Текст книги "Связанные серебром (ЛП)"
Автор книги: Патриция Бриггз
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 15 страниц)
Я опустила плечи, уткнувшись носом в ключицу Адама, и через несколько секунд полностью расслабилась.
– Я люблю тебя, – прошептала я. – И ты должен сказать, сколько я должна за ремонт джипа.
– Я не…
Я оборвала его на полуслове, хотя хотела сделать это по-другому, приложить палец к его губам или что-то другое нежное, но дернула головой и ударила лбом его по подбородку. Адам прикусил язык, слишком буквально я его заткнула.
Он рассмеялся, запачкав каплями крови свою рубашку, а я скороговоркой выдала извинения. Адам запрокинул голову и ударился ею об дверь джипа.
– Брось, Мерси. Все быстро заживет.
Я отстранилась и села рядом, смеясь над собой. Несмотря на боль, Адам прав – рана заживет через несколько минут. Она незначительна, а он вервольф.
– Оставь попытку заплатить за внедорожник, – сказал он мне.
– Внедорожник пострадал из-за меня, – заспорила я.
– Не ты бросала на него стену, – заметил он. – Я, возможно, позволю тебе заплатить за вмятину…
– Даже не пытайся солгать мне, – я возмущенно фыркнула, а он снова рассмеялся.
– Хорошо. Я и не собирался, но, в любом случае, это спорно, потому что после падения стены появление вмятины ожидаемо. А в том, что ледяной эльф свихнулся, виноват вампир…
Я бы могла поспорить с Адамом, что очень люблю делать, но еще больше люблю другое.
Я подалась вперед и поцеловала его.
Поцелуй вышел со вкусом крови и Адама, который не переживал, что поцелуй быстро от нежного перерос в страстный. Через некоторое – я точно не знаю какое – время, Адам посмотрел на свою окровавленную рубашку и вновь рассмеялся.
– Полагаю, что мы все же пойдём в боулинг, – сказал он, подняв меня.
Глава 2
Сначала мы заехали в стейк-хаус поужинать.
Адам сменил окровавленное пальто и белую рубашку, которые остались в машине, на темно-синюю футболку, которую достал из сумки на заднем сидении. После чего спросил меня, не выглядит ли странно одетым в футболку и брюки от смокинга. Адам не догадывался, насколько футболка обтягивала его торс, и я заверила его – с невозмутимым видом – что всем будет все равно.
Как правило, в вечер пятницы было полно народу. Но обслуживали быстро.
После того, как официант принял у нас заказ, Адам – слишком обыденно – произнес:
– Так что ты видела?
– Весьма неловкий момент, – ответила я. – Я тебе принесла печенье.
В его глазах появился блеск.
– Ясно, – произнес он, немного расслабив плечи, несмотря на легкий румянец на щеках. – Я думал об этом.
– Все нормально? – спросила я. – Извини за вторжение.
Он покачал головой.
– Не нужно извиняться. Тебе всегда рады, неважно по какой причине ты зашла.
– Значит, – обыденно произнесла я, – ты впервые выступал на открытой трибуне?
Он вскинул голову.
– Попался. Мне Уоррен рассказал.
Адам улыбнулся.
– Задыхающийся, потеющий и несчастный
Официантка поставила перед нами еду и заторопилась прочь. Адам кормил меня стейком с кровью, а я кормила его лососем. Еда была отличной, компания еще лучше, и будь я кошкой, замурлыкала бы.
– Ты выглядишь счастливой. – Он отпил кофе и вытянул ногу так, что она оказалась у моих.
– Ты делаешь меня такой, – ответила я.
– Ты могла бы всегда такой быть, – произнес он, кладя в рот последний ломтик запеченного картофеля, – если бы переехала ко мне.
Просыпаться с ним каждое утро… но…
– Нет. Тебе и без того от меня достаточно неприятностей, – возразила я. – И стае и мне нужно свыкнуться… разрядить напряжение, до того, как я перееду к тебе. Твой дом – крепость, сердце стаи. Им нужно место, в котором они будут чувствовать себя в безопасности.
– Они привыкнут.
– Они и так привыкают, как умеют, – сказала я. – Сначала был Уоррен… Ты слышал, что после того, как принял его в стаю, альфы нескольких других стай позволили вступить в стаю волкам-гомосексуалистам? А теперь я. Койот в стае волков… ты должен признать, что это слишком много перемен для одной стаи
– И следующим будут женщины с правом голоса, и чернокожий станет президентом, – добавил он с серьезным выражением лица, но с ноткой юмора в голосе.
– Видишь? – я ткнула в него вилкой. – Волки застряли в восемнадцатом веке, а ты ожидаешь перемен. Сэмюэль любит говорить, что большинство вервольфов перестают подстраиваться под жизнь в тот момент, когда стали волками. Все перемены современного мира прошли мимо них.
– В восемнадцатом веке лишь Питер и Уоррен были превращены в волков, – заметил Адам. – Большинство моложе меня.
К нам подошла официантка, и когда Адам заказал три десерта, вытаращилась на него, но вервольфам нужно много есть. Когда она посмотрела на меня, я отрицательно покачала головой.
Когда она ушла, я вернула разговор в прежнее русло.
– Нам не повредит пару месяцев подождать, пока все утрясется.
Будь Адам не согласен со мной, я бы уже спала в его доме, а не ходила бы с ним на свидания. Он, как и я понимает, что мое появление в стае потянет за собой волну возмущения. Может, если стая с самого начала была здоровой, полностью уравновешенной такого напряжения не возникло бы.
Несколько лет назад некоторые члены его стаи начали изводить меня, койота, живущего по соседству. Вервольфы, как и их природные собратья, никогда не делят территории с другими хищниками. Травля прекратилась, когда Адам объявил меня своей парой, о чем не торопился рассказать мне, поэтому я не знала причину, почему все прекратилось.
Но магия стаи требовала ответа на объявление, и когда Адам не предоставил такового, понес ущерб, став слабее, вспыльчивее и практически не способным держать стаю в узде и собранной. Сделав меня членом стаи и одновременно объединив наши брачные узы, Адам не дал шанса своим людям обрести почву под ногами и вновь ее выбил.
– Еще месяц, – наконец, произнес он. – А затем они, включая Сэмюэля, просто вынуждены будут свыкнуться. – В его глазах, цвета темного шоколада, сверкала серьезность, когда он подался вперед. – И ты выйдешь за меня
Я широко улыбнулась.
– Может, ты хотел спросить выйду ли я за тебя?
Я хотела его рассмешить, но его глаза стали светлее, и появились золотистые крапинки.
– Койот, у тебя был шанс сбежать. – Он улыбнулся. – Твоя мать рада, что может использовать кое-что, что не пригодилось на свадьбе твоей сестры.
Мое сердце сдавила паника.
– Ты ведь не обсуждал это с ней? – У меня в голове возник образ церкви, наполненной людьми и декорированным белым атласом. А еще голуби. На свадьбе моей матери были голуби. Сестра сбежала от нее, чтобы тайно венчаться. Моя мать – бульдозер, который никого не слушает.
Волк скрылся из глаз Адама, и он ухмыльнулся.
– Для тебя нормально выйти за верфольфа, у которого есть дочь подросток и распадающаяся стая, но панику вызывает мама?
– Ты встречался с моей мамой, – ответила я. – Она и у тебя вызывает панику.
Он рассмеялся.
– Ты просто мало времени с ней знаком.
Честно было его предупредить.
***
Нам повезло заполучить личное табло для ведения счета в боулинге. Женщина, игравшая рядом, ушла, когда мы вернулись с шарами для боулинга. Я взяла себе ярко-зеленый с золотыми полосками, а Адам черный.
– У тебя нет воображения, – самодовольно заявила я. – Тебе не повредило бы взять розовой шар.
– У всех розовых шаров маленькие отверстия для пальцев, – возразил он. – А черные всегда тяжелее.
Я открыла рот, чтобы ответить, но он закрыл его поцелуем.
– Не здесь, – пояснил он. – Посмотри туда.
Рядом с нами стоял мальчик лет пяти и девочка помладше его в розовом платье с оборками.
Я вздернула подбородок.
– Будто я собиралась шутить про твои шары. Мы что, подростки?
Адам улыбнулся.
– Думаю, в каком-то плане, да.
Я села и начала вводить имена на табло, когда закончила, была довольна результатом.
– Найден на дороге мертвым, – сухо проговорил Адам, смотря мне через плечо.
– Я подумала, что можно использовать марки наших машин. У тебя сейчас форд. (прим. на англ. Найден на дороге мертвым – Found On Road Dead – F-O-R-D).
– Фатальное Волшебство? (прим. Мерси водит ФольксВаген. ФВ.)
– Не так уж много прикольных слов на букву «Ф», – заметила я.
Он протянул руку и сменил имя на «Фантастическая Выдержка», затем прошептал мне на ухо:
– Фантастическая Вакханалия. И вся моя.
– Мне нравится. – Теплое дыхание Адама, опаляющее мое ухо, тоже можно считать фантастикой и вакханалией.
До Адама, я всегда была похожа на этот черный шар – скучная, но полезная. В моей внешности нет ничего особенного, за исключением экзотического цвета кожи, доставшегося мне от отца из племени Черноногих. А Адам… стоило ему пройти мимо, как все оборачивались ему вслед. Даже в боулинге он привлекал внимание.
– Бросай уже свой скучный шар, – грозно приказала я. – Заигрыванием со счетчиком очков тебе ничего не даст. Теперь все компьютеры считают.
– Будто мне это нужно, – он усмехнулся и отошел на пару шагов, после чего развернулся и сосредоточился на бедных, беспомощных кеглях.
Его ига была смертельно серьезной и в решительном стиле, как и все остальное в жизни Адама. Контролируемая сила, вот каков он.
Но я начала замечать во взглядах, направленных на нас – в частности на Адама – не только восхищение. Адам не был знаменитостью, он сторонился новостей.
Но Адам – волк, работающий с общественностью. Хладнокровный, успешный бизнесмен, чья охранная система защищает ядерные установки штатов; отличный парень, который оказался вервольфом. Думаю, когда они читают об этом – это очень здорово, но видеть верфольфа рядом с собой в боулинге – дело иное. Они его боятся.
Мысль была такой яркой, словно мне ее прошептали на ухо, принося следом беспокойство.
«Посмотри на них».
Я увидела, как мужчины задвигают за себя женщин, как матери держат при себе детей. Через мгновение, они все разом сбегут… и я не думаю, что это как-то относится к тому, что четырьмя кварталами дальше по улице что-то натворили подростки.
«Адам еще не заметил»
Он хитро и удовлетворенно улыбнулся, выбив страйк, весьма удачный, потому что не было поломок. Если ударить слишком сильно – что-нибудь сломаешь, слабо – ничего не выбьешь.
«Оглянись».
Взяв свой зеленый шар, я посмотрела на окружающих нас людей. Как и Адам, они все были увлечены игрой, чтобы заметить тревожное бормотание. Мальчишка лазил под креслами, а его родители спорили о счете на табло.
Прелестная же малышка – в розовом платье с розовыми бантиками на хвостиках – забралась на помост боулинга и играла с сушилкой для рук на системе возврата шаров. Она подставляла ручки под холодный поток и хохотала.
«Адаму станет противно, что люди ушли из-за него».
На моем лбу выступил пот, что смешно, учитывая прохладный воздух в боулинге. Я остановилась на полпути к линии броска (или как там ее называют) и, подражая Адаму, прижала шар к груди.
«Вероятно, нужно показать, что Адам не монстр, а герой».
Я посмотрела через плечо на играющую малышку. Ее брат вернулся к стойке с шарами и играл с ними. Их мать только что заметила отсутствие сына и направилась за ним.
Я вновь посмотрела на кегли.
– Ты смотришь? – спросила я Адама. Желание сделать для Адама что-то хорошее было таким сильным, что сложно было противиться.
– Мой взгляд прикован к тебе, – ответил он. – Ты собираешься сделать что-то потрясающее?
Я неосторожно, словно новичок, провалила удар и послала шар в противоположную от дорожки сторону, туда, где маленькая девочка играла с потоком воздуха.
И как только шар улетел, я не могла поверить, что решилась на это. Потея и дрожа от ужаса, я повернулась. И как бы быстро я это не сделала, зрелище все же пропустила.
Адам поймал шар за два фута от малышки.
Она посмотрела на Адама, чьё шумное падение нарушило её игру. Когда она увидела, что рядом с ней странный человек, округлила глаза и выпятила нижнюю губу.
Адам, по большей части, не интересовался детьми (кроме собственной дочери), как признался мне однажды, до тех пор, пока они не достигнут подросткового или старшего возраста, чтобы с ними можно было вести интересные разговоры.
– Привет, – протянул он, выглядя очень смущенным
Малышка осмотрела Адама, но она, как ни – как, женщина, а Адам… ну он Адам. Поэтому, она прикрыла рот ручкой и захихикала.
Это было восхитительно и очень мило. Адам был потерян, и все вокруг это отчетливо понимали.
Маленькая покорительница сердце завизжала, когда отец взял ее на руки, к ним торопилась мать, волоча за собой мальчика и тараторя слова благодарности.
«А зло здесь ты, Мерси. Бедняга».
Конечно, я плохая, я почти убила малышу. О чем я думала? Если бы она сделала шаг назад или Адам не успел бы, то была бы уже мертва. «Девочка не была в опасности, ты ведь не в нее бросала, шар прокатился бы мимо, не задев ее. Ты спасла Адама, и он даже этого не заметил».
Он нахмурился на меня, когда мы отошли (ради безопасности каждого, хотя беспокойные менеджеры нам этого не говорили). Мы вернулись к игре, и Адам дал мне ударить первой.
Я аккуратно бросила первый шар в желоб, где он никому не причинил бы вреда. Не знаю, сделала ли я так ради того, чтобы успокоить окружающих, с тревогой наблюдающих за мной или ради себя.
«Ты лишь старалась осчастливить Адама, и вот такая тебе досталась благодарность».
И я вовсе не добивалась в благодарность хныканье малышки. Я почесала лоб, словно от этого мои мысли прояснились бы.
«Шар не ударил бы ее, ты в этом убедилась». Даже если бы Адам не успел, шар прокатился бы мимо.
Адам задумчиво наблюдал за мной, но ничего не сказал на мой проигрыш в сто очков. Я специально проигрывала, чтобы не стало понятно, что я нарочно кинула тот шар,
Я сделала это нарочно, да?
Не могу поверить, что я что-то такое сделала. Что со мной такое? Если бы Адам был более отзывчивым, я бы обсудила это с ним.
«Он не захочет услышать то, что ты ему скажешь, лучше промолчать. Да и вряд ли он поймет».
Я не возражала, что Адам предпочел стоять там, где сможет с легкостью поймать шар, если я вновь не туда его кину. В конце концов, его спасение малышки выглядело лучше, если бы я казалась идиоткой.
После четвертого удара, Адам подошел ко мне и тихо, чтобы никто нас не слышал, спросил:
– Ты это специально сделала, да? О чем ты, черт возьми, думала?
И почему-то, даже несмотря на его правоту, мне стало дурно от его вопроса или может из-за голоса у меня в голове.
«Он должен был раньше понять. Он должен лучше понимать свою пару. Ты не должна оправдываться. Лучше вообще ничего не говорить».
Выгнув бровь, я гордо прошла мимо него и взяла свой шар. Из-за боли гнев лишь стал сильнее. Я была так расстроена, что забыла притвориться, и выбила страйк. И была уверена, что это последнее очко в мою пользу в игре… а еще я ни слова не сказала Адаму.
Он победил с разницей в счете больше двухсот очков. Когда мы закончили партию, Адам понес шары к стойке, а я переобуваться.
Подростки, играющие в пяти дорожках от нас, остановили Адама и попросили его дать им автограф. Я забрала свои туфли, переобулась и оплатила игру.
– Он вправду Альфа? – спросила девочка-подросток за прилавком.
– Ага, – ответила я сквозь стиснутые зубы.
– Ого.
– Ага.
Я вышла на улицу и ждала Адама у новенького, стоящего на сигнализации, джипа. После захода солнца, температура опустилась градусов на шесть, и из-за того, что я на холоде стояла в платье и туфлях, мне было не комфортно. А может, из-за своего характера, мне было плохо и холодно.
Я стояла у пассажирской двери, и Адам не увидел меня сперва. Я увидела, как он задрал голову и втянул носом воздух. Я оперлась о дверь, и движение привлекло внимание Адама.
Идя к джипу, он не сводил с меня взгляда.
«Он думает, что ты намеренно подвергла ребенка опасности, чтобы он выглядел героем. Он не понимает, что ты никогда бы так не поступила. Девочка не пострадала бы, шар прокатился бы мимо. Адам задолжал тебе извинения».
Я ничего ему не сказала, не могла признаться, что крошечный вредный голосок в голове приказал мне так поступить.
Адам прищурился, но не произнес и слова. Он снял блокировку и позволил мне самой сесть в джип. Я пристегнулась и откинулась на сиденье, закрыв глаза и стиснув кулаки. Но когда почувствовала в руках знакомое очертание посоха из дерева и серебра, расслабилась.
Я уже привыкла к его внезапному появлению, и не удивилась, хотя это впервые, когда я на самом деле почувствовала его появление. Сейчас я была более сосредоточена на катастрофе нашего свидания.
Но посох очистил мой разум, я перестала злиться, просто чувствовала себя уставшей и хотела домой.
– Мерси.
Адам сильно злился, я практически слышала скрежет его зубов. Он думал, что я бросила шар в маленькую девочку.
Я не могла винить его за этот гнев. Поставив посох на пол, я погладила большим пальцем серебряный наконечник. Я ничем не могла себя оправдать… да и не хотела. Я поступила опрометчиво и глупо. Что, если бы Адам оказался медленнее? Меня затошнило.
– Я не понимаю женщин, – отрезал он, завел машину и нажал на газ резче обычного.
Я сжала посох и до дома ехала с закрытыми глазами. У меня болел живот. Гнев оправдан, и Адам вправе злиться и расстраиваться.
Я была в отчаяние, что-то было неправильным. Я не могла поговорить с Адамом, потому что боялась все усугубить. Мне необходимо понять, почему я сделала то, что сделала, прежде чем заставить Адама понять это.
Мы молча подъехали к моему дому. Машины Сэмюэля не было, должно быть, он уехал на работу раньше обычного, а он мне был нужен. Я хотела поговорить с ним на счет сегодняшнего. С Адамом я это обсудить не могла, потому что буду выглядеть так, словно пытаюсь оправдаться.
Я отстегнула ремень и открыла дверь… Адам протянул руку и захлопнул ее.
– Нам нужно поговорить. – В этот раз злости в его голосе не было
Но Адам был на грани. Я не могла дышать из-за его близости, и именно тогда, когда я не могла себе этого позволить, у меня случился очередной приступ паники.
С отчаянным криком, я забралась на сиденье и перелезла назад. Там дверцы тоже были заперты, но когда я начала истерично дергать кнопку блокировки, Адам разблокировал двери, и я оказалась на свободе.
Я попятилась от джипа, дрожа и покрываясь потом, в руках сжала посох, как меч или дубинку, которой могла защититься от… глупости. Какая же я глупая. Будь проклят Тим и то, что он со мной сделал, из-за чего я глупо стояла, дрожа, на своей же подъездной дорожке.
Я хотела вновь быть собой, а не незнакомкой, которая боится прикосновений… и с этим противным голосом в голове, который заставил кинуть шар для боулинга в ребенка.
– Мерси, – позвал меня Адам, выйдя из машины и обойдя ее сзади. Его голос был нежным с нотками… Я внезапно ощутила печаль и недоумение Адама, что-то случилось, и он не знал что именно. Он понимал, что где-то облажался, и не представлял где именно.
Я не хотела переживать его эмоции, потому что от этого становилась лишь глупее… и слабее.
– Мне нужно идти, – сказала я, вперив взгляд в свои руки, потому что не могла смотреть на Адама. Если бы я посмотрела, то захотела бы сбежать, а он бы погнался за мной. В любой другой день, это было бы забавно, сегодня привело бы к катастрофе. Поэтому я начала медленно отходить.
Он не последовал за мной, но когда я подошла к двери, крикнул мне вслед.
– Я пошлю кого-нибудь к тебе на охрану.
Потому что я пара Альфы, и он обо мне беспокоился. Из-за Тима. Из-за чувства вины.
– Нет, – сказал он и подошел ближе, давая понять, что связь с его стороны сильнее. – Потому что я люблю тебя.
Я медленно закрыла дверь и прислонилась к ней лбом.
Живот болел, горло стянуло, я хотела кричать или побить кого-то, но просто стояла, до боли стискивая посох, пока слушала, как Адам садится в джип и уезжает.
Я посмотрела на посох. Когда-то – а может и сейчас – благодаря ему у всех овец рождались близнецы. Но посох сделали очень давно, а магия со временем изменяется и варьируется разными способами. Быть может сейчас это не просто посох для пастуха. Никто на самом деле не знал, на что он способен… кроме того, что он следует за мной.
Может то, что я впервые, взяла посох в руки в джипе Адама, не случайность? А может, и нет.
Я много лет сопротивлялась Адаму. Вероятно, такое неизбежно, учитывая, кто мы такие, буквально и фигурально. Он – Альфа, а я… я то, кто я есть, воспитанная среди властвующих мужчин и выбравшая не подчиняться им (неважно насколько их контроль был во благо). Обычно после стычки я чувствовала прилив энергии и радость, а не тошноту и страх, как сейчас.
Конечно, обычно я затевала спор, и никто не использовал связь стаи для затуманивания моего разума.
Хотя, я могла ошибаться. Может у меня новая реакция после встречи с недавно почившим Тимом… будто паники и воспоминаний мало.
Но сейчас, когда все прекратилось, голоса стали похожими на стаю. Я никогда не слышала, чтобы стая влияла на кого-то через связь, но я много не понимала в магии стаи.
Мне нужно перекинуться, освободиться, хоть ненадолго, от влияния стаи и связи пары, благодаря которым слишком у многих есть доступ ко мне в голову. Я должна это сделать: пусть не избавлюсь от них всех, но перекинусь и немного побуду сама с собой.
Мне нужно разобраться в том, что произошло. Расстояние не всегда означало, что я побуду сама с собой, но обычно оно ослабевало связь между мной и Адамом… а еще между мной и стаей. Мне нужно уйти до того, как Адам решит кого – то назначить на охрану, иначе страж не даст мне уйти.
Даже не удосужившись зайти в спальню, я разделась, а вот выпустить посох из рук оказалось сложнее, ведь я убедила себя, что именно благодаря ему из моей головы исчезли голоса.
Я ждала, что голоса вернутся, но было тихо. Либо они потеряли интерес с уходом Адама либо преуспели в своих усилиях.
Либо же, как я и верила, расстояние было важным фактором. В любом случае, посох я оставила дома, так как койот с таким предметом привлечет немало внимания.
Так что я перекинулась в койота и тут же ощутила облегчение, безопасность, концентрацию. Глупо, потому что я никогда не замечала, что превращение как-то меняло связь между парой или стаей. Но готова была вцепиться во все, что угодно, отчего могла бы лучше себя почувствовать.
Я вынырнула через лаз для собак, установленный Сэмюэль на задней двери и направилась в ночь.
Снаружи были другие запахи, лучше и свежее. В облике койота я воспринимала больше информации, чем в человеческом. Я могла учуять сурка в норке, летучих мышей, гнездившихся под крышей моего гаража.
Луна убывала, и сейчас была видна половина, но даже для глаз койота ее цвет был практически оранжевым. В воздухе витала пыль от недавно собранного урожая.
А еще приближался вервольф в волчьем обличье.
Я распознала в нем Бена, что было хорошо. Даррил почувствовал бы койота, а Бен всю жизнь, за исключением последних полутора лет, прожил в Лондоне, и его легче обмануть.
Я замерла на месте, сопротивляясь желанию пригнуться или скрыться. Движения привлекут внимание, а цвет моего меха сливался с пустыней.
Бен даже не посмотрел в мою сторону, и как только он завернул за угол – очевидно направляясь к передней двери – я бросилась через кустарник и сухую траву в пустынную ночь.
Я направлялась к каменному пляжу у реки, когда из кустов выпрыгнул заяц. В тот момент я осознала, насколько голодна.
Я хорошо поужинала, и не должна быть голодной, и не просто голодной, а изголодавшейся. Что-то было не так.
Я отбросила эту мысль и погналась за кроликом. Этого я упустила, но не следующего. Я съела его и обглодала кости, но все еще была голодна. Поэтому я продолжила охоту, и через полчаса наткнулась на перепелку.
Мне не нравилось убивать перепелов. Я всегда ухмылялась над этим пером, торчащим из затылка. Эти птицы глупы, и у них не было и шанса против койота, особенно против меня.
Полагаю, перепелок сложно истребить, потому что их много, а койот здесь один. Но я всегда чувствовала себя виноватой, охотясь на них.
Завершив второе убийство, я принялась думать, что сделаю с тем человеком, из-за кого я была такой голодной, что ела перепелку.
Стая вервольфов может питаться от любого ее члена, подпитываясь энергией. Я не знала точно, как это работало, хотя очень часто с этим сталкивалась. Благодаря этому, Альфа и был Альфой, становясь чем-то большим, чем был до того, как взвалил на себя эту ношу.
До того, как я стала членом стаи Адама, я ничего подобного не испытывала, так что я не переживала. Никто не мог бы пробраться ко мне в голову и сказать, что бросить шар для боулинга в девочку отличная идея. Или приказать выместить расстройство на Адаме.
Закончив и пресытившись, я без проблем добралась до конечного пункта назначения.
Я не знала, кто владел этим участком земли, в сотнях ярдов был забор, недалеко от которого стоял дом. Вокруг были разбросаны пивные банки, и, если бы на улице было теплее, я могла бы натолкнуться на людей
Я взобралась на камень и попыталась почувствовать связь с парой или со стаей. Ничего, я была одна. Лишь я, река, вершины гор Хорс Хевен, видневшиеся вдалеке, и крохотные огни фонарей на ветряных мельницах. Я не знала, действовало ли расстояние или это особое место на связь, но я ее не чувствовала.
Слава Богу.
Лишь после того, как убедилась, что Адам не услышит меня, я позволила себе сосредоточиться на том, как жутко, что в твоей голове может быть кто-то кроме тебя, даже тот же Адам, которого я люблю. Есть то, чего я не могу позволить даже Адаму узнать.
Странно, ведь Адам был волком дольше, чем живу я, и я приняла его вервольфом проще, чем он сам себя. Он не удивится – как удивилась я – узнав, что я до чертиков была напугана величайшим даром, который один волк мог подарить другому, но это принесет напрасные страдания. Я приспособлюсь… должна приспособиться, если хочу остаться с Адамом.
Было бы проще, если бы пришлось разбираться только со связью между мной и Адамом, но он сделал меня частью стаи. И если эта связь работала, должным образом, я чувствовала всю стаю. Но, к несчастью, из-за этой связи они могли тянуть из меня силы и заставлять не подчиняться Альфе.
Наедине с собой было проще оглянуться и разобраться, как такое случилось: толчок тут, пинок там.
Я бы на многое пошла, чтобы уберечь Адама от боли, но не стала бы угрожать невинным… и никогда бы в жизни ни кого не игнорировала.
Любой, кто решил обидеть меня, заслуживает услышать, как именно они за это ответят… или их нужно успокоить ложной безопасностью и напасть, когда они ожидают меньше всего. Но вот тишина – оружие бывшей жены Адама.
Кто бы это ни делал, их целью было разлучить нас.
Так кто же за этим стоял? Вся стая? Часть ее? Специально ли это делалось или вся стая настолько меня ненавидела, что хотели заставить уйти? И что важнее всего, для меня, по крайней мере, как мне не дать такому повториться?
Должен быть способ. Несомненно, если вервольф мог так влиять на членов стаи, как на меня, Альфы сильнее бы сжимали тиски контроля.
Стая больше походила на культ, чем на кучку перекаченных тестостероном диких зверей, на мгновение притихших под угрозой смерти от клыков лидера. Иначе, они бы перебили бы друг друга.
Мне нужно, чтобы Сэмюэль вернулся домой, и расспросить его обо всем. Адам, несомненно, знал способ, но я хотела начать этот разговор, точно зная как его вести.
Если Адам решит, что один из членов его стаи играл с моим разумом… Не уверена, что в правилах о таком говорится, поэтому я должна выяснить это у Сэмюэля.
Если кто-то умрет, я должна убедиться, что поступаю верно, или, по крайней мере, знать обо всем до того, как нажму на курок. Если кому-то грозила смерть, я могла бы держать это в себе и придумать собственное наказание.
Мне нужно дождаться возвращение Сэмюэля с работы. А до тех пор, я буду просто сжимать посох и надеяться на лучшее.
Я как можно дольше лежала на каменистом пляже у реки, под светом луны. Но если я не вернусь до того, как Бен обнаружит мое отсутствие, он вызовет подмогу, а я не в настроении встречаться с вервольфами.
Я встала, потянулась и побежала обратно домой.
***
Когда я добралась до задней двери своего дома, перед ней беспокойно выхаживал Бен. И когда увидел меня, замер… он уже начал подозревать, что меня не было дома, а когда увидел меня, убедился.
Он оскалился, но не успел зарычать, разрываясь между гневом и беспокойством, звуча одновременно и злобно и обеспокоенно, защитным инстинктом доминанта и пониманием, что я выше его рангом.
Язык тела, если вы его должным образом умеете читать, выражает красноречивее слов.
Его расстройство – это лишь его проблема, поэтому я не обратила на него внимания и прошла через лаз, который был чуть больше, чем собачий, но мал для волка, прямиком в свою спальню.
Я перекинулась в человека, надела нижнее белье и футболку, а затем легла в кровать. Сейчас не так уж поздно, наше свидание было короче ожидаемого, да и моя пробежка не так уж много заняла времени, но утро все же уже скоро, а мне еще надо поработать над машиной. А еще нужно здраво мыслить, чтобы узнать, как поговорить с Сэмюэлем, и чтобы он не разболтал все Адаму.
Может, мне стоило позвонить его отцу. Да, решила я, позвоню-ка я Брану.
***
Я проснулась с телефоном, прижатым к уху, и на секунду, посчитала, что выполнила задачу, поставленную перед сном, потому что в трубке слышался валлийский язык.
Хотя в этом не было смысла, Бран никогда не разговаривал со мной на валлийском, особенно по телефону, когда забытый язык еще сложнее понять.
До меня медленно дошло, что я не слышала звонок телефона. Должно быть, я ответила в процессе пробуждения… но это не объясняет язык.
Я посмотрела на часы – поспать удалось меньше двух часов – и тогда я осознала, чей слышу голос в трубке.
– Сэмюэль? – спросила я. – Почему ты говоришь на валлийском? Я не понимаю, если ты только не станешь говорить медленнее и короткими словами.
Это шутка, в валлийском не было коротких слов.
– Мерси, – тяжело протянул он.
Почему-то мое сердце учащенно забилось, словно я ожидала плохих новостей. Я села
– Сэмюэль? – В трубке была тишина.
– Приди…
Он будто слово подбирал, словно плохо говорил на английском. Такого никогда – по крайней мере, за все время, что я его знаю (тридцать с небольшим лет) – не было.
– Я сейчас приеду, – проговорила я, натягивая джинсы. – Куда?
– Рентгеновский кабинет, – едва выговорил он.
Я знала, где это, во дворе неотложки Кенневика, в которой Сэмюэль работал.
– Я иду.
Не сказав больше ни слова, он повесил трубку.
Что-то пошло не так. По крайней мере, не катастрофично, раз он сказал, что находится в подсобке, подальше от любопытных глаз. Если бы они знали, что он вервольф, не было бы необходимости прятаться.
В отличие от Адама, Сэмюэль не открывался. Никто не позволил бы верфольфу заниматься медициной, что на самом деле разумно. Запахи страха, крови и смерти были не по силам для большинства из них. Но Сэмюэль уже давно врач, и очень хороший.
