Текст книги "В эпицентре бури (ЛП)"

Автор книги: Патрик Кордингли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 17 страниц)

Мы провели все традиционные предрождественские мероприятия. Были и показательные выступления, особенно запомнилось смешное шоу, подготовленное 33-м полевым госпиталем, на котором я побывал дважды, несмотря на то, что трижды промок до нитки, был поцелован неприятного вида мужчиной и побрит квартетом парикмахеров. На второй вечер я пригласил Майка Майетта, не в последнюю очередь для того, чтобы отвлечь внимание. Был проведен конкурс рождественских тортов, в котором тот, который я выбрал победителем, занял лишь второе место, и были рождественские службы. Одной из самых трогательных была специальная хвалебная песня, транслировавшаяся одновременно из Бахрейна, Фаллингбостеля и Олдершота. Около двухсот восьмидесяти наших солдат отправились в Бахрейн. Би-би-си установила огромный телевизионный экран, чтобы они могли видеть своих жен и семьи в маленькой гарнизонной церкви в Фаллингбостеле, Германия. Для некоторых это было слишком трогательно.

В канун Рождества и после наступления темноты мы провели в штаб-квартире собственную рождественскую службу. Мы пели знакомые мелодии и рождественские гимны под прекрасным ясным небом. Звезды мерцали, и мы купались в прозрачном лунном свете. Мы были не так уж далеко от Вифлеема, и уж точно ближе, чем я когда-либо надеялся побывать. Невольно вспоминаешь обо всем, что было и что еще предстояло. Было ясно, что мы отправимся на войну, и до Нового года оставалось не так уж много времени. Правдой было и то, что в окопах нет атеистов.

После службы мы собрались в палатке-камбузе, где у нас были установлены телевизор и видеомагнитофон. Мы сели и посмотрели видеозапись рождественского представления начальной школы Зольтау.

– О, смотрите, это Джейми.

– А вот и Сара.

– Это наша Анна.

Хор гордых отцов, раздавшийся со всех концов палатки, вызвал бурю эмоций. К счастью, качество фильма было ужасающим. Если бы все было хоть немного лучше, я не думаю, что многие из нас смогли бы это пережить.

В полночь я совершил небольшую экскурсию по штабу, чтобы поздравить дежурных с Рождеством. Кормовая часть каждой машины была увешана открытками и мишурой. Я подписал сообщение для отправки в штаб дивизии: "7-я бронетанковая бригада хотела бы воспользоваться этой возможностью, чтобы пожелать всем военнослужащим 1-й бронетанковой дивизии счастливого и безопасного Рождества. Приятно, что вы рядом".

Рождество началось рано. Офицеры, прапорщики и сержанты собрались в столовой на завтрак, а затем разбудили солдат традиционным "салютом" – обычно это был чай с ромом. В этом году, поскольку мы были в Саудовской Аравии, где не было алкоголя, это был салют, к сожалению, без рома. После отбоя офицеры бригады в течение следующих двадцати четырех часов несли караульную службу, настраивали рации и выжигали уборные, чтобы дать солдатам заслуженный отдых.

У меня был час свободного времени, прежде чем я должен был отбросить свои личные мысли и предстать перед обществом. За два дня до этого умер мой отчим, и я глубоко сочувствовал своей матери, оставшейся в одиночестве после долгих лет счастливого брака. Открывая подарки из дома, я подумал о семье в Зольтау, да и вообще обо всех семьях в Германии, оставшихся без мужей. Несколькими днями ранее я получил письмо от Мелиссы, в котором она рассказывала мне, как они справляются:

"Кажется, важно иметь цели, и Рождество стало одной из них. В преддверии праздника было организовано несколько потрясающих вечеринок. На удивление большое количество жен остаются здесь, во многом благодаря любезности Министерства обороны. Они предоставили каждой жене по два бесплатных авиабилета в Англию и обратно, чтобы они могли воспользоваться ими по своему усмотрению; многие воспользовались ими, чтобы привезти своих родителей в Германию.

Отрадно видеть так много мам и пап в лагере, где обычно так тихо. Девочки и их родители замечательные, и я знаю, что они сделают Рождество настолько счастливым, насколько это возможно в сложившихся обстоятельствах.

Однако втайне я беспокоюсь по поводу января, который и в лучшие времена может обернуться разочарованием, не говоря уже о неминуемом начале войны."

Все это заставило меня пожалеть, что я не в другом месте. Однако пресса снимала прибытие Деда Мороза в мою штаб-квартиру. Конечно, я должен был встретить его в праздничном настроении, подобающем для камер.

Были моменты, особенно после истории с потерями, когда я действительно мог обойтись без прессы, и это был один из них. Рождество – самое личное событие, тем более, если ты находишься вдали от своей семьи. Я не хотел делиться этим моментом с прессой, но у меня не было выбора. Вытирая с губ остатки марципанового мишки в сахарной глазури, я вышел из своей палатки как раз в тот момент, когда они появились.

– Привет, ребята, с Рождеством. Очень рад вас видеть, – солгал я.

Дед Мороз пришел и ушел. Пресса получила свои фотографии, а я посылку. Дед Мороз раздавал посылки, собранные Британским легионом и "Дэйли Телеграф". В моей было много полезных вещей, в том числе фонарик, немного талька и ваучер, который я мог обменять на пинту пива, когда вернусь в Англию. Каждому бойцу бригады было по посылке.

Остаток дня я провел с солдатами. Я пытался побывать в каждом подразделении, но это было невозможно. Я обедал с гвардейскими шотландскими драгунами. Меня поразило, как Корпус питания армии умудрился раздобыть такую еду, но они приготовили традиционный рождественский обед с индейкой, рождественским пудингом и всем прочим. Я не слишком внимательно изучал состав крема с бренди, но шеф-повар заверил меня, что оно приготовлено из безалкогольного бренди, что бы это ни было. Полк был в прекрасной форме. Если бы мне пришлось жить отдельно от своей семьи, вряд ли можно было бы найти лучшее место, чтобы провести это время, чем в полку гвардейских шотландских драгун. Дух товарищества был заразителен.

Я вернулся в штаб-квартиру на дневную церковную службу и представление. В течение нескольких недель в разное время собирались небольшие группы, и я слышал, как они репетировали или лихорадочно пытались придумать новые шутки. Это было замечательное шоу.

Тренировки возобновились 26 декабря. Руперт Смит организовал серию из шести штабных учений на картах, чтобы отработать процедуры и доктрину, чтобы помочь всем нам понять, как, по его мнению, мы должны вести войну. Это был первый раз, когда у нас была возможность поработать бок о бок с 4-й бригадой. После завершения первых учений они были готовы провести учения на уровне бригады. Мы не были в этом уверены. Учения действительно имеют свое место, и наши боевые группы отточили их до совершенства. Это дало им возможность очень быстро приступить к действиям, будучи уверенными в том, что все остальные будут действовать таким же образом, с минимальным вмешательством со стороны штаба бригады. Но мы не решались проводить учения на уровне бригады. Там требовалась не последовательность заранее определенных действий, а гибкость и уверенность, чтобы иметь возможность быстро адаптироваться к любым обстоятельствам.

Я воспользовался перерывом в этих учениях, чтобы навестить Хэмиша Макдональда и эскадрон "А" гвардейских драгун полка Королевы, нашего разведывательного подразделения. С момента нашего прибытия, они тренировались вместе с разведбатальоном морской пехоты в районе, расположенном далеко на севере, под названием Манифа-Бей. С прибытием дивизии мы вскоре должны были их потерять, так как они должны были перейти под командование 16/5-го уланского полка.

Хэмиш рассказал мне замечательную историю о Кейт Ади и ее попытке снять фильм о его солдатах как раз перед Рождеством. Она слышала, что, будучи валлийцами, его эскадрон славился как певцы, и, очевидно, подумала, что это могло бы стать хорошим материалом для рождественской службы. Она хотела, чтобы они сидели у костра и пели "Тихую ночь". Мое разрешение было получено, и была назначена дата съемок.

Хэмиш замолчал.

– Вы помните, что приказали мне дать эскадрону двухдневный перерыв?

– Да, вы слишком усердно работали с ними, хотя, я признаю, результаты, которых вы добивались, были превосходными.

– Это верно, бригадир, но именно вы чуть не стали причиной катастрофы, – продолжил он. – Во время перерыва мы решили устроить барбекю.

Я был заинтригован тем, как разворачивалась история. За несколько дней до барбекю Хэмиш проводил обычную проверку со своим сержант-майором, когда заметил кучу каких-то банок и трубок. Ему сказали, что их уберут.

Он больше не обращал на это внимания. Наступил день вечеринки, и примерно к трем часам дня все шло на редкость хорошо. Полчаса спустя улыбка исчезла с лица Хэмиша, когда к нему подошел сержант-майор и признался, что возникла проблема. Эти банки использовались в качестве самогонного аппарата для вечеринки.

– Сержант-майор, я готов закрыть на это глаза сейчас, но никогда больше.

– На самом деле проблема не в этом, сэр. Сегодня вечером Кейт Эди приедет снимать, как мальчики поют ‘Тихую ночь", и я не думаю, что они смогут это сделать.

Подали черный кофе, но еще через полчаса стало ясно, что он не даст желаемого эффекта. Тогда был разработан план. В палатку Хэмиша был вызван самый молодой и недавно поступивший на службу младший лейтенант. Ему было приказано встретить мисс Эди и ее команду и проводить их обратно. Ему дали координаты места встречи.

В пустыне молодой офицер сидел в пункте с координатами 864952[6]6
  В данном случае используется координатная сетка MGRS, с точностью до 100 м. Прим. перев.


[Закрыть] и ждал. Он все ждал и ждал. Через два часа после назначенного времени встречи он сдался.

Все это время Кейт Ади и ее команда сидели в пункте с координатами 846952. Два "Лендровера" находились на расстоянии мили друг от друга, но никогда не встретились. Би-би-си действительно получила запись, но несколькими днями позже.

Новый год мы встретили с чувством дурного предчувствия. Было почти очевидно, что всего через две недели у нас начнется война с Ираком. Но мы молились, чтобы кто-нибудь каким-то образом нашел формулу мира.

В это время также произошел первый несчастный случай со смертельным исходом в 7-й танковой бригаде. Капрал Болам из 7-го танково-транспортерного полка был раздавлен насмерть при погрузке БМП "Уорриор" на транспортер. Это было очень печальное событие в Новом году, которое оказало глубокое влияние на всю бригаду. Его смерть сформировала наши мысли о войне; никому не нравилась мысль о неизбежной гибели людей. Возможно, больше, чем что-либо другое, смерть капрала Болама продемонстрировала реальность сложившейся ситуации.

Работы над новым полигонным комплексом завершились только в Новом году. Это был огромный полигон, крупнейший полигон для боевых стрельб, который британская армия построила за пределами Саффилда в Канаде. Возник спор о том, как его назвать. Морские пехотинцы, которые помогали нам, хотели назвать это место полигоном Дьявольских псов, в честь своего неофициального прозвища. Мы выбрали менее воинственный полигон Драгун. Какой-то начинающий дипломат предложил назвать его и тем, и другим, и, таким образом, родился полигон Драгун Дьявольских псов (или D3[7]7
  Devil Dog Dragoon – прим. перев.


[Закрыть], как его стали называть). На нем мы могли бы разместить целую бригаду. Сто танков могли вести огонь одновременно, а артиллерия вела огонь поверх их голов. Но самое главное, мы могли вести огонь и маневрировать ночью, что в мирное время практически невозможно из-за ограничений безопасности.

Это должно было стать заключительной тренировкой с боевой стрельбой. Бригаду охватила железная решимость, каждая минута должна была быть использована по полной. После проблем с Аль-Фадили мы построили этот полигон недалеко от побережья, чтобы опасная зона простиралась до моря. Кроме того, в пустыне не было кустарника, так что нам не пришлось тратить полдня на погоню за верблюдами, и она не находилась на чьих-либо маршрутах полетов, так что мы могли стрелять, когда захотим. Это было жизненно важно, поскольку мы планировали провести самую реалистичную и опасную тренировку, которую когда-либо проводила бригада. И как только все закончится, учений больше не будет. В следующий раз, когда раздастся выстрел, это будет на войне.

Глава 9. Среда 2-го января – четверг 17-го января 1991 года

В нашей жизни наступило что-то вроде затишья, пока мы ждали начала стрельб на новом полигоне, и примерно в это время еда, казалось, приобрела непропорционально большое значение. Мы питались основными армейскими пайками, дополненными хлебом (мы позаботились о том, чтобы в боевом расписании бригады была полевая пекарня артиллерийского корпуса, которая могла производить 14 000 булочек или 2000 батонов в день), яйцами, ультрапастеризованным молоком и хлопьями. Время от времени нам доставляли свежие фрукты и еще реже – свежее мясо. Но по большей части речь шла о том, чтобы внести очень небольшие изменения в пайки. Суточный паек состоял из расфасованной в жестяные банки еды на одного, четырех или десять человек и предназначался для употребления в горячем или холодном виде.

Обычный дневной рацион начинался с завтрака, состоящего из консервированных сосисок или аппетитного розового мясного блюда под названием бекон-гриль с запеченной фасолью, которое запивалось армейским чаем. Обед всегда состоял из бутербродов с консервированным джемом или консервированным сыром (с надписью "плавленый сыр", но все знают его как "сыр с начинкой") и, возможно, плитки шоколада. И все это с большим количеством чая.

Основным блюдом была либо курица, либо говядина в каком-нибудь рагу. Там была говядина со специями, из которой готовили гуляш, с луком, из которого готовили говядину и луковое рагу, с почками в густом соусе, покрытыми салом, чтобы получился стейк, и пудинг из почек, известный как "детские головки". Курица подавалась в таком же разнообразном виде, в коричневом соусе или с карри. На десерт были либо консервированные фрукты, либо плотный фруктовый пудинг, похожий на рождественский. А потом был чай. Отдельно стоит упомянуть чайные пакетики; в упаковке на десять персон они были размером с книгу в мягкой обложке.

В полках готовкой в основном занимались сами экипажи; им нравилось это занятие, и оно помогало скоротать время. Но в штабе бригады нам повезло больше: у нас были два собственных повара из Корпуса питания армии, сержант Лонг и капрал Мерсер. Из очень ограниченного набора ингредиентов они смогли приготовить потрясающее разнообразие блюд. Однако, несмотря на все их усилия, стало трудно убедить солдат есть одно и то же изо дня в день. Огромное значение приобрели продуктовые посылки из дома. Даже лапша быстрого приготовления стала изысканным блюдом.

Мы ели вместе дважды в день, с восьми до десяти утра и с четырех до шести вечера. Камбуз в палатке стал центром внимания штаба и давал нам возможность общаться друг с другом. Завтрак, мое любимое блюдо, всегда был одним и тем же. За чашкой кукурузных хлопьев с ультрапастеризованным молоком и сахаром из сухого пайка следовал настоящий диетический кошмар – жаренные сосиски, с яйцами и фасолью. Весь этот калорийный и холестериновый взрыв запивался сладким армейским чаем. На ужин повара готовили любое сочетание блюд, какое только могли придумать, и они не переставали нас удивлять.

С мытьем посуды возникли проблемы. Помои привлекали мух, поэтому мы закупались у местных поставщиков несколькими тысячами пластиковых ножей, вилок, ложек и бумажных тарелок. Их можно было потом сжечь, а не закапывать в землю.

Серьезной проблемой были санитария и мытье посуды. На тренировках в Германии или Великобритании, отвечая на зов природы, обычно приходилось либо прятаться за кустами, либо отправляться с лопатой и рулоном туалетной бумаги в поисках тихого местечка, где, как вы надеялись, вас никто не заметит и не потревожит. Однако в пустыне мухи препятствовали такому образу действий. Для мочеиспускания были сделаны простые "столбы для мочеиспускания", представляющие собой изогнутые трубы с воронками на конце, воткнутые глубоко в землю. Полевые уборные были деревянными и имели четыре места для сидения. Если мы останавливались в каком-либо месте на какое-то время, мы ставили вокруг них мешковину. Вместо того, чтобы копать ямы, мы сделали жестяные баки для отходов. Раз в день их вытаскивали из-под деревянных ящиков и сжигали. Эта сомнительная работа выпала на долю добровольцев, которым за их усилия платили "грязные деньги" в размере 1,50 фунтов стерлингов в день. Они это заслужили.

Иногда мне было очень трудно жить без уединения. Однажды утром, когда я сидел на деревянном ящике и занимался своими делами, младший капрал, сидевший рядом со мной, повернулся и спросил:

– Как дела, бригадир?

Я так и не понял, что он имел в виду.

Ежедневное мытье заключалось в том, чтобы снять верхнюю одежду и ополоснуться в котелке с водой, в котором вы затем брились. Когда мы были на местах постоянной дислокации, раздобыть горячую воду было не так уж сложно, но в движении, в танке или "Уорриере", вам повезло, если у вас был бак, полный чуть теплой воды. Вода была сильно хлорирована, из-за чего чай на вкус напоминал воду в бассейне, а если вымыть голову, то несколько дней она пахла отбеливателем. В начале кампании бригада использовала три четверти миллиона литров воды в день. Одним из наших главных успехов стало то, что мы раздобыли для питья воду в бутылках, по бутылке на человека на каждый прием пищи в жаркую погоду. Конечно, вода никогда не была холодной, и на протяжении всей кампании теплая вода никогда не становилась вкуснее.

Полевой душ был желанным облегчением. Мы разработали собственную систему, установленную в кузове четырехтонного грузовика. В кузове грузовика был установлен резервуар для воды, в который была вставлена бенгазийская горелка – хитроумное нагревательное устройство, изобретенное "Пустынными крысами" времен Второй мировой войны. От верхней части резервуара отходила балка с четырьмя насадками. Пользоваться ею было настоящим искусством. Обычно мы мылись после наступления темноты. Вы раздевались и оставляли свою одежду, оружие, разгрузку и респиратор в таком месте, где их можно было бы быстро найти, а затем босиком пробирались по песку к грузовику.

Стоя под насадкой, вы включали воду, выключали ее, затем намыливались с головы до ног, затем смывали. Однако возникли две основные проблемы. Первая – что делать с мылом? Вы должны были попытаться положить его обратно в мыльницу в темноте, а затем убедиться, что не перевернули ее. Если вы уронили мыло в песок, у вас были проблемы. Это было все равно что мыться наждачной бумагой.

Вторая проблема заключалась в том, что делать со своими ногами. Как только вы сходили с настила, они покрывались песком, который набирался в полотенце по полфунта, когда вы вытирались. После нескольких различных уловок я наткнулся на удачный прием – просто не беспокоиться. Если вы оставите ноги мокрыми и вернетесь к своей одежде, то к тому времени, как вы доберетесь туда, они высохнут и вы сможете стряхнуть песок. В очередной раз я столкнулся с трудностями из-за отсутствия личной жизни, но не из-за смущения, а из-за того, что солдаты постоянно выпытывали у меня информацию в душе, и, стоя голым рядом с ними, я чувствовал себя уязвимым. Когда ты голый, тебе некуда повесить свое звание.

После мытья была проблема с формой. Когда мы впервые прибыли в Саудовскую Аравию, все мы были одеты в боевую униформу для джунглей – облегченный вариант обычного зеленого и коричневого камуфляжа. Они были крайне неадекватны не только из-за неподходящей цветовой гаммы, но и из-за того, что ткань, изготовленная вручную, могла вызвать у людей потертости в промежности, и это болезненное состояние ничуть не улучшалось из-за песка, который попадал повсюду. Новая униформа в пустынном камуфляже, которой каждому из нас выдали по три комплекта, была намного лучше, они были хлопковыми и удивительно классными. Но и с ней были свои проблемы. После стирки она садилась, и первая партия очень быстро начала распадаться на кусочки. Кроме того, каждому из нас выдали шемаг, большой платок в палестинском стиле, который оказался незаменимым средством защиты от солнца и песка. Когда в январе и феврале погода начала портиться, мы надели парки и все остальное, что смогли найти.

Столь же разнообразны были и головные уборы. Когда на мне не было кевларового шлема, я большую часть времени носил берет. Изначально это был темно-синий берет Бронетанкового корпуса со значком штабного офицера. Но охрана посоветовала мне носить коричневый пехотный берет, который, по-видимому, пришелся им по вкусу.

Солдаты предпочитали широкополые панамы, которые выдавались вместе с пустынной униформой. Офицеры ирландского гусарского полка носили свои уникальные пилотки, довольно изящные, зеленые с золотым кантом. У всех нас был нарукавная нашивка 7-й бригады в виде красного тушканчика.

Позднее к нашему гардеробу добавились кевларовые бронежилеты. Они были немного громоздкими, но легкими. К ним быстро привыкаешь, и осознание того, что тебя от пули защищает нечто большее, чем просто слой хлопка, оказывает огромное психологическое воздействие. Кроме того, в них было тепло в прохладную погоду.

Несмотря на то, что каждый день был особенным, у всех были общие принципы. Подъем происходил незадолго до рассвета, после чего сразу же начиналось дежурство. Все, кто не дежурил у рации, отправлялись на свой пост. Для водителей это означало сесть за руль и быть готовыми немедленно тронуться в путь в случае необходимости. Для всех остальных это был окоп с противогазом, РПС и заряженным оружием. В течение получаса, пока солнце из красновато-розового зарева над горизонтом превращалось в ярко-желтый шар, мы сидели и ждали.

После окончания дежурства бригада приступала к своим обычным обязанностям. Первые часы, когда день был еще относительно прохладным, были временем для физической нагрузки. Физические упражнения были необходимы, поскольку общее потребление калорий составляло более трех с половиной тысяч калорий в день. Среднестатистическому человеку, занимающемуся небольшими физическими упражнениями, требуется всего две тысячи восемьсот калорий. Каждый день, когда было возможно, мы совершали пробежку, вероятно, всего на две мили. Если пробежка была невозможна, мы что-нибудь делали, даже если это были всего лишь приседания и отжимания. Бывали моменты, особенно когда было много работы, когда требовалось приложить огромные усилия, чтобы заставить себя выдержать несколько минут физической пытки, но мы знали, что если попытаемся это пропустить, то очень быстро потеряем физическую форму.

Затем начиналась дневная работа, будь то учения, инструктаж, встречи с морскими пехотинцами или что-то еще, что нужно было сделать. Мы не делали различий между буднями и выходными, единственным исключением были полевые службы по воскресеньям.

Каждый вечер в семь часов мы проводили совещания по "Птармиганам". "Птармиган" – это система связи, наполовину радио, наполовину телефон, военный эквивалент сотового телефона. Его большим преимуществом является наличие встроенного шифратора, так что, если кто-то перехватит вызов, невозможно будет понять, о чем идет речь. Одной из очень полезных функций была возможность совершать конференц-звонки. Связисты набирали специальный код, и один за другим подключались командиры – Юэн, Робби, Мартин Уайт и еще целый список людей. Это был самый эффективный способ передачи информации. Поскольку у нас были комплекты оборудования и в штабе, и в моем танке и "лендровере", а также в лагере № 4, я мог присоединиться к вечернему совещанию, где бы я ни находился.

После первых учений с боевой стрельбой, когда мы уложились в установленные сроки, стало невозможно поддерживать прежнюю интенсивность тренировок, и нам пришлось позволить всем немного расслабиться. Тренировки должны были продолжаться, чтобы мы были готовы, но на более низком уровне, с упором сначала на проверку личных навыков, а затем на отработку в ходе учений эскадрона, роты или батареи. Также было жизненно важно, чтобы все были заняты. Длительные периоды с небольшой активностью были серьезной угрозой для морального духа. Солдаты стали бы скучать, и тосковать по дому.

Одна из потенциальных проблем была быстро устранена в зародыше. В свободное от учений время полки вставали и ложились спать по солнцу, и каждый день было по двенадцать часов темно. Несмотря на то, что солдатам предстояло нести караульную службу и дежурство у рации, у большинства солдат не было иного выбора, кроме как лечь спать, а поскольку освещение было запрещено, им ничего не оставалось, как лежать в своих спальных мешках и пытаться заснуть или подумать. Моральный дух начал падать.

Нам пришла в голову идея установить палатки с затемненными окнами, но с генератором для освещения внутри. Они стали чрезвычайно популярны. Солдаты могли слушать Всемирную службу, читать, играть в карты или писать письма. Или просто разговаривать. Со временем эти палатки становились все более совершенными, и в конце концов нам удалось раздобыть видео.

Но самым большим стимулом для поднятия боевого духа были "голубые" конверты, авиапочта вооруженных сил. Они были бесплатными, и мы все воспользовались ими по максимуму. Каждый день бригада отправляла тысячи писем и, в свою очередь, получала столько же. К середине ноября солдатам бригады было выдано четверть миллиона "голубых" конвертов. Огромное количество людей, живущих в ангарах доков, создало для меня необычную проблему. Однажды я был возмущен, услышав, что бульварная газета якобы предлагала солдатам по 300 фунтов стерлингов за каждое опубликованное письмо – и желательно, чтобы там было нечто большее, чем просто "погода хорошая, но очень песчаный день". По какой-то причине она хотела, чтобы солдаты поворчали. Начальника почтовой службы попросили проверять, куда отправляются письма, но не читать их, у нас не было таких полномочий. Цензура любого рода разрешена только после объявления войны; до этого мы ничего не могли сделать. Я настоял на том, чтобы он обращал внимание на почту, отправляемую на нежилые адреса. Он выяснил, что чаще всего писали в футбольные клубы, где, предположительно, просили прислать фотографии с автографами команд. Кампания по подкупу вскоре сошла на нет.

Чтобы облегчить себе задачу с перепиской, я отправил свои ежедневные записи в дневнике Джеральдине в Германию. Как только они были напечатаны, она отправила копии ближайшим родственникам. Но я был завален письмами от сотен обычных граждан, которые просто хотели подбодрить нас и предложить поддержку. Мы получили письма от старых солдат, которые служили с "Пустынными крысами" во время Второй мировой войны, некоторые из которых хотели поделиться своими тактическими советами. Из них я с удивлением обнаружил, что многое осталось неизменным. Мистер Гай Уилер написал мне одним из первых, рассказав поучительную историю о пыли в пустыне и о том, как она засоряет пулеметы. Я скопировал его письмо и разослал по полкам. Другое письмо заканчивалось предупреждением: "Если вас атакуют "мессершмитты", когда вы находитесь в танках, не забывайте делать зигзаги".

У меня завязалась восхитительная переписка с миссис Джойс Миллер, бабушкой из Киллингворта, штат Коннектикут, которая на протяжении всей войны присылала мне письма, открытки, видеозаписи, продуктовые посылки и шахматный набор. Я до сих пор ей пишу. Другим постоянным адресатом была Анджела из отдела кредитного контроля компании "East Midlands Electricity" в Дерби.

Но, пожалуй, самым трогательным из всех пожеланий всего наилучшего, было письмо от мистера Джона Такера, девяноста шести лет:

"Примерно дважды в год ветеран Дюнкерка получает конверт с 10,50 фунтами стерлингов от местного отделения Королевского британского легиона. На этой неделе я получил конверт. Однако, учитывая, что в войне в Персидском заливе участвует так много наших парней и девушек, я чувствую, что в нынешних обстоятельствах мои потребности должны быть гораздо меньше, чем потребности тех, кто прямо или косвенно связан с войной. Итак, я положил 50 пенсов в свой электросчетчик и прилагаю 10 фунтов стерлингов, чтобы вы могли использовать их по своему усмотрению."

Но поддержка этим не ограничивалась. Некоторые были убеждены, что нам не следует отправляться воевать в пустыню, и настойчиво писали нам об этом. Некоторые также считали, что нас балуют; одна женщина заметила: "Я не понимаю, почему войска так сильно жалеют. Наверняка у них есть припасы, и они пробыли там не так уж долго". И она была права: мы испытывали колоссальное уважение к нашим предкам – "Пустынным крысам".

Другое дело – звонки по телефону. Когда солдаты проходили через лагерь № 4, они могли пользоваться кабинками, спонсируемыми компанией "Меркьюри". Но иногда потенциальный подъем морального духа оборачивался неприятными последствиями, если жены, родителей или подруги не было дома или, что еще хуже, никто не отвечал.

Лагерь № 4 сыграл жизненно важную роль в нашей жизни. Когда бригада прибывала в Саудовскую Аравию, это было временное жилье. Когда мы переехали из Аль-Джубая, я передал его в руки Джона Милна и подполковника Марти Грэхема, чтобы они превратили его в фитнес-центр и тренировочный центр. Военнослужащие проходили ротацию в течение пятнадцатидневного цикла обучения – десять дней в полевых условиях, три дня в лагере № 4 и по дню в пути в каждую сторону. У Джона были инструкторы, которые обучали технике РХБЗ, оказанию первой помощи, распознаванию транспортных средств и базовым навыкам низкого уровня, а также руководили физической подготовкой. Но лагерь был чем-то большим, чем просто классные комнаты. На самом деле это было важно для того, чтобы вывести солдат из пустыни, обеспечить им горячий душ, туалет со смывом, кровать с матрасом и еду, которая, хотелось бы надеяться, была не из консервной банки. Там также были основные удобства, небольшой магазинчик, где продавались шоколадные батончики и так далее, а также парикмахер, который, насколько я мог судить, не говорил на незнакомом языке. В результате было бесполезно пытаться объяснить, чего вы хотите; он мог сделать только одну стрижку, очень короткую. За те шесть месяцев, что я провел в Заливе, мне пришлось стричься всего дважды.

Спорт и игры были очень популярны в лагере № 4. Нам выдали пятьдесят пять “благотворительных наборов", в каждом из которых было по десять колод карт, две доски и шесть комплектов дротиков для игры в дартс, два набора шахмат, восемь наборов шашек, восемь наборов домино, два комплекта для игры "Счастливый случай", две волейбольные сетки, два набора для бадминтона, набор для софтбола, два баскетбольных мяча, три футбольных мяча и один радиоприемник. С помощью этого Джон организовывал всевозможные соревнования. Мы также привлекли американцев, которые работали в соседнем лагере, где был заброшенный плавательный бассейн. Совместными усилиями наших инженеров мы устранили повреждения, и, хотя здание не отапливалось, в ноябрьскую жару оно, вероятно, было самым популярным местом в Аль-Джубайле.