Текст книги "Два купидона"

TWO-PARENT FAMILY

1997

OCR – tan – sanna

SpellCheck – Ната

Кэрри в день венчания осталась у алтаря одна: Роберт предал ее. Убитая горем, она бежит из родного городка. Дорога приводит ее в дом, где она обретает счастье...

ГЛАВА ПЕРВАЯ

– Кэрри, на минутку, могу я с тобой поговорить?

Кто это ее зовет таким дрожащим голосом? Кэрри Маккой обернулась – и просияла, глаза ее, цвета жженого сахара, вспыхнули радостью. Она как раз размещала по списку свадебных гостей – кому где стоять, чтобы всем было удобно, чтобы все красиво смотрелось. Охапки великолепных цветов в церковном приделе вдохновляли ее. Взволнованная, Кэрри осторожно подобрала подол матово мерцающего белого платья и пошла навстречу подруге.

– Доброе утро, Марсия. Ты что – тоже нервничаешь? Не надо, не надо, это уж оставь для меня, мне полагается. – И засмеялась от всей души. – Чудесный день для свадьбы, а? Наверно, я роль традиций преувеличиваю, но знаешь, мне всегда хотелось выйти замуж именно в июне. Погода-то какая! Мы все так старались, чтоб уж полная уверенность – все пройдет на высшем уровне! Платье у тебя с собой? А туфли? Удобные, не подведут? Стоять ведь долго придется. Представляешь, если соло миссис Минтнор затянется, как вчера вечером на репетиции... – И запнулась на полуслове, заметив, наконец, какое у подруги лицо. – Что-то случилось?

– Пожалуйста, давай выйдем отсюда. – Взгляд Марсии Голлэтин скользнул по грудам роз и гладиолусов, перебежал на открытые двери, ведущие к большому церковному алтарю... Она как-то странно сморщилась и шагнула к выходу.

Придерживая пышные юбки, Кэрри поспешила за ней – Марсия широко распахнула створки, пропуская ее.

– Что с тобой? Ты не заболела? – Кэрри озабоченно разглядывала лицо подруги; непроизвольно коснулась ее щеки – влажная... – Ты... ты, может быть, пришла сказать, что неважно себя чувствуешь и не будешь подружкой невесты? Так ты не беспокойся, мы отлично все устроим, кого-нибудь найдем...

– Нет, не то. – Марсия взяла ее за руку. Что это у нее зажато в пальцах? Какой-то конверт, белый, маленький...

– Есть здесь кто-нибудь с тобой, Кэрри? Сестра?

– Джинни, Брет и дети приедут через несколько минут. Малышка Нэнси так волнуется – ей цветы поручено нести. – Кэрри сделала выразительный жест в сторону церкви. – Папа там, с преподобным Минтнором, – звуковую систему проверяет. Ты же его знаешь – обязательно во все вникнет и устроит суматоху, мы даже специально прибыли с запасом времени. Ну и я, ты меня тоже знаешь: я вообще люблю всегда рано приходить, а уж на собственную свадьбу...

Она уже почувствовала, что говорит лишнее, что надо бы остановиться... Но выражение лица Марсии не давало, рождая смутную тревогу.

– Да-да, знаю, – пробормотала та. – На это и рассчитывала. – И с набежавшими на глаза слезами протянула маленький белый конверт.

– Роберт?! – вскрикнула вдруг Кэрри, дыхание у нее перехватило от ужаса. – Что, что с ним? Что случилось?..

– Ох, Кэрри! – Марсия залилась в три ручья, даже всхлипывала. – Прости, прости меня! Мне так... так жаль, что я... что именно я принесла тебе это!.. – Рыдая и спотыкаясь, она побрела к почти пустой стоянке, мгновенно залезла в машину и тут же уехала.

Изумленная, Кэрри стояла и смотрела ей вслед. Чтобы Марсия – и в таком состоянии... Никогда не видела! Даже в последних классах школы, когда эмоциональные взрывы у многих случались то и дело, Марсия отличалась завидной уравновешенностью. Должно быть, произошло что-то ужасное... Ноготок ее, со свежим маникюром, ловко поддел клапан – конверт открылся; выпал сложенный вдвое листок белой атласной бумаги. Кэрри поспешно расправила его – что там?.. Быстрый взгляд пробежал несколько слов, написанных четким почерком Роберта Голлэтина: «Я не могу на тебе жениться, прости»...

Она замерла – и стала читать снова и снова, пытаясь осознать, привыкнуть... Шок оказался слишком сильным; в конце концов Кэрри просто застыла на месте, уставившись на белый гладкий листок. Написанные слова – то есть подлинный их смысл – стали наконец доходить до сознания, и девушку будто окатило тошнотворной волной ужаса. Он... не может... на ней жениться?! Почему?.. Никаких объяснений, никакой причины... Брошена! Мужчина, которого она любила, вышвырнул ее, как вчерашнюю газету. Руки ее бессильно повисли вдоль тела, невидящий взор устремился куда-то вдаль...

От легкого ветерка чуть покачивались и кивали тяжелые головки цветов на кустах гортензий, обрамлявших с обеих сторон кованые железные перила. Вздыхали и клонились книзу сосны, выстроившиеся вдоль дорожки, ведущей к входу в церковь; но Кэрри ничего не видела. Порыв ветра поднял складки ее воздушной белой юбки, закрутил прозрачную вуаль...

Автоматически она поймала одной рукой вуаль, опустила другую вниз, прижала юбку. Зашуршала у нее в руках бумага... Ах да, конверт... какой он белый... Она отвела руку с конвертом и все смотрела на нее, а в голове беспорядочно проносились сумасшедшие мысли, обгоняя одна другую. Вчера, только вчера вечером она видела его на репетиции. А потом они сидели рядышком за обеденным столом – принимали поздравительные тосты от членов семьи и от друзей. Он не произнес ни слова о том, что не может... не может на ней жениться. Правда, он вообще вряд ли вымолвил хоть слово. На репетиции было так шумно, а это не того рода объяснение, которое происходит за шампанским, когда поднимают бокалы за счастье...

У Кэрри вырвался визгливый смешок – почти истерический. Невероятно! Невозможно поверить!

Разум не вмещал еще всего значения случившегося. Ей следует... да, следует овладеть собой, не допустить себя до чего-нибудь страшного! Дрожащими пальцами она вложила листок в конверт. Это не может быть правдой! Роберт, нежный, чуткий Роберт не способен так поступить с ней! А даже если это и правда, разве он не должен был бы приехать сам и сообщить ей?..

Надо поговорить с ним! Кэрри мгновенно развернулась и вихрем пронеслась через вестибюль в офис преподобного Минтнора. Никого нет – какое счастье! Она мысленно поблагодарила за это судьбу, схватила телефон и набрала номер дома Роберта – почти еедома. Гудки... гудки... Она напрягала всю свою волю: пусть только Роберт ответит, только бы услышать его голос!.. И вдруг ясно представила пустой дом, пронзительные звонки телефона... В этих таких знакомых ей небольших, уютных комнатах – они вместе их украшали – сейчас ни души. Коттедж ждет прибытия счастливых новобрачных...

Автоответчик не принимает звонка. Значит, все чистая правда: Роберт всегда выключает автоответчик, когда не желает принимать звонок... В глубине души она с первого взгляда и не сомневалась в истинности этого страшного, краткого послания, а теперь пришла уверенность. Но почему? Почему?.. Только это одно слово и стучало в голове, когда она, без всякого осознанного намерения, вернулась на церковное крыльцо, по-прежнему сжимая в руке конверт. Смятение в душе нарастало, ком в горле мешал дышать... Она разжала ладонь, пальцы легким движением отбросили скомканную бумагу. Ненавистный конверт взлетел и упал на ступеньку. Ветер подхватил его и швырнул в кусты...

Кэрри огляделась – не видел ли кто. Хью, ее отец, уже в церкви, с ним несколько человек. Джинни и другие подружки невесты, в своих малиново-розовых платьях и живописных шляпах, прибудут с минуты на минуту. Церковная стоянка заполнится машинами, принадлежащими гражданам Уэбстера, штат Южная Каролина, – города, где она родилась и выросла. Все приедут, каждому интересно посмотреть, как Кэрри Маккой выходит замуж – выходит за Роберта Голлэтина. Еще бы – младшая дочь единственного в городе писателя, к тому же романиста, книги его продаются... Кроме того, он издает местную газету. Но и это не все: Кэрри – сестра и свояченица ее редакторов. А семья Роберта – тоже здешние, богачи, владельцы двух мебельных магазинов. Общество у них тут небольшое, и предстоящую свадьбу окрестили уже событием года. Тем более что ни для кого не секрет – лет десять, как все невесты Уэбстера безуспешно ловят Роберта в брачные сети. Да и на этот раз он не очень-то жаждал, чтоб его поймали, только Кэрри и Марсия все знают.

Секунды бегут... вот сейчас ее начнут искать, звать, и... и придется всем сказать... и гостям... Что им останется делать? Они разъедутся по домам. И через несколько минут весь город начнет перешептываться: «Бедная малышка Кэрри Маккой... Представляете, она так и осталась одна-одинешенька стоять у алтаря, в своем очаровательном воздушном наряде!..»

От чувства жуткого унижения волна тошноты подкатила к горлу. Кэрри непроизвольно ухватилась за живот, смяв развевавшиеся концы атласных лент, опоясывавших талию.

Нет, этого всего она не выдержит – выше сил! Недаром, видно, отец всегда говорил: «Смотри, гордячка, чувство собственного достоинства – это тоже хорошо в меру. Как бы оно тебя не поглотило». Это правда, но ведь себя не изменишь. Чтобы ее жалели – подумать только!

Ноги пришли в движение будто независимо от нее: пересекли небольшое крыльцо, спустились по ступенькам... Еще не оправившись от первого потрясения, Кэрри двигалась медленно, в каком-то оцепенении; но вот шаг ее убыстрился, она побежала. Миновала стоянку и понеслась дальше – лес начинался прямо за белой, обшитой досками церковью. Ветви деревьев цеплялись за вуаль, словно пытаясь сорвать ее с головы. Надо вытащить шпильку... Кэрри остановилась и стянула вуаль с каштановых волос, разрушив тщательно сделанную прическу. Прозрачная ткань зацепилась за низко свисавшую ветку ореха – ну и пусть висит, снимать не стоит. И, оглянувшись, она увидела, как бьется на ветру белый призрак ее надежд и мечтаний. Вот и все, что от них осталось...

Хриплое рыдание вырвалось из горла, Кэрри повернулась и побрела дальше. Еще несколько секунд – и она, миновав узкую полоску леса, оказалась на той стороне не очень оживленной дороги, которая вела к дому. Домой? О нет! Кэрри подобрала платье и пустилась бежать на юг – в противоположном направлении. Для свадьбы она выбрала туфли «а-ля балет», чтобы не быть выше Роберта, и сквозь тонкую подошву мелкие камешки впивались в ступни...

Роберт! В сознании калейдоскопом мелькали эпизоды счастливого, полного надежд общения. Они знали друг друга долгие годы – ведь с Марсией-то дружили со школы. Но встречаться стали, только когда Кэрри окончила колледж, начала работать в рекламном агентстве в Гринвилле и переехала домой.

Она полюбила его намного раньше, чем он ее, но у нее не возникало и тени сомнения – они отлично подходят друг другу! Его спокойная внимательность ее покорила. А как они веселились, когда вместе украшали маленький дом, доставшийся ему по наследству!.. Здесь они поселятся и будут жить; появятся дети – пристроят еще комнаты. Потом он уже не хотел говорить о детях, как, впрочем, и ни о чем другом. Она понимала, конечно, – что-то не так, но предпочла погрузиться в предсвадебные хлопоты и... ничего не замечать!

Захваченная своими переживаниями – почему же, откуда это обрушилось, такая катастрофа? – Кэрри не слышала шума приближавшегося автомобиля – тот выскочил из-за поворота впереди. Тормозит, замедляет ход... Внезапно он круто развернулся в том направлении, в каком шла Кэрри, поехал рядом с ней – и вдруг затормозил так резко, что чуть не встал на нос. Кэрри изумленно огляделась: Уилл Кэлхаун смотрит на нее с переднего сиденья своего «мустанга с откидывающимся верхом. Уилл поднял солнцезащитные очки на макушку.

– Кэрри, что случилось? Что ты здесь делаешь?

Кэрри пробормотала себе под нос несколько слов, вовсе не подобающих леди. Уилла она не видела несколько месяцев, а в этот момент... да хоть бы никогда его не видеть. Если его брат женат на ее сестре, так сам по себе этот факт еще не делает их родственниками. Однако Уилл почему-то решил, что это дает ему право отпускать замечания насчет ее жизни, выбора спутника оной, даже работы в рекламном агентстве. Почти всегда она находила именно эту его манеру невыносимой и сверхскучной!

На нем элегантная синяя пара – пиджак на спинке сиденья рядом, – светло-голубая рубашка с галстуком. Джентльмен шествует на свадьбу... Ага, глаза его снова закрыты зеркальными солнцезащитными очками. Но она успела отметить – на лице его написана высшая степень недоумения.

– Ответь мне, Кэрри! – не отставал он. – Куда это ты несешься как безумная? Что ты здесь делаешь одна? Церковь в другой стороне. – Он снял очки и бросил их на приборную панель.

Поднимается на сиденье, вот-вот вылезет из машины – и тогда от него не избавишься.

– Прекрасно я знаю, где церковь. – Кэрри отступила на шаг и вздернула подбородок. – Как раз оттуда и иду.

– Решила погулять, прежде чем выйти замуж за Роберта?

– Решила погулять, вместо того чтобывыйти замуж за Роберта! – яростно выдохнула она, но честность заставила ее внести поправку: – А вернее, он решил погулять.

– Он что же... он... оставил тебя? – У Кэлхауна аж челюсть отвисла, он выразительно присвистнул, глядя на нее с явным недоверием.

– Ну, объяви всему миру! Почему бы тебе этим не заняться? – Кэрри сделала рукой жест римского оратора.

– Зачем мне трудиться? Сама понимаешь...

– Да уж... шила в мешке не утаишь, – с горечью согласилась она и нехотя поведала ему о записке Роберта.

– Ты хочешь сказать – у этого труса не хватило мужества даже на то, чтобы приехать и объяснить все самому?

– Не называй его так! – запротестовала Кэрри и сама удивилась: ей-то что беспокоиться? Слово точное, другого не подберешь. Но смятение, горечь от этого не улетучились; мысли все так же путались, чувства... какие уж теперь чувства!..

– Поверить не могу – и ты еще его защищаешь?! – Уилл выскочил из машины, мгновенно обежал ее и встал рядом с Кэрри.

– Пожалуйста, оставим это, – пробормотала она. – В данный момент я не готова... ничего обсуждать.

– Тебе надо прямо взглянуть, какой он есть на самом деле... – начал было Уилл, но, наткнувшись на ее свирепый взгляд, тут же поднял руки ладонями вверх. – Ладно-ладно, сдаюсь, не скажу.

– Хотя бы не сейчас, – вздохнула она.

– Уэбстер – чудненький маленький городок. – Уилл гневно сощурился. – Но клянусь: если расплавить слухи, по нему циркулирующие, и обратить их в золото, он станет городком миллионеров.

– А то я не знаю... – Кэрри вызывающе положила руки на свою тонкую талию и подняла на него мятежный взор.

– И чтобы не предстать перед ними, ты решила бежать?

– Попал в точку. – Глаза ее засверкали – то ли слезами, то ли угрозой: мол, мое дело, мое горе – что хочу, то и делаю.

– Пытаешься спасти свою гордость?

– Тебе до этого дела нет. Хотя... ну да, пусть ты и прав! – Она затрясла головой, и несколько каштановых локонов, окончательно выбившись из прически, упали на уши.

Уилл спокойно встретил ее гневный взгляд и с жалостью отметил, как она бледна, как дрожат ее губы, а в глазах-то слезы – вытирать, видно, не хочет, чтоб он не заметил.

– Вот и ладно. Я тебе и помогу.

– Что-что-о?

– Пойдем-ка! – Он взял ее за руку. – Садись в машину. Я отвезу тебя домой.

– Ла...ладно, – пробормотала она, немедленно запуталась в своем торжественном платье, подобрала волны атласа и умолкла.

А он открыл машину, перебросил на заднее сиденье синюю папку с бумагами и помог уложить ее пышную юбку; захлопнул дверцу, обошел машину и, усевшись на свое место, включил мотор. Они с ревом мчались по дороге, и Кэрри, уютно устроившись на роскошном кожаном сиденье, была преисполнена благодарности ему за то, что он ее увозит. Только бы попасть домой, а там уж она укроется у себя, в своей комнате, и решит, что делать дальше. Пусть она трусиха, не меньшая, чем Роберт – трус, ей это сейчас все равно. Но что это? Они проскочили улицу, которая вела к белому дому в георгианском стиле, где она выросла и где жили ее сестра и зять. Кэрри повернулась к Уиллу.

– Я думала... ты домой меня везешь.

– Домой и везу. – Глаза его сверкнули в зеркале заднего вида. – К себе домой.

– В Чарлстон?

– Ну да. – Он небрежно поднял руку и помахал Фэрли Ханклу, шерифу, проезжавшему мимо на патрульной машине.

Фэрли чуть шею не вывихнул – так головой крутил: Уилл Кэлхаун увозит из города Кэрри Маккой – увозит с ее собственной свадьбы.

– Но... но это совершенно невозможно! – запинаясь, пыталась она протестовать. – Мне еще многое надо сделать.

– Что же? – Глаза его сузились. – Свадебные подарки вернуть?

– Да, и это тоже...

– Послушай, Кэрри, – нетерпеливо перебил он, – разве не лучше, если пойдут слухи не что тебя оставили одну перед алтарем, а что именно ты сделала жениху ручкой?

– Что ты имеешь в виду?

– В данный момент ты и я – единственные, кто знает, правильно?

– Еще Роберт и его сестра Марсия.

– Ну, он вряд ли станет распространяться: поступил как трус, и знает это. Марсия – тоже: наверно, так же его презирает, как ты. К тому же она твоя подруга.

Этого Кэрри отрицать не стала, только осведомилась:

– Что ты задумал?

– А задумал я вот что. В данный момент твоей жизни что бы ты предпочла? Слухи, что Роберт нашел кого-то и оставил тебя или – наоборот – ты нашла кого-то и оставила его?

– Я оставила его! Определенно – я оставила!

– Так я и подумал, – кивнул Уилл. – Поэтому, если ты убежишь со мной в Чарлстон, это будет воспринято так: у тебя есть в запасе кое-кто получше. Разве не так?

Логика, конечно, по меньшей мере сомнительная, но зато... зато в глазах горожан она – особа, бросившая жениха, а не брошенная у алтаря невеста. Совсем другой коленкор...

– Что ж, пожалуй... может быть.

– Ты заявишь: мол, свадьба отменена по обоюдному согласию. Хватит у Роберта ума – он отрицать не станет. А станет – так окажется в дураках.

– Да, это может сработать, – подумав, согласилась Кэрри.

– Непременно сработает! – с непонятным апломбом подтвердил он. – Лучшее, что ты можешь сделать, – это поехать со мной в Чарлстон. Я дам тебе работу.

Работу? Он – ей? Да нет, вряд ли что-нибудь путное выйдет. Они никогда особенно не ладили в серьезных вопросах, а он уже ведет себя как босс. Даже мысль, что придется работать у него день за днем, кажется ей дикой. Но есть и другая сторона: Уилл предлагает способ уйти от унижения. А она... ей отчаянно хочется убежать от всего этого кошмара, даже если придется взвалить на отца и сестру неприятные объяснения и все такое. Но они-то любят ее, они сделают для нее все-все... И еще одно: хотя Хью, ее отец, и пытался скрыть свои истинные чувства, она прекрасно видела, что Роберт ему решительно не по нраву. А вот Уиллом он всегда восхищался сверх меры. Да, собственно, а кто им не восхищался?

Она осторожно поглядела на него так, будто видела впервые. Высокий, почти долговязый, но плечи широкие, руки мускулистые; двигается он всегда невероятно легко, даже изящно для человека его роста. С такой же легкостью он шагает и по жизни, словно говорит: «Вот вам грандиозная веселая шутка, и только я один знаю, в чем соль!» Случайный прохожий ни за что не догадается, что перед ним владелец двух процветающих художественных галерей. А ведь у себя в офисе он совсем другой – собранный, деловой.

Лицо Уилла – мечта художника. Волнистые светло-пепельные волосы, зачесанные со лба назад, глубоко посаженные выразительные глаза с густыми ресницами – эти глаза словно торговая марка семьи. Продолговатое, узкое лицо, а подбородок мощный, почти квадратный. Скульптор, стремящийся к совершенству, наверно, закруглил бы эту линию: кто будет судить его работу – все равно не поверит, что такие подбородки бывают у людей. Что поделаешь – Уилл отличается твердым характером и силой духа. Ей не стоит об этом забывать.

Когда она училась в колледже, Уилл регулярно приезжал в Колумбию под предлогом бизнеса, но на самом деле – проверять ее. Вот уж никогда не понимала, почему он взял на себя обязанности ее неофициального опекуна. Так часто отрывается от дел, водит ее пообедать или в кино и все расспрашивает: о занятиях, о соседях по общежитию и друзьях, о свиданиях – особенно о свиданиях. Иногда это настойчивое внимание казалось ей назойливым, она пробовала протестовать. Уилл объяснял спокойно, что он лишь выполняет обязательства перед семьей. «А разве ты член нашей семьи?» Так он тут же изобретал еще какой-нибудь резон – и продолжал свои инспекционные поездки каждые несколько недель. Так продолжалось до последнего года, пока она не начала работать в Гринвилле и встречаться с Робертом.

О Роберте Уилл помалкивал. Когда они обручились – поздравил нехотя, и все. Она украдкой бросила на него взгляд: неужели он и тогда уже подозревал, что у Роберта не хватит пороху донести накал своих чувств до свадьбы?.. Ну и глаза у него – смотрят резко и яростно, голова решительно откинута назад. Кажется, он сосредоточил сейчас на ней могучие силы своей личности. И она не откажется от его плана, не посмеет... И все же, когда он повелительно проговорил: «Поедешь со мной!», Кэрри не выразила немедленного согласия.

Он вдруг затормозил, нажав на педаль, свернул машину на обочину и остановил ее, не выключив мотора. Зачем он это сделал? Видно, так поглощен стремлением обратить ее в свою веру, что не желает отвлекаться на вождение машины. Глаза их встретились – и у нее пересохло во рту. Это безумие, безответственность! Она не может так поступить! Так ему и скажет! Она уже открыла было рот, но выражение его лица ее остановило. «А где же твоя знаменитая гордость?» – взывало оно. Кэрри попыталась заговорить, но получилось у нее какое-то кваканье – пришлось прокашляться.

– Все подумают... что у нас была связь... все это время, пока мы были обручены.

– А тебе что, больше по душе, если все подумают: «Не так уж эта Кэрри Маккой хороша, чтоб на ней женился один из богатых Голлэтинов»?

– Н-не-нет... Конечно, нет.

– Ну так оставь их с носом. Прими мое предложение.

– Н-ну, н-наверно, с-сейчас для меня не лучшее время принимать серьезное решение – сам в-видишь. – Ее трясло от напряжения.

– А ты просто прими не решение, а одно предложение – оно спасет твою гордость. Или откажись. – Голос его прозвучал задиристо. Но Уилл сразу посерьезнел. – Завтра тебе все покажется в другом свете, вот увидишь. – Он помолчал. – Я... я, видишь ли, тоже нуждаюсь в твоей помощи, Кэрри.

Она как-то не очень обратила внимание на его последние слова – душа ее разрывалась между благоразумием и гордостью, и гордость победила, прорвавшись в глубоком вздохе.

– Хорошо, я принимаю твое предложение. Только остановись у первой же телефонной будки: я должна позвонить в церковь – папе и Джинни я скажу все как есть.

– Вот и умница, – одобрил он ее, как маленькую девочку. – Знаешь, я всегда беспокоился о тебе, а особенно когда ты обручилась с этим слюнтяем Робертом. Но по-моему, еще не все пропало, у тебя осталась надежда.

– Ох, ты даже представить не можешь, как потеплело у меня на сердце.

Уилл улыбнулся, успокоенный, и нажал на педаль. Они уже почти выехали из города, когда он сбросил скорость и резко повернул направо.

– Хочу заехать к Сэму, – объяснил он; она поймет: Сэм – это его самый старший брат. – Он сейчас с Лорой и малышом Трэвисом как раз, наверно, на пути в церковь. Я знаю, где они оставляют запасные ключи от дома. Ты от них позвонишь отцу, а я пока выну кое-что из багажника.

– Ладно, давай. – Кэрри печально посмотрела на свое красивое платье. – Как ты думаешь, Лора не рассердится, если я позаимствую у нее что-нибудь из одежды, а... а это платье оставлю здесь? А то, понимаешь, ехать в нем всю дорогу до Чарлстона... И... и, по-моему, лучше мне не являться прямо сейчас к Брету и Джинни – там, наверно, народу...

– Хорошая мысль. – Уилл кивнул и окинул ее быстрым взглядом – в нем было явное дружелюбие. – Мы оставим записку, а Лора, конечно, не будет возражать.

Через несколько минут они остановились перед фасадом большого дома в викторианском стиле. Брат Уилла жил здесь с женой и четырехлетним сынишкой. Он занимался тем, что выращивал, обучал и продавал охотничьих собак. Кэрри осторожно выбралась из машины, опасливо огляделась: слава Богу, вокруг – ни души, никто ее не видит в этом наряде. Уилл извлек ключ из-под стола, уставленного горшками с геранью, открыл и сделал приглашающий жест. А когда она будет готова – пусть ждет его в машине.

Кэрри нередко бывала в этом доме, сидела в няньках с маленьким Трэвисом. Ей ли не знать, где спальня Сэма и Лоры... Но рыться в чужих вещах не очень-то приятно. Ей сразу повезло: в верхнем холле оказалась коробка со старыми вещами, предназначенными для церковной распродажи. Какое великое облегчение! Она нашла поношенные слаксы и белую футболку. Лора на несколько дюймов выше – это ерунда, слаксы подвернуть, и все. А футболка как раз до середины бедер... что ж, сделаем вид, что это последний писк моды. Не до того ей сейчас, хватит с нее: она все утро занималась прической и макияжем, довела себя до совершенства – не помогло... Теперь только нацарапать записку и повесить платье на спинку кресла в спальне.

Вид этого воздушного туалета, символа ее надежд, так небрежно брошенного, будто списанного за ненужностью, снова вызвал мучительное чувство – она с трудом подавила слезы; последний раз коснулась шелковистой белоснежной ткани, стянула с пальца кольцо с бриллиантом-солитером, положила на платье и тихонько закрыла дверь. Все, она простилась со своей свадьбой... Надо спуститься вниз и позвонить в церковь. Отца разыскали не сразу – понадобилось несколько минут. Стараясь говорить как можно спокойнее, она объяснила, что произошло. Что такое?! Да он... да он сейчас возьмет револьвер, найдет этого мерзавца и...

– Папа! – в отчаянии убеждала она отца. – Скажи всем, что в конце концов мы с Робертом мирно-дружно решили не жениться. Я уезжаю из города. Устроюсь – сразу дам тебе знать, где я.

– Но почему? Ты ведь не сделала ничего дурного! Возвращайся и смело гляди людям в лицо!

Кэрри с такой силой наматывала телефонный шнур вокруг пальцев, что побелели костяшки. Наверно, отец прав и предлагает лучший выход из положения. Но сейчас она не может вернуться, и думать нечего!

– Нет, нет, папа. По-моему, от унижения я потеряла способность здраво рассуждать. Пожалуйста, пойми меня! Это не самый лучший день в моей жизни!

– Хорошо, детка, хорошо! Не волнуйся, не надо! Только дай нам знать, куда послать твои вещи.

– Я... я буду у Уилла, в Чарлстоне.

– У Уилла? Ты имеешь в виду Уилла Кэлхауна? Что есть такого в мужчинах Кэлхаунах? Почему они всегда похищают моих дочерей?

– Папа, он просто помогает мне выйти из трудного положения. Предлагает работу, и я думаю согласиться.

Понадобилось еще минут пять, но она убедила отца, что все решила правильно. Наконец он согласился, заверил ее в своей любви и поддержке и повесил трубку. Кэрри поспешила к машине: Уилл уже ждет. Заперла дом, убрала на прежнее место ключ и устроилась на сиденье рядом с ним, а он закрыл верх машины. Погруженная в свои мысли, она не заметила, что в руках у него какой-то комочек. И только когда он повернулся и опустил ей на колени черный, толстый, пушистый шар, она сообразила: да это щенок – месяцев двух от роду!

– Это за ним ты заезжал к Сэму? – Она ласково почесывала малыша за ушками, а он благодарно лизал ей пальцы.

– Да, за ним. – Уилл включил мотор. – Это подарок для моих... в общем, подарок. Я собирался забрать его после твоей свадьбы, но...

– ...но так как свадьба не состоялась, ты решил забрать его сейчас, – закончила она вместо него.

– Нет причины ждать.

– Ты прав, как всегда. – Кэрри намеревалась шутливо кивнуть, но нижняя губа предательски задрожала, и она нашла в себе силы лишь выдохнуть, набрав побольше воздуха: – Поехали!

ГЛАВА ВТОРАЯ

Уилл вырулил на улицу и взял направление к шоссе, посоветовав:

– Знаешь, Кэрри, вы с малышом лучше расслабьтесь, отдохните – в Чарлстоне будем к вечеру.

Вполне разумный совет. Она вытянула ноги и поудобнее устроилась на сиденье, радуясь теплому комочку, угнездившемуся на ее коленях. По пути несколько раз останавливались – поесть, заправиться, да и щенку надо погулять. Большую часть времени ехали в молчании; Уилл, кажется, тоже ушел в себя – хранил безмолвие. Зато время от времени, судя по спидометру, превышал дозволенную скорость, но тут же замедлял ход, стоило Кэрри встревоженно посмотреть на него.

– Прости, – наконец извинился он с виноватым видом. – Привык ездить ради собственного удовольствия. – И добавил тихо: – Но теперь с этим надо покончить.

Она собиралась спросить, почему все же он намерен себя так ограничить, но, видя, что Уилл весь сосредоточился на дороге, сочла за лучшее промолчать и стала просто наблюдать за ним и вспоминать...

Семейные истории о подвигах Уилла с детства ее зачаровывали. Он всегда так много работал, но вроде бы и находил время ухаживать за той или иной леди, славившейся в городе красотой. Джинни и Брет бывали на многих выставках в его галереях и охотно рассказывали, какая блестящая там собиралась публика и какие приличные цены она охотно платила за представленные работы. Уилл руководствовался девизом: «Дух процветания да вскармливается реальным успехом!» И если уж он любил художника и верил в его талант, то делал для него все, что мог. Легко улавливающий веяния современности, целеустремленный, он ясно видел, на что в данный момент следует направить все силы и средства.

Издавна эта ориентация в жизни служила причиной споров между ним и ею. Уилл утверждал, что напрасно она растрачивает свои способности в такой сфере, как реклама: обладая уникальной манерой выражать свои мысли и чувства, почему не попробовать писать самой? Она не соглашалась, он же полушутливо-полусерьезно осведомлялся: уж не опасается ли она соперничества с другими пишущими членами семьи – отцом и сестрой? Сражались они, что и говорить, не на равных: она все принимала всерьез.

Хоть его покровительство и раздражало порой, Кэрри все же с нетерпением ждала его визитов к ней в колледж. Когда она начала учиться на втором курсе, Уилл открыл галерею в Чарлстоне, а потом и в Колумбии. Друзья и члены семьи предупреждали его: не шагает ли он чересчур быстро, не берется ли одновременно слишком за многое? Но он не обращал внимания, рвался вперед, и вскоре обе галереи стали процветать, а его постоянные наезды в Колумбию позволили ему навещать Кэрри уже как правило.

Теперь она все чаще приходила в восторг: лестно бывать вместе с таким преуспевающим джентльменом, да к тому же сказочно привлекательным. Его визиты возбуждали зависть подруг и соседок по общежитию, ну и слухи, конечно, ходили. Кэрри не утруждала себя объяснениями, что отношения у них чисто платонические и, безусловно, могут оборваться в любой момент.