Текст книги "Любовь в наследство, или Пароходная готика. Книга 2"

Автор книги: Паркинсон Кийз

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 20 страниц)

16

Первым его побуждением было бросить карты в камин, оставив лишь одни упаковки, чтобы Бушрод, вернувшись после бурной ночи, обнаружил их предательски пустыми. Однако следующая мысль была более трезвой: Клайд понял, что в столь серьезной ситуации так поступать нельзя. Лучший выход из подобного положения не отыскивается немедленно, и уж по меньшей мере совсем не лучшее решение – уничтожать то, что может впоследствии стать весьма ценной уликой в непредвиденных обстоятельствах. Он аккуратно завернул карты, положил сверток на место и, больше не делая никаких усилий по наведению порядка в этом диком хаосе, покинул спальню Бушрода и медленно спустился в игорную залу. Там он налил себе неразбавленного виски, уселся поудобнее и стал медленно потягивать его, пока не услышал на улице шорох колес, а за ним – шаги на дорожке, усыпанной гравием. Спустя несколько секунд дверь открылась и вошел Бушрод.

Он, несомненно, являл собой впечатляющее зрелище. Военная форма только подчеркивала его безупречную фигуру; бледность придавала тонким чертам лица нечто байроническое, а темные круги под глазами вовсе не говорили о внутреннем распаде, напротив, они только добавляли его внешности романтизма.

– Что-то не так? – осведомился Бушрод, небрежным кивком отвечая на приветствие отчима и направляясь к небольшому бару.

– Не знаю. А что, что-то должно быть не так?

– Вообще-то никаких особых причин для волнений нет. Если не считать, что уже довольно поздно и обычно я не встречаюсь с тобой в такое время. Увидев здесь свет, я подумал: а вдруг тебе не совсем хорошо? Вот я и не поднялся к себе, а отправился прямо сюда.

– Весьма ценю твою заботу о моем здоровье. Мне кажется, я помню другой случай, заставивший тебя прийти в эту комнату. Совсем другой. Пожалуйста, не вини меня, если я по-прежнему связываю твое присутствие здесь с весьма неприятным разговором. Не то чтобы сейчас есть какая-то реальная связь с этим. Хотя вообще-то я и в этот раз должен передать тебе кое-какие деньги.

– Деньги?

– Да. Я хотел дать их тебе утром, однако если я сделаю это не утром, а сейчас, то мы рассчитаемся намного быстрее. Сегодня после обеда навигационная компания «C&L» ликвидирована… Точнее, ликвидировано то, что от нее осталось. Парни Кули выкупили название, оставив мне то, что я отложил в банк от прошлогодних перевозок, а также выплатили мне достаточно круглую сумму за уже подписанные контракты – достаточную, чтобы покрыть расходы на будущий урожай…

Бушрод взглянул на отчима, в его глазах отразился внезапный интерес.

– И часть этой кругленькой суммы будет моей? – поинтересовался он. – Только не надо недоговаривать и держать меня в каком-то подвешенном состоянии! Какова же моя доля?

– Шестьсот восемьдесят четыре доллара с мелочью.

– О! – Бушрод опустил глаза и забарабанил пальцами по столешнице.

Клайд смотрел на него с презрением.

– Когда ты говоришь «о!» таким тоном, это, как правило, означает: «И это все?» Отвечаю: да, это все. И сколько бы это ни было, по закону ты имеешь право затребовать именно столько. Ясно?

– Нет, не ясно. Если ты считаешь, что я собираюсь сидеть без денег и позволить тебе обвести меня вокруг пальца, то ты глубоко ошибаешься.

– Хорошо. Попытаюсь объяснить. Пароходная компания была основана после того, как мы с твоей матерью поженились, в результате чего она стала нашей совместной собственностью, половина на половину, ее и моя. Это была наша единственная совместная собственность. Плантацию же я купил до нашей свадьбы. То есть плантация принадлежит только мне, поскольку по закону является отдельным личным имуществом.

– Знаю. По наполеоновскому кодексу, который так щедро обеспечивает защиту замужних женщин!

Бушрод проговорил это глумливым тоном, в котором чувствовалось бесконечное презрение к отчиму. Но Клайд не замедлил ответить:

– Совершенно верно. Как верно и то, что пятьдесят тысяч долларов, которые я выдал матери за время нашего брака, принадлежали ей. Я не мог ни взять их, ни принудить ее, чтобы она дала мне из них какую-нибудь часть.

– Пятьдесят тысяч долларов!

– Вообще-то, по правде говоря, там была гораздо большая сумма. Твоя мать очень умело вложила эти деньги благодаря советам Ламартина Винсента и других. И она сделала это, не советуясь со мной, – я даже не знал об этом. Я не знал о существовании этой суммы до тех пор, пока ты не высосал из меня почти всю мою последнюю наличность во время нашей последней встречи в этой зале.

– Тогда к чему вся эта пустая болтовня насчет каких-то шестисот долларов, если мне причитается по меньшей мере четвертая часть от более чем пятидесяти тысяч?

– По закону тебе не причитается ничего.

– Ну, это мы еще посмотрим.

– Разумеется. Но лучше для тебя будет узнать о своем положении от меня. Итак, разъясняю. Все, чем я владел, я заложил перед замужеством Кэри, чтобы построить ей дом и устроить такую свадьбу, на какую она рассчитывала. Эти ссуды были необходимы из-за неудачной сделки с хлопком, а все деньги, полученные с пароходства, ушли на содержание плантации. И посему, когда ты шантажом выудил у меня двадцать тысяч, я был разорен. А ведь это были единственные деньги, с которыми я мог начать все сначала. Но ты украл их у меня.

– Это была маленькая частица того, что ты должен был мне дать, и ты прекрасно это знаешь. Насколько тебе известно, мы с Кэри обладали равными долями во всем и…

– Если понадобится, мы обсудим это как-нибудь в другой раз. Дай мне продолжить. Итак, в тот день, когда Кэри с Савоем отправились в свадебное путешествие, я был полностью разорен. И не знал, как изменить положение, если бы не твоя мать… Она предложила мне помощь. Я объяснил ей ситуацию, сказал, что помочь тут уже нельзя, поскольку я полностью исчерпал свой кредит и с головой в долгах, настолько, что даже заложил будущий урожай. И тут она предложила мне не только деньги, которые я выдавал ей раньше, но и всю прибыль, полученную ею путем мудрого вложения капитала. И этот доход прибавился к первоначальной сумме.

– Ты хочешь сказать, что все эти деньги растрачены в связи с твоим неправильным управлением делами?

– С тех пор мы с Люси управляли делами вдвоем. Благодаря ей мы расплатились с моими долгами и разобрались с другими самыми безотлагательными выплатами. Мы приобрели различное необходимое оборудование и до конца года были уже в прибыли. Будь она жива, то не только плантация, которую она помогла возродить, но и деньги, ставшие ее доходом, были бы совместной собственностью. Но она… ее нет.

– Как это влияет на причитающиеся ей деньги?

– Это значит, что на момент ее смерти мы были практически неплатежеспособны. Это значит, что наши долговые обязательства, наши долги превышали наши активы. Это значит, что наше имущество в таком виде, в каком оно было, являло собой не что иное, как не оплаченные и не могущие быть уплаченными долги.

– Но они ведь уплачены?

– Да, операция последнего года наконец-то устранила последние ссуды, которые нам пришлось сделать, чтобы оплатить закладные. И впервые Синди Лу – свободна. Но по закону это никак не влияет на долю твоей матери в общем имуществе.

– Мы еще посмотрим, может быть, найдется какой-нибудь закон на свете!

– Посмотрим. Вообще-то об имуществе твоей матери все знает судья Кретьен. Он назначил оценщика, тот задокументировал свой рапорт насчет имущественной несостоятельности твоей матери. Но, поскольку ты находился за границей, я попросил его задержать дела. Так что, если тебе угодно опротестовать документы, ты в любое время можешь это сделать. А пока, поскольку плантация платежеспособна, я наконец смог ликвидировать судоходную компанию, и ни один суд не заставит меня отдать тебе хоть часть этого. Я приготовился ко всему.

– Кому же останутся твои деньги?

– Ларри. Я оставляю ему их как его воспитатель. Мы составили договор с твоей бабушкой… после похорон… Ларри станет наследником всей Синди Лу.

– Воспитатель?

– Ну, опекун, если тебе больше нравится это слово. Однако в Луизиане опекуна несовершеннолетнего называют воспитателем. Я не думаю, что барристеру следует это объяснять.

– Выходит, ты не можешь стать законным опекуном моего племянника?

– Я – нет. Официально. Но я разговаривал с судьей Кретьеном из окружного суда и также написал об этом деле миссис Винсент. Миссис Винсент, отвечая мне, заверила, что ее муж согласен и полностью удовлетворен таким положением дел. Насколько тебе известно, мистер Винсент парализован. Однако, к счастью, его разум абсолютно ясен.

– Неужели он единственный, кто мог бы возражать?

– Совершенно верно, с тех пор, как твоя бабушка уже заверила меня, что она не возражает. Ну как, может быть, теперь ты признаешь мою правоту?

Они посмотрели друг другу в глаза. Бушрод пожал плечами.

– Насчет моей доли с вырученных денег от сегодняшней сделки, – ответил он. – Но, полагаю, я могу просто просмотреть бухгалтерские книги, так, ради формальности. Чтобы еще раз проверить расчеты.

– Безусловно. Вообще-то по моей просьбе Валуа Дюпре приготовил свидетельство, заверенное у нотариуса. Он был уверен, что ты этого потребуешь, и у тебя есть полное право перепроверить расчеты.

– Конечно, проверю. Ну, раз мы подошли к этой точке беседы, то мне хотелось бы услышать от тебя заявление о том, что ты признаешь мои права на владение частью этой плантации.

– Ты не владеешь ни дюймом этой плантации. И никогда не будешь владеть. Ты письменно согласился, что, если Амальфи и Сорренто останутся твоей собственностью, то ты отказываешься от любых притязаний на долю в Синди Лу.

– Как ты уже сказал несколько минут назад, совершенно верно. Но все-таки ты делаешь ошибку, причем огромную. Я владею всей задней частью плантации, той полоской земли, что идет вдоль ручья, где Кэри когда-то искала сокровища… да так и не нашла! – Вдруг из сада донесся неприятный, пронзительный крик. Бушрод подпрыгнул. – Боже, ну почему ты не избавишься от этих проклятых павлинов?! От такого шума даже праведник напьется!

– Ну, ты меня просто изумляешь, – медленно произнес Клайд. – Не тем, что спрашиваешь о павлинах. Я знаю, тебе они не нравятся, зато их любит Ларри, и я буду их держать. Меня удивляют твои слова о той полоске земли. Мне известно, что старик Дюпре не продавал тебе этой собственности, а никто другой не имеет на нее права. На этот раз, похоже, ты не лжешь. Выходит, кто-то облапошил тебя. Вместо того чтобы продать тебе золотой слиток, или алмазный прииск в Бразилии, или ключ к реке, кто-то продал тебе кусок Синди Лу, который не стоит ни цента. Превосходно!..

– Его продал мне штат Луизиана! Я приобрел его за налоги. Если ты думаешь, что можешь подшучивать над этим, то милости прошу!

– Я не собираюсь над этим шутить. Однако мне хотелось бы узнать поподробнее.

– С радостью объясню. Дюпре обнаружил гравийную насыпь, оказавшуюся намного лучше твоей. Она находится неподалеку от Нового Орлеана – на реке Танджипахоа, совсем рядом с песчаной отмелью. Ну, и очень просто понять, как Дюпре все это рассчитал. Здесь находится участок земли возле ручья, и этот участок никому не стоил ни цента, если не считать гравия. Он не захотел попусту тратить на него деньги. Естественно, он не собирался продавать тебе его обратно, да и никому, собственно, этот участок не был нужен. Тогда он решил отдать его штату, передать за налоги. Мой тесть, не говоря уже о моей дражайшей супруге, довольно скупо снабжал меня деньгами, однако, так или иначе, мне удавалось все же иметь некоторую наличность. Поэтому у меня хватило денег, чтобы, не долго думая, купить этот участок, причем за гроши. Теперь он мой. Понимаешь? Часть Синди Лу принадлежит мне! И я вызываю тебя на игру в покер, где ставлю кусок земли у ручья, а ты против него – остальную плантацию. Вот и поглядим, чья возьмет!

– И ты полагаешь, я соглашусь на этот бред? В конце концов, ты сам только что назвал свой участок ничего не стоящим, за исключением этого гравия. А похоже, никому в этих краях гравий не нужен.

– Да, я так говорил, и это правда… в общих чертах. Но поскольку это дело касается тебя, то получается так, что этот участок имеет и другую цену. Ведь именно там вы с Кэри проводили столько времени, и все там связано с нею в твоих мыслях… Может быть, там и есть сокровища. Ну, я имею в виду те, за которыми охотились вы с Кэри. Но ты должен признать, что это весьма и весьма сомнительно. Тем не менее ничего сомнительного нет в том, что этот клочок земли может стать золотой жилой для меня. Я смог бы открыть там игорный дом, салон, танцевальный зал, может быть, номера наверху. И все это по соседству с Синди Лу, вернее, на земле, раньше принадлежащей Синди Лу. Ну, что ты скажешь на это?

Клайд покачал головой и несколько минут стоял, погруженный в размышления.

– Не знаю, – спокойно ответил он наконец. – На мой взгляд, если бы я был героем, то назвал бы подобное предприятие неподобающим для офицера и джентльмена. Но, будучи старым речным игроком, я смотрю на это иначе. Я просто не понимаю, зачем тебе надо рисковать такой золотой жилой, какую ты только что описал, против доли на плантации. Ведь игорный притон, пивная и публичный дом принесли бы намного больше выгоды. Ставки здесь явно неравны.

– Тогда назови твои ставки.

– Хорошо. Я сыграю с тобой в покер на твой участок у ручья. И письменное заявление от тебя, в котором ты признаешь имущественную несостоятельность твоей матери на момент ее смерти. Против этого я ставлю передачу тебе доли со всех доходов Синди Лу, начиная с этого времени.

– И какова эта доля?

– Треть от всего, что ежегодно будет переходить к Ларри или ко мне, как к его воспитателю. Даже ты должен понимать, что его-то я не стану обманывать.

– А что это за идея о признании несостоятельности моей матери?

– Когда имущество твоей матери было оценено как несостоятельное, судья Кретьен захотел, чтобы ты присутствовал. Это для того, чтобы ты смог, если бы захотел, принять свою долю несостоятельного имущества. Я попросил его попридержать это дело до твоего возвращения. Если ты подпишешь признание этой несостоятельности и подтверждение факта отсутствия общности имущества, то судья Кретьен может вынести решение о том, что на это имущество больше нет претендентов, как это было на момент смерти твоей матери… Итак, это против трети всех доходов с Синди Лу во все времена. Что скажешь?

Бушроду не удалось скрыть внезапного ликования, охватившего его с головы до ног.

– Вот те на! Ну что ж, по рукам! – воскликнул он. – И как договоримся? Победитель забирает все с первой сдачи?

– Победитель, забирающий все с первой сдачи, не испытывает ничего, кроме удачи. Мы же будем играть на фишки и до тех пор, пока один из нас не прикупит комбинацию, которая разобьет противника подчистую.

– Это мне подходит. Первая сдача, последняя сдача… выкладываем все: пехоту, конницу, тяжелую артиллерию и открываем огонь!

– После твоей совсем недавней и столь блестящей военной карьеры ты, разумеется, должен знать, что такие вещи не делаются за одну минуту. Кроме того, документы надо подготовить, а, как ты только что сам заметил, сейчас уже поздно. Что насчет завтрашнего вечера?

– Завтра я занят. Нейкинзы и их кузины дают званый ужин, а потом в Доналдсвилле будут танцы. Я проведу ночь там.

– Тогда послезавтра. Любое удобное для тебя время, кроме ночи.

– Договорились. Послезавтра. Но учти, я буду очень внимателен, и предупреждаю: не стоит устраивать всякие фокусы во время игры! Меня не проведешь, подсунув для отвода глаз сахарную лошадку.

– Фокусы? Словно мне это понадобится! А вот тебе я посоветую не разыгрывать никаких штучек со мной. Поскольку я знал все эти проделки еще задолго до твоей успешной «карьеры» в Уэстморлендском клубе. Ну ладно, это к делу не относится. В среду буду ждать к восьми часам.

* * *

Клайд натянул поводья так легко, что они шлепали по спине Корицы, и ехал, сам не сознавая куда. Его расслабленная поза в кабриолете была такой же вялой, как и поступь кобылки, когда она легко бежала по знакомой дороге, обгоняя облачко пыли, поднимаемое ее копытами. Была среда, раннее утро. С одной стороны дороги тянулась бесконечная низкая насыпь дамбы. С другой простирались поля, тут и там разделяющиеся замшелыми виргинскими дубами, декоративным кустарником и группками хижин, от ветра и пыли приобретшими такой же серебристо-серый цвет, как кипарисовые изгороди, окружающие их. У одной из таких хижин Клайд остановил Корицу и громко постучал рукояткой кнута о кабриолет.

– Ма Лу! – крикнул он. – Ма Лу, пошевели-ка своими костями!

Тут же из-за угла хижины появилась огромная негритянка. Ее кривые ноги были босы, а бесформенное выцветшее ситцевое платье придавало ее туловищу еще больший объем.

– О, благослови вас Иисус, мистер Клайд, вы всегда здесь желанный гость, – проговорила она, просияв. – Добро пожаловать! Позвольте-ка, я открою калитку.

– Не нужно, Ма Лу. Я только проезжал мимо и заглянул на секундочку. Но я хотел бы на обратном пути получить от тебя сахарную лошадку.

Огромная негритянка стояла, подпирая жирный локоть ладонью, другой ладонью она прикрыла рот, когда пронзительно рассмеялась.

– Не вам ли нужна эта сахарная лошадка, сэр? – смеялась она, брызгая во все стороны слюной. – Наверное, разыгрываете старую Ма Лу, верно?

– Да не делай вид, будто знаешь, зачем мне понадобилась лошадка, – ответил Клайд, улыбаясь женщине. – Мне нужна лошадка, а зачем – это тебя совсем не касается.

– Значит, вам нужна всего-навсего лошадка, такая, какие мы делаем каждый день для наших деток, мистер Клайд?

– Точно. И я очень скоро заеду за ней, так что пошевеливайся!

Клайд кивнул на прощание, натянул поводья и дал команду Корице. Лошадка мирно поскакала вдоль реки по направлению к «Гранд-отелю» Пьера Маре. С тех пор как речное судоходство пошло на убыль, эта гостиница процветала за счет страховых агентов и коммивояжеров, или, как они любили себя называть, «Рыцарей Крепкой Хватки». Теперь они разъезжали по округе в своих колясках, поскольку пароходов становилось все меньше и меньше, а интервалы в их расписании все увеличивались. В одной из задних комнат «Гранд-отеля» часто устраивалась игра в покер, и заезжие торговцы находили это занятие весьма приятным, приезжая сюда от скуки на воскресную ночь и оставаясь до понедельника. А это значит, что и бар бывал переполнен. Клайд, привязав Корицу к старой аркообразной стойке, вошел внутрь и приобрел колоду карт.

Он обнаружил Ма Лу ожидавшей его у покосившейся ограды. В огромной черной руке она с гордостью сжимала что-то, завернутое в белую ткань и напоминающее маленькую тряпичную куклу. Клайд извлек из кармана молескинового жилета серебряный доллар и вручил негритянке, выслушав от нее восторженные благодарности. Затем уселся в кабриолет, расслабился и направил Корицу сквозь сгущающиеся сумерки к дому.

17

Клайд с удовольствием поужинал, причем достаточно рано, чтобы с ним мог поужинать и Ларри. В то время, как Дельфия уже стала быстро уставать и была уже не такой расторопной, старая Белла, всегда славившаяся медлительностью, не утратила своего мастерства и опыта, и блюда у нее до сих пор получались восхитительными. Клайд, грустно вздохнув, отодвинулся на стуле от стола.

– В мои лета человек уже не может справиться с таким обилием пищи, – произнес он. – Учти это, Ларри, и помни, когда станешь таким же старым, как я. Судя по тому, как ты управляешься со своей едой, похоже, тебя следует предупредить.

Веселый смех Ларри дал понять деду, что мальчик понял его, однако дедушка шутил, даже когда намеревался говорить абсолютно серьезно. Крепко обняв деда, Ларри вырвался от Тьюди и с веселым криком куда-то убежал. Клайд с любовью посмотрел ему вслед и повернулся к Джеку.

– Кофе принеси в игорную залу. Зажги дрова в камине и печное отопление. Днем-то было жарковато, но, похоже, сейчас порядком похолодало… Пока я не жду мистера Бушрода, поскольку он должен прийти примерно через час, но, когда придет, передай, что я ожидаю его.

– Я уже зажег камин, сэр. Мне показалось, что вам этого захочется.

В игорной зале было благодатно тепло. Все вокруг умиротворяло и радовало душу: уютное потрескивание поленьев весело смешивалось с мурлыканьем тяги печного отопления. Огромная центральная лампа-жирандоль была зажжена и отрегулирована так, что свет падал только на карточный стол, остальная комната оставалась погруженной в полутьму. Клайд в превосходном расположении духа уселся в кресло напротив камина и блаженно вытянул ноги. На сервировочный столик возле него Джек поставил поднос с небольшим кофейничком, вазочку с колотым сахаром, графин с бренди и светло-желтую кружку, которую Клайд тут же наполнил ароматным горячим напитком. Затем на кофейной ложечке он пропитал бренди кусочек сахару. Джек щепочкой поворошил угли и, когда щепочку охватило пламя, поднес крошечный костерок к сахару. Голубое пламя тут же заиграло наверху кусочка, а потом охватило его по краям и заплясало в ложечке. Клайд держал этот факел до тех пор, пока сахар не опал, превратившись в булькающий сироп, и только тогда опустил его в кофе, размешал ароматную смесь и с явным удовольствием сделал глоток.

– Сегодня ночью только одну порцию, – повернулся он к Джеку. – Однако будь на кухне и жди, даже после прихода мистера Бушрода. Возможно, позднее ты мне понадобишься.

Его и без того превосходное настроение все улучшалось. И не имеет значения, что скоро придет Бушрод, напротив, теперь у Клайда это настроение надолго, и он страстно ожидал начала игры. Он сразу понял, что, какие бы методы игры ни задумал его пасынок, он должен был принять меры предосторожности для их удачного воплощения еще до того, как бросил вызов отчиму. Если бы Бушрод этого не сделал, он не разговаривал бы с Клайдом так уверенно и дерзко. Пока что тщательное изучение карт и фишек, хранившихся в инкрустированной шкатулке, не выявило ничего необычного. Карты были теми же, из колод «Пароход и Конгресс», которые Клайд всегда хранил там, и большинство колод совершенно новые, с нетронутыми гербовыми марками. Итак, с этим покончено.

Тщательный осмотр комнаты Бушрода также не обнаружил чего-либо подозрительного. Свертка, на который Клайд случайно натолкнулся по возвращении из Нового Орлеана, на месте не было; однако этого и следовало ожидать. Несомненно, Бушрод взял колоды с собой, когда отправился в Доналдсвилл на бал, собираясь ночь и следующий день провести с Нейкинзами и их кузинами с соседней плантации. И этот временной интервал, безусловно, в значительной степени будет посвящен покеру. Однако здесь, в Синди Лу, Бушрод готовился к самой важной игре в своей жизни… Так что же все-таки он приготовил?

Ответ на эту головоломку был настолько прост, что Клайд поразился, как он не нашел его сразу, а ведь до этого он провел бессонную ночь, беспокойно и раздраженно ворочаясь под одеялом, проклиная свою неспособность найти разгадку этой тайны, которую вдруг так внезапно раскрыл: ну, конечно же, обнаруженный им сверток с колодами не единственный в доме! Должен быть по меньшей мере еще один, а возможно, и несколько, откуда Бушрод и достанет колоду для игры с Клайдом. Он был слишком проницателен, чтобы не догадаться: отчим наверняка заподозрит, что он может принести такую колоду в игорную залу в самый последний момент. Крапленые карты должны быть уже здесь и лежать так, чтобы Клайд, сам того не зная, невольно ввел бы их в игру. Однако он внимательно изучил содержимое шкатулки – все, казалось, было в полном порядке. Погоди-ка!.. Казалось… Казалось, было… Так, значит, что-то должно быть!

Клайд поспешно оделся, снова вернулся в игорную залу, опять достал из инкрустированной шкатулки нераспечатанную колоду и, нахмурившись, вперился взглядом в неповрежденную гербовую марку, запечатывающую колоду. Затем он аккуратно подковырнул ее ногтем, извлек содержимое и осторожно приподнял перочинным ножом клапаны вощеной упаковки, в которую завернуты колоды. Одного мимолетного взгляда ему хватило, чтобы понять: самые обычные решетчатые «рубашки» были помечены знакомым узорчиком, так что любой, кому известен ключ, мог прочесть ценность каждой карты по «рубашке» так же просто, как и по ее лицевой стороне. Но как же нетронутая правительственная печать?.. Ну, конечно! У Бушрода наверняка имеются фальшивые (а может быть, и украденные) гербовые марки, чтобы заменить ими порванные, после того как он пометит колоду и запечатает ее в подлинные упаковки «Парохода и Конгресса». М-да, старинная уловка!

Что ж, кто предостережен, тот вооружен! Опытный игрок, зная о крапленых картах, используемых против него, сможет их прочесть так же, как и некрапленые, и имеет потрясающее преимущество перед шулером, который и понятия не имеет об осведомленности намеченной им жертвы. Клайд размышлял о том, что же намеревался предпринять Бушрод при решающей сдаче. Крапленые карты были уже уложены, как и крапленая колода. И Бушрод сдаст эту сдачу. Он должен сбросить подтасованные карты для себя, чтобы произвести фальшивую перетасовку, будучи готовым подменить подсъем[7]7
  То, что подснимают.


[Закрыть] Клайда, когда будет собирать карты. Клайд сделал две покерные сдачи с верха подмененной колоды и перевернул эти карты. Ну, конечно, так оно и есть! «Полный дом»[8]8
  Комбинация в покере.


[Закрыть] – три дамы и две четверки. Это предназначалось Клайду. Бушрод получил бы сдачу в виде двух королей, двух десяток и бубновой пятерки. Очевидно, он полагал, что Клайд не возьмет прикупа. И тогда Бушрод возьмет его. Итак, он сбросит пятерку бубен и получит… Клайд щелчком перевернул следующую карту… Третий король. Таким образом, три короля и две десятки Бушрода перебьют трех дам и две четверки Клайда. Все это старо, как мир, однако простофили по-прежнему покупаются на подобные приемы.

Клайд быстро «перелистал» колоду, чтобы вытянуть четвертую даму, находившуюся очень далеко внизу, под аккуратно уложенными сдачами. Принеся карту к себе в кабинет, он вставил в ручку тончайшее стальное перо и разбавил водой несколько капель красных чернил. Перевернув карту решетчатой «рубашкой» вверх, он приступил к работе с помощью лезвия ножа и ручки. Дело продвигалось медленно, ведь за один раз ему удавалось сделать не больше одного укола лезвием или ручкой. Но по окончании работы отметки на «рубашке» дамы треф превратили ее в четверку; и хотя глаза Клайда очень устали, они блестели радостным огоньком, когда он вернулся в игорную залу и подменил этой дамой одну из двух четверок, предназначенных для него.

Он оставил колоду в том же виде, в каком обнаружил, снова запечатав ее первоначальной пергаминовой оберткой, которую заклеил каплей гуммиарабика из бутылочки, стоящей у него на письменном столе. Аккуратно вложив карты в их плоскую коробочку, он не мог восстановить порванную гербовую марку. Однако это не имело очень большого значения, поскольку Бушроду наверняка потребуется новая колода, и он попросит Клайда достать ее из шкатулки, иначе ему просто не было смысла заменять крапленые колоды на подлинные, которые находились на полочке. И вот, положив колоду на ее полочку, Клайд через задний коридор вышел в садик при кухне, где на верхушке изящного столбика висел колокольчик. Он резко дернул за шнур, и, только колокольчик зазвенел, Клайд увидел стремительно направляющегося к нему помощника конюха.

– Запряги в кабриолет Корицу и Сахар, – приказал Клайд. – И не важно как, но сделай это побыстрее.

Какая жалость, думал он, ожидая кабриолет, что ему не с кем поделиться этой редкой шуткой. Ага, значит, Бушрод не позволит, чтобы кто-нибудь надул его, так? Он принял поводья из рук маленького негритенка, смерил одобрительным взглядом тонкие колеса кабриолета и отправился по направлению хижины Ма Лу и «Гранд-отеля» Пьера Маре.

* * *

Но все это было несколько часов назад, а сейчас он сидел в огромном кресле, умиротворенно глядя на тлеющие угольки и с несказанным наслаждением попивая кофе. Он остался сидеть, когда в залу вошел Бушрод.

– Привет! Ох, какой холод стоит на реке! – воскликнул тот, протягивая озябшие руки к гостеприимному теплу, исходящему от каминной решетки. – Нейкинзы устроили обед на открытом воздухе, и из-за ветра я продрог до мозга костей.

– Хочешь кофе?

– Нет, благодарю. Но добрый глоток даже самого дрянного джина был бы королевским средством от гриппа.

Клайд указал на бар розового дерева.

– Полагаю, ты найдешь там все, что тебе нужно, – проговорил он. – Кстати, коли тебе нездоровится, я не стану возражать, чтобы мы отложили игру до тех пор, пока…

– Нет, черт подери! – Бушрод залпом осушил стакан бурбона и причмокнул от удовольствия. – Неси карты и фишки.

Клайд поднялся, поставил на стол шкатулку с картами, поднял крышку и начал отсчитывать фишки.

– На мой взгляд, двух сотен долларов будет вполне достаточно, – предложил он только для того, чтобы посильнее завести Бушрода. – Разумеется, я имею в виду – для разминки. Вероятно, один из нас разыграет «победителю-достается-все» еще до того, как фишки израсходуются.

С этими словами Клайд вытащил из внутреннего кармана сюртука потрепанное портмоне свиной кожи и извлек оттуда сложенный листок бумаги.

– Здесь заявление, по всей форме, – сказал он. – То есть деньги, выплаченные на счет Лоуренса Винсента от плантации Синди Лу, от продажи, ренты, урожаев, выплаченные непосредственно ему или его воспитателю во время его несовершеннолетия; сумма в размере одной трети от каждой выплаты в течение семи дней будет передана Бушроду Пейджу либо его поверенному. – И Клайд через стол бросил документ Бушроду, который, коротко изучив его, пожал плечами.

– Я и ожидал, что документ будет выглядеть вполне логично, – заметил он. – Не начать ли нам нашу вечеринку?

– Начнем, когда у меня будет твое письменное согласие, – ответил Клайд, по-прежнему стоя. – Пусть ставки находятся на столе. До тех пор, пока перед тобой не будет документа и фишек, мы не дотронемся до карт.

– Да какого черта тебе тревожиться? Разве я смогу тебя надуть в таком деле?

– Ничего не знаю. Получается, тебе нечего предъявить мне. На этом, джентльмены, игра закончена, так? На этот раз публику здесь представляю я один. Принеси из кабинета все необходимое для документа – бумагу, чернила, ручку – и составь мне подписанное заявление, что ты подтверждаешь имущественную несостоятельность твоей матери на момент ее смерти, а также отказ от прав на участок возле ручья. Вот когда ты положишь эти документы вместе с твоими фишками на стол, тогда мы и начнем играть. Но не раньше. И мы не станем играть твоими картами. Я специально съездил к Маре и купил новую колоду. По-моему, вряд ли стоит спрашивать, почему я не доверяю тебе. Ответ прост: не доверяю и не доверял, черт побери! И не буду доверять никогда, ибо это все равно, что носить воду решетом.