Текст книги "Рай в шалаше"
Автор книги: Патриция Хэган
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 25 страниц)
Глава 5
Мысли о Гаторе ни на мгновение не оставляли Анджелу. Сколько ни говорила она себе, что должна забыть об этом человеке, с которым ей не суждено быть вместе, – воображение по-прежнему рисовало картины одну соблазнительнее другой. Вот он нежно обнимает ее своими крепкими руками, а теперь его чувственные губы приникают к ее губам в страстном поцелуе… Словом, сердце Анджелы отказывалось подчиняться голосу рассудка, и мечты о Гаторе уносили ее все дальше и дальше от действительности.
Мелора Рэбин, сидевшая за пианино рядом с девушкой, сокрушенно вздохнула.
– Нет, Анджела, все не так, – проговорила она. – У Баха музыка тягучая, тихая, а вы барабаните по клавишам, словно исполняете марш. Вам надо сосредоточиться, иначе ничего у вас не выйдет.
«Да уж, – усмехнулась про себя девушка, – я сосредоточилась, но вовсе не на Бахе».
– Прошу прощения, миссис Рэбин, – вслух произнесла она. – Просто мне сегодня нездоровится. Знаете, у девушек ведь бывает временное недомогание. – Лукаво покосившись на учительницу, Анджела заметила, как та стыдливо покраснела.
– Что ж, тогда этот урок будет более коротким, чем другие. – Встав из-за пианино, Мелора принялась собирать вещи. – Полагаю, вам надо выпить лимонаду и прилечь.
Как только учительница ушла, Анджела громко расхохоталась и, сев за инструмент, стала играть по памяти одну из каджунских мелодий, не раз звучавших у нее в ушах с той памятной ночи.
Услышав веселую музыку, в комнату тут же прибежала Клодия.
– Господи, где только ты переняла это? – завопила она. – Да ты… из-за тебя пианино расстроится!
Не обращая внимания на Клодию, Анджела продолжала бить по клавишам, ритмично покачиваясь в такт музыке.
– Я сказала – прекрати немедленно!
Подбежав к пианино, Клодия хотела было захлопнуть крышку, но Анджела вовремя успела схватить сестру за запястье, иначе ходить бы ей с переломанными пальцами.
– Что ты себе позволяешь?! Ты могла меня изуродовать!
– Если твои пальцы будут играть такую музыку, то они этого и заслуживают! А теперь убирайся подальше от инструмента, – опять завопила Клодия.
Это уж было чересчур, к тому же Анджела и так устала от ругани.
– Ты не имеешь права указывать мне, как себя вести и что играть, Клодия, – тихо проговорила она.
Они с ненавистью посмотрели друг другу в глаза.
Клодия тряслась – казалось, она просто обезумела.
– Ты еще пожалеешь об этом, – прошипела она. – Вообразила себе, что лучше меня, потому что ты родная, а не приемная. Но помяни мое слово: именно я получу Бель-Клер в наследство, так и знай! А в один прекрасный день и Реймонд будет моим! У тебя же ничего не останется, и ты…
Анджела осторожно отодвинулась от Клодии, чтобы встать со стула. На пианино стоял большой серебряный подсвечник, но она ни за что не запустит им в голову сводной сестры, ни за что… В этот день она впервые заметила огоньки безумия в глазах Клодии и заподозрила, что та, возможно, в самом деле сумасшедшая.
Тут в дверях появилась Кезия и, увидев разъяренных девушек, прикрикнула:
– А ну-ка прекратите ругаться немедленно! Вы меня слышите? Не то расскажу все миссис Твайле!
– Это необязательно, Кезия, – раздался у нее за спиной голос хозяйки. – Их вопли слышны даже из моей комнаты. – Подбоченившись, Твайла перевела взгляд с родной дочери на приемную. – Ну-у? Что произошло на этот раз? Я до смерти устала от ваших скандалов.
Кезия предпочла поскорее уйти, а Клодия зарыдала что есть мочи:
– Она ломала пианино! Она так барабанила по клавишам, что просто ужас! Я знаю, она нарочно это делала! Когда я попросила ее остановиться, она начала обзывать меня, как обычно! Заявила, что это не мое пианино…
– Этот инструмент принадлежит вам обеим, – заметила Твайла.
– Да, так вот она сказала, что он – ее собственный, что в этом доме моего вообще ничего нет, что я не родная, а приемная, и вообще ни на что не имею права. Еще она заявила, что когда вы с папочкой умрете, то она выкинет меня из Бель-Клера. Это же несправедливо, – всхлипывала Клодия, – а она злая и жестокая, ненавидит меня, хочет сжить меня со свету… – И, заливаясь горючими слезами, Клодия бросилась вон из комнаты, оставив Анджелу разбираться в нагромождении ее вранья.
– Ну как ты можешь быть так жестока с сестрой? Почему ты говоришь ей такие обидные вещи? – запричитала Твайла.
– Ничего подобного я ей не говорила, – пробормотала Анджела.
Твайла сжала пульсирующие виски пальцами. Кажется, этому никогда не будет конца. Пока Анджела живет в Бель-Клере, они так и не перестанут ссориться; мир в доме восстановится лишь с ее отъездом в Новый Орлеан. Конечно, она знала, что Клодия может немного преувеличить вину Анджелы, но ее тоже нужно понять: любимый скоро женится на ее сестре.
– Я так устала от всего этого, – медленно заговорила Твайла. – Если вы не перестанете ругаться, я буду вынуждена попросить Иду взять тебя в дом до свадьбы.
– Нет! – вскричала Анджела. Она должна прожить оставшиеся месяцы в Бель-Клере и хотя бы еще раз встретиться с новым другом, который – что скрывать – очень понравился ей. Подбежав к матери, Анджела крепко обняла ее: – Прости меня, мамочка. Этого больше не будет. Клянусь! Только, пожалуйста, не отправляй меня раньше времени в Новый Орлеан. Мне так хочется оставшееся до свадьбы время пожить здесь, ведь потом я никогда больше не смогу вернуться в Бель-Клер. Прошу тебя, мамочка, не отсылай меня!
Еще раз вздохнув, Твайла слабо улыбнулась и погладила дочь по голове.
– Ну хорошо, – промолвила она, – но обещаю: еще один скандал – и ты уедешь. Кстати, – спросила она, высвобождаясь из объятий Анджелы, – где миссис Рэбин? И что такое ты играла? Отчего Клодия так расстроилась?
– Миссис Рэбин сегодня рано уехала, – пояснила девушка, – а я играла каджунскую музыку.
– Что ж, раз она так не нравится Клодии, то больше не играй ее, – велела Твайла.
Анджеле пришло в голову, что ей в жизни не доводилось слышать приказания нелепее, но она промолчала. Больше она не вступит в спор с Клодией, потому что ее мать слов на ветер никогда не бросает.
Сев за инструмент, девушка стала играть фугу Баха. Послушав ее немного, успокоенная Твайла удалилась.
Мысли Анджелы тут же улетели далеко-далеко. Она представляла себе океан, дальние страны, которые Гатор так живо описал ей. Снова и снова тревожил ее вопрос: что же привело этого человека в Бау-Перо и в Бель-Клер? Он красив, умен, независим… Такому не место на плантациях под жарким палящим солнцем. Впрочем, и ей не место рядом с Реймондом Дювалем. Одному Богу известно, сколько еще всего ей хотелось сделать и повидать до замужества.
Стоя вечером на веранде, Анджела, волнуясь, ждала, когда наконец стемнеет. Откуда-то издалека донесся свисток парохода. Вот с реки подул теплый ветерок, и девушка вновь вспомнила их последнюю встречу с Гатором.
Дрожа от нетерпения, Анджела молила Бога, чтобы парень пришел к ее тайнику под ивой… и в то же время опасалась этого. Когда наконец на землю спустилась ночная тьма, девушка вновь побежала к реке.
Он не пришел к ее иве.
Анджела прождала почти час, с каждой минутой чувствуя себя все несчастнее. В конце концов она подумала, что с ее стороны нелепо желать новой встречи. К чему? Они из разных миров, и он даже успел объяснить ей, что в его мире она чужая. Наверняка Гатор пошутил, сказав, что хотел бы снова с ней встретиться.
Значит, они больше не увидятся. Так тому и быть.
Вернувшись домой, Анджела легла в постель и, глядя в темноту перед собой, все думала и думала о том, как могло случиться, что всего за две встречи этот человек полностью завладел ее разумом? Она не могла заставить себя не вспоминать о нем.
Впрочем, в следующие дни Анджеле удалось отогнать от себя мысли о Гаторе. Она проводила время играя на пианино или читая, но очень быстро и музыка, и книги надоедали ей до слез. Погода стояла великолепная, и девушка не в силах была усидеть дома.
Однажды утром Анджела встала очень рано. Быстро одевшись, она спустилась вниз. Как и следовало ожидать, ее отец сидел за завтраком. Перед ним стояли обычная чашка кофе из цикория, яйца, каша и жареная ветчина.
Увидев дочь, Элтон был приятно удивлен.
– Давненько ты не завтракала со мной, мой ангел, – заулыбался он. – Что случилось? Может быть, сегодня мой день рождения, а? – поддразнил он ее.
– Мне скучно, – заявила Анджела, велев Кезии принести ей сок и тосты. – Клянусь тебе, папочка, если я еще хоть один день просижу дома, то у меня разум помутится. Мне и так после замужества придется жить в городе, так почему же последние свободные деньки я должна проводить в четырех стенах?
– Можно подумать, ты умираешь, – рассмеялся Элтон.
– Так и есть.
В глазах Синклера мелькнула жалость.
– Но ведь Реймонд – хороший человек. Я уверен, он сумеет сделать тебя счастливой.
– Если бы он хотел этого, то согласился бы переехать в Бель-Клер. Лишь здесь я могу быть счастлива.
– Но ты же знаешь – твоя мать не одобрит этого. Ей надо, чтобы ты переехала в Новый Орлеан к Иде и Винсону, потому что там тебе легче будет привыкать к новой семье. Я бы, конечно, не согласился с ней, – задумчиво продолжил он, – но ведь не секрет, что Клодия влюблена в Реймонда, и, честно говоря, если вы обоснуетесь здесь, у всех нас будет немало проблем.
– Я рада, что мы заговорили об этом, – с благодарностью сказала Анджела. – По крайней мере ты не во всем согласен с мамой и не считаешь меня какой-то дрянью.
– Ангел мой, мы же оба хорошо знаем нашу маму, и нам известно, что она уже не переменится. С ней нелегко, конечно, но надо принимать ее такой, какая она есть.
Девушка решила воспользоваться хорошим настроением отца:
– Папочка, можно мне поехать с тобой? Ну пожалуйста! Мы давно не ездили вместе по плантации, а сегодня такой хороший денек.
– Тебе же известно, что мама не одобрит этой поездки, – заметил Элтон.
– Ну и пусть поворчит немного, – продолжала уговаривать Анджела. – Папочка, ты же сам только что сказал, что мы должны принимать маму такой, какая она есть. А мама всегда ругается, что бы я ни делала. К тому же один день ничего не изменит.
Усмехнувшись, Элтон поднял руки, показывая, что сдается.
– Ну хорошо-хорошо, уговорила. Только не жалуйся потом, когда мама придет в плохое настроение. – Наклонившись к дочери, он сжал ее руку. – Я возьму тебя, только ненадолго. На небе ни облачка, так что день, кажется, будет необычайно жарким. К десяти часам ты должна быть в тени. Вчера я слышал, что сын миссис Потт заболел лихорадкой. В это время года, доченька, надо быть особенно осторожной.
Поцеловав отца в лысеющую голову, Анджела заверила его, что ровно в десять уже будет дома, затем побежала в конюшню, чтобы велеть Сэму – мальчишке-конюху – запрячь ее кобылу. Мать никогда не выходила раньше девяти, но у нее была привычка пить кофе сидя у окна, так что девушка, чтобы не быть увиденной, решила обежать дом с обратной стороны.
Впрочем, Анджела зря тревожилась: не прошло и нескольких минут, как она вместе с отцом уже ехала рысью в сторону плантаций.
Анджела испытывала чувство гордости, как это было всегда, когда она гарцевала на лошади рядом с отцом. Элтон казался таким высоким, даже величественным на своем черном, как смоль, скакуне! Когда он заговаривал с работниками, те кланялись, снимая соломенные шляпы в знак уважения.
Девушке было известно, что ее отца почитали за доброго и справедливого человека, который, однако, при необходимости мог быть суровым и непреклонным. Всю жизнь Элтон Синклер посвятил своей плантации; впрочем, не забывал он и о политике, в частности активно поддерживал демократическую партию – Анджела поняла это из разговоров отца с друзьями. Твайла никогда не интересовалась политическими пристрастиями мужа, считая, что политика – не женское дело. Зато дочь слушала рассуждения отца, затаив дыхание. Элтон подробно объяснял, что стоит за различными политическими партиями. Рабовладельцы вынуждены были поддерживать демократическую партию, защищавшую их интересы. Оппонентами демократов были северяне, выступавшие против использования рабского труда. Отец Анджелы не собирался освобождать своих рабов и считал, что северяне, вмешивающиеся в жизнь южан, лезут не в свое дело…
У хлопкового поля Элтон остановил коня, чтобы поговорить с надсмотрщиком. В глубине души Анджела подозревала, что отец объезжает по утрам свои владения без большой необходимости, просто по привычке, потому что Бель-Клер во всех отношениях было образцовым хозяйством.
Когда отец и дочь подъехали к последнему полю, было уже почти десять часов. Везде, насколько хватало глаз, на коричневатых кустах светлели белые раскрывшиеся коробочки хлопка. Согнувшиеся в три погибели рабы с огромными корзинами за плечами брели по междурядьям плантации, собирая урожай. Они не поднимали голов и никак не реагировали на стук копыт, потому что им некогда было отвлекаться на всякие пустяки – день был в разгаре, а дневная норма сбора хлопка еще ни у кого не была выполнена и наполовину. Кстати, Элтон Синклер лучше всех рабовладельцев на Миссисипи обращался со своими рабами. Им бесплатно раздавали еду, виски, кофе и табак.
Когда какой-то крепкий мужчина направился им навстречу, Элтон сказал дочери:
– Ангел мой, тебе пора домой. Может, я еще раз возьму тебя сегодня с собой, но только позднее, когда станет попрохладнее.
По правде говоря, Анджела втайне надеялась доехать до тростниковых плантаций. Глупо, но ей хотелось увидеть Гатора.
Отец соскочил на землю и стал говорить о чем-то с надсмотрщиком, а когда вернулся, настроение его, к удивлению девушки, резко ухудшилось.
– Я всегда держался открыто с каджунами, – проворчал он, – но этот мне что-то не нравится. Вообще-то с обязанностями своими он справляется, но, по-моему, плохо обходится с людьми, хотя у меня нет доказательств.
– Разве они не сообщили бы тебе? – поинтересовалась Анджела.
– Нет, если запугать их и пригрозить наказанием за болтовню. Надо последить за ним, – заметил Элтон.
Анджела бросила взгляд на надсмотрщика, о котором шла речь. Не сказать, что это был неприятный, уродливый человек, пожалуй, даже наоборот. Отмыть и приодеть его – так он станет даже привлекательным. Но было в его внешности что-то отталкивающее… Подумав, Анджела решила, что ей не нравятся его глаза – черные, холодные и… злые. Да, промелькнуло у нее в голове, папа прав: этот человек способен на жестокость.
– Папочка, – вдруг спросила она, – а почему ты хорошо относишься к каджунам? Ведь остальные не любят их и считают худшими представителями белой расы.
– Знаешь, некоторые плантаторы полагают, что каджунам нельзя платить, потому что это раздражает рабов, но я придерживаюсь иного мнения. Если бы это было так, то не стоило бы оплачивать и труд ирландцев. Мне кажется, к ним относятся с презрением, потому что они сбежали из родной страны. Думаю, ты замечала, что они себе на уме и всегда держатся особняком, – промолвил Элтон и добавил с улыбкой: – Ну да ладно, ангел мой, становится все жарче, тебе пора в тень.
Махнув рукой, Элтон пустил коня к небольшому павильону, где он обычно отдыхал от зноя и мог выпить холодной воды.
Анджела поскакала было в направлении к дому, но затем неожиданно для себя повернула в сторону, чтобы объехать тростниковые поля. Девушка уверенно сказала себе, что делает это вовсе не для того, чтобы увидеть Гатора, а просто хочет попозже вернуться домой.
На первом же поле ей повстречалась Эмили. Едва завидев подругу, та принялась радостно размахивать руками. Мгновенно забыв о просьбе матери держаться подальше от каджунов, Анджела подъехала к Эмили.
– Где ты была так долго? – спросила Эмили, отирая пот с загорелого личика. – Мы не видели тебя с того самого дня, как Гатор спас нас. На следующий день он мине сказал, че ты благополучно добралась до дому, а больше мы ниче о тебе не слыхали. И его спрашивали, но он только бросал на нас вот такие взгляды. – Эмили состроила гримасу, изображая рассерженного Гатора.
– Что-то я не припомню, чтобы ты передразнивала нашего благородного рыцаря в ту ночь, – засмеялась Анджела. – По-моему, ты до смерти его боялась.
– Да ну, это все ерунда, – пожала плечами Эмили. – А теперь отвечай, почему ты так надолго пропала?
– Я… готовлюсь к венчанию, – нашлась Анджела. Приложив козырьком руку к глазам, она оглядела тростниковое поле. К ее досаде, людей трудно было разглядеть за высокими стеблями растений.
– И кого это ты высматриваешь? – с ехидством поинтересовалась Эмили. – Поди, Гатора? Не беспокойся. Он наверняка где-то там. Работает. Сказать ему, что ты его искала?
Анджела смутилась. Хотя подруга сразу догадалась, в чем дело, девушка вовсе не собиралась признаваться ей во всем.
– Нет, конечно, – быстро ответила она. – Я искала Симону.
– Симона больше не работает. Болеет, – пояснила Эмили.
– Болеет? – встревоженно переспросила Анджела. – А что с ней?
Эмили многозначительно усмехнулась:
– Она сама должна тебе сказать.
Анджела тут же решила, что у нее появилась веская причина задержаться и не ехать пока домой. Скандала с матерью все равно не избежать – та будет разгневана, узнав, что дочь сбежала из дому с отцом.
– Пожалуй, я съезжу навестить Симону, – заявила она. – Уверена, что не заблужусь, если не буду сходить с дорожки. Да и с лодкой наверняка обойдется без проблем – в это время их полно у реки.
Мысль о том, что придется плыть по заболоченной части реки при свете дня, вовсе не пугала девушку. Всего-то нужно отталкиваться от дна шестом да следить, чтобы лодка не запуталась в водорослях.
Эмили не разделяла уверенности подруги.
– Мне не нравится твоя затея, – заявила она. – Как бы ты не заблудилась.
– Ерунда, – возразила Анджела. – В ту ночь было темно, хоть глаза выколи, вот мы и не заметили какой-то дряни в воде. Если бы не это, все окончилось бы благополучно. К тому же мне нескоро доведется побывать в селении каджунов, да и в самом Бель-Клере после того, как я выйду замуж, – с грустью добавила она.
– Ах, Анджела… – Эмили с улыбкой покачала головой. – Когда ты такая грустная, мне начинает казаться, что я ни на что не гожусь, ведь я не могу помочь тебе.
Тряхнув головой, Анджела поскакала к густому лесу. Оглядевшись вокруг и убедившись, что никто не наблюдает за ней, она остановилась под старым дубом и привязала к дереву лошадь. Оставлять кобылу непривязанной было опасно: сбитая с толку непривычными звуками и запахами, лошадь могла испугаться и поскакать к дому.
Подняв голову, Анджела залюбовалась исполинскими соснами, дубами, каштанами, магнолиями, кроны которых сплетались, образуя роскошный зеленый шатер. Затем, переведя взгляд себе под ноги, чтобы не наступить на змею или не наткнуться на затаившегося аллигатора, девушка побежала к привязанным у реки лодкам каджунов. Выбрав лодку поудобнее, она оттолкнулась от берега шестом, и суденышко заскользило по воде мимо огромных цветущих водяных лилий размером с тарелку.
Анджела улыбаясь смотрела вокруг. Дикая природа завораживала ее: ей нравились пышные растения. Глаз невозможно было оторвать от больших голубых цапель, а заметив ястреба с красным хвостом, который при виде добычи камнем упал вниз, Анджела даже вскрикнула от восторга.
Погруженная в созерцание этой вечной красоты, она не обращала внимания на то, что лодка не слушается ее. Анджела отталкивалась от дна шестом, но маленькое суденышко прибивало все ближе и ближе к прибрежным зарослям. Девушка пришла в себя, лишь когда острый край какого-то растения полоснул ее по лицу. Она инстинктивно откинулась назад и, потеряв равновесие, упала на дно лодки, которая тут же завертелась в водовороте, вызванном этим резким движением. Вода вокруг забурлила – болотный газ выталкивал на поверхность какие-то коряги, корни, растения.
Перепуганная Анджела решила, что уже доплыла до берега, и лодчонка просто встала на мель. В промокшем платье, отмахиваясь от туч кровожадных москитов, она не могла больше ждать и рассудила, что лучше всего выбраться на сушу и дойти до деревни пешком. Тем более, по ее расчетам, идти оставалось недолго.
Только она занесла ногу, чтобы переступить через борт лодки, как откуда-то донесся сердитый окрик:
– Стой! Не делай этого! Там трясина!
Вздрогнув от неожиданности, девушка обернулась и увидела Гатора, который быстро плыл к ней на своей пироге.
– Разве я не просил предупредить меня, если вам вздумается еще раз побывать в селении каджунов? – У него был хмурый вид, но, когда Гатор подплыл поближе, Анджела заметила, что глаза его полны тревоги.
– Я сглупила, – призналась она, надеясь, что он не слышит гулкого стука ее сердца. Опершись на протянутую ей руку, девушка перешагнула в лодку Гатора и, не удержавшись, насмешливо заметила: – Но, кажется, мне нечего бояться, ведь вы ни на шаг от меня не отстаете.
– Кто-то должен следить за вами. – Он пожал плечами. – Уж так случилось, что я как раз шел на работу и вдруг увидел, что, поговорив с Эмили, вы поскакали к лесу. Эмили, конечно же, сказала мне, что вы поехали к Симоне, так что я без труда догадался: вы снова соскучились по неприятностям.
– Может, вы хотите стать моим телохранителем? – кокетливо прищурившись, предположила Анджела.
Сделав вид, что заинтересовался такой перспективой, Гатор задумчиво почесал подбородок, а затем решительно покачал головой.
– Нет уж, спасибо, – заявил он. – Лучше я на плантации поработаю. Это куда проще, чем удерживать вас от безрассудных поступков.
– По-моему, в ту ночь под ивой вам не казалось, что со мной так уж трудно ладить, – поддразнила Гатора Анджела.
– Пожалуй, вы правы. – Его лицо просветлело, когда он вспомнил ту божественную ночь. Анджела была тогда так прекрасна, что ему больших усилий стоило не сжать ее в своих объятиях, не припасть к ее губам горячим поцелуем… Гатор покачал головой, прогоняя непрошеные мысли.
Анджеле тоже стало не по себе, и она попыталась разрядить возникшее напряжение шуткой:
– Вы, кажется, считаете меня испорченной богатой девчонкой, или я ошибаюсь? Так чего же вы от меня ждете?
– Ну, может, насчет испорченности я и перебрал, а вот в богатстве вашем сомневаться не приходится. – Покачав головой, Гатор рассмеялся. – Нет уж, лучше пахать на плантации, – повторил он.
Тем временем его пирога уже подплыла к селению каджунов. Указав девушке на тропу, он сказал:
– Дом Симоны – третий слева. Я подожду вас, но, пожалуйста, не задерживайтесь. Если на поле заметят мое отсутствие, мне несдобровать.
Направившаяся было по тропинке Анджела задержалась и бросила через плечо:
– А я-то думала, что вы ничего не боитесь, ведь ваш отец работает надсмотрщиком.
– Может быть, это и имеет значение, только не для меня, – с горечью проговорил Гатор.
Увидев подругу, Симона восторженно охнула.
– Дорогая, как же давно я тебя не видала! Но как ты сюда попала? Заходи, я налью тебе вина.
– Нет-нет, – остановила ее Анджела. – Я не могу задерживаться. Гатор ждет на берегу, чтобы отвезти меня назад.
Она с любопытством огляделась вокруг, стараясь скрыть удивление. Нищета жилища поразила ее. Дом Симоны представлял собой наспех сколоченную хижину без окон с небольшими отверстиями в бревнах, пропускающими воздух. Из обстановки в комнате были лишь какое-то подобие матраса, набитого соломой и лежащего прямо на полу, кособокий стол да две шаткие табуретки.
Словно прочитав ее мысли, Симона неуверенно вымолвила:
– Я знаю, что живем мы бедно, но Фрэнк столько работает. Кстати, твой отец обещал заплатить ему премию, когда кончится сезон уборки урожая. Тогда мы построим себе дом побольше. – Ее рука инстинктивно потянулась к животу. – Большой дом понадобится нам, потому что у нас будет ребенок.
– Ребенок? – изумленно переспросила Анджела. – Ах, Симона, это же чудесно! А когда он должен появиться на свет?
– Может, ранней весной. У нас еще довольно времени для устройства в новом жилище. А сейчас Фрэнк не хочет, чтобы я работала на жаре. Говорит, мне надо есть за двоих, а он станет работать за двоих. – На загорелом личике Симоны расплылась довольная улыбка, в глазах мелькнул лукавый огонек. – Это Гатор тебя поджидает, а? Че происходит-то? Последний раз, когда я его видала, он был зол, как черт, и слышать о тебе не хотел! Так че ж он тебя сюда привез?
Девушки уселись на полуразвалившиеся табуретки, и Анджела поведала подруге, что Гатор только что спас ее опять.
– Хм! – фыркнула Симона. – Ну, я и не удивлена.
– Почему же?
– Я не зря говорила Эмили, что ты – первая девушка, которой Гатор заинтересовался, во всяком случае, он о тебе расспрашивал – стало быть, ты ему нравишься. А до этого мы ни разу не видали его с кем-нибудь. Он красавчик, и так странно, что все время один. А ты сама что об этом думаешь? Послушай, – Симона придвинулась поближе к Анджеле, – ты ни разу не встречалась с ним после той ночи, а?
Анджела призналась, что Гатор дважды побывал в ее укрытии под старой ивой.
– Да ты че?! – Симона восторженно всплеснула руками. – Он точно в тебя втюрился! – Подойдя к отверстию между бревнами, девушка внимательно посмотрела сквозь него, а потом доложила: – Ждет! Вот че я тебе скажу. Не будь я замужем, тоже на него глаз положила бы.
Анджела примолкла. Да и что она могла сказать? Слова Симоны смешны, но даже если в них и есть доля правды, какая разница? Она не могла сама выбирать себе суженого. В их краях судьба девушки часто решается еще до того, как она сделает первый в жизни вдох.
Задумчиво прикусив губу, Симона вернулась к столу.
– Знаешь, – заговорила она, – поняв, что у меня будет ребенок, я была так горда и счастлива. Надо же, мы с Фрэнком занимались любовью, это было так прекрасно, и вдруг… любовь подарила нам еще и это чудо – ребенка, который растет во мне. Я плакала от счастья, когда узнала, что беременна. Видишь ли, подружка… – Симона взяла Анджелу за руку, – когда мы с Фрэнком лежали обнаженные и трогали друг друга везде, наши тела… вроде как пели от радости. Он входил в меня, мы становились одной плотью… А теперь в результате этого появилось третье существо… Вот это любовь! Однажды тебе тоже повезет, и ты узнаешь, что это за чувство!
Опустив голову, Анджела молчала. За долгие годы дружбы ей приходилось делиться с подругами самыми сокровенными мыслями, но теперь, когда было официально объявлено о ее помолвке, девушка замкнулась в себе, решив, что никому не должна рассказывать о своих сомнениях.
– Может, и так, – наконец тихо произнесла она и, поднявшись, заставила себя улыбнуться. – Думаю, мне пора. Гатор сказал, что у него будут неприятности, если он задержится.
– Ха! Кто осмелится ему что-то сказать? – фыркнула Симона. – Все его боятся – он же такой большой и злой.
– Злой? Не пойму, с чего ты это взяла. Он отлично сложен, с ним чувствуешь себя в безопасности… и ко всему прочему он добрый, мягкий, чувствительный… – Голос Анджелы дрогнул. Но, подняв глаза на подругу, девушка, к своему удивлению, обнаружила, что та едва сдерживает смех. – В чем дело? – недоуменно спросила она.
– Ни в чем, – хихикала Симона. – Разве только в том, что говоришь ты, как человек, который по уши втюрился в кого-то.
– Что за ерунда! – Анджела растерялась. – В жизни ничего глупее не слышала. Нет, как ты могла такое сказать – ведь через несколько месяцев я выхожу замуж…
– Это не важно. – Симона вдруг опять стала серьезной. Нежно обняв Анджелу за плечи, она заговорила заговорщическим тоном: – Ты ничего не сможешь поделать со своими чувствами. А за тебя все решения принимает семья. Но кое в чем ты все-таки должна постоять за себя. Например, полюбить и быть счастливой с тем, кого любишь.
Уж сколько Анджела поражалась прямолинейности подруги, но на сей раз… Симона явно перешла допустимые границы.
– Ну хорошо-хорошо, вижу, ты со мной не согласна. – Симона нисколько не смутилась, заметив недовольство Анджелы. – Во всяком случае, ты вполне могла бы поразвлечься с Гатором – в те месяцы, что остались до твоего венчания. Никто ничего не узнает, а мы с Эмили, конечно же, будем держать язык за зубами. Просто, подружка, дай волю чувствам, люби, – уговаривала она Анджелу. – Зато потом, когда тебе станет грустно, у тебя будет что вспомнить. Кажется, Гатор знает, что ты выходишь замуж?
Анджела кивнула. Девушка была в полной растерянности: уж очень соблазнительными казались ей слова Симоны.
– Тогда, – вновь заговорила Симона, – он поймет, что ты не хочешь терять последние денечки перед замужеством, и не станет огорчаться, когда ты покинешь его. Иди же! Иди прямо сейчас да расскажи ему о своих чувствах! Спроси, поможет ли он тебе, захочет ли, чтобы у вас обоих остались на всю жизнь добрые воспоминания.
Рассмеявшись, Анджела заявила подруге, что та сошла с ума, и, обняв ее, выбежала из хижины. Она шла не оглядываясь и при этом чувствовала, что Симона не сводит с нее глаз.
– Хотите, я научу вас пользоваться шестом? – спросил Гатор, помогая девушке забраться в лодку. – Может, тогда вы сможете путешествовать, не рискуя выпасть за борт.
Желая развеять грустное настроение, охватившее ее после разговора с Симоной, Анджела весело согласилась:
– Конечно! Давайте начнем немедленно!
Повернувшись к корме, она вытащила из-под переборки один из длинных тростниковых шестов.
– Итак, – согласился Гатор, – я оттолкнусь от берега, а потом вы будете повторять все мои движения.
Когда их крохотное суденышко плавно заскользило по темной воде, Анджела спросила:
– А почему вы используете шест? Почему не весла? Я с папой часто ходила на рыбалку, и он всегда греб веслами.
– Стало быть, вы рыбачили там, где глубоко. А здесь чуть не по колено. Надо все время прощупывать дно, чтобы не сесть на мель, разгонять ряску, водоросли да стараться уберечься от аллигаторов. Вот что интересно, – сменил Гатор тему, – как вам понравилось на рыбалке?
– Очень. Мне кажется, я в жизни не проводила время лучше. – Девушка с радостью рассказала ему, как они в такие дни уходили с отцом из дома еще до рассвета. Кезия всегда готовила им корзину с провизией: хлеб, бутерброды с вареньем, фрукты. Не мешкая, они пускались в путь, и когда первые лучи восходящего солнца освещали небо, отец и дочь уже успевали приплыть к своему любимому месту. Это была небольшая бухточка, окруженная старыми ивами и пальмами. Иногда они оставались в лодке, но чаще всего усаживались на берегу и ждали, когда жирная зубатка заглотнет наживку.
– Знаете, – призналась Анджела, – если бы не эти походы на рыбалку, я бы ничего не знала о Бель-Клере. Папа все мне рассказывает, а вот мама считает, что с детьми нельзя обсуждать серьезные вещи.
– Но вы уже не ребенок, – перебил девушку Гатор, смерив ее многозначительным взглядом.
