваши высказывания в прессе вызвали некоторый резонанс.

– Неужели? – спросил я. – Какие замечания и с кем у вас нелады?

– Ну, я подозреваю, что с госсекретарем. Нам нужно несколько слов объяснений от вас.

– Извините, – сказал я, понимая, что не расслышал ни единого его слова, – не могли бы вы повторить все это еще раз?

– Я сказал, что госсекретарь узнал о некоторых замечаниях, которые, как сообщается, вы сделали по поводу массовых потерь британцев, и не очень доволен этим. Честно говоря, вы, похоже, прямо противоречите официальной версии.

– Это нелепо, – отрезал я. – Я этого не говорил.

– Я уверен, что это так, но мы должны получить объяснение по поводу ваших замечаний, чтобы как можно скорее внести ясность в ситуацию.

– Ради всего святого, сейчас середина ночи, неужели это не может подождать до завтра?

– На самом деле, нет. Мы должны действовать быстро. Если мы будем слоняться без дела, это будет выглядеть так, будто мы пытаемся что-то скрыть.

– Я не могу сейчас дать вам ответ, я не знаю, что они сказали, что я сказал.

– Это от Ассоциации прессы…

Он зачитал мне то, что на самом деле звучало как довольно сбалансированный репортаж о моих комментариях. В нем не было ничего о массовых потерях британцев, а только мой комментарий о большом количестве жертв. Я был вполне доволен этим.

– Что же, кажется, все в порядке, – сказал я. – Я не вижу необходимости что-либо комментировать по этому поводу. Если я сейчас сделаю какое-то заявление, это только ухудшит ситуацию, а не улучшит ее. Оставьте это на сегодня, и мы разберемся с этим завтра.

– Но…

– Никаких "но", – отрезал я. – Завтра.

И я положил трубку. Я немного посидел у телефона, размышляя, что делать дальше. Мне нужно было знать, о чем сообщают в Британии. Я взглянул на часы на стене. Они были установлены по британскому времени. Они показывали без десяти девять. Если я сейчас позвоню в Германию, то смогу уговорить Мелиссу посмотреть девятичасовые новости вместо меня.

– Привет, папочка, как дела? – ответила Антония, моя старшая дочь.

– Привет, дорогая, – сказал я. – Не могу долго разговаривать. Ты можешь сделать кое-что очень важное?

Я объяснил так кратко, как только мог. Она сказала, что посмотрит новости. На циферблате часов промелькнули очень долгие полчаса. Я мог только сидеть в темноте и ждать. Это был неподходящий момент для размышлений. Подвел ли я кого-нибудь? Генерала Питера, бригаду, семьи, большинство из которых были в Германии вместе с Мелиссой.

– Нет, – сказал я вслух, ни к кому не обращаясь. Я знал, что сказал.

Пресса либо неправильно истолковала мои слова, либо, что более вероятно, исказила их, чтобы создать историю.

Я посмотрел на часы. В Лондоне было девять тридцать, а в Германии – десять тридцать. Я перезвонил Антонии.

– Я не понимаю, о чем ты беспокоишься, папочка, – сказала она бодрым голосом. – Там было что-то о жертвах, но ничего о том, что погибнет много людей.

– Ты совершенно уверена, не так ли?

– О да, я смотрела все это целиком. Хочешь, я посмотрю "Ай-Ти-Эн" для тебя?

– Да, если бы ты можешь. Присмотри за происходящим, хорошо, дорогая? У меня плохое предчувствие.

– Ты слишком много волнуешься. Кстати, почему у тебя на лице всегда сидит муха, когда у тебя берут интервью?

Я повесил трубку, чувствуя себя немного лучше.

На следующее утро меня ждало сообщение. "Свяжитесь с командующим в 10:00". Это дало мне время подготовиться. Я позвонил Марку Шелфорду и Питеру Макгигану в офис. К счастью, я принял меры предосторожности и записал встречу с корреспондентами для Министерства обороны. Мы сидели в тишине и слушали запись. Когда она наконец закончилась, я был уверен, что не было сказано ничего, что противоречило бы позиции Министерства обороны. Пресса подняла настоящую бурю.

Я спросил Марка и Питера, как они истолковали мои замечания, и они без тени сомнения согласились со мной. Итак, в десять часов я чувствовал себя довольно уверенно, когда позвонил по шифратору генералу де ла Бильеру.

– Патрик, ты, наверное, не представляешь, насколько неловким было это дело, – сказал он.

– Да, – ответил я.

Я не мог придумать, что еще сказать.

– Это чертовски глупое дело, и, откровенно говоря, Патрик, это свидетельствует о недальновидности с твоей стороны. Ты подставился. Ты должен подумать о тех, кто остался дома. Они говорят одно, а ты, полевой командир, очевидно, прямо противоречишь им.

– Ну, на самом деле… – попытался я прервать его.

– Могу вам сказать, – продолжал он, не обращая внимания на мои протесты, – мне стоило немалого труда убедить людей в том, что вас неправильно процитировали.

– Меня неправильно процитировали, или, скорее, вырвали из контекста, – сказал я.

– Я знаю это, и вы это знаете, и теперь, к счастью, об этом знает госсекретарь. Послушайте, забудьте об этом сейчас; вы знаете, что я вас поддерживаю. Я думаю, вы, возможно, были наивны. Но имейте в виду, Патрик, у вас репутация человека, который говорит что хочет. Убедитесь, что это в последний раз, пока вы здесь.

Пока все это продолжалось, возможно, меня можно было простить за то, что я чуть не пропустил одну очень важную новость. Организация Объединенных Наций приняла резолюцию 678. Если иракцы не уйдут из Кувейта к 15 января 1991 года, будут приняты все необходимые меры для их изгнания. В Персидском заливе мы все прекрасно понимали, что означают "все необходимые средства". По крайней мере, теперь у нас была дата начала войны.

Мне было трудно выбросить из головы СМИ, но, к счастью, я был избавлен от просмотра первых полос всех таблоидов, которые следовали примеру "Эвенинг Стэндарт". Я с некоторым опасением воспринял визит 1 декабря принца Халеда, командующего объединенного союзными войсками, на горные хребты Аль-Фадили. Генерал де ла Бильер добился своего, пригласив его посетить страну, и это, несомненно, вызвало интерес прессы.

Пресса была в полном составе, но я делал все возможное, чтобы не попадаться им на глаза.

– Несколько слов, бригадир, – сказал один репортер, пытаясь отвести меня в сторону.

– Послушайте, – сказал я, – вы здесь для того, чтобы освещать принца, а не меня, так что, пожалуйста, давайте просто сосредоточимся на главном событии.

Я встретил принца, который прилетел вместе с генералом де ла Бильером, и проводил их обоих к моему танку. Наш план состоял в том, чтобы проследить за ходом сражения на полигоне. Мой экипаж был хорошо проинструктирован; в подходящий момент принц, уже сидевший в кресле командира, отдавал танку приказ атаковать любые цели, которые он видел. Я инструктировал принца о том, что и когда говорить, но он сам отдавал команду на открытие огня.

– Бригадный генерал Кордингли, для меня большая честь быть сегодня с вами, – сказал он на безупречном, хотя и несколько официальном английском.

– Спасибо, генерал, – ответил я, – но это честь для нас.

– Скажи мне, – спросил он, когда мы шли по песку, – когда ты учился в Сандхерсте? Я имею в виду, в на каком курсе?

– Тридцать пятом, – спросил я, – который был сформирован в 1963 году.

– Тридцать пятый, – задумчиво ответил он. – Тогда мы не были там вместе. Я был на сорок втором.

Значит, он поступил туда в 1967 году.

– Сорок второй? Значит, Ваше продвижение по службе произошло быстрее, чем мое.

Он покатывался со смеху, когда мы тронулись в путь, он в командирском кресле, а я висел на кормовой части башни. Мы наблюдали, как шотландские гвардейские драгуны совершали впечатляющий боевой марш, преодолевая препятствия, стреляя по мишеням, вызывая артиллерию. Когда мы приблизились к концу полигона, я сказал принцу по внутренней связи:

– Теперь вы берете прицел, сэр.

Я быстро объяснил ему, что нужно говорить, прекрасно понимая, что экипаж сделает необходимый перевод. Однако принц очень хотел, чтобы все было правильно. Два выстрела были сделаны один за другим, и две цели были поражены.

Капрал Маккарти, наводчик, прицелился в следующую цель.

Все шло как-то слишком гладко.

– Огонь! – крикнул принц.

– Открываю огонь! – строго по уставу ответил капрал Маккарти и нажал на красный спусковой крючок, зажатый в левой руке. Вместо огненного шара, дыма и мощного взрыва была тишина.

Осечка. Инструкция, что при этом делать в мирное время, вполне понятна. У вас есть две попытки выстрелить. Если патрон по-прежнему не срабатывает, вы должны подождать тридцать минут, не двигая танк и не открывая затвор, а затем вынуть заряд из патронника. Это мера предосторожности на случай, если заряд подожжен и горит очень медленно. Я заглянул в башню. Руки Маккарти мелькали как в тумане, когда он проверял свои пусковые цепи, автоматические выключатели и показания компьютера. Капрал Шоу, заряжающий, так же яростно проверял затвор.

Все, казалось, было в порядке. Я бросил на него взгляд, полный отчаяния. Он пожал плечами.

– Отдайте приказ еще раз, сэр, – сказал он. – Я думаю, мы нашли проблему.

– Хорошо. Огонь.

Капрал Маккарти повторил упражнение еще раз.

– Открываю огонь! – крикнул он и нажал на спусковой крючок.

Раздался мощный взрыв, поднялось огромное облако дыма и пыли, танк отбросило назад, и снаряд вылетел из ствола абсолютно нормально. Облегчение было ощутимым.

После пробега на танке был неизбежный вызов прессы и сотни фотографий, которые нужно было сделать. Мне как никогда хотелось поскорее покончить с этим, потому что, как только принц уехал, у меня было что-то вроде отпуска.

Еще до истории с потерями я договорился с генералом де ла Бильером, что возьму отпуск на пару дней и отправлюсь в Бахрейн. На самом деле, в начале ноября он написал мне письмо, в котором дал совет по этому поводу:

"Как только вы пройдете предварительное обучение и освоитесь на своих новых должностях, у вас появится больше времени, чтобы осмотреться и подвести итоги. Я хочу еще раз подчеркнуть вам важность обеспечения того, чтобы ваши старшие командиры и вы сами, в частности, оставались свежими и готовыми к бою, когда и если настанет подходящий момент. Вы не должны стыдиться или испытывать угрызения совести, если видите возможность отвлечься от всего этого на два-три дня."

С того дня, как командир корпуса позвонил мне в Зольтау и сообщил, что мы отправляемся в Персидский залив, я работал семь дней в неделю без перерыва. Но, несмотря на это, я не без чувства вины отправился в четырехчасовую поездку на юг на "лендкрузере" с Марком и капралом Даем. Это было путешествие, которое мало чем можно было рекомендовать: миля за милей тянулись песчаные холмы и нефтяные месторождения. Утомительное однообразие нарушали только частые блок-посты на дорогах Саудовской Аравии.

В какой-то момент, приближаясь к Дамману, мы проехали место первого нефтяного фонтана в Саудовской Аравии, нефтяную скважину № 7. Я смотрел на нее, когда мы проезжали мимо, и думал о правах человека и международном порядке. Но нефть в равной степени виновата в нашем присутствии. Не то чтобы в этом было что-то неправильное. Позволить Саддаму Хусейну контролировать западную нефть означало позволить ему приставить пистолет к нашим головам, что имело бы ужасные последствия для всех нас, включая страны третьего мира.

И вот мы подъехали к контрольно-пропускному пункту. Бахрейн – островное государство на побережье Саудовской Аравии. Эти два государства соединены мостом длиной в четырнадцать миль, с военными контрольно-пропускными пунктами на обоих концах. После долгих проверок паспортов и выборочных проверок нам разрешили пересечь границу.

Бахрейн был более зеленым, чем Саудовская Аравия. Повсюду росли пальмы и финиковые деревья, пышные и зеленые. Но архитектура была во многом похожа на Эр-Рияд – роскошная, современная и впечатляющая. Мы направились в наш отель "Дипломат", пятизвездочный комплекс на берегу моря.

И снова на нас обрушилась волна кондиционированного воздуха, когда вы проходили через чрезмерно вычурные двери и входили в вестибюль, отделанный мрамором и позолотой. Как и в Эр-Рияде, в вестибюле было многолюдно. Традиционно одетые арабские мужчины в длинных белых одеждах и элегантных готрах смешивались с западными жителями в деловых костюмах.

Однако больше всего выделялись военнослужащие Королевских ВВС. Некоторые из них были одеты в тропическую форму – бледно-голубые рубашки с синими знаками различия на погонах и вышитыми крылышками спереди. Но больше всего нас раздражали те, кто был в штатском. Одетые в футболки, шорты и шлепанцы, они выглядели очень неуместно.

– И эти ублюдки получают двенадцать фунтов в день за то, что живут здесь как в трущобах, – пробормотал капрал Дай.

В интересах межведомственных отношений я ничего не сказал, но он был прав. Почти все наши двенадцать тысяч солдат жили в пустыне и не получали ни пенни дополнительного содержания. Королевские ВВС разместили своих пилотов и наземный персонал практически в каждом четырех– или пятизвездочном отеле на Ближнем Востоке, а также получили дополнительные надбавки. Это было источником постоянного раздражения солдат. В глубине души я был рад, что пилоты хорошо высыпались, но теперь, когда я увидел реальность, меня поразило, что наземной команде не выдали брюки и приличные рубашки. Их дискомфорт был слишком очевиден и я им немного посочувствовал.

Мой номер, или, скорее, апартаменты, выглядели так, как я, вероятно, больше никогда не увижу. Там была огромная гостиная, обставленная роскошными глубокими диванами и креслами. За ней находилась столовая, где двенадцать стульев в стиле арабского рококо были расставлены вокруг массивного стола французской полировки. Затем вы попадали в главную спальню, размером примерно с первый этаж нашего лондонского дома. Одну стену занимала огромная кровать с балдахином. За ней располагалась гардеробная, а за ней – огромная ванная комната, отделанная мрамором и позолотой, которая больше походила на вестибюль.