Текст книги "Ладья Харона"

Автор книги: Паскаль Киньяр

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 11 страниц)

Глава LXXVIII
Старая буря

В 1838 году Эмили записала по-английски в своем блокноте: «Бронте на греческом означает „буря“».

В 888 году в Японии дочь губернатора провинции Исе была назначена фрейлиной императрицы Онси.

* * *

Дочь губернатора провинции Исе очень скоро стала близкой подругой императрицы. Когда ей исполнилось семнадцать лет, она влюбилась в принца Накахи-ру. Любовь эта была взаимной, и о ней тотчас же все узнали, так трудно было ее скрыть.

Стоило этим двум увидеть друг друга, как лица их озаряло сияние.

Однажды зимним днем, стоя перед жаровней, она спрятала лицо в ладонях и прошептала:

– Я вас люблю.

В первый день весны она сказала принцу:

– Я чувствую в себе ваш член как бурный поток.

Однажды летним днем она ему сказала:

– Мне кажется, глубина моего сердца гораздо темнее, чем листва деревьев вокруг нас.

Однако принц Накахира согласился связать себя браком с девушкой из другой семьи, гораздо более влиятельной, нежели семья губернатора Исе. Он пришел к дочери губернатора провинции Исе. И порвал с ней.

Итак, он стал супругом другой женщины, но прошло шесть месяцев, и он понял, что любовь к дочери губернатора провинции Исе по-прежнему живет в его сердце. Он захотел встретиться с ней. Он написал ей. В письме говорилось, что он желал бы только высказать ей свою любовь, ибо, разумеется, не смеет теперь подступиться к ней со своим желанием.

Она не ответила на его письмо.

Он послал к ней своего родственника.

Ей пришлось принять этого человека, но сердце молодой женщины изнывало от тяжкой меланхолии. Она ответила:

– Я не могу выполнить просьбу принца. И не оттого, что любовь моя угасла. Просто я больше не хочу этого. И не оттого, что я много страдала и любовь моя была оскорблена. Просто с течением времени я утонула в ожидании, как ветви деревьев тонут в туманах осенними днями. Сможете ли вы передать эти слова принцу Накахире?

– Нет.

Тогда она согласилась продиктовать ему то, что ощущала. Она начала:

– Я утонула…

– Принц этого не поймет. Он подумает, что вы и впрямь утонули.

– Стало быть, мужчины далеко не так умны, какими хотят казаться?

– Возможно.

– Тогда скажите ему только, что я не могу выйти из грусти, как если бы не могла выйти из комнаты.

– Принц не поймет. Мне кажется, что все сказанное вами – метафора.

– Тогда напишите так: «Принц, мне так же невозможно встретиться с вами, как если бы сегодняшний день был днем прошлого».

Послание это было записано под ее диктовку, однако посланник написал его слишком плохо, ибо не понимал, что пишет.

Она взяла у него из рук письмо и кисточку. Разорвала письмо. И сказала посланнику:

– Думаю, не стоит нам писать. Просто скажите своему хозяину, слово в слово: «Вы бросили меня и более не увидите. Я уже не та юная девушка, в которую вы когда-то влюбились. Я уже и не та молодая женщина, которую вы покинули, оставив добычей летнего одиночества. Отныне я всего лишь завиток тумана, неощутимый и призрачный. И я мало-помалу растворилась в этом тумане». Повторите, будьте любезны.

Посланник повторял эти слова раз за разом, пока не запомнил наизусть, после чего ушел.

Поначалу принц Накахира был испуган тем, что причинил зло дочери губернатора провинции Исе, выбрав в супруги другую женщину. Однако, с течением времени, он не оставил упорных попыток встретиться со своей прежней возлюбленной. Он послал к ней повозку, полную музыкантов. Во главе этой компании ехала старая кормилица принца. Дочь губернатора провинции Исе была очень рада увидеть ее вновь. Она обняла ее так же горячо, как если бы увидела родную мать, но не захотела слушать ее уговоры. Музыканты настроили свои инструменты и принялись петь, но она и их отказалась слушать.

– Благоволите сказать принцу, чтобы он почитал госпожу свою супругу и был верен клятве, которую дал ей при бракосочетании.

С этими словами она их покинула. На следующий день кормилица снова пришла к ней; проливая горькие слезы, она уговаривала ее, описывала горе принца, говорила, что его сожаления искренни, что угрызения совести грозят повредить его рассудок, что его любовь к ней неизменна.

– Мадам, вы мне как родная мать, и я почитаю вас так же, как ее.

– Тогда подумайте о том, что я и принцу почти как родная мать, и настаиваю именно по этой причине. Ведь я могу в некоторых отношениях влиять на его рассудок.

– Но, видите ли, я никогда не знала моей матери. Я – женщина, убившая свою мать при рождении.

– Принцу все это известно. Он рассказывал мне об этом много раз. Как вы думаете, почему он послал уговорить вас именно меня?

– Тогда я прошу вас написать ему то, что я продиктую. Согласны ли вы?

Бывшая кормилица принцев села и взяла в руки кисточку. И дочь губернатора провинции Исе продиктовала ей свое письмо:

– Принц, никогда не говорите «прощай» тем, кто вас окружает. Это слово обладает пагубной властью над теми, кто его слышит. Я лучше, чем кто-либо, знаю, что слова, которыми вы пользуетесь, ничего не значат для вас самого, но не все устроены так, как вы. Я до времени заплутала на дороге, что ведет на гору мертвых, вспоминая слова, с которыми вы некогда обращались ко мне. Туман, марево, облако, пар – вот из чего состоит мир, к которому я приближаюсь. Поймите же, что все обещания в адрес той, которая вас любила, еще более зыбки, чем они.

Но принц Накахира все продолжал мечтать о ней. Да и она постоянно видела его образ в своих грезах. В конечном счете они все-таки увиделись. И она искренне попыталась возродить свою былую любовь к нему. Они снова встречались много раз под покровом ночи. Но тщетно она силилась стать прежней, душилась, взывала к богам, погружалась в мечты, наряжалась, выпивала перед встречей одну или две чашечки горячего рисового сакэ, – ей не удавалось отдаться ему так же безраздельно, как раньше, ибо душа ее была уязвлена смертельно.

Да и сам принц не умел теперь находить дорогу ни к своему счастью, ни к своей веселости. Он боялся боли, которую пробуждал в ней, снимая с нее одежды и заключая в объятия. Ему было ясно, что никакой радости она при этом не ощущала. Вздохи, слетавшие с ее уст, походили скорее на горестные стоны.

А вскоре даже и мужская сила стала покидать его по ночам, когда они спали вместе.

Он был так потрясен горем, которое причинил ей некогда, нарушив клятву верности, что эта сила покинула его.

Однажды на заре он сказал ей:

– Когда вы находитесь рядом со мной, я больше не смею поднять на вас глаза и взглянуть как прежде.

– О, это относится не только к вашим глазам, – ответила она принцу. – Я уже заметила, что и желание ваше ослабевает, когда вы лежите в моих объятиях.

– Это я и хотел вам сказать.

– Тогда будьте откровенны. Скажите прямо: я более не испытываю к вам вожделения. Не избегайте правды, как вы без конца это делаете. Не обманывайте меня на каждом шагу.

– Я должен сознаться, что более не желаю вас, как прежде. Я не могу этого объяснить.

Тогда она ответила:

– А между тем это так понятно: ведь у вас есть супруга, которая ждет, когда же она ощутит на себе тяжесть вашего тела, чтобы оно повторило себя еще дважды. Я увидела это во сне.

– Сон, которые вы увидели, не может быть вещим. Знайте, что плоть моей супруги привлекает меня еще меньше, чем ваша печаль.

– Я думаю, что если печаль – это берег, которого я уже достигла, то вам очень скоро суждено ступить на берег неизбывной меланхолии. Печаль и меланхолия – два противоположных берега, что тянутся вдоль непреодолимой реки.

– Говорят, одна только первая любовь помогает душе умершего перебраться через Адскую реку. А вы – моя первая любовь.

– Это чистая правда, но вы для меня – единственный.

– И что же?

– А то, что боги не говорят, что эта любовь, первая она или единственная, помогает усопшим перебраться через реку умерших, заставляя их вожделеть и получать плотское наслаждение.

– Засуха, холод, тьма поднялись из ада, – прошептал принц.

– Однажды вы заставили меня выбирать между ожиданием и отвращением, и тем самым погрузили в неосязаемый туман.

– Вам засуха, мне холод.

– Вам ожидание, мне отвращение.

Вот как дочь губернатора провинции Исе отвечала принцу Накахире. Потом они расстались и не виделись целых девять лет.

Они снова встретились в последний день весны – десятой после той, которая видела их любовь. Но радость ушла из их встреч, как ушло и сладостное желание. Она не сказал ему ни слова.

Они лишь поклонились друг другу со слезами на глазах.

Впоследствии он посылал ей записки, но она на них не отвечала.

Только ставила пометку «Видела» на письмах, которые он ей присылал, чтобы подтвердить, что она их прочла. Написав это слово, она отсылала его письма обратно. Но ни разу больше не снизошла до того, чтобы высказать свое впечатление о мыслях, которыми он с ней делился.

Это была любовница, которая повторяла, что разочаровалась не в любви, а в своем возлюбленном.

Он писал ей: «Позвольте хотя бы смотреть на вас в тишине. Я прильну щекой к вашей груди. Я почувствую ваш аромат. Я омою слезами вашу нежную кожу, хотя не смогу больше подарить вам любовное наслаждение».

Но она не желала более слышать ни про наготу, ни про духи, ни про объятия.

* * *

Спустя долгие годы, во время новогодних празднеств, он снова послал к ней одного из своих родственников с мешочком соли, завернутым в шелковую бумагу, на которой он начертал следующее четверостишие:

Морская пена.

Неумолчный прибой.

Я думаю о вас.

Я тону.

Она не смогла удержаться от смеха при виде этих напыщенных строк.

И сказала его родственнику:

– Передайте ему, что ракушки, выброшенные на берег, раскололись и превратились в песок.

Весной 904 года он дал клятву, что отошлет прочь свою супругу. Так он и поступил. Он изгнал супругу из дома. И предложил в подарок дочери губернатора провинции Исе дворец на одном из южных островов. Но она ответила двум всадникам, доставившим ей послание от принца:

– Пусть не предлагает дары, коль скоро он способен взять их обратно. И пусть не дает клятв, коль скоро он их нарушает.

* * *

Связь была расторгнута. Возраст завладел телами, как сумерки завладевают землею к ночи. И, тем не менее, он продолжал посылать ей письма каждую осень.

Больше они не встречались.

Сохранились все отрывки поэмы, дневника и даже черновиков писем фрейлины императрицы Онси.

Например, вот это четверостишие:

 
Старый мост Нагары
в бухте города Осака
каждый год разрушают
волны открытого моря.
 

Или вот это горестное стихотворение, написанное дочерью губернатора провинции Исе, когда она узнала, что принц Накахира сразу после изгнания своей супруги взял себе совсем молоденьких наложниц:

 
По старому мосту Нагары больше никто не проходит.
Под мостом ни одна лодка уже не пойдет ко дну.
 

Неожиданно она укрывается в какой-то пустыни, не сообщив своего местонахождения принцу. Однако он приставил к ней соглядатаев и обнаружил ее убежище. Но так и не смог встретиться с ней. Потом она узнала, что он удалился от двора в результате заговора. Все его друзья исчезли. И снова он послал за ней повозку. Но она отослала повозку назад, продиктовав родственнику принца такие слова для передачи: «Нет, благодарю, принц. Я не смогу заключить вас в объятия, ибо от меня осталась лишь буря. Старая буря».

Глава LXXIX
Quomodo dicis quod amas me?

Quomodo dicis quod amas me(Как можешь ты говорить, что любишь меня)? Это слова Далилы, обращенные к Самсону перед тем, как она посылает его на смерть, разузнав предварительно тайну его силы [161]161
  126 Далила – филистимлянка, в которую влюбился израильский богатырь Самсон. Он признался ей, что сила его заключена в волосах, и едва он заснул, филистимляне отрезали ему волосы, выкололи глаза и взяли в плен. Однако позже волосы у Самсона отросли, сила вернулась к нему, и, когда филистимляне привели его в храм, «чтобы он потешил их», он обрушил на своих врагов потолок здания и погиб вместе с ними (Библия, Книга судей израилевых, 16).


[Закрыть].

Влюбленные, исчерпавшие до конца свою любовь, выбирают либо посланника к живым, либо эмиссара мертвых.

Посланник к живым – это ребенок, с рождением которого всякая женщина продлевает в себе тень мужчины или его силы, влитой в нее. В этом случае ребенок занимает то главенствующее место, которое предназначалось силе мужчины. Стоит женщине принять семя, как мужчину, участника зачатия, тотчас выставляют за дверь мира матерей.

Эмиссар мертвых – это самоубийство, после которого будущий мертвец хочет возвращаться к живым в виде призрака. Эта виновность, это отмщение, эта бесконечная боль навсегда отравляют мир, который он покидает.

Ребенок, мертвец – это всегда тень.

Дочь горшечника по имени Дибутад жила в Коринфе, она любила юношу, который отличался божественной красотой. Ему предстояло идти на войну. Во время последней ночи, которую они провели вместе, она отказала своему возлюбленному в объятиях. Не подарила ему даже поцелуя. Взяла в левую руку масляный светильник. Поднесла к нему поближе. Взяла в правую руку погасший уголек из жаровни. Подошла к ложу. Не стала обнимать живое тело, которое однако выказывало все признаки вожделения. Сделала другое: обвела углем его тень на стене, возле которой он лежал.

* * *

Некогда во Франции бытовал странный обычай, который называли «танцем сожаления».Искатель руки девушки, которая ему отказала, должен был в день ее свадьбы с другим протанцевать с новобрачной перед всеми собравшимися.

Предварительно на полу залы расстилали ковер, а поверх него одеяло, чтобы полностью заглушить топот.

После того как молодая жена исполняла этот бесшумный танец с отвергнутым поклонником перед гостями, перед своим мужем в праздничном наряде, ей уже запрещалось видеться с ним.

«Тишина» словно бы упраздняла любовный акт, символом которого был «танец сожаления», беззвучный, как сон.

* * *

Макс Брод [162]162
  127 Брод Макс (1884–1968) – австрийский писатель, философ, публицист, журналист.


[Закрыть]рассказывает, что однажды Кафка, пришедший домой после полудня, нечаянно разбудил отца, задремавшего на диване в гостиной. Тот испуганно вздрогнул. Франц Кафка поднял руку, чтобы успокоить отца, на цыпочках прошел по комнате и шепнул ему:

– Не просыпайтесь, папа, считайте, что я вам приснился.

Глава LXXX
Оксфорд

«Оксфорд» буквально означает брод для быков.

В гостинице приходилось называть у стойки вымышленное имя. Сложность, составлявшая основу моей жизни, заключалась в том, чтобы не забыть это придуманное имя, которое я сообщал хозяину гостиницы. Приходилось твердить себе: «Я – битва за брод с таинственным перевозчиком. Она – фальшивая смерть».

– Но она ведь жива!

– Да.

– Тогда зачем утверждать, что ее больше нет?

– Мне стыдно, что я выдал ее за мертвую.

– А как же я? Ты что же – собираешься сказать ему, что я умер?

– Да, но это не ложь, ты действительно умер.

Глава LXXXI
Касилия Мюллер [163]163
  128 Мюллер Касилия – сестра героя романа Киньяра «Салон в Вюртемберге».


[Закрыть]

Самолет снижается над Неаполем. Я внезапно просыпаюсь. Мне снилась Касилия Мюллер. Снилось, будто я прибыл в Барселону. Выходил из самолета. Поднимался по лестнице. И Касилия отворяла мне дверь.

Ей восемнадцать лет.

– Ой, какой ты старый! – говорит она мне вместо приветствия.

И обнимает меня. Она не замужем. Она очень красива. Мы едим. Едим много. Вокруг нас масса народу. Я рассказываю ей, что заснул в самолете и видел ее во сне.

– Это естественно. Ты же и ехал ко мне, – откликается она.

Кто-то звонит в дверь. Звонок очень долгий, непрерывный, пронзительный.

– Странно, – говорит Силли. – Я никого не жду. Пойду открою. А ты сиди, не беспокойся. Съешь еще что-нибудь.

Возвращается она бегом, глаза испуганные.

– Там твоя мать!

Я подхожу к двери. Мама ждет меня на лестничной площадке. Похоже, настроение у нее неважное. На ней плащ и маленькая меховая шапочка. Она недовольно говорит:

– Сколько же можно ждать, я ведь хотела выйти с тобой.

Я торопливо натягиваю пальто. Потом начинаю обматывать шарф вокруг шеи. Но мама внезапно бросается со всех ног бежать вниз по лестнице: она увидела кота и жутко испугалась. Она бежит слишком быстро. И слишком громко кричит. Я отказываюсь догонять ее. Сажусь на корточки. Беру в руки лицо кота. Прижимаюсь лбом к его лбу.

– О, мой друг!

Он кладет свою лапку мне на ладонь.

– О, моя бархатная лапка!

Глава LXXXII
Франсуа Понтрен

Франсуа Понтрен, могильщик парижского кладбища Невинных, за тридцать лет работы предал земле 90107 тел. Кроме того, что он опускал в яму каждое тело и засыпал его землей, он еще вел скорбный список усопших, занося гусиным пером в свою регистрационную книгу имя каждого из них. Бывают такие тусклые жизни. Все имущество Франсуа Понтрена составляли лопата, маленький клочок земли, горшочек чернил, гусиное перо, нож и желтая регистрационная книга. Сам он умер в 1572 году, и нес его к могиле кто-то неизвестный, и вписал его имя в регистр тоже неведомо кто.

Глава LXXXIII
Лилль

Я приехал в Лилль в четверг 10 октября 2002 года, к концу дня. Я вышел из здания вокзала. Небо было голубое. Стояла хорошая погода. Я зашагал по улице, к ее началу. Приоткрыл дверь церкви Святого Маврикия. Вошел, окунулся в тишину и полумрак. Посмотрел большие почерневшие картины, все одинаково неразличимые. Сел на скамью.

Молодая женщина в голубом нейлоновом фартуке ходила мимо меня, задувая алтарные свечи. Входя в боковые приделы, она гасила красноватые масляные лампадки.

В одном из таких приделов, ближе к выходу, несколько женщин всех возрастов читали вслух молитвы, перебирая четки, а потом приглушенно распевали их по очереди.

Внезапно в церковь шумно ворвалась группа молодых парней. Они начали с воплями бегать по церкви, поднимаясь даже на хоры и во все горло понося католического бога. Вошли они со стороны ворот Лилль-Фландрия. Они прыгали. Они хохотали. Они выкрикивали имя героя-мусульманина со Среднего Востока.

Литании Пресвятой Деве стихли. Старухи-молельщицы сбились в кучку.

Громкие крики слились в оглушительный хор, заполнивший весь неф. Он звучал все назойливей, все сильней мучил слух. Их было пятеро, этих подростков, и у каждого на плече или на спине висела школьная сумка.

Старик-священник в брюках открыл застекленную дверь исповедальни, в которой беседовал с прихожанином. Он прошел вперед, слегка пошатываясь, скользя по плитам в своих резиновых ботах с белой шерстяной подкладкой. Подойдя к мальчишкам, он коротко переговорил с ними, мягко и убедительно. Ему без труда удалось выпроводить разбушевавшихся хулиганов из церкви. Они вышли молча, но с заносчивым видом. Чем-то они походили на викингов, плывших вверх по течению Сены и Йонны на завоевание Парижа и Везле. Старый священник в шаркающих ботах загасил последние свечи. Знаком попросил меня встать. И запер за мной церковные двери. Я побрел по городу. Я больше не принадлежал ни к какому миру. Не знал, на что мне опереться. Долго блуждал я по темному Лиллю, хотя меня давно ждали в книжном магазине на улице Эскермуаз. Вот чем чревата свобода – абсолютной уязвимостью для человека. Если мы больше не зависим от чьей бы то ни было власти, то и не можем рассчитывать ни на чью помощь. Церкви стали единственными вместилищами пустоты, глубины, безмолвия и бездонной отрешенности для тех немногих атеистов, которые еще упрямо существовали в этом мире.

Глава LXXXIV
Неаполитанский залив в 1552 году

В те времена берег Неаполитанского залива представлял собою руины, окруженные крепостными стенами. Неаполь был простой деревней. Несколько рыбаков забрасывали сети в воду. Крестьяне мотыжили туфовые поля.

Сцена происходит в 1552 году.

Брантом [164]164
  129 Брантом Пьер Бурдейль де (1540–1614) – французский писатель, хронист последних королей династии Валуа, автор книги «Галантные дамы».


[Закрыть]перечисляет по именам, одно за другим, баркасы и галеры, что стоят в бухте, и называет имя прибывающего судна, которое пока еще идет по Тирренскому морю.

На причале ждут трое солдат в камзолах из пунцового бархата.

Брантом и капитан спускаются на берег по сходням.

Брантом и капитан садятся в рыдван, запряженный черными конями.

Глава LXXXV
Семеро рыбаков

Семеро рыбаков, жителей Геркуланума, умерли в лодочном сарае, стоявшем на берегу, задохнувшись от ядовитых газов.

В 1661 году Пу-Сунлин [165]165
  130 Пу-Сунлин (1640–1715) – китайский новеллист, писавший под псевдонимом Ляо-Чжай.


[Закрыть]написал: Грамотей – это тот, кто ведет счет утопленникам. На одной стороне листа список пустых лодок. На другой – перечень людей, которые уже не сидят в них. Озеро – это Дунтин. Грамотей – Лю-и [166]166
  131 Лю-И (р. 1957) – китайский художник, ныне проживающий в Канаде.


[Закрыть].

Всякий раз, как он указывал на какой-нибудь предмет, выяснялось, что тот никому не знаком. Он был подобен искателю, но не источников, а вещей, которые не имеют имени или не обладают узнаваемой формой.

Вдоль берега, на подходе к таможне порта Живе, выстроился караван из шести старых дырявых барж.

Квартира Фрейда [167]167
  132 Фрейд Зигмунд Шломо (Соломон) (1856–1939) – австрийский психиатр, основатель психоанализа.


[Закрыть]в Вене пустует. Остались лишь дверная дощечка доктора да вешалка (с кашне и зонтом). Комната ожидания пуста. Все другие комнаты голы и пусты. Здесь некогда располагалось бюро национал-социалистической партии. Внизу, под пустой квартирой Фрейда, проживает торговец лодками и баркасами.

В витрине дома № 19 по Бергассе 16 ноября 2003 года были выставлены: большая белая лодка, темно-зеленое пластмассовое каноэ-тройка, водяной велосипед, а в самой глубине магазина – красивая деревянная плоскодонка, покрытая синим лаком.